Черные крылья Бога Лекух Дмитрий

…Пошли внаглую, в двенадцать часов утра, когда все нормальные люди, включая самых отъявленных беспредельщиков, видели сладкие предутренние сны.

Я искренне надеялся, что у криминального караула тоже как раз в это время была подростковая утренняя поллюция.

У всех поголовно.

Так, или почти так оно, впрочем, и вышло.

Веточка и Гурам взяли караул в ножи, после чего аккуратно вытащили жмуриков из сторожек, расположенных по обе стороны моста.

Чтобы проезжающая пятнадцатью минутами позже колонна из шести бронированных джипаков, грузовичка с продовольствием и тридцати «Харлеев» могла спокойно расстрелять покойничков из автоматического оружия.

Пусть Валет думает, байкеры набедокурили.

Ловить байкеров на трассе – дело, как я уже говорил выше, глухое до безнадежности, это даже каширский пахан понимает.

Несмотря на всю свою природную тупость…

…Проскочили.

До чего же они все-таки тупые, эти криминалы.

Не бревнами надо мост перегораживать, а делать нормальный бетонированный блокпост.

Река в этом месте широкая, мост – длинный и отлично простреливается.

Если установить разумную сумму «подорожного сбора», любой заплатит, даже самый жадный жадюга.

Такой блокпост уже просто так не объедешь, а мост, повторюсь, в этих местах – тупо единственный, других просто нет.

Впрочем, это уже созидательная работа.

А на нее в последнее время не только криминалы, но и стандартные обыватели уже, кажется, не способны.

Что, кстати, вполне способствует внешнему и внутреннему слиянию этих двух, таких, казалось бы, различных слоев населения – вплоть до полной гармонии и решительной невозможности найти хотя бы пару принципиальных отличий.

…Впрочем, рассуждать было уже некогда.

Мост закончился, стрелять было больше не в кого.

А вместе с мостом закончилась и привычная цивилизация.

Если до окрестностей Каширы иногда еще дотягивались слабеющие руки столичной городской власти, то дальше начиналась самая настоящая «терра инкогнита».

Я, по крайней мере, в эту сторону даже и не ездил никогда.

И другим не советовал.

Ага.

Девятнадцать лет назад где-то неподалеку отсюда рванули законсервированные реакторы Тульской АЭС.

Годом позже – Новомосковский химкомбинат.

Коктейль получился – просто вырви глаз какой-то.

Немногочисленные добравшиеся до столицы беженцы рассказывали такие страсти о местной флоре и фауне, что нехорошо становилось даже от одного описания самых с их, беженской, точки зрения невинных мутантов.

Словом, благоразумные контрабандисты – а себя я, понятное дело, относил именно к таковым, – в эти места не совались.

Совсем.

Гурам и Заика, оседлав снятые с грузовичка «Харлеи», привычно ушли на пару километров вперед, изображая беспечных отморозков из нерушимого братства байкеров.

Следом шла основная колонна.

Ну, а замыкали движение Веточка со своей «девичьей» пятеркой.

За тылы, соответственно, можно было вообще не беспокоиться. Эти отморозки привыкли стрелять в любой шевелящийся предмет уже просто из развлечения.

Уроды, конечно, – если непредвзято посмотреть.

Но я привык…

…«Уоки-токи» хотя и хрипели, реагируя на повышенную радиацию, но пока что работали.

Поэтому, несмотря на порушенное полотно шоссе, шли ходко.

Через три часа, сделав порядка восьмидесяти километров, остановились перекусить.

Еще через пару часов наткнулись на брошенную и полуразрушенную бензозаправку, один из резервуаров которой оказался на удивление полон дизельного топлива.

Это был просто праздник какой-то!

Залили все что можно, включая пластиковые бутыли из-под питьевой воды.

И, благословляя собственную удачу, не спеша двинулись дальше.

Словом, день прошел без особых приключений, за что каждый из нас объявил судьбе отдельную благодарность с занесением в ее, судьбы, личное дело.

Отдельным приказом, так сказать.

День прошел – и слава Богу.

Древняя солдатская мудрость.

И кто здесь с этим не согласен?!

Нет желающих?!

Странно…

…По дороге довольно часто попадались заброшенные поселки, в одном из которых я и объявил ночевку, разумеется, предварительно выставив посты. Мужики поворчали и пошли кидать жребий, кому какая смена.

За сон на посту в отряде наказание полагалось только одно – смерть с разного рода вариациями.

Этот приговор обжалованию не подлежал никогда.

Еще со времен Крымской, когда создавался костяк будущего отряда и молодой симпатичный парень Лёва Климов задремал на посту, а УНСОвцы вырезали добрую половину батальона.

Расстреливал тогда чудом выжившего и неплохо себя показавшего в мясорубке Лёву я сам.

Лично.

И мне было очень больно, потому что Лёва, так получилось, был отличным парнем и моим другом детства еще с третьего класса.

Мы вместе сбегали с уроков, вместе играли в футбол.

Он был жуткий хохмач и остроумнейший хулиган, но отлично учился.

Его очень любили девчонки: если надо было с кем-то познакомиться, Лёву выдвигали на передние рубежи.

Он, как правило, не жадничал.

И еще я был влюблен в Лёвину сестру.

Мы собирались пожениться.

Не вышло…

Что ж, бывает.

…Отряд разошелся по избам.

Чарли, прихватив пару ребят, отправился распаковывать продукты для ужина.

Я разжег небольшой, но сугубо, извините, – индивидуальный костерок.

Старая привычка.

Еще в Крыму ребята за это стремление время от времени побыть в одиночестве даже, было дело, прилепили мне кличку Шерхан, которая лишь много после была прочно забыта.

Теперь я – капитан.

Или Гор.

Производная от Егора, по имени меня в последнее время редко кто называет.

А фамилия моя мне, если честно, никогда не нравилась.

Поэтому пресекал.

И точка.

Я выломал длинную ветку с ближайшей березы, закурил и стал задумчиво ворошить угли.

Смотреть на огонь – мое любимое занятие.

Да и подумать, честно говоря, было о чем.

К примеру, об игре, которую вел Корн.

Андрей Ильич был, повторюсь, человеком далеко не простым.

На этот раз я ему был совершенно точно нужен, можно сказать, необходим.

Но отнюдь не в роли проводника.

Нет, я, оно конечно, был неплохим солдатом.

А отряд – отличной боевой единицей, идеально приспособленной как раз именно для таких операций.

Но…

Но в Крыльях таких, как мы, – пятачок за пучок.

Там отнюдь не юные романтики собираются и не бойскауты, хотя и этих придурков тоже, разумеется, хватает.

Но костяк любого Крыла составляют ветераны, Орден во многом – исключительно ветеранская организация.

Человек, хотя бы несколько лет проведший на войне, слишком плохо вписывается в мирную реальность.

Зато отлично смотрится в строю каких-либо черномундирников.

Это аксиома…

…Что же у них с отцом, интересно, такое вышло, что они, не разлей, считай, вода, в разные стороны разбежались?!

Не сошлись характерами?!

Ага.

Не смешите…

Или, что более вероятно, что-то такое важное не поделили?!

Уже теплее.

Да так не поделили, что на переговорах понадобился я.

Гор.

Егор Дмитриевич.

Похоже, кстати…

Только вот в какой роли?

Уж не заложника ли?!

У Корна – ума хватит.

Да нет, вряд ли…

Папаша никогда не был особенно чадолюбив.

По крайней мере, его принципы, его ценности, его свобода и его деньги были для него всегда важнее так называемых «семейных ценностей».

Причем всех, вместе взятых.

Где-то так…

…Мои размышления прервала Красотуля.

Подошла, помялась в предвечернем воздухе, потом устроилась на бревнышке напротив меня.

Ну да, она же не из отряда.

В отряде понимают, что когда я развожу индивидуальный костерок, меня беспокоить нельзя.

Себе, извините, дороже может получиться.

А ей-то это откуда знать, бедолаге?!

Впрочем, ее присутствие меня почему-то не беспокоило.

– Дай сигарету!

А вот это, девочка, лишнее.

Тебя молчаливую я бы еще как-то стерпел, но чтоб разговоры разговаривать…

…Я неожиданно с удивлением понял, что моя рука, помимо воли, протягивает ей заботливо открытую пачку.

Обалдеть можно.

Ага.

Красотуля вытащила сигарету, неумело прикурила от протянутой мною веточки из костра.

И тоже замолчала.

Я взглянул на небо.

Было ясно, но первые звезды еще даже не прорисовывались.

Вообще-то я люблю это время суток.

Нет, не в городе, разумеется.

Вот так, в походе.

Ветра почти что нет.

Пред-ночь.

Пред-осень.

Листья шумят.

Слегка-слегка.

Ветра-то, я уже говорил, – нет.

Где-то поодаль клацают затворы – ребята чистят оружие.

Заика с одним из механиков вяло и привычно переругиваются, осматривая уставшую за день маршрута технику.

Матюгается на добровольных (и не очень добровольных) помощников незаменимый кашевар Чарли.

У меня нет дома.

Такого, чтобы с большой буквы.

И никогда не было.

Мама предпочитала гордиться мной, а не любить, – какой уж там дом.

Ну, а про папашу я уже, было дело, рассказывал.

Сейчас мой дом – отряд.

Он же – моя семья.

Мы идем по этой жизни вместе, вместе вписываемся в повороты и поэтому просто вынуждены любить друг друга.

Потому что вместе.

Так сложилось.

По другому, извините, – не получается…

– Знаешь, а я никогда не была за городом, – смотрит в огонь.

Когда она затягивалась, кстати, выглядела намного взрослее.

И еще у нее появлялись ямочки на щеках.

Нет, не кукольные.

У нее было худощавое, умное и нервное лицо красивой девочки из хорошей семьи, кукольные черточки на таких лицах исключаются просто по определению.

– Я даже не знала, что так бывает, – ежится, обнимая себя руками за плечи, прикрытые армейским камуфлированным свитерком. – Вечер. А огней почти что нет. Только твой костер, да еще там…

Она махнула рукой в ту сторону, где уже вовсю хозяйничал Чарли.

Что ж тут удивительного, хмыкаю про себя.

Поколение неврозов и искусственного белка, не к ночи будь помянуто.

Дети, которые не знают, что у травы цвет зеленый, а не тухло-желтый, как на городских газонах.

Люди, запершиеся в относительной безопасности каменного мешка.

Человеческая цивилизация, которую мы элементарно просрали.

Обидно.

Я промолчал.

Она кинула сигарету в огонь, потянулась.

Все-таки она была чертовски хороша, недаром я сразу прозвал эту девочку Красотулей.

– Здесь так… – она пошевелила тонкими пальцами, словно пыталась выудить ответ из предвечернего воздуха, – спокойно, что ли. Безопасно…

Я расхохотался, потом испуганно зажал рот рукой.

Зачем обижать ребенка?

Безопасность, причем довольно относительную, нам обеспечивала только усиленная караульная смена отряда, растворившаяся в осенних сумерках и мучительно, до боли в глазах, пялящаяся окрест через оптику инфракрасных прицелов.

Но ей-то откуда это знать!

Обиделась, фыркнула и ушла.

Нормальное такое дело для городской нервической барышни.

Ага.

А я неожиданно понял, что мне почему-то жаль…

…Ночью – настоящей ночью, не городской, в походе отряд всегда переходил на световой день, так безопаснее, – нас разбудила бешеная пальба третьей усиленной смены.

Когда прибежала подмога, было уже поздно.

Заика лежал с перешибленным хребтом и вспоротым брюхом.

Тот, кто решил им полакомиться, – рядом, изрешеченный крупнокалиберными пулями из Гурамовского помповика.

Полурысь-полумедведь.

По крайней мере, больше оно походило на медведя, но Гурам божился, что прыгнуло сверху.

С дерева, под которым коротал смену Заика.

Гурам, отличный стрелок, попал в него, пока оно еще летело, но Заика уже никак не успевал откатиться.

Случайность.

Но, так или иначе, из-за этой дурацкой случайности мы потеряли одного из лучших бойцов, уважаемого ветерана отряда и моего личного друга.

Вообще, конечно, чем дольше живешь, тем больше привыкаешь к потерям.

Это херня, что есть вещи, типа, к которым невозможно привыкнуть.

Человек – это такая тварь, которая способна привыкнуть и приспособиться ко всему.

Удивительно живучий тип.

Самому противно…

Стрелять над могилой (ее Гурам вырыл сам, Заика был не просто его постоянным напарником, а наверное, самым близким другом) не стали.

Заика не любил стрельбу.

Он любил читать умные книги, прокладывать маршруты и дразнить меня «белокурой бестией».

Хотя волосы-то у меня как раз были черные.

Я разрешил ребятам распечатать флягу спирта.

Выпил и сам.

Так было положено, и в то утро мне это показалось более или менее правильным.

Ладно.

Все равно надо было как-то продолжать жить.