Средневековая история. Изнанка королевского дворца Гончарова Галина

— Ганц?

— Вы поприсутствуете?

— Недолго. А потом — у меня еще сегодня дела.

Эрик достал из сапога короткий острый нож.

Варильи захрипел и съежился. Но ему это не помогло.

На Вирме ворам отрезали большие пальцы — чтобы не мог впредь держать весло, язык, чтобы не лгал впредь и кончик носа. Чтобы видно было, с кем дело имеете. Жестоко. Но зато воров там было весьма и весьма немного.

Луна заглядывает в окно. Бледная, холодная… Другой мир, а луна такая же.

Домашние тапочки совершенно бесшумны. Лиля расхаживает по комнате. Мири мерно посапывает под теплым одеялом.

Спальня большая. Почти пятнадцать шагов от стены до стены, так что метаться по ней можно совершенно спокойно.

Миранда спит. Лиля уснуть не может.

В памяти бессмысленное лицо человека, которого она приказала изуродовать. Страшное. Окровавленное. Она себя переоценила.

Одно дело — морг, операция. Там все для спасения людей.

Другое дело — вот так.

Во что ты превратилась, Аля Скороленок? В кого?

Ты не смогла убить Эдора. Хотя этот негодяй в сто раз больше заслуживал смерти. Вспомни себя. Когда ты только пришла в себя, ты просто выгнала мерзавца.

Ага, за что и получила. Убила бы сразу — не мучилась бы потом.

Разве так — можно?

Он ведь человек. Плохой ли, хороший, но человек. После тюрьмы у него был шанс исправиться. Сейчас же…

Ничего, наворовал достаточно. Пусть идет, картошку копает. Или на проценты живет.

То, что ты сделала — бесчеловечно.

То, что я сделала — одобрил король.

Но это жестоко. Бессмысленно жестоко. А что потом? Руки рубить на площади?

А хоть бы и руки. Здесь это есть. Вы просто совершили приговор в тишине и спокойствии.

Что ты с собой сделала?!

Лиля обхватила голову руками и едва не застонала. Сдержалась. Еще не хватало разбудить Мири.

Две собаки смотрели на хозяйку с удивлением. Что это с ней?

Я жестока?

Но он меня обворовал.

Можно было наказать иначе. Не мучить. Не уродовать. Можно… и — нельзя.

Я — женщина. Изначально отношение ко мне хуже. Намного хуже, чем к мужчине. Меня можно обмануть, кинуть, подставить… просто в силу моего пола. Вариля выбрали в качестве примера, потому что я — не первая. Но остальные теперь побоятся.

А визг «жестоко», «ужасно», «кошмарно»…

Это — голосок справедливости — или отрыжка женевской и гаагской конвенции?

Вот честно… перед собой, как на духу. Что лучше — заткнуть плотину сейчас, пока просочилась одна капля — или потом справляться с потоком?

Жестокость малая сейчас — или большая потом?

Что страшнее? Принцип меньшего зла в действии.

Нет, Лиля себя не оправдывала. Не с чего. Она виновна. И отвечать за свои дела будет по полной. И родители ее бы не поняли. Или…

Когда-то давно, еще в той жизни, они с отцом смотрели новости. И услышав о казни какого-то наркоторговца в арабской стране (подробности стерлись за давностью лет), Владимир Васильевич одобрительно произнес: «Нам бы так»![9]

Жестоко, мерзко… но наркотики в Ираке, Иране, Индонезии, где-то еще — смерть. И — правильно. Эти мрази ведь не одного человека убивают. Не дай вам бог побывать в шкуре родственников наркомана…

Так, ладно. Это уже в стороне. А в сухом остатке — неоправданная жестокость.

Хотя нет.

Оправданная.

И королем, и эввирами… да и другими людьми тоже. Здесь это в порядке вещей. Здесь могут убить ребенка, укравшего хлеб. Выпороть до смерти.

Вот это — мерзко.

А Вариль…

У него дети по лавкам плакали?

Он голодал?

У него больные родители или жена?

Нет!

Ему просто показалось, что он может сожрать все. И не по рту. Вот и подавился.

Несправедливо? А сколько из этих денег уйдет лично графине?

Гроши! Лиля отлично знала, что на себя она почти не тратит.

Платит зарплату своим людям, улучшает Иртон, разворачивает дело, строит торговый центр, будет строить на доходы от него больницу и учить медицине.

Станем сравнивать себя с Дзержинским?

Скольких людей он уничтожил?

А скольким дал путевку в жизнь? Скольким беспризорникам, сиротам… Что на весах?

Лиля ожесточенно кусала ноготь.

Мерзко. А там где деньги — всегда и грязь, и кровь, и привыкаешь переступать через трупы… Когда-то, еще в мединституте перед Алей Скороленок очень драла нос богатая однокурсница.

Аля бы и внимания не обратила. Не до того. Но девица взялась ей мешать. Трепала нервы на переменках, чуть ли не в лицо фыркала… Аля до последнего не шла на конфликт. А потом, когда ее чуть ли не в лицо обозвали нищетой — не стерпела. Ну-ка, скольких твой отец приговорил в девяностых, чтобы купить тебе трусы от кутюр? Сколько из-за него разорилось, спилось, скололось, что стало с их семьями? Твое богатство — на крови и костях. Поняла? И гордиться тут нечем.

Вот и здесь.

Ее богатство тоже будет на крови и костях. И оправдаться тут нечем. Пока — нечем. А потом?

А потом — будет новый день.

И будет вставать солнышко, и Мири будет смеяться, не зная, что давно должна была умереть, и мои люди тоже будут ему радоваться. И те, кого я спасла, и те, кому я еще смогу помочь…

Я не оправдываюсь. Но надеюсь, что смогу искупить эту вину.

Жестоко. Но хирургия вообще жестока. Так не лечите человека, ему же больно! Вариль — это зараза на моем деле. Его ампутировали, как гангрену. Понадобится — устрою показательный суд. Видит бог — не для денег! Плевать мне на деньги, как на цель. А вот то, что я смогу сделать с их помощью — важнее. И этим планам никто не помешает.

Лиля откинула волосы.

Хватит бегать по комнате. Выпей отвар мяты и ложись в кровать. Не уснешь, так хоть чуть согреешься. Завтра тяжелый день, а ты еще простуду хочешь?

Все. Закрыли тему.

Больно… как же больно…

Рик откинул назад светлые волосы.

— Джес, ты сегодня вечером куда?

— Хотел сходить в один салон…

— Перебьешься.

— Вот как?

— Идешь со мной. А то я у Бернарда с тоски сдохну.

— Хочешь, чтобы я рядом с тобой лег?

— Нет, чтобы рядом со мной был хоть один нормальный человек.

— Иными словами — шут?

— Хоть козлом назовись, но будь!

Джес сморщил нос, но промолчал. Рика можно было понять. Вечера у Бернарда были… скучными?

Это еще не то слово!

Ни выпивки — то есть вино есть, но оно такого качества, что ей-ей, копыта коню мыть не станешь. Ни женщин — при дворе Бернарда строго смотрят за нравственностью. А сам король высказывается в том духе, что за разврат надо сечь на площади.

А уж про развлечения — молчим.

Игра — запрет.

Скачки, схватки, турниры — все под запретом. Ибо тешит Мальдонаю.

Танцы?

Да от них со скуки помереть можно. Все церемонно, возвышенно… но чтобы даже просто с кем-то потискаться втихомолку… отследят. И не дадут.

— Сам все понимаешь…

Джес вздохнул. Единственным развлечением для Рика оставалась Лидия. Все остальные дамы обходили его по широкой дуге. А Лидия…

Ей Рик был не нужен. Вообще.

Она всему предпочитала книги. Этакая принцесса в заколдованной башне. Только в сказке была симпатичная, а тут… жуть!

Крыса огрызающаяся.

Джес был не вполне справедлив к девушке, но… ему и в голову не приходило посмотреть на все ее глазами. А Лидии происходящее тоже не сильно нравилось.

Это ее взяли и выставили, как товар.

Это на нее глядит, как на кусок мяса, смазливый красавчик. И ему даже в голову не приходит спросить — а что ты думаешь? Что чувствуешь? О чем мечтаешь?

О, нет!

Он просто явился! Держите штаны от счастья! Он — снизошел!

Да кому такое понравится?!

А смазливая внешность… простите — палка о двух концах.

Лидия была достаточно умна, чтобы смотреть на себя в зеркале — и видеть девушку, а не принцессу. И отдавала себе отчет в своих недостатках.

Слишком высокая, слишком худая, слишком бесцветная и невзрачная. Увы…

Можно выйти замуж за принца. Только в постель ты станешь ложиться с мужчиной. А такой, как Рик… слишком уж он красив. Если не загуляет — считайте меня шильдой.

И что?

Гулящий король и кукла-королева? Увольте.

Это Лидия могла бы объяснить парням. Но не хотела. Полагала, что и так все понятно. Ан — увы…

Те вещи, которые просты и понятны женщинам — мужчинам приходится растолковывать с применением большой дубинки. И наоборот. Нечто само собой разумеющееся для мужчин, женщины не замечают, пока оно их по голове не стукнет. Три раза подряд.

Одним словом — взаимопонимания между принцем и принцессой не наблюдалось. Простого понимания… Пожалуй — тоже.

А общаться приходилось. И держать лицо — тоже.

Вот и этим вечером…

— Вы позволите пригласить вас на танец, Ваше высочество?

Лидия смерила Джеса таким взглядом, что мужчина ощутил себя тараканом.

— Нет.

— Ваше высочество, вы разобьете мне сердце…

Взгляд Лидии заставил Джеса умолкнуть.

— Любезнейший, избавьте меня от своего общества.

Джес сверкнул глазами, но пару шагов в сторону сделал. Рик чуть поморщился.

— Ваше высочество, Джес не хотел ничего дурного…

— Если бы он еще и хотел, — Лидия сморщила нос, показывая, что ставит Джеса весьма невысоко.

— Ваше высочество… — голос Рика был исполнен укоризны, но Лидия только плечами пожала.

— Принц, вы скоро от нас уезжаете?

— Да, примерно через две десятинки.

— Отлично.

— Вы так радуетесь этому…

— А я должна плакать?

Рик смешался. Никто не говорил с ним так, как эта высоченная нескладная девица. И ему это не нравилось.

— Ну…

— Из приличия я должна горевать. Не более того. И я буду горевать. Рядом с отцом. — Лидия словно шашкой с седла рубила. — А здесь я не считаю нужным притворяться. Ни вы, ни ваша свита не вызываете у меня добрых чувств.

— Ваш двор тоже мне не по душе, — парировал Рик, отлично понимая, что дальше Лидии его слова не уйдут. Иначе придется пересказать весь разговор с самого начала. — Нигде не видел такой скупости.

— Да что бы вы понимали! — вспыхнула спичкой Лидия. — Скупости! Что мой прадед, что мой дед — только и делали, что бросали деньги направо и налево! Когда отец пришел к власти, казна была абсолютно пуста! Казначей — и тот не воровал! Нечего было!

— Украл раньше?

— Очень смешно! Соседи отгрызали кусочки земли, а что оставалось делать отцу? Да, он бережлив. Пусть даже иногда перегибает палку — а что бы вы сделали на его месте? Выжимали последнее из крестьян? Доили придворных?

Рик смутился. А что бы…

— Попробовал бы развивать торговлю. Промышленность. И уж точно не распустил бы так церковников, — честно признался он.

Лидия вздохнула.

— Я бы тоже их так не распустила. Но у нас не было выбора.

— Неужели?

— Знаете, какие деньги пришлось вложить, чтобы королевство начало хоть чуть-чуть выправляться? Эти деньги нам дали альдоны.

Рик почесал нос. Нет, он знал, что альдоны обладали более чем солидным состоянием. Но чтобы так?

— Да, именно так.

Лидия словно его мысли прочитала.

— Я не склонна недооценивать ни богатство, ни власть церкви. Если нам надо прогнуться, чтобы наша земля осталась цела, чтобы Ивернею не раздергали на множество кусочков жаждущие наживы соседи — мы и не то сделаем.

— А не окажется ли получившееся еще страшнее?

Лидия отрицательно покачала головой.

— При правильном подходе уже мои племянники вернут Ивернее былое благосостояние. Мы справимся. Лишь бы нам никто не мешал.

— Мы?

— Возможно, вы удивитесь, но женщина не обязательно следует по тропинке из кухни в постель и детскую, — огрызнулась Лидия. — Я неплохо разбираюсь в финансах и помогаю отцу. Мои братья тоже умны, но не настолько талантливы.

В голосе Лидии слышалось столько гордости, что Рик таки поклонился. Хотя про себя и подумал: «Нашла чем гордиться, дура…»

— Неужели вам не хочется немного веселья, радости, ярких платьев…

Ледяной взгляд оборвал Рика на полуслове.

— Вы хоть представляете, сколько это стоит? У Ивернеи нет таких денег!

— Бережливость — это, безусловно, важно. Но вам ведь захочется рано или поздно дом, семью, детей…

Лидия покачала головой.

— Не вижу смысла. Мой опыт говорит, что любой муж станет тираном.

— Обязательно любой?

— Не обязательно. Но вы точно станете.

— Вы обо мне плохого мнения, Ваше высочество…

— Пока вы не сделали ничего, чтобы изменить его к лучшему, — отрезала Лидия. — Скорее бы вы уехали. А то трать время на все эти балы, любезничай тут… Вы хоть представляете, сколько у меня дел? Женитесь, наконец, и оставьте Ивернею в покое!

— С удовольствием исполню ваше приказание, — огрызнулся Ричард, доведенный до бешенства.

Лидия царственно кивнула.

— Исполните — и можете считать себя свободным.

Ричард раскланялся — и вылетел из зала. Джес, заметив, что с кузеном что-то не так, спешно догнал его.

— Рик!

Его высочество от души пнул какую-то статую, ушиб ногу, выругался — и шлепнулся на скамейку.

— Твою ж… и…!

В следующие десять минут Джес узнал многое о Лидии. И надо сказать — ее родители и не подозревали о своей принадлежности к миру животных-извращенцев.

Услышь такое Бернард — вылетел бы Ричард из дворца впереди своей ругани. Но в саду было тихо и темно.

— Ты чего? — искренне удивился Джес.

Рик еще раз выругался.

— Твою ж! Не дай бог на такой жениться! Сука, стерва, гадина… Джес, ты свою мать хорошо помнишь?

— Вполне, — мужчина даже не представлял при чем тут Алисия, но кивнул.

— А вот это — в десять раз хуже.

— А ведь она моложе…

— Вот именно. Когда она войдет в возраст твоей мамаши — к ней муха не подлетит. Потому как раньше отравится.

— Я так понимаю — лучше Анелия?

— Еще как! Надо отписать и отцу — и Гардвейгу.

Лидия проводила взглядом Рика. Фыркнула.

Самодовольный, самовлюбленный красавчик. Такие искренне считают, что весь мир лежит у их ног. И удивляются, если он отползает в сторонку.

А уж женщины…

Женятся такие красавчики всласть перевалявшись в чужих постелях. И благополучно продолжают это после брака. Вспомнить только несчастную Имоджин! Бедная женщина!

У нее под носом муж открыто живет с другой женщиной — и королева вынуждена терпеть!

Омерзительно!

Да у них бы эту Джессимин мигом записали в приспешницы Мальдонаи и отправили в обитель. Грехи замаливать!

Мерзавка!

Жить с чужим мужем, невенчанной… Фу!

Лидия покривилась.

Возможно, девочка была бы чуть иной, но воспитание не оставило ей шанса.

Ребенка воспитывали в основном пасторы. Строгие гувернантки и няньки. Замоченные розги, которыми король не брезговал сечь своих отпрысков за малейшие промахи, не оставались без дела.

И Лидия рано поняла, что надо сделать, чтобы избежать побоев.

Для начала — вести себя примерно. И быть верующей. Увы, тут она не заметила, как количество перешло в качество. Ведь если человека называть бараном — он и заблеет…

А еще — отлично разбираться в том, что интересует отца. А именно — в финансах.

И в этом Лидия также преуспела.

Что же в итоге?

В итоге незаурядный ум (было в кого) сочетался с вполне заурядным фанатизмом. Внешность Лидию не интересовала вовсе — зато весьма интересовала душа. Причем не как повод присмотреться к человеку, а как повод осудить его за те или иные поступки, не соответствующие книге Альдоная.

Вдобавок к этому Лидия отлично понимала, что дурна собой — и открыто бравировала этим. Да, я страшненькая. Но у меня замечательная душа, а чем можете похвастаться Вы?!

В своем ослеплении она не понимала, что в человеке все должно быть гармонично — и постепенно превращалась в законченную религиозную феминистку. Как бы ни печально это звучало.

Остановить ее было некому.

Отца устраивало то, что дочь — отличный финансист. Непостижимым путем Лидия видела на чем можно сделать деньги — и делала их.

Матери было безразлично все вокруг. Королева давно уже стала тенью своего супруга и даже жила — по привычке.

Братья же…

Они страдали типично братским недостатком — любовью к сестре. И готовы были оторвать голову любому, кто ее не оценит. А заодно — и тому, кто ее оценит. Потому как принцесса по определению выше всех дворян. А из принцев Рик был единственным незанятым.

И то…