Взорвать «Аврору» Бондаренко Вячеслав
Обернувшись, она удивилась, увидев перед собой Семена Захарова. Тот был в форменной шинели, шлеме. «Черт, как неловко, – мелькнула мгновенная мысль, – ведь если Сабуров увидит меня с ним, сразу поймет, в чем дело…»
– Здравствуй, Даша, – повторил Захаров с робкой улыбкой.
– Здравствуй, Семен, – чувствуя, как внутри начинает закипать раздражение против этого ненужного навязчивого человека, ответила Даша. – Ты что здесь забыл?
– Ничего. Я к тебе, Даша.
– Мы что-то недоговорили в последний раз?.. По-моему, все. Я на задании, Семен, ты мне мешаешь. Уходи.
– Я тебя уже год не видел, – взгляд Захарова был полон тоски. – Просто посмотрю…
Она усмехнулась, понизила голос.
– Захаров, мне что – перевод в тайгу тебе выхлопотать? Чтоб ты оттуда не смог в Ленинград ездить? Где ты сейчас служишь, я не помню?..
На губах Семена появилась ухмылка.
– Не веришь? – подняла брови Даша. – Могу устроить!
Но он не слушал ее.
– Все забыть его не можешь, да?.. – шипящим шепотом произнес Захаров. – Офицерика своего?.. А его, между прочим, уже того… Вышел весь, на ходу причем.
Она вздрогнула, как от удара.
– Что ты болтаешь?
– Ага, – кивнул Захаров. – Сегодня ночью эстонскую границу перешел. А утречком мы его в поезде – хоп, проверка документов. Ну, он, сердешный, сначала на нас кинулся, а когда понял, что дело табак, то на полном ходу из вагона… К тебе, небось, рвался…
Даша, не обращая внимания на окружающих, шагнула к Захарову, схватила его за ворот шинели.
– Это правда? Говори!
К ним, расталкивая публику, бросился молодой милиционер в новенькой черной шинели:
– А ну руки убери от чекиста, гражданка! Предъяви документы!
Даша, не глядя на милиционера, левой рукой вынула из кармана пальто и ткнула ему в лицо раскрытое удостоверение. Милиционер, обалдело козырнув, поспешно отскочил прочь.
– Это правда? – повторила она нетвердым голосом.
– Вот тебе, Даша, святой истинный крест, – ухмыльнулся Захаров, высвобождаясь.
Она взглянула на него в упор.
– Если выяснится, что это вранье, пойдешь под трибунал. Если выяснится, что правда, – тоже. Уяснил?
Даша резко оттолкнула Семена от себя и быстро пошла вдоль набережной. Захаров, немного придя в себя, крикнул вслед:
– Даша! Даш! Да пошутил я!..
Но она не услышала.
У бакового орудия крейсера «Аврора» толпилась очередная экскурсия. Порядком уже охрипший экскурсовод в очках заведенной скороговоркой бубнил:
– …сейчас на корабле стоят более современные орудия, калибром 130 миллиметров, а тогда стояли 152-миллиметровые, системы Канэ. Вот из такого вот орудия и был произведен исторический выстрел. Это произошло 25 октября в 21 час 40 минут…
– Товарищ экскурсовод, – прервал объяснения чей-то веселый голос, – а снаряд был боевой?
– Нет, товарищ, снаряд был холостой.
– Не женился еще! – среагировал обладатель веселого голоса.
Экскурсанты захохотали. Толстяк в очках сердито насупился:
– Серьезнее, серьезнее, товарищи! Итак, холостым снарядом…
Среди экскурсантов томился со скучающим лицом Карпов. Рядом с ним остановилась, тяжело дыша, запыхавшаяся Даша.
– Ты чего такая? – шепотом удивился тот.
– Женя, надо срочно выяснить сводку происшествий по области, – еле слышно ответила та. – По сегодняшним нападениям на патрули линейных отделов и падениям с поезда на ходу.
– А что такое? – встревожился чекист.
– Да есть сигнал, что наш подопечный, которого мы ждем, с поезда спрыгнул сегодня утром. С концами. А перед этим напал на патруль.
– Во-о дела, – протянул Карпов озадаченно. – То-то он не появляется…
– Дуй без разговоров, – перебила Скребцова. – Выяснишь – сразу назад.
– Есть, – коротко сказал Карпов и начал выбираться из толпы.
Рядом с подавленной, растерянной Дашей остановился капитан крейсера.
– Ну что, не нашли? – негромко поинтересовался он.
– Ищем, – коротко ответила Даша.
Капитан понимающе кивнул.
– Ее уже пытались взорвать, – тихо сказал он после паузы. – В марте восемнадцатого… Магнитную мину хотели присобачить на борт.
– И что?
– Что-что?.. Поймали, конечно. По законам революционного времени – в расход. Бывшие офицеры…
– В расход, – нервно усмехнулась Даша. – Говорите, как будто сами не были офицером…
– Так ведь разные офицеры были, товарищ… не знаю, как вас по должности, – тоже с усмешкой ответил капитан.
Даша задумчиво кивнула.
– Да, разные были офицеры…
Экскурсия между тем повернулась к ним. Голос толстяка в очках раздался совсем рядом. Даша еле успела отступить в сторону, чтобы не оказаться в центре внимания.
– …а запись в вахтенном журнале об этом историческом залпе сделал вахтенный офицер крейсера мичман Поленов, – радостно провозгласил экскурсовод. – Вот, кстати, и он сам – с 1922 года командир «Авроры»!
Экскурсанты, глядя на капитана, восторженно зааплодировали. Тот хмуро козырнул.
– Прошу за мной, товарищи, – продолжал толстяк. – Мы спустимся в машинное отделение. Осторожно, на трапе ступеньки.
Из-за орудийной башни показался ничем не примечательный паренек в сером драповом пальто. Тяжело дыша, он кинулся к Даше.
– Разрешите доложить? Взяли его!
– Кого?
– Ну, этого… Кого надо, словом!
Даша и капитан быстро направились вслед за пареньком.
Захаров надеялся на то, что дежурный в вестибюле облуправления уже сменился, но там сидел тот же чекист с одним «кубарем». Увидев Захарова, он равнодушно произнес:
– Товарищ, я же сказал вам уже – начальник занят. Вот бумага, изложите все в письменном виде.
– А замы его свободны? – упрямо прервал Захаров. – Ну, начальник какой-нибудь?
Дежурный с тяжелым вздохом снял телефонную трубку.
– Алло, секретариат? Скажите, из замов товарища Мессинга есть на местах кто-нибудь? Да тут деятель один… с периферии. А, ну ясно. – Он положил трубку. – Нет никого.
Грохнула дверь. В холле появился серый от усталости Карпов. Дежурный почтительно привстал, приветствуя старшего по должности. Увидев это, Захаров бросился к незнакомому чекисту.
– Здравия желаю! Захаров, замначальника линейного отдела, из области… По неотложному делу, сведения чрезвычайной важности.
– Не ко мне, товарищ, не ко мне, – равнодушно бросил на бегу Карпов.
– Товарищ, честное слово, – умоляюще проговорил Захаров. – Тут телеграммы шпионские, с Главпочтамта… Заговор налицо!
Карпов остановился. В упор взглянул на встревоженного Захарова.
– Уверены? – отрывисто спросил он.
– Так точно. Готов изложить.
Карпов резко крутанулся к дежурному:
– Демченко, почему так халатно относитесь к своим обязанностям? Видите же, что у товарища ценные сведения! Быстро выпишите пропуск и ко мне в кабинет!
– Есть! – ошеломленно отозвался дежурный.
Карпов торопливо побежал вверх по лестнице. Захаров с торжествующим видом подал дежурному удостоверение, и тот полез в сейф за бланком пропуска.
Когда Даша в сопровождении командира крейсера и взволнованного чекиста спустилась в кубрик, то увидела там мужчину лет тридцати, с усами и бородкой, в сильно поношенном пальто и шляпе. Принять его за Владимира можно было разве что при сильном желании. Увидев новых людей, мужчина попытался вскочить со стула, на котором сидел, но стоявший рядом чекист ударил его по плечу:
– Сидеть!
Задержанный послушно сел. Даша хмуро перевела взгляд на подчиненного:
– Ну и кто это?
– Он самый, – возбужденно ответил чекист. – Я его еще на лестнице приметил…
– Не на лестнице, а на трапе, – поправил моряк.
– Смотрю, значит, глазами шарит кругом и бородку отрастил, чтобы не узнали… А потом, когда их в кают-компанию завели, он от общей массы откололся и через порог – хоп!
– Не через порог, а через комингс, – заметил командир «Авроры».
– Ага, ну, я за ним… Смотрю, а он по сторонам зыркает. Ищет, куда бы мину приладить, подлюка!
– Какую мину? Это ошибка какая-то! – возмущенно подал голос мужчина. – Мне в уборную нужно было, в уборную! Я ее с самого начала искал…
– Не уборную, а гальюн, – поправил капитан.
– Ладно, – устало вздохнула Даша. – Извините нас, гражданин. Произошла ошибка, вы свободны.
Мужчина, заметно взбодрившись, поднялся со стула:
– Вы еще узнаете, как беззаконно людей хватать! Я на вас жалобу подам в Ленсовет!
Он вышел. Даша выразительно взглянула на подчиненного, задержавшего мужчину, и постучала пальцем по лбу. Тот, покраснев, вздохнул и развел руками – мол, ошибочка вышла.
В наступающих сумерках огни, которые зажглись на «Авроре», выглядели очень нарядно. Осветилась и сама набережная 9 Января, полная народу. Несмотря на накрапывающий дождь, люди не расходились, и очередь желающих попасть на крейсер не уменьшалась.
Некоторое время Владимир, проклиная себя за излишнюю доверчивость – ведь он не знал, кем на самом деле могла быть Елена, – кружил по центру Ленинграда, проверяя, нет ли за ним слежки. Но, убедившись в ее отсутствии, слегка расслабился. Неторопливым шагом обогнул Исаакиевский собор поразивший его, как и в детстве, своими исполинскими размерами, и вышел к серому зданию Сената, на площадь, уже четыре года как называвшуюся в честь декабристов. Его трусцой нагнала извозчичья пролетка с поднятым верхом. Сразу видно – старая, еще довоенная, крашеная-перекрашеная, с гнилой веревочной упряжью.
– Проедемся, гражданин-товарищ-барин? – хрипло окликнул с козел дедок в картузе и клеенчатом плащике.
– Проедемся… – Владимир на ходу вскочил на подножку. – Давай с ветерком, папаша, по набережной до Летнего сада!
– А как скажете, барин, хоть бы до Финляндии, – усмехнулся в ответ извозчик. – Н-но, пошла…
Пролетка с трудом двинулась с места и медленно тронулась по площади Декабристов по направлению к набережной, запруженной народом. На повороте ее придержал рослый постовой милиционер: по набережной как раз медленно следовал грузовик, в кузове которого стрекотала кинокамера.
Невнимательный, усталый взгляд милиционера скользнул по извозчику. Владимир поспешно отодвинулся на сиденье в тень полога.
Рядом с пролеткой остановились двое коренастых, ничем не примечательных парней рабочего вида. Один из них дал прикурить другому и попросил:
– Дай-ка еще раз на карточку посмотреть.
Краем глаза Владимир заметил, как второй парень достал из кармана пальто фотографию и протянул коллеге. Сабуров похолодел – это была его фотография…
«Откуда у чекистов мое изображение? – Мысли в голове заметались словно безумные. – Неужели успела сработать Елена?.. Она вовсе не похожа на сотрудницу ГПУ, но… Или это дело рук Епишина? Или все же постарался Захаров, поднявший на ноги всех, кого можно?» Он с досады сильно хватил себя кулаком по колену и поморщился от боли. Идиот… Вместо того чтобы предаваться воспоминаниям в компании бывшего однокашника, вместо того чтобы бродить по городу, нужно было сразу идти к «Авроре». А сейчас тут наверняка половина публики носит в кармане его фотокарточку. То есть не просто стоит на всякий случай и даже не ловит какого-то теоретического белогвардейца, а именно его, Владимира Сабурова!..
– Проезжай, – махнул рукой постовой. Извозчик подхлестнул клячу, и она свернула на набережную. Мимо поплыли величественные здания, замаячил вдали затененный сумерками шпиль Петропавловской крепости…
Скрывшись в тени кожаного полога, Владимир пристально пробегал взглядом по толпе людей. И будто выдергивал оттуда отдельных прохожих, у которых были совершенно одинаковые холодные глаза, шныряющие туда-сюда…
Было ясно – набережная находится под плотным наблюдением. Без проблем проникнуть на корабль явно не удастся.
Зайдя в свой небольшой кабинет на втором этаже здания облотдела, Карпов некоторое время молча стоял перед зеркалом, глядя себе в глаза. «Черт, устал, как собака, – равнодушно подумал он. – И завтра еще день будь здоров…»
Он боком сел на край своего стола и, сняв трубку внутреннего телефона, набрал номер дежурного.
– Аллё… Слушай, Демченко, все сейчас на обеспечении праздника, а ты все равно сидишь там и ни хрена не делаешь. Сделай мне быстренько сводочку по всем сегодняшним нападениям на линейные отделы, если такие случаи были, и по всем смертельным падениям с поезда в области. Времени тебе, – он взглянул на часы, – пять минут. Пропуск этому человеку сделал? Все, будь здоров. – Он положил трубку, и тотчас раздался стук в дверь. – Войдите!
На пороге кабинета появился Захаров с пропуском в руках. Карпов указал ему на стул.
– Присаживайтесь, товарищ…
– Захаров.
– Очень приятно. И суть дела, желательно быстро. А то времени нет совершенно никакого.
Захаров неторопливо вынул из кармана шинели смятые бланки телеграмм, положил их на стол перед Карповым.
– Эту телеграмму отправил сегодня со станции Ленинка в Ленинград матерый белогвардеец Сабуров, – медленно произнес Захаров. – А эту – из Ленинграда в Ригу человек, который должен был ее получить…
Карпов осторожно взял в руки телеграфный бланк и прочел текст: «Володя не приехал зпт вероятно зпт раздумал тчк Сазонов».
Кабинет начальника линейного отдела ОГПУ был пуст. За окнами давно уже смерклось. И только радиотарелка по-прежнему громким и радостным голосом продолжала свою бесконечную погудку:
– Считанные часы остались до праздничной даты – Десятой годовщины Октября! Скоро от перрона московского вокзала отойдет курьерский поезд, в котором отправятся в Ленинград вожди нашей страны, товарищи Сталин и Ворошилов. Завтра на крейсере «Аврора» взовьется Краснознаменный флаг…
Дверь кабинета приоткрылась. Убедившись в том, что он пуст, коротавший время во внеочередном наряде Коробчук зашел внутрь и выключил радио. Потом направился к двери, но, уже взявшись было за ручку, застыл в нерешительности.
После минутного колебания он быстро выглянул в коридор, закрыл дверь изнутри, подошел к столу и снял телефонную трубку.
– Алё… алё… Междугородная? Гражданочка, дайте Ленинград, облуправление ОГПУ. Если можно, начальника. Нельзя? Ну тогда кого можно. Дежурного? Давайте дежурного…
Вдоль пустого перрона московского Октябрьского вокзала вытянулся недлинный пассажирский состав. Раздавалось негромкое пыхтенье паровоза.
У одного из вагонов было выстроено подразделение ГПУшников – человек пятьдесят. Перед ними стоял рослый начальник охраны с тремя шпалами в петлицах. Это был постаревший на двадцать лет Павел Щербатов – убийца отца Владимира Сабурова.
– Все вы знаете, товарищи, – сумрачно и угрожающе, как и положено человеку на его должности, говорил он подчиненным, – какой сейчас сложный международный момент. Наша страна находится в кольце врагов. Английская буржуазия в открытую разорвала с нами дипотношения, а ее пособники – буржуазия Прибалтики, Польши, Финляндии и других стран – активно забрасывают к нам своих диверсантов. Думаю, излишне напоминать вам, что смотреть нужно в оба. И еще. Активизировался в нашей стране и внутренний враг. Это сторонники бывшего члена Политбюро Троцкого. Не исключено, что в Ленинграде мы столкнемся с разными провокационными выходками с их стороны. Выходки эти нужно пресекать немедленно и решительно. Ясно?
– Так точно, – слитно, хором отозвался строй.
Щербатов еще раз обвел подчиненных тяжелым взглядом из-под нависших бровей и бросил:
– Разойтись по вагонам.
Карпов продолжал хмуро вертеть в руках смятые бланки телеграмм. А глаза Захарова, сидевшего на стуле напротив, возбужденно блестели.
– Я думаю, товарищ, что здесь имеет место быть огромный, колоссальный заговор! – говорил он. – Кто в нем еще, кроме моего прямого начальника Лепковского, я не знаю, но цепочка налицо. Сабуров переходит границу – в Ленинграде у него связник, некто Сазонов – у Сазонова есть связь с Ригой, а покрывает все это дело Лепковский, а может, и кто повыше! Это же…
Захаров внезапно осекся под пристальным взглядом Карпова.
– Кто повыше? – тихо переспросил тот.
– Вот вы и разберитесь! – махнул рукой Захаров. – Это же уже ваше, так сказать…
Его фразу оборвал резкий звонок телефона. Карпов хмуро взял трубку.
– Алло, – он узнал голос дежурного и взял карандаш. – Да, записываю… Ага, значит, нападение было, но нападавший скрылся? Да, записал. Что еще? Сигнал?.. Какой сигнал?..
С минуту он внимательно слушал дежурного, потом сказал «Понял тебя, спасибо», положил трубку и взглянул на Захарова пристально.
– Интересное кино получается, товарищ Захаров, – медленно произнес Карпов, вставая. – Вернее, господин Захаров…
– В каком смысле? – обескураженно переспросил чекист.
Вместо ответа Карпов обошел стол и резким ударом сбил Захарова со стула на пол.
– А вот в таком.
Через десять минут двое ГПУшников под руки вволокли избитого в кровь Захарова в одиночную камеру. Карпов, тяжело дыша, вытер распухшие кулаки, сплюнул на пол.
– Чем скорее ты сознаешься, сволочь, тем легче тебе будет встречать смерть, – выговорил он и с грохотом захлопнул стальную дверь.
Захаров с трудом, опираясь на руки, приподнялся на каменном полу. Было так тихо, что он услышал, как капает с лица кровь – его собственная кровь.
И тогда он бросился на стальную дверь, барабаня в нее кулаками:
– Выпусти-и-и-и!!!
Сколько раз он слышал такие крики и пропускал их мимо ушей…
Хозяин рижской квартиры, которую снимали Сабуровы, очень удивился, увидев на пороге подтянутого, сухощавого мужчину в форменной одежде водителя такси.
– Я очень извиняюсь, но сюда таксомотор не вызывали, – сказал он, сумев даже в латышскую фразу внести неистребимый одесский акцент.
– Сабурову Софью Петровну можно видеть? – сухо спросил таксист по-русски.
– Ах, вы до Софьи Петровны? – обрадованно перешел на русский хозяин. – Пожалуйста.
Мать Владимира лежала в постели с книгой в руках. Она взглянула на таксиста удивленно и встревоженно.
– Добрый день, Софья Петровна, – поклонился тот. – Я – полковник Павел Дмитриевич Шептицкий. Честь имею, – он щелкнул каблуками сапог.
– Постойте… я догадываюсь, – прищурилась женщина. – Вы – прежний командир Володи?
– Так точно. Командовал ротой, в которой служил ваш сын, потом был начштаба полка.
– И вы, наверное, принесли мне деньги? – усмехнулась Сабурова.
Полковник тоже усмехнулся в ответ, полез в карман куртки.
– Вы правы, мадам. Здесь необходимая сумма для того, чтобы расплатиться за вашу квартиру. Кроме того, вам нужны лекарства.
Он вынул плотную пачку двадцатилатовых купюр. Но Сабурова не брала их. Возникла неловкая пауза – гость стоял, протягивая деньги больной, но та даже не смотрела на них.
– Скажите, зачем вы послали моего сына на смерть? – внезапно очень отчетливо проговорила Софья Петровна.
Полковник вздрогнул.
– Виноват?..
– Зачем вы послали его на смерть?
Шептицкий попробовал улыбнуться.
– Софья Петровна, вы заблуждаетесь. Владимир отбыл в командировку в Эстонию, налаживать связи с нашими союзниками. Он член Балтийской Военной Лиги, и…
– Он тоже мне так написал в записке, которую оставил на столе, – перебила Софья Петровна. – Но если бы он уезжал в простую командировку, он попрощался бы со мной, глядя мне в глаза… Он никогда мне не лгал. Не смог солгать и сейчас. Куда вы послали моего сына? Отвечайте! В Совдепию?
Полковник молчал, опустив руку с деньгами. Брови Софьи Петровны горестно надломились.
– Я знала… я чувствовала это…
Она начала подниматься на постели.
– Ради чего вы все это делаете, полковник? Ради удовольствия тех, кто предал Россию десять лет назад? Как и тогда – чтобы Европе было приятно? Чтобы на старости лет дачка в Юрмале и счет в Швейцарии, да?..
– Мадам… – кашлянул полковник.
– Заберите эти деньги себе. Вы же так любите деньги, верно ведь?
Шептицкий молча положил пачку латов на стол.
– Я не хотел расстраивать вас, Софья Петровна, но сын ваш, по-видимому, оказался предателем, – сухо проговорил он. – Да, он действительно в Совдепии, вы правы… Но лучше бы мы его туда не посылали. Всего хорошего.
Он склонил голову и вышел. Софья Петровна смотрела на закрывшуюся за ним дверь расширенными от ужаса глазами.
Извозчик остановился у ограды Летнего сада. Владимир выпрыгнул на панель, протянул извозчику смятую зеленую трешку.
– Держи, отец. Будь здоров.
– Благодарствуйте, гражданин-товарищ-барин, – отозвался извозчик. – Н-но, пошла, родимая…
Набережная была пустынной. Да и река не напоминала саму себя. Где синие «финляндские» и зеленые «шитовские» пароходики, лайбы с салакой, тупорылые ладожские барки?.. А деревянные кафе-«поплавки», которые всегда стояли здесь, у Летнего сада?.. С Невы дул холодный, пронизывающий вечерний ветер. На другой стороне реки загорались огни в окнах домов. Владимир поднял ворот, вынул портсигар, вглядываясь в сильно уменьшенную расстоянием «Аврору».
Пассажирский вагон третьего класса был забит под завязку. Люди стояли вплотную друг к другу в коридоре, тамбурах, проходах между полками купе. Слышались мужская ругань и женский визг, где-то отчаянно, на одной ноте плакал ребенок. Когда отправится поезд, никто не знал. Какие тут расписания, в 1918-м? Слава Богу, что удалось сесть…
Владимир мог считать себя счастливчиком – соседи притиснули его к вагонному окну в коридоре. Ему было видно низенькое кирпичное здание станции, остатки взорванной водокачки, серый бронеавтомобиль, возле которого ругались двое красных – пулеметчик и водитель, оба в черных шведских кожанках бронеотрядников.
– Прощаетесь? – раздался где-то рядом приятный мужской голос. Владимир попытался оглянуться, но это у него не вышло – настолько плотно стояли рядом чужие люди. Определил только, что говорил сосед слева, также стиснутый другими.
– Навсегда, – с грустной усмешкой отозвался Владимир на вопрос неизвестного.
– Никогда не употребляйте этого слова, коллега, – наставительно прозвучало слева. – Тоже на Дон?
Сабуров вздрогнул. Снова захотелось повернуться к собеседнику, но ему не дали.
– Да вы не опасайтесь, я сам на Дон, – хмыкнули слева.
– С кем имею честь, простите?
– Да какая разница, – прозвучало в ответ. – Все мы теперь без роду без племени.
– А я все равно вас нашла, – раздался над ухом знакомый голос.
Владимир резко обернулся. Перед ним стояла Елена. Глядела на него без упрека, без разочарования. Странное дело, но Сабуров испытал что-то вроде облегчения, когда увидел ее. Словно появилась в Ленинграде родная душа, хотя еще несколько часов назад он даже не знал эту девушку. Набережная была безлюдной, но теперь Владимир и без того, сам не зная почему, был уверен в том, что не Елена снабдила чекистов его приметами.
– Не знаю почему, но я ждал этого, – усмехнулся он.
Елена пожала плечами.
– Вот странно… Мы же расстались вроде как насовсем, не обещая никакой встречи друг другу.
– А почему встретились снова? – улыбнулся Сабуров.
– Потому что Петербург очень маленький. И еще потому что я иду в Летний сад, когда мне грустно. – Она помедлила. – И еще потому, что я этого хотела…
– А я ждал… – Владимир выбросил окурок папиросы в Неву и проследил за тем, как его подхватила осенняя вода. – Странно, я ищу, ищу одного человека и не могу найти, а вас встречаю без всяких поисков.
– Это тот самый человек, которого вы искали через горсправку? Барышня, конечно?.. – Елена взяла Владимира под руку. – Пойдемте в сад. Заодно и расскажете.
Летний сад охватили ноябрьские сумерки. Среди облетевших деревьев с печально опущенными ветвями медленно передвигались фигуры сторожей, закрывавших мраморные статуи деревянными ящиками. Двое рабочих, стоя на лестницах, прислоненных к стволам деревьев, натягивали поперек аллеи красный транспарант с надписью «Слава вождю пролетарского Ленинграда тов. КИРОВУ!»
Посетителей в саду не было. Владимир и Елена медленно шли под руку по аллее, разглядывая те статуи, которые еще не успели укрыть на зиму.
– Как здесь странно и тихо, – негромко заметила девушка. – Помните, у Ирины Одоевцевой были стихи о том, как она поменялась телом вот с ней?.. – Она кивнула на мраморную статую нагой богини со щитом в руках.
– Увы… Я почти перестал читать стихи в последнее время, – сознался Сабуров.