Алый как кровь Симукка Салла
Противник лежал на земле. Пот стекал по спине, икрам, лицу Белоснежки.
Упавший поытался встать, но Белоснежка вжала его левой рукой в пол.
Даже и не пытайся, засранец!
Она начала бить левой рукой. Она со всей силой била кулаками по лицу и груди противника. Сначала удары были медленными, четкими, неизбежными. Их темп постепенно увеличивался, а сами они стали более неуправляемыми, яростными.
Тщетно просить о милости. Это не спортзал, и тут никто не сжалится.
Соленый пот тек в глаза Белоснежки, и их начало щипать. Она пыталась вытереть пот, но в конце концов ей пришлось крепко зажмуриться. Да ей не надо видеть. Она знает лицо врага слишком хорошо.
In your face. In your face[28].
Ты. Больше. Никогда. Не. Поднимешься.
— Шикарно! А теперь так же влево. Вы уже владеете этими приемами. А теперь сначала.
Белоснежка сделала два дополнительных шага до полотенца и быстро вытерла глаза и лоб. Стучащая музыка комбата вновь наполнила зал, в котором сорок девушек, пара женщин среднего возраста и трое мужчин начали двигаться по знакомой схеме шагов и ударов, как слаженные детали машины.
Глядя в зеркало, Белоснежка убедилась, что движется достаточно низко и выставляет защиту достаточно высоко, прямо перед лицом, красным от напряжения. Стоящая по диагонали от нее девушка с косичками в зеленой футболке поглядывала искоса на то, как она двигается. Пусть смотрит. Белоснежка знала, что бесспорно является одной из лучших в зале. Она двигалась в полную силу и до конца. Она владеет техникой.
Аэробика. Это все-таки аэробика. Серия движений, производимых в такт ударам, в которых можно обнаружить смесь разных боевых направлений. Достаточно простая хореография, которой занимаются, представляя себе воображаемую битву с противником, а инструктор выкрикивает слова команд и поддержки. Всего лишь на пару градусов агрессивнее чистой аэробики.
Белоснежке нравился комбат. Там выходит достаточно пота, мышцы грамотно устают и легко прийти в нужное настроение. Она не хотела заниматься боевыми искусствами или боксом. Она знала, что такое, когда кулаки втыкаются в живот противнику. Она знала, что такое нос, залитый кровью, и как необычно и тепло ощущается это на коже. Как наполовину замороженное варенье. Ее не интересовал реальный живот как объект удара. Она слишком хорошо помнила, что такое бить живого человека, хотя прошло уже больше двух лет. Синие сумерки на школьном дворе оживили ее воспоминания. Когда они засияли в памяти, она почувствовала кислый вкус во рту и сладкий запах духов в носу. Роза, ваниль и отдушка сандалового дерева.
Let it rain over me[29].
Белоснежке не нужен был дождь, чтобы промочить черную майку. Она и так слишком мокрая от пота.
Через час Белоснежка сидела в раздевалке, пытаясь продышаться, и разматывала специальные повязки на руках. Они накручиваются для того, чтобы уберечь запястья и ладони, и впитать пот. Но прежде всего это часть игры, реквизит, атрибут неистового бойца, которым наверняка представляют себя сентиментальные девушки перед началом занятий. Как и Белоснежка. Некоторые называют их подвязками — кто-то в шутку, кто-то нет.
— Эта новая программа — высший класс. Сильнее, чем предыдущая.
Белоснежка уставилась в сторону говорящего. По ее оценке, девушка была на пару лет старше. Она сидела на другом конце скамейки, разматывала свои подвязки и обращалась именно к Белоснежке. Высокий хвост из длинных рыжих волос. Лицо и руки усыпаны веснушками. Черные обтягивающие штаны, тугой топ — точно такая же форма для комбата, как у Белоснежки. Она видела много раз раньше эту девушку на занятиях и в зале. И знала, что та тоже ее видела. Белоснежка чувствовала на себе взгляд, следящий за ее движениями. Не только за движениями, но за изгибами тела и формой мышц. Она догадывалась, что девушка с ней когда-нибудь заговорит.
— Точно! — ответила Белоснежка.
Рыжеволосая девушка естественным, непринужденным движением подсела к Белоснежке. Из-под запаха пота выбивались аромат Calvin Klein One и грейпфрутового геля для душа. Тугой бицепс округлялся, когда она продолжала разматывать повязку. Кроме бицепса, на ее коже было семь веснушек, которые образовывали знак созвездия Близнецов.
Воспоминания ворвались в душу Белоснежки. Кое-кто тоже пользовался Calvin Klein One. У кое-кого на затылке тоже были вытатуированы близнецы. Интересно, каково это — приложить губы к затылку и пройтись легкими поцелуями по звездам? Задержать губы на звезде Кастор? Можно догадаться, что в районе Поллукса носитель татуировки не сможет не повернуться, ни обнять Белоснежку, ни поцеловать в губы.
Это действительно было прошлым летом? Как будто сто лет прошло.
Белоснежка приложилась к бутылке с водой и долго пила маленькими глотками. Девушка терпеливо ждала, когда та скажет что-нибудь, даст знак понять, что она не зря села поближе. Проявит маленькую инициативу. Белоснежка хорошо понимала, к чему все идет. К новой теме беседы, улыбке, осторожному приглашению сходить в кафе.
Это не зависит ни от тебя, ни от меня.
Ни сейчас, ни потом и, наверное, никогда.
Просто останемся друзьями.
И оба знают, что это значит — стараться изо всех сил избегать друг друга.
Белоснежка никогда не сможет сказать: «Мы здесь только потому, что твой аромат напоминает мне о другом. И по этой причине мы не можем продолжать». Она не может быть честной. Она вынуждена лгать с самого начала, и это ведет к неловкости, равнодушию, печали, тупому раздражению.
Бессмысленно. Белоснежка решила сохранить время их обеих, а также девушкины чувства, и молча продолжила пить воду. Миг тишины мучительно затянулся. Девушка беспокойно задвигалась, слегка дотронулась волос и сказала:
— Эээ… увидимся!
Белоснежка подняла руку в знак прощания. Девушка схватила спортивную сумку и ушла в другую часть раздевалки, чтобы они не видели друг друга. Белоснежка тихо выдохнула. Состояние эйфории после комбата улетучилось. Влажная одежда прилипала к коже и казалась холодной.
I surrender[30]. Последняя мелодия из комбата мучительно играла в голове. В некоторых вещах она предпочитает уступать, чем пытаться. Иногда это лучше всего.
В сауне Белоснежка смогла посидеть в одиночестве. Она не плеснула воды на камни, а дала теплу вернуться в кожу, чтобы проступили капельки пота, стекли с затылка по спине. Вместе с потом проступили воспоминания о лете и осени, хотя она пыталась сказать им, что они не вовремя. Грусть и тоска всегда не вовремя. Они вцепились в нее, жали на низ живота, болели в изгибе спины. Голубые глаза, смотрящие прямо ей в глаза. Потом — быстро в сторону. Куда-то.
— Это даже лучше, что мы больше не увидимся.
— Никогда?
— По крайней мере, какое-то время. Ты же понимаешь, что я хочу пройти через это в одиночестве. Я не могу быть с тобой сейчас. И тебе будет лучше, когда не придется терпеть меня.
Белоснежке хотелось закричать, что все наоборот. Какое право есть у другого человека отмерять границы чужого терпения или принимать свои решения, что ей будет лучше, а что нет? Белоснежка могла сама за себя все решить. Ее бесило то, как легко ее выгнали из чужой жизни и проблем. Как будто она маленькая, миленькая девочка, которую надо беречь. Белоснежке захотелось прошипеть, что она может пройти и через более страшное и что не надо ее баловать.
Однако она понимала, что крик не поможет. Решение уже принято. И в соответствии с ее ролью она должна была согласиться. Так было для нее написано в пьесе.
— Что значит «какое-то время»? Я же могу звонить тебе?
Белоснежке были противны высокие умоляющие нотки своего голоса. Она чувствовала, как в ее горле рос комок плача. Она знала, что не сможет выплакать все это, выплеснуть наружу. Прошли годы, прежде чем у нее пропало желание плакать. Прошлым летом она думала, что сможет все вернуть, но во время того диалога понимала, что ей придется все равно жить с этим комком, проглотить его и надеяться, что тот когда-нибудь исчезнет сам собой.
Ни звонка, ни и-мейла, ни сообщения в «Фейсбуке», ни письма, ни сообщения азбукой Морзе фонариком в ночной тьме, ни парового сигнала, выдыхаемого в прохладный осенний вечер, ни полыхающих мыслей, что они пробьются сквозь туман, стены и двери. Ничего. Полная тишина. Как будто человек исчез с поверхности земли. Или пропал, сбежал из жизни Белоснежки. Так же неожиданно и смело, как появился там.
Белоснежка помнила тот майский день. Дрожащий сильный солнечный свет и воздух, прогревшийся больше чем на двадцать градусов, — первый раз за всю весну. Она гуляла по центру, на ней было слишком много одежды. Белоснежка сняла куртку на высоком берегу и уселась на скамейку посмотреть на протекающую мимо темную воду и подставить солнцу лицо. Ей пришло в голову, что для полного счастья не хватает первого летнего шарика мороженого. К счастью, киоск был совсем рядом. Белоснежка перебросила куртку через руку и встала в длинную очередь к киоску. У многих проснулась жажда первого летнего мороженого.
В очереди Белоснежка размышляла, хочет она лимонное или лакричное мороженое. Она всегда покупала лакричное. Оно точно было очень вкусным. Лимонное тоже выглядело привлекательно. Наверное, это из-за майского света и солнца, обещающих длинное лето и удушливую жару. Когда подошла ее очередь, она все еще решала.
Голубые глаза оценили Белоснежку, когда она открыла рот, чтобы сделать заказ. Голубые глаза успели сказать первыми:
— Ничего не говори. Дай мне угадать. Ты не хочешь ни шоколада, ни клубники. И ни в коем случае — ванили. Тебе не интересны ириски и прочие новинки, которые ты считаешь обманом для глупых людей и для людей, ищущих новых ощущений. Ты — лакричная девушка. Это видно за версту.
Затем голубые глаза сузили предположение, взгляд стал более сосредоточенным:
— Но сейчас ты хочешь лимонное. Потому что весна кончилась, а лето еще не наступило. Тебе хочется острого и желтого. Мороженого цвета майского солнца.
Белоснежка потеряла дар речи.
— Ты возьмешь один шарик, но не в вафлю, потому что тебе кажется, что вафля напоминает слегка подслащенный картон. Я положу мороженое в маленькую вазочку.
Голубые глаза повернулись делать мороженое. Белоснежке вдруг стало невыносимо жарко. Ей было бы жарко, даже если бы она сейчас разделась до белья. Между тем мучительное мгновение затянулось. Белоснежка все еще не могла сказать ни слова. Наконец, голубые глаза повернулись и вручили ей бумажную салфетку и вазочку мороженого. Когда Белоснежка полезла за деньгами, голубые глаза улыбнулись:
— Оставь. Я угощаю.
Белоснежка издала звук, отдаленно напоминающий «спасибо» и повернулась. Ее щеки горели. Ей казалось, что ее только что просветили рентгеном. Ощущение было неприятным и вместе с тем необычно-зудящим. Когда она вернулась на свою скамейку на высоком берегу, то заметила, что на салфетке было написано: «Позвони. Ты же тоже этого хочешь». И номер телефона.
Белоснежка замотала головой. Смело, подумала она. И, что всего очевидней, слишком много о себе воображает. Но вечером вспотевшими руками она набрала номер телефона.
Самовлюбленный воображала. Слабый трус. Жалкий беглец. Белоснежка повторяла это после разрыва медленно и растягивая, но правдой они не становились. Она любила воображалу, труса, беглеца. Она понимала это решение, хотя не хотела понимать. Она ждала и надеялась, надеялась и ждала, вздрагивала от каждого телефонного звонка, сидела у окна и смотрела на улицу, надеялась увидеть знакомую фигуру. Свежесваренный крепкий кофе посреди ночи, когда знаешь, что не уснешь. Крепкий аромат кофе утешал ее, укутывал одеялом. Она специально пила слишком горячий кофе, чтобы растворить комок.
Проходили недели, месяцы, комок становился меньше, и тоска потихоньку отходила. С надеждой она намеренно покончила. Надежда была бесполезна. Они, очевидно, никогда больше не встретятся.
Белоснежка плеснула воды на камни. Она лила воду долго-долго, пока не перестала шипеть каменка. Горячий водяной пар резко ударил в спину и затылок. Белоснежка выпрямилась и почувствовала, как давление в животе ослабло. Глаза защипало, она вытерла их руками. Это пот, всего лишь пот.
Вечером Белоснежка уставилась на белую стену своей квартиры и думала о картине, которую писала на уроке живописи. Она не была особенно талантливым художником, но, тем не менее, любила живопись. Она не питала иллюзий о том, что смогла бы стать кем-то больше, чем просто среднестатистическим любителем. Она ходила на уроки живописи для собственного удовольствия, наслаждалась возможностью играть и расслабляться, рисуя. В будущем вряд ли выдастся возможность бесплатно попользоваться красками, материалами и помещением, которые предоставляет класс живописи.
Черный, черный, черный. Краска уже лежала ровно, но Белоснежка хотела еще черного, рельефов, пористостей, чтобы картина не была только двумерной. Когда легло уже достаточно слоев, она установила картину на пол класса на газету, забралась на стул и начала, беспорядочно капая, ставить на нее красные пятна. Капли краски шлепались на черное, как красные капли дождя, как капли крови.
Сегодня картина будет готова.
Сейчас Белоснежка знала название этой картины. «Женская дружба».
3 Марта. Вторник
Белая, пушистая, мягкая, пышная, тонкая марля, гора взбитых сливок. Далеко и еще дальше, друг за другом, мимо и низко. Медленно и расслабленно плывут облака.
Dagen svalnar mot kvllen…[31]
Еще не похолодало. Самая сильная дневная жара миновала. Воздух как птичье молоко. Он щекочет пальцы ног, бедра, руки, как будто кто-то водит большим пером вдоль изгибов тела. На пристани можно лежать совсем без одежды, смотреть в небо, на облака. Ждать. Тосковать. Скучать по тому, кто в нескольких шагах. Улыбаться про себя, чувствуя на своей коже взгляд.
Tag mina smala axlars lngtan…[32]
Тепло снаружи и внутри. Тепло, которое заставляет исчезнуть пустые мысли. Спешащая медлительность, замедленная спешка. Летняя, бесконечная-бесконечная мимолетность. Мгновение, когда все еще хорошо и вдвоем лучше, чем в одиночку…
Мысли о том, что чувства могут продолжаться долго, долго. Здесь можно было бы остаться. С этим человеком можно быть. Эту руку можно ловить десятки, сотни, тысячи раз. Тишина. Слышать, как дыхание пытается подстроиться под чужой, небрежный, тихий ритм, который можно усилить вместе, в один такт.
Когда уходит лето, когда ветер холодного течения срывает с берез первые желтые листья, мысли на пристани кажутся сном. Увиденным кем-то другим…
Белоснежка вздохнула и устремила взгляд с неба на полицейский участок. Из самых больших окон вокзала хороший обзор. Она сидит уже три часа в ожидании, что что-то случится.
Бессмысленно.
В трескучий мороз Белоснежка следовала за отцом Элизы, Терхо Вяйсяненом, от дома в Пууники до шоссе Хатанпяян валтатие. Терхо Вяйсянен пришел на работу, а Белоснежка осталась на посту на автовокзале. Ей неохота была сидеть в полицейском участке. Хотя, например, очереди в паспортный стол были известны своей медлительностью, но сидящая часами в очереди девушка может все равно вызвать подозрение.
Тут на нее никто косо не смотрел. Она выглядела достаточно опрятно, не производила впечатление бездомной и была настолько незаметной, чтобы потом никто ее не смог вспомнить.
Казалось неразумным тратить таким образом весь день. Очевидно же, что Терхо Вяйсянен на работе, как обычно, до четырех или даже дольше, и пойдет домой тем же путем, каким и пришел сюда. Оставаться в тени — безумнее безумного.
Белоснежка уже выпила четыре картонных стаканчика черного кофе. Каким-то образом надо пытаться оставаться бодрой.
Деньги. Мужчины, преследующие Элизу. Молодая женщина с фотографии. Белый Медведь.
Как это все может быть связано между собой?
Ключ — Терхо Вяйсянн. В этом она была уверена. И Элиза в этом уверена, хотя не хочет думать, что отец замешан в чем-то плохом. Его вынудили. Лицо девушки посерело, когда она смотрела фотографии. Что-то внутри нее оборвалось. Пропало детское доверие, и часть ее «я» разбилась вдребезги.
Белоснежка понимала ее. Она помнила, каково это — смотреть на себя в зеркало осенью в первом классе, перед Рождеством, и видеть маленькую, пугливую, остолбеневшую девочку, которая никогда не поверит, что с ней произошло такое. Что такое вообще бывает. Я больше не я, так она думала. Это была правда. Она стала кем-то другим, другой девочкой.
Жила-была девочка, которая научилась бояться…
Осматривая автовокзал, Белоснежка дала отдохнуть своим уставшим глазам, сторожившим полицейский участок. Отремонтированное год назад здание в стиле фанки было прекрасно. Утренний свет падал внутрь через огромные окна. Если смотреть только на свет, а не на ослепительную белизну улицы, можно подумать, что сейчас лето.
Белоснежке захотелось облокотиться на спинку стула в зале ожидания и закрыть глаза, еще раз увидеть во сне летнее тепло и неукротимость. Принять приносимые воспоминаниями радость и горе.
Какого черта она вообще здесь делает?
Вииво Тамм разгадывал судоку в вечерней газете, и заодно поглядывал на полицейский участок. Он сомневался в душевном здоровье Бориса Соколова. Не казалось это разумным — подстерегать полицейского на работе целый день. Но Соколов был того мнения, что тут что-то нечисто. Его удивило, почему мужчина не ответил на письмо Натальи. Та иногда хвасталась, что Терхо Вяйсянен отвечает на ее почту прежде, чем она нажимает кнопку «Отправить».
Соколов подозревает: что-то случилось. А когда Соколов что-то подозревает, это неспроста.
Вииво спросил у Соколова, не стоит ли ему пойти поговорить с Терхо Вяйсяненом. Заставить его понять, что их не следует тормошить. Вииво умел уговаривать оставаться на службе. И знал толк в молчании. Некоторые после его визита замолкали навсегда.
Это, видимо, не прокатывало. Никто из них не хотел, чтобы полицию обращала на себя внимание, коли есть смысл продолжать работать вместе. Поэтому нужно только шпионить.
Соколов ничего не имеет против того, что Вяйсянен затеял свою игру. Ему только нужно знать, есть ли в его команде еще игроки.
Интересно, в этот квадрат идет девятка или семерка? Надо было выбрать любительский уровень сложности три звезды, а не профессиональный — пять. Keep it simple[33]. Нет у него цели натаскивать себя на чемпиона судоку. Всего лишь убить время. Вииво погрыз кончик карандаша и уставился в сторону полицейского участка.
Весь день насмарку.
Белоснежка начала искать телефон, чтобы позвонить Элизе и отказаться от своего обещания. Не может она тратить жизнь на такое безрезультатное выслеживание, хватит уже.
Терхо Вяйсянен размышлял об электронном письме, которое получил сегодня ночью. Конечно, он не смог напрямую связаться с Белым Медведем — лишь с одним из его «ассистентов», которые, как и он, работают под кодовыми именами. Ассистент написал, что Терхо надо пойти в Тампере-холл, в мужской туалет, где в сливном бачке третьей кабинки будет спрятан мобильный, и позвонить по девятому в списке быстрого доступа номеру телефона. Тогда и будут ему остальные инструкции. Мобильник окажется в укромном местечке сегодня.
Пытается ли он откусить слишком большой кусок?
Совместная работа Бориса Соколова с эстонцами идет хорошо. Но они — всего лишь преступники среднего уровня. Соколов стоит над эстонцами, но и он такой же слуга, как и другие. Другое дело — Белый Медведь. О нем ходят только слухи — и никаких конкретных сведений. Терхо не знал никого, кто видел бы его хоть раз.
Но если он хочет денег, надо что-то делать. А он действительно их хотел. Ему нужно их получить. Он рассчитывал закрыть этими средствами пару игровых долгов.
Терхо утихомирил урчащий живот, накинул пальто и решил пойти в обеденный перерыв в Тампере-холл.
Мужчина вышел из полицейского участка.
Вииво Тамм насторожился.
Белоснежка насторожилась.
Вииво быстрее оказался под подозрением, и в этом Белоснежке повезло. Она успела понять, что разгадывающий судоку на холоде мужчина выглядит знакомо. Когда он двинулся, Белоснежка узнала его по длине шагов, немного сутулой спине, траектории движения рук.
Один из нападавших.
Мужчина с разбегу открыл дверь. Белоснежка краем глаза поглядывала на него и поняла, что они оба тут одновременно не просто так, и не могут одновременно выскочить на улицу. Ее и мужчину объединяло кое-что.
Один объект слежки.
Черт, это усложняет дело. Белоснежке придется стать невидимой для двоих.
Белоснежка нерешительно остановилась в вестибюле Тампере-холла.
До этого момента все шло хорошо. Элизин отец настолько был сосредоточен целенаправленным движением, а сутулый — следованием за ним, что никто из них не обратил внимания на Белоснежку. Надо только держать нужную дистанцию, чтобы держать в поле зрения обоих мужчин. Видь и будь невидимой. Это она умела.
Они пересекли мост Соринсилта, прошли мимо университета, повернули на улицу Юлиопистонкату и оттуда к Тампере-холлу.
Внутри возникла проблема.
Терхо Вяйсянен решительно прошел вдоль Синей линии скульптора Киммо Кайванто и вошел в мужской туалет. Сутулый задержался на минутку около туалета, огляделся по сторонам и тоже вошел туда.
Белоснежка задумалась. Она могла бы подождать в вестибюле, спрятавшись от взглядов. Но с другой стороны, в туалете может произойти что-то важное. Даже, скорее всего, произойдет. Вряд ли отец Элизы пришел сюда, чтобы сменить рабочее место на общественный туалет. У него какая-то другая причина, и Белоснежке надо ее узнать. Но, как девушка, она не может пройти внутрь. Это вызвало бы ненужное внимание окружающих. Ей надо пройти туда мальчиком.
Белоснежка осмотрела себя в зеркале гардероба. На ней темная одежда и серая шапка, всё унисекс. Толстая куртка скрывает изгибы тела. Она быстро собрала волосы под шапку, приняла другую позу, изменила точку опоры, поменяла выражение лица.
Она удивительно сильно изменилась. Из зеркала, в натянутой шапке, насупив брови, на нее смотрел пацан.
Самое главное — походка. Белоснежка сделала шаги более развязными, свободными, ноги больше врозь, вперевалку. Дойдя так до дверей мужского туалета, она дотронулась до дверной ручки и самоуверенно ее нажала.
Пальцы Терхо Вяйсянена скользили, когда он пытался открыть крышку бачка унитаза. Та оказалась неожиданно тяжелой и тугой. Он попытался сунуть в щель ногти, но это не помогло. Нужны ногти подлиннее. Терхо покопался в кармане. От отражателя нет никакого толку, как, впрочем, и от водительских прав. К счастью, в кармане нашелся старый, когда-то забытый там ключ от велосипеда, который удалось силой засунуть под крышку. Потом Терхо начал выворачивать ее, как можно тише. И тут он услышал, что кто-то зашел в соседнюю кабинку.
Вот не повезло. Ничего нельзя сделать спокойно.
Ключ угрожающе начал сгибаться, но, к счастью, крышку удалось сдвинуть. Она предательски загремела. Это звук взорвал тишину туалета.
Дверь снова открылась. Шикарно, вторая пара ушей… Пришедший обосновался в другой кабинке рядом с Терхо. Тот чувствовал себя окруженным. Сейчас нужно успокоиться, вдохнуть и изгнать из себя паранойю. Тампере-холл — это публичное место, где есть бесплатный туалет. И, конечно, им пользуются. Но вот неприятное совпадение, когда трое мужчин одновременно решили опорожнить свой мочевой пузырь… То есть два. Сам-то он хочет подержать в руке кое-что другое.
Терхо снял куртку, засучил рукав правой руки, сунул руку в бачок и стал щупать. Сначала пальцы находили только воду, и его затошнило, хотя он знал, что вода там еще чистая. А в правильной ли он кабинке? А если мобильник уже забрали? А если его обманули?
Затем что-то словно прыгнуло само в его руку.
Есть!
Терхо вытащил черный футляр, который оказался водостойким, открыл его и нашел внутри телефон, завернутый в целлофан. Он засунул его в карман куртки, футляр — в другой карман, затем поставил крышку на место. Сердце грохотало в ушах, будто на нем играл сумасшедший барабанщик. Терхо понял, что его руки дрожали. Он страха ноги стали ватными, хотя причин бояться не было.
Куртку на себя, дверь открыть — и немедленно к раковине. Терхо намылил руки и помыл их раз, потом еще раз. Он сдерживал желание вернуться и стереть отпечатки пальцев с унитаза. Но это было бы слишком.
Из других кабинок не доносилось ни звука. Видимо, у обоих запор, подумал Терхо, тщательно вытер руки и поспешил прочь из мужского туалета.
Белоснежка считала секунды. Она определила быстрым взглядом понизу, где Терхо, и вошла в соседнюю кабинку. Он, кряхтя, делал там что-то — судя по звукам, поднимал крышку бачка. Доделав дело, помыл руки и удалился.
Было слышно, как сутулый спустил воду. Видимо, для вида. И вышел из туалета, но рук не помыл. Белоснежка ненавидела, когда после туалета не мыли руки. Она, конечно, не фанат чистоты, но мытье рук после туалета — необходимость.
Пять, шесть, семь, восемь… Спустя десять секунд Белоснежка открыла дверь кабинки, помыла руки и толкнула дверь туалета. Она как раз успела увидеть, как Терхо Вяйсянен и сутулый, следовавший за ним, выходят из Тампере-холла. Белоснежка поспешила за ними.
Парк Сорсапуисто был как зачарованный. Ветви деревьев словно все сплошь в инее, или на их поверхности осел снег, заледеневший сложными искусно выточенными кристаллами. Солнце отражалось от каждого такого кристалла: сверкало, сияло, блестело, искрилось, излучалось. Снежная Королева проехала на своих санях через парк. Ее волосы и мантия развевались, оставив после себя легко колышущиеся, крошечные льдинки. Она дунула, и все стало белым и волшебным.
Дыхание Снежной королевы. Лед и пронизывающий ветер.
Дыхание Белоснежки. Водяной пар, который быстро покрывает инеем шарф и хну щек, невидимый пушок на них.
Белоснежка подтягивалась на турнике и заодно слушала. Терхо Вяйсянен, вроде, только что достал из кармана мобильник, набрал номер, подошел к пруду Сорсанлампи и приложил трубку к уху.
Сутулый стоял за ближайшим деревом и делал вид, что закуривает. Удивительно, что Терхо не заметил мужчину. Подтягивающуюся Белоснежку он наверняка заметил, но не подумал, что этот пыхтящий мальчишка заинтересован его разговором. Наверняка, он думал, что стоит достаточно далеко. В такую тихую погоду звуковые волны расходятся очень хорошо.
Три, четыре, пять…
Белоснежка считала подтягивания и ждала, когда отец Элизы начнет говорить.
— Hello? This is… okay, you know who is this[34].
Английский мешал пониманию. Терхо Вяйсянен говорил низким голосом в сторону пруда, и его слова пропадали по пути. Финские слова было бы проще расшифровать и правильно истолковать.
Руки начали уставать. В последнее время Белоснежка слишком мало подтягивалась. Тем не менее, она не сдавалась.
Сутулый тоже внимательно слушал.
Двенадцать, тринадцать…
— Polar Bear… Already an invitation?.. 8 pm tomorrow, right. Black tie. If you could just…[35]
Последнее предложение оборвалось. Кто-то повесил трубку. Но Белоснежка слышала достаточно. Отец Элизы идет завтра на вечеринку в Белому Медведю.
Руки предали Белоснежку. Она рухнула на землю. Мышцы рук дрожали, и удар по ногам получился болезненным.
Блин. Вот и кончилась невидимость.
Терхо Вяйсянен и напавший оба смотрели в ее сторону. Маскировка более не имеет смысла. Теперь важно плавно завершить роль порядочного молодого спортсмена.
Белоснежка побежала трусцой вокруг пруда Сорсалампи в мужской манере. Армейские ботинки скользили по заледеневшей беговой дорожке, со страшной силой разрушая иллюзию. Но даже силой мысли нельзя было сделать их шипованными зимними кроссовками. Надо держать марку.
Здесь бегает спортсмен. Никакого замешательства.
Если она обогнет пруд, то сможет по прямой прибежать домой выпить что-нибудь тепленького и отчитаться перед Элизой.
Белоснежка поняла, что надеется зря, когда услышала сзади приближающиеся тяжелые шаги.
Борис Соколов пытался дозвониться до эстонца, но тот молчал. Наверное, поставил телефон в беззвучный режим, чтобы полностью сосредоточиться на слежке. Хорошее, конечно, свойство. Но преступление само по себе не имело никакого смысла: Борис только что получил сообщение от Белого Медведя, что полицейский был с ним на связи и что его люди организовали тому приглашение на вечеринку — правда, немного другим способом. Борис не всегда мог понять, как действует Белый Медведь. Иногда он размышлял, соблюдает ли тот особую осторожность — или просто заставляет бегать людей ради собственного удовольствия. Последняя версия казалась более правдоподобной. Иногда Борис очень уставал от приказов и капризов Белого Медведя. Он знал, что находится в привилегированном положении, даже можно сказать, в касте любимчиков, но это положение в любой момент может измениться. Борис жил в постоянном страхе, ходил в невидимом ошейнике. У него нет права на ошибку.
То есть лучше всего прекратить работу. Нет причин рисковать. Вдруг кто-то сможет связать эстонца с полицейским. Или Тамм сделает что-то необдуманное… Вииво Тамм — отличный мужик, профессионал, но и он время от времени «закипает». Когда такое случается, Вииво становится безжалостным и неуправляемым.
Борис отправил ему сообщение: «Стоп! Отменяй дело!»
Вииво Тамм ускорился. На сей раз эта маленькая сучка не убежит. На сей раз он покажет девчонке, где раки зимуют. Первый раз не в счет — так, случайность. А теперь это его личное дело… Телефон завибрировал у него в кармане. Кто-то пытался дозвониться, но у Вииво не было времени отвечать. У него сейчас свои заботы.
Вииво не сразу понял, что же именно ему показалось знакомым в мальчишке на турнике. Но потом он вгляделся внимательнее. Куртка. Где-то раньше он ее видел. Когда мальчишка побежал, Вииво вспомнил. Мальчик на самом деле не мальчик, а девочка. Которая тогда бежала по-другому, но все же не настолько, чтобы ее не узнать.
Почему же Терхо Вяйсянен тогда ее не признал? Собственную-то дочь?
Вииво чуть-чуть поразмышлял. И тут ошеломляющая догадка ударила в его сознание. Она не дочь полицейского. Это какая-то другая девчонка, которую почему-то перепутали с дочкой. И ему надо выяснить, почему и как.
Когда девчонка начала бежать быстрее, ярость переполнила Вииво. Ни одна сучка среднего роста не допрыгнет до его носа. Он отморозил пальцы рук и ног, потратил драгоценное время, торча в чаще Пууникки и разгадывая судоку на автовокзале. Девчонка в красной шапочке издевалась над ним.
Он ее догонит. Он выжмет из нее рассказ о том, как она во все это впуталась. И научит не играть в такие взрослые игры, в которые она еще не умеет играть.
Вверх по тропинке, идущей от Тампере-холла, в горку по улице Кявелятие, над дорогой. Лед, скользко. Абсолютно не подходящая для бега обувь. Холод, разрывающий легкие. Куртка, замедляющая движение. Зимний бег — совсем не ее призвание.
Белоснежка оглянулась.
Мужчина догонял ее.
Белоснежка пыталась дышать сквозь зубы. Получалось шипение. Уж шипит, а жук жужжит. Мороз безжалостен.
Через Кявелятие на другую сторону.
Мороз, мороз, мороз, мороз. Мороз невелик, а стоять не велит. Мороз невелик, а стоять не велит. Прилипчивая фраза стучала в голове Белоснежки, мешая ей принять рациональное решение. Бежать до конца Кявелятие? Плюсы: прохожие, машины. Минусы: гололед местами как зеркало, и возможность того, что сообщники напавшего могут быть где-то где-нибудь там, настороже со своим пикапом, и схватят ее в удобный для них момент. Рискнут ли? Среди бела дня?
Белоснежка быстро решила: в сторону улицы Хаутаусмаанкату. Там, на пешеходной дорожке, совсем немного льда. Она развернулась и побежала к кладбищу Калеванкангас.
Мужчина следовал за ней. К счастью, по нему было видно, что его тоже доканывают скользкие дороги.
Мороз невелик, а стоять не велит. Мороз невелик, а стоять не велит.
Прекрати.
Белоснежка попыталась вспомнить какую-нибудь другую фразу.
Run baby run baby run baby run…[36]
Шерил Кроу спасала. А вот армейские ботинки подводили раз за разом. Белоснежка выругалась про себя. С этого момента, пожалуй, следует носить шипованные кроссовки. Если, например, опять будет погоня. Что, в свете последних событий, кажется на редкость очевидным.
Она свернула на кладбище. Могила Вяйнё Линны[37] осталась справа, Йуйси[38] — слева. Оба — «простые хорошие ребята»[39]. У всех без исключения жизнь бессмысленна. Но особенно бессмысленной была бы сейчас смерть. Среди могил. Что за ирония.
Шаги мужчины раздавались все ближе. Белоснежка знала, что сейчас лучше не оглядываться. Если она это сделает, то потеряет драгоценные секунды. Может, забежать в часовню? Или к дверям крематория? Там кто-нибудь будет? Пустит ли внутрь?
На кладбище нельзя бегать.
Мамин голос. Мамины нравоучения. Прости, мама. Ничего ты не знаешь и не предполагаешь. Иногда нужно только бежать.
Мертвые не обращают внимание. Мертвые — они мертвые. Покойник не вздрогнет, даже если через могилы скачет девочка, которая сама не хочет быть покойницей. Поэтому ей надо бежать, хотя ноги безвольно скользят при каждом шаге, хотя кажется, что мороз прострочил легкие, и те полны теперь маленькими дырочками, и пот струится под толстой курткой и свитером.
Высокие кладбищенские ели покрыты белой закругленной формы глазурью. Их ветки склонились под тяжестью снега, над могилами и их посетителями.
Мертвые и живые. Живые и мертвые.
Оттуда придут судить живых и мертвых.
Белоснежка уже слышала дыхание мужчины. Долго она не протянет, скоро его рука схватит ее за куртку.
А потом что-то случилось. Белоснежка услышала глухой удар, ворчание, стон и ругательства на эстонском. Она их не понимала, но смысл был ясен. Она не повернулась, но надежда наделила ее ноги дополнительной силой.
Вииво Тамм поскользнулся, упал, больно ударился об лед левым коленом и мгновенно понял, что игра окончена. Он не сможет больше бежать за девчонкой. Хорошо бы хоть до дома доковылять.
Как битая собака.
Как усмиренная шавка.
Гнев снова овладел Вииво. Еще сильнее, краснее, и мысли вконец затуманены.
Он выхватил оружие и встал на колено.
Он не думал. Только чувствовал каждой клеткой, что девчонку надо остановить. Любой ценой. Он поднял оружие и прицелился.
Белоснежка услышала тихий щелчок. Потом что-то просвистело мимо ее бедра и ударилось в надгробный камень, отколов от его края кусочек.
Пуля.
Мужчина выстрелил в нее.
Пульс Белоснежки вдруг подскочил ударов на двадцать.
Она скакала, мчалась, летела, не замечая ни гололеда, ни холодного воздуха, ни стекающего ручьем по спине пота.
Белоснежка рискнула оглянуться только после долгого-долгого пути. Вдали виднелся силуэт мужчины — вон, стоит на кладбищенской дорожке, потирает колено. Какая-то милая бабушка шла ему на помощь.
Оружия не видно. Пули не свистят.
Белоснежка продолжала бежать, хоть и почувствовала облегчение. Она знала, что сбежала.
В этот раз.
Краска потолка потрескалась. Трещины образовывали странные, никуда не ведущие дорожки. Белоснежка лежала в кровати, наблюдая, как трещины перекрещиваются друг с другом, и давая злобе вырасти внутри себя. Она прижала к животу голубого потертого плюшевого зайца с оторванным ухом. Зайке придется принять крепкую, тяжелую хватку ее рук.
Белоснежка пришла домой, скинула ботинки с ног, бросила куртку на спинку стула, сняла потный свитер, и из-под него — еще один, тонкий и с короткими рукавами.
Она стояла под душем полчаса. Дала душу окатить ее, как ливню. Помыла волосы шампунем без запаха и использовала мыло без запаха. Она всегда использовала все без запаха. Не из-за аллергии или непереносимости, а потому что не хотела пахнуть ничем особенным.
Узнать человека по шампуню, мылу, молочку для тела, духам или одеколону очень просто. Даже аромата фруктового мыла достаточно, чтобы рассказать чуткому носу, что в комнате находится кто-то еще. Большинство не чувствуют особых запахов в общественных местах, это требует более развитого обоняния, но приторные и резкие запахи парфюма ощутит любой, если у него не заложен нос.
А еще запахи рождают воспоминания. Дегтярный шампунь возвращал в ее душу летнюю ночь, гладкость воды и быстрых стрекоз. Мускусный гель для душа рисовал в памяти жилистую, мускулистую руку и спину с красиво расходящимися лопатками. Это напоминало о мгновениях, когда они лежали друг у друга в объятьях и смеялись над какой-то мелочью, забавность которой никто больше не понял бы. Это заставило вспомнить четкий изучающий взгляд голубых глаз, перед которым Белоснежка всегда чувствовала, что смущается и краснеет. Ее сердце стучало с перебоями, а ноги подгибались, как веревочки, когда мимо проходил кто-то, всего лишь помывшийся таким же гелем для душа. Хотя она видела и знала — еще прежде, чем посмотреть, — что в этом запахе прячется не тот человек, по которому она тосковала. Так сильно было воздействие запаха на память.
Человек не всегда помнит, как выглядит незнакомец; но когда девица вдруг унюхает знакомый одеколон на ком-то другом, ей безошибочно вспоминаются широкие плечи, короткие волосы, джинсы и полосатая рубашка; ей удается вспомнить, как ходил этот мужчина и где.
Белоснежка такого не хотела. Она не хотела оставаться в памяти незнакомцев. И знакомцев тоже. Она хотела ходить совсем незаметной и не пахнуть, насколько это вообще возможно.
Читать бесплатно другие книги:
