Вилла «Аркадия» Мойес Джоджо
Какое-то время они ели молча. Справа от них пара шепотом спорила о чем-то. Камилла не поворачивала к ним голову, улавливая напряжение в голосе женщины. Подошел официант, подлил ей вина в бокал.
– Утка выглядит аппетитно, – сказал Хэл и чуть переместился, чтобы крепче надавить ей на ногу.
– Да, – кивнула она. – Да, ты прав.
Кейти не спала, когда отец заглянул к ней в комнату. Она читала потрепанную книжку в мягкой обложке, и уже не в первый, а в третий раз. В последнее время она отказывалась читать что-то новое, просто перечитывала четыре или пять любимых книг по кругу, несмотря на то что знала, чем они закончатся, а некоторые абзацы даже помнила наизусть.
– Эй, привет, – сказал он тихо.
Она оторвалась от книги, подняв к нему ясное, бесхитростное личико. Глядя на свою восьмилетнюю красавицу, он всякий раз начинал переживать по поводу будущих обид и разбитых сердец.
– Тебе давно пора спать.
– Хорошо провели вечер?
– Чудесно.
Она, видимо, успокоилась, закрыла книгу и позволила подоткнуть со всех сторон одеяло.
– А завтра мы едем в Керби?
– Да, если все еще хочешь.
– Мама с нами поедет?
– Нет. Она хочет, чтобы мы с тобой хорошо повеселились.
– Но она не против?
– Конечно не против. Ей нравится, что у тебя появляются новые друзья.
Кейти тихо лежала, пока отец гладил ее по головке. В последнее время он часто так делал, просто радуясь возможности приголубить дочку в любой вечер, когда захочет.
Девочка заерзала, повернулась к отцу, нахмурив бровки:
– Папа…
– Да?
– Помнишь, когда ты ушел…
У него сжалось сердце.
– Да?
– Тебе надоела мама, потому что она не видит?
Хэл уставился на детское одеяльце с розовыми смешными котятами и цветочными горшками, потом опустил ладонь на руку дочери. Она накрыла ее второй рукой и пожала.
– Что-то вроде этого, милая. – Он помолчал, потом тяжело вздохнул. – Но дело не в маминых глазах. Совсем не в маминых глазах.
11
Традиционные курортные города снова вошли в моду. Она прочла об этом в одном из цветных приложений, в нескольких журналах по интерьерам, а также в «Индепендент», посвятившем этой теме очерк. После нескольких десятилетий, когда удовольствия от ветровок, бутербродов с песком и пятнистых посиневших ног заменили лосьонами для загара и дешевыми турами «Все включено», тенденция снова начала понемногу меняться, и семьи, в особенности молодые, возвращались теперь к традиционному отдыху в прибрежных городках, стараясь поймать мифическую наивность своей юности. Те, кто побогаче, расхватывали полуразвалившиеся коттеджи или бунгало, остальные же скупали пляжные домики, отчего цены на них взвились до заоблачных высот. Сидмут вместо Сан-Тропе, Аликанте, замененный Олдебургом… Все, кто что-нибудь собой представлял, теперь прогуливались по якобы нетронутому цивилизацией приморскому городку, обедали в семейных рыбных ресторанах и восхваляли радости доброго старого ведерка с совочком.
Только вот Мерхему никто почему-то об этом не сказал. Дейзи, медленно проезжая по маленькому городку с заполненным доверху багажником, куда она еле втиснула детскую коляску, высокий стульчик и несколько мешков для мусора, набитых одеждой, разглядывала пыльную лавку, где продавалось все для вязания, супермаркет, торговавший уцененными товарами, церковь адвентистов седьмого дня и внезапно испытала дурное предчувствие. Никакого сравнения с Примроуз-Хилл. Даже залитый молочно-ярким светом весеннего солнца городок казался поблекшим и усталым, застрявшим в непривлекательном безвременье, где все смелое и красивое обречено быть заклейменным как нежелательное и вычурное.
Она остановилась на перекрестке. Две пожилые женщины прошаркали мимо, одна из них тяжело навалилась на магазинную тележку, тем временем вторая громко сморкалась в яркий носовой платок, а на голове у нее красовался прозрачный пластиковый шлем, придавивший волосы.
Пятнадцать минут Дейзи колесила по городу в поисках дома и за это время увидела всего двух человек не пенсионного возраста. Контора по продаже автомобилей рекламировала в первую очередь сделки, предлагавшие «мобильность» людям с физическими недостатками, а единственный попавшийся ей на глаза ресторан влез между магазинчиком слуховых аппаратов и сразу трех выстроившихся в ряд благотворительных лавок, демонстрировавших на витринах унылые трофеи: допотопную посуду, мужские брюки больших размеров и никому не нужные симпатичные игрушки. Единственное, что примиряло с этим городом, насколько могла судить Дейзи, – бесконечный пляж с осыпающимися волнорезами и ухоженный городской парк во всем своем древнем великолепии.
Увидев мужчину с маленькой девочкой, Дейзи опустила стекло и позвала:
– Прошу прощения!
Он поднял на нее взгляд. Одежда выдавала в нем относительно молодого человека, но лицо за очками с тонкой оправой выглядело изможденным, преждевременно состарившимся.
– Вы местный?
Он взглянул на маленькую девочку, которая держала коробку с батарейками, отчаянно пытаясь достать оттуда одну.
– Да.
– Не могли бы вы подсказать, где здесь вилла «Аркадия»?
Он слегка дернул головой, услышав знакомое название, и присмотрелся к Дейзи внимательнее.
– Вы, наверное, дизайнер?
О боже, видимо, правду говорят об этих городках. Ей удалось улыбнуться.
– Да. Во всяком случае, буду, если сумею отыскать дом.
– Он недалеко. Вам нужно свернуть направо, доехать до кольцевой развязки, а дальше по дороге вдоль парка. Она проходит по утесу. Последний дом, до которого доберетесь.
– Спасибо.
Девчушка дернула отца за руку.
– Па… – нетерпеливо заныла она.
– Думаю, вас там ждет предыдущий хозяин. Удачи, – добавил мужчина и, неожиданно улыбнувшись, ушел, прежде чем она успела спросить, откуда он это знает.
Дом все компенсировал. Она это поняла сразу, как только его увидела: широкий, белый, с необычными углами, и почувствовала вспышку восторга, удовольствие от нового холста, стоило ему развернуться перед ней на вершине крутой дороги. Он оказался больше, чем она ожидала, длиннее и ниже, с несколькими рядами иллюминаторов и квадратных окон, смотрящих на мерцающее море. Элли крепко спала, устав от дороги, поэтому Дейзи открыла дверцу, отлипла от синтетического сиденья и ступила на гравий. Вся усталость и онемелость в теле улетучились, как только она охватила взглядом современный силуэт, смелые резкие углы здания, вдохнула свежий соленый воздух. Ей даже не нужно было заходить внутрь: дом казался огромным осколком скалы на фоне океанской бухты, под широким небесным сводом. Она и так знала, что просторные комнаты залиты светом. Даниель в свое время сделал фотографии, привез их, когда она сидела дома с маленькой Элли, и она успела поработать по ночам, кое-что придумать, набросать первоначальные эскизы. Но фотографии не отдавали ему должное: в них не было даже намека на его минималистскую красоту, строгий шарм, а планы, которые у нее были, сразу показались робкими, слишком приземленными.
Она оглянулась, проверила, спит ли Элли, и легко сбежала вниз, к открытым воротам, которые вели в сад. Мощенная плиткой и заросшая лишайником терраса с облупившейся побелкой, затем несколько ступеней с нависшей над ними сиренью, а дальше – выход на пляж. Легкий морской ветер что-то задумчиво шептал в ветвях двух сосен, целая колония перевозбужденных воробьев время от времени вылетала из непомерно разросшегося боярышника, служившего изгородью, и тут же ныряла обратно.
Дейзи осматривалась вокруг, уже полная идей, которые быстро появлялись и тут же сменялись другими под влиянием новой увиденной особенности, необычного сочетания пространства и линий. Она на секунду вспомнила о Даниеле, о том, что это когда-то был их совместный проект, но тут же отогнала эту мысль. Она сумеет справиться только в том случае, если будет относиться ко всему как к новому старту, а еще, как заметила Джулия, если возьмет себя в руки. Дом ей в этом поможет. Она прошла вдоль стен, заглядывая в окна, рассматривая его под разными углами, видя его потенциал, скрытую красоту. О боже, а ведь она смогла бы сделать из этого дома чудо. С таким перспективным объектом ей еще не доводилось работать. Она превратит его в нечто, что украсит страницы самых престижных журналов, в прибежище для любого, кто имеет представление, что такое стиль. «Дом сам себя спроектирует, – подумала она. – Он уже говорит со мной».
– Пытаетесь развить ей легкие?
Дейзи обернулась и увидела Элли, заплаканную, икающую, на руках у маленькой пожилой женщины со строгой седой стрижкой.
– Простите? – Она сделала несколько шагов навстречу.
Женщина передала ей Элли, звякнув толстыми браслетами на запястьях.
– А я уж было решила, что вы хотите сделать из нее оперную певицу, раз позволяете так орать.
Дейзи нежно провела рукой по щечкам Элли, где слезки уже подсыхали. Дочка наклонилась вперед, уткнулась личиком в маму.
– Я ее не слышала. – Дейзи принялась неловко оправдываться. – Я вообще ничего не слышала.
Женщина посмотрела мимо них на море, шагнув вперед.
– Мне казалось, что в наши дни все мамочки до безумия боятся, как бы у них не украли младенца. Боятся оставить ребенка даже на минуту. – Она бросила равнодушный взгляд на Элли, которая теперь ей улыбалась. – Сколько ей? Четыре-пять месяцев? А у вас, как вижу, все наоборот. Вам все равно, что они суют себе в рот, лень пройти десять шагов – для вас лучше проехать их на машине, а потом бросить ребенка у черта на куличках. Не вижу в этом смысла.
– Вряд ли мы сейчас находимся у черта на куличках.
– Отдаете младенцев няням, а затем жалуетесь, когда дети к ним привязываются.
– У меня нет няни. И я не специально ее оставила. Она спала. – У Дейзи зазвенел голос от слез; в последние дни они только и ждали, как бы пролиться.
– Ладно. Вам нужны ключи. Джонс, или как там он себя называет, сможет сюда выбраться только в середине недели, поэтому он попросил меня помочь вам устроиться. Я оставила для вас старую кроватку моей внучки – она хоть и с трещинами, но все еще крепкая. В доме найдется кое-что из мебели и посуда на кухне. Я также оставляю немного постельного белья и полотенца, потому что он не сказал, сколько у вас будет вещей. На кухне коробка с продуктами. Я подумала, что, скорее всего, вы приедете налегке. – Она обернулась. – Чуть позже мой муж подвезет микроволновку, поскольку мы так и не сумели починить плиту. Сможете подогревать бутылочки. Он будет здесь около половины седьмого.
Дейзи даже не знала, как отреагировать на такую быструю смену настроений – от осуждения до щедрости.
– Спасибо.
– Я буду наведываться. Постараюсь вам не мешать. Просто кое-что из вещей хочу забрать. Джонс сказал, что я могу не торопиться.
– Да. Э-э… Простите, я не уловила, как вас зовут.
– Это потому, что я не сказала. Миссис Бернард.
– А я Дейзи. Дейзи Парсонс.
– Знаю.
Дейзи прижала Элли к другому боку, а сама протянула руку, заметив, что пожилая женщина скользнула взглядом по ее безымянному пальцу.
– Будете здесь жить одна?
Дейзи тоже невольно посмотрела на свою руку:
– Да.
Миссис Бернард кивнула, словно этого и следовало ожидать.
– Пойду проверю, работает ли отопление, а потом оставлю вас. Ночью могут быть заморозки. – Подойдя к воротам сбоку дома, она обернулась и выкрикнула: – Тут некоторые уже поднимают шум насчет этого дома. Не успеете оглянуться, как они явятся и начнут вам указывать, что не так.
– Значит, буду ждать их с нетерпением, – робко пошутила Дейзи.
– Я бы на вашем месте не обращала на них внимания. Этот дом всегда был для них бельмом на глазу. Так что ваш приезд ничего не изменит.
Только устроив Элли на двуспальной кровати и обложив со всех сторон подушками, она дала волю слезам: одна, в полупустом доме, усталая, брошенная, с маленьким ребенком на руках, не имея возможности отказаться от непосильной работы, в которую впряглась, да еще и без помощника.
Поклевав разогретое в микроволновке блюдо, она закурила сигарету (прежняя привычка вернулась) и побродила по обветшалым комнатам, пахнувшим плесенью и пчелиным воском. Постепенно фантазии о глянцевых журналах и голых модернистских интерьерах вытеснились другими образами: она представила, как будет стоять с орущим ребенком на руках перед разъяренным хозяином и строптивыми рабочими, а тем временем снаружи злая толпа из местных будет требовать ее увольнения.
Что я наделала? – подумала она, впадая в уныние. Дом такой огромный, мне никогда не справиться. Да я на одну комнату потрачу целый месяц. Но о возвращении не могло быть и речи: квартиру в Примроуз-Хилл она освободила, оставшуюся мебель перевезли в гостевой дом сестры, полдюжины сообщений Даниелю, явно оставшихся без внимания, были записаны на автоответчик его матери. Расстроенная, та виновато объяснила, что тоже не знает, куда подевался ее сын. Если он не прослушает автоответчик, то не будет знать, где их найти. В том случае, конечно, если он вообще намерен их искать.
Она подумала об Элли, мирно сопящей и не подозревающей, что отец ее бросил. Как девочке жить дальше, зная, что родному отцу не хватило любви остаться с ней? Как можно было не полюбить такую крошку?
Она проплакала минут двадцать, но очень тихо, боясь потревожить ребенка даже в таком огромном доме. А потом наконец два успокоительных – усталость и далекий шум волн – заставили ее уснуть.
Когда Дейзи проснулась, на парадном крыльце стояла еще одна коробка. Там были две пинты цельного молока, подробная карта Мерхема и окружающей территории, а также несколько старых, но безупречно чистых детских игрушек.
Для ребенка, который обычно считал, что если его посадили на другой конец дивана, то этого достаточно, чтобы закатить рев, Элли привыкала к новому дому очень быстро. Она лежала на своем вязаном одеяльце и смотрела в большое окно, где по небу с громкими криками носились чайки. А если ее усаживали в подушках, следила, чем занимается мама, и искала своими маленькими ручками, что бы такое утянуть в рот. По ночам она часто спала по четыре-пять часов кряду – впервые за свою короткую жизнь.
То, что ребенок был доволен новым окружением, позволило Дейзи в первые несколько дней набросать целую серию новых эскизов, черпая вдохновение из сохранившихся рисунков на некоторых стенах и трудно различимых набросков, пролежавших нетронутыми несколько десятилетий. Она попробовала расспросить о них миссис Бернард, заинтересовавшись, кто их туда поместил, но пожилая женщина лишь сказала, что не знает, что они всегда там лежали и что, когда один друг ее дочери увидел их еще ребенком и разрисовал стены, она ему поддала как следует ручкой от швабры.
Миссис Бернард приходила каждый день. Дейзи по-прежнему не понимала почему: она явно не испытывала удовольствия от общения с Дейзи и в большинстве случаев пренебрежительно фыркала, услышав об очередной ее идее.
– Не знаю, зачем вы мне это говорите, – один раз бросила она, когда Дейзи явно расстроила ее реакция.
– Потому что это был ваш дом, – осторожно предположила Дейзи.
– А теперь он принадлежит другому. Нечего заглядывать в прошлое. Если знаете, что хотите с ним сделать, то просто действуйте. Вам не нужно мое одобрение.
Дейзи заподозрила, что миссис Бернард не хотела казаться такой недружелюбной, это получилось не намеренно.
Ее притягивала, скорее всего, малышка Элли. Каждый раз миссис Бернард приближалась к девочке робко, почти с опаской, словно ожидая услышать, что заниматься ребенком – не ее дело. Но потом, косясь на Дейзи, она брала Элли на руки, постепенно приобретая уверенность, и начинала носить ее по комнатам, показывая ей разные предметы, разговаривая с ней как с десятилетней и радуясь любой реакции малышки. А потом вдруг заявляла, даже с намеком на вызов: «Ей нравится смотреть на сосны» или «Ее любимый цвет – голубой». Дейзи не возражала: она была благодарна женщине за то, что та присматривает за ребенком, поскольку это давало ей возможность сосредоточиться на проекте. Она давно поняла, что пытаться отремонтировать это здание, когда на тебе висят заботы о пятимесячном младенце, почти невозможно.
Миссис Бернард практически ничего не рассказывала о своей причастности к истории дома, и, хотя Дейзи испытывала неугасающее любопытство, что-то в этой женщине не позволяло подступиться к ней с расспросами. Во время разговоров бывшая хозяйка немногословно поведала, что всегда владела этим домом, что ее муж никогда сюда не приходил и что причина, по которой в самой большой спальне до сих пор стояли кровать и комод, заключалась в том, что она ее использовала как убежище почти всю свою замужнюю жизнь. Больше о своей семье она не говорила. Дейзи тоже ничего не стала рассказывать. Они существовали в непрочном перемирии, Дейзи была благодарна миссис Бернард за ее интерес к Элли, хотя чувствовала скрытое неодобрение ее собственной ситуации и планов переделки дома. Она ощущала себя почти как будущая невестка, которая непонятно почему не совсем устраивала свекровь.
В среду, однако, запас благодушия у Элли неожиданно закончился. Она проснулась без четверти пять и никак не хотела снова засыпать, так что к девяти Дейзи буквально окосела от изнеможения, совершенно не представляя, как успокоить капризного ребенка. Шел дождь, темные тучные облака скользили по небу, не позволяя выйти из дома, кустарники низко кланялись, подчиняясь ветру. А там, внизу, бурлило море, серо-грязное и неспокойное, – неприятное зрелище, способное подавить любые романтические иллюзии насчет британского побережья. Как назло, миссис Бернард выбрала именно этот день, чтобы не прийти. И вот теперь Дейзи вышагивала по комнатам, укачивая девочку, а сама пыталась расчистить место в своем затуманенном мозгу для восстановления паркета и отполированных дверных ручек из стали.
– Давай, Элли, прошу тебя, дорогая, – тщетно бормотала она под завывания ребенка, которые становились все громче и натужнее, как будто ее просьба сама по себе уже была оскорблением.
Джонс явился без четверти одиннадцать, ровно через две с половиной минуты после того, как Дейзи наконец уложила Элли спать, и через тридцать секунд после того, как она закурила свою первую сигарету в этот день. Дейзи как раз оглядывала комнату, засыпанную строительным мусором, с недопитыми чашками кофе и остатками вчерашнего блюда для микроволновки, и спрашивала себя, на что у нее хватит сил, чтобы заняться этим в первую очередь. Он, разумеется, грохнул дверью. Элли наверху тут же отреагировала возмущенным ревом. Дейзи в душе рассердилась на своего нового босса, а тот в свою очередь с удивлением разглядывал гостиную, далекую от минимализма.
– Джонс, – сказал он, подняв взгляд к потолку, откуда доносились приглушенные вопли Элли. – Полагаю, вы забыли о моем приезде.
Он оказался моложе, чем она воображала: скорее приближался к среднему возрасту, чем уже преодолел его. Темные брови сошлись над некогда сломанным носом, придавая мужчине сердитый вид. А еще он был высокий и немного грузный, что делало его похожим на игрока в регби, лишенного всякой утонченности, но это компенсировалось парой брюк из темной шерсти и дорогой серой рубашкой: приглушенный гардероб богатого человека. Дейзи попыталась не слушать плач ребенка. Она протянула руку, хотя ей очень хотелось отчитать его за столь шумное появление.
– Дейзи. Впрочем, вы уже знаете… Она сегодня немного раскапризничалась. Обычно ведет себя спокойнее. Хотите кофе?
Он взглянул на чашки, которые стояли на полу:
– Нет, благодарю. Здесь накурено.
– Я как раз собиралась проветрить.
– Я бы предпочел, чтобы вы не курили, если это вообще возможно. Помните, зачем я здесь?
Дейзи отчаянно огляделась, стараясь вспомнить хоть что-то. Но голова была словно набита ватой.
– Должны прийти из комитета по строительству, чтобы взглянуть на планы перепланировки ванных. А еще по перестройке гаража в квартиры для персонала.
Дейзи припомнила, что было одно письмо, где упоминалось нечто подобное. Она еще сунула его в пластиковый пакет вместе с остальными документами.
– Да, – сказала она. – Конечно.
Но его не так-то просто было провести.
– Хотите, я принесу свою копию плана из машины, чтобы у нас была хотя бы видимость готовности.
А Элли наверху по-прежнему заливалась, достигая новых крещендо.
– Я готова. Понимаю, все это выглядит немного хаотично, но у меня с утра не было возможности прибраться.
Дейзи перестала кормить грудью почти три недели назад, но сейчас от плача Элли, да еще такого долгого, у нее потекло молоко.
– Я принесу папку, – поспешно пробормотала Дейзи. – Сбегаю наверх.
– А я, пожалуй, попытаюсь кое-что здесь прибрать. Мы же хотим, чтобы инспектор приняла нас за профессионалов?
Дейзи вымученно улыбнулась и промчалась мимо него к лестнице, а оттуда наверх, к Элли, бормоча на ходу ругательства. Оказавшись в спальне, она успокоила ребенка и покопалась в большой сумке, стараясь отыскать что-нибудь более подходящее для профессионала. Но под руку попадались почему-то одни фуфайки, да еще запачканные детской рвотой. Наконец она выбрала черную водолазку и длинную юбку. Втиснувшись во все это, она набила бюстгальтер бумажными салфетками, чтобы он опять не промок. Затем, собрав волосы в конский хвост (хорошо хоть сестра заставила ее покрасить корни), она спустилась вниз, прижимая к боку успокоенную Элли и держа другой рукой папку с планами ванных комнат.
– Что это такое? – Он потряс стопкой новых эскизов.
– Кое-какие идеи. Я как раз собиралась с вами обсудить…
– А мне казалось, мы уже все обсудили. Каждую комнату. Все издержки.
– Я знаю. Просто, когда я сюда попала, дом оказался таким невероятным… Он вдохновил меня на что-то новое…
– Придерживайтесь первоначальных планов. Договорились? Мы и так отстаем по срокам. Я не могу позволить себе отклоняться в сторону. – Он швырнул листы на старый диван.
Часть листов с шелестом упала на пол, и Дейзи восприняла это в штыки.
– Я и не думала увеличивать ваш бюджет, – сказала она, четко выговаривая каждое слово. – Просто мне казалось, что вы захотите самый лучший проект для этого дома.
– А у меня было впечатление, что я уже заказал лучший проект для этого дома.
Дейзи с трудом выдержала его немигающий взгляд, решив, что она хоть и уступает ему во всем, но раздавить себя не позволит. Он считал, что она не справится; это было видно по его поведению, по тому, как он вздыхал, обходя комнату, по тому, как бесцеремонно перебивал ее и оглядывал сверху вниз, как что-то неприятное, самовольно вторгшееся в комнату.
Она на секунду подумала об Уэйбридже. И в эту секунду Элли чихнула, громко заворчала и выстрелила зловонным содержимым кишечника в чистенькие ползунки.
Днем он уехал, отчасти успокоенный, поскольку чиновница из местного комитета одобрила планы перестройки. Женщину так отвлекла и очаровала вымытая симпатяга Элли, что она одобрила бы даже трехполосное шоссе из подсобки в сад, подумала Дейзи.
– Как приятно видеть, что дом оживает после стольких лет, – сказала она, когда они закончили осмотр. – А для меня вдвойне приятно, потому что редко приходится видеть такие амбициозные планы. Обычно дело ограничивается двойным гаражом или теплицей. Думаю, здесь будет чудесно, а если вы сделаете все, как задумано, то и с местным советом прихожан не будет никаких проблем.
– Мне сказали, что некоторые жители не слишком довольны грядущими переменами. – Дейзи перехватила недовольный взгляд Джонса.
Но чиновница лишь пожала плечами:
– Между нами говоря, в этом городке очень отсталое население. И сами же за это расплачиваются. Другие маленькие курорты не возражают, чтобы у них появлялись новые пабы или рестораны, – в результате процветают круглый год. А старый бедный Мерхем заботит одно: чтобы все осталось по-прежнему. Он уже сам не видит, во что превратился. – Она махнула рукой за окно, где простиралось побережье. – Посмотрите, все становится каким-то захудалым. Молодежи здесь нечего делать. Лично я считаю, если сюда потянутся новые люди, это послужит хорошим стимулом. Но только прошу нигде не ссылаться на меня.
Она еще раз ласково пощекотала Элли за щечку и ушла, пообещав быть на связи.
– Что ж, по-моему, все прошло хорошо. – Дейзи вернулась в холл, решив, что имеет право на слова благодарности.
– Правильно она сказала: городу нужен бизнес.
– И все же я рада, что она одобрила планы.
– Если вы сделали свою работу хорошо, значит не было причин их не одобрить. И мне пора возвращаться в Лондон. В пять у меня совещание. Когда рабочие должны приступить?
Было в этом здоровяке что-то пугающее. Дейзи невольно сжалась, когда он прошел мимо нее к двери.
– Сантехники придут во вторник, а строители начнут передвигать кухонную стену через два дня.
– Хорошо. Держите меня в курсе. Загляну к вам на следующей неделе. А пока вам необходимо решить проблему с няней. Я не могу позволить вам возиться с ребенком, если это мешает делу. – Он глянул вниз. – Кстати, у вас из-под джемпера торчит туалетная бумага.
Он не попрощался. Зато, когда уходил, прикрыл за собой дверь осторожно.
В Уэйбридже для нее всегда найдется место. Она не должна об этом забывать, сказала ей сестра по телефону. Уже раза три. Она явно думала, что Дейзи сошла с ума, раз потащила свою маленькую дочку в какую-то старую развалюху, продуваемую сквозняками, на море, когда могла бы жить в лучшей комнате, с центральным отоплением и дополнительным бонусом в виде бесплатного присмотра за ребенком. Но она должна была разобраться со своими проблемами по-своему. Хорошо хоть Джулия это понимала.
– Хотя бы знай, что я всегда здесь, чтобы собрать осколки.
– Я больше не разваливаюсь на осколки. Со мной все в порядке. – В голосе Дейзи звучало больше уверенности, чем было в душе.
– Калории считаешь?
– Нет. И физкультурой не занимаюсь. Укладку феном тоже не делаю. Я слишком занята.
– Занята? Это хорошо. Полезно для мозга. А что наш Алый Первоцвет?[17] Дал о себе знать?
– Нет. – Она уже давно не звонила его матери. Чтобы не смущать ни ее, ни себя.
– Я помню, ты этого не хотела, но я все-таки нашла телефон службы, добывающей алименты на детей. Воспользуешься, когда будешь готова.
– Джулия…
– Если он захотел поиграть в игры больших мальчиков, то пусть отвечает за последствия. Послушай, я ни на чем не настаиваю. Просто сообщаю, что у меня есть телефон. Когда будешь готова. И свободная комната. Они здесь, ждут тебя.
Дейзи везла коляску с Элли по тропе вдоль берега, пыхтя четвертой сигаретой за утро. Джулия не верила, что ее ждет успех. Сестра думала, что она возьмется за проект, затем признается, что он слишком велик, откажется от всего и вернется домой. Ничего удивительного, учитывая, в каком состоянии нашла ее Джулия. К тому же, нужно признаться, последние несколько дней Уэйбридж начал казаться даже привлекательным. Сантехники не появились во вторник, как обещали, сославшись на несколько аварий. Строители начали сносить кухонную стену, но поддерживающую стальную балку до сих пор не завезли, поэтому, прорубив дыру размером с автомобиль, они остановили работы, «чтобы, не дай бог, чего не случилось». В эту минуту они сидели на террасе, наслаждались весенним солнышком и делали ставки на победу в Челтенхэмском золотом кубке. Когда же она поинтересовалась, не займутся ли они чем-то другим, рабочие расшумелись насчет правил безопасности и стандартных двутавровых профилей. Она стиснула зубы, чтобы не расплакаться, и постаралась не думать, насколько все могло быть по-другому, если бы с ними имел дело Даниель. Наконец, проведя почти все утро на телефоне в спорах с различными поставщиками, она решилась выйти подышать свежим воздухом. А заодно пополнить запасы чая. Учитывая, что она якобы стоит во главе проекта, фразу «мне с молоком и двумя кусочками сахара» ей приходилось выслушивать гораздо чаще, чем можно было предположить.
Жаль, что работа не спорилась, ведь, по правде говоря, если бы не эти неприятности с «Аркадией», в это утро она могла бы чувствовать себя почти прекрасно. Сама природа, казалось, вступила в заговор, чтобы заставить ее воспрянуть духом. Небесно-голубое море слилось с таким же небом, весенние нарциссы весело кивали ей вдоль дорожек, а тихий ветерок намекал, что грядет лето. Элли повизгивала и гукала на чаек, носившихся перед ними в надежде, что из коляски вылетит кусочек сухарика. Щечки ребенка на свежем воздухе порозовели, как яблочки. («Обветрились», – неодобрительно высказалась миссис Бернард.) И город выглядел веселее, в основном благодаря торговым лоткам, занявшим маленькую площадь, – их полосатые навесы и заваленные товарами прилавки привнесли так необходимый этому месту намек на жизнь и цвет.
– Элли, – сказала она, – сегодня мамочка может себе позволить потратиться и сварить картофель в мундире.
Она давно отказалась от блюд для микроволновки и теперь питалась хлебом с маслом или доедала за Элли детское питание из баночек. Довольно часто ей не хватало сил даже на это, и она проваливалась в сон, едва присев на диван, а потом просыпалась в пять от мучительного голода.
У прилавка зеленщика она задержалась, запаслась морковкой, чтобы сделать пюре для Элли, и фруктами для себя. Фрукты ведь готовить не нужно. Когда она забирала сдачу, кто-то постучал ее по плечу.
– Вы та девушка, что орудует в доме актрисы?
– Что, простите?
Дейзи очнулась от мыслей о здоровом питании и увидела перед собой женщину средних лет в стеганой зеленой куртке, какие предпочитают владельцы лошадей, и бордовой фетровой шляпе, низко надвинутой на лоб. Менее заурядную часть ее туалета составляли темно-красные гетры и крепкие прогулочные ботинки. А еще она, как и ее довольно облезлого вида овчарка, стояла слишком близко.
– С виллы «Аркадия»? Та самая, что разносит ее по кирпичикам?
Говорила она достаточно агрессивно, чтобы привлечь внимание нескольких прохожих. Люди начали оборачиваться из любопытства, замерев у прилавков, где выбирали товар.
– Я ничего не «разношу по кирпичикам». Что касается первого вопроса, то да, я дизайнер и работаю на вилле «Аркадия».
– Это правда, что вы собираетесь устроить там бар? Привлечь всякую шушеру из Лондона?
– Бар там действительно будет, но ничего не могу сказать про ожидаемую клиентуру, потому что я отвечаю только за интерьер.
Лицо женщины с каждой секундой все больше багровело. А голос звучал громко, – видимо, она была из тех, кто любит быть услышанным. Ее собака, на которую никто не обращал внимания, подвигала свой нос все ближе к Дейзи, обнюхивая ей пах. Дейзи незаметно махнула рукой, чтобы отогнать псину, но та упрямо смотрела на нее своими пустыми желтыми глазами и придвинула нос еще ближе.
– Я Сильвия Роуан. Владелица «Ривьеры». И считаю своим долгом сообщить вам, что нам не нужен еще один отель. Тем более что туда будут съезжаться всевозможные нежелательные элементы.
– Я, право, не думаю…
– Наш город не такой. Вы-то этого не знаете, но мы все много трудились, чтобы сделать этот городок особым.
– Может быть, он и особый, но вряд ли вы защищаете что-то святое.
Теперь ближе подошли по крайней мере еще четверо и ждали, чем закончится дело. Дейзи почувствовала себя уязвимой, ведь в коляске лежала дочка, и от этого стала очень агрессивной.
– Все работы, которые мы выполняем в отеле, согласованы с комитетом по строительству. И любой бар, несомненно, получит одобрение соответствующих властей. А теперь прошу меня простить…
– Вы все-таки не поняли.
Сильвия Роуан встала перед коляской так, что Дейзи оставалось либо объехать ее через растущую толпу зевак, либо переехать. Псина разглядывала ее пах то ли с энтузиазмом, то ли с недобрыми намерениями.
– Я всю жизнь прожила в этом городе, и все мы боролись за то, чтобы сохранить здесь определенные стандарты, – вопила Сильвия Роуан, размахивая перед Дейзи своим кошельком. – В том числе, в отличие от многих других курортов, не позволять бесчисленным барам и кафе заполонять побережье. Вот почему здесь приятное место для всех – и постоянных жителей, и тех, кто приезжает отдохнуть.
– А то, что в вашем отеле тоже есть бар, никак к делу не относится?
– Это не имеет значения. Я прожила здесь всю жизнь.
– Вероятно, поэтому и не видите, какое здесь захолустье.
– Послушайте, мисс Как-Вас-Там. Мы не желаем здесь видеть отребье. Не хотим, чтобы сюда хлынула пьяная публика Сохо. Здесь не такой городок.
– Но «Аркадия» не будет таким отелем. К вашему сведению, постояльцы здесь будут избранные, те, кто потратит две или три сотни фунтов за ночь. И такие люди ожидают найти в отеле стильную обстановку, уют и тишину. Советую вам для начала уточнить информацию и оставить меня в покое, чтобы я делала свою работу. – Дейзи развернула коляску, не обращая внимания на посыпавшуюся из сумки картошку, и быстро пошла через площадь, сердито моргая. Потом она повернулась и прокричала по ветру: – А собаку вам следует дрессировать лучше. Она крайне невоспитанна.
– Можете передать своему боссу, милая дама, что вы о нас еще услышите, – донесся до нее ответ Сильвии Роуан. – Мы народ Англии… И мы пока не сказали свое слово.
– Да провались ты, старая кошелка, – пробормотала Дейзи и, отойдя подальше, туда, где не было зевак, остановилась, закурила пятую сигарету, глубоко затянулась и ударилась в слезы.
12
Дейзи Парсонс принадлежала к тому типу молодых женщин, о которых представители старшего поколения одобрительно отзывались: «Чудесная девушка». И она действительно была чудесной: с самого раннего детства милое дитя со светлыми кудряшками, словно модель с этикетки для мыла, улыбчивое и спокойное. Она училась в частной школе, где все ее любили, и трудилась очень прилежно, чтобы сдать экзамены по архитектуре, искусству и дизайну, в котором, как утверждали наставники, у нее был «хороший глаз». В подростковом возрасте, если не считать короткого и неудачного эксперимента с растительным красителем для волос, она не доставляла беспокойства родителям, заставляя их не спать до самого утра. Все ее немногочисленные кавалеры были тщательно отобраны и производили благоприятное впечатление. Расставалась она с ними с сожалением, обычно плакала, сознавая свою вину, поэтому впоследствии почти все они вспоминали о ней без злобы, чаще всего как о «той, что сорвалась с крючка».
А затем появился Даниель: высокий темноволосый красавец из респектабельной семьи бухгалтеров, с пуританской трудовой этикой и взыскательностью к стилю. При знакомстве с ним девушки сразу находили кучу недостатков у своих кавалеров. Даниель пришел, чтобы защитить ее, в то время, когда она начала уставать от необходимости выживать одной, и оба тут же распределили роли в своем союзе, которые никогда не менялись. Даниель стал двигающей силой их бизнеса, проявлял упорство, настойчивость… Одним словом, защитник. Это освободило Дейзи, и она наконец стала безукоризненной версией самой себя: красивой, милой, сексуальной, уверенной в его обожании. Прелестной девушкой. Каждый видел идеальное отражение себя в глазах другого, и это им нравилось. Они редко спорили – не было причин. Оба не любили лишние эмоциональные всплески, если только они не были преддверием любовных игр.
Поэтому ничто не подготовило Дейзи к ее теперешней новой жизни, где она оказалась в центре всеобщего порицания и почти бесконечных споров со строителями, местными жителями, родителями Даниеля, да еще в то время, когда она была наиболее уязвима без своего обычного оружия – очарования, к которому можно было бы прибегнуть. Сантехники, не обращая внимания на ее мольбы, ушли работать на другой объект, потому как не могли начать установку оборудования ванных комнат, пока строители не закончили работу над новым отстойником. Строители не могли закончить работу над новым отстойником, поскольку ждали недостающие материалы. Поставщики же, видимо, эмигрировали из страны. Сильвия Роуан, судя по разговорам, планировала устроить общее собрание в знак протеста против осквернения виллы «Аркадия» и угрозы лишиться стандартов, морали и общего благополучия мерхемских жителей, если работы продолжатся.
Джонс тем временем позвонил в холодной ярости на следующий день после ее столкновения на рыночной площади и вылил на нее целый ушат недовольства, заявив, что она совершенно не справляется. Он не мог поверить, что они уже отстали по срокам. Он не мог понять, почему двутавровый профиль, который наконец был доставлен, оказался не той ширины. Он уже не верил, что они откроются, как планировалось, в августе. И, если быть до конца откровенным, он уже сильно сомневался, что Дейзи способна завершить работу так, как ему надо.
– Вы не даете мне ни единого шанса, – попробовала возразить Дейзи, глотая слезы.
– Вы даже не представляете, как много шансов я вам даю! – рявкнул он и повесил трубку.
Миссис Бернард появилась в дверях с Элли.
– Даже не начинайте плакать, – сказала она и кивнула в сторону террасы. – Они и без того не воспринимают вас серьезно. Начнете рыдать, и они разнесут по всему городу, что вы обычная слезливая дамочка.
– Большое спасибо, миссис Бернард. Вы мне очень помогли.
– Я просто говорю, что не хочу видеть, как они вытирают о вас ноги.
– А я просто говорю, что если мне понадобится ваше мнение, то я так и скажу, провались оно все пропадом.
Дейзи схватила со стола папку с бумагами и решительно вышла, чтобы отыграться на строителях – всего лишь второй раз в жизни (в первый раз она впала в такую же ярость, когда Даниель признался, что выбросил ее любимую мягкую игрушку на помойку, поскольку она, видите ли, не гармонировала с их спальней). На этот раз она кричала так громко, что ее было слышно даже у церкви. Угрозы и ругательства носились в атмосфере, более привычной к крикам чаек и шилоклювок. Радиоприемник пролетел по кривой траектории над тропой утеса и разбился внизу о камни. Засим воцарилась долгая тишина, после чего шестеро недовольных строителей, бормоча что-то себе под нос, медленно разбрелись во все стороны, дабы найти, чем бы себя занять.
Дейзи, разозленная, готовая вновь взорваться, прошествовала в дом, держа руки на бедрах, словно на кобуре, как позже ворчали рабочие.
На этот раз ее встретила тишина. Миссис Бернард и Элли с улыбками исчезли в кухне.
– И как там идут дела?
Камилла нанесла парфюмированный крем на руки матери, обернула их полиэтиленом и сунула в варежки с подогревом. Это была единственная процедура, на которую та соглашалась, – еженедельный маникюр. Маски для лица, обертывания – все это она считала пустой тратой времени, но о руках всегда заботилась, давно придя к выводу, что раз прикосновение – одно из главных средств общения с дочерью, значит оно должно быть приятным.
– Идут понемножку.
– Тебе тяжело на это смотреть?
– Мне? – Мать фыркнула. – Ничуть. Мне все равно, что они там делают. Но бедной девочке приходится нелегко.
– Почему? – Камилла подошла к двери, чтобы попросить чашку чая. – Тэсс слышала, что она одна управляется с ребенком.