Источник Фомин Олег

Глава 13

Когда поминки закончились, Питер оказался не в том состоянии, чтобы выполнять роль шофера, а Айрис и Оливер куда-то исчезли. Истерика Клер по поводу Эммета вызвала у меня нежелание использовать магию для перемещения в пространстве, поэтому я вызвала такси и добралась до дома как обычный человек. Когда я приехала, наш особняк показался мне пустым. Я отправила мысленный запрос, проверяя, не опередила ли меня Айрис, но отклика не получила. Странно, но даже Эммет куда-то запропастился. Однако я испытывала гремучую смесь одиночества и радостного возбуждения: я целую вечность не проводила здесь время одна! Настал момент зарядить атмосферу и проверить, какие воспоминания мне удастся пробудить! Оливер был не прав, утверждая, что я буду разгадывать загадки, оставленные моей матерью. Чего она хотела добиться с помощью «Тилландсии», я не знала. Намерения у дяди Оливера были самые добрые, но я не представляла себе, с чего можно начать. Я подозревала, что моей жизни не хватит на то, чтобы разобраться с призраками, которые поселились в этом доме. Как я отыщу несколько иголок в стоге сена, скопившегося здесь за полтора века? Нет, мне надо стать свидетельницей всего лишь определенного события: моего собственного рождения. Разумеется, тогда все встанет на свои места. В этом я не сомневалась.

Даже такой новичок, как я, должен суметь пробудить не особо старые образы прошлого, вдобавок сейчас я поставила перед собой максимально четкую цель. Я позаботилась о том, чтобы двери были заперты на случай появления кого-то из чужаков, а потом вообще зачаровала все замки, чтобы никто – даже мои близкие – не могли бы войти незаметно для меня. Подобный расклад был мне неприятен, но я все предусмотрела. Нельзя, чтобы мои тетки и Оливер преждевременно узнали о моих задумках, пока я не получу правдивые ответы.

Я надеялась, что, имея какую-то вещь, принадлежавшую матери, смогу лучше настроиться именно на необходимую мне энергию. В итоге я решила воспользоваться медальоном, который она мне дала в машине. Если он до недавнего момента находился у мамы, это должно стать плюсом. Собравшись с духом и очутившись в родных стенах, я осмелилась его надеть. Вырез моего нового платья оказался настолько большим, что на поминках кулон бы сразу заметили. Я не пошла на риск: Айрис или Эллен запросто увидели бы украшение, а то – чего хуже – узнали бы медальон своей сестры. Поэтому он мирно лежал в моей шкатулке для драгоценностей, спрятанный среди других побрякушек: нити жемчуга, которую мне вручили на восемнадцатилетие, серег с бриллиантиками, полученных двумя годами ранее и синей коробочки, в которой хранилось кольцо, подаренное Питером в знак нашей помолвки. Я пока не могла себя заставить носить его постоянно и не надела даже сегодня. Я подавила эмоции, которые буквально исходили от кольца, пытаясь меня захватить, и извлекла мамин медальон. Почему-то прикосновение к нему резко уменьшило мой оптимизм. Можно ли вообще надеяться на примирение в нашем семействе? Можно ли как-то объяснить разлуку матери со своими дочерьми, не говоря уже о том, чтобы оправдать такой поступок?

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Мне надо быть непредвзятой, иначе страхи породят во мне предубеждение. Мое недавнее радостное возбуждение сменилось тяжестью на сердце, но я повесила медальон себе на шею и закрыла крышку шкатулки.

Спальню моей матери, в которой как раз родились мы с Мэйзи, Айрис превратила в свою студию. Она говорила, что ей очень нравится вечерний свет, струящийся в окна, но однажды призналась мне, что именно в этой комнате она получает утешение и чувствует близость к любимой младшей сестренке, которую так рано потеряла. Я едва не разревелась, вспомнив, насколько искренними мне показались слова тети, когда она поделилась со мной своими ощущениями. Спустя минуту я взяла себя в руки и внимательно изучила обстановку.

Вещи, принадлежавшие моей матери, были давно отданы благотворительным организациям. Тем не менее самые личные и дорогие экземпляры мои родственники сложили в коробки и закинули на чердак: пусть пылятся наверху до того дня, когда мы с Мэйзи решим заняться дележом. Правда, Айрис не стала полностью изгонять свою сестру из студии, отнюдь. Большой и, как я теперь понимала, поразительно похожий портрет моей матери висел на видном месте на южной стене. Я редко заходила сюда, но когда я это делала, то покидала комнату с трепетом. Мне казалось, что мама находится совсем рядом.

Чтобы вызвать к жизни мое воспоминание, Эммет использовал комбинацию из неожиданности и страсти. Мне было необходимо встряхнуться, но я опасалась, что мое двойственное отношение к возвращению матери может повлиять на мое восприятие. Иначе говоря, сейчас мне запрещены всплески эмоций, связанные с мамой. Наверное, теток касаться тоже не следует. Мои мысли вернулись к конфликтам с Мэйзи. Да… раны слишком и чересчур болезненны. Они могут подавить более слабые энергетические потоки.

У меня устали ноги. Я скинула туфли и уселась в неудобно поставленное кресло. Айрис почему-то развернула его боком, чтобы из него не было видно портрета моей матери и ее мольберта. Теперь я могла таращиться в пространство или обозревать абсолютно пустую стену. Знакомое возмущение вскипело во мне: я вспомнила Джинни и ее махинации. Бабка часами заставляла меня сидеть у нее в прихожей, пока она занималась с Мэйзи колдовством. Я в свою очередь выдумывала себе разные истории. Позже они и стали основой «Шутовского тура». Но ни прихожей, ни стула уже не было на свете: они сгорели дотла в пожаре, который погубил и Коннора – мужа Айрис. Возмущение сменилось гневом – и я услышала позади себя голоса.

Я стремительно обернулась. Изображения отсутствовали: до меня доносился только тихий женский разговор. Я напрягала слух, чтобы уловить, о чем идет речь, но голоса были слабенькими, как будто долетали из иных миров. Вскоре воцарилась тишина. Я встала и, сделав несколько шагов, замерла в центре комнаты. Мне снова удалось уловить искаженные звуки. Что это? Крик боли? Отчаяния? Я узнала интонации Эллен и почти разобрала ее слова. Внезапно я увидела, как она и Айрис склоняются над моей матерью, но видение оказалось похожим на то, какое почти испорченный кинескоп может наложить на окружающую реальность. Картинка застыла, но вдруг растянулась, как резинка для волос, и принялась закручиваться вокруг своей оси, поднимаясь и втягиваясь в портрет моей матери. Я поняла, что все эмоциональные отпечатки, возникшие в день моего появления на свет, были перенесены в эту картину.

Я сосредоточилась, настроившись на нужную мне энергию. Ухватилась за раму полотна и прижала ладони к покрытым лаком краскам. Я ощутила незначительные выбросы, но то, ради чего я пришла, было надежно скрыто: энергия, перемещенная в портрет, необратимо трансформировалась. Я отпрянула и прижала ладони к лицу. Из моей груди рвались рыдания, но я их подавила. У меня нет желания плакать. Я хочу узнать правду.

Мои пальцы дрожали – но вовсе я не собиралась сдаваться. Я превратила свою ярость и разочарование в твердый тугой шар и вскинула руки вверх. Сфера выстрелила и достигла свой цели, опустившись в то место, где я видела трех женщин. Я шагнула вперед, сконцентрировавшись на том, чтобы расширить энергетический шар. И сразу же заметила, как мерцающая картинка из прошлого начинает искаженно растягиваться. Присев на корточки, я придвинулась еще ближе, стараясь расшифровать рваные движения выгнутого нечеткого изображения. Воздух в комнате искрился от моей энергии, остро запахло озоном. Я заставила себя игнорировать эти детали и добавила в шар побольше силы. Искаженные звуки, несинхронизированные и непонятные, шли волнами. Внезапно сияющая сфера схлопнулась и исчезла. Я перестаралась с энергетической подпиткой. Услышала вой – и не сразу поняла, что горестный звук издаю я сама.

Но я боролась с нарастающим чувством безнадежности. Я опять выставила руки перед собой, решив собрать порцию энергии для последнего усилия, но тут произошел сбой: на периферии моего зрения мелькнул какой-то падающий предмет. Я отклонилась, но мягкая пушинки заскользила по моей щеке. Я захотела избавиться от нее, но только размазала все по коже. Посмотрев на пальцы, я догадалась, что это был пепел. В спустя долю секунды крупные хлопья просто обрушились на меня. Они покрыли меня с головы до пят, как сухой серый снег. Пепел образовал тонкий порошкообразный слой на полу, а затем взмыл в воздух и закружился вокруг, как ураган. Пыль забилась мне в ноздри. Вскочив, я бросилась к мольберту и сорвала с него тряпку, чтобы спрятаться, но оцепенела: на меня воззрилось лицо Коннора.

На мольберте оказался не обычный одиночный портрет. Я стояла перед триптихом: Айрис поделила холст на три равные части. Она уже завершила свою работу над боковыми элементами: слева Коннор был изображен совсем молодым, а справа его лицо обратилось в демоническую маску: из глаз изливалась лютая ненависть, которую я наблюдала в ночь его гибели. Центральная часть была едва начата. Редкие мазки создавали впечатление, что Айрис несколько раз пыталась взяться за эту часть триптиха, но медлила. Наверное, с помощью живописи она хотела примирить два образа своего умершего супруга: того мужчины, за которого она выходила замуж, и того чудовища, в которое он превратился. Мой взгляд скользнул мимо его юного образа, меня привлекло пламя, пожиравшее Коннора на холсте. Я была этому свидетелем. На полотне неподвижно пылали багровые языки. Мы не устраивали Коннору похорон. Тела, которое можно было предать земле, найти не удалось. Элементали – духи огня – попировали всласть. От Коннора остался только пепел.

Точно! Я принялась лихорадочно стирать пыль тканью, пытаясь уничтожить микроскопические останки Коннора, вытряхнуть его прах из своих волос. И вдруг я услышала хохот Коннора. Я развернулась на месте. Пепел неумолимо сгущался, обретая четкую форму. Тлеющая рука вырвалась из серого облака и начала шарить в воздухе, чтобы меня схватить. Я отскочила.

– Я буду жить снова. Я буду жить в тебе.

Я скорее почувствовала, чем услышала голос Коннора. Рука рассыпалась, а облако завихрившегося пепла понеслось ко мне, пытаясь окружить, окутать, войти в меня. Дух Коннора жаждал в меня вселиться. Нет, ему нужна была не я: его дух решил заместить моего нерожденного сына. Я этого не допущу! Я с трудом взяла магию под контроль и помчалась к себе в комнату.

Неужели я оказалась готова? Я ожидала этого мгновения со дня гибели Коннора, когда заметила, что его душа прячется в зеркале. Мои тетки и дядя пытались очистить дом, уравновесить токи энергии и удалить все злонамеренное, но я почему-то не сомневалась, что хитрый подонок сумеет проскользнуть обратно. Никто из моих родных не говорил о том, что ощущает его присутствие, но я-то чувствовала, что он таится поблизости и не дает себя поймать. Злой. Завистливый. Мрачное облако безнадежности, подпитывающееся собственной тенью.

Я рывком раскрыла дверцы шкафа и запустила руку вглубь – туда, где лежали обувные картонки и коробки со школьными сувенирами. Мои пальцы сжались на прохладном горлышке спрятанной бутылки. При виде моего творения меня передернуло. В основу лег простой темно-синий стеклянный пузырек, но под руководством Хило я покрыла его глиной и раскрасила природными красками. Бывшая посуда превратилась в фигурку. Это было вполне узнаваемое изображение мужчины, которому безумно хотелось пожертвовать мной ради увеличения собственной силы – несмотря на то, что он считал себя моим отцом.

– Когда делаешь ловушку для духа, изображение не обязательно должно быть точным, – объяснила мне Хило. – Оно должно передать, каким ты его видишь.

Ловушка и правда отражали суть Коннора. Я смогла передать его самоуверенность, алчность и жестокость.

Я чувствовала, как мое сердце толчками гонит по телу кровь. Меня бросало то в жар, то в холод. Я забыла обо всем, сосредоточившись на обжигающей ярости, которую испытывала по отношению к Коннору. Я была уверена в себе. Я чувствовала, что контролирую происходящее. Дверь моей спальни дернулась, а потом начала то выгибаться, то вдавливаться. Коннор явно хотел ко мне ворваться. Казалось, будто дверь дышит: расправляется, вдыхая воздух и сжимается, выпуская его обратно. Я стояла молча. Ждала. Прислушивалась. В ушах у меня гулко стучало. Я сделала шаг вперед – и дверь затряслась с невероятной силой. Я почти испугалась. Что, если она слетит с петель? Но неожиданно створка замерла.

– Давай, паршивец, – пробормотала я себе под нос. – Теперь-то я готова.

Я вытащила пробку из бутылки и зажала ее в потной ладони, но меня охватила паника. Коннор понял, что расстановка сил кардинально изменилась. Я уже не беспомощная девчонка, которую он может искалечить и оставить умирать. Коннор отступил в сторону. Я ощутила, как его энергия отхлынула. В это мгновение меня осенило: дух Коннора обладает лишь той силой, которую я сама ему давала. Зарядив студию Айрис магией, я предоставила ему достаточно энергии для проявления. А сейчас я просто отрезала его подпитку. Крепко стиснув бутылку-фигурку в руках, я вышла в коридор и начала ритуал.

– Дух без тела! – позвала я так, как меня научила Хило! – Вот твое тело! – Я высоко подняла пузырек. – Дух без дыхания! – я опустила ловушку пониже и дунула в горлышко, чтобы оно свистнуло. – Вот твое дыхание! Дух без крови! – проговорила я и плюнула внутрь. – Вот твоя кровь!

Проследовав за пыльной тенью до порога комнаты Айрис, я прислонилась к стене, пытаясь мысленно отворить дверь. Она медленно поддалась: сила, прячущаяся за ней, хотела мне помешать. Послышался какой-то звук. Возможно, это протестующе скрипнули петли, ставшие полем магической битвы, а может, увядающий дух Коннора выкрикнул ругательство.

– Приказываю тебе, дух: войди в свое тело. – Я наклонила горлышко бутылки и громко произнесла: – Приказываю тебе, дух: наполни свою плоть дыханием. – Я перешагнула через порог и очутилась в студии. – Приказываю тебе, дух: окунись в свою кровь. – Пепел поднялся и закружился, как бешеный, но я знала, что теперь Коннор мне подчиняется. – Приказываю тебе, дух: войди в свое тело.

Пепел стянулся в тонкую ленту и завис над горлышком. Я представила себе, как весь прах до последней частички оказывается в ловушке. Спустя пару мгновений комната очистилась, а бутылка наполнилась. Улыбнувшись, я вогнала в горлышко пробку.

– Кстати, Коннор: я ожидала, что твое сопротивление будет более мощным. Но, похоже, в итоге ты всегда всем приносил только разочарование.

Я покрутила зачарованный пузырек в руках. У меня хватило дальновидности приготовить ловушку и научиться ею пользоваться, но, применив нужную магию, я понятия не имела, что делать дальше. Наверное, Хило закопала бы ее на перекрестке дорог – где покоились ее колдовские причинчалы. Однако было бы крайне глупо хоронить голодный дух Коннора в эпицентре магии Хило. Если ему удастся вырваться из ловушки, он обязательно воспользуется собственным колдовством, чтобы безобразничать. Лучше было бы привязать к бутылочке камень и швырнуть ее в океан. Увы, сегодня такой вариант не рассматривался. Сейчас мне следовало отыскать укромное место для ловушки и подумать, как ею распорядиться в будущем. Время!!! Это слово возникло в моей голове, и емкость тотчас задергалась в руках.

Я поспешно спустилась вниз и вышла в сад. Солнечные часы Оливера погрузят в стазис все, с чем соприкоснутся. Коннор будет надежно запечатан в пузырьке, а заодно окажется пойманным во времени. Я могу спокойно поразмышлять, прикидывая, как и когда решить эту проблему. Взглянув на солнечные часы, я молча приказала им взлететь. Они завибрировали: из-за нешуточного веса поднять их было весьма трудно. Я вновь прибегла к магии, но чем больше энергии я в них направляла, тем тяжелее они становились. Какая досада!

– Ну пожалуйста! – попросила я, зажмурившись.

Раздалось жужжание, и я открыла глаза. К моему глубочайшему изумлению, постамент всплыл вверх и парил на уровне моих плеч.

– Спасибо, – с чувством произнесла я.

Как это характерно для Оливера: восстать даже против собственного естества и создать зачарованный предмет, который не слушается чужих команд и который надо просить о содействии! Я положила ловушку духа на почерневшую почву лужайки. Земля тут же разошлась и проглотила бутылку целиком. Солнечные часы заняли свое законное место.

Глава 14

Я вернулась в студию Айрис, прикрыла тряпицей кошмарный триптих и осмотрелась. Мой магический взор не заметил улик, свидетельствующих о «взломе». Айрис вообще не заподозрит ничего неладного. Но моя тетя имела право знать о том, что здесь произошло, – и я намеревалась все ей рассказать. Обязательно. Утром. Но мне не хотелось, чтобы она наткнулась на истину сегодня ночью. Поэтому я выключила свет, покинула ее комнату и пошла в ванную. Забравшись в душевую кабину, я сделала воду почти нестерпимо горячей. Мне хотелось смыть с себя воспоминание о том, как к моему телу прикасался пепел Коннора. Забравшись в кровать, я встрепенулась: надо же снять чары, которые я наложила на все двери! Незачем, чтобы магия разбудила меня, когда родственники начнут сползаться домой.

Я была выжата морально и физически, но заснуть оказалось сложно. А когда я задремала, то видела одни кошмары. Безликий монстр полз на брюхе прямо ко мне, перебирая ногами и руками. Обелиски, ослепительные молнии и оживающие круги из камней окружали меня, издавая звуки, которые постепенно становились все пронзительнее и громче. Звенело разбитое стекало, засыпая осколками весь мир, – а потом я услышала вопль моей матери. Я проснулась и встала еще до того, как утреннее солнце окрасило лучами горизонт.

Спускаясь по лестнице, я выпустила мысленные щупы, проверяя, кто из моих домочадцев добрался домой после вчерашних поминок, а кто нашел себе местечко получше. Я не забыла о вчерашней сцене между Адамом и Оливером и удивилась, осознав, что в родных стенах находится Оливер. Мой дядя крепко спал. Еще сильнее я удивилась – но одновременно почувствовала облегчение, – не обнаружив никаких признаков присутствия Айрис.

Почему-то мне не удалось четко определить, здесь ли Эллен, поэтому я подкралась к ее спальне и чуть приоткрыла дверь. Понятно… сбитые простыни и сброшенные на пол подушки демонстрировала, что ночь у Эллен выдалась бессонной, как и у меня. Если, конечно, она не прихватила с собой Такера. Тогда, разумеется, состояние постели намекало на плотские утехи. А у меня появилась отсрочка подумать, как мне принести тете давно необходимые извинения.

Очутившись на кухне, я решила заварить для своей родни кофе. Я подозревала, что Оливер будет рад выпить чашечку – и Айрис тоже, когда, наконец, доберется до дома. Несмотря на новости, которыми мне следовало с ней поделиться, в глубине души у меня проснулась озорная радость по поводу того, что я встала спозаранку и увижу ее скандальное возвращение. Будучи незамужней мамочкой, я не могла сильно ее стыдить. Да мне и не хотелось делать чего-то такого, что помешало бы ей с кем-то встречаться и строить жизнь без Коннора. Однако при ярком свете дня моя решимость сообщить ей о вчерашнем столкновении поколебалась.

Я заварила себе травяной чай без кофеина и направилась в сад. Внезапно я сообразила, что и Эммет куда-то запропастился. Вероятно, он решил полуночничать в другом месте. Но Эммет был уже взрослым парнем: я была уверена, что бывший голем вполне способен о себе позаботиться в течение ночи. А может, о нем позаботился кто-то другой. Я ощутила странный и неуместный укол ревности при мысли о том, что чужая женщина могла пустить его к себе в постель. Я подавила эти эмоции и одернула себя. Для каждого из нас было бы лучше, если бы Эммет переключился с меня на новую погружку. Внезапно меня пронзила догадка. Может, Клер его спугнула? Хотя нет. Это маловероятно.

И я опять разозлилась на его потенциальную партнершу, которая соблазнила беднягу.

– Опомнись! – урезонила я себя.

Я действительно люблю Питера. Я заставила себя задуматься о чувствах, которые начала испытывать в отношении Эммета. Мне просто хочется его оберегать? Несмотря на мудрость и опыт, дарованные ему представителями семейств, которые создали его мужественное тело, Эммет по-прежнему остается наивным. Я бы согласилась с этим доводом, но тут взыграла моя честность. Испытанная мной ревность на самом деле не была связана с Эмметом и его душевным равновесием…

Хотя я убедилась в том, что способна колдовать, а благодаря Питеру почувствовала себя красивой и необыкновенной, у меня все равно сохранился комплекс неполноценности. Признание Эммета в любви польстило мне, дав пищу нездоровому самолюбию. Я могу, конечно, потакая себе, разбить Питеру сердце, но тогда я снова испорчу жизнь и себе, и Питеру, и заодно – несчастному Эммету… Нельзя кормить эту эмоциональную черную дыру! Так или иначе, но мне еще надо взрослеть. Я вздохнула. Честное отношение к себе самой – вещь неприятная. Я вспомнила о том, что сделала моя мать… когда закрутила интрижку с мужем Эллен. Вероятно, ее выбор был сделан на похожем основании.

Внезапно мои мысли переключились на Клер. Я тревожилась за нее. Я не могла понять, чем вызвана ее враждебность к Эммету. А если Клер – прирожденный экстрасенс и ощутила принадлежность Эммета к иному миру? Но это никак не объясняло загадочной истории, которая, по мнению Клер, связана с бывшим големом. Кто являлся настоящей родней Эммета? И самое важное: что случилось с братом Питера, с тем сыном, которого она поручила их заботам? Одно я знала точно: старик не был потерянным двоюродным дедом Педером. Что за наспех придуманная легенда! Этот человек – «высушенная оболочка», по словам Клер, – оказался сыном Клер и братом Питера. Логически я не могла объяснить, как брат Питера мог быть старше своих родителей. Что за жуткие обстоятельства заставили Клер и Колина-старшего отдать своего мальчика на откуп? Но очевидно: Клер решила, что он – ее давно пропавший сын. «Педер» в качестве имени пропавшего дяди стал просто удобным ярлыком, который они прилепили на найденный труп. Здесь есть над чем поразмыслить следователю Куку.

Когда вчера вечером мы с Клер вернулись в бар, Колин быстро увел жену наверх, в их апартаменты. Больше она в таверне не появлялась. Я присоединилась к Питеру за стойкой, и мы работали вместе до последнего заказа.

– Здорово у нас получается! – заметил Питер воодушевлено.

Его разноцветные глаза – ярко-синий и зеленый – блестели от выпитого. Мне не нужно было спрашивать, что он имеет в виду. Отчасти я была с ним согласна. Но, когда обнаружилось, что Тирни – семья, которую я всегда считала совершенно нормальной, – была связана с магией, я начала задавать себе вопросы, которые уже поднимал Эммет. Почему Питера никогда не беспокоили ни магия моих родственников, ни мой собственный дар, хотя обычные люди были бы, по крайней мере, немного выбиты данным фактом из колени?

Звук автомобиля, подъезжающего к нашему дому, прервал мои размышления. Дверца открылась, тихо закрылась – и машина развернулась и укатила прочь. Высокие каблучки, осторожно постукивающие по камням, подсказали мне, что вернулась моя тетя.

Когда Айрис заметила меня в саду, она широко раскрыла глаза, застыла как вкопанная и прижала сумочку к груди. Несмотря на виноватый испуг, она буквально сияла в нежных солнечных лучах. Понимая, что превращаюсь в лицемерку и лгунью, я мгновенно осознала, что никогда не расскажу ей про Коннора. У меня не хватит на это духа. Я не хотела рисковать хрупким возрождением Айрис: с тем же успехом можно оторвать крылья у бабочки. Тайна о Конноре умрет вместе со мной. Я приняла решение, хотя сообразила, что из-за моей слабости мне будет чертовски трудно осудить моих теток. Я приветственно подняла кружку:

– Доброе утро!

– Доброе! – Айрис адресовала мне улыбку, в которой смешались смущение и высокомерие. – Похоже, старушка еще на что-то способна, – пробормотала она как раз в тот момент, когда появился Оливер – без рубашки и в растянутых спортивных штанах, с чашкой дымящегося кофе в руке.

– Верно, вчера вечером сестренка нам это доказала, – ухмыльнулся он. – И, судя по твоему виду, продолжала буйствовать все ночь напролет.

– Оливер! – хором ахнули мы.

Он громко захохотал и присоединился ко мне за садовым столиком.

– Оливер, напомни-ка мне, когда именно ты подписываешь купчую на свое новое жилище? – спросила Айрис и, покачав головой, направилась к дому.

Тем не менее вид у нее был лукавый и довольный.

– Забавно, что ты здесь ночевал, – сказала я Оливеру.

– И почему?

Обхватив чашку ладонями, он подался ко мне, словно я должна была поделиться с ним какой-то в высшей степени непристойной тайной.

– Сам понимаешь. После вчерашнего. Вы с Куком… то есть с Адамом…

Он изобразил глубокое потрясение.

– Милая, не все могут тягаться с твоей аморальной тетей Айрис.

– Постарайся, чтобы она ничего не услышала, – посоветовала я.

– Без проблем.

Он сделал глоток кофе, откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся.

– Мы немного потанцевали и перебрали с выпивкой. Поболтали, а потом я отправился домой пешком. Вести машину не мог, признаюсь.

– Погоди… а дальше?

– Мы сегодня встретимся за ланчем, – заявил он. – Я хочу, чтобы мы не торопились и убедились, что все правильно. Мы были еще мальчишки… тогда. Не хочу торопить события. Хочу продвигаться вперед медленно и получать удовольствие.

– Ты, Оливер Тейлор, не хочешь спешить?

– А что, в это трудно поверить?

– Да. Кто ты такой и куда ты дел моего настоящего дядю?

Оливер в ответ показал мне язык.

– А почему Адама не тревожит твоя магия? – поинтересовалась я.

Оливер вскинул брови и наморщил лоб, обдумывая мой вопрос.

– Поначалу тревожила – когда мы были молоды и только познакомились. Но я предложил, чтобы его «не тревожила» магия, как ты выразилась.

– Ты его принудил?

Оливер кивнул.

– Угу, но одного раза было достаточно. Позже я ему признался и пообещал, что такое больше никогда не повторится. – Оливер отхлебнул кофе и посмотрел на меня поверх края кружки. – Адам за тебя тревожится, Конфетка.

– Тревожится? – повторила я.

– Он вроде «нутром чует». Педер Тирни возник из ниоткуда с дырой в груди. Адам считает, что ты была чересчур нервной на поминках. Не беспокойся: про старика я ничего не говорил.

– Ты ничего не скрываешь от Адама?

Я заметила, что утаиваю от Питера очень многое: возвращение моей матери, правду про Мэйзи, случившееся с Педером, признание Эммета, то, что мне было приятно это услышать…

– Если честно, пока не представляю. Но жизнь в Саванне всегда на виду, поэтому наверняка скоро смогу кое-что выяснить. Кстати, Конфетка, что вчера была за суматоха вокруг Клер? – Оливер поставил чашку и откинулся назад, заставив кресло балансировать на двух ножках. – В таверне будто ураган пронесся.

– Теперь твоя очередь все мне объяснить. Клер считает, что знает Эммета или по крайней мере «таких, как он».

– Неужто?

Оливер снова поставил кресло на четыре ножки и склонил голову к плечу.

– Вчера она утверждала, что он не человек. Клер уверена, что Эммет – потустороннее существо. А больше мне ничего неизвестно.

– Но ты намерена докопаться до сути?

– Да. У меня есть предположения, но они даже мне самой кажутся безумными. – Инстинкт подсказывал мне, что надо затаиться и самой во всем разобраться. – Я люблю Питера и собираюсь стать его женой, но мне надо точно знать, во что я ввяжусь с этими Тирни.

– Разумеется, Конфетка. Намекнешь, если тебе понадобится моя помощь, – согласился Оливер и прищурился, взглянув на солнце, которое уже поднялось над горизонтом и целиком осветило наш сад.

– Господи, хорошо-то как! – промурлыкал мой дядя, потягиваясь в золотистом зареве. Внезапно он вдруг замер, а затем встал и пошел к солнечным часам.

Он протянул к указателю обе руки ладонями вниз.

– Кто-то здесь поработал, – пробормотал он, повернулся и уставился на меня. – Выкладывай, племянница! Что ты натворила, Конфетка?

В моей голове промелькнула тысяча отговорок, но у меня не хватило духа лгать. Вскочив, я подбежала к Оливеру.

– Коннор, – выпалила я, слегка кивая в сторону часов. Вот я и прокололась! – Я пыталась возродить воспоминание о маме, – добавила я. – А Коннор перехватил энергию.

Лицо Оливера стало пепельно-серым: по моим отрывочным репликам ему удалось понять всю ситуацию.

– Извини, Мерси. И помалкивай, пожалуйста. А я кое-что сделаю для тебя. Ладно?

Несмотря на яркие теплые лучи, меня начала бить дрожь. Я обхватила себя руками и коротко кивнула. В семействе Тейлор начался новый сговор. Так было всегда. Секрет и общее желание уберечь тех, кого мы любим, породят сотню вопросов…

Оливер обнял меня и провел обратно к креслу.

– Я часто размышлял о твоем видении с Древом жизни, – произнес он, явно стараясь отвлечь меня от мыслей о Конноре. – По-моему, нам надо подумать о том, чтобы воспользоваться каким-нибудь трюком твоей матери. Нам нужна «Тилландсия».

– Но почему? – вырвалось у меня.

– По-моему, именно это Древо жизни хотело сказать нам… вернее, тебе… когда ты увидела дверь особняка «Тилландсии». – Оливер придвинулся ко мне. – Нам потребуется мощная энергетическая волна, которую семейства не смогут отследить и которую якоря не смогут отключить, если сообразят, что именно мы делаем.

– И ты считаешь, что мы получим ее через «Тилландсию»!

– Да. Пусть истинные намерения Эмили теряются для нас во мраке, но мы уже догадались, для чего она посещала «собрания» «Тилландсии» в течение долгого времени, – подытожил Оливер. – Она накапливала силу.

Я почувствовала глубокую благодарность за то, что он использовал этот эвфемизм. Кроме того, такая сила не поддавалась приказам других ведьмовских семейств и слушалась только своего владельца.

– А если эта энергия до сих пор не развеялась по ветру, как нам до нее добраться? – уточнила я.

– Насколько я знал Эмми – а я считаю, что я вполне проницателен, Конфетка, – энергия до сих пор где-то надежно заперта. Однако у нас нет ни единого шанса до нее добраться.

– Тогда зачем вообще о ней упоминать?

– Потому что его нет лишь у нас. А у тебя, Конфетка, есть. Вероятно, Эмили запечатала энергетический источник, чтобы доступ был только у нее. Но в тебе есть частица Эмили. И я готов поспорить, что сила станет тебе доступна.

Я хмыкнула.

– Ты уверен?

– Нет. Но, Мерси, почему бы тебе не попытаться? Ради твоей сестры?

Я повернула лицо к солнцу и зажмурилась, позволив себе спрятаться за пурпурным свечением, которое проникало сквозь веки.

– Конечно, я попытаюсь. Но я понятия не имею, получиться ли у меня…

Яркий свет погас: Оливер загородил меня от солнца.

– Боюсь, что существует один способ заполучить силу «Тилландсии».

– И какой же? – спросила я, распахнув глаза.

Оливера окружал ослепительный ореол. Он походил на спустившегося на землю ангела.

– Единственный доступ к энергии, накопленной с помощью «Тилландсии», – это участие в их деятельности.

Теперь эвфемизм меня не порадовал. Нисколько.

Мысль об участии в вечеринках «Тилландсии» – или, не прячась за красивыми словами, в оргиях – была мне отвратительна. Раньше я думала, что «Тилландсия» – обычный закрытый клуб, в котором влиятельные члены общества собираются, чтобы поразвлечься, не беспокоясь о заголовках завтрашних газет. Теперь я знала, «Тилландсия» – это не то, чем она кажется. И как мучительно даже думать о том, что моя чудесная Эллен являлась добровольной участницей сборищ «Тилландсии» в течение долгих лет после смерти Поля и Эрика! По ее словам, хоть она и понимала, что поступает… нехорошо, но «Тилландсия» каким-то образом умеряла боль от потери мужа и сына. Но я сомневалась, что для Эллен общество было чем-то большим, нежели анестезия. Вряд ли у нее имелись скрытые цели, как у моей матери тогда… а, возможно, и сейчас.

Айрис, принявшая душ, вновь присоединились к нам. Я заставила себя смотреть только на тетю, не позволяя взгляду соскальзывать на выгоревшую лужайку. Свои влажные волосы она стянула в хвост. Она не накладывала косметики и казалась совсем молоденькой. На ней были ее любимые спортивные брюки… и моя любимая футболка.

– Надеюсь, ты не против, Мерси, – проговорила Айрис, заметив мою реакцию.

Футболка все равно мне уже маловата.

– Нет! Классно на тебе смотрится.

Она улыбнулась и сузила глаза, как довольная кошка.

– Спасибо, милая. А ты ей сказал? – обратилась она к Оливеру.

– Нет еще. Мы обсуждали другие вещи.

Он мне подмигнул.

– Что он должен был мне сказать?

У меня по спине пробежали мурашки.

– У нас есть план, как приструнить того демона в старой больнице, – произнесла Айрис. – В общем, все придумал Эммет, но его идея мне понравилась. Я тебе попозже объясню, но будь сегодня вечером свободна: мы идем на колдовскую охоту.

Глава 15

Мой мобильник заверещал. Я посмотрела на дисплей. Звонила Клер.

– Алло, – сказала я.

– Ах, Мерси, дорогая! Я так рада, что ты ответила! – Голос Клер выдавал ее беспокойство. – Надо побеседовать наедине. Ты не могла бы к нам заглянуть?

– Не вопрос. Скоро буду в «Маг Мел».

Конечно, она попробует уговорить меня не рассказывать Питеру про ее стычку с Эмметом. Хотя, по-моему, Питеру следует знать про своего погибшего брата. Однако я надеялась, что на сей раз роль сказителя выпадет не мне. Я наверняка струшу. Возможно, родители Питера со временем переживут свое горе и признаются Питеру во всем. Но мне нужно обязательно разъяснить Клер ситуацию с Эмметом. Она сообразила, что он не совсем человек, но я все же уверена в том, что Эммет – не монстр из преисподней. Начнем с того, что у него нет «родни». У него есть доноры – представители ведьмовских кланов, которые его создали. А мы, Тейлоры, стали для него неким подобием семьи.

Я оставила Айрис с Оливером в саду и ушла в дом, чтобы одеться поприличнее. Я выбрала плиссированный сарафан, купленный для меня Эллен. Но моя натура сорванца восстала против девчачьего наряда, и в итоге я сунула ноги в потрепанные полукеды. Хорошо, что Эллен не вернулась и не видит, что я сочетаю платье с подобной обувью. Она бы меня в столь непотребном виде вообще никуда не пустила. Но я еще не поблагодарила тетю за ее труды! Пожалуй, стоит купить ей подходящую к случаю открытку.

Оказавшись на улице, я решила, что стало чересчур жарко для пешей прогулки – и впервые почувствовала себя слишком беременной, чтобы ехать на велосипеде. Я взяла его за руль и откатила в гараж.

– До встречи, дружище! – Я не удержалась и ласково похлопала велосипед. Пугающее ощущение конца накатило на меня, и я расплакалась. – Что за глупости! – проворчала я, стирая слезы.

Гормональная перестройка и капризные способности к магии вызывали очень сильные, но весьма странные эмоции. Я вздохнула, зажмурилась и приготовилась к телепортации. Спустя долю секунды я ощутила, что мое тело словно парит в невесомости. Увы, после единственной попытки прыгнуть с одного места в другое с открытыми глазами я испытала жуткую тошноту и головокружение. Когда я открыла глаза, то уже находилась в переулке позади «Маг Мел». Нажав на кнопку звонка для работников доставки, я попыталась справиться с собой, по-прежнему ощущая необъяснимое чувство потери.

Вскоре я услышала, как из пазов вынимают массивный стальной засов, запиравший черный вход. Дверь распахнулась. Клер ждала меня, но, судя по выражению ее лица, будущая свекровь очень удивилась.

– Ты здесь, Мерси! Ну и скорость!

Мне не хотелось тыкать ей в нос магией после недавней сцены с участием Эммета, так что я немного приврала.

– Я гуляла поблизости, когда ты позвонила.

Переступив через порог, я принялась наблюдать за тем, как Клер возится с засовом и поворачивает замок.

– Спасибо, что заглянула, – произнесла она, пробираясь через кухню в бар. Я следовала за ней по пятам. – Нужно поговорить о том, что случилось вчера. Я тебе объясню…

– Про Педера и про твою теорию насчет Эммета.

– Да, про Эммета, – откликнулась Клер, садясь за столик, от которого лучше всего был виден парадный вход.

Клер махнула рукой, приглашая меня присоединиться к ней. Я устроилась напротив нее.

– Я решительно настаиваю, чтобы ты держалась от него подальше. Он – не тот, кем кажется.

– А что, если мне про него тоже кое-что известно?

Клер пожала плечами, но, когда до нее дошел смысл моих слов, глаза у нее округлились.

– Неужели, Мерси?

Я помолчала. Эммет не был простым смертным, но мнение Клер по этому поводу оставалось для меня загадкой.

– Да, – наконец подтвердила я, оправдываясь тем фактом, что Клер в свою очередь таилась от нас с Питером. – Но почему ты думаешь, что мне надо его бояться?

Она окаменела, а затем подалась вперед и крепко схватила меня за руку.

– Он попытается забрать у тебя сына!

– Что за нелепость!

– Мерси, выслушай меня. Когда я увидела Эммета, то поняла, что он несет беду. Мне нужно было поговорить с тобой сразу, но я решила, что справлюсь с ситуацией сама, не вовлекая тебя в этот кошмар. Мне казалось, я нашла того, кто мне поможет. Того, кто убедит Эммета уйти и оставить нашу семью в покое. Когда обнаружили труп Педера, я поняла, что от тебя нельзя ничего скрывать. Я буду с тобой откровенной – ради ребеночка. Но я в толк не возьму, зачем его родне наши дети – но они находят тебя, когда тебя покидает надежда. Они приходят к тебе, когда ты отчаиваешься настолько, что не в состоянии им отказать. Они вламываются в твой дом со своими договорами, обещаниями и ложью.

Я высвободила свою руку из ее пальцев.

– И что они тебе предложили в обмен на сына?

Я, естественно, не догадывалась, кто такие эти «они». Однако Клер начала открывать мне свои тайны, и я никоим образом не собиралась ее останавливать.

Моя реплика явно ее огорошила. Ее щеки приобрели мертвенно-бледный оттенок. Клер резко качнулась на стуле и замерла. Я испугалась, что еще чуть-чуть – и она упадет в обморок.

– Они обещали мне, что он будет жить, – прошептала Клер хриплым и прерывающемся от волнения голосом. – Она подняла взгляд и посмотрела мне прямо в глаза. – Мальчик умирал. Рак крови. Врачи ничем не могли ему помочь. Только из жалости они признались нам в собственном бессилии и позволили забрать его домой. Когда мы дотащились до бара, она там нас дожидалась.

– Она?

– У меня нет для нее имени. Раньше я никогда таких не встречала, а позже никогда не видела ни ее, ни ей подобных… до этого Эммета. Она была писаной красавицей, и я не могла поверить, что она не окажется доброй. Я подумала, что ее род остался за океаном… у нас на родине, но, похоже, все они здесь крепко обосновались. Она сказала, что в «Маг Мел» ее привлекла наша музыка. Когда она говорила, ее слова имели над нами огромную власть. – Клер перевела дыхание и продолжила: – А может, на нас с Колином подействовала крошечная надежда, которую она нам подарила. Она заявила, что наш мальчик выздоровеет. Он будет жить в любви и роскоши. Ее народ будет растить его, как принца.

Клер нахмурилась, а на ее губах появилась печальная улыбка.

– Она заверила нас, что мы не умрем, не увидев нашего сына снова. Нам и в голову не пришло, что он доковыляет до Саванны иссохшим старичком. Оскверненным трупом. – Клер затряслась, и я дотронулась до ее руки. – Мерси! Зачем они с ним такое сотворили, девочка моя?

Клер понурилась, а затем вскинула голову. Ее взгляд молил меня об объяснении, хотя она и не могла рассчитывать на то, что у меня будет ответ. Тем не менее у меня наметилась одна версия – и я не могла допустить, чтобы Клер и дальше считала, что ее сына хладнокровно убили.

– Они ничего плохого с ним не делали, – произнесла я: груз собственной вины победил мой страх перед признанием.

– Откуда тебе знать, какими были его последние минуты? О чем он думал, когда они вырвали у него сердце?

– Клер, все было совсем не так, – я опустилась перед матерью Питера на колени. – Ты ведь в курсе, что моя семья особенная. И я особенная.