Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны Рыжков Владимир

Российский нацизм: на взлете или на излете?

[23]

12 января 1893 года родился один из самых главных нацистских вождей Герман Геринг. С его именем связана вся история существования самой преступной организации в истории человечества. Все этапы создания и становления, все основные события, создание гестапо и поджог Рейхстага, «Ночь длинных ножей» и «Окончательное решение еврейского вопроса» — все это Геринг. Блестящий летчик, создатель люфтваффе, официальный наследник Гитлера и он же жалкий морфинист, который уже в первые годы войны говорил о ее неутешительном для Германии завершении. Герман Геринг — «нацист № 2» после Гитлера, официальный наследник фюрера — исходя из закона, принятого в июне 1941 года.

Близился конец войны, и на этом фоне ухудшались отношения Геринга с Гитлером, что вылилось в открытый конфликт за две недели до завершения Второй мировой войны. Фюрер обвинил своего наследника в провале противовоздушной обороны страны, а тот в ответ в ультимативной форме потребовал от Гитлера передать ему полномочия управления Третьим рейхом — согласно закону, принятому в 1941 году. В ответ он был арестован, но уже через несколько дней освобожден, так как охрану его передали люфтваффе.

8 мая 1945 года Геринг был арестован американскими войсками, а после Нюрнбергского процесса и приговора к казни через повешение покончил жизнь самоубийством, приняв яд в тюремной камере, — один из охранников передал ему цианистый калий.

Отталкиваясь от этого исторического события, хотелось бы поговорить об актуальных проблемах — в частности, о нацизме в России. А начать разговор лучше всего с самого простого: то, что сейчас происходит в России, — это можно назвать лишь «зародышем» или уже какой-то стадией развития русского нацизма?

Мнение по этому вопросу Александра Верховского, директора информационно-аналитического центра «Сова»:

Я бы сказал, что такого рода преступления не обязательно должны совершать нацисты. Их совершают люди, которых я бы назвал расистами, — кто ненавидит других по каким-то внешним признакам. Но среди них есть люди, которые сами себя называют национал-социалистами, у них есть национал-социалистические организации, их вполне правомерно называть нацистами. Сейчас обычно говорят «неонацисты», чтобы как-то отличать их от исторических нацистов. Конечно, масштаб совершенно не тот, и является ли это зародышем чего-то или не является, зависит все-таки не столько от их активности, сколько от общей ситуации в стране.

Например, Национальное русское освободительное движение определяет себя как национал-демократическое, и национализм там присутствует как один из элементов.

Мнение по этому вопросу Алексея Навального, сопредседателя движения «НАРОД» (Национальное русское освободительное движение):

Национализм — это один из определяющих пунктов нашей идеологии. И мы не видим здесь никаких проблем. Современный европейский национализм — это нормальная идеология, принятая в просвещенной Европе, и мне кажется, в этом смысле сейчас мы находимся в мейнстриме современного движения. Если мы говорим о нацизме в России, чтобы не погрузиться в терминологические дебри, нужно помнить о том, что нацизм — это идеология и практика национал-социализма в Германии в период с 1933 по 1945 г. И уж коль поводом для разговора послужил юбилей Геринга, то надо сказать, что Геринг был представителем истеблишмента, что его отец был близким другом Бисмарка и т. д. И в этом смысле нацизм в России — он не на излете и не на взлете. Нацизма нет. Действительно, у нас 140 миллионов человек, и полно всяких сумасшедших, бытовых антисемитов, гитлеристов и т. д.

Слушателям «Эха Москвы» был задан вопрос: «Согласны ли вы с тем, что Россия — для русских»? Результат: 25 % ответивших согласны с тем, что Россия — для русских, а 75 % ответивших с этим не согласны.

Эти 25 %, которые говорят, что Россия — для русских, — можно ли их рассматривать как социальную базу для возрождения или зарождения отечественного неонацизма?

Наверное, среди них есть небольшая доля неонацистов. Остальные же вкладывают в этот лозунг, звучащий очень похоже на немецкий нацистский лозунг, разные смыслы. Все зависит от того, какой смысл люди вкладывают в эти довольно туманные слова. Может быть, такой чисто расистский смысл, что Россия — для тех, кто русский по крови, а остальные тут второго сорта. Такой подход у нас встречается не так редко. Не так мало людей считают, что, по крайней мере, какие-то привилегии должны предоставляться по крови, но это не большинство. Большинство все-таки разделяет какую-то более туманную точку зрения, где и понятие «русский» определено очень нечетко.

Итак, хотелось бы каких-то преимуществ. Но каких? Кого-то хотелось бы ущемить. Может, не всех, но кого-то особенно нелюбимого — цыган, например. Они наиболее непопулярны. И взгляды таких людей нельзя назвать особенно идеологическими, это просто бытовая ксенофобия.

Но 25 % — это немало.

А, например, «Левада-центр», и это совершенно свежие данные октября 2008 года, утверждает, что лозунг «Россия — для русских» определенно поддерживают 15 %. А еще есть люди, для которых это «хороший лозунг в разумных пределах», — это еще 42 %. В сумме эти два ответа набирают 57 %.

Не являются ли эти 25 % и 57 % некоей базой для неонацизма?

Мнение по этому вопросу Алексея Навального:

Мне так не кажется. Сложно говорить, что вкладывают люди в понятие «Россия — для русских», но я думаю, что это точно не нацизм. Если бы мы расшифровали и сказали про социальный дарвинизм, как про одно из основных положений нацизма, и про освобождение жизненного пространства от расово-неверных… Если бы мы сказали: давайте оставим здесь русских, вырежем татар, всех прогоним и т. д. — думаю, процент людей, который это поддержит, будет очень мал. Чаще всего, когда люди говорят «Россия — для русских», — это бытовая ксенофобия, чаще всего это просто протест против неконтролируемой миграции. Мы знаем, что Россия находится на первом месте в Европе по количеству нелегальных мигрантов, и я думаю, эти 25 % — это просто люди, которые говорят: «Выгоняйте отсюда мигрантов». Но я уверен, что действительно серьезной базой для возникновения нацизма как политического явления это быть не может. И подтверждением моих слов, наверное, является то, что у нас есть организации нацистского характера, но нет ни одной, которая насчитывала бы хотя бы тысячу человек. Если мы вспомним времена Геринга, организацию «Союз германских рабочих» и т. д., то их были сотни тысяч. Там только тайных обществ были десятки, и они насчитывали огромное количество людей.

Те организации в Германии создавались не как нацистские в том смысле, в каком мы говорим сейчас. Но они создавались снизу. И там были уже заложены основные положения нацизма. Пресловутый социальный дарвинизм уже тогда присутствовал — на начальном этапе. Сейчас сколько-нибудь многочисленных нацистских организаций в России нет.

Но есть проблема с подсчетами и статистикой. Конечно, масштаб явления не тот, но надо делать скидку на то, что в России вообще в любой политической организации, какую ни возьми, довольно мало народа. Кроме «Единой России», конечно.

Если посмотреть, какие митинги собираются в Москве, если вычесть «Наших» и всю подобную публику, то получается, что на «Русский марш» выходит больше людей, чем на совокупный митинг СПС и «Яблока». Конечно, сегодня вообще политическая система такова, что вся оппозиция, если она даже вся объединится, все равно не представляет собой силу, способную что-то повернуть. Но это ведь не вечно будет продолжаться, когда-то ведь и политическая ситуация изменится…

И этот переход от пассивности к некоей активности может в любую сторону пойти. Например, в сторону тех, кто ходит на «Русские марши». Там ведь не обязательно нацисты, там разные люди собираются. И в каком раскладе это будет в этом «послезавтра» — мы не знаем. Поэтому это интересно и важно изучать.

Например, сейчас достоверно описать структуру националистов, неонацистов или шовинистов невозможно. Сколько этих организаций и сколько в них народа? Какая у них динамика?

У националистов нет никакого стимула объединяться в большие организации. Стимул был бы, если бы они объединились и могли бы поучаствовать в выборах, но они все равно этого сделать не могут. Поэтому тенденция к расколу явно доминирует над тенденцией к объединению.

Как видим, подобная ситуация имеет место не только у демократов. Но факт остается фактом — в России много маленьких националистических организаций. Как правило, у большинства из них нет фиксированного членства, потому что опять же оно им не нужно. Существует такая среда, когда люди переходят из одной организации в другую, состоят сразу в трех-четырех организациях, — и это типичная картина.

Можно, конечно, попытаться посчитать, сколько людей участвует в демонстрациях, — в таком явном политическом действии. Так вот, в таком действии по стране на стороне националистов (от самых умеренных до самых радикальных) участвует тысяч десять человек. А население страны — 140 миллионов.

Есть, конечно, и какое-то плохо подсчитываемое количество людей, которые принадлежат к неформальным бандформированиям, которые не ходят на митинги, а «мочат» по подворотням всех, кого они считают чужими. Допустим, это еще несколько тысяч человек. Плюс вокруг этого всегда есть некое аморфное облако, в основном молодежи, которое так или иначе им симпатизирует.

Есть организации типа «Славянский союз», «Союз русских националистов», «Народный союз» и т. д. То же движение «НАРОД». Если организуется что-то, эти организации и организуют, как могут. Скажем, последний «Русский марш» прошел довольно хаотично, а вот год назад, когда все происходило без помех со стороны властей, там было видно, как это все организовано, — вот строится колонна ДПНИ (Движение против нелегальной иммиграции), вот колонна РНЕ (Русское национальное единство).

Мнение по этому вопросу Алексея Навального:

Нужно все-таки четко понимать, что 95 % этих людей к нацизму не имеют ни малейшего отношения. Люди, которые ходят на «Русский марш», не являются нацистами. И нельзя просто подводить под это все одну большую скобку и обобщать, что это все нацисты. Я, например, тоже хожу на «Русский марш». На «Русский марш» ходят четыре-пять тысяч человек. Естественно, все фотографируют кого? Скинхедов. На каждый «Русский марш» действительно приходят скинхеды со своими «зиг хайлями». Им не разрешают, а они приходят. Это классические неонацисты. И все именно их фотографируют.

Скинхеды такие колоритные. Но это организация запрещенная, стихийная, а все именно их фотографируют, и складывается впечатление, что там, на «Русских маршах», одни свастики. Но если посмотреть внимательно, то на таких мероприятиях большая часть людей — это совершенно нормальные люди, которые считают себя националистами, национал-демократами. Если спросить у них, что они вкладывают в слово «национализм», они не будут уходить в большие идеологические дебри, они скажут — мы против коррупции во власти, мы против миграции, мы против олигархической экономики. Но в этой терминологии, наверное, все — изрядные националисты.

Но вот в Европе нормальные граждане не ходят вместе со скинхедами. С другой стороны, тот же Ле Пен во Франции — он собирает по сравнению с ДПНИ гораздо большее количество людей. Конечно, это не образец, но он существует вполне легально и вполне легально участвует в политической борьбе. Во Франции тоже есть скинхеды и какие-то сумасшедшие, но Ле Пен проводит легальные демонстрации. И никто при этом не кричит о французском нацизме и его угрозе. Тот же самый Саркози. Как его называли французские левые? Исключительно фашистом, потому что он тоже боролся с нелегальной иммиграцией.

Да, во Франции имеет место огромная проблема с иммиграцией. Но можно подумать, что в России нет такой проблемы. Официальная статистика говорит о том, что Россия находится на первом месте в Европе по количеству нелегальных иммигрантов.

Мнение по этому вопросу Алексея Навального:

Мы сотрудничаем с ДПНИ, но это — смотря что иметь в виду под словом сотрудничество? Мы проводили совместно конференцию, которую назвали «Новый политический национализм», который, как нам кажется, установил в этом смысле меру размежевания. Мы четко осудили ксенофобию, четко осудили разжигание межнациональной розни и, мне кажется, в целом подвели некую идеологическую базу для создания как раз национализма европейского плана. Это же большая проблема и для националистов тоже, потому что всех смешали в одну кучу. В любой организации, в которой находится более 10 человек, находится просто куча всяких сумасшедших, радикалов и т. д. Те же самые скинхеды, когда мы говорим о них, — это субкультура. Естественно, есть люди, которые совершают преступления на национальной почве, и этих людей нужно просто сажать. Но по большей части это субкультура, это какие-то подростки из трудных семей, которые побрили себе голову и бегают в высоких ботинках. Поэтому здесь нет другого подхода: больных нужно лечить, тем, кто заблуждается, надо разъяснять, тех, кто совершает преступления, нужно сажать. И в этом смысле национальное движение сознает все эти проблемы и пытается решать их. Самое главное — всех в одну кучу не смешивать. Потому что сказать, что националисты — это просто какие-то скинхеды, которые хотят всех убить, — нет такого. И по количеству этих пресловутых нацистов Россия совершенно не является никаким лидером. Мы видим, что партии нацистского характера совершенно легально существуют в Германии, в США проводит съезд нацистская партия, и там легально висят свастики. Поэтому это явление не уникальное в России, а то, что существует в России, — это все существует в гораздо меньшей степени, чем об этом принято говорить. Просто, естественно, каждое преступление по мотивам национальной розни имеет более высокий общественный резонанс, оно опасно, о нем очень много говорят, оно привлекает большое внимание.

Мнение по этому вопросу Александра Верховского:

По моей оценке, подавляющее число участников именно «Русских маршей» принадлежит к нацистско-скинхедским группам. Их довольно легко визуально отличить. Проблема состоит именно в том, что в националистических организациях, и в ДПНИ в первую очередь, процент таких явных неонацистов слишком велик. Это не один из десяти, а подавляющее большинство. Конечно, в организации «НАРОД» картина не такая, но должен сказать, что это не очень большая организация. В том-то и дело — тут все дело в пропорциях. Понятно, что и в других странах есть радикальные националистические организации, в том числе и неонацистские, но по количеству убийств на почве ненависти, как это принято говорить, мы, к сожалению, идем с большим отрывом.

Официальной статистики по этому вопросу нет. Есть официальная статистика приговоров, в которых учтен мотив ненависти, национальной ненависти, ибо другой почти не бывает. Но у нас нет регистрации преступлений с этим. Был даже разговор о том, чтобы запретить в информации о подобного рода преступлениях указывать национальность как потерпевшего, так и преступника.

Мнение по этому вопросу Александра Верховского:

Мы собираем данные сами, как можем. Эти цифры маленькие в каком-то смысле — мы отсеиваем все случаи, где у нас возникает подозрение, что это не преступление по мотивам ненависти. Это не то, что если где-то зарезали таджика, то мы это сразу заносим в статистику, — тогда у нас была бы огромная цифра. У нас, если брать только убийства и не брать остальное, то 2006 год — 66, 2007 год — 86, 2008 год — 89. Но тут маленькая разница обманчива, потому что мы, как правило, с большим опозданием узнаем о многих случаях. Как видим, цифры растут. На самом деле милиция знает даже больше эпизодов, но поскольку дела не расследованы, то они пока не публикуются. А вот, например, в Англии в 80-е годы был разгул расистских преступлений и там совершалось 10–20 убийств в год. Это был ужас, потом как-то с этим разобрались, теперь таких случаев по несколько штук в год. Да, у нас и населения больше, но тем не менее. Это мы только насчитали, а на самом деле преступлений гораздо больше. Проблема именно в этой пропорции. И это происходит не от того, что наши расистские группы такие особенные по сравнению с английскими, а потому, что у нас их мало ловят. Вот и все.

А каковы взаимоотношения всех этих группировок, всех этих движений с властью? Многие, например, говорят о том, что если не властью в целом, то некоторыми ее сегментами эти группировки поддерживаются…

Мнение по этому вопросу Александра Верховского:

Здесь все, конечно, подернуто такой дымкой, по понятным причинам. Но я думаю, что где-то в 2006–2007 гг. нашим националистическим лидерам — Белову, Рогозину, Савельеву — видимо, кто-то пообещал, что их пустят в большую политику. Поэтому они стали организовывать партию «Великая Россия». У нас все люди опытные, и все понимают, что если Кремль будет резко против, то им не дадут создать никакой партии, чтобы присутствовать на выборах. Что, собственно, и вышло. Но, видимо, у них были основания надеяться. Кто их персонально обнадежил, я, естественно, не знаю. Но думаю, что они не такие наивные ребята, чтобы просто взяться ни с того ни с сего.

Мнение по этому вопросу Алексея Навального:

Мы видим отношение к националистическим группировкам, когда в последнее время невозможно легально провести ни одно мероприятие, поэтому в этом смысле сейчас никакой политической поддержки нет. Мне кажется, более интересный вопрос взаимодействия власти и каких-то радикальных группировок — например, бандитов-убийц. У меня есть четкое ощущение, что значительная часть этих реальных боевых групп существует фактически под контролем. И здесь мы никуда не ушли от ситуации прошлого века, когда правоохранительные органы понимали, что все равно такие хулиганы, мотивированные расовой ненавистью, есть, и они внедряют туда своих людей. Фактически они сами эти группы создают, что дает им возможность в случае необходимости эффективно их, когда нужно, разоблачить. В этой среде огромное количество провокаторов, огромное количество информаторов, которые взаимодействуют с властью. Здесь такой клубок, который связан с традиционной оперативной системой работы наших органов власти. И еще я хочу сказать о том, что, когда мы говорим о нацизме в России, нельзя все время говорить про какой-то русский нацизм.

Я уверен, что статистика показала бы, что за последние годы главными жертвами убийств и насилия по этническим признакам были именно русские. В Чечено-Ингушской АССР жило русских, украинцев, евреев и татар почти 400 тысяч человек. И они фактически были изгнаны, и это как раз и есть тот самый настоящий социальный дарвинизм и освобождение жизненного пространства. Они все были изгнаны. Не всех их конечно убили, но они стали беженцами внутри своей собственной страны, и это почему-то в статистику не включается. Вот где — колоссальная проблема.

Действительно, из мониторингов исключены республики Северного Кавказа, потому что там происходит просто другая жизнь. Но на остальной территории России нападения на русских фиксируются.

Мнение по этому вопросу Александра Верховского:

У нас есть это территориальное исключение, потому что мы понимаем, что наша методика там не работает. Но конечно, если в Москве такие случаи имеются (например, организованная группа кавказского происхождения молодежи нападает на человека, потому что он им показался враждебен, или они с криками «Аллах акбар!» бегают по метро) — это типичные акции расистского насилия, и они попадают в статистику. Но я не исключаю, что много случаев проходит мимо нас. Можно заметить, что у нас жертв, которых можно причислить к этническому большинству, явно меньше, чем принадлежащих к этническим меньшинствам. Почему так происходит, понятно более или менее. Потому что насильственные группы являются авангардом некоторого более широкого движения. Они не возникают просто так, на ровном месте. Поэтому их так много в движении «Русских националистов». А то, что мы в Москве видим организованные группы кавказской молодежи, так это, во-первых, появилось совсем недавно, а во-вторых, за ними нет массы, на которую можно было бы опереться. Тут совсем другая пропорция.

Пытаются объяснить проявление националистических чувств в отношении кавказцев тем, что они чем-то не нравятся, например своим поведением. Антисемитизм — это вообще достаточно традиционное явление для России. Но вот чем объяснить и кто это делает в отношении африканцев или латиноамериканцев? Более того, убивают россиян только потому, что у них раскосые глаза, может быть, принимая их за китайцев. Как говорится, бьют не по паспорту — это старая народная мудрость. Бьют всех «не таких, как мы», и это и есть настоящий расизм. Например, охота на чернокожих — это типично скинхедская специфика.

Не менее важный вопрос — а не обостряет ли экономический кризис все, что происходит на этой почве? Например, бытует мнение, что гастарбайтеры, потерявшие работу, криминализуются. Возможно, это отчасти и так, но большая часть людей, потерявших работу, благополучно уезжает обратно. А если не уезжает, то не криминализуется. В смысле они могут, конечно, нарушать паспортный режим — это им наиболее свойственно, но это не преступление. А вообще, по статистике, иностранцы совершают гораздо меньший процент преступлений, чем «свои», и это понятно — потому что они осторожные люди. Они побаиваются. Они не укоренены в массе своей в чужой им среде. Поэтому тут нет большой проблемы. Что же касается организованных радикальных групп, которые уже совершают нападения, то на них кризис может повлиять, но вряд ли даже их ряды особенно пополнятся за счет кризиса. Дело в том, что для того чтобы ряды пополнились, надо приобрести какую-то идейную мотивировку. Нельзя, например, просто, будучи выгнанным с работы, пойти и присоединиться к скинхедам. Это трудно себе представить.

Но с другой стороны, в результате экономического кризиса закрываются градообразующие предприятия, и в таких городах все становятся нервными. И какой-то эпизод может стать причиной для беспорядков.

Мнение по этому вопросу Алексея Навального:

Не соглашусь. Я действительно считаю, что проблема обострится, если значительная часть мигрантов потеряет работу. Если мы вспомним механизм, как они сюда попадают — они занимают там деньги, зачастую их привозят какие-то полукриминальные группировки (они их вербуют сюда и оставляют на положении рабов), если мы банально вспомним, сколько стоит билет до Душанбе, мы поймем, что просто так вернуться нельзя. Ты должен привезти какие-то деньги, заплатить агенту, который тебя сюда привез, ты должен минимально привезти 300 долларов своей семье. Нельзя вернуться просто так, ты должен привезти какие-то деньги. И я думаю, что криминогенная ситуация в этом смысле ухудшится. И, соответственно, будет ответная реакция. Не бывает такого, что люди лежат на диване, а потом вдруг думают, а не устроить ли нам погром. Есть нерешенность огромного количества социальных проблем, и это вызывает недовольство, а маргинальная часть населения после этого вскакивает с дивана и бежит куда-то кого-то бить. Поэтому, естественно, возникновение нацистских групп обусловлено социальными причинами.

И тут важно не только то, что происходит реально, какая-то потенциальная причина, но и то, как она интерпретируется в обществе и в сознании тех людей, которые как-то вовлечены в процесс. Классический пример: недавно некий узбек изнасиловал и убил девочку. А результатом была череда убийств нескольких узбекских дворников. То есть внимание было сфокусировано на том, что он узбек. Хотя если бы внимание не фокусировать, этот ужасный случай не имел бы таких последствий.

Людей нельзя обмануть. Даже если не указывать фамилии людей, совершающих преступления, мы никогда никого не убедим в том, что в стране нет этнической преступности. Она есть. С другой стороны, если постоянно говорить об этом, будет поощряться нацизм.

А ведь у того самого узбека, который убил девочку, не было национального мотива. Он ее убил не потому, что был узбеком, а просто потому, что он был насильником. А простые люди интерпретируют это так — сюда понаехали насильники. В дополнение к нашим русским насильникам, которых здесь и так полно.

Провинция и столица: одна страна?

[24]

Когда мы затрагиваем такую тему, не хочется говорить о каких-то показателях, об экономике, хочется поговорить о более общем. И сразу же поставить вопрос: почему все провинциалы стремятся в Москву? Что их там у себя дома не устраивает?

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева, кинорежиссера, сценариста и драматурга:

Я лично уехал вынужденно. Потому что это был 1999 год, и, к сожалению, культурной жизни в Иркутске не было. Я очень осторожно подбираю слова, потому что не хочется никого обидеть. Конечно, были культурные люди, Иркутск славится многими людьми, там есть драмтеатр, управление культуры, ну а до этого был Вампилов, но как таковой настоящей культурной жизни, то есть того развития, которое просто элементарно нужно молодому человеку, к сожалению, не было и, насколько я знаю, нет. Я не хочу сказать, что в Москве с этим все как-то сильно преуспели, поскольку у меня есть с чем сравнить: в силу своей работы я большую часть времени провожу за рубежом и Москва для меня теперь тоже приравнялась к такой своего рода провинции. Культурная жизнь в Москве сильно отстает, например, от культурной жизни Нью-Йорка или Лондона. Это несравнимо, если это вообще имеет смысл сравнивать. Сразу хочу оговориться — в моей системе координат нет такого сравнения. Я просто думаю, что молодому человеку в Иркутске сейчас живется очень плохо — в культурном смысле жизни. И это зависит от того, что, конечно, культура способствует расширению взгляда человека, его освобождению от комплексов. Одна из главных проблем нашей страны — это зажим. Мы все очень зажаты, у нас огромные комплексы, и преодоление этих комплексов, наверное, — это путь духовный. Но стремление к этому духовному пути может быть только через культуру.

Тут мы касаемся очень важной и глубокой темы: когда мы говорим «нет культуры», нам сразу возражают — но есть же оперный театр, театр юного зрителя, библиотеки и т. д. Есть Распутин, и есть Вампилов. Но два имени на огромный миллионный регион…

Наверное, наличие театров, наличие комитетов по культуре — все это не означает настоящую культурную жизнь. Но тогда, что мы имеем в виду, когда говорим про настоящую культурную жизнь? Это непосредственное осознание себя в контексте современности — здесь и сейчас, в потоке современной жизни молодого человека, у которого ум не стремится в Москву или в Лондон.

А та культура, которая поступает сегодня в Иркутск, это, как правило, антрепризные театры, которые приезжают просто обирать иркутян. Это называется на артистическом жаргоне «чес». А еще всякие «Звезды на льду» и «Фабрики звезд».

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева:

Жители Иркутска вообще не знают, что такое современный театр. Потому что природа театра, истинная природа театра — та, которая есть, это не изображение характеров на сцене, а тот театр, которым занимается Питер Брук, который можно увидеть на Бродвее, Фоменко и Гинкас — но увы, они не бывают в Иркутске.

В провинции доминирует примитивное представление о театре — что должны выйти люди и что-то им показать. Там до сих пор не знают, что есть политический театр, социальный и множество других. Там просто очень консервативное общество. Вообще провинция — это консервативная страна, где время почти остановилось. А среда, конечно, очень много значит в становлении художника. Например, в том же Хабаровске много очень неплохих художников, есть театры, но на всем этом лежит налет провинциализма. Это не сравнить с «Современником» или Ленкомом, хотя люди очень стараются и есть очень талантливые актеры.

В том, что касается культуры, провинция проигрывает столицам, но самый дремучий провинциализм чаще встречается именно в столицах, несмотря на то, что там обилие всяких культурных учреждений и замечательных театров. Почему? Да просто достаточно посмотреть, сколько людей ходят по столице и никогда не бывали в театрах… И это при том, что есть и «Современник», и в наличии звезды, и просто в столице больше возможностей.

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева:

Я бы с удовольствием переехал жить в Иркутск, я также знаю многих других людей, которые бы со мной переехали. Я знаю и хабаровскую жизнь, у меня много друзей из Хабаровска, но для этого нужно, чтобы власти там согласились на современную культурную программу и доверили это людям молодым, людям, у которых эстетика не будет совпадать с традиционным театром. Но это не понравится руководителям театров, которые там засели. И мы знаем, что сегодня руководитель большого академического театра в городе — это практически князь, который наладил, как правило, дружбу с губернатором и мэром и держит весь город. Это факт, если говорить про Иркутск. И проблема заключается в том, что если я приеду в Хабаровск, то, скорее всего, там не понравятся мои спектакли. Мои спектакли могут не понравиться епископу церкви, потому что это будут радикальные вещи. Но зато у молодых есть возможность — поскольку мы дружим и с западными звездами театра и кино, и с московскими — привести туда людей. Я не голословно говорю. Если бы была такая возможность, в течение двух лет в Иркутске можно было бы сделать жизнь интереснее. Там Байкал, алюминиевый комбинат, и если найти финансовых спонсоров, там будет намного интереснее. Недавно я спросил Чулпан Хаматову — поехали бы артисты туда играть десятидневный спектакль? Конечно, поехали бы.

Мнение по этому вопросу Бориса Резника, депутата Госдумы:

Наверное, я не могу судить объективно, потому что я люблю Хабаровск. Мы прилагаем огромные усилия, чтобы там что-то изменилось. Во всяком случае сегодня в Хабаровске созданы все условия для того, чтобы культурная жизнь била ключом. Например, капитально отремонтированы театры, у нас сегодня совершенно потрясающий филармонический зал, орган привезли из Германии. Конечно, нужны энтузиасты. Но у нас нет нетерпимости к новому. Если появляется какой-то молодой современный художник, работающий даже в каком-то абстрактном ключе, люди смотрят, кто-то понимает, кто-то не понимает, но выставки проходят самые разнообразные. Чтобы кто-то зажимал или начальство высказывало какие-то полярные точки зрения и за этим следовали оргвыводы — этого нет. Хотя бы потому, что у нас особая ситуация — у нас губернатор Виктор Ишаев, а я его знаю со сварщиков завода, и мы по жизни вместе прошли, это человек, который сделал себя сам. Он единственный за всю историю России губернатор — действительный член Российской академии наук. Он не на голову, он на целый рост выше всех остальных губернаторов. И поэтому, наверное, нам удается что-то решать. Даже в самые тяжелые времена, а такие времена были, когда Москва не давала ни копейки, мы начали строить мост через Амур. А ведь тогда по талонам давали еду. Я ему говорю — что ты делаешь, ты авантюрист. Мы с ним ругались ужасно. Но он начал пробивать дорогу к океану.

Получается, что конкретно Хабаровску повезло с губернатором. Но есть же и другие регионы, и система в целом не работает. И в результате возникает некий комплекс провинциала и столичный снобизм по отношению к провинциалам со стороны москвичей.

Мнение по этому вопросу Бориса Резника:

Я чувствую злость по отношению к некоторым москвичам. Потому что то, что происходит в Москве, часто это просто распутство. То есть мы живем в разных измерениях, разными ценностями. У нас не танцуют на столах в Куршевеле, у нас в «ночняки» не ломятся. Меня раздражают, честно говорю, особняки на Рублевке. Потому что где-то я слышал такую мысль, что нынешний кризис — это кара Божия за то, что наворовали. Вот сегодня вздулись все эти мыльные пузыри, и истинная цена им стала понятна — как они создали эти капиталы, что стоит за этим. А в результате возникло глубокое непонимание между столицей и провинцией.

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева:

А меня Рублевка совсем не раздражает. Когда я приехал из Иркутска, а я работал актером еще на Магадане и на Камчатке, первое, что меня поразило, — у меня рухнул миф о москвичах. Поскольку там, в Магадане и на Камчатке, мы считаем, что мы очень добрые и открытые, а здесь все москвичи циничные и злобные. И к сожалению, для себя я обнаружил все обратное. Первое, что меня поразило, — что здесь можно немножко выдохнуть. Я сегодня уже не могу отследить, есть ли у меня такой комплекс, — наверное, это виднее окружающим — просто я совсем про это не думаю. Единственное, что я понимаю — что ты в какой-то момент перестаешь думать о том, те ли у тебя ботинки. Здесь можно не заботиться о внешнем виде.

И все же провинция — Хабаровск, Иркутск и все остальные субъекты Федерации, как у нас принято говорить, и Москва — это одна страна?

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева:

Конечно, Москва и Петербург — это все-таки совершенно другая Россия. Я попытаюсь сформулировать. Это и атмосфера благосостояния, и атмосфера людей, это некое пространственное ощущение. И конечно, люди, которые живут за границей, мои друзья, они в еще большем шоке. Контраст очень большой. Я считаю, что это две разные страны, и люди в Иркутске сейчас совершенно не информированы, у них практически нет Интернета. Надеюсь, что в Хабаровске это не так, но мой отец, когда я хотел ему сделать подарок и поставить Интернет, выяснил через своих друзей, что там нет даже «вай-фай» в свободной зоне. То есть он есть, но только на фирмах. Люди совершенно не информированы, они совершенно по-другому воспринимают те или иные явления, в частности, политические. Большое отличие. И ведь благосостояние тоже разное. Не знаю, но я думаю, что пенсии и зарплаты тоже отличаются.

Мнение по этому вопросу Бориса Резника:

Страна одна, безусловно. У нас есть понимание и ощущение громадности этой страны. Но я уже говорил, что люди живут в разных измерениях.

У нас не принято винить в своих проблемах других людей, ту же Москву. Но была закономерная, объяснимая обида на Москву. Потому что если посмотреть, что такое Европа, европейская часть России — это 3 миллиона квадратных километров, где живет 120 миллионов человек. И на остальных 15 миллионах километров живут всего 20 миллионов человек. Но там у нас находятся более 75 % всей ресурсной базы страны. И нам, сибирякам и дальневосточникам, не давали денег на самое необходимое. А потом — я до сих пор это объяснить по-настоящему не могу — вдруг раздалась команда: поворот всем вдруг. Вместо одного миллиарда рублей, который давали на 13 субъектов Федерации нашего Дальневосточного округа, вдруг появилась новая редакция программы «Дальний Восток-Забайкалье» — 566 миллиардов до 2013 года. И пошли большие деньги. Только один Хабаровский край получил более 12 миллиардов в год, и началось дорожное строительство, ремонт. Мы 30 тысяч квартир в минувшем году построили.

Получается, пришли деньги — ушли обиды. Но вот у кого? У чиновничества или у простых людей?

Мнение по этому вопросу Бориса Резника:

Первое, что мы решили — а у многих дальневосточников корни в западных районах, и они годами, а некоторые десятилетиями не смогли летать туда, ведь 2000 долларов стоит билет в оба конца от Хабаровска до Москвы, — раз в два года оказывать людям помощь на пролет. И люди это оценили. У нас реально не осталось ни одного пенсионера-фронтовика без квартиры. Мы первые в стране решили этот вопрос.

Тем не менее недавно был самый острый всплеск протестных акций в Хабаровске, Владивостоке, Находке — по решению по повышению пошлин на импортные автомобили. В одной хабаровской газете было сказано, что чуть ли не 80 % семей на Дальнем Востоке кормятся этим бизнесом. Прямо или косвенно.

Мнение по этому вопросу Бориса Резника:

Рассказываю. В общем, это не проблема на самом деле. На самом деле в стране всего где-то 15 % машин в общем количестве — подержанные машины. Из них только 5 % это машины, которые эксплуатировались более пяти лет, которые вредны для экологии, и т. д. Хабаровск в этом плане не очень показателен, потому как машины идут через моря. И неправда, что во Владивостоке все занимаются только подержанными японскими машинами. Там есть предприятия, крупные заводы, учреждения и т. д. Просто надо делать поправку на кризис, надо понять, наверное, что надо поддержать этих бракоделов, которые называются отечественным автопромом. Подняли цены, создали преференции — это сущее безобразие. И на этом делают драматургию какие-то издания.

Будущее российской провинции — в руках как региональных властей и сообществ, так и федерального центра. Но главное — в руках самого российского народа.

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева:

Может быть, я банальную вещь скажу — нам необходимо набраться смелости и признать свои собственные недостатки. Но не просто недостатки, а цельный наш недостаток. Надо понять, что мы, русские, — не открытые, не добрые, пока что не духовные, а достаточно глупые. Это не плохо, у всех своих проблемы, но если мы так подумаем про себя чуть-чуть, мы поймем, что это действительно так. Гордыня и забор, которые мы воздвигаем вокруг себя, чуть-чуть опустятся. А пока же проблема той провинции, которая называется «Россия», потому что страна в целом является провинцией в мире, заключается в том, что мы закрыты. Мы закрыты и не можем посмотреть внутрь себя. Наверное, я имею право это говорить, потому что это я говорю сам про себя. Я не говорю, что я другой, но я это чувствую. И если вы меня спросите про провинциальный зажим, я вам скажу, что я его очень сильно ощущаю на Западе.

Россия постоянно находится в обороне, в системе сложнейшей обороны. Мы обороняемся, но на нас никто не нападает. Первый наш оборонительный рубеж находится на линии границы, а уже в Хабаровске — там глубокий тыл. Но вся эта оборонная энергия ни к чему хорошему не приводит, кроме зажима.

Гибель Византии: невыученные уроки

[25]

В свое время крах Византийской империи стал началом нового времени в истории человечества. Грузная, массивная, во многом больная цивилизация умерла, но отнюдь не забылась, и многие ее принципы и традиции были подхвачены другой — пока еще не империей, пока еще только объединявшейся и избавлявшейся от ордынского ига Русью. Москва была провозглашена Третьим Римом — со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Прошло много лет, и теперь весьма интересно, зная о причинах гибели великой Византии, посмотреть на сегодняшнюю Россию, чтобы попытаться понять, какие основные внешние и внутренние угрозы для нее имеют место? Может ли Россию постигнуть участь Византии?

Мнение по этому поводу Владислава Иноземцева, директора Центра исследований постиндустриального общества, главного редактора журнала «Свободная мысль»:

Византия прошла достаточно долгий путь развития, который вряд ли мог оказаться иным. То есть империя вступила в свою самостоятельную жизнь после гибели западной части империи, начав с гигантского перенапряжения сил: фактически через сто лет после падения Рима Византия предприняла то, что можно назвать «реконкистой», то есть попыткой воссоздать Римскую империю в ее прежних границах. Реальная жизнь Византии составила всего лишь 200–300 лет — до того момента, когда начались серьезные проблемы и на Востоке, и на Западе. На Западе эти проблемы порождались в первую очередь теми, кого мы считаем естественными союзниками Византии. На Востоке они порождались арабами. И уже в конце VIII века мы видели первые попытки захвата Константинополя арбами. Но еще раз подчеркну — Византия и Запад не были в противоречиях. Более того, в истории известен случай, когда Византия могла пойти по западному пути (это начало IX века — женитьба одного из императоров на дочери Карла Великого). Но не будем вдаваться в детали. Просто хочу подчеркнуть, что Византия была государством, которое находилось между Западом и Востоком, на пересечении всех силовых линий тогдашней геополитики, и безусловно, она не могла существовать долго, не прислоняясь ни к какому из этих вариантов, ни к одному из этих более сильных игроков.

Для сегодняшней России угроза состоит в ее серьезном экономическом и технологическом отставании, а также, и это, безусловно, отчасти напоминает Византию, в очень странном положении между Западной Европой, между Европой в целом и Востоком, в первую очередь Китаем и азиатским центром экономического роста. С учетом населения и экономики России, сегодня это очень серьезное испытание.

Мнение по этому поводу Гарри Каспарова, лидера «Объединенного гражданского фронта», политика и экс-чемпиона мира по шахматам:

Мне кажется, полезно делать такие исторические экскурсы, потому что они позволяют понять механизм, который приводит к закату некогда казавшихся могущественными империй и государств. И если анализировать эти исторические параллели, то можно отметить, что распад таких государственных образований происходит как по внешним, так и по внутренним причинам, — когда эти негативные факторы начинают совпадать. То есть давление внешнее, связанное с тем, что появляются более перспективные (по разным причинам) исторические проекты, и отсутствие модернизации, загнивание, всевластие бюрократии — вот эти два вектора совпадают. К сожалению, в сегодняшней России мы, в общем, снова наблюдаем ситуацию, когда эти векторы могут встретиться. Даже не будем говорить пока про внутреннюю ситуацию — понятно, что страна не использовала благоприятнейшую возможность для модернизации, а ее внутреннее положение, на мой взгляд, близко к катастрофическому…

В первую очередь — экономика, связанная с социальными вопросами и с политикой. Совершенно очевидно, что Россия сегодня, в условиях всемирного кризиса, является одним из слабых звеньев в мировой экономической системе, и, кроме того, для большинства людей нашей страны она не может предложить перспективную модель развития. И совершенно очевидно — политический кризис, который был выявлен в условиях начавшегося экономического упадка. Да и внешняя ситуация, на мой взгляд, выглядит очень опасной, потому что когда происходят такие глобальные катаклизмы, то, очевидно, они не заканчиваются тем, что все остается в прежних границах, в прежних рамках. Под ударом оказываются самые слабые. Если посмотреть на мировую карту, то там на сегодняшний день являются доминирующими: естественно, США, Европа, мир ислама, Китай и Россия. И если оценивать основные компоненты (военный, экономический, религиозный, демографический, социальный и еще концептуальный), то Россия выглядит просто ужасно, потому что ни по одному из этих критериев мы не в состоянии реально конкурировать с другими.

Да, тот же Китай страдает от перенаселенности. Но это означает, что они будут расширяться, потому что куда-то эти десятки миллионов безработных сейчас должны будут пойти. И еще — там есть огромный людской потенциал. А в мире ислама сегодня наблюдается мощная динамика. Она связана и с демографией, и с религией. В Европе имеет место самая привлекательная социальная модель для мира. А что же Россия? По всем этим критериям Россия находится в глубоком минусе. И это означает, что когда начинают меняться векторы развития, самое слабое звено цепи оказывается в опасности.

Если мы проводим исторические параллели, то откуда исходит реальная угроза? Многие полагают, что конечно с юга и конечно с востока. Это переполненный Китай, которому может потребоваться расширение. Там просто демографическая ситуация может потребовать расширения.

Кстати сказать, наша официальная пропаганда эту угрозу пока практически не замечает.

Мнение по этому поводу Владислава Иноземцева:

А я не вижу ситуацию так трагично. Безусловно, Россия в этой череде великих держав представляет собой самое слабое звено. Но она представляет собой слабое звено, только если мы помещаем ее в ряд таких держав, как Европа, США или Китай. На мой взгляд, место России в ином эшелоне стран. Я бы поставил ее во второй эшелон стран, наряду с Индией и Бразилией, которые на сегодняшний день не имеют глобальных проектов и не собираются их иметь. Это страны, которые акцентируют внимание на активном экономическом развитии, на повышении благосостояния, на завоевание мировых рынков.

Но Индия и Бразилия — это страны, которые не находятся на пересечении силовых линий, они находятся на периферии. И это означает, что для них нет никакой прямой угрозы. А вот Россия находится ровно на пересечении остальных четырех основных глобальных проектов.

Другое дело, насколько велика опасность? Да, сама по себе некая латентная угроза существует. Россия находится на пересечении силовых линий, и с учетом ее сравнительно небольшого населения и огромной территории она будет, безусловно, испытываться на разрыв между Востоком и Западом, на экспансию со стороны Востока.

Но можно ли проводить прямые аналогии между миром XIV века и миром XXI века?

Существует военно-политическая реальность, и пока нет оснований говорить о делении России, о ее распаде, о каких-то непосредственных угрозах территориальной целостности и государственности. Сегодня это явно преждевременно.

Но у России должен быть собственный проект, или она должна «прислониться» к одному из окружающих ее проектов — к европейскому или китайскому.

Мнение по этому поводу Гарри Каспарова:

Если говорить про экономическую привлекательность, то очевидно, что Китай очень активно разыгрывает среднеазиатские карты. Понятно, что на сегодняшний день ориентир среднеазиатских стран, конечно, Китай.

Хочется верить, что Россия — это самостоятельный проект. Но очевидно, что сегодня по всем факторам Россия должна искать возможных союзников, потому что ситуация в мире меняется, и это означает, что многие границы, к которым мы привыкли, могут начать меняться. В этом смысле наименьшую экзистенциальную угрозу для России представляет объединенная Европа. Америка стремится к доминированию, но в целом с ее стороны нет никакой угрозы территориальной целостности России. В то же самое время экономическое и геополитическое давление с юга и востока быстро растет. Поэтому России, конечно, правильнее было бы ориентироваться на союзы с теми группами государств или государствами, которые не угрожают ее территориальной целостности.

В истории нет примеров распада сложившихся государств только по экономическим причинам. Если мы посмотрим на историю распада СССР, то увидим, что союз раскололся по линиям, которые были прочерчены в областях политической, этнической и национальной. Например, Бангладеш и Пакистан также раскололись по этническим и религиозным линиям. Югославия — тоже. И невозможно себе представить ситуацию, когда, например, российское население Восточной Сибири, Красноярска или Иркутска вдруг решит перейти под юрисдикцию Китая просто потому, что Москва уделяет ему мало внимания.

С другой стороны, если посмотреть на восток — на Восточную Сибирь и Дальний Восток — то там фактически уже давно идет ползучая экспансия. В какой-то момент количество китайского населения на этих территориях может начать превосходить количество граждан России. По некоторым оценкам, этот процесс уже идет полным ходом.

При этом Россия явно недооценивает возможности, которые она сама имеет, и это очень сильно чувствуется: в течение последних 15–20 лет по большому счету страна просто течет по течению. Она не сформулировала своего проекта, и это — самая большая проблема сегодняшней России.

Путинский так называемый «План-2020» — это план сугубо количественный. А планы развития не должны сводиться к тому, какой должен быть национальный доход на душу населения или объем ВВП. Для России сегодня очень важно оторваться от всяких исторических пуповин и попытаться осмыслить свое место в мире. В нашей стране, к сожалению, очень плохо обстоит дело с современной самоидентификацией.

В России, как всегда, пытаются искать врага, но не пытаются придумать что-то новое.

Мнение по этому поводу Гарри Каспарова:

Эти взгляды в прошлое, попытка найти там аналогии — они, конечно, бессмысленны, потому что мы вступили в совершенно новую эпоху Интернета. Представьте себе мир до книгопечатания и после. Интернет вовлекает всех в новое глобальное информационное пространство. Это постиндустриальная эра. И делать вид, что мы по-прежнему будем использовать методы из прошлого, бессмысленно.

Сегодня практически в любой точке мира можно провести референдум, и Европа будет казаться наиболее привлекательным местом для жизни. И это очень важно понимать, это одна из функций новой концепции — социальная. И ясно, что в Европе она развита лучше всех. России же нужно понять, как по этим новым лекалам будет вырисовываться наш проект. Как он будет сориентирован, какие у нас перспективы, как мы можем использовать свои сильные стороны, как мы можем нивелировать те слабости, которые связаны и с фактически уменьшающимся сегодня населением, и с огромными территориями, и с явно распадающейся инфраструктурой.

Конечно, существует внешнее давление, и оно заставляет нас быть максимально динамичными. Наша трагедия в том, что последние годы, крайне благоприятные, когда действительно была очень выгодная для России внешнеэкономическая конъюнктура, мы не использовали для того, чтобы задуматься об этих, таких фундаментальных вопросах, а занимались химерами.

Россия просто развращалась, сидя на нефтяной трубе, и ни о чем не думала — деньги текли и текли. И похоже, мы эти годы просто «проворонили» для проведения собственной модернизации — не только экономической, но и политической, инфраструктурной, социальной.

В результате в последнее время появилось ощущение того, что «так жить нельзя». Если такое ощущение накапливается в обществе, далее возможен социальный заказ на какие-то концепции модернизации, какие-то парадигмы прорыва. Если мы выйдем из нынешнего кризиса с таким пониманием, это будет великим благом для России. К сожалению, похоже, что на сегодняшний день Россия заведомо занимает в рамках этого кризиса позицию, скажем так, сторонней наблюдательницы.

Если судить по риторике наших руководителей, Россия сегодня все однозначно списывает на мировой кризис и, по сути дела, заранее говорит о том, что нам нечему учиться. В мире есть проблемы, они аукнулись у нас. Проблемы в мире закончатся, а нам лишь нужно фактически их пережить. Что обсуждается больше всего в рамках этого кризиса? Цены на нефть. Они вырастут, и у нас будет хорошо. Когда западные страны начнут оживать, и у нас все будет нормально. Но ведь надо обсуждать другие вещи: например, что мы должны сделать, чтобы у нас становилось лучше вне зависимости от того, каковы цены на нефть.

Вообще кризис может привести к позитивным изменениям, но может и убить — как и любая болезнь.

И здесь необходим сначала правильный диагноз, а потом уже методы лечения. Новая мифология, которая сегодня запущена госпропагандой, такова: цены на нефть упали, и у нас все начало валиться, а потом они поднимутся обратно, и у нас все будет хорошо. Это просто ложь, которая не выдерживает элементарного анализа: в 2008 году были самые высокие за все время цены на нефть и именно в этих условиях произошел обвал российской экономики. Это означает, что привели к этой ситуации совсем другие вещи: наша абсолютная неконкурентоспособность, чудовищная коррупция, отсутствие каких-то технологических решений в экономике и в управлении и т. д.

Мнение по этому поводу Гарри Каспарова:

На мой взгляд, здесь нужно говорить о том, что выйти из этого кризиса Россия может только при смене своей политической модели. То есть для меня, например, является очевидным, и это может оказаться трагедией для всех нас, — сохранение в любой форме нынешнего режима, путинского режима, будем его называть по имени, с высокой долей вероятности приведет к необратимым негативным изменениям и, может быть, к распаду нашей страны.

И дело тут даже не в коррупции и не в неэффективности аппарата, хотя и в этом, безусловно, тоже, но проблема еще и в том, что за годы достаточно благополучного существования российская политическая экономическая элита не выработала в себе отношение к этой стране, как к своей собственной. Это фундаментальная вещь. Ни одна модернизация, ни один успешный проект никогда не может иметь успех, если элита не относится к стране, как к собственной стране, которую надо защищать до последнего вздоха. Если посмотреть на чисто экономическую составляющую, то можно увидеть, что за последние годы прибыли российских корпораций типа Газпрома и «Роснефти» были рекордными. Но при этом все мы, как только начался кризис, увидели гигантский долг этих корпораций, и где находятся их прибыли, в какие страны выведены, на какие цели потрачены — совершенно неясно. Получается, что страна создавалась как акционерная фондовая пустышка. Россия совершенно неправильно определила приоритеты. И в этом вина ее руководства.

Неслыханные прибыли корпораций и людей, которые эти корпорации возглавляют, оказались выведены из России. Если посмотреть, куда, то большинство этих денег оказалось в Европе. Потому что, как уже говорилось, там лучше всего жить. Вот такое «голосование деньгами» было произведено. Массовый вывод денег из страны лишил страну благоприятнейшей возможности заняться инфраструктурными и другими проектами, когда такая возможность была. Но никто этим не занимался, так как решались самые конкретные задачи и, увы, не концептуально, а «по понятиям».

Очень важно отметить и такую вещь: раньше, когда человечество сталкивалось с кризисами такого масштаба, происходили либо войны, либо революции. Было как бы два способа решения. Сейчас ищется новый способ — а именно технологического совершенствования. Как выйти из кризиса без гигантских потрясений? Об этот говорят американцы, европейцы и, кстати, китайцы — о замене в первую очередь нефтяной мировой индустрии на альтернативные источники энергии. Это случится не скоро, это, естественно, не год, не два и не пять лет, но это вектор, направление движения.

Поэтому говорить о том, что Россия может продолжать «ждать у моря погоды» (в данном случае — повышения цен на нефть), бессмысленно. Потому что само по себе это ничего не решает. Это может нам дать какую-то передышку, но мир будет семимильными шагами уходить вперед. Если Россия будет продолжать работать в том же алгоритме, то она фактически только закрепит свой статус сырьевого придатка остального мира, который неизбежно будет растаскиваться более перспективными технологическими, нацеленными в будущее проектами.

Мнение по этому поводу Владислава Иноземцева:

В сырьевой придаток мы давно превратились. Что же касается перспектив, безусловно, будет происходить сдвиг в сторону новых энергосберегающих технологий и альтернативных источников энергии. Но он не будет происходить быстро, и у России остается возможность использовать свои преимущества энергетической державы на протяжении еще 20–30 лет как минимум. Этот период не такой уж большой, с точки зрения мировых циклов, и этот период должен быть использован для поиска нового места в мировой экономике. К сожалению, надеяться на то, что он будет использован, это хорошо, но маловероятно.

Слушателям «Эха Москвы» был задан вопрос: «Повторит ли Россия судьбу Византии?» Результат: 80,5 % проголосовавших считают, что Россия скорее повторит судьбу Византии, и 19,5 % считают, что нет.

Говоря о модернизации, следует подчеркнуть, что вовсе не обязательно проводить модернизацию методами Петра или Сталина. Просто нужно учиться, не смотря назад, не оглядываясь на XVII век, XVIII век или первую половину XX века. Нужно смотреть на те опыты модернизации, которые мы видели в последние 20–30 лет в самых разных странах — от Латинской Америки до Восточной Азии. Нужно реально перенимать эти опыты, видеть ошибки, достижения других и стараться копировать достижения, а не мифы из прошлого.

Уходя в историю, мы почему-то забываем, что все экономические модернизации, которые проходили без политической модернизации, оказывались либо ограниченными, либо в итоге работали вхолостую.

И не надо уходить далеко в прошлое. В ХХ веке было немало примеров модернизаций экономических и технологических, которые проходили параллельно с модернизациями политическими. Можно взять Южную Корею, Тайвань, латиноамериканские страны, восстановление Европы. В целом есть много примеров, нам близких и понятных. И Россия располагает всеми необходимыми факторами для того, чтобы в кратчайшие сроки решить стоящие перед ней проблемы. И предложить миру свое видение тех глобальных процессов, в которых мы будем уже не просто объектом влияния, а реальным субъектом.

Десталинизация: миссия невыполнима?

[26]

5 марта 1953 года умер И. В. Сталин, и тридцатилетнее правление тирана, погубившего миллионы людей, подошло к концу. Зловещая закономерность: даже похороны его сопровождались массовыми жертвами, причем сколько людей погибло в результате образовавшейся давки, до сих пор неизвестно — счет идет на сотни. Несомненно, это был конец эпохи, ставшей квинтэссенцией жестокого и беспощадного к собственным гражданам советского строя, эпохи, завершившейся, но не ушедшей в прошлое. Потом был ХХ съезд, осуждение культа личности Сталина. Все то, что все знали, но молчали, стали говорить вслух. Иначе говоря, явление было названо своим именем. Впрочем, все не вечно. А с любовью руководства СССР к переписыванию истории — тем более. Приход новой России, казалось бы, обещал прощание со сталинским прошлым, окончательное осуждение для недопустимости повторения в дальнейшем. Но нет — этого не произошло. А к середине правления В. В. Путина тренд и вовсе стал стремительно смещаться в обратную сторону: в учебниках Сталин уже «эффективный менеджер», а его преступления как будто лучше не «педалировать», это же наша история, и признавать, что в ней были черные пятна, значит очернять всю историю и всю страну. Более чем показательна в этой связи судьба катынского дела в российских судах и судьба последнего фильма Вайды «Катынь», который в российском широком прокате так и не появился. Тоска по жесткой руке, подтверждающаяся социологами, была вполне восполнена приходом Путина — его манерами и атмосферой.

Сейчас сталинская волна продолжает нарастать. Российские коммунисты (между прочим, парламентская партия) в очередной раз подходят к могиле Сталина, лидер партии Зюганов опубликовал книгу «Сталин, сталинизм и современность» и заявил, что Ленин и Сталин проводили абсолютно эффективную политику, то есть вознес их выше небес.

В связи с этим возникает вопрос: что такое сталинская система, если очистить ее от всех наносных вещей? Каковы были ее базовые принципы? Что она значит для нынешней России?

Мнение по этому вопросу Юрия Афанасьева, политика и историка:

Когда мы говорим о системе, надо говорить не о каком-то одном из элементов системы, а именно о системе. Поэтому надо говорить не только о власти, потому что власть — это один из элементов системы. А надо говорить еще и о социуме, куда входит все население. Поэтому если необходимо давать характеристику власти, то также необходимо говорить, что представляло собой в то время и теперь население. И здесь получается довольно большая сложность. В том смысле, что если взять какие-то основные реакции на основные события последнего времени (например, война в Чечне, избиение людей омоновцами в Благовещенске и т. д.), когда имеет место не унижение, а когда имеет место издевательство над населением, то ответной реакции или никакой, или идет неадекватная реакция. Можно взять пример, как власть ведет себя с населением (по ЖКХ, по налогам, по целому ряду других вопросов), и видно, что люди научились просто адаптироваться к любым действиям со стороны власти. И эта адаптация, которая продолжается даже не десятилетия, а уже сотни лет, привела к тому, что уже надо говорить об аморальности нашего населения. Откуда это? Получается, что таким это население, это общество стало еще задолго до Сталина.

Когда мы сравниваем нынешнюю ситуацию и ее тенденции со сталинской эпохой и сталинской системой, мы отмечаем похожие тенденции, но, конечно, до полной картины не доходим: все-таки сейчас есть определенная свобода слова и передвижения и дрожи такой, какая была при Сталине, конечно, нет. Но все-таки, в чем глубинная сущность сталинской системы? В чем взаимопроникновение и взаимовлияние власти и людей? Каковы нынешние тенденции?

Мнение по этому вопросу Александра Даниэля, руководителя программы «История диссидентского движения» общества «Мемориал»:

Когда говорят слово «сталинизм», то под этим можно понимать три взаимодополняющие и разные вещи. Конечно, это вполне определенная система политических практик власти. Это некое политическое мировоззрение, которое равным образом охватывает и власть, и общество. И наконец, это система политических и нравственных приоритетов и целей, это система целеполагания. И я хотел бы остановиться на втором из этих сюжетов — на политическом мировоззрении. Тут есть два ключевых момента: это идея враждебного окружения, это государственная граница. В 30-е годы это было как линия фронта. В 40-е годы это уже граница восточноевропейского соцлагеря — тоже как линия фронта. Это как бы осажденная крепость, идея осажденной крепости. И враждебный мир за пределами этой крепости: некая иерархия врагов и представление о Западе, как враге, во главе с США, и, конечно же, «пятая колонна» внутри этой крепости.

Был внешний враг и внутренний враг. И теперь надо посмотреть, унаследовали ли мы это мировоззрение. Есть ощущение, что в последние 10–15 лет это политическое мировоззрение вновь ожило, набирает силу. Более того, сейчас оно уже в значительной степени становится превалирующим. То есть все сопровождается вещами, присущими формированию любого тоталитарного мировоззрения. Тут много признаков — культ героя, определенный отбор в истории, определенный отбор в национальных представлениях, возвышение общего над частным и т. д.

Сталина называют «эффективным менеджером», но естественно было бы задать вопрос, а был ли он на самом деле эффективным менеджером? Экономика СССР в итоге ведь развалилась, не прошло и 40 лет после его смерти.

При этом Зюганов говорит, что 6000 предприятий было построено перед войной, что Т-34 — лучший в мире танк, что после войны СССР восстановился быстрее, чем Западная Европа, что после этого ракеты вышли в космос. То есть воспроизводит стандартный набор аргументов сталинской пропаганды.

Вопрос об эффективности зависит от целеполагания. Скажем, был ли сталинский террор эффективным? Был. Он сделал со страной то, что хотел, и мы до сих пор не преодолели последствия этого террора. Так был террор эффективным или не был? С точки зрения уничтожения гражданского общества, с точки зрения установления полного контроля государства над обществом? В конце концов, с точки зрения того, что этот человек, один из крупнейших преступников ХХ столетия, умер в своей постели? Разве это не успех? Ведь не многим диктаторам удается умереть в своей постели…

Суть сталинской системы — это нетерпимость к любой другой субъектности, кроме своей собственной. Это уходит в большевизм, это даже еще дальше уходит — к Ивану Грозному, если угодно. Но эта черта у большевиков при царизме и при Сталине несколько по-разному проявлялась. Суть сталинизма — это не просто готовность уничтожать любую субъектность, но и уничтожение любой субъектности.

Собственно, то, что говорит Зюганов про грандиозные успехи СССР, — так ведь это действительно успехи. Но только в чем? Сталин уничтожил не только эту субъектность (а их было несколько, это были крестьяне, ремесленники, это была интеллигенция — он все это раздавил и уничтожил), уничтожая социальность как таковую и социальную дифференциацию, он уничтожал страну, и это с трудом укладывается в голове.

То, что мы имеем сегодня, — это последствия деградации той социальности, которую уничтожал и уничтожил Сталин. Это — главная, системообразующая черта сталинизма. Отсюда и стремление к черно-белым решениям. Причем Сталин это понял в период НЭПа, когда были разрешены какие-то свободы, когда человеку просто дозволили быть экономически самостоятельным. Он увидел, что какие-то партии пошли организовываться, общества, какие-то независимые объединения, что появилась инициатива, изобретательность. И он увидел, что с такой Россией справиться, сделать тот скачок, который он захотел сделать, невозможно. И что логически? Вокруг было вражеское окружение, и необходимость схватки с международным врагом подтолкнула его к мысли: раз с этим населением нельзя сделать этот скачок, надо заменить население. И он его заменил. Вот главный итог сталинизма.

Дело в том, что XIX век был веком национальных государств. Если говорить конкретнее, это был век противоборства национальных государств. И искать здесь каких-то белых и пушистых — во всем мире — бесполезное занятие. Все норовили друг друга если не уничтожить, то ущемить как следует. И результатом стали две мировые войны.

Такова была реальность. Но при этом все-таки можно было действовать по-разному. И как бы некое движение навстречу со стороны союзников было. И если бы со стороны СССР было ответное движение, то неизвестно, как пошли бы дела и чем бы все это кончилось. Нельзя сказать, что все точно кончилось бы по-другому, но возможность такая была, и она была не реализована. А позиция Сталина, который хотел обхитрить всех, и прежде всего, конечно, Англию, но и Германию тоже, способствовала тому, что разразилась Вторая мировая война.

Мнение по этому вопросу Александра Даниэля:

Я бы добавил к этому неслыханные террористические кампании 30-х годов, прежде всего коллективизацию и Большой террор. Это ведь только частное проявление некоторого, тоже сущностного признака сталинизма. Проще и дешевле из общества вылепить атомизированное население, точнее, разбить общество до состояния атомизированного населения, чем обеспечить общественную мобилизацию, которая действительно, наверное, была необходима в преддверии Второй мировой войны. А вот Черчилль такую мобилизацию в Англии обеспечил. И Рузвельт такую мобилизацию в США обеспечил — без всяких социальных чисток. Сталин в этом смысле, конечно, не оригинален: Гитлер тоже проводил биологические чистки, осуществлял биологическую инженерию.

Итак, Сталин совершил зверскую «переделку» народа, его «замену». При этом жизнеспособным является то общество или то людское сообщество, которое способно консолидироваться на основе каких-то общих целей, на основе общих целеполаганий. Это не значит, что есть какая-то одна цель на всех. Это некие ценности, некие ориентиры. Их может быть несколько, но они становятся на какое-то время общими для всех.

И вокруг этих общих ценностей осуществляется консолидация. Но особенность их заключается в том, что они должны быть внутренне присущи каждому человеку и они не должны быть откуда-то извне людям навязаны.

Мнение по этому вопросу Юрия Афанасьева:

Как в сталинские времена этого не было, так этого нет и до сих пор. И это очень важно. И отсюда — когда таких убеждений, изнутри исходящих, у человека нет, тогда получается, что люди как бы внутренне готовы к любым унижениям со стороны власти. Не потому, что они от рождения готовы к этим убеждениям, а потому что получается, что, кроме власти, они ни с кем дела не имеют. Власть сильная, и унижение превращается в своего рода плату за отсутствие этих самых общих ценностей. Это плата за сильную руку.

Когда во Владивостоке подмосковный ОМОН избивал местных мужиков, казалось бы, весь город должен был выйти. Но почти никто не вышел.

Что же мы унаследовали? Почему структура, построенная такими трудами и жертвами, оказалась такой хрупкой? Если отвлечься от всемирного заговора и русофобии, что, мол, Россию разрушают намеренно, страна после советской власти оказалась бессильной перед многими вещами. Мы столкнулись со своими проблемами и с мировыми проблемами. И к этому мы, лишенные иммунитета (от семьи до религии), оказались не готовыми. Потому что только власти и доверяли, но не доверяли друг другу.

Это очень опасно как снизу, так и сверху.

Принято считать, что было две попытки десталинизации — это Н. С. Хрущев и М. С. Горбачев. Соответственно две неудачи. Сегодня опять идет реставрация институтов и практик произвольной власти и атомизированного общества. Как объяснить эту неудачу? Что, общество такое слабое? Политика власти? Пропаганда?

Мнение по этому вопросу Александра Даниэля:

Конечно, это политика власти. Но эта политика власти тоже не из ничего взялась. Она есть некоторая реакция на некоторый, что называется, общественный вопрос. Обществу необходима самоидентификация, потерянная в начале 90-х гг. А власти необходима самолегализация. И общество и власть ищут источники этого в прошлом. И вот тут возникают два конфликтных образа прошлого, связанных именно с эпохой Сталина. На самом деле в эпоху Сталина было очень много тектонических потрясений. Есть масса особенных черт сталинизма как политического режима. Между прочим, НЭП — это тоже эпоха Сталина. И уничтожение НЭПа связано со Сталиным. И чудовищное бесправие, и установление царства номенклатуры — это тоже сталинизм. Но это забыто, это со Сталиным не связывается. На самом деле сейчас конструируются два основных ярких образа прошлого — это террор, и об этом хорошо помнят, и это, конечно же, война, победа в войне. И тут очень интересно — нам говорят, что память о войне конфликтует с памятью о терроре и что эти две памяти сшибаются. На самом деле память о войне за последние 40 лет планомерно уничтожалась, и она почти уничтожена. Особенно теперь, когда уходят последние ветераны. Она подменена памятью об одном дне войны, то есть о 9 мая 1945 года. В качестве памяти о войне нам подсовывают память о параде Победы.

Почему же не удались две попытки десталинизации? Почему терпит полный крах уже третья попытка, которая связана с 90-ми годами?

Мнение по этому вопросу Юрия Афанасьева:

Мне кажется, что тут самое главное заключается в целеполагании. То есть и Хрущев, и Горбачев, и теперь уже Путин — они на самом деле хотели спасти эту систему. Они хотели спасти сталинскую систему. Но в случае с Путиным здесь есть одно добавление. Дело в том, что если сталинская система была построена преимущественно на коммунистических идеях со стороны властей и руководства, то теперь сюда примешиваются уже большие деньги. Огромные деньги. И здесь картинка стушевывается. Здесь уже не идея, а как себя спасти и как капиталы свои спасти. Если все-таки Хрущев и Горбачев пытались спасти систему — назовем это сталинской, социалистической системой, советской — пожалуйста, то сейчас спасают, по сути, ту же сталинскую систему, но к этому примешались огромные капиталы. Но все-таки остается одно: целеполагание. И никогда никто не ставил вопроса о том, как перевернуть эту пирамиду, как сделать так, чтобы базовой ценностью стал человек, а на службе у него было бы государство.

Ни одна десталинизация не била в корень сталинского стиля правления! И это самое главное. Сталинистские стереотипы сознания оказались очень сильны, но положение тем не менее совсем не безнадежно. Простая вещь — культура. Есть ли хоть одно значительное сталинистское произведение культуры? А вот антисталинистких — море.