Источник Фомин Олег
– Я ничего не сказал в прошлый раз, но вы сотворили нечто грандиозное, матушка, – произнес он.
Мне стало приятно, что он применил в адрес Хило официальное обращение.
– Думаю, что немногие прирожденные маги смогли бы наколдовать подобную красоту.
Мой дядя решил сделать ей комплимент, но для Хило его реплика прозвучала явным напоминанием о том, что она не имеет собственной силы, ограничиваясь заемной.
– Это так по-ведьмовски с твоей стороны, – проворчала она, сузив глаза.
– Я не хотел тебя обидеть, – заверил ее Оливер с вежливым поклоном.
– Нечего гнуться перед Хило. Ты не в ее вкусе, – отрезала старуха и засмеялась собственному уколу. – Начнем мы когда-нибудь или нет?
– А ты принесла банку? – спросила я, имея в виду емкость, где мы хранили язычки пламени.
– Конечно, – ответила она холодно и кратко.
Он уже рассеянно смотрела сквозь нас, плотно сжав губы. Я давно не видела Хило такой. Я отвыкла от змеиного обличья Хило. Она допустила Оливера в свое царство, но не собиралась демонстрировать ни капли мягкости, которую он мог бы по ошибке принять за слабость. Хило извлекла красную сумку-холодильник прямо из воздуха, и это цвет стал ярким контрастом на призрачном бирюзовом фоне.
Хило открыла сумку и передала мне емкость. Яркие искорки порхали внутри нее – те самые язычки пламени, которые, надо надеяться, приведут меня к близняшке. Я мгновение наблюдала за их мельтешением: они переливались, сталкиваясь друг с другом, а затем разлетались в разные стороны. Я вздохнула и вручила банку Оливеру.
– И как все будет работать? – осведомилась я.
Оливер положил на пол вместительную сумку, которую я заметила лишь сейчас.
Встав на колени, он поставил банку рядом, а потом дернул за молнию.
– Почва, – объявил он, извлекая из сумки коричневый бумажный пакет.
Он бросил на Хило вызывающий взгляд. Земля играла в ее колдовстве весьма важную роль, хотя мы с моими родными в свое время полностью упустили данный факт. Хило хмыкнула, демонстрируя, что мой дядя не сумел произвести на нее впечатления.
– Почва из-под солнечных часов? – уточнила я.
– Да, – кивнул он. – Это земля, на которой Мэйзи стояла в момент своего исчезновения. – Воздух, – продолжил Оливер, вытаскивая пульверизатор для духов и нажав на кнопку. Любимый аромат Мэйзи распространился вокруг нас, и ее лицо сразу возникло в моем сознании.
– Огонь, – объявил Оливер, приподнимая банку с огоньками. – И вода, – проговорил он, доставая бутылку виски и три стопки. – Односолодовый виски, выдержанный ровно двадцать один год. Я собирался подарить его Мэйзи на день рождения.
Оливер быстро расставил стопки на полу и наполнил их, не пролив ни капли. Подняв одну, он спросил:
– Матушка?
Мгновение поколебавшись, Хило приняла из рук Оливера стопку.
– Спасибо, – вымолвила она, лихо опрокидывая содержимое себе в рот. – Аминь, – произнесла Хило, шумно втягивая воздух.
Оливер приветствовал матушку поднятой стопкой, и тоже осушил виски одним духом.
– Мне нельзя, – запротестовала я. – Я беспокоюсь о малыше…
– А тебе виски не предназначается, Конфетка. Алкоголь нам понадобится для чар. Ты уже познакомилась с нашим рабочим местом? – поинтересовался он, указывая на нарисованные мелом линии.
– Ага, только понятия не имею, что они означают.
– Это Древо жизни. Немало чернил я пролил в попытках объяснить неофитам сокровенный смысл этого символа. Увы, большая часть чернил погибла впустую.
– Ладно, профессор, почему бы тебе нас не просветить? – фыркнула Хило без особой враждебности.
Видимо, виски был действительно хорош.
– Нет. Я не хочу влиять на восприятие Мерси. Сегодня просвещением будет заниматься она. – Оливер театрально переместил свои стихийные ингредиенты к рисунку, поместив землю и огонь в нижнюю часть пентаграммы, а воздух и воду – в верхние боковые лучи. – А теперь – «дух», или, точнее, «сила».
Он поманил меня к себе. Я подошла и встала на верхнем луче звезды.
– А что дальше? Я ничего толком не понимаю.
Я решила отойти, но дядя стремительно протянул руку и удержал меня на месте.
– Не двигайся. Слушай свою интуицию, Конфетка. Матушка, встань, пожалуйста, рядом с Мерси – вне пентаграммы.
Хило прошаркала в схему, не переставая бдительно наблюдать за Оливером.
– Спасибо, – сказал он, покинув меловой рисунок и выуживая из недр сумки металлическую чашу и короткую палку.
Я тряхнула головой и собралась задать вопрос, но суровый взгляд Оливера заставил меня замолчать. Я уступила.
– Что ты еще задумал? – спросила Хило.
Вместо ответа Оливер ударил по стенке чаши той частью палки, которая была обмотана фетром. Раздался ясный звон, напоминающий колокольный.
– Поющая чаша, – провозгласил Оливер, когда звук стих.
– Угу, – промычала Хило. – Точно.
Оливер уселся на пол по-турецки и поставил чашу на свою раскрытую ладонь. Зажмурившись, он сделал глубокий вдох, выпрямил спину и во второй раз ударил мягкой стороной импровизированного молоточка по металлу. Потом он поднял пальцы, заставляя тембр меняться, и начал осторожно покачивать чашу из сторону в сторону. Звук переливался, становясь то выше, то ниже. Он был настолько мелодичный, что сразу успокоил меня. Я отдалась ему, и в ту же секунду Оливер улыбнулся.
– Правильно, – произнес он довольным тоном. – Мерси, пытайся определить, где звук начинается и заканчивается.
Он ударял по чаше снова и снова, и постепенно повторы сложились в некий ритм. Звон наплывал и убегал, а я ощущала малейшие колебания. Они накладывались друг на друга, становясь глубже и шире, создавая волну, которая меня подхватила. Я больше не замечала окончания музыкальной фразы. Оливер принялся раскачиваться влево и вправо. Я смотрела на него и, не успев опомниться, почувствовала, что мое тело стало невесомым. Мое дыхание приобрело ритм этих колебаний и слилось со звоном.
Теперь я слышала только чашу, но, похоже, Оливер как-то общался с Хило, потому что она открыла банку – и огоньки выпорхнули оттуда, опустившись на мою руку. После этого я окунулась в мерцающий свет. Звуки и сияние соединились воедино и перетекали в Древо жизни, начертанное на полу. Его контуры казались мне очень четкими, и внезапно изображение вспыхнуло в моем мозгу. Я услышала странный напев и поняла, что это – не просто рисунок или схема. Древо являло собой двумерное выражение чего-то поистине огромного и по-настоящему живого. Оно даже не могло поместиться в нашем мире. Я смотрела, как линии превращаются в оригами, уходящие в иные измерения, которые я не никогда не могла даже вообразить. Круги накладывались друг на друга и неожиданно замерли, приняв форму безупречный призрачно-голубой сферы. А я осознала, что нахожусь в темном пространстве, которое не имело ни конца, ни края.
– Где мы? – громко спросила я, ни к кому не обращаясь.
Шар завращался с безумной скоростью, а на меня рванулись образы. Эпохи и мгновения… и все вероятности, которые в них таились.
Аромат духов Мэйзи вновь окутал меня, и мои мысли устремились к сестре. Что-то оказалось у меня в левой руке. Опустив голову, я обнаружила, что на ладони обожженный земляной ком. Тягучая жидкость потекла по моим пальцам, сделав почву влажной. Воспоминания о Мэйзи поглощали меня, и пламя в моей правой руке обожгло меня, как жаркое солнце. В один миг земля стала горой, а жидкость трансформировалась в море. Любимый аромат цветком расцвел там, где суша и соленые воды встретились под теплыми лучами звезды. Вращение голубой сферы замедлилось, а яркие образы начали фокусироваться и спустя некоторое время сконцентрировались в ярко-красную дверь с черными панелями, к которой вела черная же лестница с перилами. Но тут что-то прикоснулось к моей ноге и пролезло между ногами, описывая восьмерку. Я изумленно уставилась вниз и увидела возле себя трехлапую кошку Хило.
– Шредингер, – произнесла она и растворилась во тьме.
Сначала однословное послание меня озадачило, но потом меня осенило. Подобно кошке в знаменитом мысленном эксперименте Шредингера[2]. Мэйзи застыла в таком месте, где вероятности были неограниченными. Грань заперла ее в состоянии неустойчивости, как спящую красавицу, дожидающуюся спасителя. Я ощутила присутствие сестры. Линия заключила ее в ощущение благоговения и изумления – она потерялась в собственном восторге, которое очень походило на то, которое почувствовала я, когда грань впервые заметила меня. Звон стих. Сфера померкла, а затем принялась раскрываться круг за кругом, черта за чертой. Я перенеслась в магический зал Хило, а Древо жизни опять стало рисунком, сделанным мелом на полу. Оливер отхлебнул виски прямо из бутылки.
– Ты смогла, Мерси! – воскликнул он, и его раскрасневшееся лицо просияло. – Ты открыла Хроники Акаши,[3] девочка! В них хранится вселенское знание любых событий, которые когда-либо происходили или произойдут во всем их извилистом и изменчивом великолепии. Ты заглянула в дневник Господа Бога. – Оливер сделал еще глоток. – Да… мне всегда говорили, что найдется ведьма, которая будет способна достучаться до Хроник Акаши.
– Погоди! – оборвала я дядю, пытаясь собраться с мыслями. – Ты никогда ничего подобного не делал?
– Конечно, нет, – ответил он с грустью. – Хроники не открываются каждому встречному. Я ни разу не встречал того, кто бы справился с Хрониками Акаши. Но я всегда знал, что именно тебе удастся это сделать! Если не ты, то кто, Конфетка?
Мы пустили на эксперимент все оставшиеся язычки пламени Мэйзи. А если бы он не удался? Мне хотелось придушить Оливера, и я почти не сомневалась, что Хило постарается меня опередить, однако когда я обернулась к ней, то была обескуражена.
Хило дрожала, а ее взгляд был устремлен куда-то вдаль. Я подошла к ней и взяла за руку. Вздрогнув, она опомнилась. На ее лице отразились страх и печаль.
– Теперь я поняла, – прошептала она еле слышно. – Я сделала плохо. Я творила в мире зло.
Ее слова были адресованы не мне. Она молила об отпущении.
– Вам надо идти. Ступайте, – приказала она, прогоняя нас, будто надоедливых детей.
Призрачная синева схлопнулась, как мыльный пузырь: Хило и ее мир молниеносно испарились, перенеся меня и Оливером в сад на заднем дворе нашего дома. Оливер продолжал сжимать в руках бутылку виски. Он сделал новый глоток – и вдруг пустая банка из-под огоньков выпала из ниоткуда и разбилась у его ног.
Глава 9
Айрис стояла на коленях у клумбы, разбитой возле солнечных часов, и демонстративно срывала цветочные лепестки, которые на самом деле даже не начали блекнуть. Вдобавок она яростно выпалывала немногочисленные сорняки, укоренившиеся то тут, то там, несмотря на всю ее бдительность. На голове у Айрис красовалась широкополая шляпа, а выпачканные в земле перчатки с узором довершали ее облик старательного садовода. Удивительно, но простой наряд лишь усиливал то сходство, которое, судя по старинным фотографиям, имелось между Айрис и Джинни.
Наше появление нисколько не удивило мою тетку.
– Как дела? – спросила она, как будто мы вернулись из похода по магазинам. – Не стесняйтесь, – добавила она, указывая на крупный кристалл, установленный на клумбе, вероятно, в качестве украшения.
Я такого гигантского розового кварца еще никогда не видела.
Пока она говорила, он слабо засветился.
– Что это? – спросила я, осторожно подходя ближе.
– Ах, моя дорогая! – воскликнул Оливер. – Перед тобой – скромный амулет, который для нас создала твоя тетя Эллен.
– Ясно. А зачем он?
– Он не позволяет ведьмовским семействам нас подслушивать или наблюдать, чем мы занимаемся. Сейчас Эллен расставляет амулеты в нашем доме, не упустив из виду ни одной комнаты. Когда закончит, то присоединится к нам.
У нас не имелось прямых доказательств того, что мы находимся «под колпаком», но, когда семейства устроили собрание и принялись судачить обо мне и моем допуске к силе, выяснилось нечто любопытное. Они вели себя нахально и упоминали самые незначительные детали нашего быта, которые мы с ними вообще никогда не обсуждали. Это касалось и разговоров, о которых не был осведомлен Эммет (бывшего голема Оливер открыто подозревал в шпионаже).
– Прежде чем делиться с нами тем, что ты не желаешь доводить до сведения чужаков, убедись, что рядом находится светящийся кристалл.
– Но разве семейства не поймут, что мы их блокировали?
– Разумеется, поймут, Конфетка. Но они уже не смогут по этому поводу возмутиться, верно? Они не имеют права следить за нами – а в особенности за тобой. Ты у нас теперь якорь, так?
– Не тяни, Оливер, – поторопила его Айрис.
Я посмотрела на нее в упор. Айрис была способна на многое. Они с Эллен лгали мне насчет моего отца – настолько спокойно и непринужденно, – что мне было страшно. Когда ты ведешь себя подобным образом, желая уберечь кого-то, в этом есть нечто благородное: ты знаешь (или хотя бы надеешься), что освобождаешь близкого человека от тяжкого бремени. Мне самой это было понятно – ведь я сама задурила голову Питеру, когда выложила ему легенду про исчезновение Мэйзи. Кроме того, с каждой новой ложью, которую влек за собой первый обман, я чувствовала себя чуть менее благородно.
В общем, теперь это давалось мне нелегко, что искренне изумляло моих близких. Еще совсем недавно я зарабатывала на жизнь тем, что водила туристов по Саванне с экскурсионной программой «Шутовской тур» и травила им байки про знаменитых жителей нашего города и местные достопримечательности. Изюминка заключалась в том, что экскурсанты были в курсе того, что мои истории – чистое сочинительство. Однако настоящий обман – совершенно иное дело. Тут таланты моих теток значительно превосходили мои собственные умения. Они лгали и словом, и умолчанием в отношении того, кто был мой отец. Они утверждали, что, поступая так, оберегали Мэйзи и меня. И они обе – наверняка при содействии Джинни – придумали жестокую сказку о том, что моя мать умерла при родах, умоляя Эллен применить свои целительские способности, чтобы спасти меня, а не ее. Хотя мне, в принципе, хотелось верить, что в основе их отвратительной лжи лежали благие намерениями. Вспомнив о том, что моя мать обольстила мужей и Айрис, и Эллен, я ощутила боль. Я была бы рада, узнай, что моя бабка Джинни не оставила им выбора, но, возможно, тетки изгнали мою мать отнюдь не из чувства долга.
– У нее получилось! – выпалил Оливер.
Глаза его сверкали – дядя и впрямь гордился моим достижением.
Если честно, я понятия не имела, в чем я отличилась.
– Да я просто стояла, – призналась я.
– И при этом ты сделала нечто такое, о чем большинство владеющих магией даже не мечтают. Хроники Акаши свои секреты каждому встречному не открывают!
Айрис сняла перчатки и панаму.
– Где она? – прошептала моя тетка.
Улыбка сбежала с лица Оливера.
– Она нигде.
А я сообразила: похоже, он видел то же, что видела я, и ощущал тоже самое.
– Понятно, – откликнулась Айрис дрогнувшим голосом и осела на траву. – Не следовало надеяться на то, что бедняжка переживет энергетический взрыв, который ее унес.
– Нет, – возразила я, помогая Айрис подняться. – Она не умерла… по крайней мере пока. Она вроде как «заморожена».
Айрис непонимающе посмотрела на меня и повернулась к Оливеру за объяснением.
– Мэйзи застыла среди целого ряда возможных вариантов. У меня складывается ощущение, что грань спрятала ее в безопасное место, пока не решит, что с ней делать.
– Ей больно? – спросила Айрис.
– Я уверена, что нет, – успокоила я тетю.
Я сказала это не просто для того, чтобы ее утешить. Грань не пожелала наказать мою сестру – она пожелала ее защитить.
– Послушай, я понимаю, все звучит дико… – я помедлила, и они оба придвинулись ко мне, – …но, пока я была рядом с Мэйзи, появилась кошка Хило. Она со мной пообщалась… совсем чуть-чуть.
Айрис и Оливер быстро переглянулись. Их лица ничего не выражали.
– Занятно. И что же киска промяукала? – поинтересовался Оливер.
– Шредингер, – заявила я и пожала плечами.
– Не надо воспринимать речь кошки слишком буквально. Чары унесли тебя туда, где язык менее эффективен, чем символы. Думаю, мы уже поняли самое важное из твоего видения.
– Ты прав, Оливер, – согласилась я. – Кот в эксперименте Шредингера. Мэйзи поймана в состоянии неустойчивости.
– Может ты разъяснишь все попроще детям с задней парты? – осведомилась Эллен, подходя к нам с подносом, уставленным стаканами и кувшином с охлажденным чаем.
Я покосилась на дом и заметила Эммета, уставившегося на нас из окна кухни.
– Только тихо, – предупредила я родствеников.
Эленн водрузила поднос на садовый столик и стала разливать чай. Мы присоединились к ней. Эллен переменилась. Теперь ее переполняла жизненная сила. Она коротко подстриглась и пробовала экспериментировать с макияжем. Лицо у нее было спокойное, а в глазах проскакивали искорки. Моя тетя наконец-то взяла себя в руки и начала оправляться от двойной трагедии, в результате которой она в один день лишилась сына и мужа.
Эллен решила вновь открыть цветочный магазин и подыскивала подходящее место на городском рынке. И она перестала пить, хоть я и заметила, что Оливер поспешил спрятать бутылку виски, которую только что держал в руках. Если бы она порвала с Такером, оставив его прошлом!.. Эллен тепло улыбнулась мне. Ее любовь оказалась неподдельной, несмотря на то, что я появилась на свет в результате интрижки ее мужа Эрика с ее сестрой. Однако как бы сильно мне ни хотелось верить в нее, я знала: милая Эллен так же способна на обман, как и вся моя родня.
– Ну!..
Она вскинула брови и нетерпеливо тряхнула головой, требуя ответа.
– Кот в ящике – не мертвый и не живой. Он пребывает в пограничном состоянии между двумя данными вариантами, пока наблюдатель не откроет ящик. Экспериментатор играет некую роль в определении судьбы животного, – коротко подвел итог Оливер и взял стакан чая.
– Наверное, я – неисправимая блондинка, – вымолвила Эллен. – Что-то я не пойму, какое отношение кот имеет к нашей Мэйзи.
Я не смогла сдержать улыбку. Как приятно услышать, что она называет Мэйзи «нашей»!
– Кто первым доберется до Мэйзи, тот и спасет ее, вырвав из состояния неопределенности. Сейчас она – нигде. Она находится в точке между вероятностями. Наблюдатель не просто освободит ее: он или сама Мэйзи произведет выбор из множества возможных вариантов собственного будущего.
– Но как нам добраться до Мэйзи? Эта философская болтовня про «нигде» меня уже достала!
– У меня пока нет идей. Все, что я видела, было чисто символическим, – произнесла я. – Говорящая кошка и красная с черным дверь, зависшая в…
– Красная дверь? – громко перебила меня Эллен. Она моментально опомнилась и обернулась на кухню. – Опиши ее!
– Обычная деревянная дверь красного цвета, а лестница и перила были черными…
– А в чем дело? – спросил Оливер. – У тебя возникли какие-то ассоциации?
Эллен обвела нас взглядом, вперив взор в брата.
– Да, – подтвердила она. – «Тилландсия». – Она потупилась. – Такер и еще несколько человек недавно приобрели вскладчину особняк за городом, чтобы там собираться. Он около Ричмонд-Хилл. Мы именно туда ехали, когда ты, Мерси, засекла нас у старого кладбища.
Я промолчала и Эллен принялась оправдываться, как школьница.
– Теперь я не член «Тилландсии». Но…
– Но – что? – спросила Айрис стальным голосом.
– Я захотела проветриться. На сладких полчасика выбраться из Саванны и быть уверенной в том, что за мной не наблюдают, ожидая, что я напьюсь или пойду по мужикам. – Моя тетя буквально выплюнула эти слова, но сразу же успокоилась. – Извините, но Такер никогда меня не осуждает. И не прячет виски при моем появлении, – добавила она возмущенным тоном.
– Ладно, сестричка, – примирительно сказал Оливер. – Ты устроила себе платоническое рандеву, чистое и незапятнанное, как свежевыпавший снег… Но почему ты решила, что видение Мерси связано с клубом «Тилландсия»?
– Из-за особняка. Он громадный. Он требует ремонта и реконструкции. Единственное, что оказалось в приличном состоянии – входная дверь. Ее недавно покрасили. Красные панели на черном фоне. Она отвратительная. Я сказала Такеру, что от нее надо избавиться в первую очередь, а он засмеялся мне в лицо. Заявил, что она ему, пожалуй, нравится, и он ее оставит.
Я сообразила, что филиал «Тилландсии» и есть строительный проект Питера, но решила поразмыслить над этим позже.
Оливер хмыкнул.
– А если это совпадение? – пробормотал он.
– Вряд ли, – встрепенулась я, осознавая правду. – Разумеется, ни о каких совпадениях не может быть и речи. Мы с Мэйзи появились на свет в результате «деятельности» «Тилландсии». А Такер утверждал, что именно моя мать взяла инициативу в свои руки. Она пригласила в клуб его самого… и дядю Эрика, – я отметила про себя, что продолжаю называть своего биологического отца именно так. – Верно ведь?
– Милая… – начала Эллен.
– Да! – перебила ее Айрис. – Но не ради секса. У Эмили были свои задумки. – Айрис повернулась к брату и сестре, ожидая, что они будут возражать. – Разгадка явно кроется в «Тилландсии»! Если мы хотим вернуть Мэйзи, тебе, Мерси следует знать, чего пыталась добиться Эмили.
– Точно, – согласился Оливер.
Эллен кивнула, но зябко обхватила себя руками. Она села, повернувшись к нам почти спиной и сделала вид, что наслаждается солнцем.
Оливер пристально посмотрел на сестру и продолжил, обращаясь ко мне:
– Твой вчерашний «инцидент», Мерси… С тем стариком, – пояснил он, будто имелась крошечная вероятность, что я напрочь забыла про то, как выжгла человеку сердце. – Чтобы нанести столь мощный удар током, понадобилось большое количество энергии. Когда ты ее забирала, мы это почувствовали. Все ведьмы в округе ощутили разряд. Вроде резкого падения напряжения в сети.
– Поэтому всякий раз, когда ты колдуешь и забираешь у грани значительную силу, остальные ведьмы понимают: Мерси проснулась! – проговорила Айрис. – Если хочешь сотворить что-то серьезное, не включая магической сирены, тебе надо найти другой способ заимствования энергии.
– Хорошо. И как бы вы это сделали? – подтолкнула я их, когда они оба умолкли.
– Конфетка, все зависит от масштаба твоего колдовства.
Айрис погладила меня по плечу.
– Если ты не можешь брать силу от грани, то, по сути, должна прибегать к тактике твоей подруги Хило. Использовать симпатическую магию, привлекать подобное к подобному. Это годится для фокусов. Но в действительности существует только два способа заполучить настоящую силу без помощи грани: кровавая магия и Тантра – жертвоприношение и секс.
– То есть она использовала «Тилландсию», чтобы аккумулировать энергию, – уточнила я.
– Да. По-моему, вы с Мэйзи стали для Эмили неожиданным побочным эффектом от сбора магической силы.
– Но зачем? Что она хотела с ее помощью наколдовать?
– Нам ничего толком не известно. Похоже, она унесла эту тайну с собой в могилу, – печально произнесла Айрис. – Она умерла прежде, чем нам удалось у нее все выяснить.
– Ой! – У меня перехватило дыхание, и к горлу подкатил ком. Айрис отлично справлялась с задачей придерживаться своей версии событий. – Даже догадок нет? – выдавила я и скривилась.
Моя жалкая попытка засмеяться заставила меня поморщиться.
– Гадать можно хоть целый день напролет, – заметила Айрис, потянувшись ко мне, но я осторожно отодвинулась от тетки. – Сейчас нам необходимо понять, какое это имеет отношение к твоей сестре?
– Но если мы с Мэйзи и впрямь связаны с тем, ради чего моя мать присоединилась к «Тилландсии», нам надо действовать! Как иначе мы сможем спасти Мэйзи?
– Верно, Конфетка, – признал Оливер, а я ощутила, как в Айрис забурлила тревога. – Но с чего нам начать? Когда Эмми умерла, ее дневники забрала себе Джинни.
Не представляю, в чем именно было дело: в его ровном тоне, рассеянности, с которой он перебирал любые возможности или полном отсутствии попыток говорить убедительно – но я почувствовала, что мой дядя до сих пор не знает, что моя мать жива. На пару секунд я испытала громадное, но болезненное облегчение, хотя оно моментально испарилось при мысли о том, что я по-прежнему очень сомневаюсь в намерениях Айрис и Эллен.
– А ты, Конфетка, конечно, в курсе, что они уже превратились в пепел, – сказал Оливер. – Мы могли бы попытаться – и это будет именно попытка – поискать эхо, но, к сожалению, все случилось слишком давно.
– Искать эхо? – изумилась я.
– Зарядить атмосферу в тех местах, где Эллен проводила много времени. Проверить, нельзя ли разбудить воспоминания, которые могли бы еще сохраниться в окружении.
– Спустя столько лет? – парировала Айрис. – Не стоит рисковать, иначе голем может заподозрить неладное! – Она посмотрела на меня. – Мерси, надеюсь, ты поняла, что он здесь для того, чтобы за нами шпионить. Вот единственная причина его присутствия. Со стороны семейств нелепо утверждать, будто он идеально подходит для роли твоего наставника. А мы-то сами на что?
– Да, Песочный человек вечно путается под ногами, но, если он будет учить Мерси разбираться в воспоминаниях, разве это его не отвлечет? – усмехнулся Оливер. – Но не нужно объяснять ему истинную подоплеку. Скажем, что Мерси хотела потренироваться и поколдовать.
Внезапно Эллен резко развернулась:
– Я согласна с Айрис. Эта идея крайне неудачная.
Эллен бросила на сестру тревожный взгляд, но та оставалась бесстрастной.
– А у вас есть план получше? – осведомился Оливер, но не стал дожидаться ответа. – Ясно. Значит, решено, – подытожил он. И, обращаясь ко мне, добавил: – Пошли, найдем Эммета. – Погоди-ка! – Его голос так и сочился сарказмом. – Вот же он!
И он приветственно помахал рукой Эммету, который неподвижно стоял у окна кухни.
Глава 10
Когда наша компания ввалилась на кухню, Эммет даже не пошевелился. Он выглядел как статуя и повернул голову лишь тогда, когда Оливер его окликнул:
– Эй, Песочный человек! Научишь нашу девочку одному фокусу?
– Естественно, я с буду с радостью содействовать образованию Мерси. Это – мой долг. Именно поэтому я еще в Саванне, – ответил он и обжег меня взглядом своих темных глаз. – Насколько я могу судить, образование Мерси – единственная причина, по которой я вообще существую, – мрачно проговорил он и шумно втянул ноздрями воздух.
На кухне тотчас воцарилась напряженная атмосфера.
– Ни капли смущения, – проворчал Оливер вполголоса. Хотя я была уверена в том, что Эммет услышал реплику моего дяди, его выражение лица не изменилось. – Наша Мерси сгорает от нетерпения – ей безумно захотелось узнать, как выбить воспоминания из родного дома. Он хочет зарядить атмосферу и посмотреть, что получится. Образно говоря, проведать маму или бабушку с дедушкой.
– Я буду счастлив все тебе показать, – отчеканил Эммет, глядя на меня в упор и игнорируя Оливера. – Я предположил, что, вероятно, избрал неверную методику, стараясь обучить тому, что, по моему мнению, тебе следовало освоить, вместо того чтобы прислушаться к твоим желаниям. Полагаю, что семейства в спешке несколько обезличили тебя. Они забыли, что ты – не только будущий якорь, но и человек. А ведь ты – личность и обладательница ведьмовского дара.
– Спасибо, – отозвалась я, тронутая его словами. В них заключалась немалая доля того, что я сама с некоторых пор ощущала. Кланы колдунов видели во мне только локализацию силы, а для родителей Питера я была инкубатором его ребенка. В процессе воплощения того, чем мне предстояло стать, терялось то, чем я была на самом деле.
– Однако, – продолжил он, – мне запретили помогать тебе… любому из вас, если на то пошло… в попытке добраться до Мэйзи.
– Мы тебя ни о чем таком не просим, – заявил Оливер. – Я запросто могу научить свою племянницу азам магии. Но мы подумали, что тебе тоже надо получать от жизни хоть какое-то удовольствие. Ты будешь чувствовать, что находишься в Саванне не зря. И мы понадеялись, что ты прекратишь таиться, – бросил дядя раздраженно.
Разумеется, Оливер не пытался спровоцировать Эммета на ссору: он по-прежнему считал громадного мужчину ходячим куском глины, не достойным вежливого обращения и, возможно, даже не способного ощутить уколы.
– Я не замечал, чтобы я «таился». Мое единственное намерение заключалось в том, чтобы предоставлять Мерси мою помощь.
Его голос звучал размеренно и безмятежно. Только по его глазам можно было понять, что Оливер его задел. Кстати, иногда Эммет меня жутко злил, но у меня никогда не возникало желания причинять ему боль.
– Пошли, Эммет, – позвала я наставника, беря его за руку и увлекая за собой.
Тон Оливера с каждой секундой становился все более сардоническим, и я понимала, что еще минута – и дядя будет использовать бывшего голема, как мальчика для битья, вымещая на нем весь свой бессильный гнев. Если честно, у меня с Эмметом было много общего. Для семейств мы оба являлись пешками, средством достижения ведьмовских целей. Бедняга тоже по горло увяз в проблемах, как и я…
Жар, исходивший от кожи Эммета, меня удивил: он прямо пылал, как в лихорадке. Эммет послушно побрел за мной, я отпустила его руку, и он мгновенно напрягся. Что еще на него нашло. Может, разочарование? В последнюю неделю меня разрывали чужие эмоции. Чувства окружающих грозили подмять меня под себя: поэтому я и была так растеряна. Мне захотелось посоветоваться с Эмметом или еще с кем-то, но мне казалось, что момент явно неподходящий.
– Память твоей матери, бабушки и дедушки, – произнес он, когда поднялись на площадку второго этажа. – Думаю, такие воспоминания будет сложно вызвать за давностью лет. Кроме того, они уже… покинули этот мир.
– Да, – согласилась я. – Давай начнем с чего-нибудь простого, – сказал Эммет, и, впервые с тех пор, как он стал настоящим, на его губах появилась тень улыбки. – А затем пойдем по возрастающей. Тогда у тебя возникнет ощущение успеха, – пояснил он. – Достижение будет лучшим стимулом продолжать занятия, чем первые неудачи.
Я рассмеялась.
– Ты читал книги по педагогике, да?
– Ну… да, – признался он, опуская голову и чуть отступая, словно я вызнала какой-то постыдный секрет. – Это тебя обижает?
Я покачала головой, выразительно закатывая глаза.
– Ладно, приступим. Что мне нужно делать?
– Иди за мной, – проговорил он, приблизившись к моей спальне и распахнув дверь.
Эммет переступил через порог, и я последовала за ним.
– Можно я закрою дверь? – сказал он.
– Да. Что за вопрос?
– Я подумал, что ты почувствуешь себя уязвимой, оказавшись здесь одна с мужчиной. С незнакомцем.
– Какой ты незнакомец! – воскликнула я. – Я знаю тебя всю твою жизнь.
Его широкие плечи расслабились, а на полных губах заиграла широкая улыбка. Печаль, затаившаяся в его глазах, улетучилась – пусть всего лишь на мгновение.
– Ты – единственная, кто считает меня настоящим. Остальные – твои тетки, дядя и ведьмовские семейства – воспринимают меня как пустую оболочку. Для них я автомат.
– Но мы-то с тобой знаем, что это не так, – возразила я. – Рано или поздно другие тоже это поймут.
Я прикоснулась к его локтю – и по его телу пробежал какой-то разряд. На миг его щеки загорелись, а губы задрожали. Я шагнула назад – и все исчезло.
– Тебе прекрасно известно, что вселенная состоит из энергии, – проговорил Эммет строгим и официальным голосом преподавателя. – Живой энергии. Она – повсюду. Все, что нас здесь окружает – стены, пол, твоя кровать и стол, – пронизаны ею. Поступки и обстоятельства также состоят из энергии, которую нельзя уничтожить. Однако ее структура постепенно меняется. Этот особняк поддерживают в хорошем состоянии. Крыша новая, краска яркая. Твои родственники не перестают вливать в дом свежую энергию, не жалея на это сил. Иначе все бы уже обветшало и развалилось. – Эммет сделал паузу и уселся за мой письменный стол. При росте в два метра он выглядел чересчур крупным для кресла. – Понимаешь?
– Да, наверное. Энтропия[4] и все такое.
В качестве вольнослушателя я частенько посещала университетские курсы физики, математики, языков, истории искусств, литературы… Тетя Айрис смирилась с тем, что я никогда не получу диплома, хотя сданных экзаменов мне хватило бы на три высших образования. Я обожала лекции, но в глубине души опасалась, что диплом будет означать, что мои «студенческие годы» остались в прошлом. Разум говорил мне, что мне надо закончить хоть какой-то факультет и стать хорошим примером для сына. А мне и вправду хотелось, чтобы малыш мной гордился. Пусть знает, что его мама всегда доводила до конца собственные начинания. Поэтому я пообещала себе, что после рождения Колина именно так и сделаю.
Эммет ободряюще посмотрел на меня.
– Ты молодец, Мерси. Итак, вещи разрушаются. Это относится и к нематериальным предметам. Мы строим события нашей жизни. Мы меблируем их нашим интеллектом и украшаем нашими эмоциями, а потом уходим. Мы никогда не подпитываем их свежей энергией, а они блекнут и исчезают. Это и приводит к ощущению хода времени: то, что мы называем настоящим, просто показывает, где именно мы совместно фокусируем большую часть энергии.
– Значит, повседневные события жизни моей матери будут мне доступны, если я смогу влить в них достаточное количество энергии?
– Да, но лишь в незначительной степени. Ведь в тебе давно укоренилось чувство разлуки с твоей матерью, – иронично добавил он, а я едва не задохнулась от возмущения, но Эммет так увлекся своей лекцией, что ничего не заметил.
– Легче оживить недавние воспоминания: они только и ждут сильного разряда энергии, чтобы пробудиться. Возможно, с них и надо начать.