Вольные повести и рассказы Тупикин Юрий

– Я тоже учитель. У нас так в шутку называют преподавателей. Мне тридцать три, боюсь, как бы Сеня не испугалась.

– Да что вы, я сама перестарок. Мне уже двадцать пять. Я тоже вас напугаю. Замужем я не была, но у меня был кавалер, с которым мы не сошлись характерами…

– Всё ясно, два сапожка – пара. Не нужно будет притворяться девственниками… Будем, какие есть. Может быть, вы действительно станете моей парой, потому что я сразу что-то почувствовал. Какой-то чувственный прострел в организме. Я живу на квартире. Не захотел в общежитии. А вы с папой?

– У меня однокомнатная, наследственная. Обедать, видимо, лучше у меня…

Они засмеялись и пошли на остановку. Он вёл её под ручку, как знакомую женщину.

У неё дома царил идеальный порядок. Она кормила его на кухне, оба непринуждённо болтали, непринуждённо смеялись, словом, вели себя, как знакомые люди. Такое быстрое схождение характерно для семей военнослужащих. С гражданскими знакомства затягиваются, женщины стараются показать себя служащими Букенгемского дворца, несмотря на то, что всем известно, как сомнительно ведут себя отпрыски королевы.

Потом Сеня провела его в комнату, и Силай сразу снял с неё платье. Тут он не был оригинален. Офицеры так и поступают, руководствуясь недостатком времени. Пошла (пришла, согласилась), так и нечего разводить бодягу… Сени это понравилось. Они опять засмеялись, не сочтя эпизод проявлением бескультурья; их чувства уже доверяли друг другу. Такое редко случается, даже у офицеров. (Поскольку методика офицеров затронула их нравственность, то предмет не обидится от пояснений. Холостой офицер – вольный казак, о нём меньше всего разговору, поскольку он не отличается от других холостых сограждан. Они как хотят себе, так и ведут себя в рамках законов, не придерживаясь строгой морали. Силай был холостым офицером, но скажем и о женатых. Как правило, три четверти их нравственности обладают золотым и святым эквивалентом в отношении жены и детей. Однако, поскольку их служба сложна и не постоянна, четвёртая часть их нравственности находится в плавающем состоянии гуманизма. Они не отказывают в помощи безмужним женщинам в пределах длительных командировок, преодолевая вместе с ними тяготы и лишения жизни. Да простится им их безгрешность, ибо от них всегда и везде требуют формы на вытяжку. А как её достигать, если не регулярными тренировками?… В коротких командировках не более трёх суток такие явления редки. И здесь справедливость требует уточнения. Точно так же ведут себя сограждане невоенного профиля. Однако сказанное не представляет научных выводов, скорее всего, это неполные наблюдения из практики, поэтому им нельзя доверять…)

Они стали с большим интересом разглядывать друг друга. Сеня была просто чудо. Фигуристая, гладкая, вся из белого мрамора, в котором текла женская кровь. От этой крови мрамор порозовел в лице, потом зарево прошло по всему телу чудесного изваяния природы. Он говорил ей эти слова, они смущали её, но были ей приятны. Он стал целовать её синие глаза, а она удовлетворила желание, целуя его шею.

– Вы тоже в моём вкусе. Развитой, и я чувствую, вы очень сильный, видимо, от своего имени…

– А мы и проверим, силён ли я для такой красавицы, которая сразу согласилась быть моей парой… – Слово «жена» им не было сказано. Он примеривался произносить слово «любовница», но еще не насмелился. Как только она разобрала кровать, он целомудренно положил её на белый снег простыни и, в сущности, начал ворожить ей своими мужскими средствами и приёмами, доводя свою пару до того градуса, когда она сама стала его обвораживать своими способами. Он применял силу искусства, она подавала пример силы согласия. Согласие и искусство имели общее в силе, они умело варьировали эту силу в разнообразных формах повтора. Сеня была от Силая без ума и без чувств. Ум растворился в его поцелуях, а чувства были потеряны на его широкой груди.

– Ой, как давно я хотела такого искусника. Мой бывший кавалер был профаном. Я поэтому с ним и рассталась. Он с моей девственностью возился неделю… – откровенничала юная женщина в минуту паузы отдыха. Её раскрепощённость нравилась. По интуиции он верил, что она говорит правду, тело её не знало настоящего обладателя. Ему так казалось, если он понимал в женщинах. «У меня были женщины», – похвалился или проболтался он, а на самом деле на женщин нужно время, а время у офицеров всегда в дефиците. Но ему было странно слушать разговоры о девственности от женщины, хотя он и слушал её… с интересом. И всё же он не полностью понимал того «профана», который, может быть, с истинным целомудрием отнёсся к своим обязанностям, но вот, попал под осуждение в интимной сфере. В этой сфере чего только не осуждали. Но не всегда в полной мере, а чаще краями. Хотя бы по этому случаю. Существует немало любителей, которые после женитьбы не стремятся к немедленному проявлению своих прав, а им доставляет огромное удовольствие некоторое время общаться с нетронутой невестой-женой, прекрасно осознавая, что она в его власти, и что в любой момент он может осуществить то самое право. По всей вероятности, это похоже на то, как кот играет с мышью, прежде чем съесть её. Такой ясене весьма непонятна тактика мужа, она теряется в догадках, но утомительно терпит ситуацию, надеясь на то, что она всё-таки не затянется… Так и бывает, и всё обходится без осуда. С другой стороны, по-видимому, есть исключения иного рода. Если девушке приспела пора расстаться с сокровищем, никакие слова о совести и сознании не совпадут с обстоятельствами той поры, она это непременно осуществит. И тогда, видите ли, возникает еще неудовольствие как у Сенечки: «возился неделю», в то время как надо немедленно… Но это редкие случаи. И редки психологи такой же квалификации. Возможно, в данном случае встретились два однородных психолога…

Немедленно у них и получилось.

Силай и Сеня так разомлели, что даже не хотели идти в театр. Но потом, уговаривая друг друга, начали собираться. Он помогал одеваться Сене, напевая любимую песню про «Гуцулку Ксеню», которой жених играл на трембите.

Всё же лучше бы они не ходили. Постановка была им неинтересна. Они больше переглядывались, да он под платком держал в руке её колено… У них началась своя пьеса жизни, ярче которой театр не покажет на сцене, потому что накручивает одни злодейские интриги. И кино тоже злоупотребляет низменными страстями, как будто каждый раз зло только и делает, что поджидает зарождения любви, чтобы очернить её. Зло ошивается там, где плетутся корыстные интересы. Точнее сказать, злокорыстные интересы, поскольку интересы всегда корыстны. А в отношениях Силая и Сени корысти не было, у них были любо, добролюбие, стремящиеся к любви… Силай зла не любил, добро уважал, поэтому у него вряд ли были возможны остросюжетные повороты сценария от интриги к любви и от любви к ненависти. У него и сценария не было.

Ночевали они у него. Его хозяйка была удивлена появлением женщины. Сеня заметила это и высказалась. Он разъяснил ситуацию.

– Она меня порицала взглядом. Буду честен. На меня навалилось счастье. Сколько лет ни одной, не считая иногдашнего случая, а тут за короткий период сразу две… В этой комнате уже спала не менее великолепная юная женщина. Поэтому, как я понял, хозяйка решила, что я начал таскать сюда всех подряд… К той женщине я питаю такие же чувства, как и к тебе. Даже не знаю, станет ли кто-нибудь моей подругой. Скорее, нет, я отягощен предрассудком, согласно которому моей женой может стать только девственница… Начинай воспитательную работу!

– Ревновать я не имею права. Скажу, что я рада за тебя. Ты не лгун, я тебе верю. Я представила, что у меня тоже сразу два таких, как ты, и не поверила твоему чуду. Разве может быть кто-нибудь лучше меня? Равноценной себе в этом городе я знаю только одну девушку, свою подругу. Мы никому недоступны. А ты отыскал кого-то еще. Если окажется суррогат, я сама предоставлю тебе свободу… А в отношении девственности… Это языческий предрассудок. Не хочешь жениться по ЗАГСу, женись по гражданке. Я с удовольствием буду твоей гражданской женой, ты меня обворожил…

– Лучше тебя женщины нет. Скорее всего, та юная, как и ты, красавица, действительно твоя подруга. Потому что она намекала, что если я увижу её подругу, то отдам предпочтение ей. Но честное слово, я не отдам предпочтения ни одной из вас, я люблю вас обеих. Я тебя с ней познакомлю, и тогда всё прояснится. Но не сразу. Дай мне насладиться вами обеими, прежде чем вы уйдёте от меня как от ловеласа. А я останусь искать язычницу…

– Забудем о той. И о язычнице – тоже. Эта ночь будет наша. Я буду тебя любить лучше всякой язычницы, может быть, я сама язычница. По фамилии уж я точно Сенина, то есть от сена, еды всех язычников… – Её язык уже заплетался, потому что Силай не тот «профан», у которого женщина философствует. Её руки уже метались на его шее, и они забылись в любви. Сеня была в эротической сказке. Силай ей поверил, влюбил в себя, она с восторгом выполняла малейшие нюансы его пожеланий и сама проявляла желания и нюансы. А Силай чувственно и без устали любомиловал и любоимывал девушку, с первого вида и слова пожелавшую стать его любовницей. То бишь, гражданской женой…

Такие девушки встречаются одна на город. Но таких оказалось в городе две… И обе стали его.

С Сеней они стали встречаться через сутки. Сеня знала, с кем он проводит другие ночи, и ждала своей очереди…

Другой возлюбленной была Соня. Сонечка. Софья Софроновна Бедовая. Таково первичное родословие. Тут мозговали тоже. Софья – мудрая, по греческому происхождению имени. Софрон – благоразумный – оттуда же. А фамилию, как ни крути, она русская. По случаю своей влюблённости в Силая Соня проявила легкомысленную натуру, хотя была серьёзной девушкой. Она закончила мединститут, работала участковым врачом и отрабатывала какую-то ординатуру. Она была старше Сени на два года, но видом цвела и пахла розой. Замуж не выходила. По её признанию Силаю, у неё были двое бойфрендов, домогавшихся её тела на вечные времена. Но она на разных курсах института отдавала им своё сердце лишь во временное владение. В конце концов, парни нашли постоянное имение, оставив Соню свободной. Те орлы не догадывались, каким настоящим имением владела Соня. Горячо любящий её папочка, начинающий бизнес-Мэн-кооператор, не забыв себя, построил ей настоящий дворец, в котором императрица Соня жила, а императора в нём еще не было… То был период, когда Советский Союз сделал глубокий вздох кооперативным воздухом, а выдох у него получился не медленный, нормальный, а сразу рывком. В горле засаднило. Но он еще дышал, требуя сам у себя демократии и реформ. Как было дело? Силай с Соней познакомились во время вызова врача на дом его хозяйкой. Выписав рецепты, врач собиралась уходить. На её беду (ведь Бедовая же) из комнатушки вышел молодой человек с высокой и мощной шеей. Он сказал, что у него тоже приступ. Она поняла притворщика, приступа и у хозяйки не было, а он придумал, но прошла в его комнату. Влечение исходило от его шеи. «Что у вас»? «Температурю…» «Разденьтесь, я вас послушаю»… Она увидела то, что, верно, хотела увидеть, – красивую развитую грудь, усечённым конусом сходящую к животу, сложенному из красивых кубиков мышц. Во время слушания он, мягко говоря, неделикатно отвёл её стетоскоп, ловко обнял за плечи и поцеловал её зелёные, как у него, глаза, а потом губы. И сказал растерявшейся участковой: «Вы моя женщина». С этого началось. Он снимал её халат, она слегка сопротивлялась («Перестаньте»), но уступала («Перестаньте же» – без восклицательных знаков), уступала («Ох-х!» – с восклицательным выражением) и уступила, обвив его шею руками. Такого с ней тоже никогда не было. Но она так хотела, чтобы этот красавец обнимал её и любомиловал. Соня влюбилась в Силая одновременно с ним, влюбившимся в неё, что называется, с первого взгляда. Но чтобы с первого поцелуя, а затем с первого касания в постель – это нонсенс тех самых случаев, которые мы рассмотрели ранее. Когда она рассказывала о себе, он тоже услышал нечто: «Я переспела. Мне самой было впору вешаться на мужчин. Я так мечтала, чтобы меня изнасиловал такой, как вы. Я рада, что меня изнасиловал мужчина моего вкуса». Они смеялись, но он, понимая юмор, всё-таки возражал: «Разве я могу изнасиловать? Я, как Силай Милович, выполняю начертания Бога любомиловать, любоимывать, милосиловать, но не то, о чём ты пошутила». (Эти слова его, которые потом говорили и его любовницы, свидетельствовали о том, что он знал Языцы, нравственный закон язычников, в котором и о девственности говорилось в качестве императива. Но термины «любомиловать», «любоимывать» – это оттуда.) «Почему же ты не выходила замуж?» – спрашивал он Соню. «Потому что ни у кого не было такой красивой и сильной шеи. Не от шеи ли у тебя имя Силай?» «Кто знает, может, от шеи, в роду были кулачники, борцы, силачи. Согласно родовому мифу, нашим предком был сподвижник Стеньки Разина. Его казнили вместе со Стенькой. Ну, вот, палач, как гласит история, якобы возрадовался, увидев шею нашего предка Русова. Уж больно красива она была для его секиры. Взмахнулся он, тяпнул, а шею не прорубил и, к стыду на честном народе, рубил второй раз. Опять неудача. И только с третьего раза голова должна была отлететь. Но палачу не дали царские стражники. Русова – к лекарю, а доклад – к царю. Царь распорядился вылечить бедолагу для размножения русских богатырей». Ну, как тут было русской женщине не запасть на столь родовитую русскую шею?

Так начался бурный роман с красавицей Соней, участковым врачом их района.

Что за явление несла в себе Соня? Было ли сходство её с Сеней? В чем их различие? Соня была похожа на перегретую летнюю прибрежную волну, вызванную прошедшим катером. Она состояла из этой волны, упруго толкающей его грудь и её возносящую, тотчас ускользающую, чтобы толкнуть живот и вознести его на себя, а затем, в том же порядке, ноги и вновь – грудь. Такой волной была прекрасная Соня. Из похожей волны состояла и не менее прекрасная Сеня. А Силай скорее всего был тем катером, способным вызывать волнение волн. Различий у Сенечки он не искал. Но как же не искал, когда та волна была беломраморной и в ней текла женская кровь. Силай тогда присмотрелся и, засмеявшись, понял различие. Цвет волны Сони соответствовал её телу, а тело было цвета спелого персика, неясного, чуть пушистого и золотистого. Не будучи в руках, оно просилось в руки. А, будучи в руках, оно просилось быть скушанным… Такова участь спелого персика и молодого женского тела.

Соня Силаю об имении-дворце не говорила, проверяя его чувства. Уж она не была наивной в действительности. Что ожидать от бесквартирного офицера, узнай он о её коттедже? Не исключёно, начал бы клясться в любви, в верности, форсируя события. Они встречались с ним пару раз в его комнатушке и затем на её арендованной территории. Силай был от неё без ума, а она была без ума от Силая. Она говорила ему, что хочет иметь его своим мужем, а он говорил ей, что с радостью женился бы на красавице Соне, будь Соня девственницей. И развивал мысль о языческом предрассудке. А потом о другом обстоятельстве, которое им мешает стать единоличными любовниками. Он, не называя имени девушки, рассказал Софье о Ксении. «Я вас познакомлю, и вы сами решите, чьим любовником я останусь. Я люблю вас обеих и сочту за счастье встречаться с обеими…» Они говорили о любви, и Силай высказывал ей свои взгляды на этот предмет, вычитанные им из языческой литературы. Он говорил: «Нет такой силы, которая была бы способна сломить тяготение мужчины к женщине и власть женщины над мужчиной. Ибо это такой же силы закон природы, как и закон всемирного тяготения. Даже тогда, когда мужчина, согласно новым веяниям тлетворного Запада, принципиально рвёт с нею всякие связи, её образ властительно действует на него через множество факторов, включая резиновую куклу, покупаемую им взамен живой женщины. То же самое можно сказать о власти тяготения женщины к мужчине, потому что она подчиняется тому же закону. Этот закон – Любовь. Всё остальное временно или ложно». Девушка соглашалась с ним, ибо была во власти закона любви.

Так они и встречались, через день, или через сутки, не поймёшь. Соня знала, что в следующую ночь, по их же плану, он встречается с той красавицей-незнакомкой. Но Соня ему тоже высказывала, что кроме её подруги в городе не существует других красавиц, способных укачать голову Силаю. Неизбежно, что сами подруги делились друг с дружкой деталями своей любви, хотя сначала у каждой из них была попытка пригреть Силая возле себя как можно дольше. Вполне вероятно, что они догадывались, что между ними троими стоят они двое. Очень скоро девушки саморазоблачились. Встретившись одновременно у Сени, в её квартирке, они хохотали, как в цирке, вместо того, чтобы выяснять отношения руганью и упрёками. Тут столько было восторга, особенно, когда он узнал, что именно они и есть те подруги детства и те красавицы, краше которых в городе нет. А они хвалились себе, что это именно он – Бог любви, а вне любви – замечательный друг и товарищ, их общий любовник. Какое счастье!.. Такой молодой, в возрасте Иисуса Христа перед казнью, а уже майор. Что он не лгун, что он точно описал свои чувства к обеим, что они понимают его затруднения в своём выборе одной невесты из них обеих. А о язычнице-девственнице надо забыть…

Они верили Силаю в его безвыходности, потому что знали себе цену, и знали, что не влюбиться в них персонально невозможно. Много жертв уже было от отказов красавиц. А незримую язычницу они как-нибудь преодолеют. Они утешались тем, что нашли своего кумира. «Не будем торопить события, – решила мудрая Софья, – будем встречаться по-прежнему, пока нам не придёт в голову лучшее решение, никому не обидное». С ясным осознанием обстоятельств они стали продолжать индивидуальные встречи через равное время, через день. Естественно, в дни, свободные от выездов и нарядов майора Русова. Они себе говорили, что до такого счастливого разврата они не поднимались и не опускались в своих мыслях. И что им не стыдно, потому что нет стыда спать с самим Богом, а Бог один и един – Сущий… И вообще, есть племена, в которых братья берут в жёны одну женщину, а есть племена, в которых две-три женщины имеют общего мужа… Таким образом, у Силая началась эротическая полоса, в которой ему не было удержу. Каждой девушке он отдавал всего себя, и каждая из них тоже себя не жалела. Разве катер жалеет волны? Разве волны думают о себе? Катер думал о волнах, а волны о катере тоже думали. Но их было двое, а он был один. И на целое время Силай забыл про своего тайного кумира и о своих скрытых тренировках.

Он бы оправдывал своё русское имя Силай долгое время. Но здесь следует раскрыть одну тайну, благодаря которой молодой и боевой офицер оказался в училище, где мёдом не кормят, но служба все же спокойнее, чем в войсках. Однако сразу дадим понять, что преподаватель – профессия трудная. Преподаватель – это не столько тот человек, который проводит занятия, сколько тот, который постоянно горбатится за рабочим столом, добывая из источников знания и укладывая их в необходимо понятные слова. Преподаватель даже сидя перед телевизором, даже читающий газету, находится на работе, ибо и тут его мысль занята своей профессиональной обязанностью – она работает. Впрочем, это относится не только к военным, но и ко всем гражданским преподавателям всего мира. Только никогда не следует ставить знак равенства перед собой и офицером, обременённым табельным оружием. Где оружие, там уже другие люди, там уже не может быть пресловутого равенства. Рядом с кафедрой в военном учебном заведении другие обязанности. И сегодня преподаватель здесь, а завтра там, где стреляют. Не будем спорить о том, что некоторые из тех или из тех никогда не покидали одной кафедры, одного города или одного плаца. Будем помнить о том, что основная масса строевых офицеров находится в удалённых гарнизонах, на них, как и на тех, кто их обучил, держатся государства. На них, а не на других. Вплоть до тех дней, когда их сдают продажно сволочные правительства, которым они присягали… Пока стоят правительства, стоят и офицеры, обученные военными преподавателями.

Майор Русов Силай Милович служил в ВДВ, стал комбатом, у него открывалась блестящая перспектива по службе, поскольку он успел «пересечь проходной двор академии Фрунзе», то есть закончил данную академию. И вот однажды ему не повезло. Кто-то подсунул комбату гробовой парашют. Свои парашюты обязаны укладывать сами владельцы. Но именно это требование в ВДВ никогда не исполнялось офицерами на сто или даже на пятьдесят процентов. Им укладывали подчинённые солдаты. А у кого не было солдат, тем укладывали в каком-нибудь подразделении. Часто офицеры прыгали с первым попавшимся под руку парашютом.

На ночных прыжках парашют комбата не раскрылся полностью, он использовал запасной. Оба сплелись, и он комком свалился с неба на дерево, а с дерева скатился на землю. У неба была хата с краю, дерево выручило командира, а земля не удружила. Офицер повредил позвоночник. Кстати, дерево, на которое свалился Русов, было единственной берёзой на огромной площадке приземления, оставленной, возможно, для ориентира. От краёв площадки берёзы не было видно, зато с неба её хорошо видели все, так как она была в центре. Она была с одного боку обрублена или сожжена молнией. У неё вид был как у однорукого человека. Солдаты прозвали берёзу Однорукой Спасительницей, за то, что она во второй раз спасла десантника. Первым попал на берёзу вечный растяпа-солдат, всегда угождавший либо в болото, либо в лужу, либо на крышу, и последний раз – на эту берёзу. Вторым, стало быть, кто попал на берёзу, как ни прискорбно, был комбат Русов, хотя он не был ни растяпой, ни разгильдяем. Это судьба, хоть кто-то еще говорит, что судьбы нет. Но что самое интересное. На других площадках десантирования оставляют другие деревья, которые растут по характеру местности – сосну, тополь… О тополе историй слышать не довелось, а на сосну попадали многие другие «счастливцы удачи».

Служба в ВДВ майору Русову отныне была противопоказана. Он стал «негодником». Негодники становятся неугодниками и от них стараются освободиться. Полгода, проведённые в госпитале, интенсивные физические тренировки на госпитальной койке помогли, он встал на ноги. У него была возможность комиссоваться, но зачем же тогда годы учёбы в училище, в академии, командование взводом, ротой и батальоном? Он написал рапорт, чтобы его сохранили в армии. Заметим, к слову, что в последние годы советской власти цвёл пышным цветом протекционизм с лохматой рукой. Редкие офицеры проскакивали на «двор» академий. Уже «своих» лейтенантов начинали «вести» их протеже. Выходцы из рабочих и крестьян пахали в учебном поле, а сыночки военной элиты готовили себе замену. Чтобы махровый цвет был завуалирован, была сформулирована стратегическая «забота партии» об омоложении армии и флота. Кем омолаживали, понятно. Силай был крестьянским сыном, чтобы проскочить в академию, требовалось пару лет добиваться отличных подразделений. Он это сделал. Кроме того, он вызубрил весьма толстый «Боевой устав пехоты. Рота. Батальон. Полк». БУП. И проскочил. Теперь же он плыл под парусом «поплавка», академического значка. Ему предложили училище, равнозначную должность, и он с радостью согласился.

В училище он преподавал и усиленно занимался физической культурой, имея перед собой образ штангиста Юрия Власова, не сдавшегося болезням. Во Власова были вбиты разного рода штыри, а в Силая не вбили ни одного титанового гвоздя, то есть у него были значительные преимущества. Плюс родовое здоровье. Короче, он добился того, что хорошо себя чувствовал. Бегал кроссы, ходил на лыжах и даже плавал; нырять (с вышки) ему никто не запрещал, он сам себя контролировал, не увлекаясь рекордами ни на воде, ни на суше. С женщинами у него тоже оказался порядок, хотя он и ими не увлекался. На его счастье, в училище оказался ещё один бывший «негодник» из ВДВ. Тот, правда, не имел причиной травму, связанную с прыжками, он получил сотрясение мозга в автомобильной аварии, после чего, то есть после сотрясении, прыжки запрещаются. Возможно, это перестраховка. Как доходит до головы, а в неё посмотреть никто не умеет, несмотря даже на самые премудрые приборы, так начинаются сочинения и перестраховки. Этот друг после сотрясения, пока ждал приказа, успел прыгнуть с самолётов десяток раз и ничего не случилось. Однако нельзя забывать о том, что неофициально можно прыгать хоть на сотрясённую голову, и даже ходить на голове, а вот официально при сотрясении мозга не разрешается прыгать даже на здоровые ноги… Короче, друг встретил Русова как родного брата, и они не разлучались, хотя работали на разных кафедрах. Такова была сила войскового братства в Воздушно-десантных войсках. Бывало, и до сих пор бывает, встретятся незнакомые офицеры где-нибудь в случайном городе или селении, они удивляют окружающих тем, что непременно подойдут друг к другу и поздороваются за руку. Спросят о том, о сём и через минуту расходятся с чувством исполненного братского этикета. А тут два боевых офицера из войск встретились по несчастью в училище. Сам Бог велел дружить, помогая друг другу. На собраниях, совещаниях, активах и сборах они всегда сидели рядом, ходили рядом, обедали рядом, делились секретами и проблемами тоже рядом. А это большое дело. Когда есть друг и это все видят, человека труднее обидеть. Друг Русова был женат, имел детей, казалось, только этим, они и отличались. И тут, стало быть, явились Соня и Сеня, или Сеня и Соня. На дружбу, боже упаси, они не повлияли. Но две женщины, которые неустанными волнами вымывали его позвоночник до предельного истощения, сделали своё дело. Тут для Силая таилась всё та же гробовая змея, которая куснула его в войсках. Спина. Без спины нет человека. Калека есть, а нормального человека нет. Руки в силе, а спина никуда. «Надо же, как не везёт, – кручинился Русов, – не на прыжках, так на бабах»! Но тут он лицемерил. Не на бабах, а с прекрасными девушками, с которыми готов получить любую травму любой офицер, любой мужчина. Так что спина спиной, а змея змеёй. Юрия Власова и тренировки поясного ствола забывать тоже нельзя было ни на минуту. Тем более, что рановато Силай позволил себе любвеобильный образ жизни.

Как оказалось, на практике (а может быть, так и в теории, но не все теорию знают), спинной мозг и его структуры не выносят безумной эротической нагрузки даже у здоровой спины, а у травмированной, хоть и лечёной, в особенности. Неизбежно наступают сбои. Лёгкой формой сбоя служит непростудный радикулит. Тяжёлой формой может быть истощение собственно мозга, что и произошло у Силая Миловича.

Несколько сходная ситуация случилась с его прекрасной Софией. В своё время отец ей купил «Жигули» (то была первая её машина, а в настоящее время у неё стоял целый автопарк, но Силай не знал о том, как не знал он и об её коттедже), она носилась на них, как угорелая. Её змея подстерегала её в лесу. «Жигули» опрокинулись, её зажало креслом, и чем там было еще, помощи ожидать не приходилось, спускался вечер. Но когда не суждено умереть, тогда единственное дерево с одним боком в пустыне подставит тебе свои ветки одной руки, как это случилось с Силаем. Именно в это время в лесу заблудилась Ксения Сенина, школьная подруга Софьи Бедовой. И она вышла на опрокинутые «Жигули». Узнав узницу, она предприняла героические усилия по спасению подруги. Поскольку машина стояла не на крыше, а на боку, ей удалось с помощью толстой палки свалить её на колёса. Двери оказались на замках. Она повыбивала стёкла, сама залезла в салон, и в нем миллиметр за миллиметром освобождала подругу. И вытащила её, оказав ей посильную помощь. У той был повреждён… позвоночник. Но она была в сознании. Сеня укрепила спину подруги подручными средствами. Далее, под руководством Сони она завела машину, вывела её на дорогу. Затащила Соню снова в салон, и при самых слабых навыках владения рулём, довезла её до дому. Скорость была черепашьей, но всё равно она спасла Соню. Вот так бывает, когда судьба хочет удостовериться в верности чьей-то дружбы. Так что не змея, а опять судьба.

Узнав о беде своего любимого Силая от его друга, девушки нашли Русова в госпитале. И с этих пор поочередно, а в праздники вместе стали его сиделками, санитарками, массажистками и любовницами. Но следовало бы сказать, что к своим годам девушки оказались не только образованными, но и практичными. Бедовость и легкомыслие ныне преобладали в постели, и это неоценимое качество, а в обычном обличье, даже наедине с собой в любом виде, они крепко думали о благоустройстве своей судьбы с помощью нетленно-неувядаемого способа разрешения этой проблемы замужеством. Судьба подкинула того, кого они ждали, но судьба словно смеялась над ними, они обе влюбились в одного, они не хотели его уступать. Запутавшись в индивидуальных размышлениях, они стали советоваться вдвоём. Подруги же! При одном кавалере. Постепенно их практический ум прояснился и они вчерне решили уговорить Силая Миловича стать их совместным мужем…

Но тут это обстоятельство с позвоночником. Соне была более понятна ситуация Силая, у самой корсет ещё не забылся. Она знала, как лечить позвоночник, сама лечилась, и сама была терапевтом. Но она строила план стать женой Силая… И Сеня строила тоже. И они начали издалека. Во-первых, благодаря папе богатая Соня купила Силаю отдельную палату. Даже в госпитале это не трудно сделать. Соня всего-то пообещала начальнику отделения: «После выписки майора телевизор и электробытовая техника в отдельной палате останутся в распоряжении больных»… Какой же начальник отделения откажется от такого презента? Она и натащила в палату обещанную технику. Они подкупили сестёр лаской, шоколадом и простотой, чтобы те не лезли без нужды в их палату. Сначала сёстры спрашивали: «Кто вы такие?» Они говорили, что жёны больного, одна законная, другая гражданская. Те смеялись и продолжали допрос. «А почему в истории болезни в графе семейное положение у больного прочерк?» «А как бы вы на его месте записали в графу двух жён?» Сёстры в своих догадках отдавали предпочтение в законности Соне, а Сеню считали «гражданской». А девушки на самом деле обкатывали свою идею. Они так и видели: одна будет законной, другая – гражданской. Короче, к медперсоналу они втёрлись в доверие без мыла и заведовали Силаем, как хотели. Разумеется, у них и в мыслях худого не было. Просто теперь никто не мешал им вершить любовные мероприятия. Они расшнуровывали корсет Силая и делали ему щадящий массаж. Они кормили его продуктами, насыщенными белками. Они поили его минеральными водами и соками. Они покупали ему дорогие лекарства. Они разминали его руки и ноги. Они его веселили. Они его умывали, брили, причёсывали и умело обращались с его «уткой». А как пошло на поправку, водили его в туалет. Заметим, что через пару недель Силай Милович свободно разгуливал по палате и по коридору хирургического отделения. А через три недели они поочерёдно испробовали свои женские ласки, не снимая с него корсета… Дело налаживалось. Оставалось решить ряд проблем между собой и с родителями. В частности, в какой очерёдности они будут спать, и какой мероотдачи ожидать теперь от своего Силая. В целом они приняли гуманные решения. То есть спать с мужем по-прежнему через сутки (а не через день, поскольку никто не знает бурных межвременных проявлений супруга), максимально заботясь о его питании, и ограничиться минимальными запросами к мужу, имея в виду его спину… Что касается родителей, то там были нюансы, в данное время не представляющие опасности. Дело в том, что папа Сени, запасной полковник, а если точно, полковник запаса, овдовел и, прости Боже, достаточно осмелел, женившись на тридцатилетней вдове, у которой дочь бегала в школу… А преуспевающий бизнесмен-кооператор, и того краше, тоже вдовец, женился на школьнице, правда, хоть без детей… Не поэтому ли он поспешил воздвигнуть дочери отдельный дворец, предусмотрительно отделяясь и от своего зятя?… Но эти проблемы были чужие, далёкие и, кажется, касались их опосредственно, значит, не страшно… Им не терпелось приступить к реализации замысла. Поочерёдно бывая с больным, леча его спинной мозг, они «капали» на его головной мозг.

– Силай, милый, как ты видишь дальнейшую жизнь? – спрашивала Соня.

– Да так, простейшим образом. Когда-нибудь женюсь на девственнице, а пока её нет, очевидно, хотелось бы встречаться с вами. Пока вы не взбеленитесь и не отошьёте меня от себя. Я не строю прожектов, а хочу насытиться самой обычной жизнью. Не хочу никуда мотаться, искать приключений. Я уже сыт ими. Всё можно увидеть и достать на месте, а чего нет, можно подождать – не горит. Вот и вся программа: жить по полной программе любви и сносного достатка. И само собой, надо дослужить до пенсии, работа у меня интересная. – Такова была незамысловатая программа жизни Силая. Лишь один в ней пункт вызывал некоторое недоумение в адрес современного офицера. Пункт о девственности. Дело в том, что с момента падения советской власти нравственность тоже пала. Первым бастионом нравственности как раз и служит невинность девушек. Кто не дошёл до этого самостоятельной мыслью, у того, как правило, в голове каша, а в поступках «свободный образ жизни», всегда завершающийся плачевно. Лишившись её в дошкольном, школьном или досвадебном возрасте, многие женщины, так или иначе, выйдя замуж, или наоборот, пребывая в безбрачном существовании по этой самой причине, мягко сказать, не любят, а если круче сказать, то питают ненависть к любым упоминаниям о девственности. Но тут ничего не поделаешь. Если у них самих неудача, то следует думать о своих дочерях, ведь они им прочат замужество за сына непременного олигарха, или банкира, или, на худой конец, за состоятельного господина с домом или с квартирой, а олигархи, банкиры, состоятельные господа, нахапав денег или вещей, правильно думают о создании своего рода. А свой род создать – это единственно через пресловутую девственность, то есть через возвращение к нравственности… И получается, что, столкнувшись с офицером-язычником Силаем, для которого девственность – идеал древней нормы жизни, его любовницы вынуждены с неудовольствием смаковать тему девственности, влача за собой всех женщин России, то есть, кому эта тема в душу, а кому она мать её в душу.

– Как здорово, и у нас точно такие же планы… – в свою очередь, говорила Силаю Сеня. – Ну, а как ты решил насчет нас? Кто милее тебе, кто роднее, кто ближе? – с замиранием сердца говорила Сенечка.

– Ээ, не хитри, моя милая Сенечка! И моя милая Сонечка пусть не хитрит! Сами разбирайтесь, сами определяйтесь. А я бы с вами любился до свадьбы…

– А как же нам рожать? Мы же не куклы? От таких-то страстей!.. – припирала Сенечка.

Силай задумался. И додумался.

– А что, уже залетели? – Он словно бы спохватился. Тут подошла Соня, и рамки собеседников расширились.

– Мы и не думали залетать, мы открыто не предохраняемся, ты не слепой…

– Кого вы мне нарожаете… Это нечестно.

– Мы ни от кого не рожали, но от тебя велел Бог. Не сговариваясь, мы одновременно забеременели от тебя… Погладь наши животики, в них уже пара твоих чистокровных…

– О, ужас! Где животы? Живо наголо!.. – он не столько шутил, сколько серьёзно слушал животики прекрасных подруг, щупал их. Красивые животы, дворики его счастья. Он облизал их и поцеловал их пупочки. И одёрнул подолы. – И по сколько им?

– По два месяца. Это сознательно.

– Ну и змеи! От вас убегать надо!

– Зачем убегать от счастья. Всё по нашему общему кредо. Мы тоже перебесились, хотим дом, семью, детей, любовь. Как смотришь? – спрашивала Сеня Сенечка.

– И, допустим, ты женишься на мне. А что будет с Сеней? – спрашивала мудрая Софья.

– Девочки, ни на ком официально я жениться не буду.

– А как быть с детьми?

– После генетической экспертизы посмотрим…

– Какой ты, однако, противный. Спишь с нами без экспертизы, а на ребёнка давай тебе справку.

– Во мне сидит древний ужас, что дети будут не от меня, вы это способны понять?

– Успокойся, милый! На твои отцовские права мы не покушаемся. Экспертиза, так экспертиза. А потом?

– А потом мы запишем их на меня и на родную мать, проблемы не существует.

– Так это же и есть гражданский брак.

– Но не на двоих же!

– Ты запутался. А на скольких же?…

– И мы тебя не насилуем. Не хочешь, как хочешь… Но ты бы и нас понял. Любовницами мы тебе вдвоём годимся, а гражданскими жёнами – никаким образом.

– Тогда что вы хотите?

– Мы хотим жить вместе. Рожать вместе. Воспитывать вместе.

– Нет такого закона…

– У любви свой закон. Ты его нам преподавал… Мусульмане не боятся иметь четырёх жён, а у нас мистически боятся второй жены. При этом бросают жён и женятся поочередно на второй, на третьей, на четвёртой, то есть так же, как те мусульмане, только хуже, поскольку бросают и детей…

– Там каждой ясене муж должен построить дом. А у меня нет даже квартиры.

– Выходит, препятствие в доме для жён?

– Не только, – говорил Силай, прижимая к каждому боку по кандидатке в его супруги. – Ревность из вас тогда и полезет.

– Сейчас не лезет, а тогда полезет?

– Сейчас вы не жёны – любовницы.

– А если мы заключим официальное соглашение, заверенное нотариусом, которое будет исключать поползновения к ревности?

Девушки решили временно отступить, до его выписки. Через месяц со дня начала лечения Силая выписали и они его на Сониной «Тойоте» привезли в дом-дворец-коттедж Сони-Софьи. Силаю показали его кабинет с компьютером и видом на речку, две спальни, две детских комнаты, столовую, а потом сказали, чтобы он обошёл дом самостоятельно, пока они будут готовить обед. Силай пошёл. О Боже, чего только он не увидел! Отдельный гараж на четыре машины с тремя воротами. Он сразу приметил «копейку», «Жигули» первой модели, отодвинутые к стене. Очевидно это та машина, на которой Софья попадала в беду. Он решил, что неплохо бы ездить на «Жигулях», а не на «Волге» и не на «Тойоте», и не на «УАЗике», что в гараже ждали часа. Чем скромнее, тем лучше. Далеко не все офицеры ездили на «Жигулях», и предел их мечтаний именно «Жигули». Он решил попросить у своих подруг сделать ему доверенность. Он осматривался дальше. Спортзал. Бассейн. Библиотека. Банкетный зал. Камин. В запасе несколько комнат. Балкон. Вид на ту же местную речку, конечно, загаженную, но всё же – вид! Майор задумался. Здесь можно жить и плодить детей.

За обедом его поздравляли с выпиской. Много ели. Пили вино. Пели песни. А потом опять к старой теме.

– Ну, Силай, можешь ты с нами жить, как с гражданскими жёнами, как отец наших детей?

– Насчет детей мы же договорились. И без этого дома я не откажусь от своих детей. Но от своего права жениться на девственнице я тоже не откажусь, хоть казните. Таков закон предков.

– Ах, Силай! Далась тебе девственность. Ты узнал нашу искренность, наши чувства, мы будем тебе более верными жёнами, нежели твоя гипотетическая девственница. Мы-то поняли кое-что, поэтому за тебя и боремся. А та, дурочка, даже не оценит, чем она обладает. Мы оценили твою силу, ты замечательно любомилуешь, любоимаешь и любосилуешь, давая нам пить мёду, это твои слова, а мы без усилий даём тебе себя к любу и к любу, и любо поим тебя медовухой, это тоже твои слова. Чем плохо? Идеал, да и только. – Так горячо говорила мудрая Софья.

– Это сейчас. А станете жёнами, может всё измениться. Начнёте мне изменять. Тем более, видите, мой ресурс ограничен… – ворчал жених, которого сватали две молодые красавицы.

– Да когда нам будет. Работа, а дома дети. Мы родим тебе по два, по три ребёнка, это же восторг – шестеро детей от двух жён, – ликовала Соня.

– А ресурса нам хватит. Мы посоветовались. Будем себя и тебя держать в строгой норме. А эта строгая норма будет превосходить потенции молодых, уж мы-то узнали… Уж мы-то тебя узнали… – не уступала в оптимизме подруга Сеня.

– Вот с девственницей проблема… – канючил майор. Как будто сам был мальчиком-девственником, которого торговали по этому признаку. – Еще неизвестно, кого вы мне нарожаете. Консенсус лежит через девственность! – отрубил бывший комбат.

– Ха-ха! Язычника, как ни корми, он всё равно в лес смотрит…

В конце концов женщины уступили Силаю право жениться на девственной девушке, а они так и останутся, посмертно гражданскими жёнами. Таким образом, с учетом «гипотетической», до мусульманина Силай Милович Русов не дотягивал всего на одну жену…

Судьба его стала баловать. Они, не скрываясь, стали появляться втроём в обществе. Однажды, набравшись храбрости, Силай заказал три места на новогоднем вечере в Доме офицеров. Они сидели на зависть офицерскому обществу. А как запели, так к ним сам начальник училища, генерал, пришел со своим стулом и пел с ними. А потом танцевал с обеими попеременно. Они ему, хохоча, сообщили, что рожают майору детей на правах гражданского брака. Тайна перестала быть тайной. На кафедре через шутку поминали преподавателя Русова…

Не успели они насладиться счастьем свободной «гражданской» жизни, как Соня и Сеня, с разницей на неделю, родили ему по сыну. Мальчики были в отца. Без экспертизы было видно издалека, кто отец похожих крепышей, будто они близнецы. Отец принёс метрики в строевой отдел. Встал вопрос о квартире. Майору Русову любезно предложили двухкомнатную квартиру. Он сказал «тесновато» и отказался. С ним беседовал начальник политотдела, внушал ему ужас прецедента: единственный случай, две гражданских жены, дети от разных матерей, где партийная совесть, и где, наконец, сам партийный билет. Русов выложил партбилет со словами: «Да вот он, возьмите, а детей с их мамами я не брошу». Начпо еле уговорил взять билет обратно… Начальник училища тоже беседовал с Русовым. Но весело, без нравоучений, и даже с завистью. Пообещал трёхкомнатную квартиру. Месяца через три, когда Соня и Сеня снова были на сносях, квартиру дали. Наконец-то, через 15 лет службы офицер увидел свою квартиру. Но теперь понеслось. Через два года истёк срок пребывания майора в прежнем звании и ему по должности и по аттестации присвоили новое звание. Стало быть, подполковником он встречал новое пополнение в своей гражданской семье. Родились опять два сына, которых без генетической экспертизы было видно на километр, чьи это дети. Подполковник Русов принёс в строевой отдел новые метрики… В училище смеху, в смысле юмора, тоже прибавилось. Встал квартирный вопрос. Начальник пообещал дать четырехкомнатную квартиру. Квартиру вскоре дали. А кроме смеха, были и смехурочки. Прознали, что у жён свой коттедж, и стали подковыривать. Как, мол, не совестно. Коммунист, обеспечен большой жилплощадью и не отказался от новой квартиры в пользу бесквартирных. Нет чтобы сказать, что надо изменить закон и зарегистрировать жён по закону и по закону же обеспечить их правами жён офицеров. Их даже не прописывали в те квартиры! Прописывали отца и детей. А «гражданские» не были записаны в личном деле. Не положено…

Русов служил хорошо, сплетни его не унижали. Опорой его были друг и верные жёны.

Между тем жизнь шла вперед. Постепенно втягивались в жизнь гражданской семьи оба тестя со своими молодыми женами и детьми. Да там были какие жены! Как они соучаствовали в семейных событиях! Особенно, когда жены лежали в роддоме. Не стал ли сдавать позиции тесть-полковник, если его жена-ровесница Русова недвусмысленно намекала ему на любовную поддержку? А он, в свою очередь, намекал, что у неё подрастает дочь – его невеста. Пусть строго приглядывает, как бы чего не лишилась. Он, дескать, не отказывается от своего права жениться на девственнице. Об этом праве болтали сами Соня и Сеня. Они же и указали, где искать девственницу. Они полагали, что это еще не скоро… Той шел тогда тринадцатый год. Звали её Руся…

Не равнодушна к Русову была и жена бизнесмена-кооператора. Тот, обеспечив юной ясене материнство, пропадал на своей работе, не хватало, вишь, денег, а одной нянчится с маленьким сыном – попробуй, помучайся. Так и её сын стал обретаться среди братьев русят-силоят, как их товарищ. Лучше бы он от них не отлучался. Начиналось время разборок. Советский Союз еще не скончался, а благоразумный Мэн – тесть Софрон Бедовой – был уже убит и с почестями похоронен. Самое ужасное было в том, что вместе с папой убили и маленького сыночка, братика Сони по отцу, тоже Софрона, и тоже, выходит, Бедового. Одну Соню-Софью не подвела фамилия Бедовая. По всей вероятности, её испытала судьба в том эпизоде в лесу, в перевёрнутом автомобиле. Теперь у Сони братика не было и это странным образом способствовало полному освобождению Розы, вдовы покойного Софрона, и Сони от всех зависимостей от обычаев и законов. Роза перестала быть «тёщей» Русову и «мамой» Соне. При живом сыне такая свобода была бы невозможной. В том случае закон квалифицировал бы инцест. Выждав все сроки поминок по мужу, вдова тестя-Мэна, совсем на женщину не похожая, а больше похожая на девочку Розу, перешла жить к Русовым на правах домработницы. На самом деле всё было не совсем так. Было иначе. Розу и Соню связывали между собой имущественные отношения. Они наследовали дом и имущество покойного Софрона. Благоразумная Софья сочла возможным не судиться с Розой, а сохранять наследие в совместном пользовании. Разумность такого решения объяснялась тем, что обе они носили общую фамилию Бедовые. Роза по мужу была записана так, а Соня была так записана по отцу. Неизвестно, как это выглядело с точки зрения деталей закона, но к закону уже не обращались, а Розу сделали «домработницей», то есть, на языке Сени и Сони, новой «наложницей» Русова. Теперь у них было два коттеджа, но Русов не был в них прописан, как не были прописаны в его квартирах жёны. Однако практически он был хозяином всего жилищного комплекса и в нём был образцовый порядок. Таким образом, у каждого из команды сыновей уже был свой «угол» или «запасной аэродром», куда они, в свою очередь, могли привести жену, что в любой стране было бы неплохо, а в России, тем более. Нашим лейтенантам взвода-то дают, а квартиры… старшие офицеры ещё не получили. Судя по характеру Русова, можно было предполагать, что его сыновья – это будущие лейтенанты. Главный вопрос – будут ли служить русскому народу военные сыновья подполковника Русова?

Жёны поздравляли Силая с тем, что у него стало три жены, а там на подросте виднеется Руся, недалеко от мусульман. Роза была более чем хороша и сама льнула к Русову. Поверхностно ухватив суть имущественного наследства, он более глубоко освоил женские достояния самой Розы. Там была не волна, там на волну изливалась магма из прибрежного кратера. Катер и кратер сошлись характерами, и дело мило закончилось тем, что Розу включили в общий распорядок, наравне с Сеней и Соней. Вот так у Русова стало фактически три жены, как бы они ни назывались, гражданскими, наложницами, или родными. С учётом подрастающей Руси мусульманский фактор просматривался весьма чётко. К великому счастью, а для кого – к ужасу, забеременели все трое. Беременные тоже женщины, если не сугубо женщины. Мужского внимания им требуется даже больше, чем до беременности, исключая, конечно, период сносей, то есть её заключительную фазу. Но теперь Силай на здоровье не жаловался. Спина при своём спортзале, при своём огороде да при всеобщей любви укрепилась, о корсете остались воспоминания, и он ни одну из жён не обижал, напротив, все были довольны мужем. И кормили они его соответственно. Ресурс его закалился, окреп, приумножился. По всей вероятности, и от регулярных занятий физкультурой – тоже. Но без всякой вероятности, а достоверно, от систематических и упорных тренировок поясничного пояса. Он медленно доводил становую силу до пределов молодости, и его тяжкий труд увенчался успехом. Ныне женщины, интересуясь мужчинами, выясняют всякие важные мелочи, начиная от группы крови, цвета глаз, роста, и его характера, в то время как им следует знать становую силу мужчины. Если она меньше его роста минус его веса, о какой силе может идти речь? Мужчина обязан думать о становой силе больше, чем о кудрях, и развивать её, тренируя свой торс. Мужчина, добившийся показателя в 100 килограммов, не оконфузится перед женщиной. Образно говоря, в становой силе весь мозг спины. Силай убедился в своей победе случайно. Сенечка, дождавшись своего дня (вечера или ночи, короче, очереди), вдруг сказала своему мужу: «Я так сегодня устала! Я посплю на твоей спине». Она поступила так же, как некогда с коробчатым «Жигулём» Сони, опрокинув его на колёса. Ныне она перевалила лежачий катер мужа со спины на живот, облекла его спину беломраморными волнами своего тела и уснула. То есть уснула, забыв о больной спине мужа. Силай тоже уснул, но не надолго. В конце концов, катер проснулся в нём, и тёплая прибрежная волна ходуном заходила, попеременно толкая и вознося его грудь, живот, ноги и снова грудь до трепетного состояния. Потом до него дошло, что если на его спине уже спят жёны, а он не придаёт значения этому, то, значит, с его спиною порядок. Великий спортсмен Юрий Власов мог бы гордиться своим учеником и последователем, который, имея к спорту прикладное отношение, смог победить капризный недуг спины по науке учителя.

А жёны гуртом родили. Невероятно. Но снова одних сыновей. Теперь их было четверо, двух родила Роза. Да тех четверо, всего восемь. Подполковник Русов принёс в строевой отдел новые свидетельства о рождении… Детей вносили в личное дело, отныне на них полагались проездные и перевозочные документы, «подъёмные» при переезде к новому месту службы отца и квадратные метры в папиной жилплощади. Начальник училища схватился за голову: это же нужна новая квартира! Он поставил перед старшим преподавателем Русовым (того повысили в должности) условие: он находит ему на одной площадке сразу три квартиры, а Русов соглашается стать заместителем начальника училища по строевой подготовке. «А через год они у меня снова родят – вы какую мне должность тогда дадите?» – шутил подполковник Русов. «Должность тебе тогда отдадут мою. Но вот кто тебе тогда подберет новую квартиру?!» – шутил и начальник училища. Обмолвимся к случаю, Русову за детей должности не натягивали, скорее, стремились заморозить статус-кво. Делалось это просто. В аттестации всегда был один из двух выводов: «Занимаемой должности соответствует» или «Достоин повышения в должности». С первым соответствием офицер мог сидеть в одной должности всю жизнь. А шутки, те хороши всегда, даже грустные. При всём желании ревнителей первого вывода, Русову сделали второй вывод, и всё уладилось. И Русов был популярен в войсках. На разного рода сборах офицерского состава, например, сборах преподавателей военного округа, Русов был под пристальным взором всех коллег абсолютно. Удивлялись подвигу одиночке-многожёнцу и «отцу-героине». Так его звали между собой с оглядкой. Не дай бог, услышит друг, болтливым обидчикам не позавидуют, срежет взглядом и словом.

Жёны остепенились. Обещали, дескать, троих, обязательства выполнили. Выполняй, муженёк, свои, не забывай. Он и не забывал. Все жёны своевременно любомиловались и любоимывались, и не могли нарадоваться на образцового мужа. Как бы вдогонку, его жена-«тёща» Роза, будучи моложе первых жён на 7–9 лет, а его на 15 лет (там была фигура из одного розового мрамора, а волна от неё, возможно, самая теплокровная), обязательств не брала и зачала от него второй раз без согласования, чтобы, дескать, и у неё тоже была тройня, как и у всех. И, конечно, добилась цели. Никто не сомневался, что будет девятый сын. Однако судьба пересмотрела свои повышенные обязательства, и у Розы родилась девочка. Радости было на всю обширную семью и на всё училище.

Подполковник Русов принёс в строевой отдел новое свидетельство о рождении…

В завтрак, в обед не всегда, а в ужин и в выходные дни обязательно сидели за столом все 13 душ, и никаких противоречий не было. Правда, каждому сыну сначала приходилось рассказывать, почему у него одна мама, а братьев много от других мам. Подрастая, они сами просвещали друг друга… Своеобразие семейной демократии, может быть, состояло в том, что новым днём детей и весь семейный колхоз кормила та мама, которая следующей ночью будет спать с папой. Кормилица всех кормила так, чтобы были довольны ею, а мужа она кормила так, чтобы быть довольной самой. На этой добролюбой почве шло негласное соревнование в том, кто лучшая повариха… Но, бывало и так, что кому-то не нравилось, что папа каждую ночь спит не с его мамой. Папа при всех объяснял, что все мамы хорошие, что они отца любят и ночами его целуют и обнимают. Как бы его смогли обнять и целовать сразу все мамы? Вот и приходится папе мучиться, ходить то к одной, то к другой… Дети восторженно слушали правду и требовали от своей мамы тотчас показать, как она целует папу. И приходилось показывать. А потом другую заставили, потом принуждали третью, а та ни в какую. Почему, мама? А потому, что папа её сам целует; если хочет, то пусть показывает при всех… Отцу ничего не оставалось, как подойти к младшей ясене и при всех показать, как он её целует. А потом по очереди всех обошёл и всех показательно расцеловал. Дети визжали от счастья… И конечно, дети любили кататься верхом на его спине (!) и на шее. Кто садился на шею, был главным. В его руках находились бразды управления – отцовские уши.

А в перспективе было еще не менее четырёх душ, включая будущую маму Русю. Кстати, от имени Руся произошёл великий отряд русских Марусей. Первоначально была Матя Руся. Затем произошло сокращение до Ма Руся. И наконец слилось в Марусю. Указание об этом мы находим в Языцах: «Мать твоя тожде – Родина и Отчизна, именем Матя Руся и Атя Рус, а ты, по нужде, – ратник ея и ея, чти их служением, и служением чти их». Отзвуком «Маруси» служат селения с названием Марусино, Марсель, фамилии Марусин, Марущенко, Марузо (фр.), Марсо Марсель (фр.), Марцун Мария (герой соц. труда), марсы (итальянские племена), планета Марс (Ма Р(у)с(я), даже Сирия (читая наоборот, получаем Ри/о/ сию.), и другое. А дошло до того, что Русей иногда стали звать собак или кошек. То не от лихости, а от любви. Кто не слышал, как встречают овец из стада? Мань-Мань-Мань-Мань!.. То есть овец от любви тоже зовут Манями. А Маня та же Маша, Мария, Маруся, и наша древняя Русь. Поэтому лучше первоначального имени Руся имени женщины нет. Рядом следует Рося… Мы отвлеклись, но в памяти пробивается потуга науки отыскать название России от росы или от речки Роси. От росы, может быть, тысячи лет тому назад назвали имя девочки, чтобы оно, через те же тысячи лет проросло в имя нашей ПраМатери Руси-Родины, а затем нашей Матери России-Родины.

Но тут бы спросить по теме рассказа, а кого спросить? Спросить можно было лишь с друга. Как это удавалось какому-то, извинимся, подполковнику, хоть и русскому Русову, жить с тремя жёнами и добиваться восторженной верности ото всех жён и их же пламенной благодарности? Как достигал он такого эффекта?

Признаться, это очень интимная сфера даже для друга, не всем бы её касаться. Но коли возник спрос с него, ему не отвертеться. Ему-то Русов рассказывал всё. Таким образом, из отдельных сведений, дошедших от друга для этой истории, можно предполагать, что Русов умел общаться со всеми органами женского тела-волны всеми органами своего тела-катера и в совершенстве своего эротического искусства он продолжал совершенствоваться с помощью их совершенства… Программа их встреч была сколько неистовой, столько разумно расчётливой. Иначе говоря, его встречи с жёнами были разумно чувственными, разумно искусными и разумно плотонасыщенными. Утешимся завистью. И сомнением. Неужели жёны не ревновали мужа друг к другу? Одна соперница и то, сколько шуму и зла, тому примеров тьма. А тут три и еще на примете девственница… Воспользуемся и тут информацией друга Русова. Конечно, жёны ревновали. Но, подчиняясь своему договору, они соперничали дружка с дружкой в постели с мужем. Каждая старалась превзойти другую и третью своим «эксклюзивным» искусством. Ни одна из них не могла и не хотела допустить промах наедине с мужем. можно представить, чем ценны жёны мужей-мусульманинов. И чем выгодно многожёнство… А Силаю Миловичу не оставалось другого как идти в русле любовного эксклюзива, дополняя его своими индивидуальными импровизациями. По-видимому, точно так же ведут себя мужья-мусульмане. Так что спасибо за исчерпывающую информацию!.. Впрочем, для самых дотошных ценителей любви друг Русова проговорился об одной деликатной детали, имеющей большую гуманную силу. В месячные дни жёны Силая не захватывали его вне очереди, а давали ему в эти дни набираться физических сил. Ценители могли подвергнуть этот феномен арифметическому анализу, а абсолютное большинство не интересуется такими мелочами…

Время шло неумолимо. Все были в курсе всех дел и потихоньку стали готовиться к свадьбе… Чтобы выполнить соглашение с мужем, чтобы было не хуже, чем у мусульман, то есть, чтобы было четыре жены, Русю давно подготовили. Чтобы не злоупотребляла юными чарами, а знала свой распорядок… После нескольких бесед со своим суженым, та была в восторге от жениха. Впрочем, беседы заставили жениха поволноваться.

– Силай Милович, – говорила ему юная Руся, – разве вам мало… жён?

– Ну, они же гражданские… – лукавил жених.

– А разве с гражданскими жёнами вы не спите?… – снимала с жениха голову юная Руся.

– Да, но любовь с девушкой слаще… – неубедительно говорил Силай Милович.

– А вы и с девушками опыт имеете?… – дотошничала девушка Руся.

– Чего не было, того не было, но говорят…

– И вы со мной из-за сладости?… Я же не красивее Ксении Арсеньевны и Софьи Софроновны, не говоря о моей подруге Розе… – снимала теперь со снятой головы кудри жениха юная Руся. Жених поднял руки кверху – сдаюсь. Но тут же пошёл в атаку, комбат в нём продолжал жить боевой жизнью.

– Тебе за меня стыдно идти? Я стар? Ты думаешь, мы с тобой не нарожаем столько же детей, сколько с гражданскими?… А красота индивидуальна. Когда я с тобой, ты для меня царица полей и небес! – убедительно стал говорить бывший комбат.

Школьница Руся успокоила жениха:

– Ой, что вы, Силай Милович! С вас весь женский пол глаз не сводит. Вы такой выразительный! На вашей шее, видимо, я тоже повешусь. С опытным мужем, может быть, даже лучше. За что-то ведь пристали к вам ваши гражданские. Считайте меня своей невестой. Я вас буду любить. Ваши жёны приняли меня в ваше сообщество. Они говорят, что вы помешены на девственности. Они меня отобрали по этому признаку. Вы мне расскажете обо всём, да?

– Да, моя девочка. Я язычник, обязан буду ревизовать тебя по этому признаку…

– Ревизовать? Прямо сейчас?… Ревизуете и сразу сцапаете?!

– Нет, что ты, хорошая! Ты духовно подготовишься. Я дам тебе языческий роман. После прочтения, когда ты почувствуешь, что надо идти ко мне, тогда ты придёшь. Там всё написано. Договорились?

– Договорились. Но можете сказать сейчас: что же такое девственность, кроме того, что я знаю об этом? – задала самый простой вопрос невинная Руся. Подполковник Русов долго ерошил кудри, долго всматривался в девичье лицо невесты, соображая, как ей ответить. Ответил он более как преподаватель, чем, нежели как комбат.

– Девственность – это исток, я бы сказал, источие целомудрия, свет и разум любви, доверия и надежды… Девочка, я любил и люблю своих жён, но постоянное сомнение грызло мои ожидания. Вот-вот, вот-вот что-то случится. Вдруг найдётся мужчина с более выразительной и с более мощной шеей… Убегут к нему… Счастье, что мои женщины поняли ошибку своей ранней беспечности и повели себя строго. Однако не встреться мы вместе, неизвестно, чем обернулись бы последствия их девичьей ветрености. Не исключёно, они могли пойти по рукам… При их-то уме, образованности и красоте, какая была бы досада. Твоему целомудрию я по закону древности доверяю. Моей заботой станет укрепление его души и духа, чтобы мы вместе радовались чистым струям любви, свету и разуму жизни.

Что-нибудь поняла?

– Не ожидала, что так серьёзно. Спасибо.

– Еще серьёзнее. В том романе прочтёшь обо всём… – И Русов впервые неясно поцеловал девушку Русю в глаза, доверчивые-доверчивые, зелёные-зелёные; как у её жениха…

Так то. Ни больше – ни меньше.

Жених был в расцвете. Он был моложав и красив. Военная форма ему очень шла, он будто родился не в рубашке, а в офицерской форме. Но особенно шея. Высокая, могучая… Ему шёл 40-й год, а Русе 20-й. Своя учительница по языкам и своя врачиха подготовили девушку в педагогический вуз, она успешно сдала экзамены и училась на 2-м курсе. Всё шло по плану самого Господа Бога Рода. Ревизия была своевременно, доверительно и восторженно проведена, они обрученились…

Ревнителей благочестия просили не беспокоиться. Строже экспертов по инцесту, нежели язычники, не сыскать. Теоретически Русов мог жениться как на неродной дочери старого полковника, Русе, так и на его второй жене, ровеснице Русова – матери Руси – на Росе. Но никак не на обеих, какими бы уловками (гражданскими, полувоенными и пр.) они не прикрывались. Там был бы инцест. А порознь, пожалуйста, при определённых обстоятельствах.

А Русов, при очень гуманных законах СССР, при девятерых детях от незаконных жён считался еще холостяком и имел право осуществить законную мечту скрытого язычника, наконец жениться на девушке-девственнице, чем возрадовать свой род кулачников-силачей. Таким образом, из прибрежних волн выпала только одна волна – Рося. Полковник-хват Арсений был еще тот пахарь, он стойко и вовсеоружии стоял у борозды, так что Рося могла не делать намёков о любовной поддержке. Но ведь и полковник в отставке не вечный, а Рося молодая. Поневоле ей нужна была перспектива. Но с выходом её дочери Руси за Русова, её перспективы могли быть только перенесены и только на другие объекты.

Подполковника Русова назначают на новую должность заместителя начальника училища, ему присваивается очередное звание. Он стал куратором сразу трёх важных «кафедр»: плаца, спортзала и стрельбища. Так или иначе, все курсанты обязательно проходили через его руки. В своё ответственное положение бывший комбат вошёл как в родную стихию. А курсанты чувствуют издалека, кто из преподов как ведёт свой предмет. Им нравилась сама фигура Русова, красивая, подтянутая, сильная. И его рокочущий голос: «Училище! Равняйсь! Смирно! Равнение…». А то, что у него три жены и куча наследников, – их восхищало.

Он объявил о дне своей свадьбы, пригласив на неё всех офицеров училища. Свадьба была в гарнизонном Доме офицеров. Все уместились. Всем хватило пива и вин. Все были счастливы. От курсантов пришла делегация, которая зачитала своё приветствие.

«Уважаемый товарищ полковник Силай Милович Русов! Мы, курсанты училища, обожаем вас и бесконечно любим! Считаем себя преемниками Вашей плодотворной идеи. Берём обязательства служить Родине и приумножать ряды Вооружённых Сил России по Вашему примеру. Будьте счастливы!»

Силай и Руся отправились в круиз вокруг шестой части суши – России с поездками из портов во внутренние районы страны. Силай, занятый службой и заботами быта, два года подряд не брал отпусков. Отпуска счастливо присовокупились к их медовому периоду. Поэтому старые жёны Силая впали в апатию медового промежутка времени, переживаемого ими, как ледовый период. Подобно солдатам последнего года службы, они зачёркивали в календаре каждый прожитый день, считая его за сутки. Их поддерживали лишь верность мужу и омусульманенный юмор…

Стало известно, что следствием этого юмора и успешного трёхмесячного медового круиза явилось перекрытие всяких норм и нормативов. Бывшая девственница Руся одновременно родила 4-х сыновей. В честь события в училище был объявлен однодневный праздник без прекращения занятий. Курсанты выпустили новые стенгазеты и здравицы папе Русову, маме Русе и будущим защитникам своего Отечества – Русятам Силичам. С точки зрения тех же норм и нормативов, в недалёком будущем 12 взводов должны будут возглавить офицеры Русовы. Затем в еще далее недалёком будущем им будут принадлежать 12 рот, затем 12 батальонов, затем 12 полков и, наконец, 12 дивизий. Весьма неплохое пополнение Российской Армии. И это без учёта ещё одного захода на роды славных жён полковника Русова… А они женщины молодые. Если они до конца последуют путём мусульман, то у них неограниченная плодотворная перспектива.

А некоторые продолжают не понимать мусульманских традиций. А другие продолжают не понимать роли девственности в укреплении рода родовичей-русичей.

А жизнь текла своим чередом. Старого начальника училища естественно заменил еще не старый полковник Русов, который вскоре стал первым генералом в своём роду силачей и кулачников Русовых. Спасибо и Юрию Власову за вечнозелёную науку выживания сильных, мужественных и красивых людей.