Пловец (сборник) Иличевский Александр

Старая женщина склоняется над Анной, дает ей вдохнуть нашатыря.

– Давайте я спою! Хотите каватину Розины?

– Браво!

– Ноты у вас есть?

– Да. Конечно.

Наташа запела каватину Розины.

Майор аккомпанирует ей так умело, словно они репетировали не один день этот музыкальный номер.

Старая женщина входит в темную комнату. За большим письменным столом сидит генерал НКВД Александр Сергеевич Галахов – хозяин особняка. Шея у него в гипсовой повязке. Сидит он не шелохнувшись, словно большая римская статуя. Смотрит в проем двери, где видна поющая голая Наташа Филиппова.

– Что с девочками делать? – спрашивает старуха.

– Молчи, – произносит Галахов.

Наташа поет. Галахов внимательно слушает.

В кабине лифта дома Анны Шагал спиной к пыльным зеркалам стоит Эрвин Кристофер. У него в руках букет роз. Тусклая лампочка освещает фетровую шляпу американца и большие белые бутоны. Лицо Эрвина в тени.

Слышен скрип старого, несмазанного механизма лифта. Эрвин выходит из лифта и звонит в дверь. В дверях появляется человек в полосатых пижамных штанах и майке. Он показался Эрвину знакомым. Днем этот человек стоял на грузовике, изображая Ленина.

– Простите, мне Анну….

– Она на концерте, – отвечает Ленин.

– Я знаю. Концерт уже кончился. Это вот цветы для нее.

– Ты говоришь как-то не по-русски…

– Я американец.

– Водку пьешь? – приглашает Ленин.

Небо над городом Зубы в праздничном салюте. Они рассыпаются цветными гроздьями. Горят прожекторы, они высвечивают в темноте портреты коммунистических вождей. Едет черная машина. Набриолиненный лейтенант сидит на переднем сиденье, повернувшись к Анне, которая забилась в угол.

– Никому ни слова. Иначе, сама знаешь…

Анна молча слушает лейтенанта.

– Если что, никуда от нас не скроешься. Договорились, девочка?.. Сегодня ты вела себя не лучшим образом. Но Александр Сергеевич простил тебя и хочет с тобою встретиться вновь.

Машина подъехала к дому Анны. Лейтенант вышел, открыл дверь, помог Анне выйти.

– Завтра я за тобой заеду… О Наташе не беспокойся. Думай о себе… Хорошо?

Анна идет по узкому, темному коридору. На стенах висят старые велосипеды, стоят сундуки, кованые, огромные. Общий телефон. Кошки. Из крана на кухне капают быстрые капли. Навстречу Анне по коридору идет в полосатых пижамных штанах Ленин.

– Все ушли смотреть салют.

Анна молчит.

– Как твой концерт? Днем я крепко выпил, потом спал, проснулся, смотрю – уже поздно, спасибо за билет, но так получилось… Извини. Все хорошо прошло? – спрашивает Ленин.

– Хорошо.

Голос у Анны низкий, словно в горле ее что-то треснуло.

– А что ты такая плохонькая?

– Нет. Все хорошо.

– Что с голосом? Давай напою тебя горячим чаем…

– Мне помыться надо…

– К тебе пришел американец…

Анна открыла дверь ванной комнаты и закричала. В дверях стоит Эрвин Кристофер с засученными рукавами рубашки, с гаечным ключом в грязных руках.

– Здравствуйте, я Эрвин Кристофер. Был на вашем концерте. Вы замечательно пели. Узнал ваш адрес. Пришел поздравить. Долго ждал. Сейчас вот чиню ванну…

Анна молча повернулась, зашла в свою маленькую комнату, села на кровать и расплакалась, громко, навзрыд.

На кухне за столом сидят Ленин и Эрвин. На столе в стеклянной банке букет белых роз, которые Эрвин принес Анне.

– Успокоится и выйдет, – убеждает Ленин. – Это нервное, сегодня у нее много впечатлений.

– Я временно закрыл течь, но ржавую трубу надо заменить. Вообще-то, все трубы надо менять… Все ржавые…

– Молодец, что починил! Выпьем…

– Моя первая профессия – сантехник.

– А моя профессия – Ленин.

– Профессия?

– Ленин меня кормит и водкой угощает – значит, профессия.

Ленин и Эрвин смеются, видно, что они хорошо выпили. В окнах кухни загораются и гаснут огни салюта. Слышен плач Анны.

– Что делать с девочкой?

– Не знаю…

– Может, тебе зайти к ней с цветами и сказать, как она тебе понравилась?

Хлопнула дверь комнаты Анны.

– Анна!

Ленин вышел в коридор, вернулся. Разводит руками:

– Зашла в ванну. Заперлась.

Слышен шум льющейся воды.

– Может, еще по стопочке?

Ленин поднял бутыль, которая уже изрядно опустошена, разлил по граненым стаканам.

Они выпили.

– Скажи, Ленин, что происходит в СССР?

Ленин надул щеки и хлопнул по ним ладонями. Пьяно засмеялся:

– Вот, что происходит…

– Когда я жил в Америке, я так верил в СССР. Мечтал увидеть. Приехал. Здесь смотрю фильмы, слушаю Сталина. Все замечательно! Но то, что происходит в жизни, – не то. И в консерватории почувствовал – не то… Вот она плачет. Что я могу сделать для нее? Не знаю…

На лице Эрвина растерянность, пьяная улыбка. Несколько стопок водки сделали свое дело.

– Она мне очень нравится! – признается Эрвин. – Первый раз увидел… и…

– Влюбился, – подсказывает Ленин.

– Ее лицо, фигура, голос, все вместе… Это…

– Чудо!

– Чудо! Когда-то я знал девушку с точно таким лицом… В Америке. У девушки была кошка. Я кормил ее кошку…

– У нас тоже есть кошка. Даже несколько кошек…

– Я говорю глупости? Сейчас уйду!

Эрвин встает, сильно качаясь, идет по коридору.

Из-за закрытых дверей ванной слышен плеск воды.

– Анна, знаете, я ради вас… – Эрвин замолчал и смотрит на дверь. – Поменяю не только трубы… Сделаю все… Чтобы вы не плакали.

Поздней ночью по городу едет машина лейтенанта НКВД. В машине на заднем сиденье сидят пьяная Наташа Филиппова и набриолиненный узколицый лейтенант. Видимо, развозить девочек по домам после их визитов к генералу входит в его обязанности. Наташа хохочет. Лейтенант держит руку на ее оголенных пышных бедрах, чулки скатаны ниже колен.

– А что мне скрывать? Спрашиваешь – отвечаю… У меня было немного мужчин, штук пятьдесят…

Наташа хохочет. Смеется и лейтенант.

– Десять из них – класс! Сорок – так себе… А твой генерал?..

Наташа хохочет.

– Я не спрашиваю о нем.

– Он – ноль… Ни в десятку, ни в сороковку не входит…

Шофер оборачивается и говорит лейтенанту:

– Смотри!

Лейтенант видит Эрвина Кристофера, выходящего из подъезда дома Анны Шагал. В этом же доме живет и Наташа Филиппова. Лейтенант посерьезнел, следит за Эрвином сонным, тяжелым глазом.

– Егор, выйди, врежь ему… просто так, без слов…

– Неудобно… не наш же… контингент, – отвечает шофер.

– Ну и что? Иди.

Шофер остановил машину у тротуара.

Вышел, направился к Эрвину, который стоит и высматривает окна квартиры Анны. Неожиданно он получает удар страшной силы. Шофер секунду смотрит на упавшего и потерявшего сознание Эрвина, потом возвращается к машине.

Калифорния. Придорожный ресторан «Три аиста». Моросит мелкий дождь. Френсис будит заснувшего отца. Тот подслеповато смотрит на небо, потом на пустой стакан. Тянется к нему.

– Папа, я отвезу тебя домой… Пора кончать эту экскурсию по забегаловкам…

На этих словах старый Эрвин остановил руку, посмотрел на сына. В глазах его – тоска одиночества.

– Закажи еще…

– Пошли, папа. По дороге заедем к парикмахеру.

– Зачем?

– Ты зарос…

– Бог с ним, с парикмахером. Посиди со мной… Френсис, посиди…

В глазах старика тоска. Старый Эрвин поднял пустой стакан, показал его официанту, который смотрит на сидящих под дождем двух мужчин и маленькую девочку и думает, почему они не идут в помещение.

– Где у них тут писают?

Эрвин встал, потом сел – передумал идти.

– А я тебе рассказывал о Ленине, который писать не мог?

Пегги все это время сидела, подставив лицо дождю. Услышав слова деда, она вдруг ожила и сказала:

– А младший Эмерсон писает на высоту один метр девяносто сантиметров…

Мужчины удивленно уставились на девочку:

– Откуда ты это знаешь?

– Летом мальчишки состязались, кто выше писает, а я мерила линейкой… у школьной стены…

Френсис, опешивший, слушает дочь. Эрвин смеется:

– Метр девяносто… здорово…

– А Саймон и Мак-Грегор…

– Замолчи, Пегги.

Пегги обиделась и ушла к небольшому болотцу с лягушками.

– По восемь часов в день играет на виолончели, а что в голове… – возмущается Фрэнсис. – Пошли, ехать пора… «Эмерсон писает на метр девяносто…» Черт! Пошли, папа.

– Но мне не принесли заказ…

Льет дождь. Из окон машины Фрэнсиса видны калифорнийские холмы, заросшие виноградниками бензоколонки, телеграфные столбы, коровы, дети.

Старый Эрвин сонно смотрит на мир за окнами машины. Какой-то мальчик у светофора отдал ему честь и громко крикнул:

– Здравствуйте, мистер Макенрой!

– Кто это? – спрашивает Пеги.

– Не знаю. С кем-то меня спутал…

Эрвин снова стал уходить в сон. Пегги не сидится на заднем сиденье. Толкает деда:

– Ты же хотел рассказать про того, который не мог писать…

Эрвин молчит – виски окончательно его завоевало. Девочка положила руки ему на плечи, тихонько потянула за уши. Эрвин проснулся.

– Потом мы помирились с Робсоном, – продолжает Эрвин.

– Что ты все Робсон, Робсон…

– Он был великий американский бас. Только вот коммунистов любил сильно… И они его любили, а Ленин был мой друг… Не тот, который революцию делал… моего Ленина звали Федор Федорович…

– Папа, все эти Ленины, Робсоны… Кому они нужны?.. Кто их помнит?..

– Дедушка помнит и мне рассказывает, как Ленин не мог писать, – обиделась Пеги. – Давай, Эрвин!

– Кто-то пустил по городу слух, что Ленин заболел странной болезнью: не может писать. А знаешь, что такое сплетня в маленьком городе? Один сказал другому, и пошло… На улице, в театре все к нему подходят, участливо спрашивают: «Как же так – ешь, пьешь, а писать не можешь?»

Ленин озверел…

На театральной сцене декорация завода. Дымят фанерные трубы. На ящике стоит Ленин, перед ним толпа рабочих. Ленин произносит речь:

– Нас обвиняют в том, что при коммунизме нет свободы, что это диктатура одного человека…

Раздается голос из толпы:

– Это ложь! Рабочие завода с вами, товарищ Ленин!

– Спасибо, товарищи!

Ленин указывает рукой вперед, в будущее, и на несколько секунд превращается в памятник. Дым от труб заполняет пространство сцены, которая заливается красным светом. Ленин сходит с ящиков, подходит к машине, стоящей на авансцене. Из толпы рабочих выбегает женщина – это террористка Фаина Каплан. Она достает револьвер и стреляет в вождя мировой революции. Ленин падает. Его подхватывают рабочие, укладывают на заднее сиденье машины. Закрывается занавес. Шофер машины поворачивается к Ленину:

– Федор, как называется твоя болезнь?

Ленин открыл глаза – выходит из образа раненого вождя.

– Вы что, охренели все?! Кто тебе сказал, что я не могу писать?..

– В театре все говорят – не можешь… Марта уверяла, что…

Ленин выталкивает из машины шофера, тащит его за кулисы.

– Я тебе сейчас покажу…

По коридору идет Марта, актриса, играющая террористку. Ленин хватает ее за руку и тащит вместе с шофером в туалет театра. У писсуара Ленин останавливается и льет струю. Одной рукой он держит шофера, другой – Марту.

– Нате, смотрите, всем покажу…

Вечером в театральном буфете Ленин пьет пиво. Рядом буфетчица Клара наполняет кружки. Вдруг буфетчица произносит:

– Я знаю доктора, гонит мочу травами. Я тоже неделю не могла. Он мне очень помог…

Ленин молча слушает буфетчицу, выпил кружку, взял другую…

Вечером в театре идет спектакль. На сцене вокзальная площадь перед Финским вокзалом в Петрограде. Гудят паровозы. Рабочие приветствуют Ленина, прибывшего из Германии делать русскую революцию. Ленин взбирается на броневик.

Прошло три месяца. Всюду, где бы он ни появлялся, все участливо расспрашивали его о болезни. Вопросы эти свели Ленина с ума. Не мог же он каждого тащить в туалет и демонстрировать свое умение писать.

Однажды он выпил девять кружек пива, и пьяный Ленин стоит на броневике. Все ждут его знаменитую речь. Ленин расстегивает ширинку брю:

– Смотрите все!!!

И Ленин стал лить струю. Девять кружек пива мощным лошадиным потоком выплеснулись на пол сцены.

Рабочие, готовые идти на свержение царизма, отбежали от броневика и с недоумением смотрят на неприличное поведение великого вождя.

Ленина арестовали. Он отсидел девять лет. Год за каждую кружку пива. Вернулся в Зубы, в театре уже не играл. Я с ним дружил. Однажды он спас тебе жизнь, Френсис…

Маленький пикап Американского Красного Креста едет по улицам города Зубы. В пикапе сидят Эрвин, Стивен, Джером. На площади играет духовой оркестр. Уличные фотографы предлагают сфотографироваться с белым медведем. Американцы сходят с пикапа, фотографируются. На стуле сидит аккордеонист. Вокруг группа молодых девушек в фетровых шляпках, с бусами из фальшивого жемчуга, они очень недвусмысленно пританцовывают в такт аккордеону.

– Сцапаем птичек? – предлагает Стивен.

– Сцапаем, – соглашается Джером.

– Я пас, – говорит Эрвин, – вот машина, вот ключи, я пошел…

Забрав из пикапа бумажный пакет, Эрвин пошел, провожаемый взглядами друзей.

– Что ты все время сбегаешь от местных птичек, мальчик? Ты, случайно, не того? А?!!

Джером изобразил безвольно раскачивающуюся руку, намекая на другую часть тела.

– Жопа ты…

В подъезде дома Анны Шагал тускло горит одинокая лампочка. Лифт поднимает Эрвина на третий этаж. Он звонит в дверь. За дверью – тишина. Эрвин собрался было вернуться в лифт, как услышал голос:

– Кто?

– Откройте! Я Эрвин.

– Не знаю такого, – отвечает голос.

– Я пришел ванну чинить!

Дверь приоткрылась. Выглянула пожилая женщина в очках с толстыми стеклами. Эрвин раскрыл пакет так, чтобы женщина увидела, как он достает новый медный вентиль и несколько мелких сантехнических деталей.

– Я – сантехник Эрвин.

– Ну заходи. Хотя нет. Не похож ты на сантехника.

Дверь захлопнулась.

– Мне нужна Анна Шагал… или Ленин… Федор Федорович, – кричит Эрвин.

Чуть помедлив, голос ответил из-за двери:

– Анна уехала, а Федора ищи в пивной.

– Куда уехала?

– Мне не докладывала, собрала чемоданы и уехала…

В пивной стоит гомон пьяных голосов, пенятся кружки, подставляемые под струю пивного крана. Всеобщее братство толстых, худых, краснолицых и бледных обожателей пива. Эрвин оглядел зал. Подошел к женщине, наполняющей кружки:

– Не видели Ленина?

Женщина не удивилась, быстро ответила:

– Здесь он. Ищи там…

Эрвин пошел по направлению, указанному женщиной. Ленин помогал сгружать с грузовика бочки с пивом. Увидев Эрвина, Ленин улыбнулся:

– А, американец!

– Здравствуй. Где Анна?

– Девочка уехала в Хиву, к родственникам…

Они протискиваются сквозь плотные ряды завсегдатаев, подходят к столу, где тут же потеснились и для них нашлись пара кружек и гора красных вареных раков.

– Зачем уехала?

– Голос потеряла. Утром пошла к врачу-ларингологу, тот сказал – мускул сведен судорогой. Надо много спать, не говорить, голос может вернуться. Она собрала чемоданы и поехала в Хиву.

– Адрес знаешь?

– Ты нормальный? Один раз увидел девочку на сцене, теперь в Хиву за ней поедешь? Она же тебя знать не знает!

– Я нормальный. Дай мне ее адрес.

– Хива… Вот и весь адрес.

– Но там есть улица, дом…

– Там пустыня… Верблюды… вороны… Пей и ешь раков.

Средняя Азия. Маленькая железнодорожная станция. Все пространство покрыто серым песком. Очень красиво, как на среднеазиатских полотнах Фалька: деревья серые, грузовики серые, верблюды серые, только мечеть синяя.

Приближается громада поезда «Москва – Ташкент». Человек с нежно-розовым лицом, раскосыми глазами, в военной форме с погонами НКВД, быстро идет к вагону номер три. Запрыгивает на подножку. Входит в вагон.

В вагоне у окна стоит Эрвин Кристофер, в полосатой сорочке из шелка, в соломенной шляпе. Делает вид, что он никакой не американец, смотрит на серую бабочку, которая ползет по оконному стеклу. Военный подходит к Эрвину:

– Собирайте вещи, и быстро выходим…

– Это вы мне?

– Эрвин Кристофер?

– Нет.

Военный показывает пальцем в окно:

– Видите, стоят двое. Сейчас я махну им рукой. Они ворвутся сюда, станут выламывать вам руки, словно вы не американец, а мелкий вор и украли пятьдесят пять рублей…