Пятая авеню Смит Кристофер
Луис через всю комнату посмотрел на неподвижно сидевшего Джорджа.
– Так что Майкл не мой сын, – объявил Луис. – Он сын твоего отца. Ты вышла замуж за своего брата.
В это время сорока этажами ниже отель «Пятая авеню» бесшумно и незаметно окружали полицейские Нью-Йорка. Одновременно с ними внутри здания спецподразделение под командованием лейтенанта Вика Гринфилда, быстро прочесывало помещения каждого этажа.
Лейтенант Гринфилд уже поговорил с Джеком Дугласом и получил от него основные данные, но по соображениям безопасности не впустил его внутрь здания. Поэтому Джек остался на тротуаре с противоположной стороны улицы и наблюдал, как еще три полицейских автомобиля свернули с 53-й улицы и с погашенными огнями подъехали к восточному входу отеля.
Все тысяча восемьсот гостей были уже эвакуированы. Толпы людей заполнили тротуары. Тут же находилась и пресса, информируя о происходящем весь мир. Джек услышал слабые размеренные хлопки и, повернувшись, заметил полицейский вертолет, подлетающий к Пятой авеню, туда, где сверкал огнями новый отель.
Он ощутил тяжесть и резь в животе; сердце учащенно стучало, и этот стук отдавался в голове. Итак, началось то, что должно было. Но не слишком ли медленно? Не слишком ли поздно?
В кабинете Лианы стало тихо как в могиле.
Спокатти, стоя в дальнем конце комнаты, смотрел на ставшее смертельно бледным лицо Лианы Редман. Ее отец никак не прореагировал на слова Райана. Майкл тоже хранил молчание. Спокатти видел, как губы Лианы слегка приоткрылись – ее била дрожь.
Джордж встал и шагнул вперед. Винсент выхватил пистолет, готовый немедленно пустить его в дело.
– Луис, это касается тебя и меня. И никого больше. Будь же мужчиной и отпусти их.
Луис вытолкнул Лиану вперед, закрыл дверь и пошел в дальний конец комнаты, где стоял Спокатти.
– Будь мужчиной? – повторил он слова Джорджа, копируя его манеру говорить. – Уж не считаешь ли ты, что сам был мужчиной, когда трахал мою жену? Или ты считаешь, что был мужчиной, когда заделал ей ребенка? Или ты был мужчиной, когда прострелил из пистолета шины ее автомобиля, когда убил ее?
– Я никогда не дотрагивался до твоей жены.
Луис, шагавший по комнате, замер на месте, пораженный словами Джорджа.
– Никогда не дотрагивался до нее? – переспросил он, указывая пальцем на Майкла. – Расскажи-ка это ему. Объясни это своему проклятому сыночку. Ты ведь прочитал страницу дневника Энн, которую я послал тебе. Она своей собственной рукой написала о том, как ты обрюхатил ее через неделю после того, как я прервал наши партнерские отношения и перевел «Сосновые сады» на себя. – Райан перевел взгляд на Лиану. – Он ведь трахался с ней, будучи помолвленным с твоей мамашей.
Спокатти кинул взгляд на часы. Он хотел завершить все дела здесь к пяти и посмотрел на Ампаро Грагеру, стоявшую под одной из картин Сислея и следившую за всем происходящим с нескрываемым интересом. Он велел ей наблюдать за лифтом и хотел, чтобы она вышла из комнаты, а не встала напротив окон, выходящих на 53-ю улицу.
Винсент кинул взгляд на небоскреб по другую сторону улицы, где он был до этого с риелтором, поднял руку, а затем перевел глаза на свою грудь. Там, в области сердца, спиралью крутился рой красных точек.
Он одобрительно кивнул невидимому стрелку, и красные точки лазерных прицелов погасли.
Спокатти понимал, насколько сильно он рискует, участвуя в сегодняшней встрече. Он знал, что отель набит охраной. Но он никогда не заканчивал ни одного дела, не обеспечив себя надежной страховкой, а та, что он организовал сегодня, была прямо-таки железобетонной.
Отвернувшись от окна, он стал ждать продолжения спектакля. Если дела не пойдут в ускоренном темпе, ему придется взять все в свои руки.
– Ну так что, Райан? – спросил Джордж. – Ты намерен убить нас, несмотря на то что в вестибюле полно людей? Это и есть твой план?
Луис метнул на него злобный, угрожающий взгляд. Подойдя к письменному столу Лианы, он выдвинул один из боковых ящиков, достал заранее приготовленный пистолет и направил его на Джорджа.
– Да, – подтвердил он. – Это и есть мой план.
– И ты полагаешь, это разрешит наши разногласия?
– Это разрешит все, – объявил Луис. – Ты разрушил мою жизнь. Ты убил Энн. Неужто ты думаешь, что я снова позволю тебе выйти сухим из воды? Я столько лет ждал этого момента.
– Энн погибла в результате дорожной аварии, – не повышая голоса, произнес Джордж. – Тебе это известно так же хорошо, как и мне. Я не причинил Энн никакого вреда. Я любил ее сильнее, чем ты. И твоя проблема заключается в том, что ты не в состоянии понять того, что твоя жена разлюбила тебя и полюбила меня.
Эти слова подействовали на Луиса как пощечина. Его рука, сжимавшая пистолет, мелко затряслась.
– Если ты хочешь, чтобы кто-то поплатился за это, то я предлагаю тебе: застрели меня и отпусти Лиану с Майклом, – так же спокойно предложил Джордж. – Они не имеют к этому никакого отношения. Дело касается только нас с тобой.
Луис собрался что-то ответить, но вместо этого навел пистолет на Лиану. Та в испуге отступила на шаг назад.
– Я хочу увидеть, что ты почувствуешь, Джордж, – ответил Луис и выстрелил.
Многократное эхо буквально сотрясло стены кабинета. Ошеломленный Джордж смотрел, как Лиана зашаталась. Глаза ее расширились от ужаса и удивления. На ее платье появилось совсем маленькое отверстие чуть слева от пупка, она прижала к нему обе руки, и кровь, показавшаяся между ее пальцев, закапала на пол. Девушка посмотрела на отца, затем перевела взгляд на Луиса и Майкла, упала на колени. Тягостный вздох сорвался с ее губ.
Майкл, подбежав к ней и бросившись на колени, обхватил за талию, зажимая рану ладонями.
Вдруг из коридора донесся крик Ампаро Грагеры. За ним последовало несколько выстрелов и женский крик.
Спокатти с пистолетом в руке помчался через кабинет к двери, захлопнул ее, запер на замок, и тут зазвонил его мобильник. Достав его из пристегнутого к поясу чехла, он услышал истошные крики и в растерянности повернулся к окнам. В течение нескольких секунд ничего не происходило. Затем перед глазами возник полицейский вертолет, и ослепительный свет его прожекторов заполнил весь кабинет.
Спокатти, которому луч прожектора бил прямо в глаза, на мгновение потерял способность видеть.
– Почему ты меня не предупредила? – закричал он в телефон.
Винтокрылая машина зависла как раз напротив окон кабинета. Взбешенный Луис повернулся в сторону Спокатти, но внезапно увидел перед собой Джорджа Редмана, бросившегося на него с намерением выбить пистолет из его рук. Схватив его за руку, Джордж попытался вывернуть ее, но не смог. Тогда он с такой силой рванул на себя руку Райана, что пистолет выпал из нее и заскользил по полу. Собрав все силы, Джордж устремился за ним, отталкивая противника назад, пока тот не врезался в огромное оконное стекло.
В дверь кабинета ломились полицейские.
Спокатти попятился. Сердце его неистово колотилось, нервы были напряжены до предела. Бросив быстрый взгляд на Лиану и Майкла, он взглянул на Джорджа и Луиса, боровшихся перед оконным стеклом за пистолет, валявшийся рядом с ними.
У него возникло импульсивное желание пристрелить их обоих, чтобы покончить с этим делом раз и навсегда, но на это у него не было времени. Он бросился в ту часть кабинета, где не было окон, и вспорол обшивку канала теплотрассы. Он раздвинул ее в стороны и собирался уже запрыгнуть внутрь, когда услышал, как выстрелил пистолет Райана.
Спокатти видел, как Джордж Редман свалился на ковер, его лицо на мгновение осветил луч вертолетного прожектора. Пуля из пистолета Луиса попала ему в грудь. Джордж лежал на боку, его широко раскрытые глаза не видели ничего.
Райан навел пистолет на голову Джорджа. Он что-то кричал. Спокатти не слышал, что именно, и уже готов был выстрелить, когда дверь кабинета с треском распахнулась и полицейские ворвались внутрь с оружием на изготовку.
– Брось пистолет!
В какую-то долю секунды Луис принял решение. Он выстрелил и увидел, что пуля вошла в пол рядом с головой Джорджа Редмана. Он не попал! Не попал!
Он снова поднял пистолет, намереваясь выстрелить еще раз, но град пуль из полицейских стволов прошил его грудь и живот.
Рот Луиса широко раскрылся. Ослабевшая рука разжалась, пистолет упал на пол. Получив еще одну пулю в грудь, он, зашатавшись, оперся спиной об оконное стекло, которое ритмично содрогалось – как раз перед ним ревел и грохотал мотор зависшего полицейского вертолета. Одна из его дверей была открыта, через нее поблескивали дула снайперских винтовок, прикрепленные страховочными тросами к поперечной штанге. Они были нацелены на Луиса. Как только он повернулся к ним, они выпустили по нему град пуль, которые вдребезги разнесли стекло и уложили Луиса на пол. Спокатти видел, как он упал, и вспомнил, как много раз просил Луиса держать окна зашторенными.
Луис поднялся на колени, пряди волос на макушке и темени серебрились в луче прожектора. Холод смерти уже подступал. Жизнь уходила из его тела. Он не чувствовал боли, а только какое-то ненужное тепло, распространяющееся по груди и животу. Он знал, что умирает, но это его не волновало. Он посмотрел на Майкла, но увидел Энн, с ужасом смотрящую на него. Его тело почти обрело невесомость. Он подумал, не было ли это видением, но тут его мозг отключился и он рухнул, уткнувшись лицом в пол.
Спокатти исчез в тени. Стоя в противоположном конце кабинета, он не сводил напряженного взгляда с полицейских, наблюдавших за последними мгновениями жизни Луиса Райана. Винсент что-то пробормотал в мобильный телефон, а затем до него донесся еще один звук – его подельники, сидевшие в соседнем здании, выпустили очередь по бензобаку полицейского вертолета. Спокатти запрыгнул внутрь кожуха отопительной системы и начал быстро спускаться вниз.
Несмотря на все шумы, сопровождающие эту полицейскую операцию, наступил момент почти полной тишины, когда сверкающие лопасти вертолета замерли, после чего машина, нырнув вниз, загорелась и взорвалась, усыпая своими обломками фасад здания.
Шесть месяцев спустя
Эпилог
Дайана Крейн, главный юрисконсульт
компании «Редман Интернэйшнл»,
угол 49-й улицы и Пятой авеню,
Нью-Йорк, NY 10017
(212) 555-2620
Дорогой Джек!
Вот мы и снова как будто вместе. Не знаю, получишь ли ты это письмо? Ответишь ли ты мне на этот раз? Я уже отправила тебе не одну дюжину писем за прошедшие пять месяцев, но все они вернулись ко мне нераспечатанными. Где ты? Я посылаю письма твоим родителям, и они говорят, что пересылают их тебе. Так ли это? Они сообщают мне только то, что ты в порядке. Ты путешествуешь? Это приносит облегчение?
Я не знаю, поддерживаешь ли ты контакты с внешним миром или полностью замкнулся в себе. Зная тебя, я считаю более вероятным последнее, но надеюсь, что тебе удастся со всем этим справиться.
Доходят ли новости до тех мест, где ты сейчас находишься? Известно ли тебе о нашем крахе на фондовой бирже? Мы это пережили. В тот понедельник, когда на Уолл-стрит рухнули наши акции, мы подписали контракт с Анастассиосом Фондарасом на восемь миллиардов долларов. Иран настоял на том, чтобы Фондарас приобрел больше судов, и этим своим требованием оказал нам поддержку, ну а мы были счастливы сбыть ему «УэстТекс». После увольнений и реструктуризации бумаги «Редман Интернэйшнл» находятся сейчас в первой полусотне самых прибыльных акций. Это, конечно, не прежний уровень, но уже лучше, чем было.
Если ты прочитал хоть какие-нибудь из моих писем, то ты знаешь, что Джордж окончательно поправился. Но знаешь ли ты, что на прошлой неделе Элизабет было предъявлено официальное обвинение? Десять лет… Я думаю, она получит пять. Может быть, даже три, если ей повезет. Я буду стараться изо всех сил.
Об этом я писала тебе и раньше, но ситуация в их семье не изменилась. Лиана все еще неизвестно где. Никто не видел ее с того дня, когда она в августе выписалась из нью-йоркской больницы. Она пропала, хотя нам известно, что у нее все в порядке. В прошлое воскресенье Хелен Бейнс, с которой мы были в театре на премьере, рассказала мне, что Лиана звонила ей, но отказалась сообщить о том, где находится. Я думаю, что она с Марио де Сикко. Я проверила и выяснила, что его больше нет в Нью-Йорке.
Пожалуй, это и все, что я могу тебе сообщить. Три недели назад я была на Уолл-стрит, где среди уличной толпы видела Винсента Спокатти. Я точно знаю, что это был он. Мы переглянулись, затем он приподнял шляпу и улыбнулся, после чего пошел дальше своей дорогой. Я сообщила об этом в полицию, но они мало что могут сделать, и Спокатти это известно.
Вот теперь мне действительно нечего тебе сказать, кроме того, что я скучаю по тебе и сожалею о том, что тебя нет рядом в твоем кабинете «Редман Интернэйшнл». Ничто не остается неизменным. Все изменяется. Я уже не живу на своей прежней квартире. Ее я продала и переехала в Вест-Сайд. Теперь у меня другой вид на Центральный парк, кошка и… что же еще? По правде сказать, больше ничего. По крайней мере, у меня еще есть работа. Как говорил мой отец, работа нас спасает.
Если ты получишь это письмо, пожалуйста, ответь. Ведь у тебя есть время. Я очень хочу знать, что все у тебя хорошо и что ты, по крайней мере, единственный из нас, кто не застыл на месте, а движется вперед.
С приветом,
Дайана
P.S. А ты знаешь, я все еще думаю о нем. Это странно и даже смешно, если вспомнить все, что он натворил. Однако даже после всего этого Эрик все еще остается частью меня. А ты все еще думаешь о Селине? Иногда мне кажется, что никто из них не умер. Тебе знакомы эти чувства?
Джек Дуглас сложил письмо пополам и снова вложил его в конверт, который перед этим вскрыл, аккуратно орудуя ножом. Как и все предыдущие присланные Дайаной письма, он пошлет его родителям, а те перешлют его обратно ей. Таким образом он запечатывал всю полученную от нее корреспонденцию, и у Дайаны, как она и писала, никогда не возникало и мысли о том, что он вскрывал их и читал. Джек не был готов возобновить их дружбу. Он снова встретится с ней, но сделает это не сейчас. Должно пройти время.
А сейчас он сидел на заднем диване запыленного белого джипа. Его кожа стала коричневой после многих месяцев, проведенных на солнце, волосы на темени и макушке выгорели и стали почти белыми. Он стал более сухощавым, сбросив вес, которого придерживался многие годы, его тело окрепло и стало более мускулистым от хождения по джунглям Венесуэлы. Над собой он слышал негромкие, но знакомые ему пронзительные крики попугаев ара и какаду. Снизу доносился шум текущей реки. Он находился сейчас в трех тысячах миль от города Нью-Йорка, и ему здесь нравилось.
Он вспомнил о письме Дайаны. Разумеется, он все еще думает о Селине. Не проходит дня, чтобы он не думал о ней и обо всем, что произошло. Он любил ее. А Элизабет сейчас в тюрьме, так что, кто знает, увидит ли он когда-нибудь снова семейство Редман.
А надо ли ему это, спросил он себя?
Он вышел из машины и пошел на середину длинного качающегося под ногами моста, расположенного чуть дальше по дороге. Какая-то женщина только что прыгнула с подгнивших досок настила и теперь пронзительно кричала, падая навстречу волнам текущей под мостом реки.
Подойдя к деревянным перилам, Джек наклонился вперед. Он видел, как она подпрыгивает благодаря привязанному к ее лодыжкам эластичному тросу, и ее черные волосы хлопают словно кнут по влажному воздуху. Глядя на нее и слушая ее торжествующие крики, он почувствовал умиротворение и понял, что все сделал правильно. Отчасти благодаря этому он и исцелился.
Рядом с ним молодая венесуэлка принялась тянуть обратно на мост потертый эластичный трос. Она была высокой и стройной, на ее руках и плечах рельефно выступали мышцы. Ее босые ноги упирались в серые деревянные доски настила, когда она тащила тяжелый трос. Когда тот вырвался у нее из рук и опустился вниз, она повернулась к Джеку.
– Листо?[40] – спросила она.
– Листо, – кивнув, ответил Джек.
– Вы занимались этим прежде, да?
– Я занимался этим прежде, – повторил он.
Джек вынул из кармана повязку, которую обещал использовать полгода назад, когда Селина собиралась выполнить свой первый прыжок. Он показал ее женщине, но та пожала плечами. Венесуэлка помогла ему встать на помост, закрепила эластичный трос на лодыжках, затянула покрепче нейлоновое крепление и проверила пряжки.
Джек опустил повязку на глаза.
Внезапно наступившая темнота обострила его чувства и восприятие. Река шумела громче, солнце грело сильнее. Он слышал звуки, издаваемые живой природой, от которых сердце забилось быстрее.
Женщина коснулась его руки.
– Прыгай, – сказала она. – Лети.
Балансируя на краю помоста, Джек сделал глубокий вдох, кивнул и принял исходное положение, стоя на деревянной перекладине. На какое-то мгновение он замер, балансируя на перекладине, расставив руки по сторонам. Бриз шевелил его волосы, его ладони были повернуты к сверкающему безоблачному небу, которого не могли видеть его глаза. Он ощущал все и не ощущал ничего. Легкий экзотический запах джунглей окутывал и пьянил. Впервые за много месяцев на его лице появилась улыбка.
Он думал о Селине, когда стоял в исходной позиции, и тогда, когда, оттолкнувшись от перекладины, грациозно взлетел в воздух, к солнцу, и в эту секунду почувствовал себя свободным.
Майкл Арчер оставался в Нью-Йорке. За шесть месяцев, прошедших после аннулирования его брака с Лианой[41], он переехал из их квартиры на Пятой авеню в Виллидж, в просторную и светлую квартиру с видом на Гудзон.
Жизнь его протекала более чем спокойно. Он редко выходил из дому и виделся только с близкими друзьями. Он отказывался от главных ролей в фильмах и бродвейских театрах, не давал никаких интервью. Хотя литературный агент постоянно донимал его просьбами снова сесть за книгу, за прошедшие месяцы он не написал ни слова. По ночам его преследовали тяжелые сны. Сейчас он предпочитал вести жизнь затворника.
В конце сентября, спустя два месяца после событий в отеле «Пятая авеню», он неожиданно получил письмо от одного из адвокатов Джорджа Редмана с предложением сделать анализ ДНК. Майкл ответил отказом. Лично ему не нужно было подтверждать этим анализом тот факт, что он является сыном Джорджа Редмана. Достаточным подтверждением этого служил дневник его матери.
Энн собственной рукой описывала – во всех подробностях – свой роман с Джорджем и то, как она поняла, что Майкл был сыном Джорджа. Если Редман не может поверить этому, то, по мнению Майкла, самым лучшим для него было вообще не знаться с этим человеком.
Лиана часто навещала его во сне.
Он обычно шел по Пятой авеню, а она неожиданно возникала из толпы в том же самом платье, которое было на ней в тот вечер в отеле. Ее кожа была бледной и прозрачной, из маленького отверстия на ее животе светил яркий тонкий луч. В этих снах она часто держала его за руки, называла его по имени, хотя он и не узнавал ее голос, думая, что с ним говорит мать. А потом она исчезала, и тогда Майкл бежал за ней, но как только оказывался рядом, вместо Лианы видел перед собой Луиса Райана.
После аннулирования их брака он только один раз слышал голос Лианы – она позвонила ему откуда-то из Европы, где была с Марио де Сикко, хотя она не сказала ему, где именно. Несмотря на все, что произошло между ними – включая тот факт, что они оказались сводными братом и сестрой, – он был несказанно благодарен ей за то, что она старалась говорить с ним так легко и радостно, как могла.
– Представляешь, я сейчас экспат[42], – сказала она ему. – И я счастлива. В настоящее время мы путешествуем по Европе. Мы хотим побывать и в других частях света, а потом выбрать место, где можно будет осесть и создать семью. Когда это произойдет, я тебе позвоню. Может быть, это случится через несколько месяцев, а может, и через несколько лет, но я обязательно позвоню.
– Лиана, прости меня за все.
– Я понимаю, о чем ты, – ответила она. – Но тебе не за что извиняться, ты ни в чем не виноват – он использовал нас обоих. Послушай, что я тебе скажу: если мы не избавимся от всего этого, если мы не двинемся вперед, это наложит отпечаток на всю нашу жизнь и мы навсегда останемся в ловушке. И если это произойдет, значит, он победил, а допускать этого нельзя. Я иду дальше. И хочу, чтобы и ты сделал то же самое. Мы заслуживаем того, чтобы снова стать хозяевами своей судьбы.
– Ты права.
– Береги себя.
– Позвони, когда вы обоснуетесь.
– Конечно, позвоню, – обещала Лиана, и на линии наступила тишина.
Только в январе он снова почувствовал себя способным сидеть за письменным столом и смотреть на пишущую машинку, которую агент преподнес ему несколько месяцев назад.
Майкл понял, что дальше так продолжаться не может. Своей оторванностью от мира и невозможностью расстаться с прошлым он убивал себя и все то, над чем так долго и напряженно работал. Его агент предложил ему целую кучу сюжетов, но Майкла интересовал только один, и сейчас он занимал все его мысли. Если он решил приступить к работе, если он в действительности хочет разобраться с прошлым, то ему не остается ничего иного, кроме как написать о нем.
Майкл смотрел на пишущую машинку. Компьютером он никогда не пользовался, и его агент знал об этом. Ему нравилось чувство, которое он испытывал, вынимая из машинки только что напечатанный лист – ведь на нем был законченный кусочек того, что он сейчас создавал. Ему нравилось ощущать ритм слов, ложащихся на бумагу при ударах по клавишам.
Он вставил в машинку чистый лист бумаги и закрыл глаза. Название, первая фраза и несколько первых абзацев моментально возникли в его сознании. Они были в его голове с того момента, когда была сожжена его рукопись.
Но сможет ли он осилить эту работу? Сможет ли он действительно написать историю того, что изменило столько жизней? И если он все же напишет об этом, если расскажет всю правду и при этом изменит имена, будет ли он готов отстаивать истину в спорах, которые непременно возникнут? В этом Майкл не был уверен. Прочитав его роман или обратившись к другим источникам, люди должны знать, что написанное им повествование основано на реальных фактах.
Может быть, имена он изменит потом. А может быть, оставит все как есть. Сейчас бумага, как говорится, все стерпит.
Вдруг он вспомнил, что человек по имени Кейн сказал ему в тот день в его квартире. После того, как прочитал первую главу и уничтожил рукопись. Кейн спросил, как Майкл собирался использовать в книге реальные события и места. Майкл не задержался с ответом – скорее всего, он воспользуется псевдонимом.
Он положил руки на пишущую машинку и с облегчением обнаружил, что не испытывает при этом страха. Затем он подумал о Лиане, вспомнив всех членов семейства Редман, выбрал ничем не примечательный псевдоним и через несколько секунд застучал по клавишам.