Мой Ванька. Том первый Лухминский Алексей

Отмечаю, что моя мысль уже нашла своё подтверждение.

– Ты что-то хотел сказать? – видно, Ванька увидел моё выражение лица.

– Нет-нет! Продолжай.

– Понимаешь… Как ты говоришь, я повесил сопли. Она сумела заставить меня смотреть на всё, и в том числе на тебя, своими глазами. Возможно, я был ослеплён своей… Хочется сказать – любовью, но только потом, после, я понял, что это была минутная влюблённость неискушённого мальчика. Мы же с тобой когда-то говорили про любовь и влюблённость… Знаешь, она, отдавая тебе должное за моё выздоровление, тем не менее сумела выставить тебя таким монстром! А я, скотина, фактически в это поверил.

– Да… У тебя тогда, в квартире Дмитрия Ивановича, были такие ненавидящие глаза! До сих пор не могу забыть…

– Сашка… Ну не надо… Лучше избей меня до полусмерти! Я ведь помню каждое слово, которое тогда тебе сказал. Прости, но мне тогда хотелось сделать тебе побольнее.

– Тебе это удалось, – я хмыкаю и не удерживаюсь от подкола: – Другой бы на моём месте давно бы уже нашёл верёвку и крюк. Будь я послабее, это бы и сделал.

Очевидно, словесная пощечина оказалась слишком крепка. Ванька замолкает, и его голова на моём плече начинает вздрагивать.

Понимаю, что переборщил. Крепче его обнимаю, поворачиваюсь и целую в лоб.

– Ну Ванюха… Ну прости меня…

– Да ладно… – он откровенно всхлипывает. – Я сам не знаю, что со мной происходило тогда. Это был не я. Вернее, именно я стал монстром. Я же тебя предал!

– Ну а как вы расстались? – задаю я не очень честный вопрос, поскольку уже кое-что знаю.

– Всё банально. Где-то через два месяца нашей совместной жизни мы начали ссориться. Первый раз это произошло из-за Кольки. Это её сын. Такой классный парень! Ему три года. Мы с ним сразу поладили. Он так любил со мной играть! С работы приду, а я в больнице у Кирилла Сергеевича санитаром работал, за день набегаюсь, ноги гудят, а Колька мне уже свои игрушки тащит. Повожусь с ним – и всё как рукой снимет. Так вот, первый раз из-за Кольки поругались. Она его ударила, а я пожалел. Прижал его к себе, а её это взбесило. Потом ещё, ещё… Она всё настаивала, чтобы мы с ней ко мне в Питер переехали. А я, будто кто-то меня хранил, отказывался. И из-за этого были ссоры. Как-то раз она сказала, что я настоящая тряпка, что и в койке я тряпка тряпкой. Так и сказала… А потом появился Гена… И она мне велела, чтобы я забирал свои шмотки и катился…

– Понятно…

– Тебе понятно… Ты, Сашка, умный. А я – Ванька-дурак с куриными мозгами…

Господи! Да неужели я вбил в него этот комплекс?

– Не смей так говорить! Никакой ты не дурак. А если я и ругаю тебя, то любя.

– Ну объясни мне тогда, как могло так получиться?

– Объясню. Только сперва пойду на кухню покурю.

– Я с тобой!

Это опять звучит совсем по-детски, как тогда, когда он объявился и я его ударил.

– Во! Видел? – и скручиваю ему под нос фигу.

– Саш… Я даже согласен на два лишних укола, – Ванька грустно смеётся. И мне приятно, что он смеётся. Эти перепады настроения… Пацан! Совсем пацан!

– Ладно, чёрт с тобой! Только завернись в одеяло.

– Слушаюсь!

На кухне закуриваю. Ванька, шевеля ноздрями, старается вдохнуть дым от моей сигареты. Пусть. Главное, чтобы сам не курил, по крайней мере, пока не поправится.

– Саш… Ну объясни…

– Что ж тут объяснять… Так вот… Заколдовала она тебя!

– Издеваешься?

– Нисколько! Именно заколдовала! Она – обычная ведьма.

– Сашка, ты смеёшься надо мной!

– Ванюха, я говорю совершенно серьёзно. У нее очень сильное биополе, гораздо сильнее твоего. И она тебя подавила. Именно это в старину называлось колдовством или сглазом. Более того, она ещё и энергетически подпитывалась от тебя. Яркий пример энергетического вампиризма. А когда высосала почти всё, ты стал ей неинтересен. Тем более что использовать тебя в качестве средства передвижения в Питер у неё не получилось. Вот потому и потребовался следующий.

– Наверно, ты прав. По крайней мере в отношении средства передвижения.

– Понимаешь… Есть категория людей, которые всегда в поиске. В поиске слабых для их дальнейшего использования. Я это понял буквально с первой встречи с ней. Такие люди, и она тоже из их числа, сразу чувствуют того, кто сильнее их, и объявляют этому человеку негласную войну. И она мне её объявила. Полем боя стал ты…

– Так что получается, что она победила? Ну раз всё так…

– Получается, что так. Хотя если ей не удалось тебя использовать для переезда в Питер, то не совсем. Наверняка было так: сначала она подавила твою волю лаской, потом начался процесс внушения, поощрения… и так далее. В общем, её могло бы извинить только то, что большинство таких людей делают эти вещи неосознанно, это их стиль жизни. Все они, как правило, эгоцентрики, то есть искренне считают, что остальные должны жить только для них. Но в твоём случае она реально знала, что ей от тебя надо, и шла прямо к своей цели. А когда поняла, что не получилось, ты стал ей не нужен.

– Обалдеть, – бормочет Ванька. – Ты её видел два раза, а рассказал о ней так, будто знаешь всю свою жизнь. Ты, наверно, даже не понимаешь, насколько точно ты её охарактеризовал!

– Ванюха, это всё из курса психологии, который я прочёл чуть меньше года назад и сдал на пять баллов неделю назад. Перед твоим появлением.

– Сашка… Родной мой… Ты такую ношу с меня снял! – в Ванькином голосе звучит горечь. – Вернее, одну снял, а другую положил. Ты меня пытаешься оправдать… Зачем?

– А ты крылышками-то не больно маши. Я про тебя ещё не сказал, ну и про себя тоже.

– Я готов… – обречённо произносит он.

– Ты в этой ситуации, будучи тепличным растением, особенно в последний период своей жизни, человеком, которого я сам избаловал в своей теплице, распустил сопли, глядя на прелести ещё не познанной тобой женщины, и, ни о чём не думая, пошёл у неё на поводу… Как осёл за морковкой. Так ведь?

– Так… – Ванька съёживается внутри одеяла. – Именно так!

– А я, увлёкшись медициной, то есть тем, что мне интересно, напрочь тебя забросил. Тоже хорош… Забросил и не нашёл возможности попытаться вовремя тебя вытащить из ямы, куда Света тебя утянула. А когда спохватился, то стало практически поздно. Ты уже был в полной её власти, а точнее, в её энергетическом поле. Какое-то время оно у вас даже было одним, то есть общим. Вот так! Так что и моя вина в этом тоже есть, и она достаточно велика. Поэтому мы с тобой квиты! А сейчас – давай, пошли в кровать.

– Что бы я без тебя делал в этой жизни… – бормочет Ванька уже в кровати, ёрзая головой по моему плечу.

– Больше бы думал, – отрезаю я.

– Саш… А можно тебя спросить?

– Спрашивай.

– Скажи… Я тебя тогдашнего… ну прежнего совсем потерял?

Такая постановка вопроса ставит меня в тупик.

– Знаешь… Сейчас настала моя очередь рассказывать, а уж потом ты сам, вернее, мы вместе решим, прежний я или не прежний. Хорошо?

– Хорошо… – очень напряжённо выговаривает Ванька.

– Я начну с главного. Короче, у тебя есть племянник. Зовут его Серёжа. Ему полгода.

– У тебя появился сын!

Не могу не посмотреть на Ванькину реакцию. У него счастливое лицо!

– Сашка! Это же прекрасно! Знаешь, после того, как я повозился с маленьким Колькой, я понял, дети – это прекрасно!

– Ты это серьёзно говоришь?

Я реально опешил от Ванькиной реакции.

– Абсолютно! Ты удивишься, но я так этому рад! Меня всегда грызло, что из-за меня, из-за наших странных отношений, когда ты занимаешься только мной, у тебя, может быть, не будет семьи и детей, – смущённо говорит он и добавляет: – Я же отдаю себе отчёт в том, что моя реакция тогда, давно, на твою подругу в спортзале у тебя… отложилась в памяти.

Однако… Он сказал то, о чём я думал.

– Давай я продолжу. Всё случилось, когда ты был первый раз в Булуне. Само как-то. Почти случайно. Прости меня… Я тоже виноват. Ничего тебе не говорил, потому что не знал, как ты на всё это отреагируешь, действительно памятуя мою историю с Ниной. В общем, Даша родила, когда мы второй раз были в Булуне.

– Она тебя любит?

– Да. Но жить со мной не хочет. Говорит, мы с ней оба сильные люди, и дальше – про возможность вулканической жизни таких людей на одной площади.

– А ты её? – совсем напряжённо спрашивает Ванька.

– Если честно, то тоже – да. Только понимаешь… Ты мне снился, когда тебя не было рядом. Да и сейчас снишься. А её во сне я почти не видел. Может, раз-другой… Я тебе ответил?

Ванька сосредоточенно молчит, и я не знаю, как это толковать. И вдруг…

– Саш… Ты не жалеешь, что когда-то со мной связался? Только честно!

– Ты действительно идиот, Ванюха. Идиот с куриными мозгами, – сгребаю его в охапку. – Я много думал про наши отношения в свете последних событий. Понимаешь, Ванюха… У нас с тобой, если можно так сказать, всё на генетическом уровне. Это пуповина какая-то…

– Сашка… Я тебя всё равно очень люблю, – бормочет он. – Ты мне покажешь моего племянника?

– Обязательно. Пусть он тоже посмотрит на своего дядьку.

– Саш… А мы сейчас вместе? Это так?

– Это так. Мы вместе, и мы с тобой – семья.

– Помнишь, я тебе сказал, что ты мое всё?

– Ну помню.

– Я ещё раз это говорю, чтобы ты забыл про мои глаза там, в Булуне: ты мое всё! Больше у меня никого нет, да и вряд ли будет.

– И ты моё всё… Это правда. А будет или не будет… Жизнь долгая… А сейчас давай-ка, «мое всё», на горшок и спать! А я перекурю – и тоже.

Снова углубляюсь в литературу.

Читаю про воспаление лёгких. Если я колю Ваньке антибиотики, то надо ему подобрать витамины. Конечно, я могу проконсультироваться, но мне хочется сначала определиться самому, а уж потом проверить себя.

Сам себе хвастаюсь. Я правильно определил необходимые витамины. Анастасия Ивановна, которой я звонил, согласилась с моим выбором. Сейчас готовлю Ваньке очередную порцию уколов.

– Ты меня уже всего исколол, – ворчит он, подставляя нужные места.

– Что, больно, что ли?

– Да нет… Как я потом сидеть-то буду?

– Я же тебе грелку даю, чтоб там всё рассасывалось. Так что терпи. Ещё пара дней, и, наверное, всё закончится. Отвезу тебя…

– На кладбище? – перебивая меня, радостно спрашивает Ванька.

С тех пор, как ему стало легче, он не упускает возможности меня подколоть.

– Идиот! На рентген я собрался тебя везти. В свою академию.

Я действительно попросил Юрия Степановича договориться с пульмонологией насчёт рентгена и общего осмотра Ваньки специалистом.

– А, я понял! – Ванька сияет. – Таким путём ты хочешь проверить, есть ли у меня мозги. Давай. Просветили, а там – пусто! Во класс! И с меня взятки гладки!

– Иди ты!

– Извини… Не могу… Я в бессрочном отпуске и вообще сменил профессию, – он блаженно улыбается, понимая, что все его шутки сегодня проходят на «раз».

Махнув рукой, иду на кухню подогревать ужин.

Появляется Ванька, завёрнутый в одеяло.

– Саш, ну давай я чего-нибудь поделаю. Что ты всё сам да сам…

Он умильно опускает голову мне на плечо, и мне это приятно.

– Слушай, самое лучшее, что ты можешь сделать, – это лечь обратно в кровать.

– Саш… Я нормально себя чувствую. Ты же сам сказал, что хрипов не слышишь.

– Это я сказал. А надо, чтобы тебя посмотрел пульмонолог.

– Пульмо… кто?

– Пульмонолог. Это, если можно так сказать, лёгочник.

Видно, Ваньку сегодня так просто не унять. Стоит с заумно-хитрым видом.

– Понял. Значит, лор – это ушник, окулист – это глазник, пульмонолог – это лёгочник, гинеколог… Саш… А как гинеколог по-русски будет? – так невинно спрашивает он.

– Ты сам уйдёшь, или тебе дать пинка в твою исколотую жопу? – делаю к нему шаг.

– Ухожу, ухожу… – пятясь к двери, Ванька хихикает.

– Правильно делаешь, что пятишься, – мне уже самому стало весело. – А то смотри… Шприцы у меня здесь, на кухне.

– Всех жоп не переколешь! – гордо восклицает Ванька и скрывается в комнате.

Какое-то время всё спокойно.

– Саш… – раздаётся голос из комнаты.

– Ну чего тебе ещё?

– Я серьёзно. Тебе кто твою бухгалтерию сейчас делает?

– Угадай с трёх раз, – отзываюсь я.

– Тут и угадывать не надо. Давай-ка, неси всё мне. Займусь.

Это действительно отдушина. Если Ванька этим займётся, то у меня освободится время. А мне надо ещё очень много учить и сдавать.

– Согласен. Спасибо тебе, Ванюха! – кричу я из кухни, – Ты даже не представляешь, насколько ты меня выручишь.

– Представляю, – со вздохом говорит он. – Потому и предложил.

После нашего ночного разговора Ванька повеселел. Я это вижу и этому очень рад, потому что он потихоньку становится прежним.

Ваньку осматривают в пульмонологии больницы академии.

– Когда, говорите, у него началось воспаление? – спрашивает заведующий этим отделением, тоже профессор, просматривая заключение рентгенолога.

– Недели две назад.

– Как две недели назад? – озадаченно спрашивает он.

Ещё раз прикидываю. Да, точно, две недели и два дня.

– Ну две недели и два дня. А что?

– Странно… – бормочет завотделением, снова прослушивая Ваньку. – У него всё чисто… Ну-ка, подышите интенсивно.

Ванька дышит полной грудью.

– М-да… А куда вы обращались?

– Никуда. Всё сам, дома…

– Постойте… – он внимательно смотрит на меня. – Это что, вы тот самый… Александр Елизов? Ну мне говорили… И Сергей Петрович говорил как-то…

Вид у него такой озадаченный, что мне становится весело.

– Не знаю… Может, тот самый, – не могу подавить улыбку.

– Ну вы ещё у нас в академии на экстернате. Да?

– Да. Сдаю потихоньку.

Завотделением наконец улыбается и протягивает руку.

– Меня зовут Николай Васильевич. Поздравляю, коллега. Ваш больной – не больной. Но всё-таки эти методы… Я, конечно, наслышан, но – вызывают сомнения… И всё-таки поздравляю!

С удовольствием пожимаю его руку.

На всём пути к машине, да и в ней тоже, Ванька странно молчит и всё поглядывает на меня.

– Ну что ты смотришь? Скажи что-нибудь! – не выдерживаю я.

– Уважуха… – произносит Ванька.

– Переведи!

– Уважаю тебя, говорю! И в какой-то степени завидую.

– А ты почаще болей, так я на тебе и натренируюсь, – отшучиваюсь я.

– Нет, Сашка… Я завидую, потому что мне тоже очень хочется заниматься тем, что мне интересно.

– Чем же?

– Своей специальностью. Не зря же я учился! Только где работу найти?

– Так ты ищи! Теперь ты здоров и можешь этим заняться.

– Вот завтра и займусь! – решительно говорит Ванька.

– Одобряю. Только завтра мы с тобой одеваться поедем. Ты же опять раздетый у меня!

– Саш… Ну прекрати! Перехожу я эту зиму как-нибудь. Ты же мне уже столько накупил…

– Да уж… В Булуне теперь можно устраивать распродажу шмоток с личного плеча Ивана Серёгина. Только всё равно поедем. Тебе нельзя мёрзнуть.

– Понял… – и добавляет ехидно: – Настанет и мой час. Ты посмотри, как сам-то ходишь. Чуть ли не бомж. Устроюсь, заработаю и тоже буду тебя таскать за шмотками.

– А я не возражаю.

– Слушай, а давай сегодня отпразднуем?

– Давай… Что, так хочется? Честно говоря, про твой тамошний запой я наслышан.

– Ты не волнуйся, я не стал алкашом. Просто мне было очень плохо.

– А кто тебе сказал, что от водки становится лучше? – усмехаюсь я. – Как почти врач, могу сказать, что пьянка только усугубляет имеющееся состояние.

– Это я уже сам понял. Кстати, ты мне курить-то разрешишь, доктор?

– Разрешу… И выпить, и покурить. Так что, в магазин ехать?

– Ага!

Сидим с Ванькой на кухне и празднуем.

– Ну, давай за твоё возвращение, – я поднимаю рюмку. – Хоть запоздало, но отметим.

– Давай… – Ванька неуверенно кивает. – Только я сам до конца не понял, вернулся ли, а если вернулся, то куда и кем?

Это уже опять камень в мой огород.

– Ты имеешь в виду меня? – вдруг совершенно непроизвольно выскакивает у меня вопрос.

– Ой, Сашка… Знаешь, когда я болел, а ты, бедняга, пытался один поспеть по всем делам, оставляя меня одного, мне оставалось только лежать и думать. Думать о нас с тобой… Сашка! Ты заметил, что и ты, и я за это небольшое время стали совсем другими?

– Заметил… – я вздыхаю, потому что тоже всё время об этом думаю.

– Мы изменились, Саша… И наверное, к сожалению, возврата к прежнему состоянию быть не может!

– К какому прежнему? – не понимаю я.

– Саш… Понимаешь… Тогда, давно… ты окружил меня такой заботой, таким теплом, что действительно стал мне всеми утраченными родственниками в одном лице. Чисто подсознательно я, наверно, воспринимал тебя как любящую няньку, что ли… И поверь мне, в большей степени меня на ноги подняло твоё отношение ко мне… Да ты меня тогда упаковал в ласку и тепло. Я каждый момент чувствовал тебя рядом, даже если ты был где-то. А сейчас… Что-то сломалось… А может быть, это я сломал всё там, в Булуне…

Ванька говорит очень взвешенно и с нотками горечи. Видно, это у него в башке давно крутится.

– Ты хотел бы вернуться к этому состоянию? – осторожно спрашиваю я.

– Не знаю… – Ванька поднимает на меня глаза. – То состояние требовало от меня меньшего, чем нынешнее. Сейчас же всё по-взрослому. Но это и справедливо! Так и должно быть! Я изменился! И вместе с тем, Сашка, мне порой хочется прижаться к тебе и так стоять, стоять… Я так жажду твоего тепла!

Он произнёс именно слово «жажду»!

– Оно от тебя никуда не делось и не денется, хотя и я тоже изменился. Теперь есть Даша, есть мой сын… Может, тебя именно это смущает?

Задавая этот вопрос, я ощущаю в себе некоторый напряг.

– Как ты мог такое подумать? – теперь в голосе Ваньки звучит укоризна. – Я готов всем пожертвовать ради твоего душевного комфорта и покоя. Кто-кто, а ты это заслужил. Я в этом убеждён!

В моей голове полный раздрай. Сам не знаю, чего хочу в данный момент.

– Слушай, наливай, и поговорим по-трезвому, – тихо прошу я, пытаясь улыбнуться.

Ванька выглядит не лучше. Ясно, что все эти вопросы давно его грызут, а он не может найти на них ответы. А я тоже их не знаю.

Чокаемся и пьём. Какое-то время сидим молча.

– Саш, – нарушает это молчание Ванька, – я снова задам тебе тот же вопрос. Скажи мне честно, ты сможешь быть со мной прежним?

– Тебе это действительно необходимо? – отвечаю я вопросом на вопрос.

Он задумывается, и пауза длится долго. Понимаю, что это наверняка последние брызги его прошлой жизни. Я убеждён в необратимости произошедших с ним изменений!

– Я тебя очень люблю, братишка, – не дождавшись ответа, прекращаю я паузу, – как самого близкого мне человека. Это совсем не потому, что ты мой брат, а потому, что это – ты! Ты же сам сказал, что мы с тобой изменились. Это действительно так! И дело, как мне кажется, не в твоей выходке в Булуне. Свету можно даже поблагодарить. Она повернула тебя на правильные рельсы, открыв тебе практически новый мир. Согласен?

Он молча задумчиво кивает.

– Мы с тобой изменились. Давай принимать это как данность…

Ванька так грустно на меня смотрит…

– Ну и что мы будем теперь делать? – тихо задаёт он мучающий меня вопрос. Такой же вопрос я задал ему когда-то, на заре наших отношений.

– Жить дальше! Главное, чтобы ты знал, что действительно вернулся. Вернулся, потому что ты тоже… «моё всё». Ещё ты всегда должен знать, что я очень тебя люблю и никогда не позволю чему-нибудь плохому с тобой случиться. Это я тебе говорю как старший в тандеме.

– Понял, – он кивает. – Но и ты должен знать, что и я очень тебя люблю и никогда не позволю чему-нибудь плохому с тобой случиться. Это я тебе говорю как младший в тандеме. Тебе должно быть понятно, что я за тебя так же отвечаю, как и ты за меня, – Ванька делает паузу и продолжает, с улыбкой меняя тему: – А насчёт Даши… Короче, когда ты мне племянника покажешь?

– Как с Дашей договорюсь…

– Если честно, то я этого жду с нетерпением.

Какое-то время сидим молча. Тема вроде исчерпана. Надо это каждому из нас уложить в себе.

– Ты обратил внимание, что мясо сегодня совсем другое? – нарушает молчание Ванька, который, как водится в таких случаях, готовил стол.

– Не знаю… Мне очень нравится.

– На тебя только продукты переводить. По-моему, даже если тебя кормить каждый день одним и тем же, ты этого не заметишь.

Ложимся спать. Алкоголь слегка шумит в голове. А собственно, что мы с ним выпили? Какие-то три маленькие рюмочки…

Ванькина голова на своём законном месте, то есть на моём плече…

– Сашка мой, – бормочет он, и вдруг следует признание: – Знаешь, как мне сейчас хорошо? А ещё лучше будет, если ты меня поцелуешь… в лоб. Ты удивишься, но кроме тебя, меня в моей жизни… даже так… почти никто не целовал. В семье это как-то было не принято. Остальные… даже Светка… Да ладно…

– Готов целовать тебя перед сном, пока твоя жена не будет это делать вместо меня.

– Твоими бы устами… – начинает Ванька.

– Целоваться? – со смехом перебиваю я его и касаюсь губами его лба.

– Угу… – он ёрзает головой по моему плечу.