Мой Ванька. Том первый Лухминский Алексей

– Теперь клизму надо сделать! – снова командует врачиха и открывает свой саквояж.

Тащу Ваньку в туалет после клизмы. Сидит, качается… Придерживаю его.

– Кажется, всё… – устало говорит врач. – Кстати, у него температура.

– Да, тридцать девять и пять. У него воспаление лёгких.

– Откуда вы знаете?

– Я тоже кое-что могу…

Тем не менее она прослушивает Ваньку.

– Да, воспаление… Ну что? Везём в больницу?

– Может, сейчас не надо, после…

– Пожалуй, вы правы… А вы что, врач?

– Немножко… Работаю в больнице академии, в неврологии… У вас жаропонижающее для инъекции есть?

– Есть. Что, хотите ввести?

– Я дал ему жаропонижающее, перед тем как узнал про попытку суицида.

– Понятно…

Она достаёт ампулу и шприц.

– Дайте, я сам.

Заправляю шприц, слегка поворачиваю Ваньку и делаю укол.

– Да вы – профессионал! – улыбается врачиха. – К нам пойти на работу не хотите?

– У меня там больные… Они меня ждут и поэтому не поймут.

– Ваша правда. Ещё оставить?

– Да, пожалуйста…

Даёт мне две ампулы и два шприца.

– Доктор, что вы посоветуете для него из антибиотиков после всех этих процедур? – решаюсь спросить я.

Она пишет рецепт.

– Возьмите. Колоть будете сами?

– Конечно.

– Ну, от души желаю вам успеха! Вот мой телефон. Позвоните мне, пожалуйста, как у вас дела. Договорились? Хотя дайте мне номер вашего телефона. Я сама вам буду звонить. У вас и так времени не будет.

– Спасибо за отсутствие формализма, – улыбнуться явно не получается. Устал и переволновался. – Записывайте… Только почему всё это так?

– Знаете… Я почувствовала в вас своего. Может, вы ещё не всё знаете, но подход у вас совершенно профессиональный. И спасибо вам за это. Меня зовут Анастасия Ивановна, а вас?

– Просто Саша…

– До свидания, Саша!

Она крепко пожимает мне руку.

Закрываю за ней дверь.

– Сашка… – вдруг подаёт голос Ванька.

– Чего тебе? Спи давай!

– Зачем ты это всё сделал? Зачем? – у него снова слёзы. – Ты же прочитал моё письмо!

– Тебя, идиота, не спросил! А не спросил потому, что ты был такой, что спрашивать было некого. Понял? Спи!

– Ладно… – безвольно соглашается он.

Стелю себе на кресле. Подушку беру Ванькину с антресоли. Ох-х… Этот знакомый запах его волос, сохранившийся на подушке…

Чёрт! Надо позвонить Андрею. Люди там тоже беспокоятся. Встаю, иду к телефону.

– Алло! Андрюха! Это Саша из Питера.

– Ну что там? – нетерпеливо перебивает он меня.

– Почти всё в порядке. Ванька у меня. Он только сильно простудился и заработал воспаление лёгких.

– Ну раз у тебя, то мы тут его искать прекращаем. Спасибо, что сразу позвонил, а то тут народ всполошился. Ну пока! Пойду, сообщу…

– Ага. Пока…

Захожу в комнату. Ванька спит. Прислушиваюсь к его дыханию. Очень тяжёлое… Беда… Ладно. Надо ложиться спать. На работу позвоню завтра. Парни справятся. Ваньку же оставлять одного ни в коем случае нельзя. Да и в аптеку с утра бежать надо.

Ох-х… Что-то устал я сегодня… Кресло придвигаю поближе к Ваньке. Надо его слушать, чтоб не проспать чего-нибудь.

Утро. Звоню в свой автосервис. Трубку берёт Лёшка.

– Лёх… Я сегодня не смогу прийти. Ванька вернулся из Булуна с сильнейшим воспалением лёгких. Оставить его одного пока не могу, очень высокая температура.

– Понял, шеф. Только ты смотри, не умори его своей энергетикой, – он по-доброму смеётся. – Может, лучше в больницу?

– Думаю, что в больнице его в таком состоянии скорее уморят.

– Ну смотри, тебе виднее…

Бегу в аптеку. Конечно, не выспался, потому что целую ночь вскакивал, прислушиваясь, как Ванька дышит.

В аптеке с утра очередь из пенсионеров. Раздражает… А с другой стороны – люди пришли за лекарствами. Они стары, уже плохо соображают, и это не значит, что им можно хамить, как это делает молодая фармацевт. Это я себя успокаиваю, поскольку, конечно, волнуюсь, ведь Ванька хоть и спит, но остался дома один. Без шмоток, которые я так и забыл вынуть из стиралки, он, конечно, никуда не денется, но его состояние…

Наконец до меня доходит очередь. На мою просьбу, а я прошу много жаропонижающего и выписанного антибиотика, а также одноразовых шприцев, фармацевт, строя мне глазки, ядовито замечает:

– Молодой человек, не много ли? Ведь это не наркота!

– Девонька, ты не хами, а давай то, что тебя просят, да побыстрее! – рявкаю я, потеряв терпение.

Так… Теперь магазин. Надо Ваньке сварить куриный бульон, чтобы попил.

Куру потрошить я так у него и не научился, поэтому придётся брать окорочка и срезать с них жир…

Вваливаюсь в квартиру. Заглядываю в комнату. Ванька полусидит на кровати. Глаза бешеные! Как-то странно блестят. Весь раскраснелся… Одеяло сброшено.

– Сашка, а где мои лыжи? – беспокойно спрашивает он.

– Какие лыжи? – не понимаю пока я.

– Ну те… Те! Мы же их потеряли!

Понятно… У него бред, и бред-то нехороший… Видно, что сильный жар. А вообще-то бред когда-нибудь бывает хорошим? Что-то я совсем…

– Да, Вань… Не потеряли мы их. Я их в стенной шкаф убрал. Ложись… Ложись…

Осторожно его укладываю и снова накрываю.

– Бабушке скажи, что я не приду на обед… – бормочет Ванька, но укладывается.

– Скажу обязательно! Ложись…

Плохи дела… Дыхание у него по-прежнему хриплое и тяжёлое. Грудь ходуном ходит.

Я стараюсь быть спокойным, говорю ласково. Главное, чтобы он успокоился. Быстро иду на кухню, набираю в шприц жаропонижающее, во второй – антибиотик.

– Вань… Чуть повернись…

Поворачивается. Делаю укол.

– Вот так… Теперь в другую сторону…

Делаю второй укол.

– Вот, теперь всё будет хорошо…

Только после этого щупаю Ванькин лоб, потом пульс, сую ему градусник под мышку, а сам иду на кухню. В голове почему-то стоит цифра сорок. Наваждение какое-то…

Так… Бульон поставил… Можно покурить. Затягиваюсь… Чёрт! Надо посмотреть Ванькину температуру. Ох, ничего себе! Сорок и одна десятая. Обалденная температура… И я, кажется, её увидел! Похоже, пора начинать применять свои способности. Но как? Так же, как и в случае с язвой? А может, как с Димкиным сыном? А-а, чем чёрт не шутит!

Нет, всё-таки нужно проконсультироваться с Кириллом Сергеевичем. А почему не с Юрием Степановичем? Нет. Он – невропатолог. И сказал, что язва – не его профиль. А Кирилл Сергеевич может всё.

Беру телефон. Сейчас по булунскому времени его дома нет. Он в больнице. Набираю больницу, его кабинет. Спасибо нынешней технике!

– Слушаю.

– Здравствуйте, Кирилл Сергеевич!

– Саша! Рад слышать тебя. Что там с Ваней?

– Сильное воспаление лёгких. Температура сорок и одна.

– Понятно… – глухо произносит Кирилл Сергеевич. – Расскажи, что делаешь.

Даю ему полный отчёт о всех своих действиях, исключая, конечно, Ванькину попытку суицида.

– В целом, правильно. Не думал ты, что можешь попробовать и сам себя использовать?

– Думал. Только сначала решил с вами проконсультироваться.

– Спасибо. Считаю, что любое воспаление тебе должно покориться. Ты вон какую язву практически ликвидировал! Только здесь, видимо, надо воздействовать не точечно, а как-то по-другому. Но это уже твоя епархия, и я не могу тебе подсказать. Извини, придётся думать самому, как в случае с его позвонком.

– Понял. Вот сижу на кухне, варю ему бульон и думаю.

– Вот и хорошо. Потом мне расскажешь.

– Обязательно.

Кладу трубку и подхожу к Ваньке.

Кажется, уснул. Щупаю лоб. Температура упала… Сколько там? Вижу тридцать девять и три… Быстро действует инъекция!

Возвращаюсь на кухню.

Всё-таки лучше использовать тот же метод, что и с Димкиным сыном, то есть втянуть его в своё здоровое поле. Ведь где-то я читал, что деревенские знахари иногда так поступали, то есть прижимали больного к себе…

Трясу Ваньку за плечо.

– Просыпайся… Надо поесть. Я бульон сварил.

Усаживаю его в подушки. Так и не вспотел… Плохо… Всё равно хрипит при дыхании. И по-прежнему дышит очень тяжело. А чего я хотел? Чтоб так, от одного укола, и сразу?

Приношу чашку с бульоном. Ванька, поглядывая на меня, хлебает бульон. Взгляд у него совсем потухший.

– Опять из-за меня корячишься? – он криво усмехается. – Незачем всё это… Лишнее…

Мне вдруг становится ясно, что Ванька совсем не борется с болезнью! Сейчас он мне не союзник, а скорее противник. И первое, что надо мне сделать, это преодолеть его нежелание жить. Надо убрать его стресс! Успокоить его.

– Ты давай лучше пей. Конечно, это не водка, но зато, наверно, съедобно.

– Пожалуй… – и хлебает дальше.

– Ещё принести?

– Если не в лом…

– В лом, конечно, но придётся принести, – я хмыкаю.

Каким-то чувством понимаю, что такая манера разговора сейчас лучше для его психики.

Приношу. Пьёт. Вот… Опорожнил вторую чашку.

– Ох… Хватит… Спасибо…

– Тогда давай ложиться.

– Нет. Я сперва в сортир.

Помогаю ему встать. Идём. Укладываемся обратно. Кладу ему руку на лоб. Ого! Тридцать девять! Уже лучше, но надо проверить. Где там градусник?

– На, поставь, – и иду на кухню готовить уколы.

– Мне немножко холодно стало… – виновато бормочет Ванька, когда я возвращаюсь со шприцами.

– Это хорошо. Я тебя сейчас согрею, только уколы сделаю. Повернись немного.

Оди-ин…

– На другую сторону.

Второ-ой…

– Ну всё! Двигайся! – и начинаю раздеваться.

– Ты чего? Спать будешь?

– С тобой поспишь, пожалуй, – ворчу я. – Давай, двигайся! Собой греть тебя буду.

Сколько там набежало градусов? Всё так же, тридцать девять и одна… Ложусь к Ваньке под одеяло и прижимаю его к себе. Жаль, это не маленький Вовка – проще было бы.

Ох-х… Как мне этого не хватало! Да, вот так прижимать его к себе…

– Можно, я тебя обниму? – шепчет он мне, как всегда, в ухо.

– Нужно!

Обнимает и сам тоже старается прижаться.

– Тепло?

– Угу… Саш…

– Чего?

– Прости меня, если сможешь… Я сам себя осудил за своё скотство и неблагодарность.

– Иди в задницу! Во-первых, я не могу тебя не простить, ведь ты – мой единственный родной человек на свете, и я тебя очень люблю, – так же шёпотом, как и Ванька, говорю я. – И во-вторых, осудил-то ты не себя, а нас обоих. Мы же братья!

– И всё-таки… – Ванька начинает шмыгать носом. – После всего, что было, у меня язык не поворачивается сказать тебе, как я тебя люблю…

– Ладно… Потом скажешь, если захочешь… А пока заткнись и спи.

– Хорошо бы… А мысли куда деть? – он хлюпает.

– Тебе сказать, куда их деть, или сам догадаешься? Заткни их в то место, которым ты думаешь.

– Сашка… Я люблю тебя, братишку моего дорогого… Не могу понять, как я так смог поступить с тобой… Как это вообще получилось?!

– Со мной… А с другими, значит, можно?

– О-ох… Мне так стыдно… Наваждение было какое-то…

– Ты заткнёшься или нет? – не выдерживаю я. – Ты мне мешаешь тебя лечить! Именно лечить моим здоровым полем!

Ванька неожиданно глубоко вздыхает и закашливается. Вот ещё… Приподнимаю его, чтобы прокашлялся. Но хорошо, хоть кашлять стал. Это уже хороший признак. Может, ещё и пропотеет… Укладываю его назад.

– Ну спи…

Большой больной ребёнок!

Мозги свои включаю на всю катушку. Опять молюсь. «Болезнь, уйди… Воспаление, прекратись…» Представляю, что моё сильное поле поглощает Ваньку и разрушает воспаление, которое я вижу как большое тёмное пятно на представляемом Ванькином силуэте. Как я убиваю это пятно! А оно не убивается… Правда, Ванькино дыхание вроде стало получше. Сколько времени прошло? Полчаса… Надо ещё. Только что-то я устал сильно… И глаза слипаются…

Просыпаюсь от телефонного звонка. Чёрт возьми! Я уснул! Идиот безмозглый! Это вместо целенаправленного воздействия! Ванька спит. Дышит получше. Встаю и топаю на кухню к телефону.

– Саша, здравствуйте! Это Анастасия Ивановна. Ну как у вас дела?

– Здравствуйте, Анастасия Ивановна. Температуру немного сбил. Сейчас тридцать девять.

– Да, это лучше, но особенно жаропонижающим не увлекайтесь. Лучше два-три раза в сутки. И антибиотик – по схеме.

– Спасибо! Я его бульоном покормил.

– Вот это хорошо, что бульоном. Ему сейчас лучше жидкое давать. Ладно, воюйте! Я ещё позвоню позже.

– Спасибо, Анастасия Ивановна! До свидания.

Возвращаюсь и ложусь к Ваньке.

Снова. «Болезнь, уйди… Воспаление, прекратись…» и так далее. Уже три часа мы с ним так лежим. Рукой проверяю температуру. Тридцать восемь и пять… Неплохо. Осторожно встаю, теплее укутываю Ваньку, одеваюсь и иду на кухню. Быстро набираю номер Даши. Сегодня я должен был приехать к ней и привезти матпомощь.

– Даша, привет!

– Здравствуй, Саша!

– Слушай… У меня опять всё не слава Богу… Ванька вернулся из Булуна с сильнейшим воспалением лёгких и очень высокой температурой. Температура около сорока и бред всякий. Я пока не могу его оставить одного. Сегодня даже на работу не ходил.

– Саша… Я всё понимаю и тогда тебя сегодня не жду. Приезжай, когда сможешь. Не волнуйся, мы проживём. Тебя мне только жалко. Мы все на тебе висим, а ты из сил выбиваешься.

– Слушай, прекрати! Тоже мне – Ванька номер два! Тоже всё переживает обо мне. Выдюжу! Не волнуйтесь!

– То, что ты выдюжишь, я понимаю, но всё равно тебя жалко.

– Ладно… Я постараюсь приехать к вам послезавтра. Хорошо?

– Сашка, ты же знаешь, я тебя рада видеть в любое время и независимо от того, с чем ты приезжаешь ко мне. Ты хоть это-то понимаешь?

– Конечно, понимаю, и поэтому мне так неудобно…

В комнате слышу шевеление.

– Саш… – тихонько зовёт меня Ванька.

– Иду.

Подхожу к нему. Взгляд вроде нормальный. Румянец есть небольшой, но дышит гораздо легче. Что так повлияло – антибиотик или моя работа, я не знаю.

– Чего хотел?

– Сядь рядом… – просит он.

Сажусь.

– Саш… А ты… Мы с тобой… Ты… сможешь быть таким, как раньше?

Хороший вопрос. Я и сам себе на него ответить не могу! Надо выкручиваться.

– У тебя что, снова бред? Идиот… Я тебя люблю, очень – люблю!

– Наклонись…

Наклоняюсь. Две руки охватывают мою шею, а щека прижимается к моей…

– Так… Не подлизывайся. Всё равно уколы тебе я сделаю.

– Не прокатило… – Ванька деланно вздыхает и опять закашливается.

Приподнимаю его за плечи. Прокашлялся. Укладываю. Ухожу на кухню готовить укол.

– Так. Повернись ко мне тем местом, где у тебя мозги! – командую я.

Ванька фыркает, но переворачивается на живот. Делаю укол.

– Ну, скоро ты? – нетерпеливо вдруг спрашивает он. – Замучился ждать!

– Да я уже сделал тебе оба укола!

– Правда? А я и не почувствовал… Верно в Булуне говорили, что у тебя рука лёгкая. Можно переворачиваться?

– Можно. Сейчас кормить тебя буду.

– Кормить? – вдруг радостно переспрашивает Ванька.

– Кормить, кормить.

– Знаешь, я действительно идиот, – он говорит задумчиво и даже очень серьёзно, только глаза хитро поблескивают. – Зачем нужно было зря тратить столько снотворного, водку… Просто дать тебе неделю-другую готовить – и цель достигнута! Вот и могилка моя… Ты бульон-то солил? Повар!

Сразу успокаиваюсь – раз подкалывает, значит, дела не так уж плохи. Но всё-таки что стало причиной достаточно быстрого улучшения?

Однако бульон действительно бессолый…

Юрий Степанович, которому я позвонил, чтобы отпроситься на вечер из больницы, выговаривает мне:

– Вы, Саша, меня удивили. Я считаю неправильным, если буду узнавать о ваших проблемах через Булун или вообще через Дальний Восток. Почему вы сразу не позвонили? Я ведь тоже врач, как-никак!

– Юрий Степанович, вы меня простите… Я не думал, что вы сможете найти время…

– Он, видите ли, не думал! – кипятится завотделением. – Давайте ваш адрес. Я должен сам осмотреть вашего больного брата. Вы его слушали?

– Конечно. Хрипы, тяжёлое дыхание… Теперь кашель начался…

– Короче, давайте адрес! Я глубоко уважаю и люблю Кирилла, но считаю его неисправимым романтиком. Да и по телефону не лечат. Слушаю вас. Давайте адрес!

Диктую адрес.

Юрий Степанович долго слушает Ванькину грудь. Простукивает… Вот этого я пока не умею.

– Что ж… Воспаление, конечно, есть. Серьёзное воспаление. Что там с температурой?

– Тридцать восемь, – рапортую я, предварительно положив руку на Ванькин лоб.

– Знаете, Саша, давайте без ваших штучек. Всё слишком серьёзно. Ставьте градусник!

Ставлю.

– Так… Антибиотик правильный… Жаропонижающее когда последний раз кололи?