Вилла «Аркадия» Мойес Джоджо

– Все эти годы я на него обижалась.

– На Джо?

– За то, что он не ты. – Голос ее слегка охрип.

– Знаю. Селия ничего не могла поделать, но она… – Он умолк, видимо, не захотел проявить неверность.

У него, как и прежде, были белые волоски. Теперь их труднее увидеть среди седых, но она увидела.

– Знаешь, а ведь она тебе писала. Несколько раз. После того как ты уехала. Но так и не отослала письма. Мне кажется, для нее это было… гораздо тяжелее, чем мы догадывались… Я, наверное, тоже не проявил понимания. – Он повернулся к ней. – Я храню их дома. Ни одного не открыл. Могу отослать тебе, если хочешь.

Она ничего не ответила. Не знала, готова ли услышать голос Селии. И будет ли готова когда-нибудь.

– А ты так и не написал, – сказала она.

– Я решил, что не нужен тебе. Что ты передумала.

– Как тебе такое в голову пришло? – Она снова превратилась в юную девушку, раскрасневшуюся от отчаянной несправедливости.

Он потупился. На горизонте скапливались грозовые облака.

– Ну да, позже я все понял. Я многое понял потом. – Он снова на нее посмотрел. – Но к тому времени я уже знал, что ты вышла замуж.

Мимо шли люди, освещенные заходящим солнцем, они устало размахивали загорелыми руками, наслаждаясь редким сочетанием жары и английского пляжа. Гай и Лотти сидели рядом и молча смотрели на их удлиняющиеся тени, слушая тихий плеск волн. А вдали, на горизонте, сверкнула молния.

– Что мы наделали, Гай! Что мы наделали с нашими жизнями!

Он взял ее руку в свою. Она перестала дышать. Он заговорил, и его голос звучал уверенно:

– Никогда не поздно, Лотти.

Они смотрели на море, пока солнце окончательно не скрылось за их спинами, чувствуя наступающую вечернюю прохладу. Осталось слишком много вопросов, а ответов на них – слишком мало. С возрастом приходит понимание, что не все нужно произносить вслух. В конце концов Лотти повернулась к нему и посмотрела в лицо, каждая черточка которого рассказывала почти все, что нужно знать о любви и потере.

– Это правда, – прошептала она, – что у тебя никогда не было детей?

Позже по крайней мере один из отдыхающих, которые возвращались с пляжа небольшими компаниями, заметил, что не часто видишь, как пожилая женщина, закрыв лицо руками, бурно рыдает, словно ребенок.

Дейзи долго ехала в темноте, освещенной сначала фонарями двухрядного шоссе, а затем только фарами маленького авто, когда петляла среди сельских дорог, временами бессознательно проверяя в зеркале заднего вида, как там спит малышка. Ехала она медленно, методично, из-за дождя, но не думала, куда едет. Остановилась только один раз заправиться и выпить чашку горького кофе, но лишь обожгла язык и, вместо того чтобы взбодриться, еще больше разнервничалась.

Ей не хотелось возвращаться в «Аркадию», успевшую превратиться в чужой дом. Там наверняка уже разместились первые постояльцы, заполнив комнаты шумом, болтовней и топотом. Она не хотела возвращаться туда со спящим ребенком и объяснять кому-то про Джонса, Даниеля и собственную роль во всей этой неразберихе.

Она даже поплакала немного, в основном от усталости – все-таки тридцать шесть часов на ногах, почти без сна, но и от удручающего сознания, что праздник подошел к концу, а вместе с ним и ее пребывание там, а также от последствий шока, наступающего при любом столкновении с насилием. А еще потому, что мужчина, так много значивший для нее, снова оказался недосягаемым: и разбитый нос, и огорчение, и проваленный праздник, превратившийся в фарс, – все как нарочно лишало ее последнего шанса выразить свои чувства.

Дейзи направила машину на придорожную парковку, покрытую гравием, и плавно остановилась, прислушиваясь к стуку дождя по крыше и поскрипыванию дворников по стеклу. Далеко внизу она разглядела изгиб побережья, а дальше, в море, первые проблески рассвета.

Положив руки на руль, она опустила на них отяжелевшую голову. За все часы, проведенные в больнице, они едва перебросились несколькими словами. Она сидела достаточно близко, чтобы чувствовать, как он ерзает на стуле, их руки соприкасались, и в какой-то момент она почти задремала, невольно уронив голову ему на плечо. Тем не менее они не разговаривали, только иногда он просил кофе или в очередной раз повторял, чтобы она ехала домой.

Я была совсем рядом, думала она. Могла до него дотронуться. Слышала его дыхание. Но больше этого не будет.

Дейзи на секунду замерла. Потом вскинула голову, вспомнив, что ей однажды сказала Камилла.

Она слышала его дыхание. И сразу поняла, что сердце его бьется учащенно.

Дейзи громко выдохнула, резко повернула ключ зажигания, затем бросила взгляд назад и так стремительно развернула машину, что мокрые колеса заскользили по гравию.

Перед отделением скорой помощи стояли беспорядочно припаркованные три машины, а между ними суетились люди в светящихся жилетах, которые осторожно перетаскивали подопечных на носилки, кресла-каталки и увозили, низко склонив головы, чтобы обсудить что-то. Одна из машин не выключила сирену, и та оглушительно гудела. Ей не мешал ни ливень, ни гул других машин. Дейзи ловко маневрировала, стараясь отыскать парковочное место и поглядывая в зеркало на своего ребенка, который даже не шелохнулся. Уставшая Элли продолжала спать, не обращая внимания на шум.

И тут, окончательно растерявшись, не понимая, зачем сюда вернулась, она подняла глаза и сквозь мутное стекло увидела его: высокая, слегка сутулая фигура решительно направлялась сквозь дождь к стоянке такси. Дейзи выждала долю секунды, чтобы удостовериться, затем распахнула дверцу машины и, не обращая внимания на ливень и оглушительный вой сирены, побежала по двору, где скользя, где спотыкаясь, пока не оказалась прямо перед ним.

– Стой!

Джонс остановился. Щурясь, он явно пытался разглядеть, действительно ли это она. Его рука неосознанно поднялась к лицу, прикрывая толстую марлевую повязку.

– Ты больше мне не босс, Джонс, – прокричала она, стараясь перекрыть вой сирены и дрожа от холода в своем измятом вечернем платье, – поэтому нечего приказывать. И отсылать меня домой. – Это прозвучало злее, чем она хотела.

Он выглядел потерянным, бледным.

– Прости, – сказал он чуть хрипловато. – Мне не следовало… Просто я не хотел, чтобы ты… видела меня таким. Лежащим на спине, с разбитым лицом…

– Ш-ш-ш. Помолчи минуту. Я не желаю об этом говорить. Я всю ночь провела за рулем, и мне нужно тебе что-то сказать, а если я сейчас остановлюсь, то вообще ничего не скажу. – Она едва ли не бредила от усталости, в ушах стучало, по лицу текли капли дождя, смешиваясь со слезами. – Я знаю, что тебе нравлюсь! – прокричала она. – Быть может, ты сам этого еще не понимаешь, но я понимаю. Потому что, если не считать того, что мы все время наносим друг другу увечья, и того, что мы много спорим, и того, что я, наверное, лишила тебя лицензии, о чем действительно сожалею, мы подходим друг другу. Мы хорошая команда. – Он собрался что-то ответить, но она не позволила, подняв руку; сердце ее колотилось уже где-то в горле, и ей было не важно, как она выглядит. Утерев слезы, она пыталась собраться с мыслями. – Послушай, у меня за плечами прошлое. Я понимаю, что не совсем соответствую твоему представлению о том, кто тебе нужен. У меня ребенок и все такое прочее, но у тебя за плечами тоже свое прошлое. Бывшая жена, например, расставание с которой ты до сих пор болезненно переживаешь, и целая толпа женщин, с которыми ты переспал, а они до сих пор на тебя работают, что, по правде говоря, меня совсем не устраивает. К тому же ты женоненавистник, и мне это тоже не нравится.

Он хмурился, пытаясь понять, и прикрыл глаза одной рукой, чтобы видеть ее сквозь дождь.

– Джонс, я устала. Мне самой не нравится то, что я собираюсь сказать. Но я все продумала. Да, лебеди образуют пары на всю жизнь. Но это единственный вид, как ни крути. Верно? Да и как они могут знать, если выглядят все одинаково?

Сирена перестала выть. Или, быть может, машина уехала. И внезапно они остались только вдвоем посреди парковки, под проливным дождем. Она стояла перед ним и видела его глаза, которые смотрели прямо на нее. В них отражалась боль и, возможно (вот именно – возможно), понимание.

– Я не могу так дальше, Джонс, – сказала она срывающимся голосом. – У меня в машине спит ребенок, и я слишком устала, чтобы продолжать разговор, к тому же я не могу объяснить, что чувствую.

Боясь, что передумает, она протянула руки, зажала его лицо мокрыми ладонями и поцеловала.

Он наклонил голову, и она почувствовала его губы на своих, когда он притянул ее к себе, облегченно вздохнув. Она расслабилась, напряжение исчезло, а вместо него пришла уверенность, что так и надо. Она вдохнула запах больницы, приставший к его коже, и ей сразу захотелось защитить его, окружить коконом. Но тут резко и без всякого предупреждения он отстранил ее от себя на длину руки.

– Что? – опешила Дейзи, а сама подумала, что больше этого не перенесет. После всего, что было.

Джонс со вздохом поднял глаза к небу, потом взял ее руку в свои. Ладони у него оказались мягче, чем она ожидала.

– Прости, – прорычал он, виновато улыбаясь. – Ты даже не представляешь, как мне жаль, Дейзи. Но я не могу целоваться и дышать одновременно.

Большой белый дом был тих, как в тот день, когда Дейзи впервые сюда приехала. Основной персонал разместился в квартирах над гаражом, а его автомобили стояли на гравийной дорожке; сквозь окна виднелась тихая, начищенная до блеска кухня, где не гремели тарелками и подносами. Если не считать хруста гравия под ногами, тишину нарушали лишь пение птиц, тихий шепот ветра в соснах и далекий плеск волн где-то внизу.

Джонс отдал Дейзи ключи от черного хода, и она, несколько отупев от недосыпания, долго возилась со связкой, пока искала нужный. Джонс зорко поглядывал на спящего ребенка у себя на руках. Наконец Дейзи справилась с замком, и они вошли в спящий дом.

– К тебе, – прошептал он, и они тихо пошлепали по коридору, затем поднялись по черной лестнице, слегка наталкиваясь друг на друга, словно пьяницы, вернувшиеся домой после веселой ночи.

Вещи Дейзи были аккуратно разложены по сумкам и коробкам. Только детская кроватка и несколько перемен одежды, оставшиеся после предыдущего дня, до сих пор лежали неупакованные – свидетельство того, что когда-то это был не просто номер в отеле, а нечто большее. Всего двадцать четыре часа назад вид багажа наводил на Дейзи панику, заставляя чувствовать свое одиночество. Теперь же он пробудил в ней радостное ожидание, обещание новой жизни и новых возможностей.

Она тихонько прикрыла за собой дверь и взглянула на мужчину, который шел впереди. Джонс медленно пересек комнату, бормоча что-то спящей Элли и прижимая ее к груди. Он осторожно опустил ее в кроватку, стараясь не потревожить, отнял руки, а Дейзи накрыла ребенка легким одеяльцем. Девочка даже не шелохнулась.

– Это все, что ей нужно? – прошептал он.

Дейзи кивнула. Они постояли несколько секунд, глядя на спящего ребенка, потом она взяла его за руку и потянула к кровати, оставшейся неубранной со вчерашнего утра.

Джонс сел, снял пиджак, открыв смятую, запачканную кровью рубашку, скинул туфли. Дейзи стянула вечернее платье одной рукой через голову, ничуть не стесняясь, что после родов на теле остались растяжки и лишний жир, что особенно видно при резком утреннем свете. Она надела старую футболку и забралась в кровать, прошелестев покрывалом.

Сквозь раскрытое окно проникали теплые ароматы соленого летнего утра, шторы мягко покачивались от ветра. Джонс повернулся к ней лицом, глаза его совсем почернели после бессонной ночи, скулы заросли щетиной, и все же лоб разгладился от морщин. Он смотрел на нее не мигая, взгляд его смягчился, и он поднял руку, чтобы коснуться ее голой кожи.

– Ты выглядишь прекрасно, – раздалось из-под марлевой повязки.

– А ты нет.

Они сонно улыбнулись друг другу.

Он прижал палец к ее губам, а она, не сводя с него глаз, подняла забинтованную руку и легко коснулась его лица, позволив себе сделать то, что очень давно хотела: очень нежно, кончиком пальца тронула его забинтованный нос.

– Болит? – пробормотала она.

– Ничего не болит, – сказал Джонс. – Абсолютно ничего.

И с довольным вздохом он притянул ее к себе, обнял, спрятав лицо там, где шея переходит в плечо. Она ощутила мягкие волосы и колючий подбородок, прикосновение его губ, вдохнула слабый запах антисептика. На секунду в ней вспыхнуло желание, но почти сразу его вытеснило более приятное чувство, дарящее покой: чувство защищенности. Она прильнула к нему, ощутив, что он тяжелеет, погружаясь в дремоту, и тогда наконец, чувствуя ровный стук его сердца, Дейзи заснула.

Над Мерхемом прошел дождь, оставив на тротуарах серебристые лужицы, отливавшие в часы рассвета розоватым и голубым. Хэл размеренно шагал по воде, направляя свою подопечную к воротам.

Первым их увидел Ролло, выскочил из-под кофейного столика и с лаем бросился к двери. Камилла, вздрогнув, проснулась, неловко поднялась с дивана, на ощупь нашла свою тросточку и пошла за псом. Но Ролло оказался не самым бдительным. Не успел Хэл дойти до ворот, как его тесть уже до середины спустился с лестницы. Потом он вышел из открытых дверей и молодой пружинистой походкой направился по тропе мимо Хэла, который отошел в сторону, прямо к своей усталой жене. Все молчали. Хэл поднялся на крыльцо и под птичье пение обнял Камиллу, радуясь возможности почувствовать, что она рядом после бесконечно долгой ночи. Она прошептала вопрос, и он кивнул в ответ, совсем рядом с ее головой, чтобы она почувствовала.

Потом Камилла отступила на шаг, сжав его руку.

– Мы, пожалуй, пойдем, па! – выкрикнула она. – Если только ты не хочешь, чтобы мы остались.

– Как хотите, дорогая, – сдержанно отозвался Джо.

Камилла собралась уйти, но Хэл удержал ее. Они так и остались стоять на пороге, в ожидании, прислушиваясь. В нескольких шагах от них Джо стоял перед женой, как старый боксер. Хэл заметил, что его руки, сложенные за спиной, подрагивали.

– Ты, наверное, хочешь выпить чая? – спросил он.

– Нет, – ответила Лотти, убирая волосы с лица. – Я только что напилась чая в кафе. С Хэлом. – Она бросила взгляд за его спину, увидела два чемодана в холле. – Что это?

Джо на секунду закрыл глаза. Выдохнул. Словно собирался с силами.

– Ты никогда прежде так на меня не смотрела. За все сорок лет нашего брака.

Лотти не отвела взгляда:

– Но ведь теперь смотрю.

Они постояли какое-то время, глядя друг на друга. Потом Лотти сделала два шага и взяла его за руку:

– Я подумала, что пора снова взяться за рисование. Может быть, мне даже понравится.

Джо нахмурился, глянув на нее так, словно она потеряла разум.

Лотти потупилась:

– Во время твоего глупого круиза ты ведь не заставишь меня играть в бридж? Терпеть не могу играть в бридж. Но я не против немного порисовать.

Джо смотрел на нее округлившимися глазами. Потом попробовал что-то сказать:

– Ты же знаешь, я бы никогда… – Голос его осекся, и он на минуту отвернулся от всех, втянув голову в плечи.

Лотти сникла, и Хэл, внезапно ощутив неловкость, отвел взгляд, крепче сжав руку Камиллы.

Джо быстро пришел в себя. С сомнением взглянул на жену, но потом все-таки сделал шаг и обнял ее за плечи. Она прильнула к нему, и они вместе медленно двинулись к дому.

Пора сделать его счастливым, сказала она Хэлу, когда он нашел ее у пляжных домиков, где она одна встречала рассвет. Ей было достаточно узнать, что Гай всегда любил ее, что они могли бы быть вместе.

– Не понимаю, – сказал тогда Хэл. – Он же был любовью вашей жизни. Даже я увидел это.

– Да, был. Но сейчас я могу его отпустить, – просто ответила она.

И хотя Хэл мог описать своей незрячей жене все, что угодно, он с трудом подбирал слова, рассказывая, как лицо Лотти, на котором отпечатались годы тоски и горя, вдруг разгладилось.

– Пока мы здесь сидели и разговаривали, я поняла, что попусту потратила все эти годы. Тосковала по тому, которого не было, когда следовало любить Джо. Он хороший человек, сам знаешь.

Двое ловцов омаров разгружали свои лодки, ловко перебрасывая улов через борт. Вдоль пляжа потянулись первые хозяева собак со своими подопечными, оставляя извилистые следы на песке.

– Он знал. Всегда знал. Но ни разу меня не упрекнул.

Потом она взглянула на своего зятя, поднялась и, убрав с лица седеющую прядь, робко улыбнулась, совсем как девочка:

– Думаю, пора моему Джо обзавестись женой. Как считаешь?