Первая исповедница Гудкайнд Терри

Глава 31

— Это было именно то, что я хотела узнать, — сказала Исидора. — Я поняла, как только осознала эту истину, что должна найти ответ.

— Но как? — Магда откинула волосы с лица. — Вы говорите, что открываете завесу лишь на мгновение.

— Да, но этот момент, когда вся магия, вся энергия сливается вместе, кажется, что эта искра времени длится вечность. В некотором смысле, это и не мгновение вовсе. В некотором смысле, это бесконечно большой отрезок вечности.

Магда почувствовала, что теряется.

— Как такое может быть?

— Причина, как я узнала от своего отца, в том, что в вечности смерти не существует времени. Потому что там нет начала, нет конца, нет способа измерить, как долго ты находишься там.

— Но должен же быть способ измерить, как долго длится событие. Время до сих пор существует. День все еще день.

— Здесь, но не в подземном мире. Здесь время конечно. День начинается и заканчивается. Там вечная ночь.

— Я все еще не понимаю, — произнесла Магда.

— Представьте, что вы увидели веревку, натянутую поперек вашего пути. Слева нет начала, справа нет конца. Веревка бесконечно длинная. Она появилась бесконечно давно и тянется вечно. Как отмерить определенную ее часть? Часть бесконечности — это бессмыслица. Как можно, к примеру, отмерить четверть бесконечности? Если попытаться отрезать кусок такой бесконечной веревки, он тоже окажется бесконечным, потому что у нее нет концов, поэтому невозможно их создать у чего-то, не имеющего их в принципе. Только то, что вам ради удобства нужны начало и конец, не означает, что они существуют. Хотя они определенно существуют здесь, в загробном мире нет ни начала, ни конца. В центре этого энергетического вихря, время, как таковое, не существует. Минута, день, год не имели никакой разницы. Поэтому, в этой вечности времени, это мгновение было вечностью, у меня было столько времени, сколько нужно для поисков. В некотором смысле, у меня была вечность. Я искала вечно. Я попыталась спросить дух Джоэла, где находятся остальные, но прежде, чем успела сформулировать вопрос, он сказал, что их там не было. Я видела людей, которых знала в Гранденгарте. Людей, которые умерли в прошлом, перед тем ужасным днем, когда пришла армия Куно. Людей, которые были старые или больные, даже мальчика, которому я пыталась помочь, но умершего от лихорадки. Никто из них не знал, где остальные, те люди Гранденгарта, которые умерли на дороге в тот день. Все, кого я знала, могли лишь сказать, что остальных здесь не было. Их не было в подземном мире.

— Но как это возможно? — спросила Магда. — Как они могут быть одновременно умершими и не мертвыми?

На лице Исидоры промелькнула легкая тень улыбки.

— Это тот самый вопрос, из-за которого я оказалась здесь, среди пустых оболочек усопших. — Улыбка испарилась, будто Исидора снова потерялась в своих воспоминаниях. — Я видела духов, терзаемых муками, само зло, затерянное в черной скорби вечного мрака. Я не осмеливалась слишком долго задерживать внимание на таких сущностях, чтобы они не затянули меня с собой в бесконечную ночь и не разорвали мою душу на части. Я видела великолепие добрых духов. Видела их в покое в мягком сиянии. Мне не хотелось беспокоить их, но нужно было найти пропавших людей. Пришлось просить их о помощи, просить рассказать мне, что они знали. Тогда, один повернулся прямо ко мне, и я увидела, что это был дух Софии, глядящий на меня из мягкого золотистого света. Она сказала, что я уже познала истину. Она сказала, что больше нет ничего, что я могла бы узнать здесь.

Магда наморщила лоб.

— Дух Софии? Как мог дух Софии повернуться и обратиться к вам в мире мертвых?

Исидора облизнула губы.

— Потому что она была мертва.

— Что?

Исидора прочистила горло.

— Это было ее последнее путешествие в мир духов. Тогда я поняла, что она не вернется со мной назад из-за завесы. Она дала мне ответ, и он оказался настолько простым, насколько это было возможно.

Магда была потрясена от осознания того, что София, женщина, которую она знала лишь по рассказу Исидоры, умерла во время поисков.

— Что это значит, ответ был настолько прост, насколько это возможно?

Исидора мягко опустила ладонь на руку Магды.

— Это было совсем не сложно. Я поняла это с самого начала. Их там не было. Духов тех людей не было в загробном мире. В этом и заключалась простая истина.

— Если простая истина заключается в том, что их нет там, в загробном мире, тогда это означает, что их души до сих пор здесь, в этом мире, что они еще не перешли в мир духов.

Единственным ответом Исидоры был лишь намек на улыбку.

Глава 32

Магда не могла поверить своим ушам.

— Вы именно это имеете в виду? То, что души всех этих людей все еще здесь, в этом мире? Ведь если их действительно нет в мире мертвых, тогда они могут находиться только здесь, все еще в нашем мире, все еще с нами. — Она поймала себя на том, что оглядывает комнату, почти ожидая увидеть духов, парящих вокруг нее. — Вы именно это имеете в виду?

Исидора на мгновение сжала губы, но потом наконец ответила.

— Боюсь, это так. Дело в том, что, хотя эти люди и умерли, их духовное начало, их души, еще не смогли перейти туда, где им положено быть.

Магда не знала, как это возможно, если это вообще возможно. Ей пришло в голову, что они могли перейти в мир иной, но потом кто-то вытащил их обратно.

Но почему?

Она устало провела рукой по лицу. Боялась представить мотивы подобных деяний. Не могла даже вообразить их результаты, последствия. Ее голова кружилась от мыслей, спутанных в клубок. Исидора продолжила рассказ, так что Магде не пришлось ее просить.

— Потом дух Софии подлетел ближе. Она раскинула руки, подобно пикирующему ястребу, чтобы остановиться прямо передо мной. Хотя я и знала Софию, но пришла в ужас и почувствовала, что застыла на месте, неспособная пошевелиться. Глаза духа — глаза Софии — пылали тем же светом, что окутывал ее. Она посмотрела на меня из преисподней и сказала: «Ты нашла истину, которую искала». Я не знала, что мне делать. Как бы в ответ ее дух подплыл еще ближе, прямо к моему лицу, и сказал: «Найди их!». В этот страшный миг я получила ответ, который искала, ответ на все, что нужно было знать. Тогда я поняла, что должна делать. Я вернулась, узнав правду, которую отправилась искать. Вернулась говорящей с духами, но вернулась без духа женщины, которая научила меня. Вернулась на ее место, заняв его. София лежала мертвая рядом со мной в центре Благодати, ее рука сжимала повязку на глазах, которую она использовала, когда учила меня быть говорящей с духами.

Магда понимала, насколько Исидора привязалась к Софии. Она видела скорбь, начертанную на незрячем лице собеседницы. Ей было ужасно жаль Исидору из-за того, что поиск ответов стоил Софии жизни.

— Мне жаль вашу подругу.

Исидора отстраненно улыбнулась.

— Да, в итоге она оказалась хорошим другом во многих отношениях. Она помогла мне узнать, что нужно делать, чтобы помочь моим людям.

Магда вскинула голову.

— Вы хотите сказать, узнав это, решили, что теперь ваш долг заключается в том, чтобы… в чем? Каким-то образом сопроводить затерянные души в потусторонний мир?

— Я хочу сказать, что тогда поняла, что битва не окончена только из-за того, что я заглянула в загробный мир и узнала часть правды. Война, начавшаяся с убийства жителей моего города, только разгоралась. Тогда я осознала, что стала воином в этой битве.

— Но вы же…

— Так же, как и вы здесь, потому что вы стали воином.

— Я?

Исидора повернулась к Магде так, как будто могла заглянуть ей прямо в глаза, точно так, как Магда представляла себе взгляд духа Софии в глаза Исидоры.

— Вы были женой Бараха, но после того, как он умер, тоже ищете ответы на беспокоящие вас вопросы. Вы тоже пришли сюда, к говорящей с духами, потому что нужно узнать правду. Вам тоже нужны ответы с того света, как они были нужны вашему мужу. Вы так поступаете потому, что в вас есть дух воина. Хотя вы не обладаете даром, у вас есть знания, способности и сердце, дающие уникальные возможности. Вы можете полагать, что кто угодно смог бы повторить ваши поступки, такие как противостояние Совету, но на самом деле они бы этого не сделали, они бы просто не смогли. Только вы смогли бы совершить то, что совершили, и сейчас вы, возможно, единственная, кто может раскрыть ужасную правду. Не ошибитесь, Магда Сирус, враг боится вас, и вовсе не зря, даже если вы об этом не знаете.

— Боится меня?

— Да. Из-за той роли, которую вы приняли. Придя сюда в поисках способа выяснить истину, вы тоже оказались воином. Вы также стали представлять собой угрозу для них.

Магда слишком хорошо помнила, как сноходец, скрываясь в ее разуме, недавно пытался убить ее.

— Пожалуй, так и есть. Я не думала об этом подобным образом, но, видимо, так и есть. Я даже не одаренная, но они все равно по какой-то причине не хотят, чтобы я искала истину.

— Иногда путешествие в поисках истины заводит нас туда, куда мы совсем не ожидали попасть, — сказала Исидора. — Но совершенно необходимо, чтобы по этому пути шел именно избранный, ведь мы сражаемся с теми, кто может проникнуть в наш разум и украсть наши души. Возможно, они как-то догадываются, что вы именно та избранная, поэтому и боятся вас. А раз они вас боятся, значит, придут за вами.

Магде было нечем возразить. С того самого дня на верху внешней стены Замка, когда она решила, что хочет жить, она знала, что ищет что-то чрезвычайно важное.

Глава 33

— И куда же привело вас путешествие в поисках истины после того, как вы возвратились и нашли тело Софии? — спросила Магда.

Исидора нежно погладила шелковистую спину кошки, свернувшейся между ними.

— После того, как я похоронила Софию, осталась в ее доме на некоторое время, совершив несколько путешествий в мир духов. Совершая это, поняла, что мое сражение не в мире духов, а здесь, в мире живых. Я знала, что обязана найти поддержку там, где сосредоточена наша борьба.

— Вы отправились на встречу с Советом, — предположила Магда.

Исидора утвердительно кивнула.

— Я пришла рассказать о том, что знала. Просила слова на закрытом заседании. Чувствовала, если моя информация распространится среди людей, не понимающих такие вещи, может начаться паника. Я хотела говорить лишь с другими одаренными, только с теми, кто хоть немного понимал работу говорящей с духами. Наконец, я оказалась на закрытом заседании в палатах Совета, ожидая своей очереди. Думала, что такое заседание будет более закрытым, чем оказалось на самом деле. Даже на закрытом заседании оказалась большая толпа важных людей. Каждый из них, казалось, пришел сюда с новостями, отчетами или беспокойством по поводу войны.

Сначала выступили несколько офицеров с секретными отчетами о сражениях, а также с деталями разведки, которые удалось выяснить. Я слышала лишь обрывки речей, но поняла общий характер их докладов. Затем несколько волшебников рассказали информацию о новом магическом оружии против нас. Я также слышала только обрывки, но и они были достаточно пугающими. У других одаренных были предложения, которым было необходимо утверждение, в основном насчет нашего собственного оружия. Некоторые из офицеров и волшебников, докладывая о действиях врага, склонялись и говорили тихими голосами, подходя ближе к советникам, слушающим в каменной тишине то, что я не могла. Хотя, мне даже не нужно было слышать это. Я могла читать беспокойство на лицах советников, беспокойство, что война идет не очень хорошо. После отчетов о войне, старый волшебник, стоящий в очереди недалеко от меня медленно вышел вперед, когда пришла его очередь, и долго говорил о необходимости создания другой сильфиды, чтобы ускорить передачу информаций из разных мест для опережения противника.

Магда почувствовала отвращение от одной идеи создания другой. Она была не в восторге от сильфиды. Как она считала, даже одной было слишком много. Магда заставила себя продолжить слушать историю Исидоры.

— Старейшина Совета был уважителен, но сказал, что создание сильфиды потребовало огромных усилий и закончилось тем, что вызвало проблему, которую никто не ожидал. Волшебник начал отстаивать свое мнение, но старейшина прервал его, напоминая, что когда началась война, враг проник в Замок именно через сильфиду.

Магда очень хорошо помнила последующую резню. Барах приказал одному одаренному всегда охранять сильфиду, чтобы предотвратить попытки кого-либо снова атаковать их с этой стороны.

Она знала одного из волшебников, Куинна, кому поручили одиноко стоять на страже около сильфиды. Он вырос с Магдой в Эйдиндриле. Охранять сильфиду было унылым занятием, но Куинн считал иначе. Он сказал, что это давало ему времени для ведения дневников. Он обожал записывать детали событий, происходящих в Замке, информацию о знакомых ему людях, а также собственные мысли о политических интригах. Магда спросила, сможет ли она когда-нибудь прочитать его дневники. Он пообещал, что сможет, но предупредил, что ей станет скучно.

— Старый волшебник не знал об этом прорыве и погрузился в оглушительную тишину, — продолжила Исидора. — Они поблагодарили его, но отклонили запрос. Вместо этого, они сказали ему создать дополнительные путевые дневники, чтобы помочь решить проблему коммуникации. Сразу после того, как старый волшебник откланялся и ушел, следующий в очереди человек, прямо передо мной нетерпеливо выступил вперед. Он носил красивый меч — редкость для волшебников. Поэтому я обратила на него внимание. Еще он не носил обычной робы, как у большинства волшебников.

Так как я была следующей в очереди, я смогла услышать весь разговор. Лица членов Совета испортились при виде молодого человека. Один из советников спросил: «Что на этот раз, Мерритт?»

Магда помнила это имя. Волшебники, с которыми они с Тилли столкнулись в темных проходах сегодня, сообщили, что Мерритт только что послужил причиной смерти еще нескольких людей. Они были раздражены отказом Мерритта помочь.

— Меритт поведал Совету, что сейчас он уверен в собственном методе создания человека, который может добиться правды. Он сказал, что это достижимо. — Исидора склонила голову к Магде. — Это привлекло мое внимание.

Это так подействовало и на Магду, но по другой причине. Магде никогда не нравилась идея изменения людей с помощью магии.

— Совет лишь кратко выслушал его, перед тем как перебить словами о том, что они уже раньше слышали его предложение и, по их мнению, идея была за гранью возможностей любого из волшебников. Мерритт утверждал, что с тех пор, как он говорил с ними в последний раз, он изучил каждую сторону процесса и затем проработал огромный цикл проверки сетей, чтобы убедиться, что был прав. Он сказал не только о том, что это было достижимо, но и о том, что он сможет этого достигнуть. Сказал, что результат может оказать решающее значение, и необходимо заняться его предложением.

Они согласились с теоретическим значением задачи, но спросили, если он считает, что такое возможно, почему до сих пор не создал это? Почему до сих пор не достиг успеха в выполнении такой вещи? Мерритт ответил, что для начала ему нужно несколько сокрытых астрономических расчетов для завершения процесса, а затем доброволец. Они спросили, о каких же астрономических расчетах он говорит. Я не смогла расслышать его ответ, но несколько членов Совета рассмеялись. Другой в ярости ударил кулаком по столу и сказал Мерритту, что он сошел с ума. Мерритт не испугался, когда они сообщили ему, что существование таких шаблонов было лишь предположением. Ясным, спокойным голосом он сообщил им: он знает, что делает. Он сказал им, что благодаря его исследованиям, смог выяснить, что такие скрытые счисления обязаны существовать. Сказал, что был уверен: формулы времен до перемещения звезд уцелели. Сказал, что, по крайней мере, должны быть графики для разрыва седьмого уровня, из которых он смог бы построить свои собственные шаблоны. Мерритт убедил их, что если сможет получить остальное из необходимого, то создаст оружие, человека, который безошибочно отличит истину от любой лжи.

Все члены Совета начали говорить одновременно. Старейшина прервал их и сказал Мерритту, что исходя из того, что он услышал и что он знал, попытка создать такое оружие может привести к смерти человека. Он сказал, что враг идет на такие риски ценой жизней, но мы нет. Мерритт не ответил. Он стоял прямо и позволял другим советникам точно так же осуждать его идеи. Из того, что они говорили, я не была уверена, что Совет даже понял идею Мерритта. Его слова были выше моего понимания, но я была в состоянии понять в них блеск его ума. Однако я не знала достаточно, чтобы судить о правильности требований Мерритта. Совет точно не думал о них благосклонно.

Старейшина спросил, был ли он прав об опасности для человека. Мерритт некоторое время молчал, а затем тихо сказал, что уверен в способности сделать это, но всегда честно предупреждал о присутствии риска летального исхода. Затем спросил, сколько еще людей умрет без его оружия. Советники сели обратно в кресла, неспособные, или не склонные к разговору. Наконец старейшина вновь приподнялся и сказал, что они ничем не смогут ему помочь, так как они даже не знают, существуют ли расчеты для разрыва седьмого уровня, но даже если и существуют, Совет ими не владеет. Тогда Мерритт сказал, в случае если Совет не сможет обеспечить его формулами вершины, в которых он нуждается, ему придется идти к самому Первому Волшебнику. Несколько советников рассмеялись и предложили ему попробовать.

Теперь Магда знала, почему она признала имя Мерритта, когда услышала его в коридорах на пути к говорящей с духами. Она помнила день, когда Барах пришел домой после встречи, которая расстроила его. Магда спросила, что его беспокоит. Он стоял у окна, долго глядя на луну, прежде чем, наконец, сказать, что выдающийся волшебник обратился к нему в поисках некоторых значительных и редких расчетов для создания разрыва седьмого уровня. Магда не знала, что это значит, но в ее голове не было сомнений в серьезности вопроса. Она спросила, дал ли Барах этому человеку все необходимое.

Барах сказал тогда: «Я не могу дать Мерриту необходимые ему формулы. Я хотел бы, чтоб мог, но все расчеты по разрывам заперты в Храме Ветров, вне досягаемости, в подземном мире».

Магда узнала, из истории Исидоры, что Мерритту не суждено было получить то, в чем он нуждался, посетив Первого Волшебника.

— Наконец, — продолжала Исидора, — старейшина предложил Мерритту работать над меньшими задачами до тех пор, пока он не придет к чему-нибудь стоящему, чему-нибудь не за пределами возможностей.

Когда Мерритт проходил мимо меня на пути к выходу, я могла видеть, что его челюсти и зубы стиснуты. Кулак крепко сжимал витиеватый эфес меча. Мне было его жаль, потому что в его голосе я услышала что-то, что мне понравилось.

Магда оправилась от мыслей и взглянула на женщину.

— О чем вы?

Исидора пожала плечами.

— Не знаю. Искренность. Компетентность. Я могу сказать, что он знал, о чем говорит, хоть даже Совет и не принял его всерьез.

— А его глаза…

— Что с его глазами?

Исидора смущенно пожала плечами.

— Не знаю. Они были необычного цвета: зеленый оттенок присутствовал в глазах, орехового цвета. Но это было то, что я смогла увидеть в глазах, завороживших меня. Когда он взглянул на меня, я резко замерла под его взором. Он будто бы заглянул мне прямо в душу. Даже несмотря на то, что он молча сердился на отказ Совета, в его глазах было что-то доброе. Сквозь его злобу на них, я могла видеть сочувствие.

Даже в мягком свете свеч, Магда увидела, что Исидора покраснела.

— Он дал вам почувствовать себя в безопасности, — предположила она.

Исидора кивнула.

— А я волновалась за него. Думаю, они ошибались, не понимали его истинных способностей, потенциала. Я думаю так, потому что я — молодая колдунья, и знаю, что значит, когда люди не воспринимают тебя всерьез, в то время как ты знаешь, о чем говоришь. София восприняла меня серьезно, но мало кто еще так делал.

— А что насчет вашей встречи с Советом? — поинтересовалась Магда. — Они согласились помочь вам?

Исидора глубоко вздохнула.

— Когда пришла моя очередь, Совет посочувствовал моей истории, но его члены сказали, что ничем не смогут помочь этой трагедии. Подозреваю, они даже не полностью поверили мне. Я не могу сказать, что виню их. Большинство людей, даже большинство волшебников, не знают много о подземном мире, поэтому Совет не мог понять значение, опасность того, что я говорила им, более чем они могли проникнуть в суть того, что сказал им Мерритт. Мой отец понял бы, но эти мужчины не посвятили жизнь изучению подземного мира, как он. Взгляд Совета была таким трагичным, каким только мог быть, так как люди Гранденгарта были мертвы, им было уже не помочь. Старейшина сказал, что им нужно беспокоиться о живых.

Никто из Совета не мог понять, что мое открытие имеет прямое отношение к живым, и в особенности к сохранению их жизней. Старейшина посмотрел мне в глаза и сказал, что у него есть огромное количество важных вещей, за которые нужно беспокоиться. Хоть он и не сказал этого, у меня появилось впечатление, что он попрекал меня за трату их времени. Я сказала, что с усиливающейся войной день за днем, полностью понимаю это, но, как колдунья и говорящая с духами, верила, что с войной нужно сделать нечто существенное, и что моя история каким-то образом связана с этим. Сказала, что здесь происходит нечто большее, чем все осознавали, и что мы в гораздо больше опасности, которую не понимаем.

Магда много раз стояла перед Советом и очень хорошо знала их равнодушие.

— И что они ответили?

— Что ж, после минутного размышления, старейшина отклонился на стуле и предположил, что я, возможно, смогу найти волшебника, желающего мне помочь. Он сказал, что если я смогу найти такого, то могу воспользоваться его помощью. Один из других советников усмехнулся и предложил мне обратиться за помощью к молодому волшебнику Мерритту, что, возможно, я смогу отвлечь его от мечтаний.

Магда боялась, что она слишком хорошо знала, что случилось далее.

Глава 34

— Итак, — сказала Исидора, — учитывая возможность того, что враг мог сделать с собранными телами, чтобы препятствовать отправлению душ этих бедных людей в мир духов, и того, для чего он делает такие ужасные вещи, я решила, что наилучший выход для меня — поиск волшебника Мерритта.

Магде не нравился ход истории, особенно когда она уже знала, что волшебник забрал глаза Исидоры и, видимо, занимался тайным превращением людей с помощью магии в нечто отличающееся от того, кем они родились. Она знала, что несколько таких изменений были относительно небольшими, но другие, такие как сильфида, являлись чудовищными.

— Выспрашивая, где найти Меррита, я начала понимать, что люди не смеялись над ним, как это делал Совет. Люди боялись Мерритта.

Магда была удивлена такими новостями, особенно учитывая то, как Совет отказал ему.

— Боялись его? Вы имеете в виду, потому что он превращал людей в оружие?

— Ну, да, в некоторой степени, но на самом деле не только поэтому. Они боялись, потому что он творец.

— Творец? — Магда склонилась ближе. — Вы уверены?

Она знала, что деятельность таких волшебников всегда пугает людей, и не без причины. Она также знала, что истинные творцы существовали крайне редко, а их взгляды, как правило, спорные. Она лучше начала понимать, почему Совет не захотел сотрудничать с Мерриттом.

Исидора кивнула.

— Это один из его талантов. Он производит все что угодно, начиная от изысканных кожаных переплетов, тяжело облекающих магические книги, и заканчивая грудами острого оружия, которое рубит так, как не может сталь, и сложными металлическими творениями, которые я не смогу описать, а буду только удивляться ими. Он даже вырезает красивые статуи из мрамора. Его комната была усеяна множеством металлических предметов, разбросанных по полу вокруг статуй и сваленных в кучу в углах. Там были ножи, нагроможденные на столах и мечи аккуратно уложенные друг на друга. Я никогда не видела ничего подобного в жизни. Это немного напомнило мне одну из кузниц, которые я видела, только более чистую и, не знаю, усовершенствованную, что ли.

Магда улыбнулась.

— Мне знакомы предметы, оставленные в углах. Мой муж был творцом, хотя я редко слышала, чтобы его так называли.

— Серьезно? — спросила Исидора. — Барах был творцом, так же как и Боевым Чародеем?

Магда кивнула.

— Когда я его встретила, он уже был Первым Волшебником, поэтому люди обращались к нему по титулу, и думали, как о лидере.

По сути, люди стеснялись называть его творцом, поэтому им было легче обращаться к нему «Первый Волшебник».

— Несмотря на его долг и ответственность, — сказала Магда, — Барах всегда создавал предметы. Он часто сидел за рабочим столом поздно ночью и создавал самые замысловатые вещицы, какие я когда-либо видела, хотя знала, что некоторые из этих вещей, несмотря на красоту, на самом деле смертельно опасны. Вскоре после того, как мы поженились, я спросила его, почему со столькими обязанностями и делами, которые нужно выполнять, он тратит время на сидение за столом и создание предметов. Тогда Барах улыбнулся и сказал, что он творец и вынужден создавать их.

— Творец, — сказала Исидора. — Они такие. Творчество в больших и малых размерах определяет их природу во всем, что они делают.

Когда Барах впервые упомянул, что он творец, Магда призналась, что хоть и слышала слухи о «творцах», на самом деле знала о них мало. В то время многое, что он делал с силой, было для нее таинственным. Он терпеливо объяснил ей, как дар проявляется по-разному у различных людей. Он сказал, что дар Боевого Чародея содержит в себе множество этих отдельных элементов.

Магда была удивлена. Она всегда думала, что быть Боевым Волшебником, это само по себе уникальный талант. Она помнила, как он улыбался и говорил, что мощь Боевого Чародея это не единственная способность, но сила фактически возникает из сочетания разных компонентов.

Он объяснил, что иногда пророчество ведет Боевого Чародея. Если борьба того требует, такой человек может нарисовать в воображении план сражения или взять в руки оружие, или направить всю свою ярости в уничтожающую силу, или сделать наоборот, взывать к способностям, чтобы вылечить тяжело раненного. Он объяснял, что в его случае, если оплот и укрепления понадобятся для защиты людей, он сможет построить их, потому что был творцом. Все эти вещи, и многие другие, соединенные вместе, сказал он, образуют его уникальную способность Боевого Чародея.

Однако она вспомнила, как загорелись его глаза, когда он объяснял, что творцы это нечто большее. Они, по сути, были художниками, говорил он, и способность истинного художника была такой же редкой среди волшебников, как и среди тех, кто не обладал даром. И, мечтая о способностях истинного художника, многие люди думали, что обладают ими, но лишь некоторые на самом деле обладали.

По словам Бараха, эта подлинное художественное умение позволяет исключительным творцам использовать магию творческим способом, который другие даже и вообразить не могут. Он сказал, что все новые заклинания, все новые формы магии, все новые способы использования заклинаний, были придуманы именно творцами.

Барах сказал ей, когда некоторые волшебники могут создавать вещи, как немногие неодаренные, это является компонентом художественного умения в создании новых предметов, который поднимает их на новый уровень и делает истинных творцов более редкими, нежели истинных пророков.

Это было также частью той причины, по которой люди боялись их. Они не могли постичь того, чего не понимали. К новым предметам вообще зачастую относились подозрительно, в то время как к новым предметам с использованием магии относились с огромным подозрением.

Барах решил, что без творцов магия будет застаиваться, ее размах будет зависеть от случайных открытий и от тех, кто изучает необходимые действия по правилам, формулам и методам. Без способных к богатому воображению, одаренные не смогут расширить магию или воплотить ее в новых формах. Без творцов показывающих им новые способы, новые формы магии, одаренным останется делать лишь то, что делалось ранее.

Магда всегда слышала, что существуют правила и процедуры, которым необходимо следовать, чтобы магия работала правильно. Она думала, что это должно быть так же точно, как выпечка хлеба, что магия работала правильно. Она спросила Бараха, как творцы могут достигнуть правильной работы магии, если они не придерживаются правил, формул и методов.

Он засмеялся и спросил, а как, по ее мнению, все эти вещи появились впервые. Где зародились правила? Откуда появились формулы? Как впервые были открыты методы?

Кто сотворил первый щит? Кто первым использовал дар для восстановления сломанной кости? Кто первым использовал огонь волшебника?

Творцы, сказал ей Барах, впервые поняли все это и даже более. Они создали формы магии, которые впоследствии другие продолжили перенимать, копировать и использовать. Таким образом, что сначала было удивительным, постепенно стало общим, в конечном итоге приобретая правила, формулы и методы. Но именно творческие способности творцов впервые указали путь. Творцы создают новые рецепты. Те, кто не может владеть магией творчески, вынуждены следовать тому рецепту, который другие дали им.

Магда помнила энтузиазм в его голосе, когда он говорил ей об этом. Изготовление вещей было в его душе. Создание нового казалось ему искрой жизни.

— Барах сказал мне, что без творцов не будет новых заклинаний, и магия навсегда будет ограничена теми простыми вещами, которые бесконечно копировались. Он сказал, что творцам требуется придумывать и создавать то, что никогда не существовало.

Исидора улыбнулась, кивнув.

— Это секрет о магии, который большинство людей, даже большинство одаренных, не понимают. Вещи, созданные творцами, бесконечно имитируются, копируются до тех пор, когда люди перестают думать, откуда такие вещи возникли. Люди, которые всю жизнь жили с определенной формой магии, склонны считать, что она всегда существовала.

— Я полагаю это потому, что истинные творцы, такие как мой муж, встречаются крайне редко.

— Вы исключительная личность, Магда Сирус. Вы, кажется, знаете об этом больше, чем большинство одаренных, с которыми я когда-либо сталкивалась.

— Я бы никогда не поняла этого, если бы Барах не учил меня. Это была тема, близкая его сердцу. — Магда покачала головой, вспоминая некоторые из вещей, созданных Барахом. — Он делал такие красивые вещи. У меня до сих пор хранятся его инструменты. С тех пор, как он умер, я иногда подхожу к рабочему столу и беру их в руки, пытаясь почувствовать частичку мужа.

Исидора улыбалась, слушая.

— Хотела бы я знать его.

Улыбка Магды исчезла.

— Некоторые вещи, которые он делал, пугали меня.

Исидора нахмурилась.

— Правда? Какие, например?

Магда погрузилась в воспоминания.

— В начале войны, Барах создал болезненно красивый амулет из драгоценных металлов, окружающих кроваво-красный рубин. Несмотря на его мастерство, красоту, сложность, этот амулет, в то же время, был окружен значением, которое я даже не смогла хотя бы немного понять. Тем не менее, я знала, насколько важен амулет для Бараха, потому что он всегда носил его. Однажды ночью, после особенно разочаровывающего отчета от одного из волшебников, я нашла его, стоящего у окна и глядящего на луну. Я знала, о чем он думал — как часто бывало, о Храме Ветров в подземном мире. Он сжимал амулет в кулаке. Я спросила, что значит для него амулет, каково его значение. Сначала я думала, он не собирается отвечать. Но потом, западающим в память голосом, он сказал, что амулет олицетворяет танец со смертью. Я была в ужасе от этого. Он сказал, что танец со смертью это путь Боевого Чародея. Я сидела на полу перед ним этой ночью, он стоял, глядя в окно, а я сидела, прислонившись к стене под ним, держа его за руку, в то время как он сохранял личные мысли в тайне и сжимал амулет в другой руке. Он был замечательным человеком, человеком, которого я, во многих отношениях, не думаю даже, что знала по-настоящему. И теперь его нет.

Исидора нежно коснулась ее руки.

Магда встрепенулась от мыслей, чтобы взглянуть на говорящую с духами.

— Я надеюсь, что вскоре вы увидите его дух… по крайней мере, чтобы дать мне необходимые ответы, или хотя бы те, которые помогут найти верное направление.

Исидора сочувственно пожала руку Магды.

— Мы найдем ваши ответы, Магда. Вы найдете путь к нужному человеку, человеку с правильными взглядами.

Глава 35

Магда выбросила из головы мысли о Барахе, возвращаясь к насущной проблеме.

Она не могла заставить себя спросить Исидору, был ли Мерритт тем, кто забрал ее глаза. Она обошла эту тему стороной и спросила о другом, чтобы вернуть разговор обратно к их прежней теме.

— Так что насчет вас? Что случилось с Мерриттом? Смог ли он помочь вам в попытках найти пропавшие души Гранденгарта?

— Ну, я наконец нашла его, — она указала пальцем прямо в потолок, — прямо под южным валом, из всех возможных мест, Мерритт, казалось, обезумел от своих проблем, но был достаточно добр, чтобы впустить меня и выслушать. Он слушал, как и вы, намного более серьезно, чем Совет. Предполагаю, люди примерно вашего возраста, способны воспринять вас куда серьезней. Он много не говорил, когда я рассказала о случившемся. Уставился на свой красивый меч, лежащий на столе, слушая меня. Задал несколько вопросов, хотя, как я поняла из этих вопросов, возможно, он даже больше, чем я, продумывал последствия исчезновения тел и духов из подземного мира. В некотором смысле, его беспокойство заставило меня волноваться еще больше и укрепило убежденность в том, что необходимо что-то делать.

Когда я закончила рассказ, он спросил, что, по-моему мнению, он может сделать, чтобы помочь. Я ответила, что верила: есть угроза, которую каждый игнорирует. Он не стал спорить. Я сообщила ему, что благодаря моим способностям колдуньи и говорящей с духами, думала, что исключительно понимаю проблему, понимаю то, что Совет не воспринял всерьез. Он, казалось, считал так же. Я сказала ему, что верила в причастность врага в изменении мира мертвых, но сначала не могла прийти к поиску истины, пока, наконец, не начала рассматривать свою способность, как способ делать то, в чем раньше никогда не было нужды. Я рассказала ему, как пришла, в конце концов, к понимаю, что необходимо искать мертвых в мире живых и что нужен новый способ использования моих способностей, который я прежде даже не могла себе представить. Вплоть до этого момента, он с огромным интересом слушал то, что я ему рассказывала, но теперь он стал еще внимательнее.

Магда и не сомневалась в этом.

Исидора осознанно улыбнулась.

— Полагаю, я пыталась обратиться к его природе творца, пыталась говорить с ним на языке, который он понял бы и принял во внимание. Казалось, это сработало, когда он неожиданно заинтересовался рассказом. В конце я поведала ему, что пришла, чтобы разобраться в дальнейшем. Я сказала, что мне нужен новый способ видеть, видеть то, что другие не могут, и чтобы этого достигнуть, мне необходимо избавиться от зрения в этом мире. Чтобы видеть, мне нужно сначала ослепнуть. Я сказала, что хочу, чтобы он сделал это. Мерритт был шокирован и разозлен неожиданной просьбой. Он отказался слушать что-либо еще. Проводил до двери и прогнал.

Магда впервые подумала о Мерритте лучше.

— Некоторое время я постепенно привыкала к мысли о смене одного вида зрения на другой и признала необходимость этого. Я привыкла к этой мысли. Но поняла, что это была шокирующая просьба, поэтому на время я оставила Мерритта в покое, чтобы он подумал о моих словах. Знала, ему требуется время, чтобы обдумать все это. Через некоторое время я вернулась к нему. Я хотела бы дать ему больше времени на обдумывание, но знала, что время работает против меня — против всех нас.

Прежде, чем он смог произнести что-либо или прогнать меня, я попросила его сначала сказать мне одну вещь. Он скрестил руки и смотрел на меня, ожидая, когда я задам свой вопрос. Он высокий мужчина, вы больше походите на него, чем я. На мгновение, мне было сложно совладать с голосом под пристальным вниманием его ореховых глаз. В конце концов, получилось, конечно, и я попросила его рассказать мне, почему войска генерала Куно забрали тела наших людей. Он смотрел на меня очень долго. Наконец волшебник ответил тихим голосом, что боится даже представить. Я согласилась с ним и попросила у него впустить меня для объяснений.

В итоге он отступил от двери и впустил меня. Я снова сказала, что мне необходимо ослепнуть. Предвидя то, что он мог ответить, прежде чем у него появился шанс, я заверила, что мне необходимо действительно ослепнуть, а не просто завязать глаза, чтобы увидеть скрытое. Объяснила, что ищу ответов на настоящие проблемы и не могу использовать притворство. Мерритт сказал, что если я хочу быть полностью слепой, все, что нужно это лишь выколоть глаза. Я помню, как он наматывал круги по комнате, жестикулируя руками и говорил, что будет видеть кошмары всю жизнь, если сделает такую ужасную вещь. Сказал, что с моей стороны жестоко просить кого-то сделать такое. Он становился все более и более сердитым, расхаживая по комнате. Наконец, он снова попросил меня уйти и сказал, что если я решусь выколоть глаза из-за такой сумасшедшей причине, окажу ему огромную услугу, если буду уверена, что он никогда не узнает об этом.

Пока он держал меня за руку и вел к двери, я сказала, что если он заботится о тех жестоко убитых людях и всех, которых, я боялась, так же убьют, он должен выслушать меня. Настаивала, что он не понимает, о чем я говорю и прошу. Он, наконец, успокоился и отпустил мою руку. Мерритт прислонился к столу, покрытому мечами, аккуратно сложенными на красной вельветовой ткани. Он взял один особенно потрясающий меч с возвышения в центре, крепко схватил проволочный эфес обеими руками и ткнул острием меча в пол. Затем взглянул на меня и сказал, что слушает. Это было предупреждение, что это мой последний шанс.

Я сказала ему, что на самом деле искала не слепоту, а зрение. Когда он нахмурился, я продолжила и заявила, что, конечно, могу ослепить себя, но не смогу дать необходимое зрение, поэтому будет бесполезно совершать такое. Что более любопытно, он немного склонился ко мне и спросил подробности. Я объяснила ему, что быть слепым в этом мире только половина — легкая половина. Сказала, что на самом деле я нуждаюсь в волшебнике, у которого есть достаточно воображения и способности для создания нового вида зрения. Я сказала, что мне нужно быть наделенной особой способностью, способностью видеть то, что никто больше не сможет.

Магда вскинула бровь.

— Полагаю, так как он был творцом, вы полностью завладели его вниманием.

— Так и есть, — подтвердила Исидора. — Он начал осознавать, что я не так сильно прошу его ослепить, как забрать зрение, чтобы заменить его новым, лучшим видом. Таким, о котором никто раньше и подумать не мог. Я рассказала ему догадки, что мое зрение уже забрали враги. Они ослепили меня в плане духов, чтобы я не могла сражаться. Я говорила о получении зрения, с помощью которого буду сражаться. Сказала Мерритту, что нуждаюсь в нем, он должен создать во мне способность поиска духов в этом мире.

Глава 36

Магда наблюдала, как Исидора молча потирала большим пальцем колено, собираясь с мыслями, прежде чем продолжить. Магда не могла представить, что значит быть такой женщиной, в полном одиночестве, преследуемой собственной работой и духами, которые исчезли из подземного царства. Несмотря на то, какой слабой и хрупкой она выглядела, это была женщина с огромной решимостью.

— Я помню последний день с обычным зрением, — наконец произнесла Исидора.

Видя признак мужества этой женщины, когда её подбородок на секунду задрожал, Магда положила успокаивающую руку Исидоре на спину, но ничего не сказала.

Исидора говорила мягко, продолжая историю.

— После предоставления ему всех нужных подробностей, всей информации, которую я знала, как говорящая с духами, и о которой он, скорее всего, не помышлял, я позволила Мерритту начать работу. Я заверила его, что все теперь в его руках и попросила его прийти ко мне, когда он будет готов. Он работал неделями. Я не навещала его. Позволила создавать то, что он хотел, так, как считал нужным. Мерритт ненавидел думать, что ему придется забрать мои глаза, действительно ненавидел, но понимал, что я не просила его ослеплять меня. А просила дать нечто существенно большее, чем то зрение, с которым родилась. Просила зрение, которое мог дать только волшебник-творец.

Магда смотрела на колеблющееся пламя, медленно сгораемые свечи, пытаясь представить себе подобное, представить, как бы она чувствовала себя, если бы должна была подвергнуться изменению Творцом. Она знала от Бараха, что когда волшебник изменяет людей, то после уже нет никакого способа вернуть все назад. Такие изменения не могут быть обращены вспять.

— Однажды посыльный принес записку. Она была от Мерритта, он заявлял, что готов и прибудет в ближайшее время. Спрашивал, готова ли я. — Исидора сделала глубокий вздох, а затем выдохнула. — Помню, как застучало сердце, когда он постучал в мою дверь в тот день. Сердце колотилось, едва не ударяясь о ребра, и каждый стук отдавался в ушах. Мне пришлось остановиться на мгновение, держась за спинку стула, чтобы справиться с дыханием, прежде чем я пошла к двери. Я долго готовилась к тому дню. Готовилась ко всему, что могло потребоваться, бесчисленное множество раз. Ожидание было подобно агонии, но я знала, что торопить его — последнее, что надо делать. Он был нужен мне, чтобы все получилось.