Алый как кровь Симукка Салла

Белоснежка иногда заставляла себя в спортзале, на тренажере «жим ногами», поднять 100 килограммов. Но это не «жим ногами». Это морозильная камера.

Белоснежка сбросила туфли с ног. Затем прижалась спиной ко дну так хорошо, как только могла, и ударила ступнями по крышке. Толкнула. Ничего.

Гипотермия. Это когда температура человеческого тела опускается ниже 35 градусов по Цельсию. Симптомы: озноб, ощущение холода, неловкость, мышечный тремор. Когда температура опустится еще ниже, ощущение холода пропадает и мышечный тремор заканчивается, но пропадает и осязание. Нарушаются дыхание и пульс. Когда температура тела опускается ниже 30 градусов, растет риск аритмии сердца.

Собственный защитный механизм организма начинает гонять теплую кровь к важным органам и холодную кровь к конечностям. Руки перестают быть способными к деятельности. Труднее двигаться. Бессмысленные движения конечностями могут заставить циркулировать холодную кровь. Когда холодная кровь дойдет до сердца, она заморозит сердечную мышцу, может вызвать фибрилляцию желудочков и даже смерть.

Ощущение сильного холода не было Белоснежке в новинку. Это началось осенью, после разрыва; она стала иногда ходить в Капинойя, в сауну — париться и плавать. Чем холоднее становилась вода, тем приятнее были ощущения. Особенно шикарно получилось, когда озеро Нясиярви заледенело и когда Белоснежка оказалась в первый раз в жизни в проруби. Моржевание стало для нее своего рода наркотиком. Когда она вылезала из ледяной воды, по телу растекалось тепло, в жилах начинал петь эндорфин, а в голове становилось опьяняюще легко. Ощущение было невероятным. Хотелось еще, еще, еще…

Белоснежка была в сауне белой вороной. Большая часть «парильщиков» была пожилыми мужчинами и женщинами, из которых часть сидела в парной при 120 градусах в шапке, и у всех была специальная обувь для плаванья в проруби. У Белоснежки этого не было. Бабушки и дедушки обычно называли ее девочкой. Это ей очень подходило. Белоснежка никогда не видела в сауне никого младше двадцати. Иногда заходили компании тридцатилетних, иногда устраивались мальчишники или девичники, или другие мероприятия.

Обычно в проруби было спокойно. Жилистые пловцы заходили в холодную воду без охов и ахов. Они несколько раз погружались, затем вылезали, чуть-чуть стояли около сауны и давали пару выйти из кожи. Белоснежка любила это мгновение. Она редко пробовала в жизни что-то такое, что можно назвать священным, но когда ходила в сауну за неделю до Рождества вечером, когда на заднем дворе загорались фонари, сверкали звезды в небе, и каждая клеточка бодрствовала после проруби, ее охватило чувство одновременно благодарности, тоски, печали и радости — а это есть прикосновение к святости. В это мгновение наступило ее собственное рождество, когда она смотрела на звезды и сильные, надежные ели, лапы которых сгибались под тяжестью снега.

Но нырять в прорубь — полезно для здоровья, не то, что лежать в холодильнике. Вода в ноль градусов — это не гроб в минус восемнадцать.

Белоснежка сейчас жалела, что когда-то была не внимательна на уроках по основам безопасности. Она запретила мозгам думать, что кислород постепенно уходит. Надо сосредоточиться на толкании крышки. Впрочем, это то же самое, что и бессмысленное движение конечностями, или то, что она израсходует кислород быстро и бесполезно.

Ноги как два заледеневших ствола.

Белоснежка глубоко вдохнула, напряглась — и продолжила толкать, толкать, толкать…

Крышка чуть-чуть сдвинулась. Совсем чуть-чуть. Белоснежка не могла держать больше, и крышка рухнула назад.

Слезы брызнули из глаз Белоснежки, хотя она ни в коем случае не хотела сейчас плакать. Положение казалось безнадежным. Как же глупо и напрасно, что все кончится именно так. Она не хотела умирать. Сейчас, когда ее жизнь в Тампере начала казаться особенно ценной…

Белоснежка в хрустальном гробу. Спит вечным сном.

Нет, в сказке было не так.

Белоснежка подумала о той девочке, которой была. И которой она стала сейчас. Она никогда не сдавалась. Даже в самые черные мгновения.

Девушка немного сменила позу, зажмурилась и сосредоточила силу в ногах. Не делать напрасных сгибаний ног и пальцев, устроиться как на тренажере «жим ногами», делать беговые движения, как при пробеге вверх.

Прикуривает в мышцах? Надо, чтобы прикуривало. Хорошо печет, эффективная боль. И еще раз. С песней.

Белоснежка толкала, толкала, толкала. Мышцы ног дрожали. Бедра горели. За зажмуренными глазами мелькали чудесные картинки.

Белоснежка почувствовала, как крышка поднимается. Она не сдастся, не даст пощады мышцам! Девушка услышала, как сдвинулись ящики, услышала, как они срываются и падают на пол. Услышала, как бьется стекло.

Звон стекла — как звон волшебных колокольчиков феи. Самый прекрасный звон на свете.

Белоснежка приподнялась и полностью вытолкнула крышку. Ее трясло от холода и усталости. На полу, в море вина, волновались осколки. Белоснежка натянула туфли обратно на ноги и вылезла из холодильника. В туфлях на каблуках есть польза: только маленькая часть подошвы касается пола. Она осторожно зашагала к двери, аккуратно ступая между осколками.

Только сейчас Белоснежка поняла, что могла позвать на помощь. Наверняка кто-нибудь бы услышал.

Это никогда не приходило ей в голову. Она никогда не звала на помощь.

Соколов быстро огляделся. Праздник приобрел более расслабленный характер. Борис прихлебывал из бокала свой любимый виски, «Джек Дэниелс». Белый Медведь помнил про него. Борис сейчас не на работе, поэтому может сосредоточиться на напитке и пейзажах. Красивые женщины… он всегда смотрел на них с удовольствием. В этом есть прикосновении к печали; он понимал — четко и безнадежно, — что по возрасту в отцы им годится. Их можно сопровождать одну ночь, но не более. Его шансы на нормальные отношения улетучились уже много лет назад. Впереди маячили десятки лет в одиночестве, где его самым лучшим другом будет «Джек».

Белый Медведь хотел, чтобы на вечеринке отсутствовали незаконные вещества. Мера предосторожности — и, вероятно, очень даже разумная. Если полиция когда-нибудь нагрянет на вечеринку, никого не заподозрят в преступлении. Алкоголь же может течь хоть рекой.

С другой стороны, Борис чувствовал ненависть к наркотикам. Конечно, они обеспечивали ему работу, богатую и приятную жизнь. Дом в Руско вдали от соседей. Влияние. Женщины. И сам он никогда не отказывался занюхать в подходящую минуту пару дорожек товара. Колоться он никогда не начинал.

Но жизнь была вечным стрессом. Надо следить за тем, чтобы груз попадал в Финляндию. Надо следить за раздачей, держать дилеров в ежовых рукавицах, находить новых клиентов, бояться, что старые клиенты проболтаются. Слишком много ниточек в руках. Мячики попадают на пол.

Раньше хватало того, что всякие сергеи, хорхе, махмуды и петтери не заходили на твою территорию. А сейчас идет борьба с. com, nl и @hotmail. Дизайнерские наркотики встали на место обычных. Они продавались по Интернету, свободно, за собственным монитором — и затем получались на почте. Битва с ними была безнадежной.

Идея Белого Медведя состояла в том, что самые заметные их клиенты — богатые, красивые и успешные, и это, конечно, замечательно, но все же, чтобы выжить, надо было снабжать тех, кто на дне, и не может платить ничем, кроме наличности. Тех, кто продает свои ноутбуки и меняет их на наркотики. За состоянием счетов которых социальная служба следила во все глаза. У которых нет возможности заказывать по Интернету.

Если бы бизнес не был столь опасен, Борису не надо было бы убивать Наталью. Сам он волновался за девушку больше, чем мог себе в этом признаться. Он даже согласился смотреть сквозь пальцы на роман Натальи и Терхо, но здесь имелся риск.

В то же время Борис рассуждал, что отношения с Натальей были еще одним винтиком в тисках, в которых ему, вероятно, придется зажать Терхо Вяйсянена. Тупого полицейского, который клялся, что завяжет. Посмотрим. Борис был уверен, что Терхо еще приползет обратно и попросит продолжения. Он бы, конечно, согласился, но поставил бы условия. Полицейский до этого момента жил полнокровной жизнью, ни в чем себе не отказывая. Терхо Вяйсянен выглядел неожиданно искренним, когда утверждал, что не получал денег. Может, он даже не врет. Может быть, кто-то украл деньги со двора под покровом ночи. Борису все равно. Деньги были для Вяйсянена, Борис по ним не плачет. Самое главное, что Вяйсянен, очевидно, тоже не будет. В будущем полицейскому не стоит ждать такой большой награды.

Если бы Наталья сдержала себя и осталась на службе… У девочки было отличное безопасное будущее. Возможность подняться до статуса правой руки Бориса. Девушка стала несговорчивой, размечталась. Борис видел это по ней, ощущал по выражению ее лица и тембру голоса. Ничего не понадобилось, кроме одного визита в Москву, — и брат Натальи выдал планы сестры после первой же царапины.

Борис мог бы сделать намерения Натальи бессмысленными, если бы не оставил деньги дома. Но он хотел проверить, попробовать, измерить девчонкину преданность. Ртуть поползла ниже нуля, хотя он до последнего был уверен, что к девушке вернется разум. Наталья не оставила ему других вариантов, кроме ее устранения. Жаль. Борис Соколов был уверен, что из всех на свете людей только Наталья его не подведет.

«Джек Дэниелс» мягко и согревающее тек в горло. Надо повторить еще пару раз.

Тело он уберет завтра. Сегодня не время для грязной работы.

Приближалась полночь. Вечеринка становилась все громче и беспокойнее. Музыка гремела. Шампанское было заменено более крепкими напитками. Макияж начал стираться. Мужчины ослабляли галстуки.

Но еще не время полностью забить на все, забыть все правила поведения, напиться халявным алкоголем по принципу «сколько влезет», завязать пару ссор, отправиться на верхний этаж отдыхать. Самый главный номер вечера, гвоздь программы еще впереди.

Явление Белого Медведя.

Поэтому Белоснежка и осталась. Выбравшись из холодильника, она заперлась в женском туалете, сняла вечернее платье и облила себя из находящегося над унитазом душа теплой водой. Постепенно девушка начинала ощущать руки и ноги. Она вытерлась бумажными полотенцами, снова надела платье и поправила макияж, который неожиданно хорошо сохранился. Может быть, Элизе действительно следует подумать о карьере стилиста. По крайней мере, ей удалось нарисовать Белоснежке такую боевую раскраску, которая выдержала не только еду и питье, но еще и морозильную камеру.

При виде стоящих в очереди в туалет обозленных женщин она только спокойно приподняла бровь, не говоря ни слова.

В принципе уже можно идти домой. Ее задание выполнено. Она узнала, что отец Элизы работает вместе с наркоторговцем Борисом Соколовым. Что он поставлял Соколову одни сведения и скрывал от полиции другие, получая за это награду наличными. Белоснежка узнала, что в подвале, в холодильнике лежит труп женщины по имени Наталья, которую убил Борис Соколов. У нее в запасе достаточно информации, чтобы посадить Соколова. Впрочем, как и отца Элизы, и от этого никуда не деться.

И все-таки Белоснежка осталась. Ее любопытство не было бы удовлетворено, если бы она не увидела мистический легендарный персонаж, о котором говорили шепотом.

Она продолжила бродить по комнатам фантазий, которым, казалось, не было числа. Одна комната была полностью розовой. Она наверняка стала бы самой любимой у Элизы. Или все же нет, как поняла Белоснежка через пару секунд. Она почувствовала легкую тошноту, заметив, что среди зефирок, розовых единорогов, розовых бутонов и подушечек спрятаны разные секс-игрушки, от изящного хлыстика до фаллоимитатора. Действительно взрослые сказки, на любой вкус. Белоснежка продолжила свой путь, когда в комнату вошла, обвившись друг вокруг друга, парочка. Они выглядели так, словно в любой момент готовы насладиться всеми предложенными комнатой яствами.

Чем ближе было до полуночного боя часов, тем напряженнее становилась обстановка. Все ждали. Все жаждали. Когда оставалось всего лишь десять секунд, начался обратный отсчет. Все собрались в огромном зале второго этажа. Настоящая толпа.

Десять.

Краем глаза Белоснежка увидела Терхо Вяйсянена, который нервно поигрывал бокалом.

Девять.

Музыка начала затихать, а затем и вовсе исчезла.

Восемь.

Свет в зале стал приглушенным, и только отражающееся в крыше звездное небо освещало собравшихся.

Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три.

Белоснежке вдруг захотелось прыснуть от смеха при мысли об абсурдности ситуации. Она здесь. Простая школьница, чья жизнь перевернулась пару дней назад, когда она случайно выбрала неудачное время для посещения фотолаборатории.

Два.

Люди больше не выкрикивали цифр. Они произносили их ровно, почтительно.

Один.

Черная темнота ворвалась в зал. Все затихли. Послышался тихий звон, как будто звук далеких бубенцов. С потолка зала начали падать снежинки, которые выглядели, как настоящий снег. Когда Белоснежка дотронулась до одной из снежинок, та рассыпалась в пыль.

Внезапно мощные прожекторы осветили центр зала.

Две женщины. Обе в одеянии Снежной Королевы. Им это имя подходило в тысячи раз больше, чем замороженной Наталье. Абсолютные близнецы. Они появились в центре зала, словно из пустоты. Белоснежке было сложно угадать их возраст. Они могли быть как двадцатилетними, так и пятидесятилетними. Издали не приметить морщинки на руках и шее.

Зал взорвался громкими аплодисментами. Женщины величественно поклонились. Только сейчас Белоснежка увидела, что у одной из них на шее серебряное украшение в виде белой льдинки. У второй на шее красовался серебряный медведь.

Белый Медведь. Не один человек, а два. Но все же один, единица.

Женщины ждали, когда гости стихнут, затем заговорили. Они плавно сменяли друг друга, так что вскоре Белоснежка уже не могла понять, кто когда говорит.

— Зима — это сказочное время. Поэтому я решила в этот раз организовать вечеринку на сказочную тему. Сны, мечты и кошмары. Из этого сделаны сказки. Вы здесь, потому что я жажду отблагодарить вас. Вы были в зачарованном сне. Сне об обществе, которое действует более плавно, эффективно, целенаправленно. Для нас границы существуют, чтобы их разрушать, правила — чтобы их менять, нормы — чтобы ставить их под вопрос. Празднуйте! Забудьте на секунду про обычные ограниченные мысли. Здесь всё для вас. Жизнь для вас.

Речь женщин не зацепила. В ней не было ничего конкретного. Они говорили на английском без акцента. У Белоснежки был с собой диктофон, который зафиксировал каждое слово этого обращения, однако она не услышала ничего компрометирующего. В чем же участвовали эти женщины? Тянули ли они где-то на заднем плане всех этих гостей за веревочки? Какая часть их деятельности преступна?

Взглянув на восторженную публику, Белоснежка поняла, что ей никогда не позволят этого узнать. Настоящая деятельность Белого Медведя была как искусственный снег, падающий из-под потолка. Если его попытаться поймать, он рассыплется и пропадет, как будто его и не было.

У нее не было никаких шансов против Белого Медведя. Может быть даже так, что и эти женщины — только декорации. Их не поймать. Им ничего не сделать.

Но Белоснежка могла отправить за решетку Бориса Соколова. Круг, начавшийся среди окровавленных купюр в фотолаборатории, тогда замкнулся бы. Этого хватило бы.

Сейчас ей хотелось домой.

— Мне не нужно зеркальце, чтобы сказать, что ты на этом празднике всех милее, всех румяней и белее.

Дыхание мужчины обдавало жаром ее уши, а руки крепко сжимали талию. Белоснежка выругалась про себя. Этот липучка нашел ее снова и смог вцепиться в нее крепкой хваткой именно в тот момент, когда Белоснежка собралась уходить. По запаху, пропитавшему его дыхание, было ясно, что он выпил не менее двух хороших порций коньяка. А по его крепкой хватке становилось понятно, что пытаться вырваться бессмысленно. Это привлечет слишком много внимания.

— Уже начал бояться, что ты пропала. Так не пойдет. Мы кое о чем не договорили, — прошептал мужчина и прижался своей огромной плечистой тушей к спине Белоснежки.

Минимум 90 килограмм, оценила Белоснежка. Должно быть, сильный. Не стоит его дразнить. Надо попробовать другую тактику.

— Ты все-таки не замерзла?

К счастью, нет, подумала Белоснежка.

Повернувшись, она оказалась с мужчиной лицом к лицу. Его глаза налились кровью. Пиджак он где-то оставил. На голубой рубашке под мышками расползались огромные темно-синие пятна. Галстук был затянут слабо. Белоснежка схватилась уверенным движением за галстук, поднесла рот к его уху и прошептала:

— Пойдем туда, наверх, и посмотрим, будет ли у этой сказочки счастливый конец.

Затем ущипнула его за мочку и подавила в себе ощущение тошноты. Она сможет сыграть и эту роль.

На лице мужчины расплылась довольная улыбка, он облизал губы и спросил:

— Так чего же мы ждем?

Поднимаясь вверх по лестнице, Белоснежка чувствовала все время, как он смотрит ей в спину. Бессмысленно пытаться бежать. Ее ноги немного дрожали, но она заставила их плыть в покачивающейся и зовущей походке. Каково было бы подниматься по ступенькам перед тем, с кем действительно хочется идти в верхние комнаты, закрыть за собой дверь и запереть реальный мир снаружи… Аромат сияющей теплой кожи и масла для загара. Деревянные ступеньки пристани, по которым они взбежали, смеясь. Шаги, которые твердо следуют за ней, и, слыша которые, она чувствует зуд ожидания…

Бессмысленно вспоминать. Это было прошлым летом. Прошла вечность.

Сейчас она здесь, и она справится здесь.

Белоснежка провела мужчину в свободную комнату, в центре которой стояла огромная кованая кровать, и толкнула его вниз. Важно выглядеть максимально самоуверенной и смелой.

— Я догадывался, что ты дикая кошечка. Это даже лучше. Разумеется, я тебя приручу. Но сначала дам кошечке наиграться, — защебетал мужчина и начал сдирать штаны, лежа на кровати.

Белоснежка захлопнула дверь, повернула ключ и шагнула к мужчине. Он пытался ощупать ее потными ладонями.

— Тсс, тсс, кошечке надо сначала наиграться, — напомнила Белоснежка и снова толкнула мужчину на кровать.

В его пьяных глазах появился блеск, который успокоил Белоснежку. Он в ее руках, по крайней мере, сейчас. Она уселась на него верхом. Мужчина сразу начал поглаживать ее бедра.

— Что у тебя тут? — спросил он, и на его лбу появилась морщинка удивления.

Вот дерьмо. Белоснежка крепко схватила обе его руки и закинула их к спинке кровати за голову.

— А сейчас будь заинькой, — прошептала она мужчине, взяла его руки своей левой рукой, а правой достала из сумки что-то пушистое и розовое.

— Ты любишь привязывание? — расплылся в улыбке мужчина.

Белоснежка пристегнула запястья мужчины к спинке кровати.

— Не особо, — сказала она и поднялась с кровати. — Но надеюсь, что ты любишь.

Прошло мгновение, и мужчина понял, что Белоснежка даже не собирается возвращаться в кровать. Это понимание выветрило коньяк из его затуманенных мозгов; злобный рев сорвался с его губ, но было слишком поздно. Белоснежка заперла дверь снаружи.

Она прошла до конца коридора к окну, открыла его и швырнула ключи от комнаты и наручников в сторону заднего двора, где они тут же исчезли из виду. Мужчина вряд ли еще раз помешает Белоснежке убраться отсюда домой.

Терхо Вяйсянен уставился в окно в зимнюю темноту.

Он сдался.

Он понял, что никак не сможет повлиять на Белого Медведя, чтобы тот выплатил ему компенсацию. Или те женщины… Как теперь надо обращаться к ним? Он попытался поговорить с одним из их телохранителей и договориться о встрече. Просьба была отклонена. Когда он объяснил, что получил особое приглашение встретиться с Белым Медведем, ему грубо сказали, что приглашение ничего не значит. Бессмысленно представлять, что Белого Медведя заинтересует какой-тоnobody[53].

Когда Терхо взглянул на других гостей, он понял, что это правда. Он для Белого Медведя просто муха. И Борис Соколов — муха, или максимум шмель. Они до забавного маленькие винтики в огромном механизме.

Терхо ничто не поможет, кроме как просочиться у них между лап. Пойти домой, обнять дочку, написать жене по электронке, что соскучился. Подумать над тем, как бы сложилась его жизнь, если бы у него не было его главного источника дохода. Ситуация не безнадежна. Конечно, есть долги, но есть и работа. И у жены тоже. Прожить есть на что. Играть надо все-таки бросить, тем более что он давно это планировал. Дела Натальи больше не надо поправлять, потому что ее больше нет. Руки Терхо задрожали, и его затошнило, как только он подумал об этом. Надо не думать. Он не мог дать тоске одержать над ним верх. Надо оставаться рациональным и разумным. Надо подумать об обычной жизни. Дочери не надо покупать все самое дорогое. Им — всей семье — надо жить хорошей, спокойной, простой жизнью, проводить больше времени вместе, проводить его так, как это делают нормальные люди.

Нормальные люди не выдают наркоторговцам информацию, когда и где полиция совершит следующий налет, какие дилеры «стучат» властям, какие фуры собираются остановить на границе, какие приняты планы действий по предотвращению контрабанды наркотиков. Также нормальные люди не получают намеки о хранении наркотиков или доносы на мелких преступников, от которых Соколов и его компания хотят почему-то избавиться. Терхо за много лет решил нереальное количество проблем с помощью Соколова. Он думал, что оба они получили от этого договора много пользы. Соколов хотел стать главой наркобизнеса в Тампере, Терхо хотел самолично отправить за решетку самых опасных дилеров, которые продают грязные смеси или просто яды вместо чистого наркотика, вызывая тем самым огромное количество летальных исходов.

Он успокаивал свою совесть тем, что Соколов поставляет наркотики прежде всего людям, держащим свое пристрастие под контролем и не собирающимся кончать передозировкой, то есть потребляющим дурь «для развлечения». Но он, тем не менее, давно уже знал, что это только часть правды. Соколову сгодятся и такие деньги, на которые голодающий человек смог бы купить не дурь, а молока и хлеба. Терхо просто хотел закрыть на это глаза.

Он сам хотел бы закрыть на все глаза. Он от всего устал. Он хотел домой.

Вдруг Терхо снова заметил ту молодую женщину, на платье которой он до этого обратил внимание. Сейчас он приметил ее белую сумочку. Вообще-то он не разбирался в женских сумочках, но эту узнал. Это «Гермес», она стоила сотни евро. Он знал ее, потому что купил точно такую же Элизе на день рожденья. Дочка ее долго и страстно хотела.

Такое же платье может быть совпадением.

Такая же сумочка может быть совпадением.

Но обе этих детали на одной женщине — вряд ли.

Догнав ее в несколько шагов, он подскочил к ней, крепко схватил за руку и потребовал объяснений.

Интерес Бориса Соколова пробудило то, как Терхо Вяйсянен ссорится с какой-то молодой женщиной. Он подошел ближе и понял по финской речи полицейского, что тот утверждает, что купил сумочку и платье этой женщине. И еще туфли.

Борис усмехнулся. Очевидно, для финна вошло в привычку тратить деньги на других женщин, не только на Наталью. Это следовало бы прекратить давным-давно. Борис уже повернулся, чтобы уйти, но тут он услышал в его горячей речи слово «дочь».

Борис застыл на месте. Его мозги быстро заработали. Если эта в красном платье — дочь Терхо Вяйсянена, выходит, девчонка знает слишком много. Девчонка знает, кто преследовал ее в Пююникки. Может быть, она знает и про Наталью. И про деньги. Тогда почему она здесь, на вечеринке?

Лучше всего было бы пойти поболтать с девчонкой, чтобы она поняла, что лучше ей, как и папочке, молчать.

Белоснежка попыталась вырвать руку из хватки отца Элизы, но полицейский определенно привык работать с неподдающимися людьми. Хватка у него была железной.

— Отвечай! Откуда у тебя сумочка Элизы?

Белоснежка увидела, как к ним приближается Борис Соколов. Его взгляд был пугающим.

Терхо Вяйсянен прижался вплотную к ней, понюхал воздух и буркнул:

— У тебя даже духи Элизы!

Борис Соколов был уже в трех шагах.

Белоснежке надо убегать.

Она со всей силы толкнула Терхо сумочкой в грудь и сказала:

— На! Духи, к сожалению, вернуть не смогу.

Терхо Вяйсянен так удивился, что ослабил хватку. Этого хватило. Белоснежка вырвалась и бросилась к лестнице. Она слышала, что Соколов рванул за ней, выкрикивая что-то по-русски.

По лестнице навстречу Белоснежке шла официантка, одетая в Алису в Стране Чудес, и несла на подносе какие-то напитки молочного цвета. Видимо, «Белый русский»[54]. Белоснежка беззвучно извинилась и толкнула поднос. Напитки и осколки разлетелись по ступенькам. Она услышала, как Соколов поскользнулся и выругался.

Это дало Белоснежке несколько дополнительных секунд. Она стянула с ног туфли на каблуках и бросилась сквозь толпу с туфлями в руке. К входной двери, из нее наружу. Она бежала по аллее из факелов.

Fire walk with me[55]. Ситуация все больше и больше начинала напоминать «Твин Пикс». Не хватало только, чтобы из-за какого-нибудь угла появился злобный Карлик.

Соколов кричал охранникам у ворот:

— Stop her![56]

Мужчины, повернувшись, загородили дорогу. Два шкафа, сквозь которые не пробиться.

Вдруг Белоснежка сменила направление. Борис Соколов последовал за ней. Высокая стена окружала здание со всех сторон. Белоснежка забежала в самый дальний угол. Было темно. Снег колол ступни, которые были одеты лишь в тонкие чулки.

Белоснежка быстро изучила руками стену. Не схватиться. Даже мартышка не перелезет. Но все же она нашла очень маленькую дырочку, воткнула в нее каблук и приподнялась на второй ноге. Равновесие понемногу возникало. Соколов почти у стены.

Белоснежка ударила второй туфлей по стене и надавила на нее. Рука Соколова вцепилась ей в подол платья.

Подол порвался.

Каблук сломался.

Туфля упала в снег, и только каблук остался в стене. Вот она, опора. Ноги Белоснежки болтались в воздухе, пальцы вцепились в стену и в каблук, и девушка изо всех сил потянулась наверх. Ей удалось затащить себя на стену, когда руки Соколова уже ползли по ее ноге.

Белоснежка упала со стены с другой стороны. Мягкий снег принял ее. Соколов не пытался перелезть за ней, а метнулся к воротам и оттуда наружу. Белоснежка побежала по сугробам. Снега было по икры. Подол платья безнадежно разорвался, полностью обнажив бедра.

«Отлично, — думала Белоснежка. — Так легче бежать».

Бегать по снегу трудно. Мороз грыз ее своими острыми зубами. Лес был темным, как сама чернота.

Борис Соколов отставал все больше и больше. Белоснежка снизила скорость. За четыре дня это уже третий раз, когда ее преследуют по снегу и морозу.

Три попытки. В сказках герои обычно получают три попытки. Две первые всегда провальны, а третья удачна. Означает ли это, что она убежала с концами? Или то, что преследователь наконец-то ее настигнет?

Три попытки. Три ошибки. Что это: попытка или ошибка?

Вдруг Белоснежка почувствовала: что-то больно задело ее бедро. Она не обратила на это внимание. Она бежала, пробивалась, неслась вперед. Голосов сзади больше не было слышно.

Белоснежка пощупала пальцами бедро. Пальцы нащупали что-то теплое. Кровь. Борис Соколов выстрелил в нее, но пуля только поцарапала кожу. Однако кровь все же течет сильно.

Белоснежка не хотела об этом думать.

Она только бежала. Лес погрузил ее в себя, как в темную воду.

Но маленькая бедненькая Белоснежка осталась одна-одинешенька в лесу. Она была настолько испугана, что смотрела на дрожащие листья деревьев и не знала, куда идти. Белоснежка побежала по твердым камням и через терновые кусты, и лесные хищники бродили совсем рядом с ней, но не делали ей зла. Она бежала, пока ноги не перестали ее слушаться и вокруг не опустился вечер.

Жила-была девочка, которая бежала так долго, пока ноги могли ее нести. И после этого она тоже бежала — в мыслях, в фантазиях. Ее тонкие, сильные и проворные ножки неслись через сугробы, а на белом снегу не оставалось следов. Она убегала, как убегают те, которые знают, что свободны, которые знают, что их не догонят.

Белоснежка колебалась на границе сознания и бессознательности.

Ей не было холодно. Ей было тепло. Краем мозга она понимала, что это плохо, но не могла жаловаться. Она лежала навзничь на снегу.

Белоснежка думала о крови, которая лилась из ее бедра на снег. Представляла, как красный образует на белом красивые завитушки, рисует дивные орнаменты, которые разливаются от нее на метр, на два метра, на весь лес.

Она видела себя сверху, как будто летела на высоте десяти метров. Черные волосы на сугробе, будто нимб. Красное платье, рваное, которое сияло, будто сделанное из нитей, распущенных из драгоценных камней. Извивающиеся схемы, которые расширяются, расширяются, расширяются…

Прекрасно. Не уродливо.

Уродина. Слишком худая. Кривые зубы. Противный голос. Засаленные волосы. Грязная обувь. Волосатые руки. Тупица. Идиотка. Кретинка. Дура. Шлюха.

Откуда у тебя эти шмотки? Из мусорного бака?

Наверное, твоим родителям стыдно появляться с тобой на людях.

Если бы я выглядела как ты, я бы из дома не выходила.

Тебя, наверное, удочерили.

Что визжишь? Если тебе больно, так и скажи. Ах, тебе больно? Заткнись, или я дам тебе настоящий повод для слез.

Ты настолько уродлива, что будешь выглядеть лучше, если тебя избить.

Слова, слова, слова, слова, слова, слова, слова, слова… Предложения, фразы, вопросы, восклицания. Щипки, царапины, удары, разрывы, зажимы, толчки, пинки.

Ты — не те слова. Ты — не крики и ругань. Ты — не злоба, которая выплевывается, как потерявшая вкус жвачка. Не удары кулаками и не синяки от них. Не кровь, которая хлещет из носа. Ты — не их установка. Ты — не их.

Внутри тебя всегда есть часть тебя, куда никто не доберется руками. Это и есть ты. Ты — своя собственная, и внутри тебя — вселенная. Ты можешь быть чем угодно. Кем угодно.

Не бойся. Тебе больше не надо бояться.

— Мне больше не надо бояться, — шепчет про себя Белоснежка.

Пар идет у нее изо рта.

Она хорошо помнит их лица. Их девичьи голоса и смех, который звучит, звучит, звучит в коридорах школы до сих пор, хотя учеба закончилась и здание затихло.

Она очень хорошо помнит запахи. В первые годы — приторные, искусственные запахи ароматизированных ластиков. Втайне от учителей съеденные во время перемены развесные конфетки, малиновые мармеладки, «Салмяки» — всё вместе. Ванильные духи из магазина «Бодишоп» — первые духи, которые мама дает пользоваться в школу. Затем через несколько лет — настоящие духи, каждый день разные, в зависимости от настроения, одежды и моды. Новинки от «Эскада».

Она быстро научилась распознавать их, вынюхивать издалека, знать, когда они повернут из-за угла. Иногда это помогало. Иногда она успевала убежать, спрятаться, избежать встречи. Но чаще — нет. Тогда она поняла, как тошнотворно они пахнут на самом деле, когда вонь смешивается с потом или с тем, чем воняет немытый писсуар мужского туалета, когда ее голову заталкивают в него и приказывают лизать твердый, холодный фарфор.

Она запомнила их имена. Она запомнила их навсегда.

Анна-София и Ванесса.

Это продолжалось с первого класса до середины девятого. Каждый год натиски становились все жестче, слова — грубее, удары — больнее. Белоснежка не знала, почему девочки выбрали именно ее. Может быть, она не так улыбалась или не улыбалась вообще. Может, у ее голоса был неправильный тембр в неправильное время. Это неважно. Она быстро запомнила, что никогда не получится изменить свой облик, поведение, всю себя, чтобы ее оставили в покое.

Белоснежка никогда никому не рассказывала об этом. Даже не рассматривала такой вариант. Дома молчание было стандартом поведения. Не спрашивай, не рассказывай. Все хорошо, ничего плохого не произносится вслух. Синяки, кровоподтеки, растянутые запястья и разорванная одежда. Все это она могла объяснить, если то было необходимо. Школа — поле битвы, и Белоснежка не могла знать, кто друг, а кто враг. Стратегию надо было тщательно обдумывать. Пытаться минимизировать ущерб. Рассказать учителям — это, возможно, ухудшить ситуацию. Скорее всего, ей не поверили бы. Анна-София и Ванесса умели играть перед взрослыми. Невинные ангельские улыбочки.

Насилие, истязание, подчинение. Белоснежка запретила себе думать об этом, как о «школьном издевательстве», так как это звучало как-то пустяково, мимолетно, легко. Безобидное подтрунивание. Сказано для забавы. Чуть-чуть толкнули. Она сама упала. Что-то типа дружеских шуток.

В восьмом классе Белоснежка начала бегать и качаться. Она решила набрать хорошую физическую форму, чтобы иногда у нее получалось убежать. Это раз от раза выходило все лучше и лучше. Но кошмар не кончился.

Потом был тот раз. Зимним вечером, когда солнце уже пропало за горизонтом и школьный двор опустел. Белоснежка пряталась за бачком с пищевыми отходами до тех пор, пока не убедилась, что Ванесса и Анна-София ушли. Она терпела зловоние банановой кожуры и остатков горохового супа, которое втискивалось в морозный воздух, вея теплом разложения. Она ждала полной тишины. Синий сумрак спускался на школьный двор. Покой.

Белоснежка выбралась из своего укромного местечка. Она двигалась очень тихо. Она затаилась в сине-серых темных тенях. Она была лишь предчувствием дуновения ветра на утоптанном снегу. Она слышала звуки машин из жилых кварталов. Она слышала, как в дальнем парке лают собаки. Она слышала, как замерзший снег с гулом падает с крыши школы. И, тем не менее, она услышала шаги Анны-Софии и Ванессы слишком поздно. Слишком поздно она стремглав бросилась прочь, ее ноги словно взорвались силой бега. Но этого не хватило. Девочки смогли поймать ее за углом школы, где возвышалась кирпичная стена. Белоснежка подбежала к стене, сняла варежки и сунула их в карман. Подобравшись к стене, она вцепилась пальцами в грубый кирпич и попыталась забраться наверх. Ноги не находили опоры. Пальцы леденели на морозе, и хватка ослабла. Девочка была в ловушке.

Белоснежка обернулась, привалилась спиной к стене и приготовилась принять первый удар. Она научилась быть избиваемой. Она знала, как лучше всего защищаться. Она знала, когда следует вдохнуть, а когда выдохнуть, когда напрячь мышцы, когда расслабить их. Она надеялась только, что сегодня ее будут бить не очень долго. Ей было холодно и хотелось писать. Она хотела домой. Хотела поесть жаренные отцом, слегка подгоревшие рыбные палочки и поделать уроки, ни о чем не думая.

Анна-София и Ванесса приближались. Они не произнесли ни слова. Тишина намного хуже, чем ругательства и угрозы. Она уплотнялась в ожидание, которое рождало вкус рвоты во рту Белоснежки. Девочки прыгнули к ней, мягко, словно волчицы. Белоснежка предпочла бы встретиться с настоящим, голодным и злым, истребителем стад, чем с этими двумя, чьи волосы сияли в темноте, а губы блестели красным. Они были более опасными хищниками; внутри них не ощущалось пульсирующее теплое сердце — лишь леденящий холод.

Белоснежка медленно считала от десяти до единицы и ждала первого прорыва границ. Она не знала, будет ли это легкий толчок в плечо, плотный толчок или теплый, пахнущий мятой плевок в лицо.

Десять, девять, восемь, семь…

Вдруг Белоснежка почувствовала, как внутри нее растет что-то красное и горячее. Что-то чужое. Вряд ли это уйдет. Злоба. Гнев. Желание быть бесстрашной. Глаза затуманились. Числа выпали из ее головы, мысли выпали, время и место выпали. Она не могла сказать, как все случилось. Из ее памяти выпал кусок. В исчислении времени зияла черная дыра.

Она сидела в снегу, верхом на Анне-Софии, и изо всех сил била ее по лицу. На пальцах было что-то теплое и темное. Она смутно понимала, что это кровь, и что она течет из носа Анны-Софии. Она скорее догадывалась, чем чувствовала, что Ванесса пытается удрать от нее. Ее локоть вонзился острием в живот Ванессы, и девочка ослабила хватку.

Белоснежка не знала, сколько времени наносила удары. Она смотрела на себя, словно издали, со стороны. На девочку, у которой по щекам и подбородку текли выплаканные слезы и сопли. Руки которой поднимались раз за разом все более обессилено. Это действительно она? Разве эта экспозиции не абсолютно безумна? Анна-София постанывала и закрывала лицо руками. Ванесса держалась за живот и кричала, чтобы она прекратила. Белоснежка вернулась, как будто прыгнула обратно в прежнюю себя, почувствовала мягкое, покорившееся тело Анны-Софии под собой, и в этот момент злость ушла.

Она поднялась. Ноги дрожали. Руки безнадежно висели. Мороз покалывал пальцы. Она вытерла влагу со щек. Анна-София поднялась и села, согнувшись, а Ванесса присела рядом с ней. Они не смотрели Белоснежке в глаза. Белоснежка не смотрела им в глаза. Никто не проронил ни слова. Тишина была красноречивее слов.

Белоснежка отправилась домой дрожащим уставшим шагом. Она не боялась, что девочки будут следить за ней и мстить. Она ничего не боялась, не чувствовала, не думала. На полпути домой она остановилась с краю дороги, и ее вырвало. Удивительно, но гороховый суп выглядел так же, как до того, как его съели.

Дома она сразу же отправилась в туалет, прежде чем родители ее увидели. Из зеркала на нее смотрела девочка, с которой она была не знакома. На щеке кровоподтек. Белоснежка удивленно подняла руку и коснулась щеки. Девочка в зеркале сделала то же самое. Кровь не ее. Это кровь Анны-Софии, которую она стерла с лица рукой. Белоснежка помыла лицо раз, второй, третий, четвертый, такой горячей водой, какую только смогла вытерпеть. Она терла себя мылом до тех пор, пока оно не начало щипать.

Попав вечером в кровать, она сразу же уснула — и спала долго, до самого утра, без снов. Когда запищал будильник на мобильнике, Белоснежка чувствовала себя хуже, чем когда-либо. Хуже, чем когда накануне ее били и толкали.

Белоснежка была уверена, что они так это не оставят. Анна-София и Ванесса разовьют эту тему. Она будет наказана, так или иначе — и официально, и неофициально. Они не останутся неотомщенными.

Прошел день, второй, третий, неделя, месяц. Ничего не произошло. Анна-София и Ванесса просто оставили ее в покое. Конечно, ее изолировали от других одноклассников, и никто добровольно не хотел с ней разговаривать, но никто больше и не бил. Ни одного обзывательства, ни одной эсэмэски с угрозой убить ее.

Все закончилось как об стену.

Постепенно Белоснежка поверила в это. Дышать стало легче. Наступила весна, пришло раннее лето, света стало больше, а школьных дней меньше. Слушая, как другие поют «Летнюю песнь», Белоснежка чувствовала, как что-то черное и тяжелое отпускает ее. Она шла после праздника, сжимая в руках аттестат девятого класса, во всепоглощающий свет, лето, свободу.

Снег засиял желтым цветом. Затем — оранжевым. Через секунду — зеленым. Белоснежка видела огни, слышала грохот. С неба сыпались золотые звезды. Затем родилась гигантская роза, лепестки которой открывались, плавились, испарялись. К лунному свету пронесся единорог. Планеты танцевали друг с другом.

Салют.

В честь Белого Медведя.

Наверное, уже около полпервого.

Белоснежка подумала о маленьком навигаторе, который притаился под подвязкой чулка на бедре. Она подумала об указаниях, которые даст Элизе в том случае, если не вернется с вечеринки или не даст о себе знать до полуночи. Надо отправиться с вечеринки, прежде чем часы пробьют двенадцать раз.

Но это, вроде, другая сказка? О Золушке?

Шум продолжался. Белоснежка качалась на разноцветных волнах. Ей было хорошо. И клонило в сон.

Каждый вечер, когда гаснет лампа и наступает настоящая ночь.

Синий сон.

Синий, синий, сверкающе-синий.