Цирк в шкатулке Сабитова Дина
— Дело в том, — продолжала Миска деликатно, — что моя хозяйка очень любит такие романы — про любовь. Целыми днями только и читает, оторваться не может!
В этот момент Китценька заметила, что Миска скрестила задние лапы. «Ой, врет, как врет! — поняла Китценька. — Разве можно представить Шкатулку с таким чтивом в руках?»
Миска же продолжала:
— Я вижу, что вы читаете замечательный роман, который моя хозяйка, кажется, еще не видела. Хороший?
Привратница расслабилась и глянула на Миску более приветливо.
— Весьма… А что именно читает твоя хозяйка?
— Ну там… разное, — уклонилась от ответа Миска. — Вот недавно закончила читать «Пламя и нежность».
— О! — воскликнула толстуха. — «Пламя и нежность»! Маниэлла Штиль! Моя любимая книга. Твоей хозяйке понравилось?
— А как же! Она рыдала все воскресенье. Особенно когда эта… как ее… ну., когда этот выкрал ее из замка разбойников и они ускакали на вороном жеребце…
— Да, да! — подхватила привратница. — Гарольд посадил прекрасную Лилионсию на верного Смарагда и спас ее от жестокого графа.
— Вот-вот, — энергично закивала Миска. — А роман, который вы читаете в эту минуту, — он о чем?
Толстуха нежно прижала книгу к широкой груди и смахнула растроганную слезу:
— Ах, это просто про мою жизнь! Вся правда, как есть!
Китценька, услышав это, с трудом подавила в себе желание рассмеяться — так не похожа была толстуха в форме на длинноволосую красавицу на обложке. Но Миска по-прежнему серьезно и заинтересованно кивала.
Наконец настало время переводить разговор в нужное собакам русло.
— Ах, как бы я хотела хоть одним глазком посмотреть на то, как выглядит сад дворца изнутри, — умильно улыбаясь, сказала Миска толстухе. — В книгах описываются прекрасные цветы, которые растут в таких садах, и алмазные струи ручьев, льющие прохладу. Так ли это? Хоть раз в жизни посмотреть на эту сказку…
Толстуха сразу подобралась и сделалась серьезной.
— Пропустить тебя внутрь? Нет, не проси. Ты, конечно, милая собачка, но у меня устав караульной службы. Без пропуска комар не пролетит… Ладно, заболталась я с тобой. Передавай привет хозяйке. И ступай отсюда, нечего тут крутиться, непорядок.
Огорченные неудачей, собаки отошли в сторонку.
— Разве Эва читает романы про любовь? — спросила Китценька.
— Да за кого ты ее принимаешь? — фыркнула Миска. — Она читает детективы, такие, когда находят труп в закрытой комнате, а убийцей оказывается приемный сын брата второй жены викария, переодетый чернокожей служанкой.
— А откуда же ты знаешь про эту., как ее… Лилионсию из книжки? И название «Пламя и нежность»?
— Да я и не знаю. Я так, наобум сказала — я слышала, эти книги все одинаковые, оно так и вышло. Могла бы сказать «Страсть и льды» — наверняка и такой роман уже сочинили. Однако внутрь мы не проникли. Судя по материалам газеты, путь через кухню тоже ничего не дает… Впрочем, есть еще одна идея. Подкоп под стену.
Миска боязливо поежилась. Подкоп под стену дворца — это верный путь в город скую тюрьму. Подрывная деятельность против короля. Хоть Китценька и маленькая собачка, но это она хорошо понимает.
Что же делать?
В эту минуту в конце улицы раздался шум, мимо собак проскакали два королевских гвардейца.
— Дорогу фрейлинам королевы, — кричали они, расчищая путь легкой открытой коляске, в которой сидели лицом друг к другу в два ряда шесть нарядно одетых дам разного возраста.
Впрочем, шумели гвардейцы больше для проформы. В этот июньский полдень площадь перед воротами была пуста, кроме воробьев в пыли и двух собак, проезду фрейлин ничего не мешало.
И в эту минуту Китценька поняла, что ей надо делать.
Вся ее жизнь промелькнула в кудрявой головке. С отчаянием и отвагой она подумала: «Или сейчас — или никогда! Я маленькая собачка — именно в этом наше спасение!»
— Рычи на меня, — крикнула она Миске, падая перед ней на мостовую, и начала отчаянно и жалобно визжать, махая в воздухе слабыми лапками.
Миска не сразу сообразила, в чем дело, а Китценька старалась верещать как можно громче и отчаяннее, так, что казалось: вот-вот эта страшная черная псина разорвет крохотную кудрявую собачку на клочки.
— Рррргаф, — неуверенно проговорила Миска, наклоняясь над Китценькой.
— Громче, громче рычи, кусай меня, — прошипела, не разжимая челюстей, Китценька. И Миска, еще не понимая, что задумала подруга, зарычала в два раза громче и даже сделала вид, что хватает Китценьку зубами поперек живота.
Со стороны коляски с фрейлинами раздались вопли.
— Ах, ах, кучер, остановите, стойте! — кричали нарядные дамы. И когда коляска остановилась, самая высокая из них, в лиловом платье в горошек соскочила с подножки и бесстрашно замахнулась на Миску кружевным зонтиком:
— Убирайся отсюда, чудовище! — И фрейлина в горошек подхватила с мостовой белый пушистый дрожащий комочек.
— Не бойся, моя крошка, я спасла тебя, ты в безопасности. Ах, гвардейцы, да отгоните же это животное, пока оно не покусало еще кого! Оно, наверное, бешеное!
«Сама ты бешеная», — подумала Миска, отбегая в сторонку и уворачиваясь от камней, которые начали бросать в нее подоспевшие гвардейцы.
Теперь ей, кажется, стал ясен план Китценьки.
А та, изо всех сил изображая нежное и прелестное создание, упавшее в обморок от ужаса, украдкой махнула Миске лапой.
Дама в горошек прижала белую собачку к груди, причитая над ней и целуя ее куда попало, и через минуту коляска скрылась за воротами дворца.
Глава семнадцатая
Про то, как Китценька была разведчицей
Когда Китценька была совсем юной собачкой, она любила читать героические книжки. В этих книжках собаки совершали разные подвиги: спасали тонущих, вытаскивали путников из-под лавины в горах, находили детей, потерявшихся в лесу, и раненых на поле боя. Китценька обожала истории о том, как под свистом пуль и снарядов собаки-герои ползли и ползли вперед, по колючкам и всяким буеракам. Не щадя живота своего.
Последняя фраза, так часто повторяющаяся в рассказах о подвигах, ужасно волновала Китценьку. Она смотрела на свой нежный розовый животик и думала: «А я смогу так — не щадя?»
Китценьке хотелось совершить какой-либо подвиг. Но она все время с грустью думала, что, такую беленькую, ее будет видно на поле боя, а вытащить кого-либо из воды или из-под лавины у нее не хватит сил. Ну разве если этот кто-нибудь окажется размером с некрупную кошку. Но вы слышали когда-нибудь, чтобы собаки спасали тонущих кошек?
А сегодня звезда подвига ярко сверкнула над Китценькиной головой.
Уткнувшись носом в мягкую грудь дамы в горошек, стараясь не обращать внимания на постоянные поцелуи и на то, что задние ноги болтаются в воздухе, Китценька думала о своем подвиге.
«Вот и настал момент, — думала Китценька, — когда пригодилась не сила большой собаки, а слабость маленькой. Я всегда хотела быть большой и сильной, но две большие собаки — мы бы до сих пор сидели там под забором и выли от бессилия. А теперь я — разведчик, и впереди неизвестность».
И еще Китценька гордилась тем, что придумала гениальный и результативный план. Да-да, своей маленькой кудрявой головкой придумала план, а главное — без колебаний и ловко тут же его осуществила.
Украдкой Китценька начала оглядываться. Коляска ехала уже по аллее дворцового сада, и Китценька заметила мелькнувший на краю дорожки указатель «К флигелю королевских фрейлин».
В остальном, надо сказать, за стенами королевского замка не было ничего особенного. Те же фонарные столбы, те же липы и кусты сирени, что и в городе. Только было очень мало прохожих, совсем не бегали собаки и стояла тишина.
Коляска остановилась у трехэтажного дома, крытого розовой черепицей и увитого девичьим виноградом. Это и был фрейлинский флигель.
Перед ним, посыпанная мраморной крошкой и окруженная фонтанчиками и скульптурами ангелов, разместилась небольшая площадка. Китценьку удивило, что на ней нет скамеек. Но тут фрейлина в горошек, соскочив с коляски первой, неожиданно громким и низким голосом скомандовала:
— Построиться! Поживее!
Фрейлины выгрузились из коляски и встали на площадке кривым полумесяцем. Тут была фрейлина в незабудках, фрейлина в фисташково-розовую полоску, фрейлина в бело-красную клетку, фрейлина в лимонно-желтом и фрейлина в разноцветных оборочках. Они хихикали и толкали друг друга локтями.
Однако их начальницу удовлетворило и это подобие строя. Она одобрительно кивнула и так же зычно сказала:
— Мадемуазели! Наша прогулка окончена. Прошу всех быть готовыми к обеду и не опаздывать в столовую в четырнадцать ноль-ноль. На сладкое сегодня блинчики с малиной. Возможно, нас удостоит своим вниманием ее величество, так что будьте готовы.
Всегда готовы! — нестройным хором ответили фрейлины, сделав вразнобой книксен.
Китценька услышала, как одна из них, с насмешливым и румяным лицом, подобрала полосатые юбки и тихо пробормотала: «Как же… посетит. Уже две недели не посещает, наверное, малины на десерт не любит». Остальные прыснули, но фрейлина в горошек предпочла сделать вид, что она ничего не услышала.
И все разошлись по своим комнатам.
Комната старшей фрейлины — а именно она «спасла» Китценьку — тоже была вся в горошек. В горошек были занавески, и диванные подушки, и скатерть на круглом чайном столике, и фарфоровые тарелочки на стене, и ковер на полу.
Китценьку от этого обилия мелькающих точек, а также от голода и пережитого волнения слегка затошнило, и она с тихим стоном прикрыла глаза.
— Моя сладкая, моя милая, — сюсюкала между тем фрейлина. — Какое счастье, что я оказалась там вовремя и это животное не разорвало тебя на клочки! Я назову тебя Пушинка, потому что ты точь-в-точь как кусочек пуха. Вот, ложись на эту подушечку и отдыхай, скоро пойдем обедать.
Китценька могла бы ответить, что у нее уже есть имя, но решила, что настоящие разведчики не должны выдавать лишней информации. Денек можно побыть и Пушинкой, от нее не убудет.
К счастью, фрейлина в горошек не нуждалась в собеседнике и не ждала от Китценьки никаких ответов.
Напевая какой-то мотивчик, она переодевалась к обеду (сменив платье в крупный горошек на платье в мелкий горошек). Вдруг она остановилась как вкопанная и воскликнула:
— Ах, боже мой! А вдруг ты не Пушинка, а Пушок? Что тогда делать?
«Вот еще новости, — подумала Китценька. — Какой же я Пушок? Впрочем, даже если бы и Пушок, — зачем так кричать?»
Но дама была крайне встревожена и тут же объяснила, почему:
— Видишь ли, это фрейлинский флигель. Мужчины тут жить не могут, ведь здесь живут одни только фрейлины, их служанки и больше никто!
С этими словами она схватила Китценьку поперек живота и, подняв повыше, начала внимательно разглядывать. Потом она горестно вздохнула:
— Ах ты боже мой, откуда же мне знать, девочка ты или мальчик. Вот у детей — как удобно. Если на голове бантик — то девочка. А если на голове кепочка — то мальчик.
Китценька уже хотела было открыть рот и успокоить даму, но тут ее новая хозяйка хлопнула себя по лбу:
— Бантик! Конечно! Как мне сразу не пришло в голову! Кажется, я знаю, как узнать, кто ты. Займемся этим сразу после обеда, — прибавила она.
Вдалеке звенел колокольчик, приглашая фрейлин на обед. И это было очень кстати, потому что Китценька сильно проголодалась.
Для нее была приготовлена специальная подушка рядом с прибором фрейлины в горошек. На фарфоровой тарелке с золотой каемочкой лежала порезанная маленькими кусочками воздушная печенка в сливочном соусе, на соседней тарелочке золотилась паровая куриная котлетка, в блюдце были налиты сливки — всего этого хватило бы вполне, чтоб наесться досыта, да еще фрейлина то и дело подкладывала Китценьке кусочки деликатесов со своей тарелки.
Когда дело дошло до блинчиков с малиной, Китценька уже не могла даже вилять хвостом — так она объелась.
Фрейлина в горошек, которая, как уже вам понятно, была старшей фрейлиной, объявила, что обед окончен и начинается тихий час.
Китценька взгромоздилась на бархатную подушку в кресле и, как ни старалась сосредоточиться на том, что пришла сюда не просто так, а на разведку, нечаянно закрыла глаза. Засыпая, она краем уха слышала, что фрейлина в горошек куда-то звонит («Скорее, с доставкой и самое лучшее!») — но о чем шла речь, Китценька понять уже не успела.
Проснулась Китценька в наилучшем настроении.
Первую минуту она не понимала, где находится, но тут же вспомнила все.
Прошло уже несколько часов, а она спит и ест, но ни на шаг не продвинулась в нужном направлении. Надо составить план.
И Китценька тут же его составила.
План состоял из трех пунктов.
1. Слушать разговоры фрейлин, может быть, удастся услышать нужные сведения.
2. Если ничего не услышишь, втереться в доверие и начать расспрашивать самой.
3. Как только сведения будут получены, усыпить бдительность и бежать.
Китценька подумала и вставила перед словом «усыпить» еще одно: «поужинать».
Это был прекрасный план, и Китценька надеялась, что она справится с ним до вечера.
Фрейлина в горошек заметила, что собачка уже не спит, и очень обрадовалась.
— Моя дорогая малышка! — торжественно сказала фрейлина. — Я придумала, как узнать, девочка ты или мальчик. У меня есть для тебя сюрприз!
С этими словами она подхватила Китценьку на руки и пошла с ней в соседнюю комнату.
— Вот, — сказала, волнуясь, фрейлина, спуская собачку на пол. — Это для тебя.
Китценька глянула на то, что стояло перед ней, и обомлела от восторга.
За то время, пока Китценька спала, из магазина «Собачкин рай» сюда принесли всю самую роскошную одежду, которая только там была.
На вешалке были развешаны… Ах! Десятки, десятки нарядов — бархат и кружева, и ленты, и атлас, и шелк, и воланы, и пуговки, и пайетки!
Китценька задохнулась от восторга… Умоляющими глазами она глянула на фрейлину, и та тут же примерила на Китценьку роскошный вечерний комбинезон с шелковыми бантами у ворота и на лапах.
Китценька стояла перед зеркалом и любовалась собой.
Она перемерила уже полтора десятка одежек, в этот момент фрейлина застегивала у нее на спине перламутровые пуговицы пелеринки кораллового цвета.
Застегнув последнюю пуговку, фрейлина растроганно сказала:
— Пушинка, радость моя, как тебе идет этот цвет! Удивительно, я всегда думала, что коралловый не к лицу блондинкам. Я так счастлива, что ты оказалась не мальчиком, а девочкой. Разве мальчика так обрадовали бы эти наряды? Только девочки способны оценить всю прелесть перламутровых пуговок. Правда, я здорово придумала?
И Китценька была с нею вполне согласна.
На полдник Китценька пошла в кружевной накидке. Фрейлины, увидев ее, заахали от восторга, да собачка и сама знала, что она сказочно хороша собой.
На столе высились горы фруктов и конфет, фрейлины собирались пить чай и кофе, и младшая из них только взяла в руки заварочный чайник, как высокие двери столовой распахнулись и вошла строгая дама в сером костюме и безупречно белой блузке с воротом под горло.
— Сидите, сидите, я зашла просто на чашечку чая, по-дружески, — строгим голосом сказала дама, окинув взглядом склонившихся в глубочайшем реверансе фрейлин.
— Ваше величество, мы так счастливы, что вы удостоили нас своим посещением, — сказала старшая фрейлина, не отрывая глаз от дамы.
Королева кивнула и села во главе стола на золотое кресло, которое в обед пустовало. За столом начался чинный разговор — сперва о погоде, потом о сортах персиков. Фрейлины щебетали, стараясь развлечь королеву, та отвечала сухо, но милостиво.
Китценька же изо всех сил навострила уши. Сейчас, возможно, она получит сведения из первых рук.
Так и случилось.
— Ваше величество, как дела у ее высочества принцессы Амелии? Нам так не хватает ее на утренних прогулках, — спросила старшая фрейлина.
Королева строго глянула на персик, который как раз пыталась разрезать серебряным ножичком, и ответила:
— Ее высочество по-прежнему занято выполнением задания по математике на лето. Не следует уделять много времени развлечениям и прогулкам, пока не выполнено то, что задано. Делу — время, потехе — час, как вам известно.
— Ваше величество, да позволено мне будет заметить, что свежий воздух и подвижные игры для ребенка ее возраста… — осторожно начала было фрейлина. Но королева твердо перебила ее:
— Для ребенка ее возраста — возможно. Но мы с вами говорим не о ребенке. А о наследнице престола. Только труд и упорство в достижении цели, только глубокие познания в науках, только собранность и самодисциплина — иначе не выполнить то высокое предназначение, тот долг перед королевством, который лежит на каждом из нас, членах королевской фамилии.
— Пушинка, дорогая моя, я так счастлива, что ты у меня появилась. Всю жизнь хотела иметь маленькую собачку, и вот судьба послала мне тебя. Теперь мне никогда-никогда не будет так одиноко, как прежде. — Фрейлина в горошек нежно посмотрела Китценьке в глаза. Если бы Китценька умела краснеть, она бы покраснела. Потому что никакой судьбой тут и не пахло — ведь все было подстроено.
И вот фрейлина уснула.
Китценька влезла на подоконник и прижалась носом к холодному стеклу. Она думала. Ее миссия успешно выполнена. Теперь можно уже бежать. Как только принцесса решит все задачки, парк развлечений откроется и цирк тоже возобновит свои представления. И Китценька будет выступать на арене. Но даже при самых больших сборах не будет у Китценьки печенки под сливочным соусом на обед. И не будет бархатной накидки и перламутровых пуговок, не будет личного собачьего гардероба, набитого новыми нарядами, не будет личного зеркала, не будет она представлена королеве…
Если подумать здраво — зачем Китценьке возвращаться? Разве от того, что она узнала, зависит, дадут ли разрешение на выступления хоть на день быстрее? Ну, «Каруселли» помучаются неизвестностью еще самое большее неделю (сколько же можно сидеть над школьными задачками), а потом цирк снова откроется.
И фрейлину в горошек жалко. Она полюбила Китценьку, и ей будет без нее одиноко.
Китценька тяжело вздохнула.
А как же Миска? Как же Хоп, Иогансон, Рио-Рита, Флик и Фляк, Аделаида Душка, Филипп, Марик и Шкатулка?
И главное — как же Казимира?
Китценька чуть не завыла. Ей до слез хотелось поддаться искушению — и остаться тут, где ее ждала сладкая и роскошная жизнь. Но было понятно, что не будет она счастлива тут. Сыта и нарядна — конечно, но сердце ее будет вечно болеть и вечно искать оправданий. А какие могут быть оправдания предательству?
Она спрыгнула с подоконника и сняла с себя вышитую розочками по вороту ночную пижамку. Уходить надо налегке, в чем пришла.
На столе осталась написанная Китценькой записка:
«Дорогая добрая фрейлина! Спасибо Вам за все. Но я не могу остаться, меня ждут друзья. Может быть, мы еще увидимся когда-либо. В городе есть собачий приют, там много маленьких ничейных щеночков, которым некуда деваться. Вы можете выбрать там себе новую собачку по душе.
Простите, что я Вас обманула. Любящая Вас Пушинка. Хотя на самом деле меня зовут по-другому».
А сама Китценька, глотая слезы, со всех лап бежала по коридорам фрейлинского корпуса — домой, домой!
Глава восемнадцатая
Про то, как все узнали тайну Шкатулки
Люди так до конца и не договорились, что лучше: отлично уметь делать что-то одно или понемножку разбираться в сотне разных предметов.
Мелодиус был человек-оркестр. Это означало, что в цирке «Каруселли» он заменял собой всех музыкантов: скрипача и барабанщика, трубача и пианиста.
Когда Мелодиус был маленьким и его звали просто Лодиком, его мама очень хотела, чтоб сын стал знаменитым скрипачом. Она даже специально купила ему четыре бархатные курточки с кружевными жабо и короткие, до колен, бархатные брючки. Все юные гениальные скрипачи, по мнению мамы Лодика, должны были одеваться именно так. Разумеется, кроме бархатных костюмчиков мама купила ему скрипку, темно-зеленые папки для нот на тесемках, отвела его в музыкальную школу и строго следила за тем, чтоб мальчик занимался четыре часа в день.
Однако маленькому Мелодиусу была интересна музыка. А не только скрипка. Ведь музыка живет и в тромбоне, и в виолончели, и в ксилофоне, и в барабане тоже. Поэтому Мелодиус, вместо того чтоб из года в год совершенствоваться в игре на скрипке, потихоньку учился играть на всех других инструментах. Мама никак не могла понять, почему ее мальчика никогда не приглашали участвовать в каких-либо конкурсах юных исполнителей. А Мелодиус никак не мог понять, как можно отдать все силы скрипке, когда есть так много интересного: укулеле и банджо, домра и курай, волынка и балалайка…
Шло время, Мелодиус вырастал из бархатных костюмчиков, а мама начинала понимать, что гениального скрипача — ни юного, ни взрослого — из ее любимого сына не получится.
И мама очень огорчалась. А однажды Мелодиус пришел к маме и сказал, что он уже совсем вырос. И что он нашел дело себе по душе. Он будет работать музыкантом в маленьком цирке — таком маленьком, что нанять целый оркестр директору цирка не по силам. А Мелодиус вполне справится с работой оркестра. И будет путешествовать по разным городам и узнавать, какие еще новые и удивительные музыкальные инструменты существуют на белом свете. Мама хотела заплакать от этой новости, но Мелодиус достал скрипку и сказал, что он сочинил специально для мамы замечательную мелодию. И он заиграл ее, и мама перестала плакать. Потому что скрипка пела о том, что Мелодиус будет скучать по маме в разлуке. Но еще скрипка пела о том, что мир велик и прекрасен, а мамин сын Лодик будет обязательно возвращаться домой погостить при первой же возможности и привозить из дальних краев подарки и новые мелодии, а с дороги писать письма.
С тех пор каждый год пятнадцатого июня, в день рождения мамы, Мелодиус играл для нее на скрипке ту самую мелодию. Иногда ему везло, и цирк оказывался в родном городе музыканта, так что после игры на скрипке он целовал маму, и она кормила его яблочным пирогом с корицей. А иногда получалось так, что мама была далеко. Но Мелодиус все равно играл на скрипке ровно в десять часов вечера, потому что они так договорились с мамой.
Человек-оркестр глянул на часы. Было без трех минут десять. Пора доставать скрипку и смычок. Мама там, дома, наверное, уже испекла пирог и тоже посматривает на часы, представляя себе своего Лодика.
Мелодиус закрыл глаза, откинул волосы со лба и приготовил смычок.
Но в эту минуту кто-то большой и сильный толкнул его под коленки, и Мелодиус кувырком полетел на траву.
— Ой, Мелодиус, миленький, прости. — Миска, которая нечаянно сшибла его с ног, кинулась поднимать музыканта. — Прости, я очень торопилась к нашим, у нас приключилась неприятность или даже беда! Я во всем виновата, я не справилась…
Дело в том, что, когда Китценька скрылась из виду, увезенная фрейлинами во дворец, Миска в тоске и тревоге пометалась еще полчаса у ворот, а потом постаралась успокоиться и улеглась под скамью в дальнем углу площади. Оттуда прекрасно были видны ворота — если бы из них показалась маленькая белая собачка, то Миска бы тут же ее заметила.
Но время шло, начинало смеркаться, а Китценька не возвращалась. Миска почувствовала, что теряет самообладание. Когда отчаяние заполнило душу собаки до краев, она не выдержала, горестно взвыла и кинулась со всех лап домой. В цирке придумают, как вернуть отважную маленькую Китценьку назад.
Мелодиус понял, что играть на скрипке не время. Он схватил трубу и сыграл общий сбор.
В считаные минуты на поляне собралась вся труппа, и Миска рассказала, что произошло.
Казимира, выслушав Миску, молча развернулась и поспешила в свой фургон. Теплая шаль — вот что надо будет маленькой собачке, когда она сбежит из дворца под покровом ночи.
Вот почему, когда Китценька, найдя, наконец, дырку в заборе, выбралась из королевского сада на улицу, первое, что она увидела, — это бегущую по направлению к дворцу Казимиру. Вслед за ней спешили все остальные — и Рио-Рита, и Марик, и Эва, и Иогансон, и Аделаида с Филиппом, и Флик, и Хоп, и Фляк, и Миска, и Мелодиус.
Собачку укутали в шаль, и передавали из рук на руки, и целовали, и тормошили, и говорили: «Как хорошо, что с тобой ничего не случилось», и снова обнимали — словом, все радовались.
А потом все отправились назад. Китценька сидела на руках у Казимиры, уткнувшись носом в шаль. Из-за Казимириного плеча ей было видно, как за забором дворца на крыльце фрейлинского флигеля горит фонарик. Китценька вздохнула и зажмурилась.
— Ну конечно, мы все волновались, когда собаки не вернулись домой вовремя, — вздохнул Иогансон, выслушав Китценькин отчет о пребывании у фрейлин. — Но мы и не думали, что вы такие молодцы.
Миска смущенно кашлянула. Вряд ли она заслуживает похвал, это Китценька умница и отважная.
«И самоотверженная», — тихо подумала Китценька. Она немного сердилась на себя, что кружевная пелеринка никак не могла окончательно изгладиться из ее памяти.
— Однако чем нам может помочь полученная Китценькой информация? Пока ясно одно: принцесса который день корпит над тетрадками, и если слухи о ее школьных успехах преувеличены народной молвой и королевской пропагандой, то мы запросто рискуем просидеть без работы до сентября, — хмуро заметила Рио-Рита.
— Вряд ли мы что-то можем сделать, — поддержал ее Иогансон.
И тут голос подал Марик:
— А если я проберусь во дворец и решу принцессе все ее задачки? За пару часов решу!
— Это опасно! — всплеснула руками Казимира.
— Это самонадеянно, — покачал головой Иогансон.
— Это идея, — кивнула Эва.
Но все замахали на нее руками. Разве можно допустить, чтобы маленький мальчик решал проблемы взрослых людей? Это нехорошо, это возмутительно, это просто детская фантазия — ничего не получится, не получится!
И тут Эва сказала:
— Подождите меня минутку. У меня есть одна вещь, которую я должна вам показать.
Вскоре она вернулась, неся в руках что-то, завернутое в кусок шелковой ткани.
Марик замер и вытянул шею, чтоб ему было все видно. Он уже догадался, что именно принесла Эва. А все остальные смотрели на нее выжидательно.
Эвин рассказ про шкатулку все выслушали в удивленном и заинтересованном молчании.
— Значит, — подала наконец голос Душка из-за плеча Хопа, — нам надо спросить шкатулку, что и кто сыграет главную роль в решении этой проблемы?
— Да, — кивнула Эва.
— А как же мы поймем, что именно надо делать? Вдруг там окажется игрушечная лошадка… похожая на меня. Но я вот абсолютно не представляю, чем могла бы помочь.
— И я не представляю, — сказал Хоп.
— И мы тем более, — поддержали его Флик и Фляк.
— Я бы сделала что угодно, если бы знала, что… — вздохнула Казимира.
— Давайте все-таки откроем шкатулку, — сказал до сих пор молчавший Филипп. — Давайте зададим себе вопрос: что поможет нам скорее получить разрешение на представление. И откроем шкатулку. И будет видно.
Эва развернула кусок шелка и поставила шкатулку на колени.
Марик почувствовал, как сердце его забилось где-то в горле, — так он волновался.
Зазвенели колокольчики, запел спрятанный где-то в глубине шкатулки органчик, золотой свет замерцал на лицах склонившихся к Эвиным коленям циркачей.
Внутри шкатулки маленькая куколка в крохотной золотой короне сидела за партой, перед ней лежала тетрадь, буковки в которой были мельче макового зерна. А рядом стоял мальчик и держал в руках толстую книгу. Марик наклонил голову и прочитал на книжном корешке: «Математика».
То, что мальчик рядом с принцессой был одет в оранжевую футболку с жирафом, Марика почему-то совсем не удивило.
— Китценька, — сказал Марик в тишине, — ты говорила, что выбралась через дырку в заборе? Я в нее пролезу, как ты думаешь?
Казимира всплеснула руками:
— Да что же вы все молчите? Господин директор уже в тюрьме. Вы что, хотите, чтоб Марика поймали и отправили в колонию для малолетних преступников? Ведь пробираться тайком в королевский дворец — это будет расценено как…
— Я ничего не могу поделать — шкатулка показала, что Марику предстоит попасть во дворец, — грустно улыбнулась ей Эва.
— А ваша шкатулка не показывает куколок-полицейских, волокущих куколку-мальчика в тюрьму? И не показывает, насколько уютно будет выглядеть его кукольная камера, нет? Не показывает? — не сдавалась Казимира.
— Казимира, дорогая. Давайте мы продолжим этот разговор утром. Сейчас, ночью, все равно ничего решать мы не можем. И в любом случае, идти во дворец или нет — будет решать сам мальчик.
В фургончике у Мелодиуса горел свет. Марик, который бродил по поляне в темноте, потому что от волнения никак не мог уснуть, постучался к нему. От нечего делать.
Грустный Мелодиус сидел перед зажженной свечой и пил чай с малиной.
— Не спишь, Марик?
— А ты отчего не спишь, Мелодиус?
— Понимаешь, сегодня впервые за много лет я не сделал того, что делал всегда…
Марик слушал рассказ Мелодиуса про пьесу для мамы молча. Ему даже не стало грустно, потому что мама у Мелодиуса хоть и далеко, но была. И она никак не узнает, что Мелодиус сегодня не сыграл на скрипке.
— Впрочем, отчего же не сыграл?
— Мелодиус, а в том городе, где живет твоя мама, сейчас столько же часов, сколько и в столице?
Музыкант просиял:
— Марик, белиссимо! У мамы сейчас не полночь, а всего-навсего десять часов вечера!
Он схватил скрипку:
— Пойдем к реке? Здесь, я боюсь, моя музыка всех перебудит.
У реки было темно и тихо, лишь изредка где-то на середине всплескивала большая рыба. Мелодиус встал лицом на запад и вскинул смычок.
Он играл, а Марик слушал. И думал о разном. Вот у Мелодиуса есть мама. Она его любит, но все же отпустила путешествовать. Интересно, почему Казимира так не хочет отпускать меня во дворец? Какая ей разница? Если моя мама жива, то помнит ли она про меня? Почему мне хочется плакать?
За спиной Марика зашелестел песок — кто-то вышел на берег на звуки скрипки.