Черные крылья Бога Лекух Дмитрий

Глава 6. Тень ушедшего дня

…Лет десять-двенадцать назад, рассказывали аборигены, монахини, жившие в скиту под Иверским монастырем, подобрали совершенно больную девку.

И, на всеобщую беду, выходили…

Девка оказалась сектанткой.

Черная.

Страшная.

Через некоторое время она и монахинь в свою веру перекрестила.

А матушку, которая воспротивилась, – зарезала, говорят.

Потом они и монастырь захватили, монахов поубивали да сами там жить стали, по вере своей.

И вроде им в вере той сама святая Богоматерь Иверская покровительствует.

Дальше начиналась совсем уже откровенная экзотика, потому как обычаи и обряды у этих «новых монахинь Иверских» оказались самыми что ни на есть изуверскими.

А главный смысл, докладывали северорусским быстрым говорком аборигены, там довольно прост – любая пожившая замужем баба согласится.

Будто все беды в мире от мужиков идут.

Вот и ловят всех мужиков окрест: кого сразу убивают, кого сначала используют.

Потом-то все одно убивают.

Да и пользуют не просто так, для любви, а чтоб дети были.

Девочек по-своему воспитывают, а мальчиков новорожденных в жертву Богоматери приносят.

На кол сажают, в смысле.

Причем, что характерно, – исключительно на осиновый.

Да так, чтобы тот прошел через самое темячко.

Особенно, вздыхал, крестясь на забор, наш Гаврила, – девки лютуют те, что помоложе.

Сиську себе отрезают одну, чтоб драться сподручнее было. Или не отрезают – прижигают с младых лет.

Этого Гаврила не знал.

Все одно – было противно.

Баб в монастыре, вроде как, кстати, много собралось.

Отовсюду ехали.

Уже все окрестные деревни заселили. Да и техники у них там много, оружья.

Богато живут.

А посты их – так вообще по всему Валдаю стоят, а ежели по трассе, так там аж от Вышнего Волочка до Великого Новгорода, древнего мертвого города, про который по местным лесам ходили истории одна страшнее другой.

И еще они по озерам на досках ездят.

Девки эти, в смысле.

С парусом.

Быстро так.

Ни одна лодка не уйдет.

И стреляют метко.

Говорят, их та девка-сектантка учила, она сама с югов откуда-то, то ли армянка, то ли аж, говорят, – турчанка, в роду которых из поколения в поколение передавали древние знания по женской линии.

Сейчас-то она, правда, уже совсем не девка.

Черной матерью сама себя величать велит.

Мымра, она сама по себе старая, конечно, в морщинах вся, как вареная в мундире картошка, говорят.

Только волосы на голове рыжие, как корона золотая…

…Я возблагодарил судьбу за то, что не полез тупо по трассе. Там бы нас, похоже, и встретили…

О Валдайской крестьянской республике аборигены не слышали. Ровным счетом ничего. Только пожимали плечами: мол, и не было такой никогда.

Если б была, знали.

Точно.

Бабы, те – да, богато жили.

Но с ними не договоришься.

Можно было возвращаться.

Но тут пьяно уперся Пупырь. Типа, у вас амнистия – только в случае удачи.

Так что давайте-ка, вперед.

Я плюнул, объявил на завтра дневку и завалился спать.

С утра разберемся.

Пристрелить его, что ли?

Нельзя…

Тогда и Ивана придется мочить.

И референтов его.

А если мы вернемся, да еще и без представителя Крыльев, тут уж нам точно никакая амнистия не поможет…

Что-что, а за своих Крылья рассчитывались просто.

Без суда и следствия.

Дилемма, бля.

Ладно.

Утро вечера мудренее…

…Сразу же после завтрака я собрал офицеров отряда на совещание.

Туда же пригласили и Пупыря с Иваном.

Ничего не попишешь.

Решение надо принимать коллегиальное, блин. Такая вот заморочка.

Совещание длилось ровно пять часов, причем безо всяких перерывов и перекуров.

Мы с Пупырем разлаялись просто вдрызг.

Иван, слава Богу, занимал выжидательную позицию.

Пока эта скотина не выложила своего главного козырного туза:

– В столице голодают люди! – патетически воскликнул он. – И я согласен договариваться хоть с чертом, хоть с дьяволом, а не то что с простой женской общиной…

Я прекрасно понимал, что ему глубочайшим образом насрать на всех голодающих вместе и по отдельности.

Чиновники в столице никогда еще не бедствовали.

И тем более, не голодали.

По крайней мере, на моей памяти.

Подонок просто бился за место потеплее и похлебнее. Или власти хотел покруче и побольше, есть такие наркоманы.

А, может, просто в детстве кошек мучил.

Не знаю.

Но после этих слов с ним согласился Иван.

Всё.

Мне пришлось отступить.

А Пупырь еще долго разглагольствовал, что, судя по наличию у монахинь большого количества техники и оборудования, они вполне цивилизованны, и значит, с ними можно и нужно договариваться.

А аборигенам, рассказывающим всякие страшные сказки, верить особо не стоит – темные они.

Женщины всегда были мягче и мудрее мужчин.

Тут даже Иван сплюнул.

Пупырь, видимо, просто никогда не видел женщин-боевиков.

А вот «крылатому», похоже, приходилось.

Мне тоже.

Не приведи Господи…

Но, тем не менее, идти к ним в лапы, судя по всему, все-таки придется.

Контракт положено отрабатывать до конца.

Даже такой.

Иначе потеряешь стержень.

А потерявший стержень в наших делах всегда рано или поздно зарабатывает пулю в голову.

Я велел офицерам приготовить технику и объяснить личному составу, чтобы были готовы ко всему.

Впрочем, это было лишнее.

Насколько я знаю своих ребят, они всегда ко всему готовы.

Такие дела…

…Совещание закончилось, и мы пошли обедать, после чего я отправился прогуляться по поселку.

Прихватив с собой Веточку и Гурама.

Мне с ними нужно было кое-что обсудить вдали от посторонних и излишне любопытных глаз.

Пошушукаться.

Так, на всякий случай.

Иван это явно заметил, но вмешиваться не стал.

И правильно сделал.

На следующее утро мы выступили и без особых приключений добрались до Фирово.

Деревня была мертвой, и нас там никто не беспокоил.

А вот во второй половине следующего дня, под самым Куженкино, мы нарвались на вполне себе грамотно организованный блокпост.

Я махнул Веточке рукой, взял белый флаг, и мы с Иваном медленным шагом двинулись в сторону перекрывающего дорогу укрепления. Пупырь благоразумно остался в броневичке, мотивируя это тем, что его дело – вести переговоры с руководством, а не с полицией.

Он так и назвал их – «полицией».

Клинический идиот.

Мы с Иваном переглянулись, и он только слегка пожал плечами.

Ну и хрен с ним.

Навстречу нам из-за мощных бетонных плит вышли две девки в зеленом лесном камуфляже, постарше и помоложе.

Правой груди не было у обеих.

Зато автоматы были ничего. Старые, но вполне надежные «калаши».

Очень хорошая машинка, надо сказать…

Мы остановились шагах в двадцати от укрепления.

Иван, козырнув, представился:

– Командир летучего отряда Центрального Крыла Иван Яресько. Мой ранг – третий, что позволяет мне говорить от имени Крыла с любым сильным и слабым. И моя воля – это воля всего Крыла, а мое слово – это слово всех Крыльев.

Опаньки…

А он, оказывается, хохол…

Пришлось тоже представиться:

– Командир отряда сопровождения капитан Князев.

Офицерского звания меня, к счастью, пока еще никто не лишал. Некому было.

Мне показалось, что услышав мою фамилию, «крылатый» почему-то вздрогнул.

А вот на девок наше представление явно не произвело никакого впечатления.

Они даже бровью не повели.

Напротив, та, что помоложе, обратилась к той, что постарше, так, будто мы были абсолютно пустым местом:

– Слышь, Настен, а эти обезьяны еще и разговаривают…

Говорить такие слова в присутствии орденца третьего ранга, да еще и после ритуального приветствия было как минимум неразумно.

В лучшем случае просто зарежет.

Какими бы ни были эти фаши, но к своим словам и ритуалам они относились более чем серьезно.

Верность и честь, делай что должно и будь что будет.

Прочая лирика.

Но резали они за эту самую лирику почище, чем любой криминал за арифметику.

Орден многие не любили, но не считаться с мнением «крылатых» по тому или иному вопросу было глупо.

Прямых оскорблений Орден не сносил ни от кого и ни при каких обстоятельствах.