Пловец (сборник) Иличевский Александр

– Галахов…

– И что теперь?

– Теперь ты ему должна, и он хочет натереть хер перцем и драть тебя, где и когда ему пожелается… Долг платежом красен…

– Понятно. Это все?

– Все.

– Привет генералу! Я пошла! – Анна поднялась. Отошла от пальмы, но тут же вернулась: – Скажи, а у генерала что, проблема с девочками? Что это я ему так желанна?

– Не знаю, я тоже не понимаю. Девочек у него тьма, но он тебя с того дня, когда мы голенькие… любит, что ли?!

Анна молча слушает Наташу, потом поворачивается и идет через весь зал к своему столу. Садится, берет руку Эрвина и держит ее, не отпуская. Девочка Берта, которой оркестрант дал барабанные палочки, бьет по барабану, издавая беспорядочные звуки.

Большой театр. Идет опера «Богема».

Декорации Латинского квартала Парижа девятнадцатого века. Идет снег. Холодная ночь. В кафе ссорятся Марсель и Мюзетта. Статисты гремят стульями и топают ногами, изображая скандал. Среди статистов – Анна. Она переворачивает стол, бьет стулом об пол.

Марсель и Мюзетта поют. Мюзетта выливает недопитое пиво на голову Марселя.

В этом хаосе кто-то берет Анну за руку:

– Вас ждут в правительственной ложе.

– Я играю.

– Кончится эта сцена – поднимитесь наверх.

В правительственной ложе сидит в одиночестве генерал Галахов. Большое начальство сегодня не прибыло на спектакль.

Открывается дверь, входит Анна. Галахов молча делает ей знак: «Садись рядом». Анна садится в позолоченное кресло. Галахов молчит. Анна разглядывает сцену с непривычной точки.

– Если ты сегодня после спектакля поедешь со мной, взлетишь вверх! Очень высоко! Если нет – упадешь. Очень низко. Выбирай!

На сцене бедный поэт Рудольф переживает разлуку со своей нежной возлюбленной Мими. Галахов внимательно слушает грустную арию Рудольфа. Потом кладет руку во внутренний карман генеральского кителя, достает оттуда стручок красного перца. Рука застыла в воздухе. Кресло, где сидела Анна, пусто.

Утром Анна прощается с Эрвином. Она прижалась к нему.

– Анна, мне надо идти…

– Побудь еще секунду, дай пришью пуговицу. Смотри, она болтается…

Анна бежит в комнату, тут же выбегает и поддевает иголкой висящую на кителе пуговицу:

– Одну секунду…

Откусывает кусочек нитки, кладет ее на погон Эрвину:

– Это примета. Когда зашиваешь, надо ниточку повесить, чтобы невеста не сбежала… или жених.

Анна смеется. Ловко орудуя иголкой, она пришивает пуговицу.

– За работу надо платить! Поцелуями…

Эрвин целует Анну. Открывает дверь и выходит. Анна возвращается в комнату, слышит звонок, бежит открывать дверь. В дверях молодой лейтенант. Грызет яблоко. Улыбается, на груди висят два фотоаппарата.

– Привет, тетя.

– Вам кого?!

– Я тот самый фотограф, Филя…

– Не знаю Филю.

– Как? Вас не предупреждали, что придет фотограф Филя? Странно!

Лейтенант бесцеремонно входит в квартиру, осматривается, заходит в комнату.

– Где будете лежать с американцем, на кровати или на диване?

– Зачем вы пришли?

– Сфотографировать вас, когда вы будете трах-трах с американцем… Вам что, правда ничего не сказали? Странно!

– Уходите, пожалуйста.

– У меня, тетя, ваш адрес. Вы, тетя, наша, верно?! Работаете на нас, верно?! Мне надо несколько фотографий, как балуется америкашка с тобой в постельке. Чтобы взять его за что? За жопу! Называется это «компрометирующие материалы». Мешать я, тетя, не буду. Просверлю вот в этой стене дырочку и уйду, а вечером приду…

Анна взорвалась:

– Откуда ты такой идиот взялся?

Лейтенант невозмутимо постучал в стену, вышел в коридор:

– Откуда взялся? Оттуда, откуда и ты, тетя. Что, новенькая? Еще не ученая? Кто тут живет? – Лейтенант указал на дверь соседней комнаты.

– Никто. Убирайся, гадина, вон!

Лейтенант ударил Анну по лицу:

– Подбирай выражения, жидовка, и не ссорься со мной…

Лейтенант прикрыл дверь соседней комнаты и заперся там. Слышен его свист и звук сверла. Лейтенант вернулся в комнату. Посмотрел на дыру в стене. Остался доволен проделанной работой.

Аккуратно собрал в ладонь кусочки отбитой штукатурки.

– Я приду в шесть. Зайду туда, – он указывает на стенку, – и молчок. А ты не туши свет, когда трах-трах, ладно? Или поиграйся с ним утром, сейчас солнышко рано встает…

К дому Анны подъезжает черная машина. Из нее выходит Наташа. И в этот раз она с огромным букетом цветов. Входит в подъезд, поднимается в квартиру Анны.

– Сделают две-три фотографии, и все… Ничего страшного не произойдет. Я понимаю, когда ты… ну когда тебя ставят раком… неприятно, что фотографируют… Но что поделаешь, «холодная война»…

– Что за «холодная война»?

– В прошлый раз я сказала, что ты дальше своего носа ничего не видишь. Ты стала кричать на меня. А ведь действительно ты ничего не видишь. Война началась, американцы сейчас не друзья, а враги…

– Эрвин – враг?

– Ты знаешь, чем занимается Эрвин Кристофер? Он, как все американцы, как и президент Америки, думает, что СССР сегодня легко уничтожить…

– Так он не думает!

– Эрвин тебя любит, ласкает, но он не может ласкать и любить идею коммунизма…

– Значит…

– Он враг…

Наташа подходит к стене, смотрит на дыру:

– А это наша борьба…

– Какая борьба?

– Я не знаю Филю, но все девочки из «Метрополя» свободно позируют с нужными иностранцами…

– Но я не девочка из «Метрополя». Эрвин для меня не «нужный иностранец», он человек, которого я люблю, и я не могу для Фили, для НКВД позировать с Эрвином.

– Не для Фили и НКВД – для Родины!!!

– Срать я хотела на такую Родину! Слышишь?! Срать!

В московском кабинете консула США под американским флагом сидит пышнотелый, с явной одышкой человек в аккуратном черном костюме. Это консул США. Он перебирает бумаги на своем огромном столе. Напротив сидит Эрвин Кристофер.

– У нее очень плохие документы, – говорит консул. – Проститутка, профессиональная воровка, алкоголичка…

– Это информация НКВД.

– Я обязан был сделать запрос. Вот… в городе Хиве директора кинотеатра… Умарова, Шамиля Алимовича…

– Убила…

– Кирпичом…

– Я ее люблю, и она будет моей женой…

Консул после долгой паузы произносит:

– Кристофер, я знал, что ты увлекся коммунизмом. Я смотрел на тебя и думал: наивный, со временем поумнеет, разберется что к чему. Но увозить в Америку убийцу!!!

Консул молча перебирает бумаги.

– Единственно, что у нее хорошее, – имя… Анна Шагал. Я собираю картины этого художника. Здесь, в России, попадаются от случая к случаю… за бесценок… Она не родственница?

– Не родственница.

– Жаль…

В маленьком кинозале московского кинотеатра сидят Эрвин и Анна. Анна прижалась к Эрвину, целует его в темноте. Эрвин кладет руку на плечо Анны и крепко прижимает к себе.

Они смотрят на экран, где под звуки парадного марша на Мавзолей Ленина поднимается товарищ Сталин. Сталин ласково улыбается, машет рукой десяткам тысяч демонстрантов на Красной площади в день Первого мая. Толпа ревет от восторга. Тянет тысячи рук в сторону вождей.

Анна целует Эрвина:

– Эрвин, я выйду на минутку.

– Куда? Тебе что, нехорошо?

– Нет, хорошо. Я сейчас вернусь.

– Что с тобой?

– Я, кажется, беременна.

– Беременна?

– Да. Американский беби во мне поселился и мучает… Я сейчас, Эрвин.

Анна встает.

– Я с тобой.

– Не надо.

Анна проходит по ряду. Зрителей немного. Она легко выбирается меж узких рядов стульев. Оглядывается на Эрвина, улыбается ему и выходит из зала. Сталин произносит речь с трибуны Мавзолея. Анна не возвращается.

Эрвин быстрыми шагами идет по улице мимо дома Анны. У подъезда стоит фотограф Филя. Он держит в руках чемоданчик, молча провожает взглядом вошедшего в подъезд Эрвина.

Эрвин звонит в дверь. Тишина. Эрвин звонит вновь долгим, протяжным звонком. Дверь никто не открывает.

В провинциальном городе Зубы идет хлопьями снег. Сегодня православный праздник. В церкви идет служба. Люди стоят с горящими свечами. В темном углу поет церковный хор. Среди поющих – женщина, стриженная наголо, в черном мужском пальто. Это Анна Шагал.

Голос ее, красивый, сильный, сливается со слабыми голосами пожилых хористов. На дворе стоит девочка Берта с белым петухом на руках.

Среди небольшого количества прихожан можно узнать Ленина. Он молится. Священник читает молитву. Ленин становится на колени. Хор поет церковный гимн.

После службы в доме священника за столом сидят священник, его жена Ольга, Ленин, Анна Шагал с большим животом, Берта. Тихая трапеза. На столе рыба, соленые огурцы, графин с водкой.

Священник, пожилой человек, слушает нетрезвую речь Ленина:

– Лука… и ты, Анна, я хочу, чтобы вы знали. Ко мне приезжали и спрашивали про Анну, где она… Я сказал: не знаю… они говорят… ее видели в Зубах. Я сказал: я не видел… они мне – по зубам: врешь, сука… Врешь…

– Федор, – с упреком произносит священник.

– Извини, я хотел сказать, что они все знают…

– Может, мне уехать куда? – спрашивает Анна.

– Нет, Анна! В моем доме тебе мир и покой…

Анна вдруг изменилась в лице. Тихо заскулила.

– Что случилось?

Жена священника Ольга посмотрела на Анну и все поняла:

– Началось…

У Анны начались схватки. Ольга подхватила ее и вывела в спальню:

– Горячую воду, много воды.

Священник и Ленин, растерянные, в таких случаях теряется каждый мужчина, ставят на печь тазы и ведра с водой. Слышны крики Анны. Священник идет к спальне. Жена останавливает его.

– Идите в церковь, – командует Ольга. – Я сама со всем справлюсь. Вы мне не нужны.

В пустой, холодной церкви стоят священник и Ленин. Священник громко молится. Ленин повторяет за ним слова молитвы. Входит девочка Берта:

– А у нас американский мальчик родился!

Та же церковь, но в дверях ее видны летняя трава, листья деревьев. Крестят маленького американского мальчика. После крещения вешают ему на шею медный крестик.

Днем во двор церкви въезжает большая машина. Из нее выходит военный с большим букетом цветов. Он обходит лужи, входит в дом священника.

– Это вам от Александра Сергеевича Галахова. Он вас помнит и ждет… – Военный протягивает Анне цветы.

– И здесь нашел…

– Долго искали… – Довольный военный улыбается. – Вообще-то, прятаться от нас бессмысленно…

– Что я должна делать? – спрашивает Анна.

– Ехать со мной… сейчас же…

Анна оставляет военного стоять в прихожей, идет в комнату, где в люльке спит мальчик, и собирает вещи. Жена священника причитает:

– Бог ты мой! Луки нет! Надо же ему уехать! Что делать? Луки нет… Не бери дитя, оставь.

Анна смотрит на старую женщину:

– Оставлю, оставлю… О нем никто не знает. Так будет лучше.

Анна достает из ридикюля фотографию, где они с Эрвином на Красной площади, на фоне Мавзолея Ленина, стоят обнявшись:

– Это его отец. Если что, сообщите ему о сыне. Его звать…

– Знаю, детка, знаю… Эрвин Кристофер.

– А Берта?

– И Берту оставь…

– У вас война троих сыновей убила, будете немку кормить?

– Молчи, Анна… Езжай с Богом и с Богом возвращайся…

Московская квартира Анны. В квартире все, как было до побега. Анна нашла те самые дырочки, заглянула в них. Какой-то человек, видимо сосед, сидит за столом и грызет с наслаждением большую головку лука. В коридоре раздается телефонный звонок, человек положил лук, поднялся, потом постучался в дверь Анны:

– Вас к телефону.

Анна вышла в коридор, взяла трубку:

– Слушаю!

– Есть у вас что-нибудь приличное надеть? – раздался голос в трубке.

Правительственная ложа в Большом театре. На сцене поют «Чио-Чио-сан». В ложе сидят генерал Галахов и Анна.

На ней платье из крепдешина, то самое, в котором она когда-то была привезена на дачу генерала НКВД. Платье чуть узко. Годы превратили девичье тело в женское. Грудь с трудом умещается в маленьком вырезе. На шее нитка жемчуга. Генерал смотрит на Анну. Анна смотрит на поющую мадам Баттерфляй.

– С твоим голосом, к которому ты так безответственно относишься, с твоим талантом, который ты…

– Александр Сергеевич, что вам от меня надо?

– Я хочу тебя…

Анна засмеялась:

– Только и всего…

Большой и грузный красавец, в белом кителе с золотыми погонами генерала НКВД, молча смотрит на смеющуюся женщину.

– Я хочу тебя с того дня, как увидел, как ты упала в обморок…

– Голая, – добавляет Анна.

– Я не могу забыть…

– Хотите видеть меня голой? Это так просто!

Анна поднялась и неожиданно ловко стянула с себя платье, за платьем комбинацию. Галахов вскочил, пытаясь остановить ее. Анна легко скинула лифчик и трусы. Звуки и голоса привлекают внимание зрителей.

Правительственная ложа всегда была под пристальным вниманием зрителей. Сейчас там происходило что-то крайне неприличное. Мелькнула обнаженная женщина.

Потом раздался громкий голос генерала Галахова: «Оденьтесь», потом вновь появилась обнаженная женщина, которая сбросила платье вниз, в зрительный зал.

Женщина встала у бархатного барьера, вцепилась в него руками и смотрит на сцену, где пела безутешная мадам Баттерфляй. Такой ее увидел Эрвин Кристофер.

Он, как и все в зале, обернулся на правительственную ложу. Ему померещилась в мелькнувшей женщине Анна.

Он приложил к глазам маленький перламутровый театральный бинокль и увидел голую, безрассудную, отчаянную свою единственную любовь.

Боясь показаться перед зрительным залом, генерал Галахов шепчет Анне.

– Уйди, сука! Не позорь меня…

Говорит он это механически, обалдев от неожиданной выходки своей спутницы, не зная, что предпринять в этой кошмарной ситуации. Потом сообразил, открыл дверь и позвал постоянную охрану правительственной ложи. Вышли два рослых офицера. Так же обалдело, как и генерал, они смотрят на голую генеральскую спутницу.

– Возьмите ее!

Офицеры отцепили Анины руки от барьера, поволокли к выходу.

Галахов прошептал:

– Ну что ж, американская шлюха… Я тебе устрою жизнь, о смерти мечтать будешь…

Сказал это и ударил Анну.

В зале оперного театра суматоха. Зрители встали. Всем любопытно, что происходит в правительственной ложе. На Анну смотрят музыканты из оркестровой ямы. Смотрит дирижер. Смотрят певцы, поющие «Чио-Чио-сан». Эрвин Кристофер бежит меж рядов. Катится маленький перламутровый бинокль, выпавший из его рук.

Из двери служебного входа выводят Анну Шагал. Чтобы скрыть наготу, на нее надели странный наряд из театрального гардероба. У дверей стоит арестантская машина, срочно присланная из управления НКВД. Толпу зевак оттесняют работники органов. Генерал Галахов садится в свой огромный лимузин. Эрвин Кристофер протискивается к генералу. Тот увидел его:

– Уйди отсюда, падла!

Эрвин рванулся к Анне. Анна увидела Эрвина. Беззвучно улыбнулась. Ее затолкали в арестантскую машину, которая тут же рванулась с места. Эрвин бежит в потоке машин на площади перед Большим театром. В одной из машин сидит набриолиненный лейтенант, тот самый, из города Зубы. Он остается все тем же исполнителем любых желаний генерала Галахова.

Он смотрит на мечущегося среди машин американца и улыбается. Лейтенант велит жестом ехать за бегущим Эрвином.

– Сколько уже… семь лет? Да, семь лет… А он все бегает за своей жидовкой, мудак! – говорит лейтенант шоферу.

На площади перед Большим театром Эрвин подбежал к машине, которая чуть притормозила.

– Даю много денег!

– Миллион? – смеется шофер.

– Да, вези!

– Садись!

Эрвин открывает дверь и вскакивает на ходу. Показывает на арестантскую машину:

– Езжай за ней!

Шофер ловко едет, не отставая от арестантской машины. У красного светофора, когда поток машин застыл в ожидании зеленого света, неожиданно из стоящей рядом черной машины «Эм-1» выскочили двое. Один открыл дверь, вытащил шофера, нанес ему два страшных удара. Несчастный упал на мостовую. Второй заглянул в кабину, вынул ключи, положил в карман, улыбнулся Эрвину. Это был набриолиненный лейтенант.

Зажегся зеленый свет. Поток машин тронулся. На асфальте валяется шофер. Машины его объезжают, сигналя. Арестантская машина удаляется от Эрвина…

Так навсегда из его жизни исчезла его любовь…

1949 год. В центре спортивного зала стоит ринг, на который направлены лучи софитов. Развеваются американские и советские флаги. Идет международный матч боксеров США – СССР.

Черный американский боксер пытается пробить глухую защиту советского боксера. Мощные удары следуют один за другим. Но вот советский наносит свой удар. Он незаметный, но чувствительный для американца. На мгновение американец остановился, опустил руки, этим воспользовался советский. Шквал ударов сбил с ног американца. Рефери открыл счет. Удар гонга спас положение, черного подняли с пола секунданты.

В ресторанном зале гостиницы «Метрополь» много гостей: американские и советские спортсмены, чиновники от спорта, военные, красивые женщины.

На сцене поет рыжеволосая Наталья Филиппова.

Эрвин Кристофер идет вдоль стены, идет по коридору, заходит в дверь туалета, на которой нарисован силуэт мужчины.

Зеркала. Белые кафельные стены. У писсуара Эрвин замечает знакомую фигуру. Фигура оборачивается – это генерал Галахов.

Увидев Кристофера, Галахов улыбнулся и, почувствовав замешательство американского капитана, жестом радушного хозяина пригласил:

– Не стесняйтесь, капитан…

Эрвин подошел к соседнему писсуару.

– Читали в газете «Правда»… о русских девках, которые выходят замуж за иностранцев?

Эрвин молчит.

– Кончилось их блядство. Вышел закон. Никаких браков с иностранцами…

– Почему блядство?

– Вы думаете любовь?.. Нет, капитан, блядство… Их цель – женить на себе иностранца, уехать из России, изменить Родине… ради сладкой жизни на Западе. Так что вы должны быть мне благодарны. Я избавил вас от одной такой шлюхи.

Галахов засмеялся. Весело, с хохотком, отошел от писсуара, подставил руки под теплую струю из-под крана.

Увидел в зеркале подходящего Кристофера.

Первый удар отбросил генерала к зеркалу, второй удар бросил генерала на пол туалета. Все произошло быстро и крайне неожиданно. Галахов потерял сознание. Эрвин стоит над генералом и моет руки.

Потом потянулся к полотенцу, тщательно вытерся и пошел к выходу… Услышал голос:

– Кристофер.