Мой Ванька. Том второй Лухминский Алексей

Сейчас этот корреспондент разговаривает с Кириллом Сергеевичем в его кабинете. Я не стал присутствовать. Дел и так хватает.

– Александр Николаевич, разрешите?

Коротков заходит ко мне.

– Да, пожалуйста! Садитесь…

– Я хотел поговорить с вами про ваши уникальные методы лечения. Вы, наверное, в курсе своей популярности у пациентов. Мне известно, что вы можете творить буквально чудеса, – говорит он масляным тоном.

– Ну почему чудеса… Это обычная биоэнергетика, область пока мало изученная, но дающая неплохие результаты в ряде случаев.

– Вот и расскажите мне про ваши методы.

Стараюсь достаточно подробно изложить ему суть своих подходов и полученные результаты. Однако меня не оставляет чувство уверенности в том, что всё это ему не очень интересно. Он действительно помимо записи на диктофон делает ещё какие-то пометки в блокноте, но при этом старается на меня не смотреть. Постепенно и я теряю интерес ко всему этому процессу.

– Ну, наверное, достаточно! – спокойно прерывает меня Коротков буквально на полуслове, выключая диктофон. – Думаю, я смогу донести до читателей ваши мысли. Большое вам спасибо!

Пожимаю ему руку и остро чувствую какой-то подвох…

Я в гостях у Сергея Александровича. Завёз Кирилла Сергеевича, а теперь и Юру домой. Давно же я тут не был! Даже Виктория встретила меня укоризненным взглядом. Сидим за столом и беседуем про наши общие дела. Мне приятно, что Сергей Александрович всё больше и больше влезает в наши проблемы. Солдатенко мне прямо сказал, что в их тандеме благотворителей он пока только на втором месте, поскольку Кушелев владеет ситуацией гораздо лучше.

В гостиной мы вдвоём. Юра ушёл к себе.

– Эх, Саша… Прямо хоть заболевай, чтобы чаще с тобой видеться вот так, по-домашнему, – подтрунивает хозяин. – А то всё на людях, проблемы всякие… Правда, это и хорошо – я люблю такую жизнь.

– А то вам проблем со своим бизнесом не хватает!

– Ты знаешь, в бизнесе у меня сейчас всё так отлажено, что надо только приглядывать. У меня же в жизни есть только Юрка и моя работа. И всё…

Это он говорит со странным выражением лица, таким, что я не понимаю – хорошо это или плохо.

– А личная жизнь?

– Да какая личная жизнь… Моя личная жизнь – это Юрка. Не хочу заводить ему мачеху. Не уверен, что он это сможет пережить. Он очень любил свою маму. Я хоть, наверное, и не способен на такое, как Кирилл Сергеевич, но всё же готов дожить жизнь для сына.

Молчим. Мне неудобно что-то говорить после такого признания.

– А вот и я! – в гостиную входит Юра. – Ужинать будем?

– Сейчас будем. Виктория!

– Уже несу! – ворчливо сообщает та, начиная сервировать стол. – Рюмки ставить?

– Нет, не надо. Саша, ты не в обиде? – обращается ко мне Сергей Александрович.

– Нет, конечно! Я же за рулём.

– Эту проблему мы всегда решали. Если хочешь, то давай!

– Сергей Александрович, дорогой вы мой! Ну неужели мне это нужно?

– Вот и хорошо! – с удовлетворением произносит он. – Знаешь, Саша… Я ведь теперь даже твоих ста граммов не выпиваю. Как-то это мне тоже стало не нужно.

– Так это же здорово!

– Вот и я так думаю.

– Слушайте, взрослые! – перебивает нашу беседу Юра. – Можно, вы поговорите про меня?

– Конечно, сынок!

– Пап… Александр Николаевич… В понедельник я хочу подавать документы в Медицинскую академию. Я уже решил.

Это звучит так уверенно, так по-мужски, что я невольно улыбаюсь, услышав Ванькины интонации.

– Саша, как ты думаешь, у него получится? – озабоченно спрашивает отец.

– Думаю, да! Честно скажу, Юрой очень довольны. Скажи, ты какую специальность выбрал?

– Семён Викторович… Ну он посмотрел, как я делаю перевязку… Потом позвал на операцию…

– Ты был в операционной?! – наверное, у меня глаза выкатываются из орбит. – Мне про это не говорили…

– Саша, Юра мне всё в деталях рассказал, – Сергей Александрович с трудом подавляет улыбку. – Это тебе не докладывают, а мне…

– Уж точно… Не докладывают…

– Вы не ругайте Семёна Викторовича, – просит Юра. – Он спросил, не испугаюсь ли я крови. Ну первый раз, конечно, было не очень уютно. А потом…

– Что, был и второй?

– Я уже на шести операциях был, – обиженно вскидывается Юра. – Даже инструмент подавал. Александр Николаевич, я хочу на хирургию…

Молчу, хотя понимаю, что должен что-то говорить. Потом встаю, подхожу к нему и обнимаю за плечи.

– Ну, в добрый час, крестник! Уверен, у тебя всё получится. На меня ты можешь рассчитывать всегда.

– А Ваня сказал, чтобы я вас не отвлекал…

– Ване я ещё холку намылю, – обещаю я. – Хотя про ваши совместные занятия уже наслышан.

Глухов не зря пугал нас комиссиями.

Нагрянули! Причём одновременно три комиссии! Комиссия Райздрава, налоговая инспекция и прокуратура! И все на уровне района. Это показательно! Думаю, вряд ли у них на областном уровне кто-то есть.

Кирилл Сергеевич нас всех проинструктировал. Мы со всеми проверяющими максимально любезны, предупредительны, корректны, но без подобострастия. Главный строго предупредил – никакого жополизания! Именно так и сказал.

Не знаю, какие будут результаты, но вся эта публика питается у нас на халяву два раза в день, с большим аппетитом. И похваливает! И надо же! Именно в это время Солдатенко обеспечил поступление нового котельного оборудования! Уж не знаю, случайно это так получилось или он специально всё рассчитал, но на всех проверяющих это произвело большое впечатление. Павел замучился отвечать на их вопросы. Интересовались необходимостью замены, даже параметрами! И главное, всё тщательно фиксировали на бумаге!

Дай бог нам это выдержать!

Сегодня я на сутках. Уже половина восьмого вечера. Все приходящие пациенты у меня уже прошли. Пишу план на завтра. Надо ещё посмотреть снимки двоих больных и подумать, как с ними поступать. Закончу и пойду проведать очередного клиента в спецпалате.

Стук в дверь заставляет меня поднять голову от своего поминальника.

– Войдите!

– Разрешите? – входит заместитель районного прокурора, который является председателем их, прокурорской, комиссии.

– Заходите… У вас какие-то вопросы ко мне, Дмитрий Васильевич? – спрашиваю я, не отрываясь от истории болезни и снимка. – Присаживайтесь.

Садится.

– А вы что домой не идёте, Александр Николаевич?

– Я сегодня на сутках, – отвечаю я, продолжая заниматься делом.

– Вы же – зам главного врача?

– Ну и что? Мы со Светланой Сергеевной такие же врачи, как и все остальные. Так что вас интересует?

– Я хотел с вами поговорить… о вас.

– Ну говорите… Что вас интересует? – и только теперь поднимаю на него глаза.

До сих пор я ни разу внимательно не смотрел на него. Первое, что я вижу «своим» зрением – традиционный для его возраста остеохондроз. Дальше мне становится ясно, что он страдает гипертонией, а сейчас у него сильно болит голова от очередного скачка давления.

– Так что же вас всё-таки интересует, Дмитрий Васильевич?

– Видите ли… Мы тут у вас работаем с перерывами уже больше недели, и я до сих пор не могу понять, зачем вам всё это нужно?

– Что «всё это»? Говорите яснее.

Очевидно, я разговариваю с ним тоном, к которому он не привык, полагая, что каждый его оппонент должен как-то заискивать перед ним.

– Вы так со мной разговариваете, будто прокурор вы, а не я, – он на самую малость повышает тон, морщась и по сути подтверждая мою догадку насчёт головной боли. – А ведь вы должны понимать: любое мошенничество карается законом. Вы же морочите людям голову и берёте с них за это немалые деньги.

– У вас есть доказательства? – я снова утыкаюсь в снимок, демонстрируя ему полное безразличие своим поведением. Ну не боюсь я его!

Он молчит, и тогда я перехожу в наступление.

– Я задал вопрос и хочу получить ответ. У вас есть доказательства? Или вы поверили откровенной клевете?

– Доказательств у меня пока нет, – честно признаётся он. – Но я их получу.

– Думаю, невозможно получить то, чего нет в действительности, – холодно парирую я. – Но вы, конечно, можете попытаться это сделать. Результат будет зависеть от вашей совести и объективности. Главное, чтобы не было фальсификаций. Согласны?

– У вас, очевидно, весьма предвзятое мнение о нашей структуре, – он по-тихому взвивается.

– А как у меня может быть другое мнение, если вы приходите сюда со своим готовым представлением о положении вещей, совершенно не основанном ни на каких фактах, и при этом абсолютно беззастенчиво его мне выкладываете? Разве нет? Вы же сами признали, что доказательств у вас не имеется. Так?

– Я сказал – пока!

– Ну вот когда у вас эти объективные доказательства будут, я готов продолжить с вами этот разговор, – отрезаю я, давая ему понять, что эта тема для меня сейчас закрыта. И снова показательно начинаю изучать снимок.

– Ну хорошо… Предположим, я не найду фактов получения вами вознаграждений, но ведь голову-то людям вы морочите! – неуверенно произносит он.

– Чем и как?

– Своими якобы сверхъестественными способностями!

– Гм… А хотите, я вам сейчас голову «заморочу»? – усмехаюсь я, снова поднимая на него взгляд.

– Ну мне-то вам это будет сделать трудно, – он в свою очередь многообещающе усмехается. – Я убеждённый материалист и в запредельное не верю.

– Вы как убеждённый материалист можете допустить, что всё непознанное, а значит, пока необъяснённое, нам кажется запредельным? А когда мы делаем следующий шаг в познании, то оказывается, всё очень просто, ясно и, заметьте, материально. И все предыдущие страхи не что иное, как обычное мракобесие.

– Это философия! Может, даже и демагогия.

– Хорошо! Оставим термины. И тем не менее… Так мне попробовать заморочить вам голову?

– Гм… Попробуйте!

– Так вот… Надо отдать вам должное! Не каждый работник вашего ведомства с таким давлением, которое у вас сейчас, остался бы для таких бесед, какие мы с вами сейчас ведём. От такого давления и голова у вас сейчас сильно болит. Верно?

– Честно говоря, болит, – признаётся он. – А насчёт давления…

– Давление я вам потом измерю своим методом, – прерываю я его. – Теперь дальше. Остеохондрозом своим вы совсем не занимаетесь, хотя сильные боли между лопаток у вас бывают часто. Так?

– Гм… Так. Только…

– Ещё не всё! Советую вам скорее бежать к урологу. Лечить простату надо, а не почки, как вы думаете. Ну а по другим органам у вас всё в рамках состояния, нормального для вашего возраста. Я вам всё сказал. И обратите внимание, я даже пальцем вас не коснулся. Только посидел с вами рядом и немного посмотрел на вас.

– А откуда вы… про почки… что я думаю… узнали?

Он совершенно растерян. Это видно, так сказать, невооружённым глазом.

– Ну вы же не верите в запредельное! – я откровенно, чуть издевательски смеюсь и продолжаю: – Остеохондроз у вас уже серьёзный, но поправить дело ещё можно. Ваши головные боли с ним не связаны. Тут виновата ваша гипертония, да и вообще вам надо заняться сосудами головного мозга. Это я вам как врач говорю. А сейчас измерю вам давление…

При этих словах мой неожиданный пациент начинает закатывать рукав.

– Не надо! Дайте мне руку!

Беру его за запястье…

– Так… У вас сейчас где-то сто восемьдесят или сто восемьдесят пять на сто десять. Давление плохое. Надо срочно понижать. Чтобы вы могли меня проверить, я сейчас позову сюда медсестру из терапии с тонометром. Договорились?

– Ну хорошо…

– Галя, зайдите, пожалуйста, сейчас ко мне, и тонометр возьмите, – прошу я по местному телефону. Слава богу, нашу домашнюю, как мы её называем, АТС наконец починили.

Пока ждём Галю, сидим молча.

– Александр Николаевич, кому мерить? – спрашивает Галя с порога.

– Вот, Дмитрию Васильевичу, – и снова рассматриваю снимок.

– Сто восемьдесят на сто десять! Очень высокое… – измерив, докладывает она.

– Вы были правы… Вообще-то я и сам ещё днем почувствовал… – растерянно бормочет мой неожиданный пациент и хочет встать.

– Да ну? Какая неожиданность! – я откровенно издеваюсь и уже жёстко приказываю: – Садитесь! В таком состоянии вам нельзя ехать домой, тем более самому за рулём. Вы меня понимаете?

– Но я… А вы что…

– До завтрашнего утра я вас госпитализирую. Это я вам говорю как сегодняшний дежурный врач, – даю я жёсткое заключение. – Вы сейчас звоните домой и предупреждаете, что остаётесь здесь. Никаких отказов! За вашу жизнь и здоровье сейчас отвечаю я. Вам понятно?

Он молча кивает головой и лезет в карман за мобильником.

– Каким способом снимать давление, решайте сами. Я могу снять его своими методами, в которые вы не верите, а можно вкатить вам несколько уколов. Выбор за вами. Думайте!

– Александр Николаевич! Там по «скорой» привезли с проникающим ножевым, – с порога говорит, быстро входя, Шитова.

Она уже традиционно дежурит со мной. У нас сложился неплохой тандем.

– Блин… – вырывается у меня. – Елена Михайловна, вам со мной ещё дежурить не надоело? Вечно у нас с вами приключения!

– Ещё вопрос, на кого всё это сыплется – на вас или на меня, – она насмешливо хмыкает. – Это же вы у нас экстремалом числитесь!

– Короче, готовьте операционную! И дайте команду: больного – в смотровую! Галя, надо положить Дмитрия Васильевича в терапию, пока до завтра. Сами видите, какое у него давление. Так что, Дмитрий Васильевич, извините, пока времени на вас у меня нет. Вам сделают уколы.

Быстро пишу назначения.

– Галя, вот это надо срочно. Прямо здесь, у меня в кабинете.

Выхожу и иду в смотровую.

Раненый – мужчина лет тридцати пяти. Стриженный под машинку. Похоже, из братков. Ранение серьёзное…

Шитова проверяет пульс.

– Ну как? – спрашиваю я.

– Очень слабый…

– Готовьте операционную! Люба! – обращаюсь я к сестре из приёмного. – Вы находитесь здесь. Я сейчас приду.

В кабинете наш проверяющий уже застёгивает штаны.

– Галя! В лифт – и в палату! Желательно, чтобы он сразу лёг. Я зайду после операции.

– Извините, Александр Николаевич, но по случаю ранения надо допросить пострадавшего! – прокурор вдруг приходит в себя. – Раз уж я здесь…

– Знаете… Я вам отвечу так, как когда-то сказал нашей молоденькой медсестре. Давайте сначала его на этом свете оставим, а потом уже вы будете его допрашивать или что там вы ещё хотите.

– Так серьёзно?

– Более чем… Всё! Галя, уводите!

Из операционной сразу иду в палату к прокурору. Прошло уже почти три часа, так что уколы должны сделать своё дело.

– Ну как? – приподнимается он мне навстречу.

– Что «как»? – отвечаю я вопросом на вопрос.

– Раненый как?

– Будет жить. Но повозиться пришлось, – коротко отвечаю я и беру его за запястье. – Ну вот… Сто сорок на девяносто. Уже лучше. Давайте-ка спать! Завтра вас посмотрит Пётр Максимович. Это его палата. Сейчас на вас заведут историю болезни, там всё будет записано.

Я это говорю специально, чтобы он понял, что всё официально.

– Александр Николаевич… А насчёт остеохондроза?

– Об этом мы с вами будем говорить завтра.

– Мы с вами?

– Если я вас устраиваю только как предполагаемый фигурант будущего дела, то вас может осмотреть ещё и другой специалист, – слегка ехидно произношу я и совершенно серьёзно добавляю: – Но снимки всего вашего позвоночника мы вам сделаем в любом случае. Всё! Спать!

– Не могу я что-то… – тихо говорит прокурор. – Может, у вас можно и снотворного? Знаете, я, видно, уже привык…

– Ну и очень плохо! Только вам сейчас снотворного нельзя. Вдруг давление опять подскочит? А вы и позвать не сможете…

Двое его соседей по палате тоже не спят. Так нас слушают – уши чуть не оттопырились! Все ведь знают про всякие комиссии.

– Александр Николаевич… – зовёт один из них.

Подхожу.

– Александр Николаевич, а можно меня усыпить? Я тоже заснуть не могу. Ну так, как вы всегда делаете… Без снотворного. Мне рассказывали…

– Так… Вы у нас с почечной коликой, кажется? – вспоминаю я.

– Ага… «Скорая» привезла вчера.

Это подарок судьбы! Пусть господин проверяющий посмотрит!

– Можно! Смотрите мне в глаза. Вам очень уютно и тепло в вашей кровати… Вы очень хотите спать… Ваши глаза сами закрываются… Вам так хорошо… Уютно… Тепло… На счёт три… Раз… Два… Три!

Тихонько щёлкаю пальцами. Глаза больного действительно закрываются, и он почти сразу засыпает.

– А меня? – просит второй сосед.

– С вашим инфарктом я этого делать не буду. Нельзя вам этого! Давайте я вас просто подержу за руку…

Беру его за запястье и стараюсь внушить обычную усталость.

Ну вот, тоже заснул.

– Всё! Дмитрий Васильевич, а вам – засыпать самостоятельно! – я поворачиваюсь к прокурору. – Можете слонов считать, улики против меня искать и всё такое прочее. Короче, постарайтесь заставить себя устать. В этом ваше спасение от бессонницы на сегодня. Дальше будем думать.

Он только молча смотрит на меня с кровати снизу вверх.

– Всё! Спокойной ночи! Галя будет к вам периодически заходить и проверять ваше самочувствие.

– Что там с ним? – спрашивает Шитова, когда мы с ней наконец садимся пить кофе. – Что-то серьёзное?

– Приступ гипертонии. Сейчас сняли. Вот кофе допью и схожу ещё посмотрю.

– Вот ведь как в жизни бывает, – задумчиво, будто про себя, проговаривает Елена Михайловна, – Он против вас дело готовит, а вы с ним возитесь…

– Такова судьба медика. Лечить надо в любом случае, – я качаю головой. – В Булуне у нас с Кириллом Сергеевичем была целая дискуссия на эту тему…

Сразу накатывают воспоминания. Танюшка… Как там она? Я звонил туда, чтобы выяснить, и мне Николай Фёдорович сказал, что Таня полетела в Якутск сдавать вступительные экзамены. Жаль, что мы с ней перед этим не поговорили…

Утром перед завтраком захожу в палату к прокурору. Все уже проснулись и занимаются утренним туалетом.

– Доброе утро! – здороваюсь я со всем населением палаты.

– Здравствуйте, Александр Николаевич! – первым отвечает мне тот, которого я усыплял. – Спасибо вам! Так хорошо поспал! Всегда бы так.

– Ну вам для этого в первую очередь нужно нервы подлечить. Мы ещё вернёмся к этому вопросу, когда с вашим основным заболеванием справимся. Скажите Петру Максимовичу, чтобы обратил на это внимание. – Подхожу к прокурору. – А вы как себя чувствуете? Дайте я посмотрю…

Беру его за запястье.

– Так… Сто тридцать на восемьдесят! Неплохо. Но я бы вас ещё на денёк оставил. Правда, это решать будет Пётр Максимович, ваш лечащий врач. Спать-то – спали?

– Не очень… – признаётся он. – Думал много…

– Это хорошо, что думали… – я усмехаюсь, потому что мне понятно, о чём он думал. – Ладно! Сейчас завтрак, потом обход, а после этого, если хотите, могу ответить на ваши вопросы.

– А скажите, как тот мужчина? Ну которого вы оперировали… – с неподдельным интересом задаёт он вопрос.

– Для его случая – нормально. Сейчас спит.

– Он сам спит? Или… – напряжённо интересуется прокурор.

– Или. Так ему сейчас будет лучше. Ну всё! Мне надо идти.

* * *

Прокурор входит ко мне в кабинет.

Очень забавно выглядит в больничной пижаме! Опять же, спасибо Сергею Александровичу! Это он настоял, чтобы купить пижамы и халаты для больных, как в старое доброе время. Видимо, я не смог скрыть улыбку.

– Что вы так улыбаетесь? – следует напряжённый вопрос.

– Странно вас видеть в пижаме, – признаюсь я.

– Вообще по нынешним временам пижама в больнице – это уже странно. Знаю, что даже в городе в редких больницах больных переодевают, – соглашается он, садясь на стул.

– А у нас, спасибо благотворителям, это делается, – с особым удовлетворением говорю я и задаю свой вопрос: – Вы по поводу вашего остеохондроза или по делам служебным?

Прокурор смотрит на меня и молчит.

– Ну так что?

– Не пойму я вас, Александр Николаевич… – задумчиво произносит он.

– А я – вас, Дмитрий Васильевич, – в тон ему отвечаю я. – На мой взгляд, ситуация с вашими так называемыми проверками яснее ясного. Чиновнику из Райздрава мы с Кириллом Сергеевичем отказали во взятке. Он сильно обиделся, стал угрожать нам и, надо сказать, все свои обещания выполнил. У нас работают целых три комиссии! Но, как гласит восточная мудрость, шакал воет, а караван идёт! Больница и поликлиника работают, больных мы лечим, обихаживаем. Ремонты продолжаем делать. Вот все крыши наконец закончили. Надеюсь, с протечками будет покончено. Сейчас котельную переоборудуем, и можно будет зимы не бояться. Медицинская академия готова нам продать кое-какое старое оборудование, поскольку они себе пробили более современное. Жизнь идёт! И будет идти, сколько бы шакалы из Райздрава ни выли. А вы, господа проверяющие, упорно не хотите замечать наших успехов, а ищете несуществующие преступления.

– Мы должны выполнить свой долг, – вставляет фразу прокурор.

– Или отработать долг? – цепляюсь я к удачному слову. – Может, Райздрав вас всех просто нанял?

– Вы понимаете, что вы говорите? – вскипает он и начинает вставать со стула.

– Садитесь, Дмитрий Васильевич! – слегка повышаю я голос. – А что мы ещё можем подумать про вас, когда почти за две недели работы никто из вашей многочисленной команды даже не удосужился заглянуть в наш архив, сделать список наших пролеченных пациентов и, хотя бы выборочно встретившись с ними, поговорить о качестве нашей работы. Это же первое, что вы должны были сделать, поскольку мы работаем для людей, и с ними сначала надо было общаться, а уж потом приниматься за бумажки. А раз этого не было сделано, то все мы совершенно искренне считаем, что вы отрабатываете определённый, хорошо проплаченный вам заказ. Скажите мне, в чём я неправ?

Видимо, я говорю слишком резко и жёстко, потому что мой собеседник как-то сникает, и мне становится его жаль. К тому же не хочу, чтобы у него опять давление скакнуло.

– Ну всё… Простите меня, Дмитрий Васильевич. Я увлёкся и забыл, что вы сейчас передо мной в статусе пациента. Дайте-ка вашу руку…

Вяло подаёт руку.

М-да… Сто сорок пять на девяносто. Перестарался я, кажется. И пульс учащённый…

– Так… Смотрите сюда, на мою руку…

За запястье я его держу правой, а смотреть предлагаю на поднятую левую.

Смотрит.

Внушаю внутренний покой. Всё хорошо-о… Неприятностей нет… Неудовлетворенности нет… Есть уверенность… Во-от… Вроде пульс стал успокаиваться… А давление? Угу… Тоже пошло вниз.

– Ну, легче стало? – осторожно спрашиваю я.

– Как сказать… – вздыхает он. – За почти тридцать лет моей работы так со мной ещё никто не разговаривал…

– Вы простите меня! Я, конечно, не должен был сейчас так с вами разговаривать. Как врач я, если хотите, совершил непозволительный поступок. Но меня оскорбляет сложившаяся ситуация. Знаете, как меня называли на севере, где я работал? Малахольный доктор! Это за то, что я ни с кого, ни разу ни одной копейки не взял! А тут появляется этот… Игорь Сергеевич… из вашего Райздрава и говорит, что надо с ним делиться! Ну и послали мы с Кириллом Сергеевичем его! Вот вам и весь расклад.