Ее горячая мамочка Гареев Зуфар

– Где хочешь. Тебе везде надо читать, мама, в любом месте, ты поняла?

Машина трогается.

– Я вчера не подошла к телефону, Вы наверно помните? Я была просто никакая.

– Я привык, что Вы всегда никакая…

– Не пора заканчивать эти дурацкие перезвоны? Мы же не маленькие…

Ангел молчит.

– Бывает невмоготу, Елена Андреевна…

– А помнится, Вы начинали с мелкого бытового ремонта… «Служба «Ангел» Муж на час»… Помните?

– Дальше мелкого бытового ремонта я не продвинулся.

– Со мной Вы не станете счастливым, Вас ждет полное разочарование, Олег..

Строго:

– Мама, читай! Вы еще молоды. Выйдете на пенсию – приходите.

– Вам нравится один мальчик, я слышал… Ну, совсем мелкий…

– Да, есть такой. Козлик. Ножками сучит, рожками стучит… Бадаеццо.

– Кто бодается? – всполошилась старушка. – Где?

– Мама, читай!

Случайно бросила взгляд на обложку:

– Что ты читаешь, что?

Бабушка откликается:

– «Геннадий Запечный. Как быть красивой…»

– Тебе это рано!

Достает другую брошюру.

– Читай вот это! Тебе надо смирить гордыню, ты поняла? Вы же претендуете на меня как на жену – так?

Ангел молчит.

– А он просто неизвестный трахальщик. Он сделает свое дело и исчезнет из моей жизни.

– А если он захочет быть отцом ребенка?

– Но это не обозначает, что он будет моим мужем. Я никому не хочу принадлежать кроме ребенка, ни-ко-му!

Нет в мире сердца, которое так преданно и доверчиво переживало бы за Стаса, чем сердце старого кошака Федора Иваныча. Он же Боня, он же Плесень.

Уж время за полночь, а Стасика всё нет.

Федор Иваныч сидит на темном подоконнике, прядает чуткими ушами и размышляет: «Не иначе опять получает пиздюлей… Чую жопой, ввалили…»

Старый чуткий кошак недалек от истины, много он прожил лет на земле, как же, жопу его не обманешь.

По пустынной ночной улице медленно едут две машины – это Дина, за ней – Стас. Влюбленные, воркуя, разговаривают по телефону.

– Итак, что мы будем сегодня делать? Включай свою фантазию, котик, только без порно.

– Мы сразу начнем на пороге…

– Это тупо, просто тупейшее порно!

– Не думаю.

– Я должна сначала принять душ, подготовиться… Ты видел мой новый полупрозрачный халатик из «Дикой Орхидеи»?

– Сто раз.

– Увидишь еще раз, не повредит. – Дина игрива. – Он у меня в сумочке, милый. Я должна войти в этом халатике в комнату… Как из розового тумана, понимаешь? Вся свежая, благоухающая как карамелька… ваниль…

– Это лучше потом.

Дина выскакивает из машины, гневно подбегает к машине Стаса.

Федор Иваныч хватается сердце.

– Когда потом? Ты все время говоришь, что все потом. А ну выходи, я тебе сейчас покажу «потом»!

Стас не выходит. Дина, гневно плюнув на лобовое стекло («Получи!»), опять садится за руль. Разговор течет дальше.

– Зачем нам этот халатик? Ты забыла, что я больной, сексоголик?

– Больные тоже любят красоту, идиот!

– Нет, давай лучше поиграем в пыль… Помнишь?

Он мечтательно крутит баранку:

– Вот ты стянула джинсы вместе с трусиками до колен…

– Ты меня не любишь. Я давно уже понимаю, что ты меня не любишь.

– Стянула джинсы… и постояла так… Чтобы я видел твою голую сра… задницу.

Дина выскакивает, подбегает к машине Стаса.

– Я сто раз повторила: это порно! Так не бывает. Открой, я тебе сейчас покажу как бывает, котик! Открой я сказала!

Стас не открывает. Дина запускает в лобовое стекло пластиковую бутылку чая «Липтон», возвращается в свою машину.

«Мама моя!» – Федор Иванович хватается за голову.

Стас продолжает злорадно фантазировать.

– Потом ты должна взять тряпочку и начать стирать пыль. С голой попой. Джинсы до колен.

– Так стоят только в туалете, когда подтираются!

– В туалете сидят.

– Ты меня не любишь. Сначала я должна принять душ. Я вчера купила новый гель-ароматизатор. – Она опять игрива. – Он у меня в розовой сумочке.

Стас бормочет:

– Да насрать на твою розовую сумочку, родная…

Бодренько жужжит дальше:

– …И когда ты будешь стирать пыль, отклячивая голую сра… задницу, я навалюсь сзади…

– Идиот! Я не протираю пыль! Я не протираю ее вообще!

– А кто протирает?

– Бабушка и пылесос.

– Это здорово. Когда ты встанешь на колени как пылесос…

– Пылесос мужского рода, кретинчик!

Машины останавливаются, влюбленные выходят.

– Но задница у него все равно женская! – ликует Стас.

Влюбленная Дина надвигается на Стаса, размахивая сумочкой: на голову парня сыплются удары.

Федор Иваныч уж не знает за что хвататься в первую очередь: за голову, за сердце или за жопу в конце-то концов. Заметим, что перед таким трудным выбором находятся и Боня, и Плесень.

– У меня, блять, женская! У него мужская!

Стас бормочет, уворачиваясь:

– Ты сама сказала: пофантазируем?

Ночь и дальнейшие постельные утехи протекают в том же шебутном ключе. Пожалели бы старенького Федора Иваныча, плеснули бы валерьянки, прежде чем так громко вопить.

– Я? Не рублю в сексе? Я – не секси? Да кто тебе это сказал?

– Ты еще ни разу… А вот у вас на работе та девушка… Ну, которая пишет и пишет…

– Задолбали вы все этой девушкой! Пусть пишет, раз она такая дура! А я тебе сейчас ЭТО так сделаю, что ты забудешь всех!

– И маму? Это будет так волшебно?

– И маму! Всех забудешь на вершине наслаждения!

– И маму?

– Ты поймешь, что мама здесь ни при чем! Я лучше мамы! Я молодая и интересная, а мама старая и скучная!

Добавляет после паузы:

– Только мне надо сначала прополоскать рот…

Стас предвкушает:

– О-о-о! Сбылись мечты народные…

– Не верь телкам… – бубнит за дверью Федор Иваныч. – Телкам веры нет, будет подстава, Боня знает… Плесень тоже подтвердит…

Какое там! Разве слышит старого друга Стас?

В ванной комнате Дина полощет рот. Она задумалась перед зеркалом.

– Как это мерзко, кстати…

Потрогала скулы почему-то.

– Челюсть, что ли холодеет… Во, как страшно, мама… И противно… Ой, как противно…

В щель с опаской заглядывает Федор Иваныч, привлеченный странными речами девы младой.

«Эх, не к добру все это… Жизнь прожил, знаю… Сколько всего перевидал…»

И прав ведь оказался старый кошак!

…Сначала из спальни влюбленных слышалось урчанье и сладкое мурлыканье, а потом раздался такой истошный крик, что задремавший Федор Иваныч свалился от страха с кресла и пролежал без чувств с полчаса.

Старенький был Федор Иваныч, много ли такому надо? Бывает тапком запустишь в него, а он уже без чувств от страха.

Когда он открыл мутные глаза, все уже свершилось…

Стас и Дина – в нелепой позе на постели. Они дружно оглашают спальню таким первобытным скулежом отчаянья и страха, что мурашки по коже.

Да что же это такое? Что творится? Жуть!

Челюсти Дины сведены на пенисе Стаса внезапно возникшим тризмом – судорогой. Зрелище не для слабонервных.

…В разбитое окно сначала входят спасатели, потом врачи. Стасу делают мощный обезболивающий укол, он стихает.

Дине несколько раз прокалывают челюстные мышцы, челюсти ослабли, врач осторожно раздвигает их.

В окно входит мама Стаса – Ирина Николаевна, заворачивает Дину в плед, достает из штанов сына ключи от квартиры, торопливо открывает дверь.

Стаса погружают на носилки, уносят. Дина (ее колотит от страха) сидит на стуле, трогая скулы…

– Шумно погуляла молодежь… – вздыхает врач, заполняя бумагу. – На месяц ему придется забыть о женщинах…

– Да лучше бы он забыл о них навсегда! – жестко отвечает мать. – Может знак свыше?

– Насчет выше не знаю, а вот ниже и такое бывает. Ищите героя в 57-ой больнице, это в Измайлово…

Такой родной… такой родной и близкий всхлипывающий голос дочери…

– Ты стала много пить…

– Может быть… Нас правда не любит Бог, мама?

– Ты где, с кем?

– В баре с подругой. Я ходила к врачу… Эта судорога называется…

Читает по словам:

– …рефлекторно-психосоматический синдром Жержона де ля Мишурэ… Сокращенно РПС имени ЖМ.

– Сейчас посмотрю в интернете…

– Так выражается ревность и страх. Врач сказал, что я на уровне подсознания ревную его ко всем бывшим и будущим подругам…

– Зачем тогда вы этим занимаетесь?

– Включается инстинкт по Фрейду и происходит бессознательное откусывание… чтобы желудок получил его в единоличное пользование, понимаешь?

– Понимаю. – Хихикает. – Он такой вкусный?

– Не поняла.

– Зачем вы занимаетесь этим, если это угрожает здоровью?

– Он заставляет… Он говорит, что он сексоголик с детства…

– Значит, ревность выражается в судороге челюсти в самый неподходящий момент?

– Да, РПСЖМ выражается в минуты орального способа.

– Ты этого не знала раньше?

– Я – оральная девственница.

Галкина опять хихикнула:

– Ого… Отличница! Само собой и анальная?

Дину колбасит:

– Мама, это очень серьезно! Он не может без этого! Я могу, а он не может!

Может-не может, а уже третий день Стас живет без этого.

«Пиши пропало! – сокрушается Федор Иваныч. – Ведь предупреждал…»

Ирина Николаевна осторожно отдирает старый бинт от травмированного пениса сына, Стас поскуливает от боли.

– Ну-ну, сынуля, терпи…

– Ты можешь поаккуратней? Ну совсем поаккуратней. Это тебе не… Понимаешь, да?

Ирина Николаевна прячет смешок в кулачок.

– Да уж, сынок, круто. А может она просто подкоротить хотела?

– Мам, шуточки у тебя несмешные! Ей бы зубы подкоротить не мешало.

– Уж больно он у тебя большой, как я погляжу… А женщины любят все миниатюрное, деликатное.

– Мам, не смотри, если страшно…

– Последний раз я твою штуку видела лет десять назад… Она была маленькая как пипеточка… Теперь это ходячая порнография…

Стас стонет:

– Мам, ты можешь аккуратнее? Это не порнография, а то что надо!

– Не нравится – топай в перевязочную.

– Я не могу, ты же знаешь! Там эта практикантка…

Он прикрывает набухающий пенис рукой, – быстро же нижний парнишка откликается на практикантку.

– Мама, зачем ты заговорила о практикантке? Ты забыла, что я больной сексоголик! Эндокринные нарушения, ты забыла?

– Сынок, неужели ты настолько сексоголик? Неужели в таком состоянии у тебя может быть эрекция?

– Может, мама.

– Чудовищно!

– Это просто мысли уносятся далеко… Сразу далеко…

– Сынок, разве у тебя есть мысли? Я думала только семенники.

– Да, мама, вообрази, у меня есть мысли!

– Ты скот, поэтому у тебя есть мысли! Тогда все делай сам!

– Я не скот, а больной сексоголик!

– Топай, топай…

Стас, прикрывшись полотенчиком, охая и вздыхая, удаляется в ванную.

– Ты уже не мальчик, а мужик. И мне просто противна твоя эрекция, слышишь?

– Слышу.

– Противна, как была противна и эрекция твоего отца… Такой же был дурак, как и ты. С красивыми глазами.

– Но глаза-то бараньи, – подхватывает давно знакомую песню Стас.

– Вот именно, что бараньи. Красивые глаза пожизненного барана!

Стас вздыхает:

– Понятно, пожизненного барана… Сколько раз я это слышал?

– Пусть тебя перевязывает тот, кто откусил! – Ставит точку мать. – Почему я? Мало я тебя по жизни перевязывала?

Дина, придерживая Стаса под локоток (парень, немного согнувшись, прихрамывает) выводит из подъезда и помогает сесть в машину. Стас время от времени ойкает.

Выруливая, принимает звонок его матери. Потом холодно объявляет:

– Он с двенадцати лет смотрит порно в Интернете! Что из него могло получиться?

Стас полон сарказма:

– С десяти!

– Что-о-о-о? Замолчи, уродец! Он с восьми лет смотрит порно…

– Ха-ха-ха! С восьми? А с пяти не хочешь?

– Он с пяти лет сморит порно в Интернете!

Ирина Николаевна поражена:

– Это ужас, Дина. Я впервые увидела порно в прошлом году, мне было сорок два…

– Сорок два… А он с пяти… 37 плюс 5 сорок два… Он тридцать семь лет мастурбирует в Интернете! Как можно мастурбировать 37 лет?! Это конченный сексоман!

О, если бы такую характеристику друга услышал Федор Иваныч, он же Боня, он же Плесень!

Перед процедурным кабинетом в районной поликлинике типичная очередь – на уколы, перевязку, прививки и т. д. Незлобиво эта очередь копошится, шуршит, вздыхает, перешептывается о своем…

Сонную тишину разрезает крик Стаса:

– Я же сказал: я – сексоголик! Я не виноват!

Верещит медсестра:

– Вы – больной! И держите себя в руках!

– Получается, что сексоголикам и болеть нельзя?

– Я не могу перевязывать Вашу эрекцию! Это просто тупое порно!

Маленькая медсестра – божий одуванчик – выскакивает из дверей, торопится к охраннику. Охранник уже навстречу.

Медсестра шепчет:

– У него сразу эрекция, сразу! А вдруг он… Я боюсь…

– Понятно.

Входят в процедурную. Стас – на кушетке. Вздыбленная паховая область прикрыта полотенчиком.

Охранник вежлив и рассудителен:

– Ну и где тут чего? Любопытно, любопытно…

– Да вот… Может вы постоите рядом? Вдруг он…

– Нет, постоять мне нельзя, взгреет начальство. Молодой человек, вы чего? – Кивает на бугор. – Нельзя это убрать куда-то?

– Нельзя. Я больной.

– Ну, все тут больные… Сюда здоровые не приходят… А на это Вам никто права не давал… Видите – женщина перед Вами.

– Я – сексоголик. Чуть что, так сразу.

– Мы все такие, чуть что так сразу. Но все-таки… Тут же государственное учреждение… Да и девушка боится.