В объятиях принцессы Грей Джулиана
– Жди здесь, дорогая. В таких делах никогда нельзя быть уверенным, что все пойдет по плану. Мой человек, мистер Биддл, ждет у моста, на случай, если понадобится помощь.
Луиза знала, что мистер Биддл – один из лучших агентов Олимпии в Европе. Прислонившись к дереву, она сконцентрировалась на восстановлении нормального дыхания и сердцебиения.
Отдышавшись, она обошла дерево, чтобы видеть всех участников событий. Сомертон, Пенхэллоу и леди Сомертон стояли у изножья холма и взирали на террасу, где возвышался Олимпия. Филиппа нигде не было видно.
– Какого дьявола вы там делаете, Олимпия? – спросил Сомертон, подбоченившись. Пенхэллоу обнял леди Сомертон за плечи, что-то прошептал ей на ухо, та кивнула и пошла вверх по склону, где – теперь Луиза это отчетливо видела – на траве сидел Филипп.
Слава богу, с мальчиком все в порядке.
Олимпия что-то ответил, но он смотрел не на Луизу, а на фигуры у холма, и слов она не разобрала.
Герцог величаво направился к ним, словно полицейский, вызванный, чтобы урегулировать конфликт. Луиза прижалась лбом к шершавой коре, усилием воли заставив себя стоять на месте и не бежать к Сомертону, не пытаться его защитить. Он сам может защититься. Те четверо обязаны выложить все карты на стол и наконец разобраться в запутанном деле, в котором она, Луиза, не участвовала.
Ради Филиппа.
Сомертон все сделает правильно. Он поступит как лучше, в этом Луиза нисколько не сомневалась. Когда все карты будут открыты, он откажется от ярости и мести.
Иначе и быть не может.
Пока что его злость никуда не делась. Луиза видела ее на лице Сомертона, в его позе, когда он спорил с Олимпией и Пенхэллоу. Но было что-то новое – в наклоне головы, едва заметно ссутулившихся плечах. Что это? Боль? Признание поражения?
Что произошло на лужайке, пока она ходила за герцогом? Она покосилась на леди Сомертон, прижимавшую к себе Филиппа. Женщина следила за событиями так же напряженно, как Луиза. Ее красота была воистину безупречной. Они великолепная пара, она и Пенхэллоу.
– Будь ты проклят! – прогремел голос Сомертона.
Олимпия театрально размахивал тростью. Пенхэллоу сжал кулаки. Луиза растерялась. Быть может, пора бежать за мистером Биддлом?
До нее донесся смех. Она повернулась к реке и увидела лодку, полную туристов, плывущую вниз по течению. От разноцветных платьев и зонтиков рябило в глазах. Легкомысленная болтовня беззаботных людей подействовала раздражающе.
Луиза снова взглянула на лужайку. Теперь Олимпия что-то сказал леди Сомертон и полез в карман.
Бумаги о разводе.
Как отреагирует Сомертон? Он знал об их существовании. Сам сказал ей, что не будет возражать. Это было еще в Нортгемптоншире. Но что, если он передумал под влиянием сегодняшних событий? Что, если, охваченный злобой, разорвет бумаги, потребует Филиппа и крови Пенхэллоу? В конце концов, пока принято только предварительное решение. Если появятся новые свидетельства – например, будет доказана измена…
Он этого не сделает.
Леди Сомертон держала бумаги в руке и смотрела на мужа в немом изумлении. Тот слегка поклонился.
Луиза облегченно вздохнула. Значит, все в порядке. Они разведутся и достигнут разумной договоренности насчет Филиппа, который когда-нибудь станет новым графом Сомертоном.
Нет, все же что-то не так. Они продолжают спорить. Их громкие злые голоса слышны даже ей.
Леди Сомертон ударила мужа по щеке. Он не ожидал этого и покачнулся. Луиза подалась вперед, но усилием воли заставила себя остаться на месте. Пальцы вцепились в древесную кору так сильно, что даже отодрали изрядный кусок.
Сомертон вытер уголок рта и зловеще улыбнулся. Боже, что он задумал?
Пенхэллоу встал между графом и графиней, которая прижала руку к животу и поспешно удалилась.
Ее живот.
У Луизы перехватило дыхание.
Этот жест был ей знаком. У нее было три мачехи, и она имела возможность наблюдать их беременности.
Она взглянула на талию графини. Женщина находилась на расстоянии не меньше сотни футов, да и яркое солнце мешало видеть детали, но ее талия определенно была более округлой, чем раньше.
Ребенок? Чей?
Луиза перевела глаза на Сомертона и сразу заметила, что он тоже все понял. Теперь для него не тайна, что его супруга носит под сердцем маленький секрет. Граф окинул женщину взглядом с ног до головы и выпрямился. Кажется, будет взрыв.
А потом все пришло в движение. Олимпия тростью оттолкнул Сомертона, а Пенхэллоу обнял леди Сомертон за плечи и повлек вверх по склону холма.
– Он мой? – прогремел Сомертон. Его голос, казалось, услышали и туристы в лодке, и люди на противоположном берегу Арно. – Он мой? Говори!
Леди Сомертон развернулась и что-то резко сказала. Луиза не смогла разобрать слов. Она стукнула кулаком по стволу дерева. Теперь точно пора идти за Биддлом. Ситуация вышла из-под контроля. Вот-вот произойдет что-то ужасное. Олимпия обеими руками вцепился в Сомертона, но хотя герцог был, безусловно, очень силен, все же не был ровней графу, находящемуся в расцвете сил, да еще и обозленному сверх всякой меры.
Графиня пошла вверх по склону холма. Олимпия рухнул на траву. Сомертон вырвался.
Пенхэллоу выхватил нож.
Луиза рванулась вперед. Не было времени ждать Биддла. Надо было отобрать у Пенхэллоу нож, пока герцог Олимпия медленно поднимался с земли.
Граф остановился и приготовился к драке. Он что-то сказал, и Пенхэллоу бросил нож в траву. Слава богу! Взгляд Луизы метался между Олимпией и Пенхэллоу.
Сомертон начал действовать. Он наклонился, подобрал нож и бросился вверх по склону за своей женой. В следующее мгновение Пенхэллоу рванулся за ним. Между ними два ярда… один…
Пенхэллоу прыгнул на спину Сомертона, и они покатились по траве: золотистые волосы и темные, тонкие конечности и монументальные. Нож сверкнул на солнце и исчез в неразберихе рук и ног. Дерущиеся катились по склону холма вниз – к Луизе, лодочной террасе и реке. Она не могла сказать, кто одерживает верх, – оба дрались не на жизнь, а на смерть. Сила Сомертона против ловкости Пенхэллоу.
Луиза беспомощно застыла, зажав обеими руками рот. Ей хотелось закричать, заставить их остановиться, но она не знала, какие выбрать слова.
Таких слов, похоже, не было.
Неожиданно Пенхэллоу ловко высвободился и вскочил. В его руке был нож. Он стал медленно, шаг за шагом, пятиться к противоположной стороне террасы, уводя графа от леди Сомертон и Филиппа.
Луиза взглянула на леди Сомертон, стоящую на вершине холма. Филипп был с ней рядом.
– Уходите! – закричала она. – Уведите мальчика!
Графиня не двинулась с места.
– Уходите! – снова крикнула Луиза. Но женщина, вероятно, не могла уйти, пока ее муж и любовник выясняли отношения.
Зато Филипп опомнился быстро и побежал вниз по склону.
– Да уведите же мальчика! – завопила Луиза.
Лели Сомертон вышла из ступора, но выбрала не ту тропинку и не успела перехватить Филиппа, который в панике несся туда, где дрались его отец и дядя Роналд.
Луиза бросилась вперед, но у мальчика была фора. Он быстро приближался к дерущимся, что-то отчаянно крича. Пенхэллоу вроде бы услышал его и повернулся на голос, а Сомертон, не осознавая, что происходит, устремился к врагу, желая во что бы то ни стало воспользоваться его ошибкой…
– Нет! – закричал Филипп и со всего размаху врезался в спину отца.
Сомертон покачнулся, потерял равновесие и ухватился за каменную балюстраду, выложенную по краю террасы. Та не выдержала его веса – в реку посыпались камни. Мгновение граф, раскинув руки, балансировал на краю.
А потом полетел в воду.
Несколько секунд Луиза стояла, не в силах пошевелиться, равно как и поверить своим глазам. Пенхэллоу среагировал первым. Он подбежал к краю террасы, глянул вниз и тут же сел.
– Мои сапоги! – воскликнул он.
Луиза бросилась к кузену, ухватилась за один сапог и изо всех сил дернула. Ее руки дрожали от страха. Не медля ни секунды, она стянула второй сапог. Пенхэллоу вскочил и бросился в воду.
Луиза встала. Ноги не держали ее. Шатаясь, она подошла к краю террасы и взглянула вниз. Рядом остановилась леди Сомертон.
Тело графа – его израненное безжизненное тело – плыло вниз по течению лицом вниз. Пенхэллоу уже приближался к нему, его белая рубашка была отчетливо заметна в коричневой илистой воде. Он ухватил Сомертона за плечи и перевернул лицом вверх.
Лицо графа было в крови, которая текла из глубокой раны на лбу по закрытым глазам и прямому носу прямо в рот. Голова безжизненно моталась, периодически ударяясь о плечо Пенхэллоу.
Леди Сомертон тихо ахнула.
Луиза заставила себя двигаться. Она спустилась с террасы на тропинку у реки, куда Пенхэллоу волок тело графа.
– Он жив? – громко спросила она.
Кузен ответить не мог. Он с видимым усилием загребал одной рукой и отталкивался ногами, другой стараясь держать голову Сомертона над водой.
Луиза бросилась в воду, даже не потрудившись снять сапоги, и помогла протащить массивное тело по мелководью. Кровь продолжала струиться по лицу графа.
– Он дышит? – спросила она. – Жив?
– Сердце бьется. Помоги мне вытащить его на берег. Эта туша просто каменная.
Пенхэллоу подхватил графа за плечи, Луиза за ноги – паника прибавила ей сил, – и они вместе выволокли массивное тело на берег.
– Черт! Кажется, он не дышит! И еще эта рана на голове. Давай перевернем его!
Луиза достала платок и приложила к ране. Лицо графа было мертвенно-белым и застывшим. Губы приоткрылись, голова склонилась набок. Платок быстро промок.
– Дыши! – заорала она. – Это я, Маркем. Ты должен дышать. – Она подняла беспомощный взгляд на Пенхэллоу: – Сделай что-нибудь!
– Помоги его перевернуть. Думаю, пара хороших ударов по спине лишними не будут.
Она схватила Сомертона за плечо и крикнула в ухо:
– Дыши, идиот! Я приказываю тебе дышать!
Граф неожиданно дернулся, и Луизу отшвырнуло в воду.
– Переворачиваем его! Сейчас.
Она выбралась на берег, взялась за одно плечо, и вместе они перевернули тяжелое тело, из которого после удара по спине начали извергаться потоки воды и рвоты. Послышался негромкий стон.
Жив!
Луиза была покрыта кровью, рвотой и тиной, но ей было все равно. Главное, он жив, он дышит. Они все решат. Она переживет все, но не смогла бы пережить его смерть.
Она расстегнула воротник рубашки, ослабила узел на шейном платке, потом развязала и отбросила его в сторону. Перед ее лицом появилась рука, протягивающая чистый носовой платок. Подняв глаза, Луиза увидела дядю.
– Жив, – сообщила она, – дышит.
– Вот и ладно, – вздохнул Оливия. – Везучий, черт.
Глава 21
Сквозь узкие щели между неплотно задернутыми шторами проникал солнечный свет. От этого голова болела нещадно.
Он зажмурился. Так намного лучше.
– Может кто-нибудь задернуть чертовы шторы? – проворчал он, не обращаясь ни к кому конкретно. В комнате было прохладно и пахло розами. Он вспомнил, что на прикроватном столике стояла ваза. Вспомнил и сами цветы – желтые с розовой каймой, словно их окунули во… что-то розовое… или красное… Короче, во что-то окунули.
Его лба коснулась нежная рука.
– Они задернуты, – проговорил знакомый голос. Голос Маркема, только мягче и добрее, чем обычно.
– Они не задернуты. Там щели. А в них свет.
– Боюсь, с этим я ничего не могу поделать. Ты сильно ушиб голову, и свет еще какое-то время будет резать глаза.
Удар по голове. Теперь он вспомнил. Берег реки. Элизабет, Пенхэллоу, его сын, Олимпия.
И сразу нахлынуло ощущение потери. Он тонул в нем, не мог дышать.
Маркем.
– Где я? – прошептал он.
– Мы все еще на вилле Анджелини и останемся здесь, пока ты не сможешь путешествовать.
Конечно. Он знал это. Головная боль, тошнота, головокружение. Кто-то будил его, давал воды, и он снова засыпал. Потом его опять будили. Слишком скоро.
Сотрясение мозга. Кажется, доктор это так называет. У него непорядок с мозгами.
Он подвинул руку, лежащую на простыне, и ее сразу накрыли тонкие длинные пальцы.
– Ты давно здесь? – спросил он.
– Я никуда не уходила.
Прошло еще какое-то время, он опять открыл глаза, и на этот раз свет не вызывал такую резкую боль. Теперь мысли послушно следовали одна за другой, ну, или большинство из них. Он на вилле Анджелини. Он проиграл сражение. И у него повредились мозги. Рядом с кроватью стоят розы. И Маркем тут.
Он закрыл глаза и позвал:
– Маркем!
– Сэр?
Послышалось шуршание одежды, и его руки коснулись ее пальцы. Он сжал их, проверяя силу.
– Теперь ты должен называть меня Луизой, – сказала она.
– Ты всегда будешь для меня Маркемом.
Она не ответила. Сомертон открыл глаза. В комнате царил полумрак, но он разглядел ее силуэт. Она сидела совсем близко.
– Знаешь, Маркем…
– Луиза.
– Луиза, рассудок ко мне вернется?
– Конечно. Я в это верю. Еще неделя, и мы сможем отсюда уехать.
Неделя. Черта с два он проведет в этой постели еще неделю.
– Где мой сын? – спросил он, и при слове «сын» на него навалилась черная тяжесть, густая маслянистая субстанция горя, поражения, потери, понимания своей неправоты.
– Филипп со своей матерью и лордом Пенхэллоу находятся неподалеку. Насколько я понимаю, они ждут окончательного решения лондонского суда, чтобы пожениться.
– Она ждет ребенка.
– Да, я знаю.
– Это, разумеется, его ребенок. Это хорошо… Хотя я на мгновение подумал… – Он отвернулся. – Был небольшой шанс… Я вел себя плохо, недостойно. Когда я понял, что она беременна, и она сказала, что это ребенок Пенхэллоу, у меня в голове помутилось. Нет, я бы не ударил ее. Никогда. Я просто хотел… не знаю, чего я хотел. Возможно, убить себя.
– Вы часто вели себя плохо, милорд, но, думаю, теперь вы избавились от этой вредной привычки.
Сомертон снова закрыл глаза.
– Да. Она получит все, что захочет. Только пусть разрешит мне иногда видеть его. Моего сына. Я должен знать, что у него все в порядке.
У его губ оказался стакан. Сомертон послушно выпил воду и заснул.
В его руке маленькая ручонка.
Это было первое, что он отметил, когда открыл глаза. Он повернул голову и увидел встревоженные глазенки сына. На мгновение Сомертону показалось, что он смотрит на себя, только маленького.
– Филипп.
– Ты проснулся, папа?
– Да. Почему ты здесь?
Послышался шелест шелка и женский голос:
– Я привезла его, милорд. Он хотел вас видеть.
Сомертон закрыл глаза.
– Элизабет.
– Папа, мне очень жаль, прости меня, пожалуйста, – торопливо заговорил Филипп. – Я не хотел толкать тебя. Я только хотел, чтобы ты бросил нож и не сделал больно дяде Роналду.
– Ты все правильно сделал, малыш, – прошептал Сомертон. – Храбрый мальчик.
– У тебя сильно болит голова, папа?
Голова у Сомертона раскалывалась на множество частей.
– Вовсе нет. Я просто отдыхаю.
О господи! Сомертон явственно ощутил прикосновение к руке маленьких сухих губ. К костяшке большого пальца. Открыв глаза, он увидел макушку сына.
– Мне так жаль, папа.
– Все в порядке, малыш. – Он поднял руку и погладил сына по голове.
Тихо заговорила Элизабет:
– Филипп, дорогой, ты позволишь мне поговорить с твоим отцом наедине?
Филипп снова поцеловал костяшку большого пальца и исчез. На стул у кровати Сомертона опустилась Элизабет. В ее красивом теле теперь жил ребенок ее любовника, а лицо сияло счастьем и здоровьем.
– Прекрасно выглядишь, – сказал Сомертон.
– Ты тоже выглядишь лучше, чем когда я видела тебя в прошлый раз.
– Я поправляюсь. Полагаю, тебе нужно мое благословение? Хочешь убедиться в моем согласии?
Женщина заколебалась.
– Мне жаль, что все так вышло. Поверь, я понимаю, что была неправа, решив бежать, но ты… но мы…
– Мы никогда не подходили друг другу.
– Да. – Она опустила голову и внимательно рассматривала свои руки.
Сомертон отвернулся, взглянул на полог над кроватью и положил на грудь руку, которую поцеловал Филипп.
– Я вел себя дурно. Так сказал Маркем.
– Он прав. Но я тоже виновата. Мы оба совершили много ужасных ошибок, и я надеюсь… я надеюсь… – Ее голос сорвался.
– Я приношу свои извинения, – сухо сказал Сомертон. – Если тебе нужно мое благословение, считай, что получила его. Выходи за него замуж. Надеюсь, он сделает тебя счастливой.
– Я тоже надеюсь, что ты когда-нибудь найдешь свое счастье.
Сомертон почувствовал жжение в глазах и собрался с силами:
– Берегите моего сына. Вы оба.
– Обязательно. – Элизабет на мгновение коснулась прохладными пальцами лба Сомертона и тут же встала. – Я хочу тебе сказать вот что: Филипп никогда не слышал ни одного дурного слова о тебе ни от меня, ни от него. И не услышит. Все остальное зависит от тебя.
Сомертон взглянул на костяшку пальца, которой касались губы сына.
– Если я когда-нибудь смогу вам чем-то помочь, только скажите.
Женщина не ответила. Он слышал, как она что-то прошептала Филиппу.
– До свидания, папа, – сказал Филипп от двери.
– Будь здоров, Филипп.
Дверь закрылась. Сомертон отвернулся к стене и смотрел на темную деревянную панель, пока не уснул.
– Когда ты говорил, что мы уедем отсюда, Маркем, что конкретно ты имела в виду?
Это было на следующий день после визита Филиппа с матерью или, может быть, через день. Сомертон потерял счет рассветам и закатам в темной комнате. Сейчас он сидел на кровати не в силах ни читать, ни встать без посторонней помощи, в общем, он не мог ничем заняться и стал нервничать.
– Я – Луиза, милорд. Пора выпить немного бульону.
– Я не инвалид, – огрызнулся граф.
– Прощу меня простить, милорд, но вы хуже инвалида. Вы даже не можете ходить, ни на кого не опираясь. А уж характер… Никакой инвалид до такого не додумается. – Она вздохнула и отставила в сторону бульон. – Впрочем, ничего другого я и не ожидала.
– Ты уклоняешься от ответа, Луиза. У меня есть дела, требующие моего внимания. Дурные дела, как ты понимаешь, которые я могу поручить только самому себе.
– Милорд, у меня есть предложение. – Она сцепила пальцы на коленях и опустила голову.
Сомертон пристально уставился на девушку. В комнате было темно, хотя сегодня в нее допустили немного больше солнечного света. Граф заметил, что Луиза больше не покрывает волосы помадой, и они, хотя все еще очень короткие, падают ей на лоб. На ней была свободная белая рубашка без жилета. И она хотела, чтобы он называл ее Луизой.
Все это были подсказки.
– Какое предложение? – подозрительно спросил он.
Луиза вздохнула и расправила плечи:
– В последние дни я все время думала о сложившихся обстоятельствах.
– Не сомневаюсь, Маркем.
– Окончательное решение о расторжении брака будет принято лондонским судом через три или четыре недели.
– Да.
– Возможно, после этого будет возможно… Вы должны подумать…
– Маркем!
Она секунду помедлила и встретила его взгляд с королевским высокомерием.
– После этого вы сможете жениться на мне?
Граф Сомертон был человеком, привычным к неожиданностям. В его жизни они случались едва ли не чаще, чем запланированные мероприятия. Однажды он приехал в Копенгаген на встречу со своим человеком, которому верил больше, чем самому себе, попал в засаду и в конце концов оказался в тупиковой аллее, окруженный врагами. Тогда он был на волосок от смерти, но все же сумел спастись.
Но его доверенному человеку повезло меньше. Сомертон позаботился об этом лично.
Да, он привык к неожиданностям и гордился своей способностью воспринимать новую информацию спокойно, вносить соответствующие коррективы в планы и продолжать действовать.
Однако теперь слова Луизы медленно ворочались в его поврежденных мозгах, временами подпрыгивая и отскакивая от стенок черепа.
Когда к нему вернулся дар речи, он сумел выдавить из себя лишь одно:
– Ты спятила?
– Не понимаю, почему такая перспектива представляется тебе ужасной, – с отчетливым негодованием в голосе проговорила Луиза. – Государственные браки – это своего рода деловые соглашения. Браки по расчету.
– Какому расчету?
– Речь идет о получаемых преимуществах.
Луиза подалась к нему:
– Послушай меня. Дело не только в ликвидации анархистов, которые захватили власть в моей стране. Моим народом никогда не управляла женщина. Отцу пришлось изменить закон, чтобы это стало возможным. Не думаю, что я могу рассчитывать на сильную поддержку населения. Возможно, это одна из причин, позволивших революционерам прийти к власти. Они удачно выбрали время.
Граф молча кивнул.
– Я одна, и меня не было в стране девять долгих месяцев. Поэтому у меня мало шансов привлечь людей на свою сторону. Это я отлично понимаю. Я помню, как они смотрели на меня в Хольштайнском соборе, когда хоронили моего отца. Они не собирались принять меня как единовластную правительницу.
– Пусть только кто-нибудь посмеет сказать слово против тебя…
– Но если я вернусь с мужем, принцем-консортом, английским аристократом, человеком сильным и решительным… – Луиза глубоко вздохнула, словно решившись на что-то, и Сомертону показалось, что она слегка покраснела. – Если я вернусь, нося под сердцем молодого принца…
Граф почувствовал головокружение.
– Очень может быть, что сердца людей будут отданы мне.
– Прошу прощения, Маркем, речь шла о беременности? Я не ослышался?
Читать бесплатно другие книги:
