Ее горячая мамочка Гареев Зуфар

– Она что, маленькая? Чего тут бояться?

– Ну я-то не боюсь, а вот она… Маньяков она боится… Время сами знаете какое…

Стас обиженно молчит.

– Вы бы шли домой… Дома бы Вас перевязали, логично? У нас и так медсестер не хватает, да Вы еще их пугаете…

Медсестру осенило.

– Вы знаете что? Приходите послезавтра. Тут будет тетя Дуся дежурить, пенсионерка, ей все равно… Поймите меня правильно, хорошо?

Охранника тоже вдруг осеняет:

– Молодой человек, Вы же с девушкой… Это Ваша девушка?

– Да, моя!

Медсестру это задевает за живое.

– Вы с девушкой, а сами… сами что себе позволяете? Вот я все ей расскажу! Да если б мой парень…

– А может девушка перевяжет? А наша Ксения подскажет как…

– Правильно, пусть она перевязывает!

Охранник возвращается с Диной. Ксения объясняет как наносить мазь, насколько нетуго надо наложить повязку и т. д. Дина послушно кивает…

Вот Дина уверенно и решительно подходит к Стасу. Берет в руки пораненное орудие Стаса…

Внезапно она как ошпаренная отскакивает, что-то мыча… Испуганная Ксения бросается к ней.

– Что случилось? Что с Вами, девушка?

Дина мычит, округлив от страха глаза. Стас вскакивает.

– Ее заклинило! Челюсть заклинило! Держите ее! Это триз!

Ошалелая Дина, выскочив из процедурного кабинета, безотчетно мчится невесть куда, – мыча и вереща. За ней все – охранник, Стас (придерживая штаны), медсестра.

Коридор полон воплей.

– Держите ее!

– Она может задохнуться или заглотить язык!

– Врачей! Врачей зовите!

И очередь (кто как может) устремляется догонять ошалевшую Дину.

Тишина в коридорах офисного центра «Моцарт»… Поздний вечер… Только в злополучном туалете на 2-ом этаже кипит жизнь.

Дюжий охранник Степан стоит на стуле, держит камеру наблюдения в руках у раковины. Второй (Николай)держит камеру сбоку от туалетных кабинок, направляя ее на туалетные двери. Шнур от камер заведен на хаб, от хаба – на ноутбук сисадмина.

Пална (в руках у нее фломастер) готова нанести непристойную надпись.

Сисадмин ее успокаивает:

– Все видно будет, не волнуйтесь. Чуть выше, Степа… Вот это идеальная точка… Готово!

Пална растерянно интересуется:

– Так чего писать, Валерий?

– Ну, не знаю… – отвечает сисадмин. – Пишите как есть… Без прикрас…

– Как хулиганка эта: хочу мол? Тьфу, стыдоба!

Сплевывает, Кима тут же подтирает шваброй плевок начальства, поспешно отходит.

– Даже рука не поднимается… – сокрушается Пална. – Может просто поводить по воздуху?

Николай не понял:

– Как это по воздуху? А как узнать, читается надпись или нет?

Пална:

– Точно ты говоришь, потом докажи!

Пишет «Хочу сосать».

Николай залюбовался:

– Вот любо-дорого смотреть… И жить хочется… – Задумался и пояснил. – А что, братцы, бывает же такое… Любовь такая…

Пална всполошилась:

– А ты откуда знаешь?

– Я что, книжек не читаю?

Пална закипает:

– Давно не получал поджопник? Не те ты книжки читаешь, какие надо! Уволю, поедешь в свою Вятскую губернию на грядки!

Николай законно обижен на начальство:

– Чуть что – сразу поджопник…

– А ты думай прежде чем говоришь. Любовь… Тьфу это, а не любовь!

Кима тут же подтирает плевок.

Сисадмин демонстрирует картинку на мониторе.

Пална довольна:

– Вот! Теперь порядок, теперь уж не отвертишься, гадина!

Осталось решить последний вопрос с коллективом, чтобы Пална наконец успокоилась и посмотрела пойманной гадине в лицо. Вопрос этот поднимается в ее кабинете на очередном совещание совета арендаторов.

По правую руку от Виктории Павловны сисадмин Валерий, по левую – Степан и Николай, тут же Сычев.

Марина Евгеньевна, обычно выдержанная, сегодня совершенно не в себе.

– Да вы хоть понимаете, какой абсурд вы говорите – веб-камера в женском туалете! И кто будет смотреть эти веб-камеры? Сычев?

Сычев вообще ошалел от открывшихся перспектив:

– Ел-палы… Пошла пруха…

– Как это кто? Охрана! У нас прекрасная охрана! Степан отличается высокой бдительностью. А Николай Ломаков, вообще, тренер по боксу! Ребята крепкие, надежные…

– Это просто маразм! – со всех сторон летят голоса и постепенно сливаются в один гул. – Ма-разм!

– Ну почему же?

Хор голосов становится стройнее.

Начинает завывать Кима на всякий случай.

Возмущенные молодые женщины берут в руки папки и стучат по столу, скандируя:

– Ма-разм! Ма-разм!

В дискуссию включается Степан, понятно, что он аффилированное лицо.

– Когда Вы непосредственно сядете, охранник отвернется, конечно… Тут надо понимать…

Николай тоже старается перекричать всех:

– Это конечно… Вдруг женщина съела чего не того… И послабиться ей надо… Вопрос деликатный…

Марина Евгеньевна вскакивает от возмущения:

– Я хочу сказать, что человек имеет право на стыд! Он имеет право защищать свой стыд в туалете!

– Да какой стыд? – стонет Пална. – Я умоляю! А эта хулиганка – она имеет стыд? Через дорогу – «Танцевальный Малыш»… Тут же – «Знайка-Умейка»… Дальше во дворах…

Ее никто не слышит.

Жизнь течет, все меняется, иногда даже очень рядом…

На Проспекте Мира – новый инспектор. Галкина привычно тормозит – по доброй воле. Новый инспектор не обращает внимания. Галкина направляется к нему.

– Понимаете… Меня здесь всегда останавливали. Александр Евгеньевич его звали… Грустно… Я уже привыкла…

Новый инспектор строг:

– Плохая привычка. Уволен Михайлов. За аморалку.

– Я подозревала. А телефончик не дадите?

Рыхлая молодуха с ребенком настигает Галкину и Надю у студии «Геи-Новые»

– Даже «а» не говорит! И где теперь денег взять на лечение? Скажи «а»!

– А-а-а…

Ребенок получил затрещину:

– Зачем ты сказал? Кто просил? Скажи «а»! Видите, даже «а» не говорит…

С треском распахивается дверь студии «Геи Новые». Вопли Амалии:

– Девочки, я ему сейчас такую истерику закачу! Урод одноглазый!

Она пинками выгоняет Косого с баулом. Испуганно выскакивают Ася и Вера.

– Надя, что смотрим? – спрашивает Галкина.

Надя шипит:

– Вот только скажите, что я тупая… – Плаксиво. – Ну скажите, попробуйте сказать…

– Ну почему же… Я еще тупее…

Выбегает Амалия в истерике:

– Елена Андреевна, ну сколько я говорила! Неэлекторально! Одноглазых геев не бывает!

Запечный тычет в нее:

– Ей принцев подавай! На себя посмотри!

Косой нехитрыми привычными манипуляциями пытается «вправить» глаз.

– Прямо? Елена Андреевна, посмотрите! Прямо?

– Одноглазый! – стонет Амалия. – Он испортит всю картину!

– У меня два глаза, два! Ты до двух считать умеешь? Тогда считай!

Тычет:

– Глаз номер один!

Тычет:

– Глаз номер два! Смотрите, Елена Андреевна, у меня два глаза?

Амалия уходит в студию, хлопнув дверью.

Галкина отвечает на вызов дочери, входя в студию «Изнаслованные+ДОЙЧТВ»

– В Вашем городе есть памятники голых женщин, унижающих женское достоинство, и таким образом оказывающих атаку на психику женщины? Вы сделали доклад в местных феминистских организациях об этих мерзких памятниках?

– Нет памятников, – говорит старушка. – Мы в деревне живем. Только памятник Ленину.

– Как это нет? – не понял дедок. – А на школьном дворе! «Девушка с веслом»!

Кружит вокруг Елена Андреевна. Она счастлива. Остановилась в углу.

– Ты понимаешь, доча, я лечу после этих слов… Я не чувствую тела… Я не чувствую своей мерзкой задницы…

И она показывает дочери на том конца провода как она парит в воздухе – чисто птичка.

Споткнулась, упала, но от восторга даже не заметила, что сидит на полу.

– Она почти что воздушна… За что мне такое счастье наконец, Дина?

Наташа смотрит с понимающей улыбкой.

Переводчица переводит:

– Елена Андреевна сказала, что ее задница восхитительна как никогда.

Наташа становится суха и безразлична:

– В Европе прогрессивные женщины не говорят так о себе.

Она спрашивает у дедка:

– Так Вы знаете этот памятник? Вы неоднократно любовались им?

Дедок предается воспоминаниям.

– Хороший памятник…

Становится озорным:

– Бывает пройдешь мимо…

Хихикнул и показывал форму грудей:

– … И жить хочется… Дышать всей грудью…

На Наташу находит подозрение:

– Что он сказал?

Переводчица говорит на немецком:

– Он сказал, что он беззастенчиво любовался этим памятником, очевидно для последующего свершения акта мастурбации…

После паузы:

– …за деревенской печкой, кажется… Дедушка, у Вас есть в квартире деревенская печка?

Надя помогает Елене Андреевне подняться, и та, счастливо, начинает новое хождение по кругу.

– Да фигли их бояться, сексоголиков… Надо бояться эмоголиков-женщин… Вот это однозначно неизлечимо… Если он сексоголик, это не обозначает, что он не видит во мне душу, понимаешь?

Наташа полна ненависти.

– Значит, Вы любовались памятником в сексуальных целях? Вы сексоголик?

– Еще раз говорю, доча, фигли бояться сексоголиков? Женщины-эмоголики куда страшнее! Вот там хляби так хляби… душевные!

Не получив ответа, Наташа бросается на дедка. Пальцы ее, как удавка, крепко обхватывают шею.

– А Вам не кажется, дорогой, что таким образом именно Вы способствовали насильнику-оператору? – орет она по-немецки.

Дедок хрипит.

– Ой, задушила! – вопит Елизавета Мироновна. – Ой, насмерть!

Переводчица оттягивает разъяренную немку. Галкина торопится на помощь.

– Платок!

Ей подают платочек, она машет над лицом дедка.

– Я просто смеюсь от счастья, как я нынче легка!

Приказывает:

– Воды!

Кто-то в суматохе подает горячий чайник. Галкина поливает лицо дедка, тот истошно вопит и мечется.

– Извините меня, коллеги… – оправдывается Наташа. – Иногда накатывает личное.

Переводчица всем объясняет:

– В ее родном городе один мужчина-сексоголик регулярно насиловал ее три года. Он говорил, что она похожа на памятник «Разносчица пива» на углу Фридрихблюмельштрассе.

– Три года? – поражены все. – И она молчала?

– Она не понимала что происходит. Она думала, что он хочет ее руки и сердца. Он был очень богат.

Переводит дальше:

– Он приходил всегда с мерзкой болонкой. Теперь есть подозрения, что эта болонка тоже была сексоголиком. И все это ужасно.

Какой нынче плохой день у Палны! Ее врагиня уже просто сошла с ума.

Пална с привычной непристойной распечаткой в руках влетает в свой кабинет. За ней: Степан, Николай, всхлипывающая Кима.

Бросается к телефону:

– Алло! Алло!

Занято.

– Батюшки, да что же это такое? Долгопята угробила, до инсульта довела, теперь за других взялась. За Сычева взялась!

Испуганно заглядывает в лица охранников.

– Сычев не повесится? Степа, не повесится он?

Откликается Николай:

– Вот и я говорю, зараза! Сказала бы прямо, чего людей мучить? Или телефон бы дала, правильно Степа?

Степа апатичен.

– Да уж, дождешься тут телефона… Видали мы таких. Просто динамит, зараза.

– Вот я в книжке читал: бывает, что женщина хочет… – рассуждает Николай.

Кима угрожающе стучит шваброй по полу, гудит как филин:

– Ух… Ух…

Пална набрасывается на Николая.

– Коля, давно не получал поджопник? Давно? Я тебя спрашиваю – Сычев не повесится? Чего он закрылся, отвечай?

– Да почитать он закрылся! – говорит Степан.

Более мрачен в прогнозах Николай.

– Кто ж его знает, может и повесится…

У Палны зла не хватает на говнюка.

– Повесится?! Ах, ты гад! Ты мне такое говоришь!

Она гневно взлягивает поросячье ножкой, целясь Николаю в пах.

Николай увернулся, принял угрожающую позу. Промазав, Пална шмякнулась на задницу. Степан с Николаем бросаются поднимать ее.

Николай напуган:

– Нельзя бить мужика в честь мужскую! Бездетным будет!

– Уволю и отправлю в ебеня! В Воронежскую область отправлю, на грядки!

– Пална, не рассчитала ты удар… Клянусь, не рассчитала… Это не поджопник.

Показывает истинное место.

– Поджопник у меня вон где…

– Я тебя спрашиваю русским языком, чучмек: чего Сычев заперся и не открывает? Спрашиваю, не повесится он?

Звонит:

– Але, але! Сычев его фамилия, Сычев… 88-го года рождения…

В злополучном женским туалете на втором этаже – переполох.

Одна кабина заперта. Перед ней столпились встревоженные женщины, девушки. Наряду с Мариной Евгеньевной выделяется одна активная девушка – плотная, приземистая. Неугомонно плачет сестра Кимы пока сама Кима бегает за Палной по этажам.

Активная девушка во всем активна, она – самостоятельная личность, не любит навязанных решений, умна, любит независимый стиль, предпочитает как и Николай Михайлович сама генерировать события, а не ждать пока события начнут формировать ее.

– Что ты там делаешь? Отвечай!

– Читаю… – отвечает Сычев.

Активная девушка неумолима.

– Ты все прочитал?

– Да.

– Тогда выходи, Сычев!