Адриан Моул и оружие массового поражения Таунсенд Сью

Ужасающая статистика – 63 процента британцев считают, что мистер Блэр мутил воду относительно иракского оружия массового поражения; 27 процентов считают, что он намеренно лгал.

Я больше не знаю, что думать.

Задержался в магазине допоздна. Когда вышел в 10 вечера на Хай-стрит, улица кишела молодыми людьми обоего пола, сновавшими из бара в бар. Я шагал по проезжей части, чтобы не сталкиваться с ними, и меня чуть не сбило такси с малолетними шлюшками. Одна из них крикнула:

– А ну с дороги, дедуля!

Неудивительно, что люди среднего возраста по вечерам запираются в своих домах.

После работы отправился к Найджелу, чтобы, как обещал, почитать ему. Он выбрал «Преступление и наказание» Достоевского. Русские имена невозможно выговорить, и каждый раз, когда я запинался, Найджел вздыхал и что-то бормотал на ухо Грэму.

Поделился с ним информацией: начали обучать шетландских пони в качестве лошадей-поводырей для слепых. Якобы память у них получше, чем у лабрадоров.

Грэм вскочил, уставился на меня в упор и зарычал.

– Хороший Грэм, хороший, – ласково успокоил его Найджел.

Рассказал про фальшивую беременность Маргаритки и про мой тайный роман с ее сестрой, Георгиной.

– Достоевскому было бы за тобой не угнаться, Моули. Твоя жизнь причудливее любой выдумки.

Взял с Найджела слово, что он никому не скажет о ребенке-призраке Маргаритки.

– Я пока не успел высказать ей все, что я думаю, – посетовал я. – Маргаритки нет в городе, умотала с Умником на выставку информационных технологий.

Найджел пощелкал кнопками на своем мобильнике и заговорил в трубку:

– Пандора, слыхала о последней психодраме нашего Моули?…

Покинул его, исполненный отвращения.

Зашел к Шарон, предварительно удостоверившись, что не наткнусь на Райана. На мой вопрос, где он, Шарон ответила:

– Ай, он завсегда по воскресеньям таскается в стрип-клуб «Милашки».

– И ты не против?

– Не-а, с готовкой не надо замудряться, – ответила она.

Из детей дома был только Каран, который ползал по липкому ковру. Я спросил, где остальные.

– Со своими папами, – объяснила Шарон. – Сегодня день свиданий.

Мы поговорили о нашем мальчике Гленне.

– Как подумаю, что он там, Ади, выть хочется. – Шарон помотала головой. – Он же боится взрывов. Помнишь, мы водили его на фейерверки? Малыш затыкал уши, когда взрывались петарды.

– Да, нам есть что вспомнить хорошего, – подхватил я. – Не много, но есть.

Шарон вздохнула:

– Я о тебе часто думаю, Ади. У меня не было мужика лучше тебя. Ты никогда на меня не кричал, не лупил.

Спросил, бьет ли ее Райан.

Шарон отвела взгляд.

– Дерется иногда, но детей никогда не трогает.

Потом она немного повеселела и рассказала, что ей предложили работу в фирме «Новый курс» в качестве координатора программы по борьбе с ожирением. Однако есть условие – прежде она должна сбросить двадцать килограммов.

Я уговаривал ее сесть на диету:

– Через пять месяцев вернется Гленн. Пусть наш мальчик гордится тобой, Шарон. Похудей, найди работу и вышвырни Райана.

11.30 вечера

Вернулась Георгина, принесла манго.

Заседание писательской группы начисто вылетело у меня из головы. В семь тридцать явился Кен Тупс. Познакомил его с Георгиной, которая расхаживала в банном полотенце. Состояние футона ясно давало понять, чем мы недавно занимались, а посреди комнаты валялись лифчик и трусики от Вивьен Вествуд. Учитывая все эти обстоятельства, мне ничего не оставалось, как признаться Кену, что у нас с Георгиной роман.

– У меня тоже есть женщина, – ответил Кен, – в Ноттингеме живет, мы иногда встречаемся.

– Неужто, Кен? А я думал, что у тебя счастливый брак.

– Потому и счастливый, – кивнул Кен. – А Гленда ничего не знает, и переживать ей не из-за чего.

Мы втроем устроились на балконе.

– Правда, что лебеди не меняют партнеров? – спросила Георгина.

Благодаря своим обширным познаниям в лебедином вопросе я смог удовлетворить ее любопытство: пара лебедей остается вместе до тех пор, пока один из них не умрет.

Так, беседуя о превратностях любви, мы незаметно уделали две бутылки. Кен расчувствовался и объявил, что частенько задумывается, не рассказать ли жене про женщину из Ноттингема.

– Уверен, Гленда поймет.

Язык у него слегка заплетался.

Георгина настоятельно посоветовала ему держать рот на замке. Тут я спросил ее, что она сделает, если обнаружит, что я ей изменяю. Георгина по-мексикански сверкнула глазами:

– Отрежу тебе яйца!

Мы с Кеном смущенно заерзали на стульях.

В целом вечер прошел крайне приятно.

Когда мы проводили Кена, Георгина сказала:

– Хорошо, что кто-то о нас знает. Это придает как бы реальности нашим отношениям.

Спросил, что ее во мне привлекает, и она ответила:

– Твое доброе лицо, мягкий голос и завитки сзади на шее.

Немного расстроился. Я ждал, что она упомянет мои интеллект, эрудицию и остроумие.

По-прежнему гадаю, Георгина живет со мной или нет. Похоже, она кочевая душа. Сегодня умчалась в Ньюкасл рекламировать на фоне моста Миллениум новый бюстгальтер, поддерживающий грудь.

Мистеру А. Моулу

Апартаменты 4

Старый аккумуляторный завод

Крысиная верфь

Гранд-Юнион-канал

Лестер

«Простите, я не понимаю»

Би-би-си

Дом радиовещания

Лондон

7 июня 2003 г.

Уважаемый мистер Моул,

Спасибо за добрые слова о передаче «Простите, вы о чем?». Правила «Морнингтона» были сформулированы задолго до того, как я пришли работать на эту передачу в качестве ассистента режиссера. Мне было очень неловко и даже страшновато спрашивать, в чем их суть, у руководителя программы мистера Хамфри Литтлтона, который иногда бывает довольно резким.

Очень надеюсь, Вы понимаете мою проблему.

Искренне Ваша

Джессика Виктория Стафорд.

Опоздал на работу. Бернард Хопкинс сказал так, чтобы слышал мистер Карлтон-Хейес:

– Опять припозднился, красавчик? Да ладно, ерунда. Я совсем не против вкалывать за тебя.

Все утро кипел от злости. Сильно подозреваю, что Бернард Хопкинс нацелился на мое место.

Компьютеризованный холодильник «Смег», который я заказал несколько месяцев назад, наконец прибыл из Италии. Это действительно произведение искусства. Он показывает, какие продукты кончаются, а у каких просрочен срок годности.

В 4 часа ночи холодильник разбудил меня и металлическим голосом сообщил, что у меня скисло молоко.

Вечером забрал Георгину из аэропорта Восточного Мидлендса. Она прилетела из Дублина, где проводила семинар для турфирмы на тему «Выездные мальчишники и девичники».

Поздно ночью мы отправились в магазин «АСДА», купили манго, шампанское, хлеб, сыр и средство для чистки унитаза.

Сегодня утром обсуждали с Георгиной, как донести до Маргаритки, что нам известно о ребенке-призраке.

Решили вдвоем поехать в Биби-на-Уолде и дать ей возможность сказать правду. Однако, пока мы одевались, зазвонил телефон. Это был Умник.

– Адриан, у меня плохая новость. Боюсь, Маргаритка потеряла ребенка, это случилось в поездке.

Голос был ужасно печальный, и у меня не хватило духу вправить ему мозги. Вместо этого я сказал:

– Не переживай, ты еще осчастливишь ее кучей ребятишек, Умник.

Потом мы с Георгиной поехали в «Цветочный уголок» и купили для Маргаритки букет. Георгина строго указала цветочнице:

– Только, пожалуйста, не превращайте букет в блин.

К цветам я приложил открытку:

Дорогая Маргаритка, не хочется верить в то, что произошло. Как печально. С любовью, Адриан.

День отца.

У сэра Гилгуда нынче самый настоящий День отца – сегодня утром мимо моего балкона проплыло семь лебедят.

– Страшны как смертный грех, – заметил я.

– В детстве я тоже была страшилищем, – отозвалась Георгина. – А в придачу Нетта требовала, чтобы мы сами вязали себе школьные джемперы с девизом «Не могу платить – не буду платить». Меня всегда вышвыривали из автобуса.

Я спросил, что это была за школа.

Частная школа под управлением анархистов, ответила Георгина.

Днем везу Георгину в Свинарники, чтобы представить ее родителям в новой роли – моей любовницы.

Сообщение от Гленна из Ирака:

Поздравляю с Днем отца, открыток в магазинах нет, магазинов тоже нет.

От Уильяма ничего.

Позволил Георгине сесть за руль, и она доставила нас в Свинарники. Водит она по-лихачески, но аккуратно.

– Раньше я терпеть не могла деревню и нервничала, когда ноги не ощущали асфальта. Но здесь мне очень даже нравится.

Под «здесь» она имела в виду пологие склоны Западного Лестершира и тенистые проселки, которыми мы ехали.

Мы вылезли из машины. Мама со Зверем тут же бросили работать и обернулись в нашу сторону, а тут и отец вышел из трейлера и тоже уставился на нас. Навстречу во весь опор уже несся Иван, он с разгону воткнулся в Георгину и перепачкал ее стильные камуфляжные штаны. Но Георгина, похоже, не обиделась.

Сначала она с трудом ковыляла по полю на каблуках, а потом скинула туфли и помчалась прямиком в распростертые объятия мамы.

Мама тут же утащила Георгину осматривать реконструированные свинарники, а я вручил отцу подарок – «Гольф для кошек» Алана Корена.[72] Вполне любопытная с виду книга – с котом, свистком и свастикой на обложке.

– Она очень занятная, – сказал я. – Обхохочешься.

Отец недовольно проворчал:

– Адриан, сколько раз тебе повторять, что мне не нужна вторая книга. У меня уже есть одна. После «Чайки по имени Джонатан Ливингстон» любая другая книга уже ни к чему.

Голос его дрогнул, так всегда бывает, когда речь заходит о Ливингстоне.

– Чайка Джонатан дошел до предела, Адриан. И это его убило.

Мы разрезали маленький пирог «День отца» от «Мистера Киплинга», который купили по дороге. Я пригласил к столу Зверя, но мама шепнула мне:

– Он сегодня немного не в себе, Адриан. Бедняга не знает, кто его отец.

Когда мы собрались уходить, мама опять зашептала мне на ухо:

– Она прелесть, Адриан. Постарайся ее не упустить. Разговаривай с ней побольше, говори, что она самая красивая на свете, дари ей цветы.

Отвез Георгину к лондонскому поезду. Она организует благотворительный обед для Королевского национального института помощи слепым.

Позвонил Гленн!

Я едва узнал его голос. Спросил, что там за хлопки на дальнем плане.

Он без всякого выражения ответил:

– Фейерверк, папа.

Потом спросил, видел ли я когда-нибудь мертвеца. Я ответил, что нет, не видел. Тогда Гленн проговорил:

– А я видел.

Последовала довольно долгая пауза. Мне так много хотелось сказать ему что я его люблю и прошу прощения за то, что бросил его, когда он был ребенком. Но вместо этого я сообщил, что послал им с Робби книги, так что пусть ждут посылку.

Он сказал:

– Честно говоря, папа, у нас здесь не так много времени на чтение, а я хотел попросить тебя кое о чем. Ты не мог бы сходить в магазин, где продаются армейские излишки, и купить мне и Робби две пары американских армейских ботинок «Атлама» вместо книг? Ты их сразу узнаешь – подошва похожа на плитку шоколада «Дэри милк». У меня девятый размер, у Робби – десятый. Просто когда мы стоим на броневиках, британские ботинки плавятся на жаре и разваливаются.

Пообещал завтра же купить.

Гленн сказал, что Робби выучил одно стихотворение наизусть. Я спросил, какое именно.

– Я сейчас тебе его дам. – И Гленн закричал в сторону:

– Робби, Робби, иди сюда, прочти стих моему папе.

А Робби крикнул в ответ:

– Нет!

И Гленн сказал уже в трубку:

– Он дико стесняется.

Прежде чем попрощаться, Гленн поблагодарил за карточки с арабскими фразами, они им очень помогли. И добавил, что непременно напишет мистеру Карлтон-Хейесу, как только будет время.

Купил две пары армейских башмаков, расплатился карточкой «ВИЗА», отдав 125 фунтов. Набил ботинки нетающими детскими сладостями из магазина «Вулвортс».

Георгине я про свои сумасшедшие долги ничего не сказал. Так что она считает, что 500 фунтов за дамскую сумочку – сущий пустяк.

АА неоднократно меня выручала: как-то раз у меня кончился бензин на Бодминском болоте, а однажды я стал причиной жуткого хаоса, когда запер ключи в машине на Старой Комптон-стрит и помешал карнавальному шествию секс-меньшинств, а еще у меня раз сто отсыревали свечи и я посылал сигнал SOS, обращенный АА. Но сегодня АА превзошла сама себя: от нее пришло предложение о специальной карточке «ВИЗА» Автомобильной ассоциации.

Сделайте заявку, и в течение шести месяцев за перечисление денег с Вас будут брать 0 %.

Это предложение – все равно что просека в джунглях. Мой план таков: из денег АА заплатить по 1000 фунтов по каждой из моих кредиток. Этот ход конем решит мои финансовые проблемы в краткосрочной перспективе. Долгосрочного плана у меня нет.

Из Нигерии позвонил Уильям – на мобильник. Я отсчитывал минуты, пока он без умолку болтал… о футболе, зауряднейшей игре, если разобраться. Наконец мальчик перешел к делу:

– А я вот чего звоню, папа. Хочу сменить имя.

Поинтересовался, и как же он желает отныне зваться.

– Воул, – ответил мой младший сын. – Это более африканское имя.

– Но ведь так зовут твоего отчима, – удивился я – Ты путаницы не боишься?

– Не-а, – протянул Уильям. – Мы же не похожи. Он выше меня.

Я дал свое согласие и отключился.

Очень скоро Уильям устанет от нового имени: Воул Моул.

Вечером опять читал Найджелу «Преступление и наказание».

Грэм, Найджелов пес-поводырь, вконец зазнался.

Я мыл посуду и вдруг почувствовал прикосновение чего-то холодного к ноге. Опустил взгляд и увидел, что в меня тычется носом Грэм. В зубах он держал кухонное полотенце. Я разозлился, поскольку собирался поставить посуду на сушку, где она отлично высохла бы. А из-за вмешательства собаки пришлось все вытирать вручную и расставлять по полкам.

Наконец-то в магазине установили компьютер. Его серые гладкие бока выглядят чужеродно на письменном столе мистера Карлтон-Хейеса из вишневого дерева.

Умник Хендерсон дал нам часовой урок, продемонстрировав, как пользоваться программой учета и выписки счетов, а также программой поиска книг.

Бернард Хопкинс не выдержал и десяти минут учебы, сдернул с полки первую попавшуюся книгу и принялся читать.

Часовой урок закончился, я же ни на йоту не продвинулся в понимании работы компьютерных систем, потому что Хендерсон изъяснялся исключительно на профессиональной абракадабре.

Когда Умник ушел, мистер Карлтон-Хейес обратился к Хопкинсу поверх компьютера:

– Глянь, Бернард, каждая изданная в мире книга теперь на кончиках наших пальцев.

Втроем мы завороженно смотрели, как по экрану струится мировая литература. Меня одолевали смешанные чувства: гордость за мировую техническую мысль и сожаление, что неторопливые и более человеческие времена канули в прошлое.

Мистер Карлтон-Хейес показал мне письмо, которое пришло в магазин сегодня утром.

Уважаемый мистер Карлтон-Хейес.

Большое спасибо за то что Вы прислали поэтическую книгу и за то, что помогли папе с этими карточками. Они очень пригодились.

С наилутшими пожеланиями,

Гленн Ботт-Моул

Уважаемый мистер Карлтон-Хейес, Это Робби примазывается к письму Гленна. Я получил истинное удовольствие, если, конечно, уместно так выразиться, от военной поэзии Зигфрида Сассуна. Он знал, о чем пишет, это точно.

Стихотворение «Выжившие» я выучил наизусть.

Еще раз спасибо.

Робби.

P. S. Кстати, я лучший друг Гленна.

– Пошлю этому парню «Воспоминания охотника на лис»,[73] – сказал мистер Карлтон-Хейес.

Жаль, что он не Гленна имел в виду.

Мистер Карлтон-Хейес спросил меня, когда я собираюсь взять ежегодный двухнедельный отпуск. Я сказал, что не могу позволить себе отдых, а тем более вдали от дома.

Хопкинс, разумеется, встрял:

– По-моему, отпуск – полная фигня. Зачем куда-то ехать? Выпить везде можно.

С утренней почтой пришла моя карточка «ВИЗА» Автомобильной ассоциации. Приветствую тебя, АА!

После долгих размышлений решил дать Тиму Хенману[74] совет, как ему стать победителем в мужском одиночном разряде. Отправил ему письмо через Всеанглийский клуб лаун-тенниса и крокета.

Уважаемый Тим Хенман,

Надеюсь, что Вы не обидитесь на то, что я Вам скажу, но, как пытливый исследователь человеческой натуры, я, как мне кажется, мог бы помочь Вам реализовать свое амбициозное стремление выиграть Уимблдонский турнир.

а) Не позволяйте родителям присутствовать на своих матчах. А если они попытаются проникнуть на центральный корт, предупредите охрану, чтобы их вышвырнули. Если бы мои родители наблюдали за тем, как я работаю, у меня бы тоже все валилось из рук.

б) То же самое касается Вашей жены Люси.

в) Постарайтесь обзавестись более привлекательными поклонниками. Ваши нынешние почитатели – это в основном женщины, на которых женятся наркоманы.

г) Попросите Винни Джонса[75] научить Вас угрожающе сжимать кулак, сгибая руку в локте, после победного удара.

д) Запретите Вашим поклонникам кричать: «Давай, Тимми!» После таких криков создается впечатление, будто Вы бежите четвертым в забеге младшеклассников на соревнованиях по бегу с яйцом на ложке.

Думаю, если Вы претворите в жизнь мои пожелания, то завоюете сердце нации и почти наверняка станете спортсменом года по версии Би-би-си.

С уважением,

А. А. Моул

Отца снова положили в Королевскую больницу, после того как он сказал маме, что умирает. Шов на спине опять воспалился. Поехал его навестить, захватив на всякий случай подушку.

Из бристольской гостиницы позвонила Георгина. Рассказала, что автор, которого она повезла в турне, хватанул лишнего перед выступлением в книжном магазине и в итоге, когда некий молодой человек спросил у него: «Где вы берете свои идеи?» – автора прорвало «Есть ИКЕА – есть идея, козел!» И ну материть читающую публику.

Я полюбопытствовал, что это за автор.

– Маршалл Снелгроув, – ответила Георгина. – Ты о нем вряд ли слышал, он пишет научную фантастику. Придумал вселенную, которая помещается в сумке кенгуру.

Спросил, что на ней сейчас надето.

– Твое любимое – ничего.

Позвонила Пандора узнать, как там Гленн. Ответил, что он в Басре, напуганный и несчастный.

– Я на тебя жутко зла за то, что ты позволил ему пойти на эту гнусную бойню, – сказала она.

Потом спросила, не поделится ли Гленн с ней информацией на условиях строгой анонимности, она пишет статью для «Обсервер».

Отказался от имени Гленна:

– Такой вещи, как «строгая анонимность», больше не существует.

– Как знаешь, – не стала упираться Пандора. – Через пару недель выходит моя автобиография, называется «Из ящика». Может, твой магазин проведет региональную презентацию?

Пообещал переговорить с мистером Карлтон-Хейесом.

Читательский клуб.

Мистер Карлтон-Хейес открыл обсуждение словами:

– Хочу начать наше заседание с признания, что хотя я не сторонник организованной религии, тем не менее Коран глубоко взволновал меня. Кроме того, будучи книготорговцем, я не мог не заинтересоваться произведением, которое является главной книгой для миллиарда человек.

Затем он предложил Мохаммеду рассказать, что значит для него Коран.

– Коран, как я его понимаю, помогает мне жить, – негромко заговорил тот. – Я следую его правилам, я нахожу в нем утешение и руководствуюсь им, когда не знаю, как поступить, и нуждаюсь в слове Божьем.

Тут его перебил Даррен:

– Слушайте, я чуть со стула не упал, когда прочитал про Адама, Авраама, Моисея и Иисуса. Да там все как в Библии!

– Да-да, – подхватила Лорейн, – и этот жуткий фараон, настоящая сволочь.