Великий Дракон Т-34 Клюев Константин

– Нет-нет, Виктор, – Ковалев тоже улыбался, – ты все верно сказал. И в общем, и в частности. Однако прошу экипаж помнить, что, несмотря на все маневры и отличную стрельбу, нас все-таки ссадили с нашей «сотки».

Иван-да-Марис тотчас перестали улыбаться.

– Виктор, ты совершенно прав – людям свойственно оставлять знаки. Могу добавить лишь одно: там, где они могут. Убедитесь сами: вчера мы проехали по площадке несколько раз, причем разворачивались и с пробуксовкой, да, Ваня? На плитах нет ни единой царапины от наших траков.

Ковалев обвел экипаж загадочным взглядом и энергично потер руки.

– Считаю, что пора выдвинуться на разведку в глубь острова. Направление, – он запустил руку в нагрудный карман и вытащил чешуйку, – направление – строго на юго-восток. Самоверы прекрасно знают свое дело и справятся без нас. Я думаю, остров в поперечнике не более десяти километров, так что вернемся через сутки, не позже. Выходим через полчаса. Форма одежды – комбинезоны. Вопросы?

Экипаж молчал. Иван тихо ликовал, почуяв близкие события.

– Собираемся здесь через тридцать минут. Разойдись!

Эрл стоял у сруба, держа за руку принцессу Энни. Лицо принцессы загорело, и глаза засияли ярче. Ковалев плотоядно прошелся взглядом снизу вверх по ее точеной фигурке, но устыдился и негромко кашлянул. Влюбленные обернулись. Их лица светились непритворной радостью.

– Смотрите, Александр, это – наш дом.

– Да, я его узнаю, – улыбнулся Ковалев. – Я хочу задать вам один вопрос. Скажите, почему ваш народ не строит корабли, ну, большие такие лодки, чтобы на них ходить по морю?

Эрл Неринг посмотрел на принцессу Энни, затем на Ковалева.

– Господин Александр, это же заповедь Дракона, Наместника Господа на земле. – Эрл прикрыл глаза, припоминая текст, и начал говорить нараспев:

Поле было розоватым от тоненькой травки, выпустившей яркие пушистые кисточки. Мелкая пыльца быстро облепила ноги экипажа, и к моменту, когда лагерь скрылся за пригорком, а впереди в паре километров открылась густая зеленая роща, танкисты выглядели забавно. Розовые штанины комбинезонов не хотели расставаться с въедливой пыльцой, и попытка отряхнуться привела к тому, что пыльца перекочевала на ладони, а затем и на лица экипажа. Вихрон от пыльцы начал чихать: его пятачок находился как раз на уровне розовых кисточек. Милосердный Александр взял свиненка на руки. Марис начал смеяться, приседая и хлопая себя длинными руками по коленям. При виде свирепых лиц товарищей, принявших смех молчуна на свой счет, Марис враз перестал хохотать и объяснил:

– Я просто подумал, как хорошо, что мы оставили Себаса у Эрла. Розовую ворону я бы не пережил, честное слово!

Поле красящей травы кончилось, и путники пошли по уже привычной бурой земле со скудной зеленой растительностью.

– Мне кажется, что остров имеет форму круглого стола, ну, строго говоря, овала, – Неринг оглядывался и делал пометки в планшете. – Сейчас мы подходим к центру столешницы. Александр, как чешуйка?

– Все так же! – Ковалев нахмурил розовые брови, вглядываясь в таинственную ровную зелень талисмана.

– Командир, вода! – непоседливый Суворин незаметно оторвался от группы и махал из тени кряжистого узловатого дерева.

Вода в ручье была холодной и кристально чистой. Розовая пыльца была смыта, фляги наполнены. Вихрон ухитрился оступиться и с шумом упасть в воду, после чего долго фыркал и дрожал, обсыхая.

– Рай существует, и он должен быть именно таким, – мечтательно объявил Неринг, лежа на мягко пружинящем зеленом ковре из уж-травы. – Пора, командир?

– Да, подъем! – Ковалев резко поднялся, с усилием отведя взгляд от игры солнечных бликов на поверхности ручья.

– Кто знает, как называются эти деревья? На наши дубы похожи, только листья другие. – Марис шел за командиром в рябой тени густой листвы, с удовольствием вдыхая свежий прохладный воздух.

Деревья действительно были крепкими, кряжистыми, со стволами в полтора обхвата и ветвистой густой кроной. Вихрон шнырял среди деревьев, отыскивая незнакомые танкистам шишечки, аппетитно чавкал и был вполне доволен жизнью.

– Похоже, что это не дикая роща, а старый парк, – сказал Неринг. – Посмотрите, деревья по виду одного возраста, хотя растут беспорядочно. Любопытно.

– Внимание! – Ковалев поднял руку над головой. – Выходим на открытое пространство. Вихрон, иди ко мне.

Танкисты стояли на краю рощи. Впереди, в десятке шагов, кончалась граница тени и начинался зеленый склон, залитый солнечным светом. Летняя жизнь кипела в высокой траве во всем многообразии. Если в роще царило безмолвие, изредка нарушаемое дробным раскатистым стуком клюва пичуги или глухим падением плодов с деревьев, то луг был похож на симфонический оркестр, безостановочно настраивающий инструменты: насекомые жужжали, стрекотали, гудели и пиликали, а маленькие проворные птицы свистели и щебетали, зависая над густой травой.

Помедлив, Ковалев вышел из тени с Вихроном на руках. Экипаж последовал за ним. Через двести метров группа оказалась на краю обрыва. У ног разведчиков начинался крутой спуск в карьер с курганом посередине. Неринг в немом изумлении смотрел на точную копию «Трона Кримхильды». Он узнал и молельню-алтарь, и ступени, и вход в гигантское помещение, считавшееся гробницей. Иным был цвет породы, образовывавшей стенки и дно котлована, в остальном же сходство потрясало. Были различимы и знаки на стенах.

– Непостижимо! Это невозможно, – бормотал майор, обхватив себя руками и чувствуя, как от внезапно нахлынувших воспоминаний заныли все переломы, а во рту появился противный медный привкус.

– Что? Похоже на твою каменоломню? – догадался Ковалев.

– Копия, точная копия.

Вихрон внезапно начал рваться из рук, извиваясь всем крепким тельцем. Ковалев в недоумении поставил свиненка на землю. Маленький Хранитель завертелся волчком, поджимая шипастый хвостик и нюхая воздух подрагивающим пятачком. Подул необычный ветерок. Необычен он был тем, что дул снизу вверх, от кургана к краям карьера, удивляя не только направлением, но и своей ровной, неизменной силой. Резко, без перехода, как будто по щелчку невидимого тумблера, ветер стал сильнее едва ли не вдвое. Вихрон запищал:

– В рощу! Надо бежать быстро!

Ковалев подхватил поросенка и проревел, перекрикивая ветер:

– За мной!

Двести метров до опушки леса танкисты преодолели с легкостью: им помогал ветер, вновь удвоивший силу. Подталкиваемый в спину упругим воздушным потоком, Ковалев с Вихроном на руках пробежал по лесу, петляя между деревьями, и залег между узловатыми корнями одного из лесных великанов. Неринг, Эмсис и Суворин приземлились рядом.

Со стороны карьера раздался оглушительный треск и рев. Разведчиков слепили молнии, бившие из карьера в безоблачное небо. Ветер уже не давал дышать, и танкисты залегли лицом вниз, укрывая головы руками. Ковалев скрючился и закрыл свиненка своим телом. В ту же секунду между деревьями пронесся шквал, едва не оторвавший разведчиков от земли. Ковалев свободной рукой ухватился за корень, торчавший из земли. Ветер вцепился в ворот комбинезона и пытался перевернуть Александра, вжимавшегося в землю между корнями. Одновременно капитан боялся задавить Вихрона, и ему приходилось напрягать все мускулы, выполняя две противоположные задачи.

Все стихло так же внезапно, как и началось. Над котлованом зависла сиреневая с серым оттенком туча. Через некоторое время она двинулась с места и направилась к проливу, подгоняемая ветром. Ковалев приподнялся, опираясь на правую руку. Вихрон лежал неподвижно, свернувшись в бублик. Александр застонал от бессильной жалости и поднял Вихрона с земли, подсунув под него ладони. Вихрон зачмокал и чуть вывернулся брюшком кверху. Ковалев с изумлением понял, что поросенок безмятежно спит. Он бережно положил Вихрона между корней и огляделся. Рядом приходил в себя Марис, разминая длинные руки и ноги. Суворин сидел рядом с другим деревом и тряс головой, выбивая что-то попавшее в ухо, как пловцы вытряхивают попавшую воду. Похоже, ураган швырнул его об землю и слегка контузил. Неринг уже был на ногах и смотрел в сторону карьера, сжимая кулаки.

– Виктор! – Ковалев с усилием открыл рот и зевнул, как если бы ему не хватало кислорода на скучной лекции в душной аудитории. – Марис! Посмотрите, что с Ваней, и пойдем в котлован. Ваня! Может, тебя перевязать?

Иван не отвечал. Он прекратил трясти головой и медленно поднимался, держась за дерево.

Через несколько минут экипаж стоял возле Ковалева, понуро глядя на Вихрона.

– Да спит он, спит, – Ковалев отстегнул флягу и сделал большой глоток. – Пусть отдохнет, а мы пойдем, посмотрим.

Капитан запустил руку в нагрудный карман и извлек чешуйку. Вместо зеленых треугольников на поверхности чешуйки пылал рубиновый ромб на темно-сером поле. Капитан окинул товарищей взглядом и добавил:

– Тем более.

Медленно и осторожно разведчики подкрались к краю котлована. Внизу оседала легкая дымка. От котлована волнами наплывало мощное, ровное тепло. Неринг постоял у обрыва, подумал и вытянул руку влево:

– Там должна быть каменная лестница. Она длинная, идет вдоль стены карьера и опускается вон там, возле алтаря.

– За мной, – скомандовал Ковалев и быстрым шагом двинулся вдоль обрыва.

Действительно, там, где сказал Неринг, находились ступеньки, вырезанные в слоистой породе. Они были совершенно не стерты, но сильно занесены рыхлой землей. Ступени были около трех метров в длину, шириной в полметра, высотой не более пятнадцати сантиметров, и по ним можно было идти без опасения оступиться и сорваться вниз.

– Командир, может быть, кто-то останется наверху?

– Зачем? Вихрон дорогу к самоверам найдет и без нас, а нам поодиночке все равно не выбраться из этой страны чудес. Пойдем по двое. Майор, тебе объект знаком, так что показывай дорогу. Я и Неринг – впереди, Суворин и Эмсис прикрывают, дистанция – десять шагов.

Майор расстегнул кобуру и положил руку на рукоять пистолета. Суворин повесил на шею автомат и занял место рядом с Эмсисом. Переглянувшись, первая пара ступила на лестницу. Впереди был пологий, удобный спуск.

Внизу было сухо и тепло, как в хорошо проветренной и еще горячей бане. Карьер начали обходить по периметру, против солнца.

Слоистая красно-желтая порода напоминала Ковалеву довоенный мармелад. Хотелось есть. Капитан остановил Неринга и жестом подозвал группу прикрытия.

– Давайте разведаем здесь, – Александр показал рукой на вход в «гробницу», – и устроим привал. Что-то здесь жарко, нужно отдохнуть.

Непоседливый Суворин принял слова Ковалева за приказ, кивнул и скрылся в широком каменном проходе, вырезанном в скальной породе, увлекая за собой Мариса.

Виктор и Александр переглянулись, пожали плечами и остались ждать снаружи. Прошло несколько минут, и из темноты раздался свист. Офицеры с облегчением вздохнули и отправились внутрь, вслед за Иваном и Марисом. Виктор окинул взглядом карьер и повернулся к Александру, пропуская его вперед.

В «гробнице» шаги звучали гулко, отражаясь от гладких стен, вдоль которых не было ровным счетом ничего. В самом центре темного прямоугольного зала покоилась каменная глыба; из-за нее выглядывали Иван-да-Марис. Их лица были перекошены, как будто они во что-то вляпались и теперь изо всех сил старались достойно вылезти и не запачкаться еще сильнее.

– Что здесь происходит? – Приблизившись к глыбе, Ковалев понял, что она состоит из нескольких округлых валунов, плотно прилегающих друг к другу.

– Ваня, Марис, вы чего там застряли?

Угловатый камень, венчавший нагромождение глыб, рывком развернулся в сторону Ковалева и Эмсиса и оказался исполинской головой чудовища. Вытянутое рыло, расширявшееся к ноздрям, начиналось от огромных, размером с футбольный мяч, близко посаженных глаз с узкими вертикальными зрачками. По бокам головы и на затылке встопорщились перепончатые гребни. Голова медленно покачивалась на толстой, крепкой, но довольно изящной и гибкой шее, переходящей в массивную грудную клетку. Ближайший к Ковалеву и Нерингу валун шевельнулся и оказался могучей лапой с тремя когтистыми пальцами. Дракон элегантно пошевелил ими, словно разминая после длительной неподвижности. С коротким свистом темный хвост сбил с ног Неринга и Ковалева. В следующий миг они были обвиты хвостом и прижаты спина к спине. Одного витка, охватывающего торсы офицеров и удерживавшего их руки в положении «смирно», было достаточно, чтобы Виктор и Александр поняли всю бессмысленность попыток дотянуться до оружия.

Дракон развернулся вслед за своей головой, и Ковалев увидел, что Марис и Ваня зажаты в двух передних лапах, причем лапы были сжаты ровно с такой силой, чтобы оставить пленникам возможность немного, на полвздоха дышать, но при том лишить их даже мысли о лишних движениях. Именно чудовищная хватка придавала лицам заряжающего и механика то самое напряженное, сосредоточенное и отрешенное выражение лиц людей, прощавшихся с жизнью.

– Ха, Ковалев! Здравствуй, здравствуй, казак! Честно говоря, не думал, что свидимся вновь! – сказал ящер клокочущим басом, приоткрыв зубастую пасть. Хвост бережно поставил офицеров на землю. Почувствовав свободу, Неринг выхватил «парабеллум», но вскинуть руку с ним не успел: хвост выхватил пистолет из руки майора, да так быстро, что чемпион Дрездена в полусреднем весе не успел и глазом моргнуть.

– Не балуй, немец! – рыкнул дракон, затем вытянул шею и уставился на Неринга своими глазищами. – Ба! Сегодня прямо вечер встреч! Это ведь ты в меня стрелял бронебойными! Я твое лицо хорошо запомнил. Если бы ты знал, как мне помог! Мне не хватало мощности, чтобы закрыть переход от ваших умников в обмотках на голове, а ты мне ее подкинул, даже с избытком. Я на твоих снарядах пространство полностью зашил, исключительно на их энергии. А уж когда тоннель схлопнулся, остатки энергии обратно выдавило. Вон как тебя переломало, за доброе дело-то. Ладно, я тебя подлечу, будешь как новенький. И голова больше не будет болеть.

Дракон весело закрутил «парабеллум», продев кончик хвоста в спусковую скобу, лихо остановил вращение и протянул оружие Виктору рукояткой вперед.

– Забирай, да не вздумай стрелять в пещере, а то вас рикошетом покалечит, – Дракон задумался на минуту. – Красавцы эти ваши, как я погляжу?

Лапы чудовища разжались, и Иван с Марисом повалились на пыльный каменный пол, жадно дыша и кашляя.

– Ну, Гриш, обнимемся, как встарь, друже? – Дракон забыл про Неринга, растопырил освободившиеся лапы и ухмыльнулся Ковалеву зубастой пастью.

Ковалев молчал, находясь в смятении.

– Вот те на! Не признал, что ли? Да ты чего, Гриш? Не каждый день драконы тебе попадаются! А чешуйку мою у сердца носишь, однако! – Коготь чудища осторожно коснулся груди капитана. – И одежда на тебе странная. Пищаль с серебряной чеканкой прогулял, что ли? А шашка где? Да очнись, Григорий Степаныч, я это!

– Я – Александр Степаныч.

– Брат? Так ведь Гриша сказывал, он один в семье наследник мужеского полу!

– Я – прапрапраправнук, потомок Григория Степановича, капитан Ковалев, Александр Степанович.

– Так это по времени: какой год у вас нынче, Александр Степаныч?

– Тысяча девятьсот сорок третий.

Дракон обхватил лапами рыло и стал горестно раскачиваться из стороны в сторону, напоминая детскую целлулоидную игрушку «ваньку-встаньку».

– Так как же вас сюда-то занесло? Ах да, коммуникатор! Но, конечно, одно лицо, никуда не денешься! И голос, и стать! Ковалев, Ковалев! Но как же это твои родственники ухитрились чешуйку-то не потерять! У нас их списывают через сто лет после выдачи – люди же смертны, куда деваться. Но обязательства по чешуйкам – бессрочны, на предъявителя, так сказать, лишь бы родственник. Дай-ка мне ее, Ковалев, – попросил вдруг Дракон и вытянул вперед огромную лапу.

Александр расстегнул карман, вытащил чешуйку. Она была яркого малинового цвета, без треугольников и знаков.

– Дай, не бойся. Вот сюда положи, видишь?

Ковалев увидел на передней лапе щербинку, в точности совпадающую очертаниями с чешуйкой. Он осторожно поднес амулет к лапе, и чешуйку притянуло, словно магнитом. С мягким щелчком она села в свое гнездо и стала гаснуть. Через секунду ее уже нельзя было отличить от соседних.

– Она, без всяких сомнений! Вы пока отдохните с дороги, я скоро.

Дракон начал таять на глазах; сквозь него уже можно было рассмотреть пыльный пол «гробницы». Шкура дракона полиняла и истаяла первой, затем пропали клыки и когти. Последними растворились в полутьме глазищи-блюдца.

– Давайте на выход, мужики, что-то мне не по себе, – Ковалев круто повернулся на каблуках и вышел из каменного зала.

Неринг рассматривал пистолет, как если бы видел его впервые. Суворин подошел к нему, постоял, подкашливая и все еще кривясь от боли в ребрах.

– Не вздумай, фриц. Пока ноги носят, не гневи Бога, не надо.

Майор посмотрел в сторону Суворина невидящим взглядом.

– Знаешь, Ваня, голова прошла. Совсем прошла. И рука, – Неринг согнул и разогнул руку, повращал ее в локте, – тоже как новая.

– Вот и хорошо, пойдем отсюда. И ты давай, на выход, – Иван подтолкнул долговязого Мариса в сторону прямоугольного проема. Марис послушно пошел, держась за бока и поминутно останавливаясь, как после долгого забега.

Ковалеву было тревожно. О Драконе он совершенно не думал, тоска сжимала сердце.

Вихрон! Вихрон остался в роще, один! Сколько прошло времени? Ковалев поднял голову и увидел наверху маленькую поросячью голову с болтающимися ушами. Малютка Вихрон суетился на раскаленной солнцем первой ступеньке, не в состоянии справиться с каменной лестницей: он просто не умел ею пользоваться.

– Вихрон! Не двигайся! Упадешь, дурачок! – заорал Ковалев и побежал.

Он прыгал через несколько ступенек, несколько раз споткнулся, но успел подхватить малыша. Вихрон уже терял сознание от перегрева на солнцепеке. Александр вернулся вниз, неся свиненка на руках. Положив слабо повизгивавшего Вихрона в тень алтаря, капитан принялся поливать затылок поросенка из фляги. Маленький Хранитель открыл глаза.

– Вихроша, ну, попей, малыш, попей, – Ковалев налил воды в ладонь и поднес к поросячьей мордочке. – Ты просто перегрелся, чертенок. Мы с тобой еще погоняем ворон, вот увидишь!

Вскоре Вихрон был в полном порядке, но Ковалев не позволил ему вставать и кормил с руки.

Танкисты тоже пришли в себя. Об этом можно было судить по вернувшемуся к ним чувству голода. Утолив жажду, они извлекли из вещмешков запасы и принялись за сухой паек. Ароматный свежий хлеб, хорошо прожаренное заячье мясо и удивительный желтый сыр с травами превосходно насытили мужчин. Перекусив, они почувствовали непреодолимое желание вздремнуть.

Легкое, упругое и необыкновенно свежее дуновение ветра разбудило Ковалева. Он резко проснулся от внутреннего импульса, когда вздрагивает одновременно все тело.

Дракон сидел возле алтаря, бережно держа в лапе крохотного Вихрона. Драконья лапа покачивалась вверх-вниз, и Вихрон счастливо смеялся, похрюкивая и визжа.

Узкое зубастое рыло повернулось к Ковалеву, и в глазах-мячиках сверкнула веселая искорка.

– Да, казаки, много вы дров нарубили в славном Глионе. Все события, записанные на чешуйке, расшифрованы. Спасибо вам за Вихрона, спасли малыша-Хранителя. Но остальное, вы уж не обессудьте, – чистой воды аферизм! И ведь комар носа не подточит: слуги Великого Дракона и сам Великий Дракон в его железном воплощении. Все дозволено! Рыцарей в капусту покрошить? Извольте! На остров заповедный? Пожалуйста! Теперь куда мне самоверов девать? Некуда!

– Чем вам самоверы помешали, господин Великий Дракон? – Суворин тоже проснулся и теперь сидел, обхватив колени мощными ручищами.

– Чем, чем! Нечего на острове посторонним делать, вот чем. Теперь придется правила менять, территорию делить, режимы устанавливать. Никакой свободы Великому Дракону не остается, это вам как? – Дракон запрокинул свою огромную лошадиную голову с гребешком и принялся хохотать.

Отсмеявшись, Великий Дракон опустил лапу с Вихроном к земле. Поросенок спрыгнул на песок и, разогнавшись, оттолкнулся копытцами и по привычке ткнулся под мышку капитана. И капитан, и экипаж Великого Дракона «Т-34» – все хранили молчание. Ковалев машинально почесывал воспитанника за тонким лопушистым ушком.

Неринг глядел на Великого Дракона остановившимися, немигающими глазами. Что до Эмсиса, то невозмутимый рижанин протянул руку, достал краюху вкусного самоверского хлеба и начал жевать, отрывая крепкими зубами неровные ноздреватые куски.

– Свободы для чего? – задал вопрос Ковалев.

– Хорошо, Александр Степанович, что ты не спрашиваешь, свободы от кого! С этим возникли бы определенные… м-м-м-м… сложности. Дело в том, что для формации, в которой мы с вами пересеклись, из всего пантеона существует только образ Великого Дракона. Вы застали самое начало перехода Глиона на следующую ступень развития общественного сознания. Когда переход завершится, образ Великого Дракона уступит место более человекообразным зрительным моделям. Иными словами, люди будут видеть ангелов, богов. А пока – вот, – Дракон заревел, оскалил зубы и изрыгнул клубящееся и завихряющееся желтыми языками пламя. – Вот это они понимают прекрасно. Там, где мы пересекались с твоим уважаемым прапрапредком Григорием, проще говоря, Дракон тоже был единственным воплощением власти небес. Вот, смотри!

Дракон выдохнул белое облачко, оно разгладилось и уплотнилось до непрозрачности. Ящер стал водить острым когтем сбоку облачка, и на поверхности вдруг появилось изображение.

– Это – твой предок, Григорий Ковалев, – перед глазами зрителей промелькнуло смеющееся лицо, невероятно похожее на лицо Александра, но с огромным чубом и в диковинной фуражке. Замелькали лица – молодая женщина, голый карапуз, казачий строй, искаженные яростью рожи в мохнатых шапках. – Моменты, так сказать, интимного, личного характера исключаются сами собой, и ничего нежелательного из жизни предков, да и из твоей собственной, не увидит никто.

Сюжеты на облачном экране быстро сменяли друг друга. Александр увидел молодого деда. Дед уходил на войну, воевал и возвращался. Потом капитан увидел бабушку свою Марию Алексеевну, в девичестве Масленникову, с нежностью державшую на руках своего ненаглядного первенца, Степочку. Отец! У Александра перехватило дыхание, и слезы помимо воли подступили к глазам. Малыш шевелил ручками и смеялся, тянулся к отцу. Потом, уже статным офицером, отец венчался с красавицей Аглаей Хорьковой. Замелькали лица могучих дядьев. Ковалев увидел вдруг себя самого – маленького несмышленыша. Родителей больше не было. Маленький Ковалев появлялся то с дядьями Хорьковыми, то с бабушкой. Наконец, он увидел самого себя с бабушкой и дедом в прощальную ночь. Теперь чешуйка запоминала то, что видел он: Александр увидел стариков, одиноко стоящих у порога, а потом события жизни перестали выпадать из колючей и жестокой военной канвы. Ковалеву представлялись новички – Марис Эмсис и Витя Чаликов, новобранцы из пополнения, взятые вместо убитых в первом бою заряжающего Прохора Чащина и стрелка Лени Самохина; бывалый Иван Акимович Суворин, ветеран, провоевавший в отличие от пополнения уже без малого неделю, важно знакомился с рослым Марисом, ревниво поглядывая снизу вверх на гордый подбородок юного художника, и сердечно жал руку блондина Чаликова, безошибочно чувствуя в нем заводилу и будущего товарища по шалостям. Штабные землянки, построения, дым, копоть, дергающийся прицел и кресты, кресты, кресты – краской на броне, самолетиками в небе, деревяшками на могилах. Военная круговерть изредка прерывалась красивыми женскими лицами, тихими закатами. Все более личное, интимное было вырезано из загадочной киноленты неведомыми цензорами.

Когда изображения дошли до первых шагов Ковалева и Суворина по земле Святой рощи, Великий Дракон погрузил лапу в экран и пошевелил там толстыми пальцами, ставшими внутри облака бесплотно-призрачными. Облако погасло и рассеялось в воздухе.

– Дальше вам все известно. Чешуйка помнит все, что видит человек, при котором она находится. Пилот Степан Александрович Ковалев, твой отец, чешуйку при себе не носил, и то, что он видел в жизни, осталось при нем. Зато ты увидел и отца, и мать глазами своего деда.

Дракон задумался, и гребни на его голове мерно вздувались и опадали в такт мощному дыханию.

– Меня, Ваня, зовут Линдворн. К твоему сведению, я – потомок славного Амфиптера из рода Драконов Времени, охраняющих перекрестки миров третьего порядка, – чудовище заговорило внезапно, и танкисты даже вздрогнули, переглядываясь.

– Так ты в мыслях роешься? – Суворин вскочил на ноги. – Ничего себе, я только подумать успел: шпионские штучки!

Великий Дракон устало махнул лапой:

– Хорошо, что во время расшифровки чешуйки я подгрузил себе ваши словари, а то бы обиделся ненароком. Ваши внутренние голоса, мысли, говоря по-вашему, я не собираюсь подслушивать, можете поверить! Еще никто не мог упрекнуть меня в нарушении этических норм общения! Вы очень громко думаете, вот и все. Один рассуждает, разорвет ли меня бронебойным со ста метров, второй мысленно вопит, что я – никто, и звать меня – никак, и что по мне плачет трибунал, третий твердит, что Зигфрид – настоящий герой, раз зарубил такую уродину! Только мыслеобразы Ковалева и маленького Хранителя светлы, прозрачны и не связаны с агрессией!

– Простите, господин Линдворн, можно подробнее о мыслеобразах? – Марис преодолел застенчивость и заговорил, крайне заинтригованный второй частью речи Дракона, хотя и весьма смущенный ее первой частью, насчет бронебойного.

– Мыслеобразы? Это очень просто, Марис, особенно для художника. Ты смотришь на меня, ты меня слышишь, ты воспринимаешь меня всеми органами чувств, доступными тебе. Когда Суворин произнесет тебе мое имя, ты представишь меня во всей красе, – с этими словами Дракон выдохнул облачко разноцветного дыма. – Когда ты слышишь слово «Вихрон», ты сразу представляешь себе карапуза Хранителя, спящего на руках у Ковалева, или же играющего с вороненком. Чем сложнее воспринимающая личность, тем сложнее мыслеобразы. Возникает привязка мыслеобраза к контексту обстоятельств, и Линдворн в разные моменты твоей жизни будет вспоминаться то грозным, то нежным, то справедливым, то разящим, но всегда – драконом. Какие мыслеобразы появлялись у тебя при слове «дракон» до нашей встречи? Ага, маленькая красивая ящерка с крыльями на китайской вазе в Музее Востока. Еще – чучело галапагосского дракона из Зоологического музея. И самый предпоследний мыслеобраз – танк «Т-34»! Великий Дракон в его новом воплощении! Все эти мыслеобразы имеют право на существование, но теперь в твоей коллекции появился я. Мыслеобраз, воспринимаемый тобою, теснейшим образом связан с твоим воспитанием, образованием, песнями, которые ты слышал в детстве. Короче говоря, все, что ты видишь и воспринимаешь, зависит от того общества, которое тебя породило и воспитало.

Линдворн расправил перепончатые крылья и несколько раз взмахнул ими, разминаясь, как гусь на лугу.

– Мы, долгоживущие, меряем поток времени своими мерками, люди – своими. Кто-то видит в драконах благородных, мудрых, интеллектуальных существ, – потомок Амфиптера приосанился и выдержал эффектную паузу, – в то время как другие произносят слово «дракон», имея в виду отталкивающих, глупых, агрессивных монстров. Ни те, ни другие не ошибаются. Кроме нас есть род Драконов Глубин Пространства. Они обожают бороздить мироздание и считают себя полновластными хозяевами всего, что исследовали. Они обустраивают защищенные логова в петлях времени, недоступных большинству других существ. Драконы Глубин Пространства исключительно тщеславны, считая, что превосходят не только нас, амфиптеров, но и всех других существ вообще. Они одержимы идеей господства, их злоба не знает границ, их единственная цель – поработить все сущее. Главная мечта Драконов Пространства – свернуть время. Они сражаются без правил и начинают битву без предупреждения. Основной их цвет в видимом людьми спектре – красно-коричневый. Цвет потомков гордого Амфиптера – зеленый, и мы контролируем, как уже было сказано, перекрестки миров. Перекресток – это довольно сложное устройство, основанное на энергетическом обмене. Мы контролируем перекрестки, а проницаемость перекрестка зависит от спокойствия жителей страны. Таким образом, повышая стабильность Глиона, я, к примеру, повышаю устойчивость своего перекрестка. Энергетический баланс в зоне перекрестка всегда должен быть нейтральным или положительным.

– Линдворн, простите, а что такое перекресток третьего порядка? – Суворин начал откровенно скучать и задал вопрос, чтобы окончательно не запутаться.

– Это тоже просто. Каждое общество воспринимает объективно существующие высшие силы соответственно своему уровню развития. Первый уровень – это культ животных: медведей, лис, волков, саблезубых тигров или слонов. Второй – это обожествление стихий огня, ветра, моря. Третий уровень – это поклонение существам, повелевающим стихиями: огнедышащие драконы, водяные. Четвертый – это боги, подобные обликом местному населению. Пятый уровень – высший. Общество пятого уровня не верует, а знает. Нет нужды в мыслеобразах – посредниках, все воспринимается непосредственно и без искажений. Порядок перекрестка определяется уровнем развития общества, существующего вокруг перекрестка. В вашей системе по состоянию на начало 1943 года одновременно существуют, – Великий Дракон закатил глаза-блюдца и задумался, – один – первого порядка, три перекрестка – третьего, семь – четвертого. Во времена, когда перекрестков третьего порядка было на два больше, я выдал некое обязательство лихому казаку Григорию Ковалеву, участвовавшему в своем первом византийском походе. Вдаваться в суть давних событий не стану. Я был тогда еще молодым и неопытным драконом. У меня тоже был первый пробно-тренировочный переход между мирами, и Гриша вытащил меня из серьезной беды. Да, так вот, Гриша Ковалев получил от меня чешуйку с функцией оберега. Оберег-коммуникатор в случае прямой и неотвратимой угрозы владельцу перемещает его без промедления по ближайшему свободному каналу под защиту эмитента. Что опять не так? Ага. Понял. Эмитент – это я. Тот, кто выдал обязательство. Чешуйку, одним словом. Чешуйки бывают и простые, без обязательств. В качестве украшений, декоративных пластин или амулетов их носят тысячи людей. С этих чешуек информация стекается в центральное… Простите, я увлекся, это уже лишнее. Ваша чешуйка обладала вполне достойным охватом – четырнадцать аршин, то есть десять метров. Поэтому был спасен не только Александр Ковалев, имевший на это законное, так сказать, наследственное право, но и все, находившиеся вместе с ним. У кого есть вопросы?

Эмсис с удовольствием зарисовывал Дракона в тетрадь. Неринг грыз очередной стебелек. Суворин и Ковалев сидели в тени алтаря.

– Брехня, – звучно заявил Суворин. – Бабушкины сказки.

– Ну, пусть сказки, – глухо засмеялся Линдворн. – Ох-хох-ха!

– Скажи, Великий Дракон, где мы находимся? Как нам попасть домой?

– Ковалев, Ковалев! Казак простодушный, бесхитростный! Может, пропустим по стаканчику? А, как с прапрадедом твоим, бывалоча?

– Линдворн, это что, секрет? Нам бы неплохо к своим попасть. Ты направление только подскажи, чего тебе стоит?

Великий Дракон загрустил. Он вздохнул, как паровой котел, и из его мощного выдоха сгустился угловатый ларь из темных досок. Он поковырял ногтем в огромном навесном замке, дужка отщелкнулась с металлическим лязгом. Откинув ржавую щеколду, Линдворн поднял резную крышку. Под крышкой из темноты ларя торчала дюжина пыльных бутылочных горлышек. Дракон вытащил одну из бутылей в оплетке из почерневшей лозы и бережно передал ее Ковалеву, манерно вытащив пробку кончиками двух страшных когтей. Проделав ту же операцию еще с четырьмя бутылями, Линдворн оставил последнюю из открытых для себя и поднял ее приветственным жестом:

– Мальвазия – что может быть прекраснее? Луч солнца спал в бутыли триста лет, чтобы согреть нечаянную встречу! За жизнь, друзья!

Танкисты переглянулись и пригубили напиток. Сладкая мальвазия пошла легко, и Дракон без устали провозглашал новые и новые тосты, незаметно откупоривая для себя новые бутыли.

Ковалев вежливо, но настойчиво повторял свой вопрос, всякий раз несколько меняя форму, а Великий Дракон неизменно уклонялся от ответа с ловкостью проворной ящерки.

Вихрон проснулся и откровенно скучал, завистливо прислушиваясь к возне песчаных крыс в глубине ниши за алтарем. Александр сжалился и отправил свина порезвиться. Солнце клонилось к закату, и весь котлован наполнялся чернильной тенью. Скрылись древние знаки на стенах, смягчились, а затем и вовсе растворились очертания ниш и арок. Суворин и Эмсис впали в состояние блаженной дремоты. Неринг же, напротив, чем больше пил, тем жестче обозначались складки возле губ. Пользуясь паузой, Линдворн вытащил из-за алтаря два факела, плюнул на них сквозь передние резцы огоньком, подождал, пока займется ровное синеватое пламя, и воткнул в щели между плитами слева и справа от себя. Выждав некоторое время, Великий Дракон посмотрел на Виктора в упор:

– Скажи мне, Неринг, славный воин, чем ты опечален?

– Я понимаю, господин Дракон, что, если бы нас не вытащила твоя чешуйка, я бы теперь точно не задавался никакими вопросами. Но я жив и хочу знать, где мой дом. Я хочу увидеть жену и сына.

– О, силы добра и зла! – громыхнул несколько захмелевший Линдворн. – Увидеть жену и сына? Смотри…

Неринг замер, вытянув руку вперед и вверх, словно защищаясь от слепящего света. Глаза его видели что-то свое, недоступное остальным. По щекам майора потекли слезы, но он не мигал и слез не утирал. Ковалев всегда думал, что так плачут только артисты в кино – не кривя лица, не всхлипывая.

– Все, больше не могу, – Великий Дракон отхлебнул из бутыли, зажав ее между двумя пальцами, как держал бы ювелир крупный драгоценный камень. – Даже если бы ты в меня еще раз шарахнул парой бронебойных, энергии все равно мало. И это из центра перекрестка! Конечно, если бы ты поместил семью ближе к Майнцу или, скажем, в долину пирамид… Да что это я, извини, майор.

Линдворн сделал еще один мощный глоток и запустил темную пузатую бутыль катиться по плитам.

Виктор уже пришел в себя окончательно и сидел с блаженной улыбкой.

– Что там, майор? – Ковалев положил руку на плечо Неринга.

– Эльза кормила сына с ложечки. Отец и мать помогали ей. Погоди, мама и Эльза носят траур! Что за черт, кто-то в семье погиб! – Неринг рывком вскочил на ноги. – Что смотришь, Ваня? Хочешь сказать – говори!

– Да ты погиб, майор, ты! – Суворин был необычно серьезен. – Мы здесь уже пару недель, вот и считай. У вас канцелярия быстро работает.

– Господин Линдворн, может, родных Виктора известить можно? – подал голос Марис.

– Родных? – Дракон опустошил и запустил катиться очередную бутылку. – Родных, наверное, можно.

Бутылка, забавно повиливая горлышком, подкатилась к предыдущей, и они глухо стукнулись стеклянными оплетенными лозой пузами.

– Нет!!! – Неринг в ужасе замахал руками. – При одном лишь намеке на то, что я жив и пропадаю неизвестно где мои попадут в гестапо, и я их точно не увижу. Нет, не надо никого извещать. Я прошу вас.

– Да, нам тоже своим сказать нечего. Оставили поле боя, да еще с боевой машиной, да еще и с врагом в составе экипажа. Чижик-пыжик, где ты был? У дракона водку пил. Да, мечта особиста. – Ковалев посмотрел в небо. – Дезертиры.

Суворин начал было ворчать, что ему нечего скрывать от советской власти и что за правду не наказывают, но быстро успокоился под дружелюбным прищуром Мариса.

– Скажи, Линдворн, с нами вместе переместился и круг земли. Земля-то зачем? – Александр начал понимать, что все гораздо серьезнее, чем просто сон или контузия. В изложении Дракона прослеживалась логика, и это пугало Ковалева больше всего.

– А, казак, хороший вопрос! Представь, что ты дал кому-то тридцать бутылок мальвазии. Представил? – Линдворн откупорил очередную бутыль и глотнул. – Ну, вот. У него возникла задолженность. Она постоянно его тянет, давит на него, понимаешь? Так и между мирами. Отдельно от танка тебя переместить было нельзя. Плюс зона действия чешуйки – четырнадцать аршин. Так? Масса вашего танка вместе с оружием и людьми – тридцать тонн, как ни крути. Добавь еще слой земли толщиной двадцать сантиметров – это еще двадцать тонн, самый минимум. Итого перемещается пятьдесят тонн. Это – задолженность одного мира перед другим. Задолженность действует, как разность потенциалов, нет, нет, лучше сказать – как перепад давления. Получается этакая причина «сквозняка» между мирами, и в обратном направлении может переместиться что угодно. Поэтому мы гасим перемещение массы из одного мира в другой обратным перемещением равной массы. Уравняли – и нет вопросов. С точки зрения затраты энергии все получается гораздо легче. Понятно?

– Погоди, Великий Дракон, ну, земля под нами переместилась – это дашь на дашь, а что переместилось вместо танка?

– Она же, землица. Тридцать сантиметров толщиной вместо двадцати. Там, на поле боя, глионская зеленая трава давно выгорела и закоптилась да сровнялась с остальной. А здесь ваша горелая земля травой кудрявой заросла, будь уверен. Вы небось и не заметили, что ваш обгорелый пятак земли несколько ниже?

Танкисты согласно закивали.

– Там же трава густая вокруг, а наша земля – выгоревшая да притоптанная, – развел руками Суворин, – разве сравнишь. Да и кому в голову придет присматриваться!

– Скажи, Великий Дракон, почему мы попали не сюда, на перекресток, а в Святую рощу? – Ковалев хмурился, пытаясь осмыслить все услышанное.

– Нет ничего проще. Перекресток, как вы могли заметить при свете дня, – сложное сооружение. Каждый камень, каждая плита или колонна должна быть на месте. Именно поэтому чешуйка выбирает другое место – с подходящими параметрами для замены перемещаемой массы. Потом чешуйка указывает путь сюда. Непосредственно через перекресток прибывают только существа избранные, с назначенной нулевой массой. Ну, вот я, например.

– С какой, какой массой?

– Все, пора спать, – объявил изрядно захмелевший наследник Амфиптера. – Про назначенную массу я вам объяснить не смогу.

– Подожди, Линдворн, так как же нам отсюда выбираться? – Ковалев упрямо возвращался к интересующей всех теме.

Великий Дракон утомленно закатил желтые глаза.

– Вопрос о вашем перемещении – не вопрос. Конечно, вам здесь нельзя оставаться. Вы очень сильно расшатали основы местного мироощущения, добавили, так сказать, новые, преждевременные мыслеобразы в религиозное сознание. Не стану углубляться в тонкости, но в результате перекресток-переход может начать работать нестабильно. Появление в этом мире моего дружочка Гриши Ковалева не вызвало бы и тысячной доли проблем, вызванных вами. Но, – Линдворн предостерегающе поднял лапу, – ни в коем случае не примите это в качестве упрека! Так сказать, произошло событие, которое не должно было произойти, не более того. Пока же вам придется пожить здесь, на острове. Вот, – он перегнулся длинной шеей куда-то под левое крыло, – вот вам личные пластинки, по-вашему – жетоны. Они позволят вам легко и свободно перемещаться – пока в пределах острова, – без глупостей вроде пеших походов.

Дракон выронил из пасти на лапу четыре белых пластинки на шнурках.

– Р-р-разбирай! – рявкнул Линдворн совершенно по-солдафонски. – Утром соберемся здесь и продолжим. Чтобы попасть к лагерю, нужно нажать на маленький полукруг. Чтобы вернуться сюда, к алтарю, нужно нажать на выпуклый квадрат в центре. Остальные значки не нажимайте, они не все активны, я потом объясню. Сбор завтра в десять утра. И еще: самоверам – ни слова. Слуги Великого Дракона – так слуги. Р-р-разойдись! Эх, казаки-р-р-разбойники!

Ковалев подхватил на руки Вихрона и нажал полукруг. Все вокруг замерцало, в глазах потемнело. Когда Ковалев открыл глаза, перед ним открылась сонная долина. В ночной синеве под мерцающими звездами горели костры, освещая незавершенные срубы новых самоверских домов. Вихрон изо всех сил рвался вниз, и Александр отпустил его. Вихрон радостно запрыгал вокруг танка. Рядом с Ковалевым появились Неринг, Эмсис и Суворин.

– Сказки Пушкина, – ворчал Иван. – Арина Родионовна в чешуе и с когтями!

– Ладно, Ваня. Сказки так сказки. Экипаж, слушай команду! Жетоны надеть на шею, держать при себе постоянно. Подъем в семь утра. Сейчас, – Ковалев посмотрел на светящиеся стрелки командирских часов, – сейчас – полночь. Свободны!

Сон не шел. Ковалев осторожно тронул Неринга за плечо. Майор молча сел и внимательно посмотрел на Ковалева.

– Ты слышал – вопрос о нашем перемещении решен. Вопрос времени.

– И что? – Брови немца сошлись над переносицей. Он недоумевал.

– У нас в баках сухо, а без танка мы – сам понимаешь. Короче говоря, где взять топливо, вот вопрос. Горючее нужно!

– Горючее? Горючее…

В палатке, устроенной танкистами под каменным навесом вблизи танка, горел светильник, принесенный заботливыми самоверами. Иван-да-Марис еще вечером отправились в деревню под предлогом оказания посильной помощи в строительстве. Ковалев хорошо знал, что за помощь будет оказана бравыми парнями прекрасным строительницам, но присоединиться отказался – слишком многое нужно было обдумать.

– Знаешь, майор, мне показалось, что Великий Дракон нес пьяный бред. Я не могу ничего понять.

– Я тоже, капитан. Но за неимением иного давай считать это не бредом, а единственным источником информации.

– Ну, давай. Итак, по словам Линдворна, мы находимся в другом мире. Там, где были мы, теперь несколько тонн местного песка. Так?

– Так, – Неринг неотрывно смотрел на огонек пузатого жестяного светильника.

– Получается, что мы можем вернуться домой только таким же способом, как попали сюда – другого не дано. Ни пешком, ни на танке. Да еще и горючего нет, вот черт! В любом случае, без помощи Дракона нам никуда переместиться не удастся. Теперь – сам Дракон. Помнишь, что он Марису про мыслеобразы вещал?

Неринг утвердительно кивнул. Ковалев продолжил, вскочив на ноги и расхаживая по палатке:

– Получается, что Дракон – не обязательно Дракон. Понимаешь?

– Что-то не очень, капитан, – Виктор тоже поднялся, и от его движения пламя над фитильком светильника заплясало. Тени офицеров на стенке палатки заволновались.

– Да получается, что есть кто-то, кто присваивает перекрестку порядок, а следовательно, меняет охрану. Этот перекресток находится в стране рыцарей, понимаешь? Тут должны видеть огнедышащего ящера. Когда Глион станет другим, сменится и контролер на перекрестке. Мыслеобраз будет другим, понимаешь?

– Чуть-чуть, – покачал головой майор, – немного.

– Что – чуть-чуть?

– Понимаю чуть-чуть! Во всяком случае, Господь являлся людям то горящим кустом, то голубем, и только с приходом Иисуса нам был явлен человеческий образ. Похоже на всю эту историю с перекрестками. Логика здесь есть. Все остальное – выше моего понимания. Рыцари, самоверы, говорящий поросенок. Перемещения, пластинки, жетоны… Нет, правда, бред, но ведь работает!

Ковалев уставился на Неринга, изумленный библейской аналогией, пришедшей в голову потомственного архивариуса.

– Скажи, Виктор, а у тебя рыцарей в роду не было?

– Ну, почему не было, были. В тринадцатом веке мой предок, Карл Неринг, один из самых достойных и отважных рыцарей, неожиданно для всех удалился от ратных дел и завещал своим потомкам жить мирной жизнью. Он был последним рыцарем в нашем роду. Ты на Эрла намекаешь? Нет, это совпадение.

– Куда ты все время смотришь?

– Я смотрю на огонь, – флегматично ответил Неринг. – Ты же сам сказал – нам нужно горючее. Вот я и смотрю: огонь горит, фитилек из лампы торчит. То, что горит, как называется? Горючее. Понимаешь?

Ковалев постоял несколько секунд в замешательстве, затем просиял и стал трясти Неринга за плечи:

– Ах ты, умница! Ну, молодец! Бежим! Бежим к Эрлу!

– Да погоди, зачем семью тревожить среди ночи? Не стоит мешать молодоженам, – улыбнулся Виктор. – Утром пойдем. Да и Ваню с Марисом нужно дождаться.

– Будь по-твоему, – Ковалев улегся и начал вертеться, сгорая от нетерпения.

Неринг уснул в одно мгновение. Ему снились родители, жена и белоголовый малыш. Он простился с ними после завтрака и легкой походкой пошел по Курфюрстштрассе. У здания ратуши он остановился и посмотрел на круглые башенные часы. Куранты начали отбивать знакомую с детства мелодию. Виктор вошел в здание, привычно поздоровался со старым Вильгельмом и начал спускаться по винтовой лестнице в архив. В хранилище царила особая тишина. Пахло чернилами, сургучом и особым, ни с чем не сравнимым книжным запахом. Пододвинув лесенку к нужному стеллажу, Виктор достал с верхней полки объемистый фолиант и бережно отнес его к прочному дубовому столу. Осторожно переворачивая страницу за страницей, Неринг нашел гравюру с подписью готическим шрифтом: «Линдворн Четвертый, Великий Дракон, страж перекрестка Темных времен». В коридоре послышались шаркающие и одновременно шлепающие шаги. Старик Вильгельм, ветеран и инвалид, ходил иначе – с сухим деревянным перестуком деревянной ноги и трости. Массивная дверь архива заскрипела, как будто на нее давили гидравлическим прессом. Засов скрипнул, прогибаясь, и со звоном отлетел в сторону, вырванный чудовищным медленным нажимом.

– Кто здесь? – отчаянно выкрикнул Неринг, пытаясь прижать дверь весом своего тела. – Линдворн, ты?!!

За дверью слышалось мерное, тяжелое дыхание. Дверь отжимали беззвучно и неумолимо. Неринг увидел страшную, завораживающую черноту коридора. Виктор уперся сильнее, но его ноги заскользили по паркету в безрезультатных попытках устоять на месте. В коридоре тяжко вздохнули, и в приоткрывшуюся щель просунулась перепончатая лапа, покрытая чешуей на манер рыцарской стальной перчатки.

– Линдворн, болван, хватит шутить! – крикнул Неринг, но осекся, вмиг осознав, что лапа была не зеленой, а коричневой. «Они одержимы идеей господства. Их злоба не знает границ», – бормотал приемник в углу архива.

– А-а-а-а! – Неринг услышал чей-то пронзительный, жалобный заячий вопль и не сразу понял, что кричал он сам. Виктор отпустил дверь, стремительно подсел и ударил в темноту левой рукой, вложив дополнительно всю силу выпрямляющихся ног. Рука попала в вязкую, податливую массу. Коричневая лапа отпустила край двери и схватила Неринга за запястье. Виктор почувствовал, что неумолимая сила, только что отжимавшая дверь архива, теперь беспощадно тащит его в темноту коридора.

– А-а-а-а! – Неринг снова закричал, тонко и беспомощно.

«Наверное, таким криком прощается с жизнью зайчонок, попавший в медвежью пасть», – мельком подумал Виктор. Лапа равнодушно и безжалостно тащила Неринга во тьму небытия. Стало понятно, что за дверью уже нет ни ратуши, ни старика Вильгельма на деревянной ноге. Эльза, родители, малыш!!!

Коричневый дракон проломил дверь ударом другой лапы и цепко вкогтился в правое плечо Виктора.

– Что с тобой? – вопрошало чудовище из коридора, тряся Неринга за плечо и не прекращая тащить его за руку. – Очнись, майор! Витя, твою же мать!