Скажи герцогу «да» Крамер Киран
Дженис ужаснулась:
— Вы хотите сказать, ни одна из этих молодых леди у нее не была? И мисс Бренсон тоже?
— Именно так. Как, впрочем, и все другие, кто побывал в поместье.
— И много таких? — полюбопытствовала Изобел.
— Досстаточно, — холодно ответила сиделка. — Но это ссовершенно не ваше дело.
Изобел едва не вспылила, но хозяйка жестом ее остановила.
— Очень печально, что леди Холси мало с кем общается, кроме вас, миссис Пул. Но ведь герцог навещает ее регулярно, не так ли?
— Раз в день. Он приходит к трем часам, они с ней остаются наедине, а я в это время пью чай.
— Очень великодушно с его стороны. — Дженис прибыла как раз в это время, и теперь, когда узнала, почему он оставил ее, сочла его отсутствие за чаем весьма трогательным.
p>Миссис Пул согласно кивнула:— Он очень ей предан.
Похоже, он действительно любит свою бабушку.
— Так что же всетаки это за послание? — Дженис уже начинала терять терпение. — А то, наверное, мне пора спуститься к ужину.
— Я ссама ничего не поняла, но ее величество ссказала… — Сиделка мгновение поколебалась. — Она ссказала, что вы должны говорить «нет». И что ессли проигнорируете ее ссовет, то вы полная дура.
Дженис почувствовала, как у нее отвисла челюсть — видно, слишком долго общалась с Изобел, — и быстро закрыла рот.
— И это все?
Сиделка утвердительно кивнула:
— Причем очень на этом настаивала. Прежде чем снова заснуть, все твердила: «Нет, нет, нет».
Дженис едва не стало дурно, но она ухитрилась спокойно улыбнуться, прощаясь с миссис Пул.
Сиделка, разумеется, ее улыбку проигнорировала.
— Боже милостивый. — Изобел в изумлении уставилась на Дженис. — Она свистит, как птица, весь день напролет, а выглядит так, что вызывает оскому, как лимон. Вы хоть поняли, в чем суть ее послания, миледи?
— Думаю, да. — Дженис оперлась спиной о дверь. Все ее тело ныло от напряжения. — Вдовствующая герцогиня сказала, что есть только один способ завоевать герцога, но уснула, прежде чем открыла какой.
— Скажите ему «нет», — произнесла Изобел драматическим шепотом. — Как мудро с ее стороны. Все знают, что герцогу нужно говорить «да». Чего бы он ни пожелал, он это получит.
— Вот именно. — Дженис судорожно сглотнула, пытаясь подавить тревожный спазм в желудке. — Не то чтобы это имело значение… Я не стремлюсь завоевать герцога. Я здесь ради вдовствующей герцогини.
— Но, миледи, почему бы вам все же не попытаться покорить герцога? Только представьте себе… вы можете стать герцогиней.
Дженис оттолкнулась от двери и принялась выписывать круги по роскошному красному обюссонскому ковру перед камином.
— Я уже говорила тебе, Иззи, что выйду замуж только по любви… если вообще выйду.
— Но подумайте, каково это будет, — настаивала Изобел, — когда все эти завистливые курицы, которые считали вас неприметной этакой серой мышью, лопнут от злости. Им придется изображать радость, а вы будете им лишь снисходительно кланяться, если захотите.
Дженис вздохнула:
— Должна признать, коечто мне действительно принесло бы удовлетворение на несколько мимолетных секунд, но мелкая месть подобного рода не слишком веская причина провести всю жизнь с мужчиной, которого не любишь.
— Даже если он богат?
— Да, Иззи, даже в этом случае. — Дженис похлопала служанку по руке. — Я знаю, ты желаешь мне добра, но поверь: не все решают деньги.
— В самом деле? — с недоверием взглянула Изобел на хозяйку.
— Уверена. Мне кажется, что только любовь может понастоящему все исправить.
— Ну, если так, — коротко рассмеялась Изобел, — тогда я никогда не стану богатой.
— Неизвестно, кому что готовит будущее. Кроме того, я не способна отказать, если комуто нужна помощь. Думаю, это изза того, что я жила в большой семье, где всегда приходилось искать компромисс.
— Вы и вправду очень покладисты, миледи, — согласилась Изобел. — Возможно, слишком отзывчивы и добры.
— Нельзя быть слишком доброй.
— Не знаю, мисс. Я помню, как дрессировщики в цирке хлестали тигров кнутами. Если бы звери их слегка не побаивались, то могли бы и сожрать.
— Я не собираюсь никого хлестать кнутом, но и проглотить меня никому не позволю. Обещаю.
Они обменялись мечтательными улыбками.
— Ну ладно, пора идти. — Дженис еще раз взглянула в зеркало, но не увидела никаких скрытых амбиций, хотя вдовствующая герцогиня — в образе королевы — была, похоже, уверена, что они есть. — Пожелай мне удачи.
— Она вам не понадобится: вы знаете секрет.
— Ты права, — кивнула Дженис. — Полагаю, что знаю.
«Скажи «нет»».
Сказать «нет», и если вдова права, то весь мир скоро будет принадлежать Дженис. Расцветет ли дочь швеи чудесным образом здесь, в деревне — как мечтала ее мать, — покажет время.
Глава 8
По дороге в красную гостиную Дженис заблудилась. Ей казалось, что коридор, по которому она шла, ведет к лестнице, но вместо этого очутилась в просторном зале — портретной галерее. И тут же ее внимание привлек потрясающий портрет. Это было изображение прекрасной леди с совершенно необыкновенными глазами — они так сияли, что казались живыми.
«Она наверняка влюблена», — подумала Дженис. Такой же взгляд, полный любви и света, она видела у Марши. И у мамы.
Девушка задумалась: может, это портрет вдовствующей герцогини в молодости? Платье вроде бы примерно тех времен.
Дженис повернула назад с твердым намерением отыскать путь к лестнице — просто, видимо, пропустила нужный поворот, — как вдруг обнаружила восхитительную маленькую гостиную с огромными окнами, перед которыми располагались три мягких кресла с подголовниками. Обогнув кресла, девушка подошла вплотную к окну, и ее обдало волной холодного воздуха, когда взглянула на засыпанный снегом сад.
Она еще раз порадовалась за Эсмеральду, которой больше не придется трястись от холода там, снаружи, да еще и со щенками.
«И это все благодаря мистеру Каллахану», — невольно подумалось Дженис, и она попыталась представить себе, чем он сейчас занимается: беседует с Оскаром, присматривает за Эсмеральдой или… вспоминает о ней?
Нет. Следует держать в узде свое слишком живое воображение. Этот грум ей даже не нравится. Да и как может нравиться мужчина, который предупреждает, что следует держаться от него подальше? И она ему тоже совсем не понравилась: он ясно дал это понять, — а Эсмеральде помог вовсе не ради Дженис. Разве необходимо лишний раз говорить об этом?
Нет. И это доказывает, что ему совершенно на нее наплевать: просто нравится с ней целоваться. Как и ей с ним.
Подумав так, Дженис решила, что потрясающий в своей первозданности пейзаж за окном заслуживает ее внимания гораздо больше, чем мистер Каллахан, поэтому задержалась возле окна еще на некоторое время. Погрузившись в среднее кресло, она подобрала под себя ноги, подперла подбородок ладонью и устремила взгляд в окно, за которым заходящее солнце окрашивало вершины деревьев в оранжевый цвет. Закрыв на несколько секунд глаза, девушка позволила себе мысленно перенестись…
Прямо в объятия Люка Каллахана.
— Я уверена, что оставила их здесь.
Услышав голос, Дженис тут же открыла глаза и на мгновение смутилась, словно ее поймали на чемто недозволенном. Но конечно же, никто не мог заметить ее голову за спинкой кресла. Как и вообще увидеть ее, пока не подойдет к окну.
Это была одна из сестер — скорее леди Опал, как решила Дженис: у нее такой, более мягкий, голос.
Послышался шелест юбок.
— Ты такая рассеянная, — ответил ей второй голос — видимо, леди Роуз. — Вон они, на столе.
— Оо. — Снова шелест. — Даже не запылились.
Очки, должно быть. Дженис, сказать по правде, следовало дать понять сестрам, что они не одни, но в кресле так уютно. Они наверняка уйдут с минуты на минуту, и она сможет урвать еще несколько секунд для греховных мечтаний о мистере Каллахане и сегодняшнем поцелуе, прежде чем спуститься в гостиную. Дженис не горела желанием пытаться быть любезной со всеми за ужином, после которого ей предстояло петь и играть на фортепиано, чего она до смерти боялась.
— Сегодня мы узнаем, охотится ли она за ним, — сказала леди Роуз.
Сердце Дженис тревожно замерло. У нее возникло тошнотворное ощущение, будто сестры говорят о ней.
— Интересно, как она оденется к ужину, — добавила леди Опал.
— Разгадать ее намерения сегодня за чаем мне не удалось, — заметила леди Роуз. — Возможно, она действительно приехала повидать вдову.
Силы небесные! Они и вправду говорят о ней!
— Только в это трудно поверить. — В тоне леди Опал ясно слышалась презрительная насмешка. — Видишь ли, наверняка родители отправили ее сюда, чтобы обратила на себя внимание герцога.
Дженис крепко зажмурилась. Так и было — ее послали сюда именно с этой елью!
— Я слышала, она не выдерживает сравнения со своей старшей сестрой, — сказала леди Роуз.
— В таком случае ее старшая сестра, должно быть, непревзойденная красавица, — заметила леди Опал. — Ведь леди Дженис очень красива.
Вероятно, Дженис следовало чувствовать себя польщенной, но вместо этого она ощутила легкую дурноту, слушая, с каким безразличием они обсуждают ее, и мысленно взмолилась: «Пожалуйста, уходите».
— Что будем делать, если придется всетаки уехать? — спросила леди Роуз.
Дженис услышала вздох.
— Ну тогда попытаем удачи в Шотландии. Там немало лэрдов, жаждущих женского общества.
Эти слова неприятно поразили Дженис, и она снова открыла глаза.
Что именно имела в виду леди Опал? Ее заявление можно было истолковать поразному.
— В такуюто погоду? — Голос леди Роуз звучал безрадостно. — Думаю, в ближайшее время нам не стоит беспокоиться об отъезде.
— Надеюсь, что так.
Воцарилось гнетущее молчание, которое нарушила леди Опал:
— Не стоит жалеть себя. Нам был дарован один восхитительный сезон, так что мы имели возможность попытать счастья. Теперь придется както выкручиваться.
— Если бы только ты ответила «да» лорду Арчибалду… — начала леди Роуз.
— Если бы только ты поощряла сэра Кевина вместо лорда Боксвуда, который не имел серьезных намерений. Я ведь тебе говорила, — с горечью произнесла леди Опал.
— О, успокойся, пожалуйста.
— Леди Дженис наверняка не окажется в нашем положении, — заметила ее сестра. — Семья никогда не отторгнет ее.
— Это в некотором роде ее собственное несчастье — переезжать от родственника к родственнику, — возразила леди Роуз. — И ты ошибаешься: она очень похожа на нас. Я увидела это по ее лицу.
— Что ты имеешь в виду? — спросила леди Опал.
— У нее такой вид, будто она боится бороться за свое счастье.
У Дженис скрутило живот.
— Как и мы, — добавила леди Роуз. — Почему мы никогда не думали, что заслуживаем счастья?
— Возможно, потому, что родители не слишком любили нас.
Леди Роуз горестно вздохнула:
— У нее нет подобных причин. Она из большой дружной семьи, ее наверняка любят.
— Вполне возможно, и у нее есть не менее веские оправдания, чем у нас.
От слов леди Опал Дженис вспыхнула: нет у нее никаких оправданий.
— Ну, как бы там ни было, она слишком застенчива, чтобы завлечь герцога, — продолжила леди Роуз. — И если как следует поразмыслить, наверняка ее родители прекрасно это знают. Может, они и вправду послали ее повидаться с вдовствующей герцогиней: с глаз долой, так сказать. У нее была возможность найти себе достойную пару. Наверное, им стыдно, что она не сумела воспользоваться ею.
Дженис пришла в ужас. Неужели родители стыдятся ее? О том, что жалеют, она знала, но стыд — это совсем другое!
— Ты полагаешь, она им в тягость? — удивилась леди Опал.
— А кому понравится жить бок о бок с неудачницей? — самодовольно заявила леди Роуз, будто сама не потерпела фиаско. — Чувствительный удар по престижу, в особенности для власть имущих.
Дженис судорожно сглотнула: нет, ее родители не такие, не могут быть такими и любят ее, — но затем вспомнила о тех важных событиях, в которых ей не пришлось участвовать изза отъезда сюда. Вспомнила, что мама лишь возражала изза этого против поездки, но отмахивалась от нее, как, впрочем, и папа. А как она уезжала? Да они практически затолкали ее в карету!
Неужели они и вправду не хотели видеть ее на грандиозном празднике, что собиралась устраивать мама? Или на званых обедах в честь Грегори и Пиппы? Неужели ее присутствие им действительно стало в тягость?
— Я припоминаю, у нее была какаято нелицеприятная история, чтото связанное с мужчиной…
От слов леди Опал Дженис чуть не лишилась чувств.
— И не с какимнибудь, а с Финнианом Латтимором. — Леди Роуз произнесла это совершенно спокойно. — Роскошный мужчина. Только не говори, что не помнишь подробностей.
Дженис прижала ладонь к груди в надежде хоть немного успокоить сердцебиение.
— Что ты имеешь в виду?
— Да разное говорят… — уклончиво заметила леди Роуз.
— Но почему я ничего не знаю?
— Должно быть, это произошло в те злополучные шесть месяцев, когда ты была прикована к постели. Ты была смертельно больна, и я старалась оградить тебя от слухов. А потом както не представилось случая.
— И что это за история? Ну говори же, а то я умру от любопытства.
— Ходили сплетни, что она ему отдалась. Уже давно. В Ирландии. На какойто свадьбе. А потом их вроде бы застали… ты не поверишь — в Воксхолле.
Нет!
Дженис едва не выкрикнула это и в который раз порадовалась, что сидит. Они все перепутали! Это Маршу Финн соблазнил в Ирландии и бросил… Не ее!
Дженис едва не стало дурно от услышанного.
На сестру она не сердилась: бедняжке немало пришлось пережить, но случившееся оказало на саму Дженис разрушительное влияние.
Ну как теперь она сможет защитить себя? Ей до конца своих дней не опровергнуть эти слухи, да и как можно оправдаться, не затронув репутацию любимой сестры? Значит, придется терпеть и улыбаться: делать вид, что никаких сплетен не слышала. И вообще ее это не касается. Мама всегда убеждала их с сестрами игнорировать сплетни, ни в коем случае не пытаться оправдываться или комуто чтото объяснять.
Но следовало признать, Дженис знала, что слухи не возникают на пустом месте: они с Финном действительно побывали на нескольких приемах в Лондоне, — но тогда она и представления не имела об их с Маршей прошлом.
А уж что касается… никогда!
Да, они целовались в Воксхолле, но ничего больше: обменялись несколькими поцелуями на темной тропинке, вдали от света фонарей. И все. Не стоит и вспоминать, что даже этот вполне невинный флирт угнетал ее и заставлял испытывать чувство вины. Она понимала, что вела себя безрассудно, но не думала, что комуто этим навредит.
И вот пожалуйста… Мама всегда говорила, что слухи способны убить: от них страдают ни в чем не повинные люди, — а потому следует вести себя пристойно, дабы не давать повода для сплетен.
Дженис не могла прийти в себя от ужаса, унижения и ярости.
Будь проклят этот чертов Финниан Латтимор, разрушивший — и все еще продолжавший разрушать — их жизнь!
Но еще больше она злилась на саму себя, оттого что поддалась его фальшивому обаянию.
— Откуда тебе все это известно? — продолжала между тем леди Опал.
— От миссис Баррет, жены доктора, а та, в свою очередь, узнала эту историю в Лондоне от одной из своих близких подруг.
— Но это не может быть правдой: его вынудили бы жениться на леди Дженис.
— Вот именно. Или вызвали бы на дуэль мужчины ее семьи: братья, отец. Такой скандал не оставили бы без отмщения.
— Но он потом кудато исчез, — задумчиво проговорила леди Опал. — Может, его выслали?
— Его брат женат на ее сестре, так что…
Раздался смех.
— Ты права. Но слухи столь деликатного свойства живут годами.
— До тех пор пока леди Дженис не выйдет замуж скорее всего.
— Ну, с такойто репутацией — и замуж?
— Возможно, поэтому семья и вмешалась… Всем известна честность и порядочность Шервудов. У старшей сестры леди Дженис безупречная репутация, так что всякий, прежде чем передать эту сплетню, дважды подумает…
— Почему же тогда миссис Баррет рассказала об этом тебе, а ее подруга в Лондоне, в свою очередь, ей?
— Сын миссис Баррет, художник — у него своя студия в Мейфэре, — всегда очень интересовался леди Дженис. Вот подруга миссис Баррет и сочла необходимым поведать ей эту историю. А еще раньше и ее сын мечтал жениться на леди Дженис.
— И кто же эта подруга?
— Леди Коркоран.
Дженис закрыла глаза ладонями. Сын леди Коркоран, Маркус, был самым серьезным ее поклонником, и она никак не могла понять, почему он внезапно… исчез.
Теперь поняла.
— И миссис Баррет сообщила все это тебе… Почему?
— Потому что застала не в лучшем расположении духа, — сказала леди Роуз. — Вся в слезах, я сетовала, что меня нет поклонников. Видимо, чтобы успокоить, она рассказала об одной девушке — леди Дженис, — которой еще хуже, чем мне, и посоветовала вспоминать о ней всякий раз, когда мне захочется себя пожалеть. Еще она предупредила, чтобы я никому не говорила об этом.
Боже милостивый! Дженис стоило огромного труда терпеть этот кошмар, на нее накатывала дурнота.
— Значит, и в самом деле не было никаких пагубных последствий, поскольку все члены ее семьи желанные гости в каждом доме, а в школу леди Чедвик очередь. И вот пожалуйста: леди Дженис приглашена в дом герцога.
— Его чокнутой бабулей, — усмехнулась леди Роуз. — Пока она здесь, мы умрем от скуки. Независимо от того, верны слухи или нет, она изо всех сил будет стараться показать себя с лучшей стороны.
— Какое тяжкое испытание для всех нас! И тем не менее она меня очень заинтересовала.
— Придется терпеть ее присутствие какоето время. Мужчинам тоже не оченьто комфортно с ней. Не думаю, что они слышали эту сплетню, иначе по крайней мере поприветствовали бы ее более любезно.
Женщины рассмеялись, и этого оказалось достаточно, чтобы Дженис практически перестала дышать.
— Она и в самом деле похожа на нас, — отсмеявшись, сказала леди Роуз. — Прежних.
— Да, когда мы думали, что у нас есть выбор.
— Хотя его нет ни у кого, и нечего было зря тратить время.
В комнате повисла тишина.
— Может, предупредить ее?.. — нарушил молчание голос леди Роуз.
— Была нужда заботиться о ней! — отрезала леди Опал. — Своих проблем невпроворот. А у нее прекрасная семья: есть к кому обратиться за помощью.
Затем раздалось шуршание юбок, хлопнула дверь.
Они ушли.
Дженис наконецто смогла выдохнуть.
Ничего удивительного.
Ничего удивительного в том, что три ее серьезных поклонника исчезли один за другим. Ее репутация висела на волоске, достаточно одной маленькой неосторожности…
Как, например, с грумом?
Потрясенная, она судорожно сглотнула, внезапно осознав, что уже очень давно пребывает в крайне сомнительном положении, даже не подозревая об этом. Ситуация могла бы показаться забавной, когда бы не была настолько серьезной.
Все ее личное достояние — это репутация; все остальное она получила от своих родителей: и немалое состояние, и прекрасное образование, а также внешность и даже способности.
В силу застенчивости и склонности к уединению Дженис оказалась неспособной блистать в обществе подобно Марше и маме, но ей все же удавалось както участвовать в светской жизни до тех пор, пока…
Теперь, когда она думала об этом, не вызывало сомнений, что все покатилось под откос после отъезда Финна. Она уехала на лето в Баллибрук, а когда осенью вернулась в Лондон, все коренным образом изменилось. По городу пошли сплетни, которые и распустил скорее всего сам Финн…
Ктото чтото недопонял, ктото чтото преувеличил, и в результате пылкий роман Марши и всего лишь флирт Дженис с одним и тем же джентльменом сплелись в тесный клубок подобно папиным вьющимся розам и вылились в одну печальную историю с Дженис в роли неудачницы.
Марша никогда не узнает, что изза ее давней прискорбной неосторожности страдает теперь сестра, иначе пришла бы в отчаяние. Как и ее муж Дункан. И упаси бог когданибудь узнать об этом родителям.
Дженис ничего никому не скажет. Сейчас все довольны и счастливы: для Марши ситуация обернулась наилучшим образом. А грязные слухи затихнут со временем, Дженис не сомневалась.
Что касается этих двух леди… ее ничуть не обеспокоили их беззастенчивые суждения, поскольку и сами они пребывали в незавидном положении. Ничего удивительного, что они так ожесточились: остаться одним в целом мире… даже подумать об этом страшно.
Единственное, что привело Дженис в замешательство, — это замечание по поводу схожести их судеб. Что, если родители и вправду обеспокоены ее безуспешными попытками найти себе мужа? Она почувствовала, как нарастает паника, стоило вспомнить тот разговор за завтраком дома: казалось, это было целую вечность назад. Ей так не хотелось уезжать — ведь тогда она пропустит бал по случаю дня рождения мамы, куда ожидалось прибытие сотен гостей.
Но мама лишь отмахнулась от нее:
— Все это пустяки! Праздник — ничего особенного.
— А визит Грегори и Пиппы? — в отчаянии цеплялась за соломинку Дженис. — Они привезут с собой Берти — я очень хочу ее увидеть.
— Они приезжают не в последний раз, — заявила мама со свойственной ей безмятежностью.
— Но будет столько званых обедов в их честь! И столько августейших особ — даже сам король может приехать, — а я никого не увижу.
— И что с того! Ты уже знакома с его величеством, — поддержал жену маркиз и решительно кивнул на твердое заявление, что их дочери срочно необходимо уехать в сельское поместье.
И часом позже ее буквально затолкали в карету. А когда Дженис оглянулась назад помахать родителям рукой, мама, казалось, избавилась от скованности: вся ее фигура будто выражала облегчение, когда она энергично помахала ей в ответ; папа обнимал маму за плечи и удовлетворенно улыбался.
Теперь, глядя на застывшие деревья за окном, Дженис задумалась: может, родители никогда и не предполагали, что она сумеет привлечь внимание герцога, — однако их, вероятно, порадовало, что ее некоторое время не будет дома…
От этих мыслей Дженис совсем утратила самообладание: как все это оскорбительно и унизительно. Но больше всего ее расстроили даже не грязные слухи, а предположение, что она может быть обузой для своей семьи.
Боже милостивый, если родные ее стыдились и поэтому отправили сюда, в ХолсиХаус, где она тоже нежеланная гостья…
Ей нигде нет места, как сестрам Опал и Роуз, — их судьбы действительно очень похожи.
Но Дженис не готова мириться с таким положением! Необходимо срочно чтото предпринять. Она больше не позволит никому смотреть на нее как на пустое место и обращаться с ней будто с марионеткой.
Она отвоюет себе место в этом мире!
От одной этой мысли глубоко в душе у нее чтото вспыхнуло, жгучее и сияющее. Жажда проявить себя, вот что это было. Может, те самые амбиции, которые углядела в ней вдовствующая герцогиня и которые теперь вырвались на волю.
Дженис казалось, что теперь она готова щелкнуть метафорическим хлыстом, о котором упоминала Изобел: приударить за герцогом!
Если ей удастся стать следующей герцогиней Холси, родители смогут ею гордиться, а братья и сестры — смотреть на нее с уважением.
Вдовствующая герцогиня права: если Дженис упустит эту возможность, то будет последней дурой. Герцог живой человек, и почему бы ему не влюбиться?
А что, если до него дошли эти слухи?..
Ну что ж, значит, надо быть выше этого. Она станет держаться с достоинством, как будущая герцогиня. «Любая, кто знает тайну, завоюет его… Ничто не будет иметь значения».
А уж грязный слушок и подавно.
Она непременно справится, решила Дженис. Подойдя к зеркалу, она скрестила руки на груди и категорично произнесла:
— Нет! Нет, нет и нет!
Хмм. Прозвучало както неубедительно, и тут же вспомнилось предостережение мистера Каллахана: герцог опасен, ей следует остерегаться его.
Вслед за этими пришли другие мысли: что с ней станет, если она лишится доброго имени, поддержки семьи и возможности выбирать свою судьбу.
Такого и врагу не пожелаешь.
Дженис понимала, как рискует, отважившись попытать счастья.
— Нет, говорю вам! — В ее глазах горела решимость. — Нет.
Ну вот, уже значительно лучше.
Вниз, в красную гостиную, Дженис направилась готовая к битве.