Дверь ВНИТУДА Фирсанова Юлия
— Все ясно, свиданка твоя обеденная медным тазом накрылась? — от души посочувствовала Алинка.
— Какая уж тут свиданка, не до жиру, быть бы живу, — посетовала я, вновь совершенно искренне. Считать таковой встречу с отравителем не смогла бы и записная мазохистка. — Аль, будь человеком, напиши мне на полдня отгул, пожалуйста!
— Ноу проблем, может, и на завтра в счет отпуска денек написать? — справилась заботливая коллега, я подумала-подумала и согласилась.
Пока ничего не ясно с этими неудачными покушениями, посижу сутки дома. А там, глядишь, или ишак, или эмир, или… ага, или все-таки я.[2] Но очень хочется надеяться, что кто-то другой, особо желательно — кто-то непосредственно виновный в происходящем, а не козел отпущения, вроде Вадика. Он, увы, просто жадный дурак, которым воспользовались как орудием или который сотворил глупость по собственной инициативе. Злости на него особенной не было. Хапуга и так получил по полной программе, сам пострадав от смертоносного чудо-порошочка с поэтичным названием.
В животе, вмешиваясь в размышления о жизни и смерти, предательски заурчало, намекая на то, что война войной, а обед должен быть по расписанию, которое уже нарушено самым злостным образом. Таль с моей коробочкой суши где-то там, а я здесь.
Конрад из злого гения возмездия мгновенно превратился в заботливую наседку, неодобрительно поцокал языком и потащил меня на кухню обедать. О трапезе уже позаботилась замечательная женщина, в чью стряпню я влюбилась с первого укуса и навечно. Даже гороховый супчик на мясном бульоне у нее вышел пальчики оближешь! Так же прекрасны оказались курица с макаронами и ягодный компот.
«Хорошо все-таки, что Вадика усыпили, а то пришлось бы делиться», — меркантильно решила я, обкусывая куриный хрящик, и улыбнулась умильному взгляду вампира, в котором, впрочем, до сих пор мерцали непогасшие искры тревоги.
— Ты чего так смотришь?
— Я едва не упустил сегодня нить твоей смертной жизни, — помолчав, недовольно признал Конрад и помассировал виски, словно от приступа мигрени избавлялся. — Был в двух шагах и все равно чуть не опоздал, расслабился из-за отсутствия постоянной угрозы или настолько отвык прикрывать кого-то еще…
— Раз мы с тобой сейчас болтаем за обедом, значит, успел вовремя. «Едва» не считается. История, как у нас говорят, не знает сослагательного наклонения. И вообще, ты чего переживаешь? Если бы я даже вдруг умерла, — это пока я говорила, меня осенила мысль, моментом скользнувшая на язык, — все равно, наверное, сделалась каким-нибудь вампиром, если я твоя родственница по крови? Не? Ты ж меня бы поднял, ЛСД что-то про обращение говорил. Я в полубреду слышала.
— Я не знаю, насколько здесь соблюдаются магические законы родства и сути, — задумчиво ответил Конрад, но, кажется, мучиться сомнениями перестал. — Будь мы там, где я рожден, или в тех мирах, где бывать доводилось, сказал бы наверняка. Ты не ушла бы насовсем, кровь якорем привязала бы душу и изменила тело. А ты хотела бы стать вампиром?
— Не особенно, если честно, — откровенно объявила я, прихлебывая компот и наслаждаясь ощущением легкой кислинки на языке. — Но умирать, не пожив хорошенько, годков эдак до девяноста, мне не хочется куда больше, чем становиться любительницей кровавых коктейлей. Тем более что в неуправляемого монстра с идефиксом «крови мне, крови!» я преобразиться не должна. Ты вон на людей через одного не бросаешься и композиций из гор осушенных трупов на перекрестках не оставляешь, если, конечно, кандидаты в трупы первые на тебя не лезут.
— Когда-то бывало всякое, — пригубив компот, припомнил вампир. Почти мечтательная улыбка промелькнула на губах, а язык облизнул острые клыки. — Со временем все, даже кровь лучших врагов, приедается. Но ты права, Лучик, какие бы законы ни действовали здесь, тупой низшей упырицей в любом случае не встанешь. Или будешь подобной мне, или не поднимешься вовсе.
— Поживем — увидим, — философски рассудила я, протягивая руку к стеклянному кувшинчику с рубиновым компотом, самой вкусной из красных жидкостей. — Лет эдак до девяноста я вполне могу подождать с экспериментом.
— Дольше, — поправил Конрад.
— Э-э-э, ты чего, точную дату знаешь? — Моему удивлению не было предела. Неужели у высших вампиров кроме тьмы прочих талантов еще и дар прозревать точную дату смерти имеется?
— Ты моя кровница, значит, срок жизни удлинится значительно, — между делом, будто не просвещал, а напоминал о какой-то безделице, отметил вампир и, прищурившись, удивленно спросил: — Ты не знала?
— Не-а, откуда бы? Я про вампиров только в книжках читала, и такого там написано не было. Кроме разных разностей про крест, чеснок, осину и серебро, маловато сведений. Общеизвестное «человек, которого укусил вампир, сам становится вампиром» и производные данные вроде того, что если вы от кого-то питались, то на этого человека потом воздействовать можете. Про силу, быстроту… — Я оборвала перечисление, пожала плечами и подытожила: — Белиберды, конечно, много, но это вот чаще всего повторяется.
— Ты ничего не спрашивала, — задумчиво уронил клыкастый родственник.
— А зачем? Захочешь, сам расскажешь что пожелаешь. Я же с тобой дружу, с мужчиной по имени Конрад, ввалившимся в мою квартиру полутрупом. Тем, кто ради своей земли и людей готов был принести в жертву практически вечную жизнь, и тем, кто утешал и спасал меня уже не раз. Дружу с тобой, а не с могущественным представителем вида «высший вампир» исключительно в исследовательских и меркантильных целях. Это тебя пусть в «Перекрестке» препарируют и на анализы изводят во имя прогресса науки, если смогут, конечно. В чем я лично очень сомневаюсь.
— Правильно сомневаешься. Вряд ли смогут, — рассмеялся мой собеседник и сотрапезник, потом неожиданно встал и, подхватив меня в объятия, крепко, чуть ли не до хруста в костях сжал. — Лучик, спасибо тебе, родная. — А потом чмокнул в макушку.
— Я тебя тоже люблю, Конрад, — тихо ответила я и прижалась щекой к его рубашке. Сегодня это было что-то гладкое, прохладное и мгновенно согревающееся под кожей. Шелк? Наверное. Поджигать кусочек, чтобы проверить версию, пожалуй, не стоило.
Микроволновка за нашими спинами взорвалась клубом огня, который, впрочем, тут же опал, оставляя после себя слиток неопределенной конфигурации с четким запахом горелой пластмассы и почему-то озона. Хорошо еще пожар не начался.
Когда раздался взрыв, я сильно вздрогнула и, наверное, не завопила только потому, что в момент катастрофы находилась в укрытии надежных объятий. Почему-то рядом с Конрадом я не боялась никого и ничего, было так спокойно и уютно, как в детстве под пуховым одеялом, когда я слушала волшебные папины сказки.
В дверях стояла причина катастрофы — ЛСД, гневно раздувающий ноздри характерного носа, со скрещенными на груди руками, что позволяло разглядеть великолепные серебристые когти-лезвия. Сейчас они выглядели как гибрид ноготков Росомахи и Фредди Крюгера. Чего у нас такого ужасного стряслось, чтобы из плохого расположения духа Ледников перешел в стадию ужасного буйства? Ковальская новый фокус выкинула?
— Великолепно, примите мои поздравления, Гелена Юрьевна. Не каждый на вашем месте мог бы столь быстро и успешно устроить личную жизнь, находясь в состоянии формальной помолвки, заключенной по обычаям чуждых вам нелюдей!
Руки куратора взметнулись, и он сделал несколько нарочито театральных хлопков, сдобренных характерным стуком когтей.
«Это он о чем?» — не въехала я в тему, наверное, все еще переживала последствия эффектной кончины бедняжки микроволновки. Столько лет держалась, пахала без нареканий, а тут на тебе.
— Разумеется, расходы на приобретение бытовой техники взамен пришедшей в негодность я оплачу, — чопорно закончил Саргейден, кривя губы.
«Пришедшей в негодность? Как мягко сказано!» — мысленно оценила я обтекаемость формулировки и выпалила в ответ бесконтрольному пироману:
— Не только оплатите, а еще и установите и подключите аналогичный или более дорогой прибор. В договоре аренды подобное четко прописано.
— Как скажете, Гелена Юрьевна, — процедил ЛСД. Ледяной тон совершенно не вязался с искрящимися волосами, горящими гневом черными глазами и остротой выкидных когтей.
— Дурак ты, кайст, — почему-то задвигая меня себе за спину, коротко ответил вампир. — Родственных чувств от истинной страсти отличить не способен.
«Так это что, опять ревность была? К кому? К Конраду? — мысленно удивилась я и мысленно же посочувствовала: — Какое же у тебя непростое детство было, если в простых объятиях видишь исключительно знак сексуальной связи». Но оправдываться за то, чего не было, и утешать этого психа-самовзвода не стала. Я-то уж точно не виновата в том, что он что-то не так, как надо, понял. М-да, прав Конрад, ЛСД опять глупости творит. Надеюсь, он сейчас не свалится с очередным приступом мигрени, как вчера. Судя по тому, как сцепил зубы Ледников и закаменел лицом, стараясь не выдать страданий, боль уже накатывала на «его ехидство». «Эй вы, там, наверху! Не надо, я на него не сержусь, и он мне здоровый надобен. Сначала дела, личные разборки потом», — отправила я мысленный вопль в пространство. Не знаю уж, кто принимал телеграмму, но, кажется, сработало, Саргейден едва заметно расслабился, бросив на меня подозрительный взгляд. Я ответила ему совершенно невинным похлопыванием ресницами. Дескать, это не я, это ты сам осознал неправоту, вот и полегчало.
Вампир тоже не стал продолжать разбор полетов с куратором, малость смутившимся от его слов, спросил уже совсем другим, деловым тоном:
— Что с Зоей?
— Мертва, — уронил всего одно равнодушное слово куратор.
А меня как ледяной водой окатило, даже горло перехватило, и оттуда вылетел лишь жалкий сип. Как же так? Он? В самом деле? В состоянии аффекта или специально и хладнокровно? Откашлявшись, я все-таки тихо спросила:
— Вы ее убили?
Лицо кайста на миг скривилось в нечитаемой гримасе, а потом он процедил:
— Не успел.
— Рассказывай, — потребовал Конрад, усадил меня и сам опустился рядом, положив руку на спинку моего стула в оберегающем жесте.
ЛСД фыркнул и грохнулся на стул по другую сторону стола:
— Вопреки вашему лестному мнению, Гелена Юрьевна, я не серийный убийца женщин. Когда я пришел в дом госпожи Ковальской, она уже была мертва, по-видимому, перебирала свои запасы белой муки и слишком поздно обнаружила негерметично запакованный пакетик с порошком. Уже после того, как вытряхнула его из сумки.
— Белая полярная лисичка, — констатировала я печально. — Большая лисичка.
Ну Ковальскую мне, пожалуй, было отчасти жалко, навредить мне она не успела, да и нахамить так, чтобы вызвать стойкую неприязнь, тоже не сподобилась. Ревность ее через угрозы кричала, вряд ли что-то большее. Или я глубоко ошибаюсь и все не «вряд ли»? Вдруг она специально, как-то пронюхав, что Вадик ко мне подбивать клинья собирается, умудрилась срежиссировать ситуацию так, чтобы он узнал об отраве и потребовал поделиться? И тогда опять непонятно: Зоя Вадимовна знала, что у нее хранится смертельный яд, и специально подсунула его Вадику, чтобы извести соперницу в битве без правил за сердце ЛСД? Или сама считала белую муку относительно безвредным подчиняющим средством? А откуда добыла его сама? Я совсем запуталась и почти ничего не понимала. Оставалось только сожалеть об упущенной возможности расспросить Ковальскую, чем я и занялась:
— Жаль, что опоздали.
— Твой браслет почти разряжен, он не спас бы ее, — хмуро напомнил ЛСД, уставившись на свои колоритные когти. Ага, он еще бы ругать меня начал за то, на кого я энергию русалочьего целительного жемчуга израсходовала, чтобы его, носатого подрывника, на ноги поднять!
— Мой браслет не единственная панацея. — Вместо пререканий оставалось лишь пожать плечами.
— Я не вылечил бы ее, даже если пришел раньше. Я не смог бы петь для нее, — с ходу ушел в глухой отказ Ледников.
— Зато Конрад мог бы ее укусить и сделать вампиром. Вроде бы эта фишка даже на умирающих не своей смертью должна действовать, — возразила я, не став углубляться в расспросы, какая религия не позволяет куратору использовать силу феникса для оказания медицинских услуг бывшей любовнице. Теперь уже по-любому бывшей, потому что мертвой. Вопрос, бросил ли он ее, она его, или их расставание было лишь временным, утратил актуальность. И вообще, какого черта я все еще забиваю себе мозги подобной ерундой, есть более насущные дела и мысли.
— Да. — Конрад решительно вскочил на ноги и потребовал у кайста: — Перенеси меня туда, возможно, еще не поздно. Я попробую. Мы должны знать!
И все! После этого парочка арендаторов, не удосужившись снабдить меня хоть какими-то пояснениями касательно своих грандиозных планов, исчезла. Пуф! — и нет. Вернее, даже без всякого звукового эффекта испарилась. Оставили меня наедине с недопитым компотом на кухне и пребывающим в мире грез Вадиком, складированным в гостиной. Что, зачем, почему — ни словечка! Кто я такая, чтобы мне что-то говорить и о чем-то предупреждать? Так, девочка, в недобрый час под шаровую молнию подставившаяся.
Интересно, чего они унеслись? Неужели Конрад может вытянуть какие-то новости из трупа? Я ведь ничего о некромантских талантах вампиров не знаю. Вдруг ему вполне по силам разговорить только-только окочурившегося мертвеца? А если да, почему тогда меня с собой не взяли? Мне же интересно. Это я сначала так решила, что интересно, потом подумала-подумала, как должен выглядеть свежий труп, и перерешала. Нет, наверное, правильно сделали, когда не предложили прогуляться за компанию. С меня бы сначала сталось согласиться, а потом что делать? Вдруг я трупов боюсь? Никогда в реале не видела, кроме как того убийцу-наемника, который и на человека-то особенно не походил, потому напугать всерьез не мог. Нет, пожалуй, эксперименты по созерцанию покойников после сытного обеда проводить не рекомендуется. Это я сейчас такая храбрая и ехидная, а где гарантии, что лицо сохранить удастся? Они же по делу пошли, и не стоит заставлять бонусным порядком еще и с моей потенциальной истерикой возиться. Но по-человечески попрощаться, хоть что-то объяснить все равно бы могли!
Я побурчала для порядка, сделала дежурный звонок маме с папой (жива, здорова, работаю) и все-таки допила компот. Хороший, кисленький! Только задумалась над тем, что пора бы к себе в квартиру вернуться, как в гостиной зашумели. Вернулись, голубчики!
Подхватившись осенним листом, я вымелась из кухни в комнату, где двое сгружали на диван третью. Ковальская. Бледная как смерть, в костюме-тройке благородного цвета голубоватой стали, на ногах туфельки со шпилькой сантиметров семи.
— Вы зачем труп притащили? — ляпнула я и захлопнула рот, когда ЛСД чуть сместился, открывая мне вид на лицо в целом и запястье Зои в частности. На руке красовалась пара аккуратных дырочек.
Я набрала в легкие воздуха побольше и со свистом выдохнула. Все-таки, значит, не труп притащили, а Конрад потому так и торопился, что рассчитывал застать женщину до момента полного и безвозвратного угасания жизни.
— Надо, Лучик, надо, — усмехнулся вампир, небрежно поправив деревянно-безвольную тушку Ковальской на диване.
— Э-э-э, значит, она жива? — попробовала я прояснить ситуацию. — А чего тогда лежит как бревно?
— Будет жива, — поправил дорогой родственник, вытягиваясь в кресле, и хитро покосился на меня.
— Конрад, я тебя сейчас укушу по причине неудовлетворенного любопытства, и ты станешь человеком, — «нежно» пообещала я вампиру и потребовала: — Рассказывайте же!
Вампир коротко рассмеялся шутке и ответил:
— Ты вовремя напомнила. Ушедшего только-только за грань вернуть можно, если достанет сил дать телу новую жизнь.
— То есть ты мертвую оживил? — окончательно растерялась я, как-то в голове не укладывалось, что Конрад обладает способностями к воскрешению.
— Он превратил ее в вампира, — буркнул ЛСД, все это время простоявший мрачной статуей у окна. Ситуация, похоже, ему не нравилась, но более удачных вариантов под руку не подвернулось. Правда, когти у куратора снова были ногтями, значит, относительного согласия с самим собой он все-таки достиг.
— Ага-а-а, — протянула я, радуясь тому, что мир не сошел с ума. Вампир-воскреситель — это было бы капельку чересчур. — А чего не в горло кусал?
— Так только возлюбленных и равных поднимают, — усмехнулся родич.
— О, а чего теперь с этой будет? — Пить боржоми все равно уже было поздно, почки отправились в долгий перелет, так что я предпочла не спорить и скандалить из-за перемещения посторонних не мертвых женщин на съемную квартиру, а уточнить самые актуальные моменты.
— Очнется после заката младшим вассалом. Тогда и расспросим обо всем, — объяснил довольный Конрад, чуть ли не облизываясь и потирая руки.
— Зоя Вадимовна и при первой жизни меня не особенно жаловала, а сейчас не кинется уровень гемоглобина пополнять? — опасливо уточнила я.
— Нет, ты — моя семья, — твердо объяснил Конрад. — Мои приказы она нарушить не сможет.
— Поня-а-тно. А ее искать из «Перекрестка» не будут?
— Могут, но день-другой особой тревоги поднимать не станут. У кураторов случаются свои дела, в которых доклады идут по итогам, а не предварительно, — пояснил ЛСД, оторвавшись от пристального изучения улицы в оконной раме. На меня он все еще смотреть избегал. Боялся, что ли, еще чего-то взорвать? — И новый образ жизни Ковальской тоже не должен стать поводом для сенсации. Кураторы и привратники зачастую переживают странные метаморфозы. Если Зоя Вадимовна будет исполнять непосредственные обязанности и не станет открыто демонстрировать слишком явные признаки асоциального поведения, ей ничто не грозит, кроме нескольких часов в исследовательском центре.
— Стало быть, она может делать что угодно и быть кем угодно, пока не загрызет какого-нибудь бедолагу на обед среди бела дня? До той поры «Перекресток» никаких претензий к ней не предъявит?
— Совершенно верно, — прохладно согласился Ледников.
— Никого она не загрызет без приказа, — почти обиженно вставил Конрад, дескать, как его могли заподозрить в создании столь халтурного существа. — Она — младший вассал высшего вампира, а не чмурная упыриха какая-нибудь! Несколько хороших глотков пару раз в неделю вполне достаточно для поддержания сил.
— Значит, вампир — это норма. Ага. Я уже боюсь предполагать, на что похожи другие члены вашей организации в целом и привратники в частности, — задумчиво хихикнула я.
— Они очень разные. Возможно, в этом кроется невозможность контакта между вашими коллегами, Гелена, — резюмировал ЛСД, по-прежнему косясь в окно.
М-да, опять на «вы» обращается. Все еще дуется, что я его насильно лечила, из-за срыва немотивированной ревности переживает или зато, что новую микроволновку оплачивать придется? А может, куратор бесился по еще одной тысяче причин. Все-таки странный народ мужчины, и в голове у них бардак бывает ничуть не меньший, чем у женщин. Не меньший, просто другой, из-за этого в нем так сложно порой разобраться! Да и все попытки дотошного сочувственного разбирательства обычно оказываются обречены на провал. Испытано на себе, то есть на братце. Когда у него чего-то не ладилось, Стаська становился хмурым и раздраженным, на расспросы односложно отвечал, что все в порядке, или вообще отмалчивался. Начинал говорить только тогда, когда либо справлялся с ситуацией, либо нуждался в дельном совете. Поболтать, чтобы выплакаться и пожаловаться, — это не для мужчин. Наверное, правильно, по-мужски. А все равно порой зря, потому что мы, особы пола противоположного, жалуясь и исповедуясь друг другу, заодно, пусть даже случайно, частенько находим выход из ситуации. Впрочем, у каждого свои методы и свои секреты. Приставать к Саргейдену с вопросами я всяко не собиралась. Захочет — расскажет сам, а не захочет — флаг ему в зубы и билет на елку, ну и пирожок с полочки заодно.
— Жаль, — опять подосадовала я невозможности полноценного, да и вообще любого контакта с собратьями по несч… э-э-э, по работе привратников и переключилась на другую тему: — Значит, нынче вечером устроим очную ставку свежеукушенной вампирши Зои с Вадиком? Только меня позовите, я тоже хочу послушать! В конце концов, имею право как пострадавшая и почти отбросившая тапки!
На мои веские доводы возражений ни у кого не нашлось. Куратор меня вообще, похоже, опять решил игнорировать по максимуму, или это был его вариант остракизма за неизвестные прегрешения.
Времени до заката еще было предостаточно, вопросы, на которые стоило поискать ответы, кончились, и я решила вернуться в свою квартиру. Поесть можно и у друзей, а вот по-хорошему отдохнуть и расслабиться — только дома, когда никто не топает и не дышит в спину. И вообще, там мой любимый халатик и тапочки!
То, что дома еще и дверь, открывающаяся в неизведанные дали не по моему желанию, а по собственной прихоти, каким-то фантастическим образом из головы ускользнуло. Нет, я вроде бы все время об этом помнила, где-то на периферии сознания, а только во внимание не принимала и как руководство к действию не оценивала. Задним умом, теперь, мне кажется, это было косвенное влияние той самой магии, благодаря которой раз и навсегда изменилась моя психика, адаптировавшись к самому факту существования временных порталов между мирами, личному таланту к их отвержению и попутно к спокойному восприятию разнородных гостей, какими бы причудливыми, опустим слово «откровенно враждебными», они ни были. Итак, я шла к себе, совсем позабыв про то, что ко мне могут в любой момент зайти не только я, Конрад или куратор, а еще и куча народу, который занесет в пенаты Паниных иномирным ветром.
Тапочки и халатик, впрочем, я получить успела к той поре, когда опять зазвенели ветряные колокольцы у кладовой.
Глава 26
ЗОЛОТОЙ ГОСТЬ И ВОССТАВШАЯ ЗОЯ
«Кого там принесли че…» — начала мысленно гадать я, но вовремя спохватилась. Козлоногие вряд ли имели какое-то отношение к порталам. Двери ВНИТУДА я была склонна рассматривать как явление природы, вроде грозы в чистом поле. Спрятаться негде, остается наблюдать и получать удовольствие.
Дверь все еще была приоткрыта на несколько сантиметров, и не более того, как если бы там внутри не нашлось желающего выйти на свет или потенциальный гость счел слишком опасным вторгаться в пространство чужого мира.
Я осторожно подошла, встала сбоку так, чтобы при резком неожиданном открытии не заработать створкой по лбу, и аккуратно постучала костяшками пальцев.
— Тут-тук, кто в гости пришел?
В ответ в кладовке что-то резко прошуршало, стихло, а потом оглушительно чихнуло. Н-да, похоже, кое-кому, не будем показывать пальцем на безответственную хозяйку квартиры, стоит вымыть пол в помещении, пока никто из визитеров не заработал аллергию на грязь. Слишком я увлеклась происходящим и забыла об элементарной гигиене.
— Эй, я могу включить свет и войти? — на всякий случай задала я еще один вопрос и, так и не дождавшись ответа, сделала все, о чем предупредительно декларировала.
Остановилась, правда, прямо на пороге кладовой, впечатленная обликом очередного гостя. Кажется, это был все-таки гость, а не гостья. Невысокий, едва достающий до моего пояса, но скорее жилистый, чем ширококостный тип с совершенно лысой коричневато-желтоватой головой и потрясающими ушами-локаторами (мастер Йода отдыхает), торчащими в стороны. Он настороженно щурил желтые глаза, маленький нос с вывороченными ноздрями непрерывно шевелился, словно создание обнюхивало помещение столь же интенсивно, как и оглядывало. Руки с короткими ногтями-когтями сжимали… мм… то ли боевой топор, то ли секиру. В общем, нечто, с чем воюют, а не ходят в лес по дрова. Кожаная туника и штаны типа легинсы — все черное — были единственной одеждой гостя, зато клепаный широкий пояс, тоже кожаный, был уснащен огромным количеством всякого рода предметов, мешочков различной конфигурации и пустых ременных петель для пополнения коллекции. Обувь на ногах отсутствовала в принципе, хоббитской шерсти, впрочем — я проверила, — на них не наблюдалось. В достаточной мере ороговевшая кожа служила хозяину понадежнее иных сапог.
Странное существо не походило ни на одно известное по фэнтезийной коллекции, так что как именно строить с ним разговор и чего ждать, я понятия не имела, а потому начала плясать от печки. То есть представилась.
— Добрый день. Я Геля, хозяйка квартиры, где вы оказались, — поздоровалась я первой, потому что «клиент» начинать разговор не собирался. Ну хотя бы с топориком и боевым кличем на меня не кидался, и то хорошо. — Желаете остаться в кладовке или пройдете в другое помещение, попросторнее?
— У меня нет золота, — вместо ответа с горькой мрачной безнадежностью простонал мелкий и как-то болезненно прищурился. На безбровом лице это смотрелось почти зловеще, смотрелось бы, кабы не миниатюрные размеры гостя. Понимаю, что габариты принципиального значения не имеют и не должны иметь, но подсознанию не прикажешь, а иначе смотрели бы мы с детским увлечением, как комедию, фильмы «Зубастики» или «Гремлины»? Проклятые предубеждения!
Несмотря на грозное оружие в руках желтенького, испугаться я его не смогла, скорее пожалела. Бедолага, оказался неизвестно где, не знает, как вернуться, я к нему с дурацкими вопросами, а его вопрос о золоте заботит. Интересно, зачем ему так жизненно необходимо золото и много ли надо? Может, он его ест, как витамины? Пока я раздумывала, вид у гостя стал еще более скорбным, а уши прижались к голове и поникли. Ну точно, огорчила своим молчанием.
— У меня есть немного, — поспешила я ответить, мысленно вороша шкатулку с бижутерией и припоминая даренный когда-то неизвестно кем и заброшенный, как был в пакетике, зодиакальный значок грубой штамповки. — А очень нужно? Если да, принесу.
Желтенький вытаращил глаза, они у него закраснелись по ободку, и закашлялся. «Нужно!» — решила я. Протараторила:
— Подожди чуть-чуть, я быстро! — и метнулась в комнату. Вывалив содержимое шкатулки на диван, отыскала пакетик, сжала в кулаке и, теряя тапки, примчалась назад, едва успев затормозить у кладовой. — Вот, бери!
Кашлять желтенький перестал, зато глаза у него, похоже, увеличились в размерах еще вдвое. Неужели я опоздала? Только трупа мне не хватало… опять. Уф! Слава богу, падать и содрогаться в конвульсиях гость передумал. Он аккуратно подвесил в ременную петельку топорик и взял с протянутой ладони кулончик. Поднеся его к носу, с силой втянул воздух. Ого, я знала многое о драгоценных металлах и их значении для людей, но что их можно нюхать, как табачок? Такого точно не бывало! Надышавшись золотом, желтенький взглянул на меня со странным выражением лица. У человека я бы охарактеризовала такое как полное обалдение. Но у гостя? Кто ж его разберет. Мелкий вкрадчиво спросил:
— Золото. Ты… ты зачем мне его дала?
— Э-э-э, потому что ты просил? — попробовала сыграть в угадайку я, пустив в ход самый логичный и простой вариант.
А маленький ушастик захохотал. То есть это мне показалось, что он именно засмеялся. Взвизги, хрюканье, всхрапывание каскадом обрушились на мои барабанные перепонки. Мелкий не устоял на ногах, но сполз по стене на пол кладовки, где и продолжил концерт. Все это длилось несколько минут, я даже успела сходить на кухню и принести воды и подумать, обливать ли гостя сверху, попытаться залить внутрь или просто подождать, пока само пройдет? Все-таки я рассчитывала, что он просто смеется, и тогда лучше всего действительно погодить с действиями и дать истерике утихнуть естественным путем.
Хохот оборвался неожиданно резко, желтенький встал на ноги, диким взглядом смерил воду в протянутом стакане, принюхался и принял ее. Пил жадно и вылакал все, потом, утерев мокрый губастый рот, хрипло спросил:
— Ты знала о пророчестве Схаргнархака?
— Я вообще о пророчествах немного знаю. Кроме Ванги и Нострадамуса, больше, наверное, ничего. А о каком-то Схар чего-то там… вообще никогда не слышала. Может быть, мой куратор или Конрад подскажут? Если хочешь, я схожу спрошу.
— Нет, стой. Не важно. — Мелкий растянул губы в улыбке. Опустившись на одно колено, вывернул вторую ногу пяткой наружу, потом присовокупил к ней вторую конечность, завязавшись в компактный узелок а-ля безумный йог. — Род хорранинов свободен от древнего проклятия. Тобой дарована эта свобода!
— Не понимаю, — честно призналась я, не зная, как попросить перевод.
Мелкий секироносец подхватил свое оружие, прижал к груди, как любимую игрушку, и поведал:
— Ты выполнила древнее условие снятия проклятия.
— А о чем было проклятие и какое такое условие исполнено? Можно спросить или о таком нельзя спрашивать?
— Предложивший в дар, не спросивши платы обычной, снимет проклятие с рода, покаранного Серым Путником, возвратит свободу творения без принуждения всем хорранинам! — объявил довольный мелкий йог.
— Дело ясное, что дело темное, — пожала я плечами, по-прежнему не соображая, как все-таки добиться от гостя конкретики.
Но тут более насущное желание из области чистой физиологии перекрыло жажду познания. Я извинилась, предложила гостю располагаться на кухонном диванчике и ненадолго удалилась в комнатку задумчивости.
Пока там сидела, ничего особенно ценного в голову так и не пришло. Оставалось только либо вообще не задавать никаких вопросов (сняла какое-то проклятие и сняла), или идти долгим путем игры в вопросы и ответы, следуя прихотливой логике сознания иной расы. Так и не выбрав самый лучший вариант, я вышла из комнаты и ойкнула.
Дверь в кладовку была распахнута. А я точно помню, что прикрывала ее перед тем, как усадить гостя и отлучиться. В нее как раз заглядывал желтенький гражданин с непроизносимым названием. Значит, ничего опасного гость за порогом не видел. Я еще не успела поведать клиенту о закономерностях открытия порталов, но теперь-то ему осталось сразу постигнуть их на практике. Раз открылась дверь, значит, ушастику пора в путь-дорогу. Вот и решилась дилемма о загадочном пророчестве третьим способом. Спрашивать уже некогда!
Желтенький улыбнулся мне, показав острые зубки, во всяком случае, я надеялась, что улыбнулся, а не предупредительно оскалился, дескать, я вооружен и очень опасен. К счастью, версия улыбки подтвердилась. Гость торжественно провозгласил:
— Пусть боги будут милостивы к тебе, благая! Род мой отныне и навечно в долгу пред тобой и потомками твоими! Нет той благодарности, нет той платы, что деянье твое равно измерит!
— Э-э-э, пожалуйста, — растерянно ответила я, понятия не имея, как вообще положено отвечать в таких случаях, хотя почему-то была почти уверена, что все сказанное желтеньким сейчас можно приравнять к особо почетному «спасибо».
Похоже, я снова угадала, потому как ушастик еще раз мне улыбнулся, выхватил из ременной петли топорик, прокрутил его в воздухе и шагнул за порог кладовой. Я быстренько устремилась следом. Разумеется, предупрежденная ЛСД, сигать за гостем туда, куда открылась дорога ему, я не собиралась. Но посмотреть-то никто запретить не мог!
Город был вырублен в серых с охристо-желтыми потеками скалах. Террасы, мосты над безднами, ощерившимися клыками-скалами, провалы входов, ведущие в глубь гор, — все функционально, но не без толики изящества. К примеру, ближайший к месту моего обзора мост изгибался хищным зубастым червем, лишь обозначенным талантливым резчиком в толще скалы с удивительным мастерством. Рука такого же гения или его не менее талантливого собрата оживляла лестницы птицами, драконами, змеями, застывшими в камне. А по краю террас виньеткой вился живой ярко-оранжевый и багряный плющ.
Сородичи ушастика заполняли скальный город. Его появление на верхней из террас прошло бы практически незаметно для занятых бытом созданий, если б желтенький не распахнул рот. Звуков я не слышала, но, по-видимому, орал он громко, потому как народ начал оборачиваться и задирать головы.
Мой гость взметнул над головой топорик и что-то еще раз проорал, а потом подошел к какой-то хреновине на верхотуре, напоминающей арку из камня, падшего под властью выветривания, и стукнул по ней кулаком.
Камень засиял золотой волной в лучах клонящегося к закату солнца. Все взирающие на «пророка в своем отечестве» вскинули вверх руки и сели там же, где стояли, в знакомой мне дикой позиции пятки наружу. При этом из распахнутых ртов ушастиков, вероятно, вырвался слаженный крик. Я порадовалась отсутствию звука у изображения.
Похоже, что бы там, в скалах, ни творилось, ничего плохого не происходило. Мордочка у моего гостя была воплощением гордого торжества и нескрываемой радости. И, только сейчас приметила, многие из сидящих ушастиков плакали, продолжая кривить длинные рты в счастливых улыбках.
Додумать и досмотреть трансляцию загадочного ритуала, золотящего верхние скалы и выбивающего из свидетелей слезу умиления, не удалось. В коридоре раздался голос Конрада:
— Лучик, Зоя скоро проснется. Если хотела присутствовать при разговоре, собирайся.
— Хотела — не совсем подходящее слово, — вздохнула я. — Но, думаю, мне оно надо.
— Ого, когда это ты успела обзавестись эдакой безделицей? — удивленно хмыкнул вампир, приостановившись у ниши с телефоном.
Ничего способного привлечь внимание клыкастого родственничка я там припомнить не могла. Телефон, записная книжка, карандаш и переносная лампа на зажиме — весь скромный ассортимент. Ай, нет, еще я, растяпа, оставила там пустую коробку из-под обуви, что надевала утром на работу. Но ничего уникального в простой картонной коробке не было.
Повернувшись к вампиру, щелкнувшему выключателем лампы, я мгновенно осознала, что слово «не было», именно в прошедшем времени, как нельзя лучше характеризует ситуацию. Потому что теперь там было. Исчезла картонная упаковка из-под обуви с чуть помятой с одного бока крышкой, на смену ей появилась шкатулка, или скорее даже небольшой сундучок из желтого металла.
— Золото, — отвечая на мой невысказанный вопрос, подтвердил Конрад и стукнул ногтем по крышке, добиваясь характерного металлического звука. С картоном, даже крашенным в несколько слоев золотой краской, такого эффекта не устроишь.
Я пожала плечами:
— Не знаю. Вроде бы ничего такого за час с момента нашего расставания случиться не успело.
— Гости? — поискал причину Конрад, выгибая бровь.
— Только один, — призналась я, тыкая пальцем в коробку. Холодная, тяжелая, никуда исчезать не собирается, к метаморфозам склонности не проявляет. — Занятный такой лысый ушастик с пророчеством, но он уже ушел.
Конрад заинтересовался, и мне пришлось пересказать все, что запомнила со слов мелкого, и описать его эффектный выход в городе на скалах. Слушатель внимал сосредоточенно и, пока я говорила, едва заметно хмурил темные брови и тихо прищелкивал пальцами. Едва я замолчала, вампир прищелкнул пальцами особенно звучно и усмехнулся торжествующе.
— Ты чего-то понял! Рассказывай! — Теперь пришел мой черед изнывать от любопытства.
— К тебе заглянул хорранин, — ответил донельзя довольный вампир, начиная обход квартиры. Он говорил и планомерно обследовал комнаты, причем делал это с таким видом, что становилось ясно: точно знает, что ищет. — Существует довольно распространенная легенда о проклятии Серого Бога, которому в обличье нищего путника отказали в приюте и пожалели монетки милостыни.
— Э-э-э, да у нас, кажется, тоже такие сказки есть, — заметила я, мысленно перебирая фольклорный багаж Земли.
— Они есть во многих мирах. Суть в проклятии, моя радость! Даром народа хорранинов была, как бы выразились в твоем мире, трансмутация материалов. Не только металлов, а и иных элементов, в металлы. Проклятие лишило их дара свободно творить. С той поры лишь под принуждением, но никогда для себя не могли они созидать. Ты подарила своему гостю золото, а не потребовала его создать драгоценный металл для себя. Тем самым, судя по последствиям, привела в исполнение древнее условие снятия проклятия.
— Но я же вообще о проклятии не знала, — почесала я щеку, ступая за вампиром след в след и гадая, чего это он по комнатам кружит, как собачка, выискивающая самое подходящее место для сна.
— Похоже, именно незнание и бескорыстие были ключевыми условиями, — довольно заключил Конрад, распахивая дверь в ванную и разражаясь пронзительным свистом.
— Лучше бы это была шуба из шиншиллы, — вздохнула я и поскребла ногтем золотую поверхность.
— Мм?..
— Когда-то в детстве читала, что по цене однофигственно, но шубу можно спрятать в шкаф, — пояснила я, усиленно ломая голову, что делать с бесценной ванной.
Вытащить из квартиры такую тяжесть втихую нереально, демонстрировать друзьям как фальшивку — ни один не поверит в мою страсть к дешевому китчу. Остается только одно — перекрасить поверх в нейтральный цвет, скажем, бежевый. Вот ведь хорранин, чтоб ему топорик на ногу вывалился, благодарному негоднику! Эмаль поверх золота нанести — это выход, но выход тоже не из простых. Не считая многочасовой возни с краской, минимум двое суток нельзя будет ею пользоваться. И вообще, сильно сомневаюсь в уровне своей квалификации, пригодной для столь тонких малярных работ. Если только… Я с надеждой посмотрела на вампира и робко спросила:
— Конрад, родненький, а ты память стереть человеку можешь или заменить одно воспоминание другим?
— Зачем? — мгновенно заинтересовался мужчина, впрочем не подтверждая и не опровергая талантов к ментальному воздействию.
— Есть такие специальные люди, их можно вызвать, чтобы покрыть старую ванну свежей эмалью, — начала я обрисовывать ситуацию и насущную необходимость внушения работнику распылителя и наждачки ложных впечатлений о проделанной работе.
Вампир рассмеялся:
— Ты уникальное создание, Лучик, не хвастаться богатством, но прятать его! Презанятная логика! Помогу.
От сердца отлегло. Коробку-то золотую мы убрали в шкаф и прикрыли сверху старыми мешками, осталось только закончить осмотр дома и убедиться, что дорогой ушастик не напак… ладно, не наблагодетельствовал в других помещениях. Хорошо еще, что я в момент рассеивания благодеяний по квартире была в туалете, а не в ином помещении. Золотой фаянсовый друг — это было бы чересчур для моей хрупкой психики, подорванной ежедневным общением с нервным кайстом.
Блажен, кто верует, тепло ему на свете. Последний дар хорранина нашелся на кухонной плите. Там на конфорке стояла моя любимая сковородка для омлетов и блинов. Бывшая любимая. Золото ни в коей мере не могло заменить замечательного чугуна, ну если только в искусстве проламывания голов недругам. Мне, как неспециалисту, судить было сложно, хотя с точки зрения банальной химии золото значительно тяжелее чугуна.
Я послала печальный взгляд Конраду. Тот ответил ехидным предложением:
— Сковороду красить будешь?
— А смысл? Готовить на этой прелести все равно больше нельзя. Отдам куратору, пусть через «Перекресток» сбывает. И вообще, проверит для начала, с чего мы решили, что это ценное золото. Ну желтенькое и желтенькое, так, может, какая-нибудь латунь или вообще неизвестный металл? А если золото, то низкопробное.
— Геля, такой оттенок имеет только весьма чистое золото, — ласково поправил меня вампир.
— Понятно, — не стала я продолжать спор со знатоком, повернулась и зацепила взглядом сверток на спинке дивана. Надо же, совсем из головы вылетел «подарочек из гробницы», а ведь и там золото было, а я только про кулон вспомнила, который хорранин с собой в город на скалах уволок. Наверное, будет местной реликвией числиться, может даже, к нему детей водить станут. Исторической ценностью станет! Ну и справедливо, ювелирка из захоронения Лучника уже успела реликвиями из легенд побыть, теперь очередь нехитрой безделицы с Земли.
Кстати о наследстве Вечного Лучника и моих планах на него. Вот жизнь пошла, украшения родственнику подарить некогда! Ладно, может, после Зои руки, шея и уши дойдут. Перстни, цепи, броши и колечки нужно мерить папе-брату не спеша и с удовольствием. А если он еще и мне разрешит с примеркой помочь, ох развлечемся! Почему-то кайста в золоте я представить никак не могла, если только в строгом черненом серебре. Да его небось еще и не заставишь примерить, не то что носить. Если только связывать? Представила прыгающего на стуле, спеленатого толстым коконом веревок ЛСД и себя, надвигающуюся на жертву с маниакальным блеском в глазах и серебряной цепью наперевес. Хихикнула и отбросила идею. Ну его, нервы дороже! Так что все Конраду, и только Конраду!
Не ведающий о моих коварных планах вампир подхватил сковороду легко, как пластиковую теннисную ракетку, и многозначительно указал мне на выход.
— Пошли, передам вещицу кайсту, и будем будить вассала.
Я натянула домашние капри, футболку, и так со сковородкой наперевес мы явились пред темные очи Ледникова. Очи оценивающе прошлись по сковороде, а Конрад не отказал себе в удовольствии проронить, вручая ему ношу как переходящий приз с соревнования кулинаров:
— Золотую ванну мы тащить не стали, даже для вампира тяжеловато будет. Сам ножками прогуляешься на экскурсию, коль любопытствуешь.
— Заимели философский камень и проверили его действие на самых дорогих сердцу предметах? Унитаз тоже сверкает? — процедил ЛСД, принимая модернизированную кухонную утварь. — Вы в своем репертуаре, Гелена Юрьевна.
— Вы тоже, любимый куратор, не выходите из роли, — в подражание тону кайста, огрызнулась я, приметив, как вздрогнул он от моих слов. Ага, как самому язвить, так все в порядке вещей, а как Геля зубки показала, так не по вкусу! — А философские камни полный отстой в сравнении с гостями, жаждущими выказать благодарность!
Фыркнув, я собралась проследовать к дивану, однако вовремя вспомнила, что мебель занята возлежащей Ковальской, и оккупировала кресло подальше от пребывающей в оцепенении вампирши. Кстати, Вадик так и валялся на ковре рядышком, его в более удобное место никто перекладывать не стал.
Ледников замер в качестве декоративной колонны у стены напротив окон, Конрад сел в свободное кресло и вперил взгляд в Зою. Секунд тридцать смотрел на нее, а потом прищелкнул пальцами. У вампирши моментально распахнулись глаза.
— Сядь, — приказал Конрад.
Зоя послушно, как марионетка на невидимых нитях, села. Прямая как палка, словно спинки дивана, чтобы опереться на нее, нет и в помине. Ни тени мысли на лице не прослеживалось. Однако родственничек мой остался доволен происходящим, приблизился к женщине, уколол ногтем собственную подушечку указательного пальца и мазнул кровью по губам Ковальской. Вампирша раздула ноздри и рефлекторно облизнулась. Вот теперь в глазах ее появилась жизнь, разум и, быть может, душа. Мне не очень верилось в старую легенду об отсутствии этой важной составляющей у вампиров. Кое-кто, может, и в самом деле являлся лишь ходячим трупом и тупой нежитью, но Конрад совершенно точно чувствовал и был способен на сострадание, правда, отнюдь не всегда и не ко всем. Так ведь и у людей подобная избирательность явление частое.
Стоило проверить, что представляет собой Зоя после… хм… вампирского апгрейда. Конрад планировал сделать из нее полностью зависящее от себя создание, чтобы без проблем провести допрос, но планы и реальность не всегда совпадают, во всяком случае у меня. Насчет клыкастого родственника не скажу, возможно, у него в девяносто девяти случаях из ста как раз наоборот, потому и жив до сих пор.
Настороженное выражение чуть побледневшего лица (хороший солярий или отпуск у моря дает приятный загар, не пропадающий от вынужденной смены расы) я видела и раньше. Страсть при виде ЛСД и ревнивую ярость в собственный адрес тоже встречала. Кажется, она не кинулась ни к одному из нас лишь потому, что не смогла выбрать, чего хочет больше: разодрать горло конкурентке или облизать с ног до головы любовника. А вот когда Зоя, так и не успев разобраться с противоречивыми стремлениями, словно бы против воли перевела взгляд на своего создателя, о да, это была уже однозначная, абсолютная покорность, вписанная в подкорку крепче, чем хватательный рефлекс у младенца. Она не могла не слушать его, не могла не повиноваться, не могла не смотреть. Горящий взгляд Конрада притягивал ее, как магнит железную стружку.
— Гелена неприкосновенна, ты будешь отныне защищать ее ценой собственной жизни, — приказал вампир.
— Да, создатель, — хрипло согласилась Зоя и покосилась на ЛСД.
Тот ответил ей нечитаемым взглядом. Ковальская обхватила себя руками и съежилась на диване, подтянув ноги к груди. Мне почему-то снова стало ее жалко. Жалко отравительницу? Так еще ничего не ясно наверняка. Вдруг она вообще ни при чем?!
— Ты понимаешь, что произошло? — начал допрос вампир.
— Я почему-то умерла, далеко уйти не успела, ты, создатель, вернул меня, сотворив вампиром, даровал новую жизнь, — глухо ответила Зоя и нервно облизнула острые клычки.
— Ты не знаешь, от чего погибла? — уточнил Конрад, приподняв бровь.
Ковальская мотнула головой, уходя в отказ.
— Что за белый порошок ты рассматривала сегодня? — попытался непрозрачно намекнуть на очевидное вампир.
— Дымок повеления, достаточно одной щепотки, чтобы заставить вдохнувшего поступать по твоей власти несколько дней, — с готовностью ответила Зоя. На меня она больше не смотрела чисто демонстративно, а вот ЛСД продолжала пожирать взглядом так, что впору было побеспокоиться о режиме питания новоиспеченной бабы-вамп. На леди, при всем возможном уважении, она никак не тянула.
— Откуда у тебя порошок?
— Дмитрий, один из моих привратников, получил на днях в дар и продал, дурак, не раздумывая, когда я предложила хорошую цену. Я не стала сдавать в «Перекресток».
— Как собиралась распорядиться?
— Для себя, ясное дело. На нем, если не одумается. На ней… — нехотя, но воля хозяина была сильнее желания утаить секрет, промолвила Ковальская. — С Вадькой вот, паскудой, поделиться пришлось, не вовремя застукал меня у Федорцова.
— Ты успела на ком-то попробовать порошок? — вскинулся Конрад.
— Да, на Федорцове, он не хотел давать хорошую цену за камешки Георгия, — поморщилась Зоя.
— Расскажи подробнее, — велел вампир, так же, как и я, пытаясь получить неполучаемую в принципе сумму слагаемых и уяснить, на каком этапе истории волшебный порошок стал смертельным ядом.
— Ничего не понимаю. Не на воздухе же дурман-трава окислилась? — пробурчала я, пока вампирша готовилась приступить к рассказу с требуемыми подробностями.
— К сбытчикам я раз в неделю-две мотаюсь. Обычно сразу к Федорцову, с ним торговаться проще, больше на ноги и грудь пялится, чем о деле печется. Слюнявый кретин. В тот раз, вчера, он слишком ладошки тянуть начал куда не надо. Я ему по щеке влепила. Стервец тут же скинул цену ниже плинтуса и с гаденькой улыбочкой предложил мне то место, где больше дадут, поискать, коль в «Перекрестке» сервисом недовольна. С Кольцовым я после случая с гранулами дел не имею, потому взбесилась настолько, что об осторожности не подумала, порошок из сумки выхватила да сыпанула ему в харю. Кто ж знал, что в коридоре Вадька своей очереди дожидается и в дверь нос сует. Дурак, но выгоды не упустит. Федорцов-то сразу шелковым стал, тройную цену отвалил, о своих интересах к моим прелестям начисто забыл, но, когда я от него выходила, Вадик меня и прищучил. За молчание, чтоб на штраф за воздействие на сотрудника не налететь, потребовал поделиться порошком. Я ему один пакетик отдала, знаю, он его использовать на Паниной собирался, подробностей не спрашивала.
Слушала я историю Зоину и думала, что правы писатели, не меняется ничего в зависимости от антуража и способностей, все в головах сохраняется в прежнем виде и благополучно произрастает на новой почве. «Перекресток» не отряд бессребреников-сподвижников, которые одержимы безвозмездной жаждой исследования волшебных проявлений бытия, перенесенных волей неведомого на почву Земли. Деньги, власть, соперничество, банальная зависть и ревность никуда не делись.
В очередной раз покосилась я на ЛСД и вздохнула: урод, конечно, временами морально законченный, а все равно по чужим рассказам и личным наблюдениям выходит лучший. Характер, конечно, не сахар, так ведь идеальных людей не бывает. С чего я взяла, что идеальным должен быть кайст? И вообще, мне до его личных заморочек особого дела быть не должно. Будем поддерживать доброжелательные деловые отношения, и точка. А что Ковальская как безумная ревнует, ее проблемы. Теперь уже совершенно точно ее, потому что вредить запретили, а ненавидящие взгляды я как-нибудь переживу. Не собирается же Конрад ее в квартире селить? Допросит, и пусть идет подобру-поздорову. Хм, надеюсь, сможет. Ей ведь необязательно будет оставаться рядом с создателем, как прирученному щенку? Очень на это рассчитываю.
— Никто, кроме Вадика, о порошке не знал? — тем временем продолжил ведение допроса Конрад.
— Мог знать любой, — поморщившись, вставил Ледников, скрестив руки на груди. — Если она додумалась использовать его в офисе на Федорцове. Там есть камеры слежения.
Зойка надменно фыркнула:
— Он их вырубает на… хм… технический перерыв, когда я заглядываю. Не дурак же. В убыток себе работать!
— Или он думает, что вырубает, — уловил нужную мысль вампир и призадумался. — Остаются другие вопросы, на которые стоило бы поискать ответы. Кто именно узнал о порошке, когда увидел способ его применения, зачем подменил, как ему это удалось и какие цели при этом преследовал? Была ли история с Гелей целью или случайностью?
— Многовато будет, — оценила я объем недостаточной и интересующей нас информации.