Год, когда мы встретились Ахерн Сесилия
Я уже готова набрать его номер, как вдруг раздается звонок, и мы сорок минут болтаем с Хизер. Она рассказывает мне абсолютно обо всем, что я сегодня наблюдала, и радость от разделенного сопереживания постепенно улетучивается. Я веду себя как последняя предательница. Мне следовало бы доверять ей и не сомневаться в том, что она справится с этой поездкой. Не надо мне было приезжать.
Третий день. Завтра они уезжают домой, а сейчас сидят в саду возле отеля и снова о чем-то разговаривают. С утра погода была замечательная, но теперь неожиданно похолодало, с моря дует резкий ветер, и все нормальные люди перебрались под крышу, а эти продолжают свою бесконечную беседу. Впрочем, иногда они умолкают и просто сидят рядышком – видно, что им очень хорошо вместе, и я глаз от них не могу оторвать.
И что-то во мне перещелкивает. Я уже и так поняла, что зря приехала и не должна здесь находиться, но вдруг осознаю, что надо уехать прямо сейчас. Потому что если она узнает, что я была здесь, это поставит наши отношения под угрозу. Эта поездка для нее важна, и она расценит мое присутствие как неуважение к себе. Я это знаю, но в полной мере осознаю только сейчас. Черт бы меня побрал, я предала ее, заявившись сюда, и мне становится гадко. Заодно я предала еще и Санди. Надо немедленно уезжать.
Торопливо бегу в свой номер, чтобы проверить, не забыла ли я чего. Спускаюсь в вестибюль, охваченная одним желанием – поскорей отсюда убраться, и сталкиваюсь нос к носу с Хизер и Джонатаном.
– Джесмин! – изумленно восклицает Хизер. Первая ее реакция – радость оттого, что она меня видит, но довольно быстро она сменяется растерянностью. Но Хизер слишком вежлива, чтобы рассердиться, даже если и догадалась обо всем.
Я настолько ошарашена нашей встречей, что никак не могу подобрать подходящие слова. Знаю, у меня на лице все написано, они оба это видят и смотрят друг на друга, потрясенные не меньше моего.
– Мм, хотела убедиться, что у вас все в порядке, – мямлю я наконец. – Я… так беспокоилась. – Голос дрожит и срывается. – Простите.
Хизер в ужасе на меня смотрит.
– Ты что, следила за мной, Джесмин?
– Я сейчас же уеду, обещаю.
Неловко чмокаю ее в лоб и спешу к выходу, натыкаясь на постояльцев.
Ничего общего с тем, что заложено в природе вещей, взгляд, которым меня провожает Хизер, не имеет.
Потом я трясусь в поезде, закрыв лицо руками, и бормочу как заведенная: я предала Санди, я предала Хизер, я предала саму себя.
Такси довозит меня до дома, и я вылезаю из него совершенно измученная и разбитая, мне срочно нужно в душ и переодеться. Смотрю на свой сад в надежде, что он поможет мне вернуть утраченную веру в себя и хоть чуть-чуть приободриться. Но и в саду все не так.
Жизнь преподносит мне жестокий урок. Я уехала, бросив свой сад без присмотра на три жарких дня, и он зачах. Цветы поникли от жажды. Хуже того, туда пробрались слизни. Мои кремовые розы опали, пионы погибли. Целый день я кое-как держалась из последних сил, но сейчас я горько плачу.
Я предала Санди. Я предала Хизер, я предала себя.
Я упустила прекрасный шанс, пожертвовала своими интересами, чтобы быть рядом с Хизер. Но она не нуждалась во мне. Я твержу это снова и снова. Хизер во мне не нуждалась. Наверное, это я за нее цепляюсь, ищу поддержки и надеюсь таким образом убежать от своих проблем. Вместо того чтобы жить своей жизнью, я взяла на себя роль заботливой матери, которая шагу ей не дает ступить. Не знаю, как так вышло. И не думаю, что надо искать причины, главное – сам факт.
Утеряв контроль над своей жизнью, я попыталась наладить его в своем саду. Думала, что он подчинится моей воле. Но я ошиблась. И он мне это доказал. Я забросила его, предала и его тоже, и туда проникли слизни.
Ровно также я поступила и по отношению к себе самой.
Глава двадцать первая
Июнь, помимо предательств, приносит с собой еще крестины, на которых я исполняю роль крестной матери, и ночь с бывшим бойфрендом по имени Лоуренс. Наши отношения были настолько долгими, что все решили: за него-то я выйду. Я и сама так решила, но потом передумала. В итоге он меня бросил. Не надо было с ним спать после двухлетнего перерыва, это была ошибка, впрочем очень приятная. Но больше это не повторится. Не знаю, о чем я думала, когда согласилась. Одного дня, проведенного вместе, мне хватило сполна. День был пьяный, насыщенный воспоминаниями, сожалениями об упущенных возможностях и уверенностью в том, что прошедшего не вернуть. Водка в летнюю жару – плохой советчик. Мне, наверное, хотелось к кому-нибудь прильнуть, почувствовать, что меня кто-то любит и что я сама кого-то люблю. Но «никогда не возвращайся к прежнему». Не сработает.
И поэтому в два часа ночи я стою у тебя под окнами с бутылкой розового вина и двумя пустыми стаканами. Ты что, спишь, что ли? Вставай – слышишь, я тебе камешки в окно кидаю.
О, открыл шторы и выглянул. Чего такой заспанный? Аж волосы дыбом. Да-да, это я. Спускайся давай, я подожду.
Усаживаюсь на твое место во главе стола. Ну наконец-то выполз. Какой ты несветский в своем тренировочном костюмчике! Ну, что улыбаешься? Да, я нетрезва. Не надо, не надо щуриться и делать умное лицо. Что-то ты очень голубоглазый… и очень симпатичный. Улыбочка еще эта.
– Так-так-так. Это ли наша Джесмин? Хороша, нечего сказать.
– Надо срочно устроить собрание. Зови всех соседей. – Спокойно, сейчас я свалюсь со стула, но это не страшно. Протягиваю тебе стакан и жестом показываю – наливай.
– Я пас. – Накрываешь стакан рукой.
– Что, так и не пьешь?
– Я тебя будил среди ночи, чтобы открыла мне дверь?
– Нет. Нет, не будил.
– Заметь, уже целый месяц.
Верчу свой стакан и размышляю.
– Предатель.
– Пьяница.
– Отш… отщ… отступник.
– Типа того.
– Ты даже не алкоголик. Ты пьянь – есть разница.
– О как. Спорный тезис. Объясни, пожалуйста.
– Ты кретин, вот и все. Самодовольный. У тебя проблемы не с пьянкой, а с жизнью. Ты бы поговорил с кем-нибудь, что ли. А?
– Нет. Хотя доктор Джей подходит?
– Не, не считается. Он на пенсии.
– Доктор Джей – алкоголик. Не пьет уже двадцать лет. Ты мало чего о нем знаешь. – Я не могу скрыть удивления, и ты снисходительно улыбаешься. – Его жена сказала, что не будет рожать, пока он не протрезвится. Ну а он не просыхал до пятидесяти лет. Было слишком поздно. Она все равно не ушла, так и жила с ним.
– Ладно. Она уже умерла. – Опустошаю свой стакан.
Ты хмуришься.
– Да, Шерлок. Она уже умерла.
– В итоге ее здесь нет. – Трудно сказать, зачем я это говорю. Наверное, просто хочется сказать гадость. Тебе же часто этого хочется? Вот, я – как ты. Мне тоже в кайф.
Ты встаешь, выходишь из-за стола и уходишь в дом. Видимо, с концами. Нет, возвращаешься, приносишь тарелку с нарезанным сыром.
– А дети у тебя?
– Крис с Кайли попросились остаться еще на день. Им тут хорошо.
– А-а, Крис и Кайли. Ну, они похожи. Имена такие… как у близнецов.
– Они близнецы.
– Вот так.
Ты смеешься. У тебя за спиной, в темноте, просматривается огород.
– Завидуешь, Джесмин?
– Вот еще. Не надо пыжиться, Мэтт Маршалл. – Оба смотрим через дорогу: у меня самый лучший сад на всей улице. – Тебе до меня как до звезд, старичок.
– Да я и не мечтаю. – Ты иронично усмехаешься. – Это Финн все еще на что-то надеется.
– Ну и зря. – Я задумчиво провожу пальцем по ободку стакана. – Хоть ты пукни.
– Хороший совет.
– При чем здесь хороший? Я реалист. За добрым словом иди к доктору Джею. И все будет чики-пуки.
– Я так и делаю.
– Ему еще повезло. Как он не пригробил кого-нибудь из пациентов?
– Док из тех, кто отлично сочетает работу и алкоголь. Худший тип алкоголизма, не лечится.
– Повезло тебе – ты не из таких.
Как я тебя уела: ты и пьянь, и работать не можешь.
– Да. Он мне это объяснил.
Молча сидим за столом, я – попивая вино, ты – пощипывая сыр. Как обычно, я на тебя нападаю. Почему так?
– А меня все мужики, с которыми у меня что-то было, бросили. Я тебе говорила?
– Нет. – Опять эта ироничная усмешка. – Но не скажу, что ты меня удивила.
Кажется, ты мне даже сочувствуешь. Только все равно саркастически улыбаешься.
– Потому что со мной очень трудно, – поясняю я, и ты задираешь брови.
– Почему же с тобой трудно?
– Потому что я хочу, чтоб все было по-моему. И не люблю, когда люди ошибаются.
– Черт, со мной ты бы точно не смогла жить.
– Истинная правда.
Молчим.
– Ты чего сегодня такая?
– Переспала со своим бывшим.
Смотришь на часы. Два часа ночи.
– Я ушла, когда он заснул.
– Или, может, притворился, что спит.
– Не знаю. Не думала об этом.
– Я сам так делал много раз.
– Ну что же, сработало. Она ушла.
Тебе не кажется, что это смешная шутка. Может, потому, что это не очень-то и шутка.
– Ну и что, он тебе сказал, что с тобой трудно?
– Да нет. Я сама догадалась. Поняла, после того как… – Смотрю на свой чудесный, великолепный сад, из которого я черпаю житейскую мудрость. Чем глубже проникаю к корням, в почву, тем больше знаю о самой себе.
– А с чего ты вообще это взяла? Может, с тобой вовсе не так уж и трудно? Может, ты просто красивая, успешная, деловая женщина, которая хочет только самого лучшего – и почему бы и нет?
Я так тронута, что едва не плачу.
– Ну а может, конечно, ты в постели ужас что такое и жить с тобой невозможно.
Ты ржешь, и я бросаю в тебя кусок сыра.
– Он мне сказал сегодня ночью, что ему со мной было одиноко. Поэтому он ушел от меня.
Молчим.
– Одиноко было с тобой…
– Одиноко…
Ну представь, каково мне было – выслушивать такое. Одиноко ему со мной, черт бы его взял. Кошмар, да и только. Он меня любил, а ему со мной было одиноко. Не очень-то приятно такое слышать. Но и ему, наверное, не очень было легко.
– А он это сказал до того, как вы переспали, или после?
– До. Я поняла, о чем ты. Нет, дело не в этом.
– Именно в этом. Ну представь: он видит тебя после долгого перерыва, ты вся такая из себя, рыжая, с большими сиськами, да еще и безработная… Вокруг куча старых друзей, все при деле, а ты вроде как и часть компании, но при этом немного всем чужая. Он на тебя смотрит и вычисляет твое слабое место…
Я фыркаю и стараюсь не засмеяться.
– У тебя тушь размазалась.
Вытираю глаза салфеткой.
– У него два варианта: либо ты его пошлешь куда подальше, либо проникнешься чувством вины. Второе срабатывает в девяти случаях из десяти.
– Господи боже мой праведный – цитируя доктора Джея. А ты вот не воспользовался девятью из десяти.
– Я воспользовался, но попал в один к десяти.
Смеюсь.
– Слава богу, она наконец улыбнулась!
Ты смотришь на меня с ласковой усмешкой.
Закуриваю сигарету.
– Ты ж не куришь.
– Только когда пью.
– Дурында.
Закатываю глаза.
– Ну и что, расскажешь обо всем этом своему воздыхателю?
– Какому еще воздыхателю?
– Такой симпатичный, последнее время здесь ошивается. Но не кузен. – Ты смеешься. – Ну прости, не удержался, само вырвалось.
– Никакой он не воздыхатель. Это Санди. Хедхантер. Хотел меня на работу устроить.
– Санди?
– Он родился в воскресенье.
– Супер. И Санди, охотник за головами, охотится на тебя.
Мне не нравится, как ты улыбаешься.
– Охотился. Или ты думаешь, здесь тоже дело было не в этом? – Что ты меня все время подкалываешь, надоел уже.
– И куда он тебя хотел… устроить?
– Кретин. Это была работа для David Gordon White.
– Налоговым консультантом?
– У них новый проект, связанный с изменением климата.
Ты смотришь на меня в упор.
– Ты же стартапами занимаешься.
– Это новое начинание. Тоже, в общем, стартап.
– И ты мне говоришь, что он не пытается затащить тебя в койку?
– Увы, нет.
Ты смеешься, и я бросаю сигарету на землю. Затаптываю ее каблуком. У меня промелькнуло желание затушить ее об стол, но я вовремя остановилась, вспомнив, как его драили твои дети.
– Ну все равно, сейчас уже не о чем говорить. Я не пошла на собеседование.
– Почему? Испугалась? – Ты больше не иронизируешь.
– Нет.
Хотя да, испугалась, но не насчет работы. Сказать тебе правду? Объяснить, как я тряслась, потому что Хизер куда-то поехала сама, без меня? Я не хочу вдаваться в дискуссию о людях с синдромом Дауна. У тебя стандартная позиция, которую я не разделяю. Тем сложнее мне было бы объяснить, почему я сделала то, что сделала. Она вернулась неделю назад, и мы общаемся по телефону – Хизер, конечно, со мной разговаривает, иначе и быть не могло бы, но что-то неуловимо изменилось. Она отдалилась от меня. Что-то, что нас накрепко связывало, исчезло.
– Ты не пошла на собеседование, потому что напилась? – сочувственно спрашиваешь ты.
– Нет, – фыркаю я.
– Ну ладно, ладно. Просто эта тема, похоже, актуальна в последнее время, я подумал, что надо спросить. – Ты примирительно поднимаешь руки.
– Я в порядке. Ну просто… – беспомощно морщу нос и вздыхаю. Не могу я ничего толком объяснить.
– Да. Я понимаю.
И мне кажется, ты правда меня понимаешь. Мы молча сидим за столом, нам хорошо вместе, и я вспоминаю, как сидели рядышком Хизер с Джонатаном.
– Мужчина, который периодически приходит к тебе в гости с маленькой девочкой, – твой отец?
Киваю.
– Похоже, он хороший отец.
Сначала я думаю, что ты меня опять подкалываешь, но ты задумчиво водишь рукой по столу, и я понимаю – ты размышляешь о себе и своих детях.
– Теперь хороший. – Мне хочется добавить: «Но не для меня», однако я молчу.
Ты поднимаешь голову и внимательно на меня смотришь. Ненавижу этот твой взгляд, точно ты стремишься проникнуть в потаенные глубины моей души.
– Интересно.
– Очень, – вздыхаю я. – Чего ж тут интересного?
– Наконец стало ясно, почему ты говорила мне гадости.
– Я тебе говорила, что ты хреновый отец, потому что так оно и есть.
– Но ты это подметила. Тебе это важно.
Ничего не отвечаю. Делаю приличный глоток вина.
– И что, сейчас он пытается наладить отношения?
– Нет, он пытается влезть в мою жизнь. Это разные вещи. – Ты вопросительно поднимаешь бровь, и я поясняю: – Он хочет найти мне работу. В своей бывшей фирме. Воспользоваться прежними связями.
– Звучит неплохо. Он старается помочь.
– Нет, это кумовство.
– А работа-то хорошая?
– Вообще да. Финансовый директор, в подчинении восемь сотрудников. Сорок штук в год.
– На самом деле очень приличная работа.
– Просто супер. Я так и сказала.
– Он бы не стал предлагать ее кому ни попадя.
– Нет, конечно.
– Но тебе надо пройти собеседование.
– Конечно. Это же больше не отцовская фирма. Он просто может замолвить за меня словечко.
– Но при этом он в тебя верит. Считает, что ты справишься. Мне кажется, он дорожит своей репутацией и не стал бы рисковать, рекомендуя тебя, если бы ты того не заслуживала.
Не знаю, что тебе на это сказать, и молчу.
– На твоем месте я бы расценил это как комплимент.
– Мне все равно.
– Вы очень похожи с Финном. – Понятно, ты хочешь сказать, что я веду себя как ребенок, но я пользуюсь случаем, чтобы снова тебя поддеть.
– Тем, что у нас обоих дерьмовые отцы?
Ты устало вздыхаешь.
– А если б я тебе сказал, что знаю кого-то, у кого есть отличная идея для стартапа, и он ищет, кто бы мог ее разработать, тебя бы это заинтересовало?
– Этого кого-то случайно не Каролина зовут?
– Я чисто гипотетически.
– Да, я бы с ними встретилась.
– Но твой отец знает такого человека, и, однако, ты не хочешь с ним встретиться.
Мне нечего на это ответить, поэтому пожимаю плечами, точь-в-точь как Финн.
– Я бы на твоем месте не стал упускать такой шанс.
– Мне не нужна его помощь.
– Да нет, нужна.
Молчу.
– Есть хедхантер, который подыскал тебе работу, и, если бы ты хоть немного была в этом заинтересована, ты бы ее уже получила. Есть подруга, которая хочет, чтобы ты помогла ей разработать сайт для продажи одежды. Не смотри так, я был в доме, когда вы это обсуждали. Совершенно очевидно, что тебе нужна помощь.
Молчу.
– Я знаю, тебя не интересует чужое мнение. Ты считаешь, что оно неверно. И не правдиво. Да-да, ты сама мне об этом рассказывала. Иногда – не всякий раз, а именно иногда – мне кажется, что ты неправильно смотришь на вещи. Не знаю, от чего ты все время защищаешься, но, по-моему, ты зря так себя ведешь.
Повисает долгое молчание. Раньше, когда я тебя ненавидела, было гораздо проще. А теперь ты достаешь меня до кишок, и мне, черт возьми, нечего тебе возразить.
– А почему «Ганз н’ Роузес»?
Ты сбит с толку.
– Не понял?
– Почему всегда «Город-рай»? Ты возвращался домой только под эту песню.
– Ни почему. Просто у меня в джипе плеер зажал этот диск. И играет только это.
Я в растерянности. Там, где мне чудился какой-то символичный подтекст, ничего не обнаружилось. Я опять попала пальцем в небо.
– Ладно, пойду спать, а то завтра дети рано встанут. Мы хотим собрать горох и посадить помидоры.
Делаю вид, что мне до лампочки. Но втайне завидую вам. У меня-то горох не уродился.
– Ты как, нормально?
– Угу.
– И просто чтоб ты знала, Джесмин: я бы о тебе никогда так не сказал. Наоборот, если бы не ты, мне было бы очень одиноко. А с тобой я ни секунды не чувствовал себя одиноким.
У меня перехватывает дыхание. Ты идешь в дом, и я медленно провожаю тебя взглядом. Хмель улетучивается, я абсолютно трезва. И хотя в голове шумит, мысли ясные, как стекло. Сижу во главе стола, там, где обычно сидишь ты. Вот как столы оборачиваются в этой жизни.
Глава двадцать вторая
На следующий день просыпаюсь от солнца – оно слепит глаза. Кто-то названивает в дверь. Голова раскалилась так, будто я лежала под огромной лупой. А все потому, что не потрудилась задернуть шторы, прежде чем лечь спать. Моментально вспоминаю все, что было вчера, и это похоже на удар пыльным мешком, набитым камнями. Крестины, Лоуренс. По сравнению с этим тот факт, что я вытащила тебя из постели посреди ночи, сущая ерунда. В дверь продолжают звонить.