Полужизни Ханна Софи

8

4/03/2008

«Дело плохо, – понял Саймон, едва оказавшись в кабинете Пруста. – Куда хуже, чем просто плохо, а ведь я даже рот не раскрыл!» У стола Снеговика стоял незнакомый тип с картонной папкой в руках. Ни Пруст, ни его гость не произнесли ни слова и, видимо, ожидали чего-то от Саймона, а он не понимал, что от него требуется. «Подожду и я», – решил Саймон.

Либо Пруст изменил принципам, которые, по его собственному утверждению, верой и правдой служили ему уже пятьдесят с лишним лет (в чем Саймон искренне сомневался), либо незнакомый тип искупался в море лосьона после бритья. Надушенных мужчин Пруст не переваривал и вряд ли сделал исключение для хлыща, благоухающего водорослями и шипром.

«Ароматный» был в светло-коричневом костюме с белой рубашкой и зеленым галстуком из шелка. Саймон дал бы ему под сорок, с толку сбивали лишь глаза: усталые, как у лас-вегасского крупье, они совершенно не сочетались с излучающей здоровье кожей. Может, он из отдела кадров? Почему-то шеф его не представил.

– Где вы были вчера после обеда и вечером? – спросил Пруст Саймона.

«Он не в курсе, он не может быть в курсе!»

– Ездил в Ньюкасл по делу Беддоус.

– Еще раз спрашиваю: где вы были?

Казалось, «крупье» рассержен не меньше, чем Пруст. Саймон насторожился: у него по-настоящему серьезные проблемы? Вообще-то в кабинете Снеговика постоянно ожидаешь наихудшего – приказа об увольнении, например. Он вот-вот допустит величайший карьерный промах в жизни или уже его допустил?

– В Лондоне, сэр, Эйдена Сида преследовал. Пруст кивнул. «Сейчас траурную повязку из стола достанет», – подумал Саймон.

– Продолжайте!

– Сэр, вчера после обеда я и сержант Зэйлер беседовали с Эйденом Сидом и Рут Басси. В результате мы оба укрепились в опасениях...

– Оправдываться будете потом. Сейчас меня интересуют подробности вашего путешествия с момента, как сели в машину, и до возвращения в Спиллинг.

Саймон начал рассказывать, отчаянно сожалея, что не знает, кто этот «крупье». Когда упомянул Дом Друзей, Снеговик и «крупье» переглянулись. Узнав, что Саймон подслушивал у двери, «крупье» велел пересказать все как можно подробнее. Судя по выговору, типичный кокни! Саймон ждал, что Пруст возмутится: «Вопросы здесь задаю я!» – но, к его удивлению, инспектор промолчал.

Саймон выложил им все, что помнил: про «Олив Ойл», потного толстяка, Фрэнка Заппу, высшую силу и тленность ножей с вилками.

– Скольких присутствующих вы могли бы описать более-менее точно? – спросил «крупье». – Ну, с фотопортретом поработать?

– Двух ведущих – без проблем, – ответил Саймон. (Так его увольняют или нет?) – Там еще сидели три явных бродяги. Думаю, они ради бесплатной еды явились. Их я бы тоже смог описать, но за точность не ручаюсь.

– Вы ушли из Дома Друзей до того, как собрание закончилось? – спросил Пруст.

– Да.

– В котором часу это было?

– В районе восьми.

– Куда отправились потом?

– На Раскингтон-роуд, где оставил машину.

– Машина мистера Сида еще стояла там, у дома номер двадцать три?

– Да.

– Затем вы сразу поехали в Спиллинг?

– Нет, сэр, сперва подошел к дому номер двадцать три и поочередно заглянул в окна первого и подвального этажа.

– Что вы увидели?

– Немного. Пустые комнаты.

– В смысле – без людей? Или совершенно пустые?

– Ну, там была мебель и всякая всячина.

– Уверен, вы сумеете дать детективу-констеблю Даннингу подробное описание каждой из увиденных комнат, включая всякую всячину.

Детектив-констебль Даннинг? Из Лондона?

«Крупье» шагнул к столу, выложил из папки увеличенную цветную фотографию фасада дома номер двадцать три по Раскингтон-роуд и ткнул ручкой в выступающее окно справа:

– В это окно смотрели?

– Да.

– И что увидели?

– Обеденный стол со стеклянной крышкой и стулья, у стены буфет, – ответил Саймон, удивляясь, как тяжело вспоминать то, что видел накануне. Он ведь лишь мельком глянул в окно и ничего интересного не заметил – ни полок, заставленных книгами по квакерству, ни чего-то, напрямую связывающего дом с Сидом. – Ковер вроде бы видел и... большой цветок в кадке. Да, цветок точно был.

Даннинг и Пруст снова переглянулись.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался Даннинг.

– Нет, по-моему, нет.

– А про стены что скажете? На стенах что-то висело? Картины? Фотографии?

Саймон постарался воскресить комнату в памяти.

– Не знаю. Я ничего не заметил. Свет не горел, а от уличного фонаря немного толку. Но, думаю, если на стенах что и висело, я не увидел... – Саймон осекся. Нужно думать, для ошибок сейчас не время! – Хотя нет, там наверняка что-то было.

– Почему наверняка? – спросил Пруст.

– Говорю же, ничего странного я не заметил, а вот голые стены точно бы в памяти отложились. Обычно ведь люди что-то на стены вешают, правда? Скажем так: комната показалась мне самой заурядной, обжитой, нормальной...

– А у стен что-нибудь стояло? – допытывался Даннинг. – У одной или сразу у нескольких?

О чем речь, Саймон понятия не имел.

– Что, например? – уточнил он.

– Говорите, комната показалась вам обжитой?

– Да, именно.

– Другими словами, вам не показалось, что в нее только что заселились?

– А что на такое указывает?

– Ящики, картины, которые еще на стены не повесили. Крючки, молотки, гвозди... Картонные коробки с пометкой «гостиная»...

– Нет, ничего подобного.

Даннинг убрал фотографию в папку.

– Что случилось дальше? – поинтересовался Пруст.

Дурное предчувствие обострялось с каждым вопросом.

– Я купил кебаб в забегаловке, название которой не вспомню, точное местоположение – тоже. Она справа от пересечения Раскингтон-роуд и Масвелл-хилл-роуд. В общем, я купил кебаб, вернулся на Раскингтон-роуд и, дожидаясь Сида, съел прямо в машине.

– Иначе говоря, вы следили и за машиной мистера Сида, и за домом номер двадцать три по Раскингтон-роуд? – уточнил Пруст.

– Да, сэр.

– Мистер Сид вернулся?

– Да, сэр, примерно в половине десятого. Вместе с женщиной, шатенкой, которая выступала на собрании. Они прошли по дороге к дому номер двадцать три.

– Они разговаривали? – спросил Даннинг.

– Говорила женщина.

– Вы слышали, о чем шла речь?

– Нет.

– А по интонации не определите, в каком она была настроении?

– В хорошем, – уверенно ответил Саймон. – Щебетала как птичка. Они остановились у машины Сида, и тот вытащил какой-то предмет из багажника...

– Что именно? – вскинулся Даннинг.

– Я не разглядел, между нашими машинами стоял пикап. Сид занес предмет в дом номер двадцать три. Женщина открыла дверь и придержала. Потом в окне, про которое вы спрашивали, загорелся свет. Я подогнал машину вплотную, чтобы заглянуть в окно, но буквально через пару секунд пришлось отъехать: сзади сигналили. По обе стороны Раскингтон-роуд припаркованы машины, поэтому обгоны исключены. Я успел заметить, что женщина, по-прежнему разговаривая, задергивает шторы, а Сид стоит за ее спиной. – Саймон взглянул на Даннинга: – На этом я закончил наблюдение и поехал домой. То есть... к сержанту Зэйлер, – уточнил он, сообразив, что непреднамеренно солгал.

– Имя Лен Смит вам что-нибудь говорит? – спросил Даннинг.

– Нет, – ответил Саймон. Ну все, хватит с него! Этот ароматный «крупье» – тоже детектив, а коллеги должны обмениваться информацией, а не выкачивать ее. – В чем дело? После моего отъезда в том доме что-то случилось?

Даннинг достал вторую фотографию и сунул Саймону под нос:

– Когда-нибудь видели эту особу?

С фотографии смотрела ярко накрашенная женщина с короткими, зачесанными назад кудрями. Саймон ее узнал, хоть и подивился: «Олив Ойл» выглядела совсем иначе...

– Да, это соведущая квакерского квеста. Эта женщина вошла в дом номер двадцать три по Раскингтон-роуд вместе с Эйденом Сидом.

– Ее зовут Джемма Краудер. Вчера ночью она была убита, застрелена в столовой своего дома, – проговорил Даннинг, и Саймон подумал: «Таким тоном результаты футбольных матчей сообщают». – Около полуночи Стивен Элтон, ее сожитель, вернулся домой и обнаружил тело. Элтон тоже был на квакерском квесте, но после собрания остался наводить порядок.

– Это тот лысый толстяк? – уточнил Саймон.

– Нет. – Даннинг бросил фотографию «Олив Ойл» на стол Пруста и достал третью – молодого человека слегка за двадцать с высокими скулами и русыми волосами до плеч. Чуток косметики – и любая глэм-группа приняла бы его с распростертыми объятиями. – Видели его?

– Нет.

– Уверены?

– Абсолютно.

– Значит, в половине десятого вы видели Джемму Краудер живой и здоровой? – не выпуская из рук фотографию Элтона, спросил Даннинг.

– Ее убил Сид! – выпалил Саймон и тут же сообразил, что Даннинг может счесть его склонным к скоропалительным выводам. – Вы его взяли?

– Детектив Уотерхаус, вы меня не слушаете! Из ваших же слов получается, что вы последний, кто видел Джемму живой...

– Хотите сказать, последний, не считая Эйдена Сида? – уточнил Саймон, но Даннинг и бровью не повел.

– Есть два свидетеля, которые видели вас у дома Краудер, и оба утверждают, что вы вели себя подозрительно: отсиживались в машине, следили за домом, в окна заглядывали. Они приняли вас за домушника, выбирающего подходящий момент для кражи, и записали номер вашей машины.

– Я уже объяснил, чем там занимался.

– Вы один утверждаете, что Эйден Сид был на квакерском квесте и в доме номер семь по Раскингтон-роуд. Я уже понял: солгать для вас – сущий пустяк. Вы же только что соврали шефу о том, чем вчера занимались! Кроме того, я наслышан о вашем буйном темпераменте и упрямстве. В уголовной полиции вы служите дольше моего, и сочинить байку для вас легче легкого.

Саймон много лет внушал себе: признак настоящей силы – сдержанность. Даннинг намеренно его злил, поэтому силу гнева следовало направить на самооборону, другими словами, на сдержанность. К счастью, он уже научился при необходимости превращаться в настоящую скалу и не считал, что, не растоптав наглеца и обидчика, проявляет слабость.

– Не понимаю, почему вы решили преследовать Сида до Лондона, вместо того чтобы облегчить жизнь себе и всем окружающим, занявшись делом Беддоус, – напирал Даннинг. – Пожалуйста, объясните: совершенно невиновный человек...

– Совершенно невиновный? В полночь Джемму Краудер нашли убитой, а в половине десятого я видел ее с Сидом...

– На квакерском квесте присутствовало тридцать семь человек, – напомнил Даннинг. – Они хором заявляют, что с мистером Эйденом Сидом не знакомы. Конечно, они могут лгать, но по их же словам, подкрепленным показаниями Стивена Элтона, Джемма ушла с собрания вместе с Леном Смитом, социальным работником из Майда-Вейл, с которым сдружилась за последнее время.

– Его внешность совпадает с внешностью Сида? – поинтересовался Саймон. – Социальный работник из Майда-Вейл? Полагаю, вам пока не удалось его найти?

– Мне сказали, что на протяжении нескольких недель Лен Смит регулярно посещал квакерские собрания...

– Никакого Лена Смита не существует! Это был Сид, он убийца! На моих глазах он вошел в дом с Джеммой Краудер. Если никто не видел, как он уезжает, когда Джемма была еще жива...

– Как вы уезжаете вскоре после половины десятого, тоже никто не видел, – парировал Даннинг и впервые с начала беседы улыбнулся.

– Иными словами, я в то время не уехал? Или они не смотрели? Пожалуйста, уточните! Опросите свидетелей, не видел ли кто у дома машину Сида. Покажите квакерам его фотографию – они наверняка опознают Лена Смита.

Даннинг взглянул на него так, как сам Саймон много раз смотрел на несговорчивых идиотов-подозреваемых.

– Вы ведь несерьезно! – запаниковал Саймон. – Я такой же, как вы, я охочусь на убийц!

Пруст сидел за столом, безмолвный и неподвижный, вылитая каменная статуя.

– Я представляю группу из двенадцати детективов, – сухо сообщил Даннинг. – У каждого из нас свое задание, своя часть расследования убийства Джеммы Краудер. Я вот прижал тебя, малыш. Значит, мы с тобой отправимся в Лондон и ты изложишь мне подробности истории, которую я только что услышал от инспектора Пруста. Ну, о вас с сержантом Зэйлер. Она ведь твоя невеста, да?

Саймона аж передернуло: этот ароматный «крупье» превратил их с Чарли из жениха с невестой в соучастников преступления. Да и вообще, что за тон? Ему послышалось или Даннинг впрямь «тыкал», да еще малышом назвал?

– И о вашей совместной зацикленности на Эйдене Сиде, его подруге Рут Басси и некоей Мэри Трелиз – тоже.

– Всех их вам следует опросить, – посоветовал Саймон. – Надеюсь, вы намерены это сделать.

– Вы непременно объясните мне, почему так интересуетесь этими людьми. Искренне надеюсь, объяснение получится логичнее того, что я уже услышал. Пока же я склонен считать, что прижал ловкача, который оказался в нужном месте в нужный час и вел себя подозрительно. В роли ловкача вы. – Не дав Саймону опомниться, Даннинг спросил: – Где сержант Зэйлер?

– Заболела и взяла отгул.

– То есть дома?

– Насколько мне известно, да.

– В Лондон она вчера с вами ездила?

– Нет.

– Где была?

– У Рут Басси, – вздохнул Саймон. – Послушайте, зачем создавать друг другу проблемы? Я расскажу и что знаю, и что лишь подозреваю, но с большой долей уверенности. Чарли, то есть сержант Зэйлер, поступит так же. Если хотите раскрыть убийство, примите нашу помощь и считайте союзниками – это лучший способ.

Пруст тяжело поднялся. «Надо же, чуть о нем не забыл!» – подумал Саймон.

– Раз я вот-вот потеряю детектива Уотерхауса, хотелось бы обсудить с ним текущие дела, чтобы потом было проще их перераспределить. Детектив Даннинг, вы не оставите нас на минуту?

– Перераспределить дела? – эхом повторил Саймон. Неужели Пруст надолго с ним прощается?

– Хорошо, – Даннинг шагнул к двери, – подожду в коридоре.

– Детектив Даннинг несколько раз звонил сержанту Зэйлер, но дома ее нет, – объявил Пруст, едва они с Саймоном остались вдвоем. – Если знаете, где она, очень советую поделиться с ним этой информацией, – устало добавил инспектор, и Саймон чуть ли не впервые затосковал по фирменному сарказму шефа.

Извиняться за вчерашнее не имело смысла, тем более вины он не чувствовал. Вот только из Лондона он уехал преждевременно: останься еще на часок, мог бы спасти жизнь Джемме Краудер. Саймон точно знал, что скажет Даннингу о Чарли: «Отстань от нее, козел!» У бедняжки нервный срыв, до расспросов ли ей сейчас? Впрочем, Снеговик подробностями не интересовался, посоветовал лишь с Даннингом пооткровенничать. Перераспределить дела... Хм, ну надо же!

– Сэр, я совсем не прочь избавиться от Нэнси Беддоус, но перераспределять мои задания явно не стоит: вернусь уже к вечеру.

– Детектив Уотерхаус, при нынешнем раскладе вы не вернетесь в это здание ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.

Саймон тотчас пожалел, что попытался разрядить обстановку.

– Сэр, Даннинг блефует. Он скоро по-другому запоет, вот увидите! Он ведь прекрасно понимает, что я говорю правду и способен ему помочь.

– Мне пришлось объяснить ваш интерес к Эйдену Сиду, – проговорил Пруст. – Не хочу, чтобы между нами остались недомолвки... В общем, узнав, что вы ездили в Лондон, я сразу понял: причина в Эйдене Сиде. Я аккуратно изложил Даннингу все факты, похвалил вашу интуицию и упомянул солидный послужной список. Об отдельных, хм, неудачах тоже не умолчал, но постарался их обосновать. Иными словами, все, что в моих силах, я уже сделал.

– Сэр, вы... – Саймон почувствовал себя беспомощным. – Вы говорите так, словно мы больше не увидимся. А ведь вы не хуже моего понимаете, что в убийстве Джеммы Краудер обвинят Эйдена Сида...

– Неужели? – Пруст демонстративно повернулся к календарю на 2008 год, который висел на стене за его столом.

– Сэр, забудем на секунду о Даннинге! Совершенно очевидно: Джемму Краудер убил Сид. Иначе просто не складывается! Вернемся к известным нам фактам. Рут Басси сказала: может случиться нечто ужасное. Вчера вечером она поделилась с Чарли: Сид частенько уезжал, якобы по работе, но это ложь. Думаю, он изображал квакера и подбирался к Джемме Краудер, чтобы ее убить. То есть убийство он замыслил давно. Мне он заявил, что верит лишь в материальный мир – в науку и реальные факты, так что же он делал на собрании квакеров? Даннинг спросил меня про настроение Джеммы Краудер, а про настроение Сида – нет. Так вот, Сид был мрачен. Рут Басси сообщила Чарли, что недавно Сид сменил пластинку: он, мол, не убивал Мэри Трелиз, зато видит будущее, в котором ее убивает...

– Детектив Уотерхаус...

– Сэр, мы должны расценивать это заявление как угрозу и реагировать соответствующе. Пожалуйста, скажите, что будет именно так, даже если меня отстранят от расследования. На Даннинга полагаться нельзя! Вы доверяете ему после того, что услышали? Лично я – нет. Мэри Трелиз живет в Спиллинге, а не в Лондоне. Даннинга не беспокоит, что, пока он читает мое досье, Сид, возможно, пробирается на Мегсон-Кресент с пушкой в кармане. Сэр, это же наш город!

– Довольно, – чуть слышно произнес Пруст, но Саймон решил идти до конца.

– Вчера вечером Рут Басси сказала Чарли, что возле ее дома ошивается какой-то тип и проявляет нездоровое любопытство. Чарли сперва решила, что у Рут воображение разыгралось, но, просмотрев с Басси записи, отснятые камерами слежения...

– Камерами слежения? – По спине точно не определишь, но Пруст заметно напрягся. Неужели вопрос у него вырвался машинально и теперь Снеговик жалеет, что не удержал язык за зубами?

– Басси арендует домик у входа в Блантир-парк. Очевидно, назойливый зевака докучал ей настолько, что она попросила арендодателя установить камеру слежения. Увидев лицо этого типа крупным планом, Чарли его узнала. Это Кэрри Гатти, работает в «Экстренном вызове». – Саймон почти не сомневался, что об этой фирме Пруст слышал, и ждал либо вопроса «Что Гатти забыл в парке?», либо колкости о том, что имя Кэрри больше подходит женщине. Пруст промолчал. – Сэр, Гатти – частный детектив, – не вытерпел Саймон.

Молчание.

– Сэр, вы слышали, что Даннинг говорил о сожителе Джеммы Краудер? Он вернулся домой в полночь! При этом собрание закончилось около девяти. Сколько времени нужно, чтобы убраться в зале? Этого сожителя в качестве подозреваемого рассматривают? Или в качестве сообщника Сида? Может, Даннинг рассказал вам больше, чем мне? – Саймон взял со стола Пруста кружку. Швырнуть бы ее этому истукану в затылок! Вместо этого он с грохотом опустил ее на место. – Лен Смит и есть Эйден Сид, верно?

– Позовите детектива Даннинга! – велел Пруст. – Ему и расскажете о своих подозрениях – от алиби сожителя Краудер до противоречивости отношения Эйдена Сида к сверхъестественному. – Пруст обернулся. Больше всего его лицо напоминало кровавый волдырь, который вот-вот лопнет. – Ответить на ваши вопросы я не могу при всем желании. Вы ведь увязли по самое некуда! И все из-за того, что намеренно обманули нас с сержантом Комботекрой и умчались в Лондон. Теперь проблемы... Понятно, ситуация вам не нравится, но уж извините!

Саймон был рад, что Пруст наконец-то заговорил.

– Когда Чарли рассказала Мэри Трелиз о признании Сида, у той вырвалось: «Не меня». Мэри дважды сказала: «Не меня... Не меня...» По мнению Чарли, Трелиз недвусмысленно намекнула, что убит кто-то другой.

Взгляд Пруста метнулся к стеклянной перегородке, которая отделяла кабинет от комнаты его сотрудников. Стоявший там Даннинг перехватил взгляд и шагнул к двери, но инспектор поднял руку: секунду, мол.

– И что ответила Мэри Трелиз? Сержант Зэйлер наверняка попросила у нее разъяснений.

– Стала все отрицать, сэр. Вполне объяснимо, правда? Если бы она твердо решилась на откровенность, то наверняка выложила бы все, что знает, но она испугалась и позволила себе лишь намек, который легко списать на нервы.

– А где сейчас сержант Зэйлер? Болеет, но где именно?

Саймон тянул с ответом слишком долго, и выражение лица у Снеговика изменилось. Взгляд потух, лицо обратилось в маску. «Вот что чувствуешь, когда отказывают от дома», – подумал Саймон. Пруст жестом велел Даннингу войти и «вынести мусор».

– Вы в тупике! – ухмыльнулся Доминик Ланд с полным ртом спагетти болоньезе. По подбородку размазался жирный оранжевый соус. – Будь дело серьезным, я бы сказал «да» и с удовольствием взял ваши деньги, даже понимая, что ситуация почти безнадежная, – обожаю такие дела и, как правило, выигрываю. Но ваш случай... Это же полная ерунда! – Авторитетное мнение Ланд высказал, даже не взглянув на Чарли, и снова ухмыльнулся, вероятно для пущей выразительности. На собеседников он вообще не смотрел – даже заказ диктовал, обращаясь к раскрытому меню, а не к стоявшему рядом официанту.

Высокий темноволосый крепыш Ланд был адвокатом по интеллектуальной собственности, партнером в лондонской компании Эллингема Сандлера. «Лет сорок пять», – подумала Чарли, глядя на пивной живот адвоката. Порекомендовала его Оливия. «Сама ты точно не справишься, тебе нужен такой, как Доминик Ланд. Он чудеса творит!» Первую часть фразы Чарли пропустила мимо ушей, сосредоточившись на кудеснике Ланде, который непременно ей поможет. По словам Лив, он входил в четверку самых влиятельных адвокатов Великобритании. Главный редактор газеты, внештатным сотрудником которой являлась Оливия, отсудила крупную сумму в качестве компенсации морального ущерба, после того как конкурирующее издание опубликовало ее фотографию на фоне дверей клиники для наркозависимых. И выигранный иск, и компенсация считались заслугой Ланда.

Теперь Чарли сожалела, что сестра не назвала лидеров рейтинга самых влиятельных адвокатов и не упомянула, что грубиян Ланд чужд элементарных правил приличия. С ним же разговаривать невозможно! Утром его секретарь сообщила Чарли, что мистер Ланд готов с ней встретиться, но не в офисе, а за ланчем в «Синьоре Грилли», итальянском ресторане на Гудж-стрит. Изумленная Чарли не нашлась с ответом, и секретарь добавила: «Именно там мистер Ланд встречается с клиентами. Он очень любит этот ресторан». Вероятно, данный факт считался общеизвестным.

Ланд опоздал и, хлопая себя по карманам, посетовал, что оставил бумажник в офисе. Он мог сходить за ним, но тогда перерыв кончится и им с Чарли не поговорить. Чарли тотчас заверила, что заплатит за двоих. «Ради чудес и денег не жалко», – успокоила себя она. «Спасибо», – пробормотал Ланд, даже не взглянув в ее сторону. Сейчас Чарли гадала, не попалась ли на удочку. Неужели все клиенты кормят его ланчем? Почему выбран именно этот шумный ресторан? Казалось, Ланд едва замечает, что ест, все внимание сосредоточив на смартфоне. Стоило «Блэкберри» пискнуть, Ланд хватал его обеими руками и не отрывался несколько минут, словно сосредоточивался на игре, в которой за полную самоотдачу присуждались дополнительные очки.

На столе остывала нетронутая пицца, а Чарли страшно хотелось попросить Ланда повторить ее рассказ. Вдруг он пропустил все мимо ушей, а затем заявил, что не возьмется за это дело?

– Речь о ее коллекции, – проговорила Чарли. – Она ведь не спрятана, а, наоборот, на виду! Разве это не наглость? Любой вошедший в комнату может взглянуть на стену и получить... полную информацию о самом болезненном моменте моей жизни. И вырезки с фотографиями – лишь то, что я увидела из коридора. Вдруг «стена позора» – только часть коллекции? В прошлую пятницу она караулила меня у дверей управления...

Смартфон снова пискнул, Ланд схватил его и снова застучал по кнопкам. Он дышал, как марафонец, бормотал себе под нос и не обращал на Чарли ни малейшего внимания. От дисплея Ланд оторвался лишь через пару минут.

– Басси ведь не просто так ждала вас возле управления, а по веской причине?

– Не знаю. Несла какую-то ерунду. Мол, ее приятель твердит, что убил женщину, которая жива и вполне здорова. Объяснить, почему желает говорить именно со мной, она отказалась. Вчера я спросила, зачем она носила вырезку со статьей обо мне в кармане куртки, а она снова уклонилась от ответа...

– Мисс Зэйлер...

– Сержант Зэйлер! – раздраженно поправила Чарли.

– На вашем месте я бы не нервничал. – Ланд обмотал вилку спагетти и наклонился к тарелке так низко, что темная челка чуть не искупалась в соусе. Спагетти исчезли во рту. («Ну и звуки! – думала Чарли. – Не человек, а мощный пылесос!») Скатерть и рубашка окропились соусом. Ланд крикнул что-то по-итальянски, не обращаясь ни к кому конкретно, а затем как ни в чем не бывало перешел на английский: – Коллекция висит в спальне, которую Басси делит с постоянным сожителем. Сколько человек увидят статьи и фотографии? Басси, сожитель, парочка близких друзей – и все.

– Даже если никто не увидит, мне плевать! – взорвалась Чарли. – Басси права не имеет! Или имеет? Хотите сказать, любой озабоченный идиот может собирать информацию обо мне, превращать в потеху, в глупое хобби, и помешать ему нельзя?

– Раз вы задаете такие вопросы, значит, не слушаете меня или не хотите слушать.

– Пусть уничтожит свою коллекцию или отдаст мне, сама уничтожу! – Чарли чувствовала, что срывается на крик.

– Вы требуете того, что не может быть осуществлено по закону, – скучающе осадил ее Ланд, проблемы Чарли его явно не заинтересовали. – Мне здесь работать не с чем, и точка. Во-первых, напоказ ничего не выставляется. Расклеивай она вырезки с фотографиями на улицах, другое дело, а дом – ее личная территория. Все составляющие ее коллекции были в открытом доступе: статьи и фотографии печатались в газетах, которые Басси, предположительно, покупала. Она ведь ничего у вас не украла, верно? А вы сами не храните старые газеты и журналы – «Вог» там, «Английский дом»?

– Нет! – огрызнулась Чарли. Неужели она похожа на пустышку, интересующуюся сумками и диванными подушками? – Хранить газеты с журналами и годами собирать статьи о конкретном человеке – не одно и то же. Я не держу дома ничего, что нарушало бы неприкосновенность личной жизни других!

Ланд нагнулся к своему портфелю, порывшись, вытащил мятый номер «Дейли телеграф» и положил на нетронутую пиццу Чарли. Масло тотчас пропитало тонкую бумагу.

– Вот, – Ланд показал на статью внизу страницы, – материал о Дэвиде Милибэнде, нашем министре иностранных дел, искренне надеюсь, ненадолго! Захочу – вырежу эти три параграфа и приклею на зеркало в ванной! Это мое право, которому никакой Милибэнд не воспрепятствует. Я говорил уже дважды, скажу еще раз: вторжением в частную жизнь здесь и не пахнет. Если бы Басси выкладывала ваш личный дневник в Интернете или украла статьи с фотографиями из вашей спальни, был бы другой разговор! Ну или если использование этой коллекции вредило бы вам...

– Эта сучка меня преследует! – Чарли швырнула газету в Ланда. – По-вашему, это не вред? «Стена позора» – лишь часть кошмара, который я должна прекратить. Она караулила меня у входа в управление, а с какой целью, не объяснила...

– Из вашего рассказа трудно заключить, что вы очень добивались объяснений. – Ланд подавил зевок. – Я, например, прямо спросил бы, что у нее на уме, и никаких отговорок не принял. Почему вы даже не намекнули ей, что видели «стену позора»?

– Да я от страха чуть не сдохла! – прошипела Чарли. Неприятно расписываться в полной никчемности, но Доминика Ланда она больше никогда не увидит, поэтому какая разница? Номер четыре в рейтинге лучших юристов Великобритании сочтет ее полной размазней? Ну и пусть! – Даже вы не станете отрицать: эта женщина мной одержима. Пока она думает, что я не в курсе, ей можно расслабиться. А если бы я сказала, что видела «стену позора», кто скажет, как повела бы себя Басси? Вдруг выхватила бы нож и искромсала меня на куски? Она же безумна! Мне хотелось одного – выбраться оттуда, и поскорее. – Чарли засопела и поспешно вытерла глаза. Разве она плачет? Нет, две слезинки – это еще не плач! – Но как бы мне ни хотелось, сбежала я далеко не сразу – целых два часа сидела в гостиной Басси и наслаждалась длинной байкой про художественную выставку. Врала сама себе, что пытаюсь ее раскусить, но главным было не это, а страх. Рут Басси как минимум два года за мной следила, играла, манипулировала, возможно, не одной мной, а кем-то еще. А фарс с убитой-неубитой художницей, кто знает, сколько в нем правды? Вдруг это очередная ловушка? Вчера она потчевала меня ненужными подробностями и, представляете, я слушала, как примерная девочка. Надеялась, что если прикинусь подружкой, то эта идиотка смилостивится и откажется от исполнения своего неведомого плана.

Вспышка Чарли не удивила Ланда, – скорее, позабавила.

– Мисс Зэйлер, пардон, сержант Зэйлер! У вас налицо классический уход от действительности. Боюсь, вы в плену иллюзий! Судя по вашему рассказу, нет ни малейших причин думать, что эта женщина преследует вас или стремится вам навредить. Она читала о вас в газетах, потому и обратилась к вам за помощью. Разве это преследование? А газетная вырезка в кармане куртки – опять-таки, что тут такого? Закон не запрещает воздерживаться от объяснений, вырезать из газет заметки и вешать на стену. Любой гражданин Великобритании может обклеить дом статьями о вас, и вы не вправе воспрепятствовать.

– Ладно. – Чарли заставила себя дышать ровно и медленно. – Вернемся к действительности.

Ланд вскинул брови, точно говоря: а ты на это способна? Тут опять тренькнул смартфон, магнитом притянув все его внимание. Чарли превратилась в невидимку, даже больше – в пустое место. Пока Ланд терзал кнопки, она взяла себя в руки.

– А если действовать исподтишка? – предложила Чарли. – Если для острастки послать Басси «официальное» письмо? Если возьметесь, расходы я покрою.

– Я не рэкетир! – ухмыльнулся Ланд. – Что ваша сестра про меня наговорила?

– Я же не избить ее прошу! – Чарли старалась, чтобы голос не звучал умоляюще. – Может, пригрозить ей судом, если не уничтожит свою «стену позора»? До настоящего суда, конечно, не дойдет, но Басси этого не узнает. Она в багетной мастерской служит, а не в адвокатской конторе! Испугается, как и любой человек!

Ланд пожал плечами и вытер лицо салфеткой – все лицо, а не только рот. В итоге и щеки, и подбородок покрылись оранжевым жиром.

– А вдруг Басси обратится к адвокату и он объяснит, что письмо – туфта? Тогда моей репутации конец. Меня обвинят в нарушении профессиональной этики и элементарной глупости. Если у Басси есть хоть капля мозгов, она подключит прессу. Я бы точно в ближайшую редакцию побежал!

– Но ведь нужно что-то делать! «Стена позора» мне покоя не дает! Постоянно думаю о тех, кто ее видел и читал обо мне гадости. Неужели не понимаете? Разве это не вторжение в мою личную жизнь?

– От ваших страданий законы не изменятся, – сухо заметил Ланд. – С точки зрения закона, сейчас вы подбиваете меня на вторжение в личную жизнь Басси. Я бы на ее месте сразу в газету пожаловался! «На жительницу Спиллинга напала бывшая подружка психопата». На ее стене прибавится статей, а у вас – страданий.