Как пальцы в воде. Часть 2 Горлова Виолетта

Хорошие мозги! Я бы женился на Кейт, если бы она не была ведьмой! Впрочем, такие мысли должны были прийти в голову любому неглупому человеку. Может, я все-таки недооцениваю женский склад ума?

– Вы правильно подметили, мисс Стюарт. Основания для упоминания имени конкретного человека у меня были. Подарок – аллигатор с «начинкой» был отправлен от имени месье Сержа Мореля, хотя истинный месье Серж никакого отношения к нему, безусловно, не имеет.

– Значит, убийца относится к близкому кругу друзей мисс Кэмпион? – спросила «ведьма».

– Скорее, да, чем нет. Просто этот человек должен был знать о романе Лоры с этим мужчиной. Но пристальное, с использованием высокотехнологичных электронных устройств, наблюдение тоже могло бы подсказать преступнику такое решение.

– А как насчет наличия водного следа крокодила на «берегу» бассейна? Ведь робот должен был выползти из воды и занять свое место? – спросил дотошный мистер Парк (работа финансиста, бесспорно, оказывает серьезное влияние на все систему мышления).

– Ну это вообще решается просто: тот же обогрев при помощи встроенного устройства, – ответил я. – Впрочем, все эти моменты могли быть обнаружены вашими экспертами-криминалистами, если бы они потрудились более тщательно расследовать смерть Лоры… – Я посмотрел на Алекса, сделали это и другие.

– Ну… все было и так ясно… Кто мог такое предполагать?! – возмутился Теллер, сразу же поникнув, но ненадолго: ощетинившись, он агрессивно воскликнул: – Тем более пока это только ваши слова, Марк, и никаких доказательств!

– Всему свое время, – спокойно отреагировал я.

– И что вы предприняли, мистер Лоутон, чтобы проверить свою теорию? – Вдруг оживилась Анна Теллер.

– А вы не догадываетесь? – спросил в свою очередь я.

Зал вновь зашумел, наперебой предлагая различные варианты «моего!» поведения. Постепенно, устав перебирать возможные комбинации, все постепенно затихли, обратив свое внимание на напитки.

– Марк, вы, наверно, устроили засаду? – звонко спросила Кейт.

Нет, даже если бы она и не была ведьмой, я не стал бы на ней жениться: жена не должна быть умнее своего мужа.

– Не только, – с сожалением о своих несбыточных мечтах ответил я. – Мне нужны были улики. Я поговорил с родителями мисс Кэмпион. Они разрешили мне провести ночь в доме их дочери. Я приехал туда, едва дождавшись темноты. Проверил особняк на «жучки», но ничего не обнаружил, уверен, только потому, что установленная там электроника была «умнее» и совершеннее моего сканера. Поставил датчики на входных дверях и скрытые камеры. Спустился к бассейну и стал обследовать новые экспонаты. Я встал за спиной у одного аллигатора и успел срезать небольшой кусочек его покрытия, когда услышал сигнал одного из датчиков, находящегося у запасного входа. Проходя по длинному коридору, мне удалось поместить, на всякий случай, отрезанный кусочек в пасть керамической кобры, стоящей в небольшой нише коридора. Я притаился у двери, когда на меня, как мне показалось, обрушился потолок, и меня кто-то вырубил электрошокером. Позже мы с моими коллегами решили, что «падающий потолок» был оптической иллюзией, конечно же, смонтированной… кем-то. Эти фокусы давно практикуются в различного рода развлекательных шоу а-ля Дэвид Копперфильд… – Я вновь сделал паузу и выпил почти стакан воды. – Очнулся я среди ночи в какой-то могиле, на заброшенном кладбище. Меня оставили в живых, но при мне не было даже мобильного телефона. Не буду тратить время на рассказ о своем возвращении домой, кратко могу сказать, что он отнюдь не был усыпан розами. У порога моего коттеджа меня ждали мой рабочий чемоданчик и мобильник.

Благодаря некоторым своим знаниям об ориентировании на незнакомой местности до своего дома я добрался, очевидно, быстрее, чем рассчитывали мои противники. Несмотря на усталость и не очень хорошее самочувствие, я вновь возвратился в дом мисс Кэмпион. Не думаю, что надо описывать вам детали моего следующего похода, скажу о полученных результатах. Просмотрев видеокамеры над входной дверью, я обнаружил то, что и предполагал: они были пусты. Я спустился к бассейну. Все игрушки-крокодилы были на месте. Но на месте того аллигатора, которого я «подрезал» стоял другой, очень похожий, но на нем не было «моего» среза. Я специально тогда стал за спиной крокодила, чтобы камера этой игрушки не могла засечь мои «хирургические «потуги. Я снял часть «кожи «и с этого синтетического зверя. Мне хотелось, конечно, обнаружить следы пребывания в доме и моих «анестезиологов». А то, что их было минимум двое, у меня не вызывало сомнений. Пока один отвлекал меня у запасного входа, другой проник через через другую дверь, «погасив «специальным устройством сигнал моего датчика. Мне повезло: я обнаружил волос на одном из крокодилов. Впрочем, он мог и не иметь какого-либо отношения к преступникам. Все забрав, в том числе и улику, оставленную в пасти кобры, я облегченно вздохнул: подтверждение моей версии, можно сказать, состоялось. Самое главное, я мог сказать, как убили Лору, но не мог сказать, кто за этим стоял. – Почувствовав усталость, я нехотя признался: – Полагаю, что не стоит рассказывать все этапы нашего расследования. Боюсь, на это уйдет не только целый вечер, но и ночь. Я осознавал, что найти убийцу журналистки будет возможно только в том случае, если мы поймем суть событий, случившихся с французской актрисой Мишель Байю. Как вы помните, она тоже умерла в результате несчастного случая при невыясненных обстоятельствах. Хотя расследовать ту давнюю смерть мне представлялось очень сложным, почти невозможным делом… Если тогда, можно сказать, по горячим следам, следствие не смогло сделать ясный вывод о случившемся, то что ждало меня сейчас? Я обратился за помощью к мистеру Тодескини.

– Простите, мистер Лоутон, а чем конкретно занимается ваш помощник, мистер Тодескини? Вы так и не рассказали об этом, – хрипло проговорил Кристофер Парк.

– Видите ли, я не очень силен в компьютерных технологиях. А как вы понимаете, поиск информации двадцатидвухлетней давности требует достаточных знаний в этой сфере.

Так вот, мы полетели с мистером Тодескини в Париж, где проживала когда-то мадемуазель Байю. Не буду останавливаться на всех деталях расследования, расскажу о самом важном. Нам удалось разыскать родственников погибшей актрисы. А затем мы выяснили, что незадолго до своей смерти актриса родила двух дочерей, одной из которых и является Кристель Ферра. Как видите, мисс Кэмпион проявила незаурядную наблюдательность и проницательность, сделав вывод о возможном родстве этих актрис.

– Так вам удалось выяснить, что случилось с матерью мадемуазель Ферра? – отозвалась Минерва.

– Да. Но могу честно сказать, что прямых улик, указывающих на ее убийцу, у нас нет, имеются только косвенные. Хотя у нас и не было цели наказать преступника за то убийство. Просто его расследование привело меня к пониманию настоящих событий, непосредственно касающихся смерти Лоры Кэмпион. – Замолчав, я вновь потянулся за водой. И все время, пока ее пил, наблюдал, как возбуждение, охватившее сидящих в зале людей, пронизывает атмосферу окружающего пространства лучами самых разных чувств и эмоций, доминирующих из которых оставалось все то же – жгучее любопытство, но оно включало в себя целую гамму оттенков: мимолетного интереса, праздного, исследовательского… В гуле голосов, витающих в воздухе, звучали неглупые вопросы, фантастические предположения и даже готовые версии, хотя далеко не все участвовали в спровоцированной мною дискуссии. Молчали те, кто знал о многом, если не обо всем.

– А почему убили мадемуазель Байю? – выступил в качестве моего оппонента, видимо, по общему молчаливому согласию, Стюарт. Чему я был только рад. Кристиан постарается не оставить от моих доводов камня на камне, о более скрупулезном противнике можно только мечтать. Кроме того, он возглавлял другой, весьма немногочисленный, лагерь в конкурентной борьбе местной элиты.

– Очень нужный вопрос, мистер Стюарт, – заметил я. – Человечество придумало не так уж много мотивов, дабы убивать себе подобных. И этот случай не является исключением, но я не могу вам ответить односложно, без каких-либо пояснений.

– По-моему, мы достаточно ждали, чтобы это наконец от вас услышать, – прорычал Алекс.

– Тут мы с вами, мистер Теллер, ступаем на зыбкую почву, – медленно сказал я. – К слову сказать, начало этой истории весьма банально. Красивая молодая девушка, способная и подающая надежды актриса, становится любовницей богатого и женатого мужчины. Через какое-то время оказывается, что мадемуазель Байю ждет ребенка, а после рождения двойни, ее убивают. Теперь, полагаю, круг возможных мотивов сужается. Мисс Кэмпион попыталась расследовать эту обычную, за исключением финала, историю и поплатилась жизнью, потому что некоторые люди, имеющие непосредственное отношение к тем трагическим событиям, отнюдь не хотят, чтобы их семейная тайна стала достоянием общественности.

– Все понятно, – громко перебила меня Эмма, уже вполне ожившая и успокоенная, разумно решив, что ее анонимки – всего лишь легкое дуновение ветерка по сравнению с ожидаемой бурей. – Наверное, ту актрису убила жена любовника, – заявила она. – Это вы, да? – спросила девушка, не скрывая своего острого любопытства и посмотрев как-то по-детски на мадам Виар.

Грустно улыбнувшись, та мягко взглянула на свою двоюродную кузину, с которой до сих пор не была знакома.

– Нет, – ответила Оливия. – Я не могла быть его женой, потому что Генри был моим родным братом…

Пожалуй, тишину, возникшую после ее слов, трудно было бы описать каким-то конкретным определением, но длилась эта пауза недолго. Вновь многие из сидящих стали негромко переговариваться, создавая непривычный на этой террасе шум, однако затем все уставились на вскочившего с места Дэвида Старлингтона.

– Вы… Элис? Живы… Но как?… – несколько растерянно произнес он и тяжело опустился на кресло.

Чуть помолчав, мадам Виар грустно улыбнулась, растерянно пожав плечами.

– Все не так сложно, – голос Оливии предательски задрожал. Нужно было спасать положение.

– Мадам Оливия Виар – младшая сестра мистера Генри Старлингтона, который смог ее разыскать после смерти их отца, сэра Уильяма, – пояснил я. – Тот вычеркнул свою дочь из своей жизни из-за легкомысленного побега девушки с французским рок-музыкантом. Но брат и сестра решили скрыть правду от всех. Мистер Генри сообщил своим родным, в том числе и своей супруге миссис Элизабет, что его сестра умерла. – Я посмотрел на Минерву, но выражение ее лица сохраняло бесстрастность, даже, пожалуй, отстраненность. Тем временем мадам Виар пришла в себя и посмотрела на меня внимательно, мысленно посылая мне импульс, то есть просьбу – заткнуться, что я и сделал с огромным удовольствием, потому что с большим наслаждением приступил, наконец-то, к вожделенной выпивке, хотя основная битва еще только предстояла.

– На самом деле брат недолго меня искал, да я и сама пыталась восстановить отношения с семьей, но Генри был против этого. Отец так и не простил меня, а вы, – она обратилась к своим родственникам, – кузен Дэвид и вы, кузина Эмма, меня и не знали, чтобы печалиться из-за моей смерти.

– Мадам Виар, расскажите, пожалуйста, всем о том, почему ваш брат решил скрыть от своей супруги, что вы живы, да и обо всем остальном тоже не мешает рассказать, – попросил я. – Надеюсь, никто не против? – взглянул я на миссис Старлингтон, которая ни коим образом не выражала своего протеста.

– Можно я не буду излагать подробности, мистер Лоутон?

– Полагаю, никто возражать не станет, – ответил я, пожав плечами.

– Спасибо. Не думала, что мне придется исповедоваться перед такой аудиторией… – едва слышно проговорила Оливия, чуть наклонив голову, но затем вновь подняла ее и обвела всех ясным взглядом, на секунду задержав его на миссис Старлингтон; глядя куда-то в пространство, она продолжила ровным голосом: – Но, видимо, все шло к такому финалу. Генри, не хотел посвящать свою супругу, миссис Старлингтон, во все свои тайны. Когда-то он мне сказал, что не хочет давать ей информацию, которую она сможет обернуть против него самого. И этот принцип мой брат соблюдал и в своей дальнейшей жизни. Поэтому мы решили сказать, что я умерла. Я исчерпывающе ответила на ваш вопрос, мистер Лоутон?

– Абсолютно.

– Марк, а вы знаете, что случилось с другой дочерью актрисы? – вкрадчиво спросил Кристиан. Я попытался понять, что еще, кроме некоторой елейности, прозвучало в голосе Стюарта. Понимание этого пришло мне спустя несколько секунд.

– Знаю, но вы, похоже, тоже знаете и, по-видимому, давно, – полуутвердительно сказал я.

– Да, – ответил он. – И, судя по всему, – мужчина обвел всех внимательным взглядом, – мне придется объясниться.

– Вас, мистер Стюарт, сожгли бы в средневековье, – Джулия бросила на экстрасенса такой страстный взгляд, что Кристиан рисковал воспламениться уже в наше время и даже на прохладной террасе.

– Ничего подобного, мисс Парк. Только логика и никакой магии, – благосклонно блеснув улыбкой, парировал Стюарт. – Не секрет, что у нас с мисс Кэмпион был короткий роман. Она мне рассказала о своем наблюдении, но тогда я не очень-то заинтересовался этим обстоятельством. И только много позже, когда мне удалось попасть на спектакль с участием мадемуазель Ферра, я вспомнил слова мисс Кэмпион, правда, я никогда не видел игру мадемуазель Байю. Зато в мою голову пришла другая, совершенно удивительная, если, не сказать, фантастическая, мысль. И вот теперь я понял, что та догадка оказалась абсолютно верной. Особенно очевидным это стало сейчас, когда я вижу этих двух сестер, судя по всему, двойняшек, на этой террасе. – Иронично улыбнувшись, он сделал паузу.

Тишину нарушила Жюльетт Домье:

– А скажите, мистер Стюарт, по каким-таким признакам вы определили сходство?

– Нередко один из разно-яйцевых близнецов внешне похож на отца, а другой – на мать. Мисс Энн Старлингтон похожа на своего отца, мистера Генри, а вот мадемуазель Ферра – очевидно, на свою мать, Мишель Байю. Но у девушек очень похожа тембральная окраска их голосов, чуть низкая и чувственная. К сожалению, я не успел об этом открытии рассказать Лоре…

Я посмотрел на Элизабет Старлингон, но, видимо, она была готова к таким разоблачениям, и у меня мелькнула шальная мысль: а не сама ли она их подготовила?…

Пауза затягивалась, никто, очевидно, не жаждал задавать Минерве какие-либо вопросы. Стоит ли подвергать себя риску из-за праздного любопытства? Впрочем, некоторые из присутствующих, безусловно, молчали не из боязни. Надо было брать огонь на себя.

– Скажите, мадам Виар, а вы говорили со своим братом о Мишель Байю, его любовнице? – спросил я.

– Да.

– Спасибо, – поблагодарил я и посмотрел на Кристофера Парка.

– Мистер Парк, – обратился я к финансисту, – вы долгое время являлись другом и партнером сэра Уильяма Старлингтона. Вы можете вспомнить его завещание, в частности факт, касающийся наследников его старшего сына мистера Генри и его супруги миссис Элизабет.

– Я с удовольствием послушаю вашу теорию, мистер Лоутон, – скрипуче каркнул старик после секундного молчания. – Мне многое известно, но не хотелось бы ворошить прошлое без всякой на то надобности… – хриплым голосом произнес семидесятипятилетний мужчина, ясности ума которого могли бы позавидовать выпускники Оксфорда. – Если вы ошибетесь, я подкорректирую. Не люблю, знаете ли, долгое время напрягать свои голосовые связки, – раздраженно заметил он, бросив на меня свирепый взгляд из-под седых кустистых бровей.

– Хорошо, мистер Парк. Уверен, вы знали, что ваш друг и партнер сэр Уильям серьезно болен и не исключал для себя решение изменить свое завещание, если у его старшего сына родится ребенок. Предполагаю, что он мог даже настаивать на этой детали, дразня молодых супругов предстоящим наследством, как кролика морковкой.

– Что вы подразумеваете под этим? – Явный и чуть агрессивный интерес Дэвида был более чем понятен.

– Ваш дядя, – я взглянул на Дэвида, – дал понять своим сыну и невестке, что при появлении у них ребенка, доля их наследования будет увеличена, а ваша часть наследства, мистер Дэвид, и часть вашей сестры – будут соответственно уменьшены.

Взоры всех присутствующих обратились к Кристоферу Парку.

– Это правда, – нехотя подтвердил тот. Он мне говорил об этом.

– Но миссис Элизабет Старлингтон не могла иметь детей, – медленно проговорил я и посмотрел на Минерву, немного изменившуюся в лице, но не утратившую самообладания. – Не буду говорить о причинах такого неприятного обстоятельства, тем более что оно не имеет непосредственного отношения к нашей истории. Просто констатирую факт. Нам удалось найти документальное подтверждение этому. – (Я врал, и сейчас все зависело от ответа Минервы. На допущение, что Элизабет не могла иметь детей, меня натолкнула – совершенно ассоциативно! – телевизионная передача об изнасилованной девушке, вернее, о последствиях такого преступления. Хотя ничего подобного об Элизабет я не знал.) – Впрочем, по большому счету это обстоятельство не играет важной роли в тех событиях. Ведь это так, миссис Старлингтон?

– Да, это так, – бесстрастно произнесла она. – Вы блефуете, Марк, потому что об этой проблеме знали только мы с мужем. И никаких документов, в которых этот факт мог быть зафиксирован, просто никогда не существовало. Но вы правы в том, что это обстоятельство не имеет никакого значения. Какая разница, собственно говоря, по какой причине супруги удочеряют или усыновляют ребенка. – Она замолчала, мельком посмотрев на Энн. – Однако с каких пор эта процедура стала преступлением?

– Никто об этом не говорит, и вы прекрасно это понимаете. Наоборот, это – достойный поступок, но только в том случае, если приемные родители искренне любят своего усыновленного дитя, – ответил я.

– Вы хотите сказать, что я и мой муж не любили и не заботились об Энн? – спокойно, без тени возмущения спросила Элизабет.

– Как хорошо вы сказали… возможно, мистер Генри и любил свою дочь, а что касается вас – не уверен. Безусловно, заботились, хотя и весьма своеобразно.

– Мы собрались здесь, чтобы оценить мои методы воспитания? И если посмотреть на Энн, то, пожалуй, мне можно поставить неплохую оценку, – иронично усмехнулась Минерва.

– Склоняюсь к мысли, что нам все же придется обсудить ваши новаторские разработки в педагогических приемах воспитания подрастающего поколения, – холодно прокомментировал я ее речь.

– О чем вы говорите, Марк? – вполне естественно удивилась женщина.

– Миссис Старлингтон, если мы будет постоянно уходить от цели нашего собрания, боюсь, не закончим до утра. Мы поговорим об этом позже, – сказал я, понимая, что уже сам не соблюдаю намеченный нами план предстоящих разоблачений. Нужно было перестраиваться на ходу, за неимением необходимого количества времени я просто не успел хорошо подготовиться к сегодняшнему собранию.

– Мистер Лоутон, у вас не хватает мужества сказать нам об убийце мисс Кэмпион? – спросил Кристиан, язвительно улыбаясь и не скрывая своей агрессивной насмешки.

– Как раз к этому перехожу, – зло ответил я, понимая, что он не так далек от истины. Подождав, пока бег крови в жилах замедлит свой темп, я вновь твердо посмотрел на Минерву. Странно, но на ее лице я прочитал спокойную отстраненность. – Услышав от своей приятельницы Лоры о ее теории возможного родства Мишель и Кристель, вы, миссис Старлингтон, решили сами в этом убедиться. Вы же неплохо в свое время изучили мадемуазель Байю, не правда ли? Конечно, сходство могло быть обусловлено и обычным совпадением: мало ли в мире похожих людей. Далее я расскажу о своих предположениях, хотя на самом деле все могло быть по-другому, но сути это не меняет. Скорее всего, вы, миссис Старлингтон, посмотрели спектакль с Кристель в главной роли, и заметили то, чего не заметила мисс Кэмпион, потому что она практически не общалась с вашей дочерью. Да, собственно говоря, журналистка почти не обращала внимание на молчаливую недалекую девочку-подростка. У повзрослевших мисс Старлингтон и мадемуазель Ферра их голоса тембрально стали действительно похожими, да и во внешности обеих девушек можно было проследить определенное сходство. Но самое главное – бесспорно, тест на ДНК. В итоге, уверен, вы убедились в том, что девушки – родные сестры. Акцентирую внимание всех, что у меня есть документальные подтверждения практически всех наших выводов. – Все это время я смотрел на Минерву, но боковым взглядом, несомненно, заметил, с каким трудом сдерживает эмоции Фред Хантер: его широкие ноздри раздулись, как у скаковой лошади, темные глаза метали молнии, чуть загорелая кожа лица стала приобретать багровый оттенок. С такой быстрой возбудимостью Кербер рисковал не дожить до преклонных дней. Это обстоятельство меня весьма поразило: обычно он не терял самообладания. Очевидно, я очень близко подошел к опасной черте, в общем-то, мне это и так было известно.

– Вы хотите сказать, что миссис Старлингтон, удочерив одного ребенка, второго отдала в монастырский приют? – спросил Фред, зло усмехнувшись и немного успокоившись. Рассказ детектива вызвал у него панику. Уже давненько ему не приходилось принимать на себя таких неожиданных ударов, а за время своей, почти спокойной, жизни и работы у Элизабет он подзабыл способы их достойного отражения. И сейчас мужчина лихорадочно искал выход из сложного переплета, в который они попали, и пытался любыми методами выиграть время и понять, что еще знает Лоутон и Ко.

Вопрос Хантера меня удивил своим отнюдь не умным выводом. А он не относится к категории глупцов. Значит, причина – в другом. Конечно, он обо всем знал и сейчас разыгрывает недоумение. Интересно, для чего? Выиграть время? Похоже. Скорее всего, Кербер не ожидал, что мы сможем до этого докопаться. А ведь за высказанным мною предположением могут последовать и более серьезные обвинения, поэтому Фред пытался «подстелить соломку». Эти размышления заняли у меня несколько секунд.

– Странный вы сделали вывод, мистер Хантер. Проще было бы предположить, что миссис Старлингтон не знала о втором ребенке, что, думаю, является правдой. – Я вопросительно посмотрел на Минерву.

– Да, это так. Пока вы не допустили ошибок, мистер Лоутон, – резюмировала женщина, поощрительно глядя на меня.

В другом случае я мог бы расценивать эти слова как комплимент, но сейчас эта фраза заставила работать мое воображение в неприятном для меня аспекте: почему-то мне представилась картина акульего сражения, которое мы наблюдали совсем недавно.

– Не могу сказать, что именно вы знали о мадам Виар… – бросил я пробный шар.

– Я потом расскажу об этом, – спокойно ответила Элизабет. – Продолжайте свой рассказ, мистер Лоутон. Надо сказать, весьма занимательный.

– Странное определение вы к нему подобрали, миссис Старлингтон. Не уверен, что преступление бывает занимательным.

– О каком преступлении идет речь, Марк? – удивилась женщина, приподняв брови и чуть насмешливо пожав плечами.

– Вы правы, миссис Старлингтон, пока – ни о каком. Я продолжу… с вашего разрешения. Но мне хотелось бы вкратце описать некоторые особенности вашей личности, чтобы попытаться раскрыть мотивы ваших поступков.

– Ого! Звучит соблазнительно. – Она обвела взглядом своих гостей: по-видимому, с ней согласились все, включая и обслугу. Она молча кивнула.

– Я о вас очень высокого мнения, миссис Старлингтон, – сделал я комплиментарный первый ход очень искренне. – Вы действительно незаурядная личность. И это ваше качество проявлялось, не сомневаюсь, с ранних лет. Но вне зависимости от половой принадлежности личность, обладающая подобной целеустремленностью и амбициозностью может управлять своими эмоциями (хотя женщинам это удается все же сложнее по многим причинам). По некоторым наблюдениям, и не только собственным, я сделал вывод, что ваш брак с мистером Старлингтоном был скорее удачным предприятием, чем союзом двух любящих сердец. Этот ваш совместный шаг был хорошо продуманным ходом. Вы отличный администратор, мистер Генри – талантливый ученый. Почему бы не объединиться таким выдающимся людям для общего блага и процветания семейного бизнеса? А любовь – понятие быстротечное, для успешного брака совсем не обязательное. Я просмотрел некоторые печатные издания тех лет и могу сказать, что мистер Генри отнюдь не был аскетом в отношении женского пола, даже с учетом тщательного «просеивания» мною хроники светской жизни тех времен, дабы отсечь «желтизну «и преувеличенность статей. Впрочем, ничего порочащего честь вашего покойного супруга я не нашел даже в желтой прессе. Полагаю, вы прощали своему супругу его многочисленные интрижки. Подозреваю, что вы сказали ему о своей невозможности или нежелании иметь детей. А вы и ваш муж не хотели отказываться от дополнительной и совсем не малой доли наследства. Поэтому, когда любовница вашего мужа, Мишель Байю, вдруг забеременела, вы с ним решили уговорить актрису отдать вам ребенка на воспитание. Все-таки мистер Генри был биологическим отцом этого дитя.

– С какой стати я должна была раскрывать нашу семейную тайну? – спокойно и без толики возмущения спросила женщина.

– Не должны были, конечно, но и заходить так далеко, пытаясь это скрыть, вы тоже не имели ни морального, ни юридического права, – ответил я, мысленно размышляя, надеется ли миссис Старлингтон выйти сухой из воды, полагая, что на этом все нелицеприятные разоблачения завершатся. Но, к моему искреннему сожалению, для нее это было не так. – Подозреваю, мадемуазель Байю вполне устроил такой расклад, – продолжил я свое повествование, – по разным причинам, очевидно, ее привлекал финансовый аспект сомнительной сделки. Впрочем, как оказалось впоследствии, молодая женщина родила двух дочерей. А ваш муж не сказал вам об этом, уже поняв, что не стоит безоглядно доверять своей жене. Как бы то ни было, он не посвятил вас в эту тайну. В скором времени подробнее об этом нам сможет поведать мадам Виар. Но сейчас могу сказать, что мистер Генри стал подумывать о разводе с вами, миссис Элизабет, тем более что сэр Уильям скончался спустя некоторое время после появления в вашей семье малютки Энн. Сейчас мы можем строить только предположения. По крайней мере, о возможном своем разводе он намекал своей сестре. – Я сделала паузу и посмотрел на мадам Виар.

– Да, Генри говорил мне об этом, – подтвердила та.

– Полагаю, вы, миссис Старлингтон, способны пойти на многое, дабы сохранить то, что вам далось посредством немалых усилий. – Я вновь умолк, чуть растерявшись… Мне казалось, что миссис Старлингтон отреагирует более эмоционально, однако она сидела спокойно и даже как-то благодушно, будто только что прослушала сказку со счастливым концом. Я посмотрел на мадам Оливию.

– Мадам Виар, можете ли вы добавить что-нибудь к моему рассказу? – поинтересовался я, мысленно сигнализируя ей о поддержке.

– Пожалуй, совсем немного. Брат говорил мне, что хотел бы развестись с вами, миссис Старлингтон. – Женщина обратила свой взор на лицо Минервы. – Несмотря на то что вы многое сделали для процветания семейного бизнеса… Как-то он мне сказал о вас: «Она утопит меня в своих амбициях». Генри был уверен, что Мишель убили, но как-то конкретизировать свои подозрения не стал. Я только знаю, что незадолго до смерти Мишель, он нанимал частного детектива, чтобы тот выяснил: изменяла ли ему актриса. И детектив обнаружил, что за Мишель ведет слежку еще какая-то девушка, похожая на студентку и проживающая в том же доме. Генри пообещал мне в последнем нашем разговоре, что обо всем расскажет, когда выяснит все точно. Но не успел. – Она чуть развела руками и с сожалением вздохнула. – После смерти брата уже я наняла частного детектива, правда, он только смог подтвердить вердикт полиции, что автокатастрофа была несчастным случаем, ничего криминального в ней не было. Поэтому я не знаю, что выяснил мой брат… и почему умерла мать моих племянниц. – Мадам Оливия замолчала, но взгляд ее потемневших глаз, казалось, застыл в одной точке, где-то в пространстве, находящемся над головами «инквизиторов». В ее взгляде не было обвинения, наверно, прошедшие годы подточили ненависть, приглушили боль утраты и горечь сожалений, и теперь в нем осталась грустное ожидание некой справедливости, которая все равно не станет радостью для опустошенной души. Этот миг, внешне выглядевший как заторможенность рассказчицы, прервала Элизабет:

– Вы хотите меня в чем-то обвинить, мадам Виар? – спросила она пресным, будто речь идет о недожаренном ростбифе, тоном.

– Не думаю, что имею на это право, во всяком случае, в отношении странной смерти Мишель Байю, – так же бесцветно ответила та.

– То есть вы можете обвинить меня в чем-то другом? – Несмотря на смысловую нагрузку вопрос миссис Старлингтон, тем не менее был произнесен равнодушным голосом. При всей этой внешней невозмутимости мне почему-то показалось, что такая безучастность происходит не из-за выбранной Элизабет маски. В этой женщине изначально была заложена эмоциональная холодность и безразличие ко многим факторам окружающей жизни, если они не затрагивали ее личных интересов. Но сейчас-то они затрагивали ее интересы! Почему такая реакция?… – недоумевал я. Что-то здесь не так, – заволновался я, чувствуя, как холодеют мои внутренности. Неужели мы в чем-то ошиблись?

– Мистер Лоутон, я бы хотела закончить это шоу. Даже если я сейчас скажу, что согласна с вашими обвинениями, касающимися той несчастной актрисы… У вас ведь нет ни одной улики против меня, – приветливо улыбнулась Минерва. – Разве не так, Марк?

Конечно, так. Я молчал, чувствуя себя мухой, летящей навстречу лобовому стеклу мчащегося спорт-кара. «Муха», похоже, впав в ступор, забыла, что у нее еще есть время изменить траекторию своего движения.

– Что же касается тайны удочерения Энн, то вы сами должны понимать несостоятельность возможных обвинений… По-моему, вы хотели разоблачить убийцу мисс Кэмпион? – почти нежно спросила Элизабет.

– Я сейчас перейду к этому, – ответил я, ощущая первые признаки своего проигрыша.

– Вам не кажется, Марк, что вы непозволительно долго собираетесь это сделать? – язвительно спросил Теллер, заметно повеселевший после порции виски. – И потом, если вы подозреваете миссис Старлингтон в тех чудовищных преступлениях, о которых вы нам рассказали, то как вы можете объяснить тот факт, что именно миссис Элизабет и нанимала вас провести расследование смерти мисс Кэмпион, при этом попросив меня оказать вам содействие и помощь? Или миссис Старлингтон стала испытывать угрызения совести? Какой-то оксюморон получается. – Негромко, но самодовольно рассмеялся он, посмотрев на Минерву, а затем довольным взглядом обвел взглядом всех остальных гостей, как бы приглашая их присоединиться к его веселью.

(За одну эту фигуру речи – «оксюморон», прозвучавшую в устах Теллера, мне можно было аплодировать. По-видимому, все гости так бы и сделали, если бы не массовый ступор.)

Никто не стал поддерживать радость инспектора, но взоры всех присутствующих дружно сфокусировались на мне, и не могу сказать, что они несли благоприятную энергетику. Конечно, мне было известно, что предстоит очередной нелегкий монолог, хотя я по своей натуре в большей степени – «адвокат», нежели «прокурор». Я должен был призвать к ответу людей, которых ранее уважал и ценил, и они, казалось бы, отвечали мне тем же. Искренне считая, что эти люди не способны на подобные преступления, я был серьезно удручен нашими неприятными открытиями, и это обстоятельство не могло не огорчить меня и не испортить морального удовлетворения от успешного окончания сложного расследования. Похоже, мне теперь понадобится немало времени, чтобы восстановить веру в человеческие добродетели вообще, и их наличие у моих знакомых в частности. А в связи с этим у меня возник вопрос и к самому себе: может, где-то и в моей душе и сознании до поры до времени притаились надежные слуги Дьявола? Алчность, зависть, мстительность, злоба, ненависть?… Пока этих ощущений я в себе не находил. Не потому ли, что не хотел искать или не было серьезных соблазнов? Ведь не с самого же рождения будущий преступник готовит себя, например, к убийству? Убить ребенка ради научного эксперимента или денег? Хотя одно другому не мешает, имеется в виду тривиальное сочетание славы и денег. Когда, в какой момент, в человеческой личности происходит надлом, раскалывающий его цельную, Богом данную, сущность на множество осколков?… Скорее всего, это не момент, а некий период… Но, не исключено, что очень важна как раз эта, временная точка, запускающая остальной процесс душевной энтропии. Может, тогда, когда будучи еще ребенком, потенциальный преступник убивает – просто так, из любопытства – голубя или кошку? А затем, развлечения ради, расстреливает из огнестрельного оружия своих одноклассников, учителей? Просто потому, что у него плохое настроение. Так почему не делать то же самое за деньги? Кто сильнее – тот и выживает, а слабые не имеют права жить? А в чем сила? И в чем слабость? Разве может кто-то из человеческих существ претендовать на абсолютную истинность и справедливость какого-либо решения? Высшая справедливость, вполне возможна, но не здесь. Хотя именно о ней нужно думать сейчас, чтобы в этом мире не допускать многих несправедливостей, создаваемых нами же. Не менее страшное происходит тогда, когда мозг, сознание и душа под воздействием любых дьявольских «угощений «теряет свое божественное начало, плавно и незаметно покрываясь метастазами «ада «еще при жизни, и мы сами, не замечая этого, опускаемся в преисподнюю, из которой вырваться невероятно тяжело, а иногда – просто невозможно.

На эти размышления у меня ушло немного времени. Возможно, окружающим могло показаться, что я просто собираюсь с мыслями. Не следовало их разочаровывать.

– Это пояснить не так уж сложно, мистер Теллер. Почему бы и нет? Миссис Старлингтон нужно было проверить: кто еще знает об истории с удочерением Энн, и что знает сама Кристель. Если вдруг мадемуазель Ферра имеет полную информацию о своем происхождении, не собирается ли она претендовать на часть наследства своего отца, громогласно объявив о законности своих прав на эти притязания. Физически устранить мадемуазель Ферра, безусловно, было не так сложно. Но вероятность того, что в близком окружении девушки есть люди, знающие всю подноготную ее биографии, разумеется, была высока. Каковы планы этого окружения? Узнать об этой грандиозной сенсации из газеты или телевидения? А ведь журналисты в расследовании чужих семейных загадок весьма дотошны, тем более если участники скандальной истории знамениты и богаты. Такого рода секреты трудно сохранить в глубокой тайне, даже если о них будет знать всего лишь одна журналистка. Да мало ли что может неожиданно всплыть… та же смерть мадемуазель Байю. Так вот, как мне кажется, вы, миссис Старлингтон, предполагали следующее: я бы стал вести расследование, а об обнаруженных фактах докладывал непосредственно вам. Все-таки последствия прошлых деяний нужно было «подчистить».

– Мистер Лоутон, следите, пожалуйста, за своими словами! – отрезала Минерва. – Вы признались, что у вас нет улик против меня.

– Извините, миссис Старлингтон, – формально ответил я, хотя она была, конечно, права. – Так вот, вы, миссис Элизабет, обнаружили, что ваш супруг скрыл от вас факт рождения двойни. А может, он еще что-нибудь утаил? К тому моменту, очевидно, мистер Генри вас узнал достаточно хорошо и, как рассказала мадам Виар, не хотел вам давать лишний козырь в руки. Кроме того, сама Мишель могла о многом рассказать своим родственникам. Вы организовали бы устранение таких… скажем «недоразумений», а со мной в свою очередь тоже произошел бы какой-нибудь несчастный случай. Вы и ваши помощники осуществляете их с мастерством уже упомянутого мною Дэвида Копперфильда. Несчастье с Мишель, Лорой… Список определенно должен был продолжиться. Следующим в списке должен был быть Ларс Слэйтер. – Сделав паузу, я мог наблюдать на лицах многих гостей недоумение и легкий ступор. – Об этом я расскажу позже. Все же, полагаю, что я не должен был узнавать всего. Миссис Старлингтон достаточно было бы подтверждение сведений, что мадемуазель Ферра и ее близкое окружение знает только два факта: мать девушки – Мишель Байю, а отец неизвестен, и все! Таким образом, я бы убедился в несостоятельности своей версии об убийстве мисс Кэмпион. Ведь расследовать смерть мадемуазель Байю меня никто не нанимал, но а сам я не стал бы заниматься чьей-то, пусто даже загадочной смертью, произошедшей более двадцати лет назад. Кстати, надо отдать должное миссис Элизабет. На первых порах нашего расследования, мы с Фрэнком получили анонимную подсказку, убедившую нас в выборе правильного пути. Мы смогли бы, возможно, и самостоятельно выйти на то обстоятельство, что мадам Виар имеет отношение к нашему делу. – Я сделал паузу и попил воды. – Но это, скорее всего, случилось бы много позже. – Я вновь умолк, почувствовав усталость. Меня, судя по внимательным взглядам присутствующих и странной тишине, очевидно, пока никто не собирался прерывать. – Серьезной вашей ошибкой, миссис Старлингтон, думаю, стала ваша самоуверенность в собственном превосходстве. Вы недооценили умственные способности своего супруга, касательно обычных взаимоотношений. Безусловно, он для вас был непререкаемым авторитетом в научной области, но в быту, как я понял из рассказа мадам Оливии, он отнюдь не был шахматным стратегом. Кроме того, предполагаю, мистер Генри был достаточно откровенным в отношениях с вами. Однако, узнав вас лучше, решил вести себя с вами, миссис Старлингтон, более скрытно. Вторую ошибку вы совершили из-за лжи вашего супруга о смерти его сестры. Думаю: вы, миссис Элизабет, имея действительно грандиозные планы в отношении семейного бизнеса, не допускали и мысли о том, что их кто-то может нарушить. Кроме того, ваша уверенность в собственной исключительности и незаменимости – отчасти, бесспорно, справедливая – сделала вас заложницей выбранной вами цели. Стоит «приправить «это «блюдо «другими вашими качествами: перфекционизмом и одержимостью – получится фанатик Идеи. Такого рода люди сминают всё и всех на своем пути, для них существуют только их цель, а, мешающий выполнению этой идеи, человек – всего лишь простая биологическая сущность, вроде налипшего на обувь кома грязи, препятствие, которое нужно удалить любым способом, и физическое устранение этой «грязи» – всего лишь множество последовательных химических реакций с дальнейшим изменением молекулярного состава первоначальной органической массы. Тем более, подозреваю, вам, миссис Элизабет, эти процессы совсем не чужды. Расхожий трюизм, что цель оправдывает средства, является основным вашим жизненным кредо. А тогда, двадцать два года назад, вы просто подстраховались, основательно опасаясь, что ваш супруг, имея такую любовницу (а мистер Генри был увлечен актрисой достаточно серьезно) и дочь (о второй дочери вы не знали), может развестись с вами. Учитывая тот факт, что ваш брачный контракт был более выигрышным для него, то можно представить ваше волнение по этому поводу. Вам некуда было деваться, вы пошли на многое, чтобы заполучить статусное положение и весьма блестящие перспективы собственного будущего. Как уже упоминалось, сэр Уильям к тому времени умер. Нужно было спасать ваше Дело. – Я прервался, чтобы вновь промочить горло. Элизабет не преминула этим воспользоваться, твердо заявив:

– Все это ваши умозаключения, Марк. Не могу не сказать, что они вполне имеют право на жизнь. Но сможете ли вы это доказать? Вы ведь ведете к тому, что именно я убила Мишель?

– Да. Вы узнали от своего мужа, что актриса страдает аллергией на цитрусовые (он ведь особо не скрывал от вас своих увлечений до определенного момента). Мы узнали, что в доме, где жила мадемуазель Байю – как раз в тот период, когда с нею произошло несчастье – еще одна девушка-студентка, по имени Сара Райс, арендовала квартиру. После смерти актрисы студентка исчезла. Следствие по факту смерти мадемуазель Байю, по нашему мнению, было несколько поверхностным, поэтому ничего криминального обнаружено и не было. Никто, похоже, не обратил внимание и на ту студентку. Исчезнувшая девушка была худенькой англичанкой, чуть выше среднего роста. Но неизвестен ни цвет глаз, ни цвет волос этой мисс Райс. Консьерж, работавший там в тот период, сказал, что студентку он видел очень редко, и она предпочитала бейсболку и темные очки. Не кажется ли вам странным такое обстоятельство, миссис Старлингтон? – Мой вопрос был ненужным, но мне захотелось передохнуть и одновременно попытаться вызвать у Минервы хоть какую-нибудь реакцию.

– Даже если этот факт и выглядит подозрительным – причем здесь я? – Ровным и спокойным голосом спросила женщина, удивленно пожав плечами.

– Вы, несомненно, правы, – пришлось согласиться мне. – На одном этом основании невозможно доказать, что, во-первых, та девушка является убийцей и, во-вторых, что ею были вы. Однако я и не собираюсь этого делать, – пояснил я. – Хотя такое предположение все же было высказано. – Я умолк, посмотрев на Элизабет многозначительно. И мой взгляд был ею расценен безошибочно верно. Она молниеносно выстроила логическую цепочку, спросив:

– Профессор Биггс?

– Да, – ответил я. – Но мне кажется, что и ваш муж говорил вам о своих подозрениях.

– И его я тоже убила? – печально улыбнулась Минерва.

– Уверен, что нет, – искренне сказал я, убежденный в правильности своего вывода.

– Почему же? – насмешливо удивилась Элизабет. – Вполне логичный вывод.

– Логичный, только не для вас. Вы же хорошо знали своего мужа. Ему было совсем не выгодно разоблачать вас в качестве убийцы.

– Но ведь он мог держать меня на коротком поводке, шантажируя время от времени, – возразила женщина.

– Зачем ему это было бы нужно? – спросил я, не скрывая своего недоумения. – Вы дали ему свободу во всем. Я же говорил, ваш брак был взаимовыгодным предприятием. Вы положили все свои таланты, усилия, время на алтарь семейного бизнеса, он дал вам положение, деньги и возможности. Кроме того, мистер Генри слыл талантливым ученым. Зачем же вам было убивать курицу, несущую золотые яйца? И если бы не его серьезное увлечение мадемуазель Байю – все было бы замечательно. У вашего супруга и до этой актрисы были мимолетные увлечения, но ни с кем он, по всей видимости, не заходил так далеко. Вы испугались и просто решили подстраховаться, убив соперницу.

– Но ведь это не доказано, – скептически, но уже как-то обреченно, промолвила Элизабет.

– Верно, но на вашем счету есть еще, по меньшей мере, два преступления, которые, полагаю, можно считать доказанными, хотя не все улики, разумеется, можно предоставить в суде, – резюмировал я. – Однако вы же сами не захотели доводить до официального расследования происшествие с мисс Доэрти? Этого суда, – показал я рукой на сидящих и оторопевших людей, – похоже, будет вполне достаточно для общественного приговора или порицания. Не думаю, что кто-нибудь из присутствующих будет настаивать на вашем походе в полицию. Тем более что здесь присутствуют два ее представителя. К тому же, вы сами организовали это судилище, только планировали его для вашей приемной дочери. И никто, кроме вас самой и ваших помощников, не виноват в таких изменениях первоначального сценария. Да и заявление на вас никто из пострадавших, наверно, писать не будет. А то, что вы хотели документальных доказательств… – я показал на внушительную стопку бумаг, лежащих передо мной на столе, – могу перечислить.

Наступившая тишина была оглушительной. Казалось, где-то здесь находится источник инфразвука, индуцирующий невыносимую для человеческого слуха частоту и не менее убийственную для его сознания. С жадным любопытством и нетерпением все ожидали ответа Минервы. Если миссис Старлингтон и пребывала в растерянности – на внешнем ее облике этот факт совершенно не отразился. Каким-то удивительным образом она смогла оставаться невозмутимой, хотя я был более чем уверен, что она уже ясно осознала свое полное и окончательное поражение.

– Все это хорошо, – резко заявил Фред. – Но где же все-таки доказательства, подтверждающие этот, леденящий душу, рассказ?

– А разве не вы, мистер Хантер, недавно говорили о совокупности косвенных улик?

– Ну так где они? – уже более спокойно спросил Кербер.

– В дневнике профессора Биггса, в показаниях мадам Виар, мисс Энн Старлингтон, хотя есть еще кое-что, – ровным голосом ответил я.

– Вряд ли записи человека, страдающего старческим слабоумием, можно отнести к серьезным документам, – быстро нашелся Фред.

– А у нас есть свидетельница, которая может подтвердить реальность хотя бы небольшой части этого дневника.

Вновь настала пауза, по-видимому, некоторые, в том числе и сам Фред, стали догадываться о ком идет речь.

– Я должна признать, мистер Лоутон, что вы одержали победу и вполне заслуженно, – холодно подытожила миссис Старлингтон и, посмотрев на Фрэнка, Макса и Скотта, добавила: – Конечно, вам в этом помогали ваши друзья и родственники моего покойного супруга. Но победа в одном бою не гарантирует триумфа во всем сражении. Что ж, Марк, продолжайте свой рассказ. Если вы о чем-то забудете – я восполню пробелы. Но в начале ответьте, пожалуйста, на мой вопрос, дневник профессора Биггса находится у вас?

– Да, – ответил я. – Но и вы, в таком случае, ответьте, пожалуйста, мне, да и другим тоже… Почему?

– Почему? Почему, как вам может показаться, я сдалась без борьбы?

– Да.

– Я не сдалась. Это всего лишь видимость поражения. Попозже я отвечу на ваш вопрос, – усмехнулась она. – Знаете, все зависит от угла зрения. Это, бесспорно, тоже трюизм, но удивительно верный трюизм, не менее очевидный, нежели аксиома. Сейчас поясню, можно сказать, на пальцах. Хотелось бы, дабы у всех сложилось мнение обо мне максимально близкое к объективному. Насколько это возможно, конечно. А преждевременная информация обо всем может повредить этому, весьма сложному, процессу… – Она окинула всех долгим, пристальным взглядом, а затем несколько устало провела рукой по волосам, чуть нарушив идеальную линию стрижки «каре». Быть может, таким образом, женщина попыталась всколыхнуть что-то человеческое в своей душе? А было ли оно там? Затем Элизабет, вскинув привычным движением волевой подбородок, продолжила: – Не хочу, чтобы возникло некоторое предубеждение в восприятии сказанной мною информации… Это – как пальцы в воде… пальцы те же, но если их поставить перпендикулярно водной поверхности – они выглядят толстыми обрубками, а если вдоль, кисть руки кажется длинной, пальцы – тонкими и изящными, а на самом деле рука совершенно обычная, не такая уродливая, но и не настолько утонченная. Поэтому определенные факты, озвученные раньше времени, играют роль воды, а угол зрения – это ваше устоявшееся мнение обо мне, безусловно, у каждого из присутствующих свое. Следовательно, оставим лучше мою исповедь на потом, по-моему, многие из нас все же предпочитают особенные десерты. Обещаю: вы его получите, даже в большей степени, чем можете сейчас предположить. – Умолкнув, она взяла со стола стакан с водой. Сделав пару глотков, женщина, вновь обведя всех внимательным взглядом, спросила, очевидно, ради соблюдения приличий:

– Надеюсь, вы не будете возражать, если мы нашу, скажем, дальнейшую беседу построим в качестве вопросов и ответов, чтобы ничего не упустить?

Все молчали, но никакого подтверждения и не требовалось.

– Хорошо. Буду принимать ваше молчание за согласие. – Она, пожалуй, впервые улыбнулась действительно искренне и почти лучезарно. Впрочем, по-видимому, быстро опомнившись и чуть поджав губы, Минерва посмотрела в мою сторону: – Марк, не будете ли вы любезны рассказать нам, как к вам попал дневник профессора Биггса?

– Конечно. Похоже, мы открываем этим вечером все наши тайны… Не правда ли?… – Я посмотрел на Энн и слегка подмигнул ей. – Профессор Биггс отдал свой дневник преподобному Джейсону Коварту с просьбой передать его мне, предупредив священника, что он должен отдать мне дневник, но только в том случае, если я сам за ним приду. По нескольким фразам, произнесенных Аланом Биггсом и священником, мне удалось определить место нахождения дневника.

– А смерть самого профессора?… – вразнобой прозвучало от «зрителей».

– Уверен, профессор умер своей смертью. Он отдал свои записи, но затем не стал закрывать сейф. Зачем? Ведь скрывать уже в нем было нечего. Все остальное инсценировала мисс Полин Форестье. Она обнаружила мертвого профессора и пустой сейф, остальное – можете представить сами.

– Но это же преступление! – завопил Алекс, брызгая слюной.

– Да, – просто ответил я и посмотрел на девушку. Все остальные сделали это сразу же после моих слов. Полин сидела, опустив голову, теребя на коленях свою доисторическую сумочку с явным желанием довести ту до состояния рваных лохмотьев. Не уверен, что сейчас такие сумочки в тренде, но женщинам, бесспорно, виднее.

– Я согласна отвечать перед законом, – наконец произнесла она, приподняв побледневшее лицо и посмотрев на Минерву. – Надеюсь, что суд будет справедлив ко всем.

Судя по всему, пронзительный взгляд Полин, отскочил от брони Элизабет, как мячик от стены. Женщина смотрела на меня, не особо обращая внимание на всех остальных.

– В дневнике есть какие-то факты, которые могут поставить меня в неловкое положение? – спросила миссис Старлингтон.

Не то слово, – хотелось ответить мне, но вместо этого я сказал:

– Только признание мистера Биггса об эксперименте, проведенным им по вашей просьбе над маленькой Энн Старлингтон, и некоторые записи, что эксперимент вполне удался: новый, открытый профессором, препарат подавляет многие основные человеческие инстинкты: самосохранения, выживаемости, голода. Кроме того, это средство вызывает депрессивное состояние, затуманивание сознания, а в конечном итоге включается программа распада личности. Собственно говоря, этот препарат – готовое «блюдо» для начинающего суицидника.

– Что же спасло Энн? – равнодушно спросила ее приемная мать.

– А пусть она сама расскажет, – ответил я и, улыбаясь, вновь подмигнул девушке. Но не только я один восхищенно смотрел на Энн. Все остальные тоже уставились на нее, будто впервые видели. Причем многие вели себя как запрограммированные, напоминая отряд управляемых роботов или персонажей кукольного театра: синхронные повороты головы, ошеломленные взгляды, удивленное выражение лиц… Такое количество непредсказуемых сюрпризов! Потрясающее шоу! Телевидение и прочая развлекаловка просто отдыхает!

А Энн вела себя удивительно спокойно и уверенно, казалось, что такие откровения для нее привычные и обыденные, как чистка зубов перед сном. И выглядела девушка этим вечером замечательно! Еще бы! Настал ее звездный час, о котором раньше она не могла и мечтать. Наблюдая за ней в те редкие периоды, когда у меня была на то возможность, я радостно отмечал, что биологические родители девушки могли бы ею гордиться. Сегодня мисс Старлингтон надела небесно-голубой кардиган, тактично приоткрывавший золотисто-оливковый треугольник декольте; легкий макияж подчеркивал выразительность глаз и тонкую лепку лица; нитка жемчуга выгодно оттеняла легкий загар изящной шейки. Несмотря на повседневность ее сегодняшнего наряда, он очень эффектно демонстрировал утонченную красоту Энн, в которой скрытая чувственность казалась невесомой. Какая удивительная метаморфоза, однако, произошла с некогда неуклюжей и несуразной девушкой! Еще одно абсолютное подтверждение того факта, что желание и воля творят чудеса. На фоне Энн многие девушки казались мне незаконченными набросками женского образа, грубыми намеками на красоту и сексапильность. Особенно жалко этим вечером выглядела Линда. Несмотря на мое привычное желание – находить всему оправдание и замечать в человеке лучшие его качества, мисс Доэрти не вызывала во мне сочувствия.

– Я не хотела бы давать определение тому, что со мной случилось несколько лет назад. Изменения, произошедшие со мной, начались совсем не в период моего пребывания за границей, а еще ранее. Мистер Лоутон, кстати, должен об этом помнить. – Она посмотрела на меня, а я молча кивнул. – Быть может, озарение… хотя, скорее всего, закончилось действие чипа-капсулы, помещенных в мой мозг?… Правда, мне очень хочется верить, что торжество справедливости случается и в нашей жизни. Не буду отнимать у вас время на философско-теологические размышления. Не хочу никого обвинять. Я даже благодарна миссис Элизабет и некоторым другим людям за ту суровую школу, которую я прошла. Процесс моей… скажем, депрессии закончился около шести лет назад. Это был первый настоящий подарок судьбы. Второй приз случился полтора года назад, когда меня разыскала мадам Виар. Я действительно обрела близких и родных мне людей, ведь на самом деле, до встречи с ними, у меня по сути никогда не было семьи… К сожалению, отца я плохо помню… – Голос девушки чуть повысил тональность, казалось, еще немного и он сорвется. Но Энн удалось справится со своими чувствами. – Глотнув воды, она продолжила: – Не думаю, что кому-то интересны подробности. Просто могу сообщить: с профессором Биггсом я встречалась незадолго до его смерти. И он мне поведал то, о чем, в общем-то, я смогла догадаться самостоятельно. – Она вновь запнулась: волнение мешало ей говорить. Нежный румянец и блеск огромных глаз придал ее облику очаровательную трогательность, но без слезливой сентиментальности и мелодраматизма. Выпив воды, Энн взглянула на свою приемную мать. Во взгляде девушки не было ни злости, ни ненависти. Скорее, он был похож на взгляд ребенка, недоуменно вопрошающего: «За что?» Хотя ответ на этот вопрос был вполне очевиден для всех, в том числе и для миссис Старлингтон. Выражение лица женщины приобрело такое равнодушно-пренебрежительное выражение, что мне захотелось придушить Минерву серым шелковым шарфиком, повязанным на ее тонкой шее, и, уверен, этот процесс доставил бы удовольствие не мне одному. Такое понятие, как простое человеческое сочувствие, в этой, застывшей ледяной, статуе априори не могло возникнуть. О чем я размышлял? Кому искал оправдания? У меня вдруг появилось ожесточение и злость к этому образцу патологического бездушия. Да, несомненно, такие ощущения не самые лучшие человеческие качества, но в данном случае мне не было за них стыдно.

Тем временем Энн продолжала свой рассказ: – Кстати, инициатором нашей беседы был мистер Биггс. И он даже попросил меня записать наш разговор на диктофон. Мы можем сейчас прослушать эту запись. – Девушка вопросительно посмотрела на миссис Старлингтон, а затем обвела взглядом всех присутствующих. Все молчали, испытывая, похоже, неловкость и растерянность, однако никто не проявил желания услышать исповедь профессора. Полагаю, скрипучий голос покойного старика вряд ли смог бы внести оптимистическую нотку в финальный аккорд нашего заседания. Прервал затянувшуюся паузу верный мистер Хантер.

– Думаю, у нас и так ушло многовато времени на эти расследования… поэтому, мисс Старлингтон, перескажите как можно короче, – уверенно сказал Фред, мельком взглянув на своего босса, застывшую в созерцательной позе, подобно египетскому изваянию.

Наконец Элизабет произнесла безразлично:

– Выслушивать сегодня еще и покаяния бедного профессора… мне неинтересно. Если кто-то захочет – пусть договаривается об этом с Энн. Меня увольте… Я бы не отказалась сделать перерыв.

Такое предложение повергло меня в ужас, хотя и другие находились в состоянии некой прострации. Затем все зашумели и заговорили, но в этом гуле можно было расслышать дружное согласие на небольшую паузу.

Меня же не покидало стойкое ощущение о равнодушном отношении миссис Элизабет к своему будущему. Но это предположение, безусловно, являлось абсурдным. Поэтому я решил, что мне следует быть осторожнее, хотя при таком количестве свидетелей… Не могла она так быстро сдать свои позиции, удивленно думал я. Не тот характер. Но внешне Минерва показалась мне немного осунувшейся, даже постаревшей. Кожа лица чуть потемнела и, став похожей на серый пергамент, слилась с пепельными волосами женщины и жемчужного оттенка жакетом. Королевская осанка миссис Старлингтон чуть смялась, будто ей на плечи опустили всю скорбь земную. Но самое главное – глаза, в них не было жизни. Может, у Минервы так проявляется накопившаяся усталость? Что-то в этом было не так, решил я. Очередной спектакль, о котором я пока не имею ни малейшего представления? Но подстраховка у женщины должна была быть. По моему глубокому убеждению, миссис Элизабет никогда ничего не предпринимала, не позаботившись об отходных путях… какая-нибудь «домашняя заготовка «на случай: «если все пойдет не так, как планировалось»… С другой стороны, так изобразить процесс старения на глазах – воистину достойно Оскара. Что ж… надо было признать, приемлемые объяснения такой метаморфозе пока не спешили посетить мою голову. Это же надо! Всего лишь – «неприятности»… «как пальцы в воде»… Может, я спешу? Минерва же о чем-то предупреждала, какую «воду «она предусмотрела? Что эта фантастическая женщина успела предпринять? От нее можно ожидать любых сюрпризов, и отнюдь не всегда приятных. Сложный поток моих рассуждений остановил Адлер.

– Ну что ж, нам тоже не помешает размяться, – заметил Макс.

– Разумное предложение. Но в первую очередь я бы не отказался промочить горло, – внес свою лепту в планирование ближайшего будущего Фрэнк.

Скотт молча кивнул, находясь, по-видимому, под глубоким впечатлением от прошедшего заседания.

– Соглашусь с большинством, – ответил я.

Посетив туалет, мы расположились в холле. Мои приятели явно недоумевали такому исходу этого собрания. И я их понимал. Фрэнк и Макс полагали, что Минерва сошла с ума. Отдать себя всем на растерзание? Я же был уверен, что, даже если она осознает свое грядущее фиаско – приложит максимум усилий, дабы выйти из сложнейшего положения с наименьшими для себя потерями. Что ж, будущее покажет…

Все расселись на свои места чуть раньше, чем предполагалось миссис Элизабет и К^о. Подозреваю, «скелеты» в чужих «шкафах» могут надолго перебить аппетит. Хотя нам лично удалось относительно неплохо утолить голод.

За время нашего отсутствия работники одной из самой приятной и нужной отрасли успели обновить фуршет, не забыв и о разнообразной выпивке.

«Присяжные», «обвинители» и остальные присутствующие чуть повеселели, радуясь, по всей видимости, своевременному антракту и теперь были готовы лицезреть следующий акт шоу.

Элизабет, Линда и Фред сидели особняком за одним из столиком, не делая вид, что увлечены едой, хотя абсолютного игнорирования алкоголя тоже не наблюдалось. Даже миссис Старлингтон сидела с бокалом (похоже, с вином!) в руке! За одно такое зрелище многие мне скажут спасибо.

Очевидно, все собирались хотя бы частично компенсировать планируемый ранее вечерний досуг! Тем более сама хозяйка апартаментов показала наглядный пример.

Я посмотрел на мисс Доэрти, сидевшую рядом со своей славной тетушкой. И в эту минуту эти женщины стали вдруг внешне очень похожими, хотя раньше я никакого сходства между ними не замечал, тем более что внешность Линды совсем не относится к холодному типу.

Вновь воцарилось вежливое молчание, но оно стало каким-то более легким, наверно потому, что сейчас в окружающей нас атмосфере отсутствовало подобострастие. Минерва перестала быть всемогущей! Она, оказывается, хуже чем большая часть обычных людей! Конечно, за такое низвержение Элизабет с заоблачного пьедестала многие заплатили бы мне за входной билет! Но наряду с этой раскованностью в воздухе все же витал флер злорадства, достаточно ощутимый, как иногда навязчивый и приторный парфюмерный аромат, маскирующий дурной запах.

– Мисс Старлингтон, продолжайте, пожалуйста, но только просим вас изложить факты в сжатой форме, – прохладно сказал Фред.

– И воздержись, пожалуйста, от эмоциональной окраски своего рассказа, – холодно отрезала Минерва. – Не стоит терять на это время.

– Хорошо, – спокойно ответила Энн, продолжив: – Мистер Биггс рассказал, что около двадцати лет назад он работал над препаратом, усиливавший на несколько порядков интеллектуальный потенциал обычного человеческого мозга. Но ему удалось открыть другое средство, обратного действия. Миссис Старлингтон естественно знала о всей исследовательской работе, которая велась в компании. И, узнав об открытии такого препарата, она предложила провести экспериментальный опыт на своем ребенке. Профессор Биггс не знал, что миссис Старлингтон не является моей биологической матерью. Но разве это обстоятельство меняет суть? Чей бы не был ребенок… разве это не чудовищно? – Энн все же не смогла удержаться от своих комментариев. – Хотя, может, она это сделала специально. – Мистер Биггс, – продолжала девушка, – как он мне сам признался, недолго колебался и согласился. Слишком велик был соблазн: провести опыт на человеческом мозге. Ведь на подопытном животном результаты будут менее убедительны. Вот меня и решили использовать в качестве лабораторной крысы, – горько усмехнулась она. – Этим и объясняются мои заторможенность, депрессии… Только это средство подействовало на меня странно, усилив аппетит, но не пробудив суицидального желания. Мистер Биггс принес мне извинения за свой проступок, но это уже сантименты. Вот и все…

Непринужденность атмосферы сменилась тяжелой паузой, которую прервала мисс Стюарт.

– Но почему вы пошли на это преступление, миссис Старлингтон? – возмутилась она.

Снисходительно посмотрев на девушку, женщина обвела всех нас каким-то равнодушным и застывшим взглядом и спокойно ответила:

– Вероятно, мистер Лоутон знает все даже лучше меня. Вот пусть он и расскажет, – бесцветным голосом заметила она, посмотрев на меня странным взглядом.

– Этого я не знаю, миссис Старлингтон. Но знаю, что наше настоящее проистекает из прошлого. Банально, конечно. Однако мы, почему-то, об этом нередко забываем, а потом часто удивляемся тем последствиям, которые получаем.

– Марк, давайте без душеспасительных бесед, – парировала Минерва.

– Хорошо. Вам, миссис Элизабет, очень нужен был дневник профессора. И если бы ваша племянница не разыграла свое отравление, то любитель-шантажист, подвизающийся в шпионаже, вряд ли бы сейчас здесь сидел… Вот что значит гены! Судя по всему, в криминальном отношении мисс Доэрти – достойная ваша преемница.

– Мистер Лоутон, я бы попросил вас обойтись без своих домыслов… – скривил губы Фред, – пока еще вы не предоставили каких-либо улик. – Он покосился в сторону Минервы. – По-моему, миссис Элизабет к вам излишне благосклонна, – смело резюмировал он. Но женщину, похоже, не покоробила эта вольность. С каким-то новым интересом посмотрев на меня, она задумчиво произнесла:

– Я хочу понять: почему и насколько я вас недооценила, Марк. – Удивительно, но миссис Старлингтон вновь стала выглядеть уверенной, сильной и красивой. Может, у меня что-то со зрением? Надо посетить окулиста, решил я, успокоившись. Такой холодной и неприступной она мне импонировала больше – я мог вести с ней борьбу на равных. А вот быть в жестком противостоянии со слабой и сломленной женщиной я совсем не хотел. Казалось, Минерва завуалированно предлагала мне разыграть партию интеллектуального соперничества… Что ж, я принял ее вызов.

Вновь наступила пауза, хотя всего лишь на несколько секунд.

– Марк, – обратилась ко мне миссис Старлингтон, – скажите, что еще интересного вы можете сообщить?

– Вы имеете в виду дневник?

– Конечно.

– Ваш покойный супруг успел рассказать о своих подозрениях профессору Биггсу. Ведь вы не будете отрицать, что кроме работы этих двух мужчин связывали достаточно тесные – насколько это возможно между учеными-интровертами – дружеские отношения?

– Зачем же мне отрицать очевидный факт? И что из того? А… – протянула она, – понятно. Генри, очевидно, предполагал, что я убила Мишель?

– Да. Вернее, ваш супруг, как понял профессор Биггс, был в этом убежден. Когда нанятый им частный детектив стал следить за актрисой – вы попали в его поле зрения. Он и установил, что девушка-студентка Сара Райт и вы – одно и тоже лицо. Подстроить несчастный случай было не так сложно. Полиция обнаружила в квартире погибшей актрисы пустой флакон из-под антигистаминного препарата, поэтому молодая женщина не смогла им воспользоваться; на нем были обнаружены только ее отпечатки пальцев.

– Но доказательств этого у вас нет и предъявить вы мне ничего не можете, – чуть приподняв брови, заявила она.

– Я тоже не собираюсь оспаривать очевидные факты. Существует только дневник. Говорил ли вам мистер Генри о своих подозрениях – можете знать только вы. Просто возникает много вопросов…

– И ответы на них изложены в записях Алана Биггса? – язвительно поинтересовалась она.

– Идеальных преступлений не существует. И это тоже нельзя отнести к безупречно осуществимому убийству, – скептически парировал я, намереваясь задеть ее самолюбие.

– Почему же? Вы же сами отметили: улик против меня нет.

– Если бы кто-нибудь написал заявление в полицию с просьбой провести дополнительное расследование – возможно, какой-нибудь дотошный полицейский смог бы доказать вашу вину.

– Марк, оставьте свои голословные обвинения для второсортных сериалов, – ровным голосом перебил меня Хантер. Выражение его лица тоже оставалось спокойным, только по едва заметному движению кадыка мужчины можно было сделать вывод о его волнении.

– Подождите, мистер Хантер, – обратилась к нему Минерва. – Что еще интересного есть в этих записях? – спросила меня женщина. Странно, зачем ей продолжение этой экзекуции? – подумал я. Ведь она одним жестом может закончить… нет, не может, уже не может. Что же все-таки приготовила эта ведьма мне на «десерт»? Смогу ли я его проглотить, не подавившись? Опомнившись, я ответил: – Ничего существенного в дневнике больше нет. Разве что профессор подтвердил, что смерть Тома Адлера произошла случайно. Это был действительно несчастный случай, а не самоубийство. Профессор разговаривал со своей супругой на повышенных тонах, когда мистер Адлер случайно подслушал их разговор и и узнал об эксперименте, проведенном над Энн Старлингтон. Вечером того дня Том попросил профессора о встрече, которая и привела их к ссоре. Мистер Адлер обвинил профессора в том, что тот ради своего эксперимента пошел на преступление. Дискуссия двух ученых проходила на верхнем этаже недостроенного университетского корпуса. Было уже темно, а мистер Адлер страдал высокой степенью миопии, а о его вспыльчивости ходили легенды. В запале спора он оступился и упал с высоты девятиэтажного дома.

– А не мог ли сам профессор столкнуть своего ученика? – спросил Джеймс Локхарт.

– Уверен, что нет. Если сопоставить габариты этих мужчин, то, скорее, могло случиться наоборот. – Задумавшись, я на миг замолчал.

– Во всяком случае, этот вариант не исключен, – заметил его милый друг Дэвид.

– Нет, конечно, хотя я склонен верить записям мистера Биггса. В любом случае, даже если мое мнение неверно, душа профессора уже, по-видимому, держит ответ перед Всевышним. – Обратившись к Элизабет, я сказал: – Я вам предоставлю ксерокопии дневника, миссис Старлтнгтон. Если захотите, конечно.

– Посмотрим, – задумчиво ответила та.

– Но, может, наконец-то перейдем к смерти мисс Кэмпион, – предложил инспектор Теллер, стараясь скрыть свое возмущение, хотя это ему плохо удавалось. Думаю, из-за своей определенной недалекости Алекс даже не подозревал, что таким вопросом в оценочной шкале Минервы переместился из категории: «послушен, глуповат, несколько заторможен, но может быть полезен «в категорию – «бомба замедленного действия».

Судилище под названием «розги для Энн «длилось уже более двух часов. Конечно же, все устали, и миссис Старлингтон могла бы этим воспользоваться, отложив продолжение сегодняшнего разговора на другое, ей удобное, время. Пока все мои обвинения были голословны, и я об этом знал, но у меня не было другого выхода. Я должен был попытаться заставить Элизабет признать хотя бы часть своих проступков. А там… как карта ляжет. Ты хочешь обыграть судьбу в карты, а она вдруг ставит тебе мат… Пока еще все присутствующие, кроме меня и моих друзей, не были уверены в своих подозрениях и не могли точно и безошибочно назвать имя убийцы. Но любопытство погубило не только кошку и в этом случае оно одержало верх над человеческой усталостью.

– Миссис Старлингтон, все явно уже устали. Может быть, действительно поговорим с мистером Лоутоном в другой раз? – вновь пришел на выручу Минервы ее верный адъютант Фред Хантер. – Уверен, Марк сам не хочет признать свое бесславное поражение при таком количестве свидетелей и потенциальных клиентов его фирмы.

Но раздались дружные протесты, вполне оживленные (если бы не алкоголь, такой бодрости, разумеется, не пришлось бы наблюдать). Действительно, время – девять, и какие-то полчаса уже не сыграют принципиальной роли, зато основная интрига будет раскрыта. Я не мнил себя ни Холмсом, ни Пуаро, но конечно же, большинство присутствующих не могли не задуматься над моими обвинениями и понимали, что просто так, без всяких на то оснований, я не буду разбрасываться такими серьезными нападками в отношении Минервы. И сейчас, пожалуй, всех интересовал один вопрос: есть ли хоть какие-нибудь улики?

– Хорошо, хорошо, – ответила на эти протесты миссис Старлингтон. – Если вы настаиваете… продолжим. – Она выразительно посмотрела на меня глазами женщины, подводящей дуло пистолета к своему виску.