Пловец (сборник) Иличевский Александр

– Пусти, я погреюсь.

Джером влез в шкаф, закрыл дверцу.

– Ты полюбил замечательную девочку…

– Молчи, Джером…

Поселок Вишня. Двое идут по снегу.

Эрвин, прорезав дыру в брезенте и просунув голову в эту дыру, сотворил что-то вроде испанского плаща, так же он обошелся с картиной Боттичелли «Рождение Венеры».

Сверху на плечи накинут полосатый матрац. На голых ногах – сандалии.

Джером в офицерской шинели. На ногах – брезентовые портянки. На голове – рваная соломенная шляпа.

– Видел бы нас генерал Эйзенхауэр!

Они идут быстрым шагом. Мимо магазина, на дверях которого замок, мимо замершего пруда. Мимо телефонной будки, в которую они влезали погреться. Два чучела идут и хохочут.

Пикап Американского Красного Креста едет по улицам города Зубы.

Эрвин Кристофер звонит в дверь Анны. Она открывается, на пороге стоит Ленин. Он в своей полосатой пижаме.

– А, американец!

– Здравствуйте!

– Куда пропал?

– В Москву переехал. Там теперь работаю…

– Входи.

Они идут по темному коридору с висящими на стенах велосипедами. Натыкаются на старые сундуки. Здесь все как в прежние времена. Бегают кошки.

На кухне Ленин усаживает Эрвина и достает бутылку водки, квашеную капусту. Быстро разливает водку.

– Скажите, где Анна?

– Девочка в тюрьму попала!

Ленин суетится, желая еще что-нибудь раздобыть на закуску.

– Уехала к брату в Хиву, там убила узбека. Сидела четыре… нет… пять лет. Выпустили. Приезжала сюда. Жалко было на нее смотреть… Уехала в Москву.

У Эрвина загорелись глаза.

– А где в Москве найти ее?

– Ты все ищешь… Я не знаю, здесь комнату у нее отобрали. А там… где она, Бог ее знает. Вот две ракушки…

Ленин снимает с буфета две большие морские ракушки.

– Если найдешь, отдай. Она забыла взять…

Москва. Великолепный зал Большого театра. Зрители смотрят на сцену. Там дают оперу «Орфей» Монтеверди. Среди зрителей – Эрвин Кристофер. Он смотрит в театральный бинокль.

Внимание его привлекает живая статуя, стоящая в глубине сцены. Женщина стоит неподвижно на постаменте. В длинноногой, стройной фигуре, в лице статуи он угадывает Анну Шагал.

В правительственной ложе сидят члены правительства, нарком внутренних дел СССР. Нарком тоже смотрит на сцену. Но вряд ли его внимание привлекает статистка, которая даже не поет, а стоит бездвижно, изображая парковую скульптуру.

В свите наркома мы узнаем генерала Галахова.

Эрвин Кристофер продолжает неотрывно смотреть в бинокль на статую.

Статуя стоит не шелохнувшись.

Звезды Большого театра поют «Орфея» Монтеверди.

Служебный вход Большого театра. Ночь. Ранняя весна. Театральный разъезд. Отъезжает машина генерала. Расходятся зрители. Эрвин стоит у служебного входа. Вот Анна Шагал. Она в том же пальто и шляпке, в которых была на даче. Она идет к трамвайной остановке, садится в трамвай. Эрвин заскакивает на ходу.

Ночной трамвай полон недавних театральных зрителей. На женщинах нарядные одежды. Много лисьих накидок. Между лисьими головами, глядящими холодными, стеклянными глазами, пробирается Эрвин. Останавливается у Аниного затылка:

– Здравствуйте, Анна!

Только в первое мгновение в глазах Анны испуг, но тут же она, ткнув Эрвина в грудь, говорит:

– А, американец! Вы мне очень нужны! Достаньте пенициллин!

– Пенициллин?

– Девочка Берта больна. Ей нужен пенициллин.

Московская квартира Анны. Большая комната. На веревках сушится белье. Анна срывает, кидает на стол квадраты белых простыней, наволочек, полотенец. На диване сидит Эрвин.

– Девочка глупая… нашла яблоко, вмерзшее в снег. Стала ладошками топить лед… Ну и воспаление легких…

– Ваша дочь?

– Нет. Здесь жил профессор ботаники, немец Клаус Шредер, коммунист. Бежал от Гитлера. Его и жену арестовали как шпионов, осталась девочка Берта, мне жалко Берту… Дурочка… Лед стала топить…

Анна снимает прищепку, скидывает простыню.

– Что вы смотрите? Злитесь? Я же сказала вам, я – воровка, этим зарабатываю на жизнь. Хотите – арестуйте меня… Хотите – пожалейте… Сами выбирайте… Только дайте пенициллин.

– Я принесу пенициллин.

– Ну и хорошо, принесите. Я вас отблагодарю.

– Как?

– Дам вам мою любовь.

– Вы так говорите, будто любовь – это банка варенья.

Анна засмеялась:

– Как вы хорошо сказали, любовь – это банка варенья… Вы любите варенье?

– А вы?

– Нет.

Анна вышла в комнату рядом. Там постель, на которой лежит маленькая девочка. На подушке, рядом с головой девочки, старая кукла со стеклянными, не моргающими глазами, со стертым личиком. Девочка тихо стонет. Анна смотрит на девочку, потом быстро возвращается в большую комнату:

– Идите, Эрвин… Или пенициллин… или милиционер…

Эрвин встает с дивана. Надевает пальто:

– Или банка варенья?!

Ресторан гостиницы «Метрополь». Вечер. Огромный, в позолоте зал ресторана. Здесь кутят дипломаты, торговцы, местные и международные спекулянты – водоворот сомнительных дел и сомнительных личностей.

После войны под крышей гостиницы «Метрополь» собирались и военные миссии союзников – американцев, англичан, французов. Здесь аристократическая элита Москвы – музыканты, литераторы, актеры.

Обязательно работники НКВД. И конечно же красивые женщины, молодые, модно и одинаково красиво одетые: на плечах лисьи накидки, туфли на подошве из пробки, крепдешиновые платья с глубокими декольте, волосы, уложенные в локоны и коки.

На эстраде играет джаз-оркестр.

Анна, с лисой на шее, но не в крепдешиновом платье, а в простом, с мушкой у губы, без вульгарного грима времен ограбления на даче, входит в ресторанный зал под руку с Эрвином Кристофером.

Они садятся за столик, где пьют работники Американского Красного Креста.

Удивленный Джером смотрит на Анну Шагал.

Переводит взгляд на Эрвина, тот улыбается:

– Это Анна.

С Анной здороваются, ей представляются. Она всем кивает в ответ:

– Мы знакомы.

На эстраду выходит рыжеволосая пышногрудая девица. Это Наташа Филиппова, Анна узнает свою давнишнюю подругу. Сегодня – день неожиданных встреч.

Дирижер оркестра объявляет:

– Наташа споет нам «Чатануга-чучу».

Оркестр играет музыку из фильма «Серенада солнечной долины».

Наташа поет, ловко движется по эстраде, копируя американских певцов из фильма. Оркестр ей подпевает.

Завершив пение под аплодисменты, Наташа сходит со сцены и быстро удаляется из зала.

Наташа быстро идет по красной ковровой дорожке мимо пальм, бронзовых скульптур, мимо молодых бесцветных мужчин, явно не случайно гуляющих по коридору. В глубине коридора Наташа открывает дверь. Вишневый бархат, старинная мебель, зеркала, гора пустых бутылок из-под шампанского.

– Александр Сергеевич!

Наташа вбегает в спальню, где на широкой кровати, в брюках галифе, синей майке, лежит мужчина лицом к стене.

Мужчина поворачивается. В нем мы узнаем генерала Александра Сергеевича Галахова.

– Что случилось, Наташа?

Лицо у генерала мятое, но тело – борца-тяжеловеса, собранного из тяжелых упругих мышц.

– Дорогой генерал! – Наташа смеется. – Должна вас обрадовать…

– Я тебе говорил: когда сплю, не буди меня… Что случилось?

– Анна Шагал! Внизу, в ресторане…

Галахов вскочил, подошел к вешалке, снял генеральский китель, вошел в ванную. Наташа слышит, как он с шумом выпустил из себя газы. Наташа хихикнула.

Застегивая генеральский китель, Галахов сел на стул. Поднял сапоги, дал знак Наташе помочь надеть их.

– Нализался?

– Нализался… Крепко…

Они вышли из гостиничного номера.

Оркестр играет веселую мелодию «Брызги шампанского». На паркетном полу кружатся танцующие пары. Все стараются танцевать нарочито театрально, дамы прижимаются к кавалерам, кавалеры делают резкие па, перекидывая дам с одной руки на другую.

Такие танцы входят в моду. А в «Метрополе» все на волне мировой моды.

Только одна пара, генерал Галахов и Анна Шагал, – диссонанс в раскованном, веселом танцевальном топтании. Генерал напряженно смотрит в лицо Анны:

– Очень хорошо. Очень хорошо, ты не исчезла… Очень хорошо…

Анна смотрит в сторону.

Московская квартира Анны. Утро. На подушке голова Эрвина и голова Анны.

Анна открывает глаза и смотрит на потолок, улыбается, потом просовывает руку под подушку. Достает морскую раковину, подносит к уху:

– Дзинь! Дзинь!

Эрвин открывает глаза, просовывает руку под подушку. Достает вторую раковину, подносит к уху:

– Алло!

– Попросите, пожалуйста, Эрвина Кристофера…

– Эрвин слушает…

– Это я, Анна…

Эрвин улыбается. Он не смотрит в сторону Анны, голова которой прижалась к его голове. Они говорят по «телефону».

– Вчера было так хорошо!

– В ресторане?

– В ресторане плохо. Когда пришла сюда… очень хорошо.

– Правда? Я люблю тебя!

– Ты хороший, Эрвин. Но я боюсь… генерала!

– Не бойся генерала, никого не бойся, когда я с тобой…

– Вчера я тебе все рассказала, ты так хорошо меня слушал, Эрвин, но ты не знаешь, какие это страшные люди…

В другой комнате всхлипнула девочка. Анна откинула морскую раковину, поднялась, голая пошла в другую комнату. Эрвин тоже встал. Надел рубашку, пошел за Анной. Девочка спит. Лицо спокойно. Рядом кукла.

– Это во сне, пошли…

– Я должен идти, Анна, никого не бойся…

Эрвин обнимает Анну, целует ей грудь, живот, становится на колени, целует пах…

– Иди, Эрвин…

Днем к подъезду дома Анны Шагал подъезжает машина. Из нее выходит Наташа Филиппова. Открывает заднюю дверцу машины, достает большой букет роз. Встряхивает цветы. Входит в подъезд. Звонит в дверь. Дверь открывает Анна. Наташа вручает розы растерявшейся Анне:

– Я привезла тебе цветы. Это от Александра Сергеевича!

Наташа входит в комнату, осматривается:

– Как ты живешь в этой дыре? Ай-ай-ай… Посмотри на меня…

Наташа оглядывает Анну:

– Ноги те же самые, жопа ничего, грудь тоже ничего, но кожа на лице никуда не годится, руки… Скажи своему американцу, чтобы он французский крем достал… И вообще, тебя надо купать в молоке. Будешь ходить в «Метрополь», все будет о’кей. А сейчас поехали… Генерал ждет!

– Я не могу – у меня девочка болеет…

– Что за девочка? Твоя?

– Да.

– В лагере заимела?

– Про лагерь откуда знаешь?

– Все знаю… Девочку не с кем оставить?

– Есть соседи, но они только вечером возвращаются.

– То, что с американцем водишься, это хорошо… Александр Сергеевич давно хотел с ним познакомиться. Но он какой-то тихоня. Чем он занимается? Красный Крест?

– Наташа, может, ты заберешь цветы и уйдешь?

– Нет. Цветы я не заберу. Вечером приедет машина и заберет тебя в «Метрополь».

Вечером в Большом театре поют «Чио-Чио-сан». Эрвин и Анна сидят в зрительном зале. Белотелая примадонна поет арию, которую пела Анна на выпускном концерте музыкальной школы города Зубы. Анна слушает и тихонько напевает про себя. Эрвин в темноте сжимает руку Анны. Медленно поднимает ее к своим губам и целует ей пальцы. Анна улыбается, смотрит на Эрвина и шепчет:

– Знаешь, как легко из посредственной, запуганной женщины сделать нормальную, счастливую? Надо полюбить ее.

Целует Эрвина.

Ночь, в квартире Анны Эрвин заводит электрический патефон, кладет пластинку. Вновь звучит музыка из «Чио-Чио-сан». Из комнаты, где лежит немецкая девочка Берта, раздается голос Анны:

– Надо делать укол…

Эрвин входит в соседнюю комнату.

– Она уже привыкла к твоим уколам…

Анна и Эрвин вновь в большой комнате.

– Анна, спой.

– Оставь меня в покое. Не пою я.

– Смотри, я даже принес кимоно, правда, оно мужское…

Эрвин радостно распахивает перед Анной огромное кимоно, которое он достал из бумажного пакета. Анна смеется:

– Сам надень и сам пой.

– Умоляю, Анна…

Эрвин берет ее в объятия, снимает с нее платье. Анна не позволяет снимать комбинацию, но он и ее снял… Не выпуская из рук Анну, надевает на нее кимоно. Подводит Анну к зеркалу:

– Смотри, как красиво!

– Давай сделаем японскую прическу.

Анна сама подобрала вверх волосы. Эрвин открывает дверцу буфета. Достает оттуда вилки и втыкает их в волосы Анны. Вилки стоят в густых волосах, как старинные японские гребни.

– А теперь пой!

Анна молчит.

– Я поставлю пластинку, она будет тихо играть, а ты… – Эрвин ставит пластинку, но сам же останавливает ее. – Сделаем японские глаза.

Он достает тушь из сумки Анны и осторожно, неумело красит ей глаза. Анна смотрит на себя в зеркало и смеется. Глаза стали узкими.

– Потрясающе! Пуччини. Ария Чио-Чио-сан. Исполняет Анна Шагал, класс педагога… не помню какого…

– Гагарина.

Эрвин снова ставит иглу на пластинку. Вступает оркестр. Анна начинает петь. Эрвин садится на пол. Слушает ее с наслаждением.

Начав неуверенно, постепенно Анна распевается. Пластинка ей помогает. Падает вилка из волос. Анна прекращает петь:

– Это смешно, Эрвин!

– Нет, Анна, ты замечательно поешь! Я смотрел на тебя и думал: «Мне повезло, я встретил любовь…»

– Таких любовей у тебя будет знаешь сколько?

– Ты моя единственная в жизни.

– Поедешь в Америку…

– Если они не отпустят тебя со мной… Я сделаю подводную лодку, двухместную, серьезно, я чертеж нарисовал… Не смейся… И по Балтийскому морю уплывем.

Анна смеется, потом озирается по сторонам:

– Эрвин! Что ты говоришь! Если кто услышит…

Играет пластинка.

На столике стоят фотографии: Эрвин и Анна на Красной площади; Эрвин, Анна и девочка Берта в парке Горького катаются на лодке; Эрвин, Анна, Джером, Стивен и еще кто-то сидят на траве в купальниках, с поднятыми стаканами и улыбаются в объектив; Эрвин и девочка Берта на чучеле белого медведя; Анна и Эрвин у колонн Большого театра. На всех фотографиях и Анна, и Эрвин радостно улыбаются. Кажется, что впереди долгая и счастливая жизнь.

На сцене ресторана «Метрополь» смешно и неумело танцует чечетку девочка Берта. Эрвин стоит рядом, помогает ей. У самой сцены столик, за которым сидят американские офицеры, несколько советских офицеров, женщины, среди них – Анна. Эрвин указывает на Берту и объявляет:

– Мисс Ширли Темпл!

Офицеры смеются, аплодируют.

Стивен, пьяный, держит бокал и говорит красивой голубоглазой женщине:

– В мире накопилось столько зла, абсурда, несправедливости…

Его перебивает пьяный советский офицер:

– Война кончилась, Стив. С ней конец злу, абсурду, несправедливости. Мы больше не противники, мы – союзники. Мы – друзья. Будет только мир… Дружба.

Выбивает чечетку девочка Берта. Эрвин повторяет ее движения. Получился дуэт неумелых чечеточников. Анна глядит на них.

На сцене появляется Наташа, она на минуту присоединяется к чечеточникам, потом, потрепав по головке Берту, спускается в зал, подходит к столу, где сидят американцы:

– Анна, тебя можно на минутку?

Наташе предлагают сесть за стол, но она, расточая улыбки, отводит Анну в конец зала, где усаживает ее и, сев сама, говорит:

– Как ты можешь так жить?

– Я живу так, как мне хочется.

– Тебе хочется быть жалкой статисткой в Большом театре? Даже не статисткой, те хотя бы в хоре поют, а ты… Я смотрела на тебя – замазанная краской статуя. Сорок минут стоять истуканом, не двигаться – это же с ума сойти можно. Галахов хочет помочь тебе… А ты отказываешься. Почему?

– Мне ничего не надо. Мне очень хорошо.

– Дальше своего носа ничего не видишь.

Анна неожиданно взорвалась:

– А ты, Наташа, дальше жопы своей не видишь…

– Ну, блядь, ты даешь!

– Что надо тебе и твоему генералу?

– Галахову нужна ты…

– Скажи ему, пусть он свой генеральский хер натрет перцем и…

– Осторожно, милая.

Эрвин ищет глазами Анну.

Замечает ее в глубине ресторанного зала, за маленьким кругленьким столиком под пальмой.

Анна и Наташа, две красивые и изящные женщины с лисьими накидками на плечах, о чем-то тихо беседуют.

– Не забывай, что он генерал НКВД…

– Я пошла, меня ждет Эрвин…

– Садись, я еще не все сказала. Ты помнишь свой срок… За убийство… Когда-нибудь думала, почему его сократили…

– Почему?