47 ронинов Виндж Джоан
– Полукровка! – раздался резкий оклик, и Кай вздрогнул. Знакомое прозвище прозвучало словно имя – да оно и было именем, ведь так Кая называли с самого рождения.
В палой листве зашуршали шаги: к Каю торопливо приближался Басё. Полукровка не замедлил шага и ничего не ответил.
Великан с лицом и характером малого ребенка догнал Кая и пошел рядом, на ходу высвобождая из ножен свой новый меч и с детским любопытством разглядывая клинок.
– А что в этих мечах особенного? – поинтересовался ронин.
Кай задумался, стоит ли ему отвечать, и запоздало сообразил, что Басё не издевается над ним, а искренне пытается завязать разговор. Полукровка кивнул и сказал:
– Все зависит от того, в чьих они руках.
– Снова загадки, – разочарованно протянул Басё.
Поговаривали, что в юности ронин был монахом. Наверное, он недолюбливал коаны, а потому покинул монастырь… Впрочем, принимая во внимание детскую непосредственность Басё, ему, скорее всего, посоветовали подыскать себе другое занятие.
– В руках у труса клинок становится неподъемным, – пожав плечами, объяснил Кай.
Ронин удивленно посмотрел на сверкающую катану.
– А в руках безрассудного, опрометчивого воина меч станет легким и не поразит цель, – продолжил полукровка.
Басё оглянулся, словно вспомнив о своем приятеле Ясуно, и с улыбкой спросил:
– Хм, а каким он станет в руках бесстрашного, могучего воина? В руках такого, как я?
Кай обнажил свой меч и полоснул по толстым бамбуковым стволам.
– Будет рубить и резать, – ответил он.
Клинок прошел сквозь четырехдюймовый ствол, будто сквозь шелк.
Басё уверенно замахнулся, с легкостью срубил несколько бамбуковых стволов и залился счастливым смехом.
Неожиданно для себя Кай расхохотался: похоже, он недаром рисковал жизнью ради этих людей. Мечи приняли новых хозяев, а обращение «полукровка» утратило презрительный оттенок, стало обыкновенным прозвищем, вот как прозвище Басё. Ведь еще во время поединка с владыкой тэнгу Кай осознал, что имена и титулы бессмысленны, потому что они не описывают внутренней сущности человека.
«Я свое прозвище заслужил», – подумал он, вспоминая крики толпы на острове Дэдзима, ошеломленные лица ронинов при столкновении с воинами Киры в Уэцу, поединок с бойцом Киры в замке Ако…
Как ни больно признавать, но Кай всегда останется гайдзином, изгоем, отверженным. Он рожден полукровкой, выращен демонами – и сражается как демон, а не как простой смертный… Однако по духу он воин, такой же, как его спутники, в жилах которых течет кровь самураев. А все потому, что он – полукровка. Говорят, что тьма скрывает в себе зародыш света, а свет хранит в себе зародыш тьмы: так вселенная постоянно восстанавливает нарушенный порядок существования, возвращает ровное течение жизни.
Полукровка улыбнулся, вложил меч в ножны и продолжил беседу с Басё. Ясуно недоуменно глядел им в спины, еще больше презирая полукровку, с которым шутил и смеялся его приятель.
Исогаи оперся локтем об обшарпанную столешницу, притворяясь, что перебрал сакэ. В этом захудалом постоялом дворе паршивую рисовую водку пить можно было лишь маленькими глотками. Мало того, что его специально отправили в эту дыру, так он еще и остался в одиночестве, хотя обычно Исогаи предпочитал общество друзей. К сожалению, все друзья были далеко.
Оиси утверждал, что необходимо раздобыть сведения о планах Киры, и оказался прав: лучше всего сделать это можно было в самом дрянном притоне города, где собирались разъевшиеся торговцы. Сюда же приходили и чиновники бакуфу, невзирая на то, что указ сёгуна запрещал самураям посещение злачных мест.
Труппа бродячих актеров кабуки исполняла непристойную постановку. Пьяные зрители восторженно улюлюкали и приставали к служанкам, беспрестанно подливающим выпивку в подставленные чаши. Служанки привлекательностью не отличались, а походили на главного злодея постановки, актера в гротескной маске демона-они. Исогаи содрогнулся и решил, что ему повезло: полученный от Оиси приказ не содержал упоминания о необходимости разделить ложе с прислугой.
Он тяжело вздохнул, играя роль брюзгливого мужа, и наклонился к соседу по столу – подвыпившему чиновнику.
– Меня жена замучила, – пожаловался Исогаи. – Покою не дает, требует, чтобы я разузнал, откуда лучше всего смотреть на шествие господина Киры.
– Какое шествие? – недоуменно переспросил чиновник. – Господин выедет из замка на закате, помолится в храме и тут же вернется, – пояснил он и отвернулся.
Похоже, все жители провинции прекрасно знали, как Кира заботится о своей безопасности. Чиновник с кривой улыбкой потянулся к проходящей мимо служанке и усадил ее к себе на колени. Исогаи одним глотком допил сакэ и разочарованно уставился в одну точку. Делать было нечего: вряд ли кому-то из посетителей этого притона известно, по какой дороге и когда именно Кира решит посетить святилище. А если отряд ронинов укроется в непосредственной близости от замка, об этом незамедлительно прознают соглядатаи и осведомители Киры.
Внезапно Исогаи заметил, что рядом с ним почтительно склонилась одна из служанок, ожидая позволения наполнить чашу сакэ. Ронин удивленно посмотрел на нее: в этом притоне прислуга обычно не соблюдала правил приличия. Девушка оказалась молоденькой и хорошенькой – похоже, работала здесь недавно, ее еще не тронул дух разврата. Исогаи кивнул, и служанка осторожно налила сакэ в чашу. Он невольно залюбовался утонченностью черт девушки и грациозными движениями. «Наверное, дочь разорившегося самурая», – подумал Исогаи, зная, что не только крестьяне продавали дочерей в притоны. Он взглянул на прелестное лицо, заметил скромно потупленный взор… Вряд ли ее отец с легкостью пошел на такой отчаянный шаг. Впрочем, отчаявшиеся люди совершают отчаянные поступки. Вот и Исогаи с товарищами задумали совершить безрассудный шаг, граничащий с безумием.
– Как тебя зовут? – спросил Исогаи, неожиданно для себя самого.
– Юки, – ответила она, не поднимая глаз.
Имя Юки, означающее «снег», удивительно подходило этой нежной, чистой, неиспорченной девушке. Она взглянула на Исогаи, и ронин с трудом сдержал удивленный возглас. У служанки были разные глаза: один карий, другой – голубой. Наверное, девушка слепа на один глаз. И все же, несмотря на увечье, она была необычайно красива и совершенно очаровала Исогаи.
Налитое сакэ каким-то чудом приобрело вкус свежевыпавшего снега и лепестков сакуры. Юки присела рядом с ронином и наливала ему одну чашу за другой. Вскоре он с умиротворенной улыбкой предложил девушке разделить с ним сакэ. «Живи в пьяных мечтах и умри, грезя о…» – мелькнула мысль.
Исогаи не помнил, как оказался в одной постели с Юки. Пламя свечи дрожало на стенах тесной комнатки. Голова кружилась – не от сакэ, а от опьяняющего ощущения тонкого, гибкого девичьего тела. Юки приподнялась на локте и нежно погладила Исогаи по щеке. Длинная прядь черных волос девушки щекотала его кожу.
– Вы так добры, господин, – шепнула Юки. – Так благородны…
Исогаи улыбнулся и закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением ласковых пальцев. Разумеется, теперь никто не примет его за благородного самурая, но…
– Все может быть, – удовлетворенно пробормотал он, гордясь тем, что сохранил самое ценное – верность бусидо.
Исогаи всегда следовал кодексу самурайских установлений и, по примеру Будды, учтиво относился ко всем, даже к самым ничтожным людям, а с женщинами легкого поведения общался так же почтительно, как с высокородными госпожами, хотя многие самураи, напротив, обращались со своими женами, будто со шлюхами. Поэтому за Исогаи шла слава женского угодника, а его приятели этого не понимали.
– Вы, наверное, господин из высокого рода… – с застенчивой улыбкой продолжила девушка.
– Не совсем… – ухмыльнулся он.
– Или вы воин? – прошептала она, касаясь его губ чувственным поцелуем.
Исогаи застонал от возбуждения. Прядь шелковистых волос скользнула по его шее.
– Расскажите мне о себе, мой прекрасный самурай… – нежно проворковала Юки.
Он открыл глаза. Прядь волос, щекочущая шею, внезапно захлестнула горло и затянулась тугой петлей.
Ронин попытался вырваться, ухватил скользкую прядь, которая все туже и туже стягивала на его шее змеиные кольца. Воздуха не хватало…
Руки Исогаи ослабли, пальцы разжались. Он в последний раз содрогнулся, вытянулся и замер, широко раскрыв невидящие глаза.
Глава 18
Ронины снова выступили в путь, спеша как можно быстрее достичь владений Киры. Отряд двигался по глухомани и пустошам, потому что дороги стерегли патрули сёгуна и соглядатаи Киры.
Кай находил неприметные звериные тропы и просеки, проложенные лесорубами. По узким горным тропинкам отряд шел гуськом, а если на пути встречался ветхий дощатый мостик, то приходилось возвращаться и искать брод.
Чем выше ронины поднимались в горы, тем холоднее становилось, словно время текло вспять, унося с собой все приметы наступающей весны. Морозные ночи, ледяные дожди и снежные заносы задерживали путников. Для защиты от обморожения сандалии набивали жухлой травой, из тростника и лиан плели широкополые шляпы и накидки, чтобы хоть как-то укрыться от непогоды.
Оиси простудился: глухой кашель сотрясал тело, отдавался в груди ноющей болью, будто от сломанного ребра, и мешал спать по ночам, так что самураю приходилось дремать в седле. Отдыха он не знал с того самого времени, как попал в подземелье замка Ако, а потом вызволял полукровку из голландского плена на острове Дэдзима. Оиси проклинал свою нерадивость, убеждая себя, что ослабело не тело, а дух – ведь самурай одной лишь силой воли способен поддерживать бренную плоть в боевой форме. Спутники тревожно поглядывали на Оиси, но он отказывался признавать, что болен, и не позволял заботиться о себе даже сыну.
Однажды самурай проснулся от очередного приступа кашля и, чтобы не беспокоить спящих, поднялся и пошел проверить караульных. На одном из постов стоял Кай.
Полукровка поднес к лицу Оиси потайной фонарь и сурово осведомился:
– Ты почему не спишь?
Сощурившись, ронин заметил наставленный на него клинок.
– Проверяю караулы, – глухо ответил он и зашелся в кашле.
– Вот дурак! – пробормотал Кай и подтолкнул его к огромному валуну, защищавшему от порывов холодного ветра. – Если хочешь смерти, то вспори себе живот – это легче, чем выкашливать кишки.
– Не смей так со мной разговаривать! – возмутился Оиси. – Ты не…
– Что? Я не твой господин? Я тебе не ровня? – невозмутимо поинтересовался Кай. – Я тебе никто, и ты мне никто. Однако соратники положились на тебя, понадеялись, что, когда придет время, ты поведешь их в бой против Киры. А ты обращаешься со своим телом, как с чурбаном! – Он отступил на шаг и кивнул в сторону еще одного караульного. – Если доверяешь своим людям, то доверься и их способностям. А если ценишь их жизни, то цени и свою. Иди отдохни! – резко бросил Кай и ушел, прежде чем Оиси успел что-либо возразить.
Самурай прислонился к холодному камню, дрожа от ярости. Внезапно колени его подкосились, и он упал на четвереньки, надрывно кашляя.
К нему подбежал Масеки, еще один караульный, помог подняться и отвел к костру, где уже сидел полукровка с чашкой горячего чая в руках. Остальные ронины крепко спали. Кай протянул чашку Оиси. Самурай сделал глоток и понял, что это целебный травяной настой Басё с какими-то неизвестными добавками. Масеки стоял рядом, обеспокоенно глядя на Оиси. Тот допил чай, поблагодарил караульного и отправил его на пост. К тому времени и Кай уже вернулся к своему посту. Оиси прилег у огня, угрюмо завернулся в камышовую накидку и заснул.
Наутро он проснулся и решил, что все случившееся прошлой ночью ему приснилось. Однако Басё заставил его выпить полную чашку целебного отвара и велел натереть горло и грудь особой мазью. Тикара принес отцу завтрак и проследил, чтобы тот все съел. После этого Оиси медленно пошел на поправку. С каждым днем силы к нему возвращались, кашлял он все меньше, чувство обиды и раздражения исчезло, а здравый смысл подсказал, что непрошеная забота была весьма мудрым шагом со стороны полукровки.
Оиси также неохотно признал, что Кай вполне способен самостоятельно вывести отряд к цели, пользуясь умением следопыта, полученным у демонов. В заброшенной крестьянской хижине их ждал Хадзама вместе с теми вассалами князя Асано, которых разыскали лазутчики.
Позволив Каю встать во главе отряда ронинов, Оиси впервые в жизни переложил ответственность на чужие плечи, более того – он поручил это полукровке, взращенному демонами. Кай был опытным следопытом, способным выжить в любой ситуации: именно эти качества требовались сейчас для того, чтобы достичь крестьянской лачуги. Вдобавок, после пережитого в храме тэнгу, Оиси в глубине души считал Кая верным соратником.
К тому времени, как отряд добрался до заброшенной хижины, Оиси потерял счет дням, хотя Тикара уверял его, что времени у них достаточно. Лачуга стояла посреди сжатого поля, припорошенного тонким слоем снега.
Хадзама, Тюдзаэмон и Окуда добрались до места встречи первыми. Вместе с ними пришли и многие вассалы князя Асано. Ронины радостно приветствовали старых друзей и родственников, с которыми прежде не чаяли встретиться, шумно обменивались новостями, рассказывали о злоключениях, перенесенных за прошедший год.
Кай тенью скользил по хижине, пытаясь найти место, где можно побыть в одиночестве. Те ронины, с которыми он отправился в Лес тэнгу, притерпелись к присутствию полукровки. Тикара и Басё охотно беседовали с ним, а Оиси объяснил товарищам, что Кай – единственный, кто способен довести их до места встречи. Полукровка быстро привык к изменившемуся отношению спутников… Слишком быстро.
«Глупо все это…» – подумал он. Ронины по-прежнему считали его изгоем, демоном. Горькая правда ранила, как удар меча, – презрение чужаков переносилось легче.
Новоприбывшие ронины, обрадованные встречей с друзьями и родными, пока не обращали внимания на Кая, но в тесной хижине негде было уединиться и отдохнуть. Полукровка вышел во двор, на холод и заметил, как Оиси направился к сараю. Там самурая ждал Хадзама, чтобы осмотреть оружие и съестные припасы – ведь ронинов, готовых отомстить Кире за смерть господина, стало в три раза больше.
Долгое путешествие по глухомани изнурило Оиси, выстудило все чувства. Казалось, весна не желает ступать на промерзшую землю. При виде Хадзамы на душе у самурая потеплело: старинный приятель был жив и невредим. Оиси с Хадзамой обменялись церемонными поклонами.
– Позволь вернуть тебе меч… – начал было Хадзама, берясь за рукоять клинка, который Оиси вручил товарищу при расставании.
– Оставь его себе, – ухмыльнулся самурай. – Я же обещал, что раздобуду еще.
Хадзама ошеломленно посмотрел на друга и отвесил глубокий почтительный поклон, осознав, какой чести его удостоили. Оиси положил руку на плечо товарища, и они вошли в сарай.
– У нас есть луки, доспехи и даже порох, – сказал Хадзама, указывая на оружие, аккуратно сложенное у дальней стены сарая, который одновременно служил и конюшней.
Ронин рассказал, что они с товарищами напали на одну из пограничных застав во владениях Киры. Успешная вылазка подтвердила боевое мастерство воинов. Вдобавок на заставе обнаружился запас оружия и прочих припасов.
Оиси обрадованно кивнул – наконец-то дела пошли на лад. Теперь требовалось узнать только одно: когда именно Кира намерен посетить святилище предков.
– Есть вести от Исогаи? – спросил самурай.
Улыбка исчезла с лица Хадзамы.
– Он не вернулся, – потупившись, ответил воин.
Оиси обеспокоенно взглянул на товарища.
Наблюдая за разговором самураев, Кай заметил признаки растущего беспокойства собеседников. Полукровка не слышал, о чем они говорили, и хотел узнать, что произошло, но не стал подходить к Оиси в присутствии Хадзамы.
Он спустился с веранды во двор, обошел вокруг дома, осматривая караульные посты и ветхие дворовые постройки, где укрыли лошадей от непогоды.
Судя по всему, когда-то здесь жил не простой крестьянин, а высокопоставленный вассал могущественного даймё. К сожалению, законы сёгуната отняли у самураев поместья, лишив их возможности стать мирными землевладельцами: теперь за верную службу своему господину вассалы получали только вознаграждение, так что им не оставалось ничего, кроме воинской службы.
Сёгунат Токугавы был таким же порочным, как владыка тэнгу. Правители укрепили свою власть, отобрав у своих верных сторонников возможность выбора, и слово «самурай» превратилось в пустой звук.
Непрестанные войны превращали страну в настоящий ад, разрушая не только жизни, но и дух самой земли, однако насильственный мир, поддерживаемый строжайшими запретами, тоже противоречил привычному для людей способу существования.
«Суть жизни – в страдании», – сказал однажды Содзёбо, утверждая, что это изречение принадлежит Будде. Впоследствии Кай не раз слышал эти слова от самых разных людей. Впрочем, Просветленному приписывали столько мудрых суждений, зачастую противоречивых, что полукровка больше не знал, чему верить.
Если все божественные речения истинны, значит, Будда достиг просветления, недоступного простым смертным, и постиг суть всего живого… или это всего лишь свидетельство того, что хитросплетения жизни лишили его разума?
Кай потер шрамы на лбу, внезапно погрузившись в бездонную пучину отчаяния. «Наверное, это просто усталость», – решил он.
Полукровка не желал показывать свою слабость Оиси, боясь задеть разрушительную гордыню самурая. Ему очень хотелось забраться в сарай, лечь на сено и всласть выспаться, чтобы утомленный рассудок обрел былую ясность, а возбужденные чувства успокоились. Кай пересчитал в уме дни, прошедшие с тех пор, как…
«Мика», – подумал он, повторяя имя, как мантру, мысленно воссоздавая любимый образ. Он присоединился к ронинам не только в память о доброте господина Асано, не только из желания добиться, чтобы душа погибшего нашла упокоение после смерти, но и ради Мики.
Девушка была жива, и хотя им не суждено быть вместе, Кай пошел на это ради любви.
Ради любви.
В этом он был уверен. Оиси докажет свою верность господину Асано, отрубив голову Кире, а Кай – освободив Мику.
Послышались голоса: Оиси и Хадзама возвращались в дом. Полукровка утомленно посмотрел на сарай… Нет, отдыхать не время. Когда он поможет ронинам выполнить задуманное, то найдет отдохновение – в смерти. Он закончил обход дома и скользнул в приоткрытую дверь незамеченным. Пришла пора узнать причину беспокойства Оиси.
Воины обступили расстеленную на полу карту замка Кираяма и окрестностей.
– Кира может проследовать по любой из дорог, – раздраженно заметил Ясуно. – В сопровождении войска.
Оиси задумчиво нахмурился. Без вестей от Исогаи напасть на Киру за пределами замка было невозможно, а времени у ронинов почти не оставалось.
– Может быть, все-таки дождемся Исогаи… – нерешительно начал Хара.
– Он не вернется! – гневно воскликнул Хадзама. – Он струсил и сбежал.
– Хадзама! – с упреком произнес Оиси, вздохнул и твердо продолжил: – Не стоит сомневаться в Исогаи, он никогда не давал повода ему не доверять.
Хадзама почтительно поклонился и снова уставился на карту.
«Вот в чем дело, – сообразил Кай. – Неужели ронины покорятся судьбе теперь, после того как прошли столько испытаний…»
Внезапно он услышал где-то вдали негромкий топот копыт.
– Оиси, – начал Кай.
Но тут у стен дома зазвенели по замерзшей почве подковы, раздалось громкое лошадиное ржание, зазвучали крики караульных. Ронины оторвались от карты. Кай распахнул дверь, и воины с мечами в руках устремились к выходу.
Выйдя наружу, все облегченно вздохнули: посреди двора на великолепном белом скакуне красовался Исогаи. Юноша спешился и, подойдя к Оиси, почтительно поклонился.
– Простите меня за задержку, – сказал он. – Кира отправляется в храм предков сегодня ночью, и я узнал, каким путем.
Оиси радостно приобнял Исогаи.
– Идите все сюда! – воскликнул он, направляясь к сараю с оружием, и приказал: – Поднимайте людей.
Кай пригляделся к белому коню, размышляя, как Исогаи умудрился приобрести превосходного скакуна и одновременно добыть сведения о Кире. «Наверное, выиграл у какого-то проезжего самурая», – подумал полукровка, ощутив смутную тревогу. Что-то в этом коне было не так…
Кай невольно прижал ладонь ко лбу, а потом заставил себя опустить руку. В последнее время ему повсюду чудились следы колдовства… Наверняка Исогаи просто задержался, и удача наконец-то улыбнулась ронинам. Может быть, они удостоились благоволения богов.
И все же в Исогаи появилось что-то нечистое… а Кай привык доверять своим ощущениям. Впрочем, никто из ронинов не сомневался в вернувшемся соратнике. «Хорошо бы подойти к нему поближе, посмотреть в глаза…» – вздохнул полукровка, зная, что в ближайшее время такая возможность вряд ли представится.
Однако же Оиси включил Кая в группу воинов, которые нападут на самого Киру, в то время пока остальные ронины начнут бой со стражниками. Как раз тогда и выпадет случай внимательно поглядеть на Исогаи.
Хадзама прекрасно выполнил свою часть задания. По уверенному виду Оиси полукровка понял, что Кира отправится в храм с небольшим отрядом охранников.
Тикара подошел к Оиси и попросил:
– Возьмите меня с собой, отец.
«Неужели самурай запретил сыну участвовать в нападении на Киру?» – удивился Кай.
Оиси прошел мимо Тикары, не замедлив шага, и отрывисто бросил:
– Хорибэ, останешься с ним.
Старый воин, который сделал ценный вклад в успешное исполнение плана, ошеломленно посмотрел на Оиси. Тикара с плохо скрытой обидой уставился на отца: Оиси во всеуслышание объявил, что его сын недостоин сражаться бок о бок с истинными самураями.
Кай не понимал, почему Оиси так поступил, до тех пор, пока не заметил в глазах самурая то же самое выражение, как после испытания в храме тэнгу. «Так вот что видел тогда Оиси, – запоздало сообразил полукровка. – Своих умирающих соратников, гибель своего сына… и не мог ничего сделать для их спасения».
Он преисполнился сочувствия к отцу и сыну, зная, что выбор сделан, ход их судеб предопределен и изменить его никто не в силах.
Невозможно повернуть время вспять и изменить прошлое. Наконец-то настала пора приготовиться к битве.
Глава 19
Во внутреннем дворе замка Кираяма воины готовились к поездке господина Киры в святилище предков.
В центре двора, рядом с оседланной лошадью, стоял Кира, с напускным терпением ожидая окончания приготовлений, хотя на самом деле его интересовало только одно: Мика. Слуги провели девушку мимо ряда вооруженных стражников и распростерлись в почтительном поклоне у ног своего господина. Охранники, сопровождавшие Мику, тоже поклонились. Девушка, словно не замечая этого, продолжала смотреть на Киру с гордым вызовом.
– Я уезжаю в святилище, отдать почести своим предкам, – сказал он, с обожанием глядя на нее. – Скажи, за что еще мне помолиться?
Мика взглянула на исполинского самурая в черных доспехах, который повсюду сопровождал Киру, и вежливо произнесла:
– Боюсь, господин, вам не понравится мой ответ.
Кира одарил ее нежной улыбкой.
– Тогда я отвечу за тебя. Через два дня мы станем мужем и женой, а я буду владыкой Ако. – Глаза девушки холодно блеснули, однако Кира невозмутимо продолжил: – Хотя сейчас ты смотришь на меня свысока, как и твой отец когда-то, знай, что наша кровь смешается в жилах наших детей. – Он отвернулся и вскочил в седло.
В сумерках ронины добрались до храма предков Киры. Воинам едва хватило времени, чтобы стреножить лошадей в роще неподалеку и осторожно приблизиться к святилищу.
Ночь была темной, безлунной. Воины украдкой пробирались к храму при свете тысяч звезд, холодными огоньками мерцающих в небесной вышине. Огромное небо жадно вбирало в себя тепло уходящего дня.
Издалека святилище предков Киры напоминало не храм, а сарай. Узкая тропка вела к одинокой постройке посреди незасеянных полей. В святилище, перед небольшим деревянным изваянием Будды, у алтаря для подношений с трудом могли уместиться три или четыре коленопреклоненных человека. Возможно, Кира решил не перестраивать храм, считая его напоминанием о скромном происхождении предков, хотя, скорее всего, новоявленный даймё просто хотел забыть об их существовании.
Исогаи вывел отряд из рощи к жнивью, где высились стога. Они оставляли открытым подход к святилищу и в то же время могли послужить надежным укрытием для ронинов.
Чем дольше Кай рассматривал окрестности, тем более зловещей казалась открывшаяся перед ним картина. Силуэты стогов предстали призрачными гробницами древних царей, а ветхое деревянное святилище – величественным храмовым комплексом, внушающим благоговейный ужас. Кай поднес ладонь ко лбу, стараясь отогнать навязчивый образ и развеять ощущение потусторонних чар, которые исходили от скромной кумирни.
С тех самых пор, как ронины добрались до крестьянской хижины, Кай чувствовал невероятную усталость и смутную тревогу. Враждебные взгляды воинов, так и не привыкших к его присутствию, только усиливали эти ощущения.
Предстоящее нападение на Киру не улучшило настроения полукровки. Он пытался успокоить себя тем, что в этой битве ему не придется в одиночку сражаться с кирином или с повелителем демонов.
Кай снова вспомнил, что страх – не враг, а соратник… Он отогнал возбуждение и беспокойство, убеждая себя, что в охватившей его дрожи виноват холодный ночной ветер. Святилище предков Киры – непритязательная кумирня, а в поле стоят обычные стога сена, за которыми удобно прятаться воинам, пришедшим исполнить свой священный долг. В мерцающем пламени одинокой свечи, зажженной в храме, виднелась фигура коленопреклоненного мужчины – судя по одеянию, это был сам Кира.
Рядом с полукровкой, на опушке рощи, замер Оиси, изучая подходы к святилищу. Он начал негромко отдавать распоряжения своим воинам, отправляя их на поиски стражников, затаившихся в засаде. Хотя Исогаи и утверждал, что Киру сопровождает только горстка охранников, Оиси, изучавший трактат о военном искусстве почтенного учителя Суня, понимал, что даже местным чиновникам бакуфу не сообщали всех важных сведений. «Умение приспосабливаться к обстоятельствам – лучшая тактика боя».
Ронины, которых Оиси выбрал для нападения на Киру, собрались вокруг самурая.
– Ждите здесь и не подпускайте воинов Киры, – приказал он.
После убийства заклятого врага кто-то должен был остаться в живых, чтобы доставить голову поверженного врага на могилу князя Асано.
Оиси подал сигнал своим лучшим бойцам, и они вместе с Каем двинулись в поле.
Исогаи шел во главе отряда, рядом с Оиси, остальные рассеялись по мерзлой пашне. Ночной ветерок шелестел по жнивью, скрывая поскрипывание доспехов и лязг оружия. Ронины тенями скользнули мимо стогов к храму.
На подступах к святилищу воины распластались по земле. В дверном проеме четко вырисовывался силуэт коленопреклоненного Киры, погруженного в молитвы, просящего богов об исполнении своих желаний, ради которых он безжалостно предавал и убивал любого, кто стоял на его пути.
Через два дня эти желания исполнятся.
Если Киру не остановят…
Приблизившись к стенам храма, ронины заметили двух стражников, которые стояли в почтительном отдалении от своего господина, держа под уздцы лошадей.
Холодный ветер усилился, над полем зашептались призрачные голоса. Кожа Кая покрылась мурашками, все его чувства обострились, он не мог избавиться от ощущения, что вокруг собиралась какая-то неведомая, потусторонняя сила. Силуэты Киры и двух охранников четко вырисовывались перед внутренним взором полукровки, словно бы озаренные светом полной луны, хотя ночь была безлунной. Басё и Ясуно обнажили заколдованные мечи, слабо поблескивающие в темноте. Хадзама сжимал клинок с фамильным гербом Оиси, а сам Оиси держал наготове кинжал господина Асано.
Похоже, все шло по плану. Убийство Киры должно было свершиться, что бы ни случилось.
Однако же Кай чувствовал, что вот-вот произойдет непредвиденное, и не представлял, как это предотвратить.
Оиси и Исогаи разделились, обошли последние стога у стен храма, подкрались к стражникам и беззвучно убили их. Поднявшись на ноги, воины направились к фигуре, склонившейся перед алтарем.
Смерть охранников была сигналом для остальных двинуться к входу в святилище. Внезапно туманный ореол, окутавший постройку, ярко полыхнул, будто напитанный многовековой колдовской мощью.
Невнятное бормотание молящегося превратилось в резкий, звонкий женский голос, и над полем разнеслось странное заклинание.
Порыв ветра засвистел в жухлом жнивье и разметал стога. Исогаи остановился. Глаза юноши помутнели, стали молочно-белыми пятнами.
Оиси удивленно воскликнул и направился к Исогаи.
– Это ловушка! – Кай подбежал к самураю и схватил его за руку. – Беги!
Оиси вырвался и сделал еще один шаг к товарищу.
Юноша обратил невидящий взор на самурая и глухо произнес:
– Прости меня…
Изо рта юноши вырвались языки пламени.
Оиси замер и испуганно поднес руку к глазам.
Загадочное существо у алтаря поднялось с колен.
Это была колдунья-кицунэ.
Голосом, полным магической силы, она произнесла заключительную часть заклинания.
Исогаи охватили языки колдовского пламени.
«Лисий огонь!» – с ужасом понял Кай. Об этом когда-то рассказывали тэнгу, но полукровка не подозревал, какой силой обладает волшебное пламя. Он попятился, прикрывая лицо от невыносимого жара.
Внезапно огонь, охвативший неподвижное тело Исогаи, разделился надвое. Языки пламени, будто огненное дыхание дракона, потянулись к стогам и подожгли жнивье, окружив воинов пылающим кольцом и отрезав подступы к колдунье.
Кай горько пожалел, что, в попытке жить, как простой смертный, не поверил своим предчувствиям.
Он сосредоточился на поисках выхода из пылающего ада. Пламя слепило со всех сторон, черный дым горящих стогов застил глаза. Отовсюду слышались тревожные крики ронинов: «Уходим! Сюда! Вперед!» Ветер срывал клоки горящей соломы, сдувая их в центр пламенного круга.
За стеной огня, подле колдуньи, возник ряд лучников, которые прятались в поле за святилищем. Рядом с кицунэ высился исполинский самурай в черных доспехах – тот самый, что победил Кая в поединке.
Колдунья, увидев полукровку, зашлась смехом и взмахнула рукой. Лучники спустили тетиву, в ронинов полетел дождь стрел. Раздались крики. Внезапно лошадь одного из стражников метнулась сквозь огонь, сбив с ног ошарашенных мятежников.
Оиси подбежал к Каю, и они поглядели в дальний конец поля, только сейчас заметив, что стога намеренно расставили веером: для того, чтобы заманить ронинов в западню. Самурай кивнул полукровке, и они бросились бежать прочь от лучников. На бегу Оиси хриплым от дыма голосом выкрикивал приказы отступать. Стрелы дождем сыпались на ронинов, неся смерть. Издалека доносились звуки битвы – похоже, остальные тоже попали в ловушку.
Басё вырвался из горящего кольца и помчался со всех ног. За ним бежал Ясуно. Обезумевшая лошадь, напуганная пламенем и криками, метнулась навстречу ронинам и сбила Ясуно с ног. В просвете между стогами мелькнули силуэты деревьев на опушке рощи, и Кай решил, что у воинов есть возможность остаться в живых.
Он обернулся и закричал, указывая на сужающийся проем в стене огня. Потерявший сознание Ясуно недвижно лежал на земле. Басё увидел поверженного товарища и под градом стрел бросился ему на помощь.
Кай, не переставая подгонять бегущих воинов, направлял их к месту, еще не охваченному пламенем. Басё упрямо подбирался к Ясуно, не обращая внимания на вонзающиеся в него стрелы. Он добрался до тела приятеля и понес его на руках из пылающего ада. Стрелы впивались ему в спину иглами дикобраза – доспехов нужного размера для самурая не нашлось, и острые наконечники пронзали плоть Басё.
Кай оглянулся: горящее поле покидали оставшиеся в живых воины. Оиси и Хара все еще находились внутри пылающего круга, помогая своим товарищам найти путь к спасению.
Сплошная стена огня скрыла колдунью от глаз Кая. «Может быть, и кицунэ не видит тех, кто уцелел», – подумал он. Уцелевшие ронины собрались на опушке и помогали друг другу сбить пламя с доспехов.
Басё подбежал к месту, где стояли Кай, Оиси и Хара. Они бросились к великану, поддерживая его и бесчувственное тело Ясуно, а потом повернулись к стене пламени. Хара первым прыгнул в огонь, за пределы горящего круга. Поджидавшие его соратники накинули на ронина одеяло, сбивая пламя. Кай и Оиси взяли Басё за локти и, закрыв глаза, тоже бросились в огонь.
Они выкатились на землю за пределами круга смерти. К ним тут же подбежали ронины, туша пламя лошадиными попонами и одеялами.
Оиси поднялся на ноги и вгляделся в огонь.
– Хадзама! – воскликнул самурай и замахал руками.
Ронин бежал ему навстречу по горящему полю. Внезапно за его спиной появился великан в черном доспехе, будто синигами – дух смерти, пришедший за душой Хадзамы. Ронин выхватил меч, пытаясь отразить нападение, но великан полоснул противника своим громадным клинком. Взметнулось пламя, лишая ронинов последней надежды на то, что кто-то еще остался в живых.
Оиси разъяренно вскрикнул и, словно обезумев, бросился в огонь.
Кай схватил его за руку и оттащил в сторону. Самурай отчаянно отбивался, порываясь отомстить за поверженного товарища.
– Он погиб, – тихо произнес Кай, продолжая держать Оиси за руку.
Самурай успокоился и потерянно посмотрел на полукровку.
– Нам пора, – сказал Кай.
Оиси кивнул, приходя в себя. Он оглядел воинов, которые ждали его приказа.
– А где остальные? – хрипло спросил самурай.
– Там еще идет бой, – ответил один из воинов, кивнув вдаль, на темное поле, откуда еле слышно доносились отзвуки битвы, заглушаемые ревом пламени.
– Подай сигнал к отступлению, – приказал Оиси.
Лучник выпустил в небо сигнальную стрелу, затем вторую, и они с громким свистом улетели во мглу. Хара вытаскивал поломанные стрелы, застрявшие в доспехах. Ясуно сел, неуверенно потирая голову. Хара помог ему подняться на ноги.
Кай склонился над Басё. Великан заморгал, глядя на полукровку, и тихо сказал:
– Я не могу пошевелиться.
Ронины мрачно переглянулись. Вчетвером они осторожно приподняли Басё за плечи и оттащили в рощу.
Колдунья терпеливо дождалась, пока огонь догорит, и двинулась по выжженному полю среди дымящихся стогов и обожженных трупов. Вдали по жнивью все еще пробегали искры; пламя умирало, как смертельно раненный воин. Кицунэ с улыбкой склонилась к земле, пытаясь понять, кем были погибшие.
Под ногами хрустела зола, колдунью окутало облако пепла, следом за ней простиралось разрушение. Ветер вздымал к небу тучи черного дыма. Дым тянулся к глазам колдуньи, но не вызывал слез. Она небрежно отогнала от лица удушающие клубы и снова принялась искать свидетельства своего успеха – для того, чтобы убедить Киру.
Великан в черных доспехах всецело повиновался кицунэ, а не Кире – хотя тот об этом не догадывался. Исполинский самурай сказал колдунье, что убил Оиси, бывшего каро замка Ако, опознав его по фамильному гербу на рукояти меча. Мидзуки не сомневалась в словах самурая, но Кире нужно предъявить сам клинок.
Читать бесплатно другие книги:
