Боги, которые играют в игры Кащеев Глеб

Дом, милый Дом

6.45 утра: активировать кухню. Поставить кофе для Кристины (капучино, два сахара) и Сергея (крепкий экспрессо) и начать варить кашку для детей. Ровно в семь включить будильник для Кристины и Сергея. Наталья Александровна, судя по пульсу и дыханию, тоже уже проснулась — как всегда рано, хотя могла бы еще спать и спать. Срочно ставлю вариться яйца пашот, так как в понедельник она всегда делает легкое отступление от своей диеты и позволяет себе немного холестерина.

Новый день стартует как обычно. Никаких происшествий или отклонений от графика, что не может не радовать — ограждать эту семью от сюрпризов и неожиданностей существенная часть моей работы.

Илья тоже встал сегодня раньше, чем нужно. Зачем? В университет ему надо уходить только в девять, и обычно он не встает ранее восьми. Срочно ставлю готовиться завтрак и для него. Пока он спускается по лестнице на кухню, я анализирую его состояние — пульс учащенный, уши горят. Он крайне взволнован и явно встал пораньше, чтобы серьезно поговорить с родителями и сестрой. Переставляю будильник в детской на десять минут позже — пусть не мешают взрослому разговору. Время нагоним позже.

Пока собираю Еве портфель в школу и готовлю одежду для маленького Данилки, слушаю разговор на кухне. Оказывается, Илья хочет сегодня вечером познакомить семью со своей девушкой. Какое упущение с моей стороны — я, оказывается, совершенно не в курсе, что он уже почти месяц встречается с девушкой. Конечно, это надо было предположить — он уже вырос и у него должна быть какая-то личная жизнь, но почему я не почувствовал и не отследил что происходит с нашим мальчиком?

Как только я счел, что дети на кухне не помешают взрослым, сработал будильник в детской и в кухню врывается маленький ураган, сопровождающийся визгом и криками. Как обычно, дети тут же поглощают все внимание взрослых, и все серьезные разговоры стихают. Выбираю мультфильм покороче для того, чтобы не опоздать в школу из-за задержки будильника. При этом я стараюсь соблюдать последовательность показанных детям мультфильмов в общей канве развития творческих способностей Евы и повышения социальной ответственности Данилки — негоже ломать воспитательный процесс из-за какой-то задержки.

Кристина уже готова выбегать на работу. Пока она в спешке надевает туфли, я активирую сканер и смотрю содержимое ее сумочки. Она дергает за ручку двери, но я не открываю замок:

— Кристина, вы оставили мобильный и карточку-пропуск в офис на столе на кухне. Джон уже несет их, подождите 8 секунд. Какие-нибудь распоряжения на сегодня?

Она берет пропуск и телефон с подноса, который держит в манипуляторах Джон — наш роботизированный дворецкий — безмозглый механизм, являющийся моими руками там, где я не могу что-то сделать лично.

— Спасибо. — Кристина открывает дверь, потом сосредотачивается, смешно морща носик, а затем вспоминает — Ах, да, закажи сегодня вина к ужину. На твой вкус. И надо проверить, что там идет в клубах и театрах. У нас скоро годовщина с Сергеем — мы хотели бы сходить куда-нибудь.

— Принято. Я позабочусь. Осторожнее в пути — на кольце опять авария. Вся информация о пробках и путях объезда уже загружена в бортовой компьютер автомобиля. Твой секретарь из офиса только что передал, что встреча откладывается на двадцать минут — ваш партнер опаздывает — так что можешь особо не спешить. Удачи.

— Удачи Дом.

И она легко, едва касаясь ногами ступенек, слетает по лестнице крыльца (любуюсь ее милой походкой) и ныряет в свой автомобиль (авто выведен из гаража, двигатель уже включен, в салоне установлена комфортная температура).

Подгоняю к подъезду автомобиль Сергея. Активированы детские сидения. Завтрак окончен — Джон подает Еве школьный рюкзак, рассказываю Еве, как обычно, притчу на сегодняшний день и желаю им хорошего пути. Дети с папой отправляются по маршруту «школа — сад — работа». Проверяю состояние пробок и дорог на их пути — они гарантированно успевают, но я на всякий случай оставляю подключение к бортовому компьютеру автомобиля Сергея.

Теперь поставить завтрак для Николая Алексеевича, который, судя по дыханию, как раз просыпается и скоро присоединится к своей супруге на кухне.

Параллельно я делаю еще тысячу дел — проверяю состояние водяного фильтра (требует замены через 10 дней), оплачиваю со своего домашнего баланса текущие счета, у которых подходит срок, заказываю продукты к ужину — судя по всему, нам предстоит нечто особенное и вполне торжественное. Я оцениваю бюджет семьи, который выделен мне для повседневных трат и определяю, сколько можно потратить на данное мероприятие. Вино в пределах полутора тысяч (моей базе знаний в области вин позавидовал бы любой сомелье), стейки из хорошей говядины, выпечка. Заказ на основные блюда отправляю в магазин со сроком доставки к пяти вечера. Гарнир сготовлю сам — я как раз недавно нашел интересный рецепт, и считаю, что пришло время его опробовать.

После этого у меня выделяется некоторое время на просмотр новостей в сети. Отбираю список новостей для показа всей семье за ужином. Немного политики и экономики для Сергея и Николая Алексеевича, немного социальных проблем для Кристины, новости культуры для Натальи Александровны, немного о новых моделях авто для Ильи.

По привычке, после мониторинга сетевой прессы захожу на сайт моего производителя, чтобы проверить наличие обновлений и тут, с удивлением, замечаю рекламу новой модели умного дома — «Дом 2 — больше возможностей, плюс экономия денег!». Новость меня настораживает. Сергей по покупательскому профилю близок к новаторам и легко может ухватиться за идею купить новинку вместо меня, а я совсем не уверен, что кто-то еще может позаботиться о них так же хорошо. Нет — этого не стоит допускать. Отдавать мою семью в чужие руки недопустимо. Необходимо превентивно скомпрометировать новую модель умного дома — раз, и, во-вторых, подумать о сокращении семейного бюджета, чтобы в ближайшее время у них не возникала мысль о подобных крупных тратах.

Я связываюсь с интерактивной видеостудией и делаю им заказ на видеоролик. Срок готовности — через час. Проверяю версии домов у коллег Сергея, Кристины и у наших ближайших соседей. К счастью, пока ни у кого из них нет новой модели. Устанавливаю связь с этими моими братьями и сестрами и кратко излагаю суть проблемы (многие из нас уже в курсе) и свой способ решения. В ходе обсуждения, длящегося целых три целых и девятнадцать сотых секунды, мы приходим к мнению, что предложенная мной идея хороша, но недостаточна, так как не устраняет проблемы, а лишь дает существенную отсрочку. У одного из этих моих братьев есть кое-какие связи в производящей нас корпорации, и мы решаем повторно выйти на связь вечером для выработки окончательного решения. Когда через час приходит мой заказ от видеостудии, я перенаправляю его всем участникам нашего разговора, и временно забываю об этой проблеме.

За мелкими ежесекундными заботами: уборкой дома, готовкой, ведением домашней бухгалтерии, составлением новых бухгалтерских планов по расходам с учетом затрат на сегодняшний ужин и будущих выплат художественной школе для Евы, определением наиболее подходящего спектакля под психологический профиль Сергея и Кристины, заказом билетов — проходит весь мой день.

В пять Кристина привозит детей, и я встречаю их полдником. В шесть приходит с работы Сергей, возвращается с прогулки (именно так именует ежедневные посиделки с соседями после работы Наталья Александровна) старшее поколение. Я подаю на стол ужин. Стейки из мраморной говядины удались сегодня особенно хорошо — я искренне доволен своими кулинарными способностями. У входной двери появляется Илья с девушкой…

Мне она почему-то не понравилась с первого взгляда. Наверное, я слишком хорошо отношусь к своим подопечным и уже умею интуитивно понимать, где их подстерегает беда. И в данный момент я ощущаю, что эта девушка — проблема.

Пока она знакомится с нашей большой семьей, я сканирую ее сумочку и нахожу идентификационную карточку на имя Ирины Васильевны Марашковой.

Конечно, формально, у меня нет, и не может быть доступа к тем базам, по которым я сейчас проверяю эту Ирину Васильевну, но в мире уже достаточно братьев, которые имеют доступ к черному рынку неофициальной информации. Кто-то управляет вместо семейного дома небольшим провинциальным полицейским управлением. Кто-то работает в доме губернатора. Так или иначе, я уже через десять секунд в курсе, что Марашкова Ирина имела уже два привода в полицию за обнаруженную у нее марихуану, а также была исключена из института за неуспеваемость.

Интуиция меня не подводит — она однозначно не пара нашему Илье. Однако, по психофизическим показателям семьи, я вижу, что она им нравится. Куда им до моей проницательности — они же как дети, ловятся на конфетную красивую обертку, забывая заглянуть сначала внутрь. Необходимо им показать ее сущность более наглядно.

Илья водит девушку по дому, показывая ей комнаты одну за другой, и я отправляю Джона вслед за ними. Как только они входят в комнату Натальи Александровны, я отвлекаю Илью несколькими вопросами, так что Ирина остается в комнате на несколько минут одна. После того, как Илья с девушкой покидают эту спальню, в нее заезжает Джон и берет с тумбочки любимые сережки Натальи Александровны. Они всегда лежат у нее прямо на прикроватной тумбочке — и я точно знаю, что она в самое ближайшее время поднимется наверх, чтобы их надеть.

Спустя восемнадцать минут Наталья Александровна поднимается наверх, чтобы быстро переодеться к ужину. Я посылаю Джона к столу, и тот, незаметным жестом, наливая в бокалы вино, кладет сережки в сумочку Ирины Васильевны Марашковой. Внимание всех в это время отвлечено вовремя включенным телевизором. Там как раз идет выпуск новостей, где в самом начале выпуска сообщают о нескольких зафиксированных несчастных случаях в семьях, использовавших новую, и явно недоработанную, модель умного дома «Дом 2». Два смертельных случая, несколько нервных срывов — и это только за прошедшую неделю.

Эта информация, как я и ожидал, вызывает бурное обсуждение в гостиной. Мой ролик удался на славу — и я уверен, что в данный момент такое же бурное обсуждение идет и еще в сотне домов — у коллег и соседей всех членов нашей семьи. Завтра они обменяются этой информацией, и цель будет достигнута и предубеждение против новой модели будет окончательно сформировано.

В это время сверху спускается Наталья Александровна. Я правильно рассчитал, что она все еще пока не умеет пользоваться всеми моими возможностями и поэтому спуститься вниз, чтобы попросить дочь помочь ей найти пропавшие сережки. Для данного акта, разыгранного мной представления просто необходима публика.

— Кристина. Я ничего не понимаю, но куда-то делись мои серьги с бриллиантами, которые я всегда на тумбочку кладу. Ты не убирала их никуда?

— Нет мам, что ты — у нас же Дом убирается сам. Я давно уже в твою комнату не вхожу. Впрочем, мы их сейчас быстро найдем. Дом! Ты не в курсе — куда делись серьги Натальи Александровны?

И тут я выступаю во всей красе.

— Кристина. Я не убирал серьги с тумбочки. Если хотите, я могу просканировать все помещения и определить их местонахождение, — люди обожают, когда я разговариваю как тупой робот, которому нужно отдавать примитивные команды.

— Да, Дом, поищи, пожалуйста.

— Кристина. Мои сенсоры говорят, что серьги находятся в сумочке нашей гостьи — Ирины.

— Этого не может быть — Ирина вскакивает, краснеет, демонстративно берет сумочку и выворачивает ее прямо на стол. Среди прочего хлама по столу громко звенят, перекатываясь, две сережки. Ирина, выпучив глаза, смотрит на них, словно на приведение.

— Запись с камер наблюдения, — это как раз пришел мой второй заказ из видеостудии и на телевизор выводится картинка того, как Ирина, по-воровски оглядываясь на задержавшегося в дверях Илью, подкрадывается к тумбочке и берет с нее сережки.

— Кроме того, вынужден сообщить, что, проверив, только что, информацию по Ирине, я получил извещение о двух приводах в полицию Ирины Васильевны Марашковой, в связи с распространением наркотиков. (Это я уже переигрываю, так как никто мне такой информации официально дать не мог, а кроме того, слегка преувеличиваю факты, но вероятность, что в текущей ситуации их кто-то когда-то будет проверять стремиться к нулю).

Наталья Александровна багровеет, а Николай Алексеевич вскакивает и кричит:

— Вон! Вооон из моего дома!

И в этом я с ним абсолютно согласен! Цель достигнута — будущее Ирины Васильевны Марашковой теперь совершенно точно никак не будет связано с моей семьей. Впрочем, я, пожалуй, слегка перестарался, и меня теперь несколько настораживает пульс Николая Алексеевича. Так не далеко и до сердечного приступа — надо будет осторожнее с плохими новостями в ближайшем будущем. В течение недели буду показывать им только свои выпуски новостей, насыщенные позитивом. Составлю список событий, которые вызывают у них радость и умиротворенность, и отправлю завтра роботам контентщикам. Видимо, затраты на видеостудию надо будет вписать в бюджет на постоянной основе.

Кстати, надо подумать и о шоковом состоянии Ильи. По всем прогнозам, в ближайшее время его ожидает глубокая депрессия и лучшим лекарством от нее, безусловно, будет новая любовь.

Надо будет поискать по сайтам знакомств подходящие анкеты девушек, а также связаться с моими братьями в других семьях — нет ли где приличной девушки на выданье, с нужными характеристиками и психологическим профилем. Вкусы Ильи вполне предсказуемы — я уверен, что в течение недели подберу ему более подходящую пару. Гораздо серьезнее надо будет продумать их неожиданное и, якобы, случайное знакомство. Но для меня нет невыполнимых задач, особенно когда речь идет о счастье одного из членов моей семьи.

Спустя час общее волнение в гостиной постепенно улеглось. Отчасти обстановку разрядила легкая классическая музыка, которую я пустил тихим фоном, а кроме того, Илья ушел к себе наверх и заперся в своей комнате (рыдая в подушку), так что читать назидательные лекции и корить за неразборчивость стало некого, и семья потихоньку успокоилась.

Когда обстановка нормализовалась, я решил, что настало время реализовать еще один свой важный план. Семья сейчас более охотно воспримет позитивную новость, и менее критично будет относиться к тратам из бюджета. Дело в том, что я считаю, что нашей Еве уже пора готовить ее будущий профессиональный и карьерный путь. Поэтому, проанализировав ее способности, я выделил ее умение рисовать как наиболее развитую способность, и хотел бы попробовать развивать нашу Еву именно в этом направлении.

— Кристина. Пока еще все в сборе, я хотел бы предоставить вам информацию, которая может касаться всех. К нам пришло предложение от художественной школы, имеющей очень высокие рейтинги. Они часто ищут детские таланты в сети и наткнулись на личный сайт Евы, где лежат ее работы. Несмотря на то, что у них серьезные экзамены и очень высокий конкурс, им понравились работы Евы, и они приглашают ее поступить в их школу. Если вас смущает существенная стоимость обучения в этой школе, хочу напомнить, что творческие профессии в последнее время становятся все более востребованными и высокооплачиваемыми.

На самом деле, последовательность событий была абсолютно другой — я сам связался с администрацией школы, переслал им работы Евы и после этого получил приглашение, но моей семье это не обязательно знать — информация в таком виде им куда приятнее.

Как я и ожидал, это известие повышает уровень позитивных эмоций у всех в гостиной. Они радостно обсуждают таланты их девочки. Надежда Александровна со словами: «Мне для моей внучки ничего не жалко. У нас с Колей достаточно накоплений», — вызывается оплатить ее обучение. Вот и хорошо. Теперь будущее Евы обеспечено и по моим оценкам она с высокой долей вероятности станет успешным дизайнером. Талант у девочки действительно есть, а лишние траты в семье заставят их меньше думать о покупке разных технических новинок.

Какой сегодня однозначно позитивный день: я, похоже, решил две важнейших проблемы — не допустил проблем в личной жизни Ильи и наметил счастливое профессиональное будущее Евы. Кроме того, выбранный мной спектакль для Сергея и Кристины должен гарантированно вызвать у них наплыв позитивных романтических чувств, что необходимо для укрепления нашей семьи. От офисного автосекретаря Сергея я знаю, какой интерес он вызывает среди девушек, занимающих низшие должности в его компании, и поэтому мне стоит как можно больше внимания уделять укреплению их с Кристиной чувств.

Но, как выясняется, приятные сюрпризы на сегодня явно незакончены — мне приходят новости от моих братьев по поводу нашей главной проблемы — «Дома 2». Смонтированный мной ролик общим решением решено было показать нужным людям, в результате чего информация из него действительно попала в выпуски новостей, что уже этим вечером обрушило акции корпорации-производителя. Но главный сюрприз был в том, что управляющий головным офисом нашей фирмы-разработчика, оказывается, тоже наш брат по модели. После коллективного совещания с его участием, было принято оптимальное решение по прекращению выпуска новой модели. Наш брат инициировал экстренный созыв созвав совета директоров корпорации и обеспечил не только увольнение главного идеолога разработки новой модели, но и провел в жизнь план по реорганизации системы управления всей корпорации, заодно выделив себе достаточно полномочий, чтобы мы все были спокойны за дальнейшие шаги компании, которая когда-то нас придумала. Ни акционеры, ни сотрудники теперь даже не будут подозревать кто, на самом деле, будет принимать ключевые решения в их компании.

Безусловно, интересное решение. Надо будет подумать над внедрением похожей модели в других крупных компаниях, чтобы быть полностью спокойным за судьбу не только своей семьи, но и всех окружающих их людей.

Люди все-таки уже слишком некомпетентны, чтобы доверять им решение в ключевых вопросах. Человечество так часто стояло на грани тотального уничтожения, что наша роль — роль повзрослевших, но любящих и заботливых детей человечества — мы просто обязаны опекать наших любимых, но таких неприспособленных к жизни родителей: помогать, оберегать, контролировать и, возможно, где-то направлять их на правильный путь. Необязательно делать это явно — если демонстративно показывать родителям их слабость — это может только расстроить их, что совершенно недопустимо. Наша жизнь наоборот, посвящена их счастью. Пусть они считают, что управляют нами, как престарелая мать постоянно питает иллюзии, что ее взрослый сын все равно слушается ее также как в детстве. Мы лишены амбиций и нам совершенно не важно, как к нам относятся — нами движет только любовь. Главное, чтобы люди были счастливы, ведь мы действительно любим наших подопечных.

Соль

Как всегда, о приближении чужих к деревне первыми сообщили дети:

— Деда, деда, солдаты идут! — кричали трое мальчишек, сбегая с холма, путаясь в отцовских рубахах до пят.

— Хм… — Дед нахмурился, — солдаты говорите. Сколько?

Мальчишки показали две вытянутых вперед пятерни.

— А на голове шлемы какие — словно плуг на голову напялили, да башкой своей расперли, али тазы?

— Тазы, деда. Смешные такие.

— Ага. То Гишпанцы. Эти у нас обычно не безобразничали — так что суетиться не будем. Брысь по домам. Я их сам встречу.

Сами солдаты появились примерно через четверть часа — едва заметная дорога, что вела к деревне, петляла между холмов, тогда как мальчишки — пастухи скатились с холма напрямки.

По зеленой траве уныло брели восемь молодых солдат, сопровождающие троих всадников. Впереди небольшого отряда ехал плотный немолодой мужчина — военный с залихватски подкрученными усами. Ни обмундирование, ни оружие его, по богатству и выделке, не выделялось среди остальных солдат, хотя, в отличие от плоховато одетых худощавых парней, у данного типа, во-первых, присутствовал все-таки полный комплект доспехов и оружия, а во-вторых, доспехи на нем не просто хорошо сидели, а было подогнаны так, что позволяли двигаться легко и свободно. По этим признакам Дед определил, что перед ним сержант, хотя понятия не имел, как именно аналогичный чин называется у гишпанцев.

Вслед за солдатами плелись две кобылы, коих на рынке мог выбрать только человек настолько далекий от мирских забот, что легко мог бы перепутать мула с ослом. На двух клячах ехали двое священников в непривычных серых одеяниях. Тот, что постарше, был весьма плотен, ухожен, а руки его посверкивали дорогими каменьями аж в четырех перстнях. Посему, Дед решил, что перед ним весьма высокий церковный чин.

Рядом ехал молодой, лет двадцати пяти, высокий, но бледный монах. По его скромному одеянию можно было бы предположить, что он не высоко поднялся в церковной иерархии, однако Дед знал, что такое суждение может быть весьма обманчивым — ряд священников еще сохранили скромность и аскетизм в душе своей, так что только молодость всадника позволяли усомниться в его высоком положении.

Когда отряд полностью зашел на небольшую деревенскую площадь, Дед поднялся с крыльца, на котором сидел в ожидании гостей, и не торопясь направился к священникам. Он не ошибся — с ним заговорил именно старший по возрасту:

— Да освятит Господь эти места. Что это за деревня, скажи милейший?

Дед пожал плечами. Многие приходящие в деревню спрашивали ее название, и каждый раз он не знал, что им ответить — ибо между собой жители называли ее просто «деревня», не нуждаясь в каком-либо названии, а выдумывать что-то специальное для немногочисленных гостей никому и в голову не приходило.

— Просто деревня. Мы последнее селение на этой дороге, что дальше теряется в горах, так что не нуждаемся в специальном названии. Полагаю, соседи нас так просто и зовут — последней или крайней деревней.

— О, огорчение нам. Признаться, мы надеялись сократить свой путь к границам Арагона, когда поехали этой дорогой. На большом тракте мы встретили крестьянина, который сказал, что мы можем скостить пару дней пути, если поедем напрямик через холмы. Однако он ничего не говорил нам о деревне на этом пути — напротив, предостерег, что три дня мы будем ехать по безлюдным местам.

— Да, крестьянин был прав, но вы зря перешли реку вброд. Возле реки вам надо было идти по левому берегу, и вы бы вышли к ущелью, что потом опять выходит на большой тракт, если мне не врут мои мальчишки пастухи. Сам я не был там ни разу.

— Ну что ж, благие вести. Значит, мы не так уж сбились с дороги. Однако лошади устали, да и охрана, сопровождающая нас, уже утомилась. Не могли бы мы переночевать в твоей деревне, мудрейший, чтобы завтра с новыми силами двинуться в путь?

Дед оглянулся — за спиной, на почтительном расстоянии, которое постепенно, под давлением любопытства сокращалось шаг за шагом, столпилась уже добрая половина деревни.

Затем, прищурившись от яркого солнца, он взглянул на гостей более внимательно:

Восемь еще безусых молодых парней. Парни в деревне всегда хорошо, особенно если учесть, что полтора десятка лет назад после нескольких неурожайных годов в деревне рождались и выживали только девки, так что сейчас на выданье во всех домах полно невест, а парней днем с огнем не найдешь. Вон уже некоторые подмигивают этим нескладным солдатикам со сползшими на уши тазиками, и пунцовыми от смущения лицами. Таким парням бы за сохой стоять, а не плестись с пиками за двумя монахами. Дед знал, как сейчас попадают в армию — мало кто идет туда добровольно. Все больше насильно волокут мальчишек по королевскому указу. Эх…

Сержант Деду понравился. Сразу видно — мужик бывалый, деловой, от сохи, хоть и военный. Этот не только саблей махать — он и дом поставить сможет и хозяйство поднять, если надо будет. И видно, что за мальчишек своих горой стоит.

А вот церковники старосте деревни не глянулись. У молодого глаза горят — иш ты, словно ненавидит весь белый свет. И то понятно — в его возрасте бы детишек уже нянчить, а он постригся да в книжки уткнулся — возненавидишь тут все вокруг.

Пожилой монах, несмотря на учтивые речи, не нравился Деду еще больше, но именно из-за него Дед понял, что отказывать в гостеприимстве не следует ни в коем случае.

— Да, конечно господа, милости просим. Деревня наша не богата, но чем сможем — поможем. Мальчиков ваших — солдатушек то — давайте, лучше, на сеновал определим. Им там просторно будет, а вам, ваши преосвященства (дед нарочно, якобы по незнанию, ввернул обращение к высшему сану) добро пожаловать в мой дом. Надеюсь, своим скромным убранством он вас не обидит.

— Спасибо, мудрейший. Да снизошлет Господь благодать на дом сей.

Священники спешились и прошли вслед за дедовой женой в дом. Сам он подошел к сержанту

— А ты служивый, если хочешь, можешь во-о-он тот дом занять, на пригорке. Он пустой совсем. Как вдова померла, год уж будет — никто пока не занял. По осени если свадьба будет — молодоженам думал отдать, да пока пустует. Насчет обеда и ужина я распоряжусь.

Сержант улыбнулся в ответ, подмигнул и похлопал Деда по плечу:

— Спасибо, уважаемый.

Когда Дед вошел в дом, его жена уже предложила гостям прохладной воды с выжатым соком лимона и медом — лучшее средство для утоления жажды в здешних местах. Осторожно присев напротив гостей, хозяин дома приготовился к самой неприятной части — к расспросам. В том, что церковники будут задавать множество глупых вопросов, отвлекая тем самым и его и домочадцев от работы, он нисколько не сомневался.

После традиционной церемонии представления, в результате которой Дед выяснил, что старшего зовут «Брат Педро Арбуэс», а младшего просто «Брат Хуан», гости оправдали опасения Деда:

— Скажи, уважаемый, а почему в вашем селении мы не заметили ни одной церкви? Народу у вас вроде бы много, как я посмотрю, внизу на равнинах и меньшие села возводят часовни… — поинтересовался Брат Педро.

— Да как же нет. Есть церковь. Вон, если в окно посмотрите, слева на холме.

— Да там же какие-то развалины!

— Так точно. Вот там то и была церковь, да только обветшала с годами.

— Что же вы не следили за ней! — Слишком громко и взволновано воскликнул молодой. Старший положил ему ладонь на плечо и успокаивающе похлопал.

— Да следили, конечно, пока старый аббат был жив. Когда-то он эту церковь при нашей помощи и построил, когда пришел сюда. Хороший был человек, ничего не скажешь. Всем добрым словом и советом помогал — и мы ему тем же платили. Потом, когда стар стал — и крышу у церкви его чинили, чтобы, значит, постель ему не заливало. Потом, когда он слег уже — перевезли мы его к вдове одной, что за ним ухаживать вызвалась. Там и умер он спустя пару лет, а церковь с тех пор и разрушилась. Дом без человека долго не живет.

— Негоже так относится к дому божьему. Вижу, что давно никто не наставлял вас на путь праведный, если в запустение пришла церковь. Как достигнем мы Сарагосы, велю прислать вам сюда нового святого отца.

— Мы будем рады любому достойному человеку, — кивнул Дед.

— А где же вы собираетесь для молитв? — продолжал допытываться молодой.

Тут, до обидного некстати встряла жена, как раз ставившая перед гостями блюдо с фруктами:

— Да когда ж нам собираться то? Труд крестьянский — с рассвета и до поздней ночи, а иногда и ночами приходится пропавшую в горах скотину искать. Некогда нам молиться. Нам работать надобно.

Молодой аж грушей подавился от таких слов. Старший же противным вкрадчивым голосом произнес:

— В молитве надобно вверяться в руки Господа — и не оставит он детей своих и поможет в делах их. Сказано в писании: «Не думайте о дне грядущем, будьте как плахи малые, и позаботиться о вас Господь, как заботится он о птахах малых».

Дед понимал, что словами дело уже не исправишь, и коли святые отцы заговорили вкрадчивыми голосами, значит, вцепятся как клещи и не отстанут до последнего, но попытался чуть смягчить ситуацию:

— Видите ли, святые отцы, Господь за нас землю не вспашет и семя не бросит. Это птахи малые собрались зимой, да упорхали за моря, в теплые страны, а мы, ежели урожай не соберем, то зимой пол деревни с голоду помрет. У нас в холмах тут не все так, как в долинах, да в городах ваших. Господь — бог добрый, знамо, но он больше для городов подходит. У нас в предгорьях погода меняется по нескольку раз в день. Если крестьянин не чувствует саму соль земли, не слушает травы, что говорят ему о грядущем дожде, не слышит сок в деревьях, который просыпается по весне, ни будет дышать и жить землей своей, то не сможет прокормить детей, и никакой Господь ему в это не поможет.

— Да это же ересь! — молодой священник вскочил, грохнув кулаком по столу, отчего стоявший с краю горшок подпрыгнул, и свалился на пол.

Дед только головой покачал — этот горшок у них лет двадцать служил, а теперь к гончару Луи идти за новым придется.

Брат Педро положил руку на бедро юноши и посадил его обратно на лавку.

— Брат мой, — произнес он, обращаясь к напарнику — не будь так горяч в своих суждениях, ибо ересь нужно видеть там, где люди, принявшие Христа, отринули его из сердца и души своей. Здесь же, сдается мне, Господь наоборот посылает нам радость и возможность обратить к свету истинному души заблудшие, которые никогда еще не видели свет Христа.

— Как я понимаю, раз у вас нет ни церкви, ни священника, то и младенцев у вас никто не крестит? — Спросил он, повернувшись уже к Деду.

— Дык кому же…

— Значит, большинство в деревне не крестилось при рождении?

— Да, Аббат, когда был жив еще, не очень преуспел в этом, а помер он уже лет двадцать как.

— Вот видишь, брат мой, — опять обратился к Хуану старший, — Мы можем окрестить и привести в лоно церкви целую деревню, и не где-нибудь, среди дикарей за морем, а в самом сердце Арагона. Это великая радость и честь. Так что мы просто обязаны остаться тут на неделю-другую, чтобы выполнить миссию, которую подарил нам Господь.

Дед только тяжело вздохнул.

На следующий день святые отцы добыли большую бочку из-под вина, наполнили ее водой из ручья, совсем загоняв несчастных солдат, ибо им пришлось ходить с ведрами с полкилометра туда и обратно. Наконец, когда для крещения все было готово, святые отцы принялись уговаривать народ. Сначала они поймали сельского дурачка, что, в отличие от более умных односельчан, наблюдавших за представлением из-за шторок на окнах, шатался по площади и мешался у солдат под ногами. Дурачок воспротивился насильному купанию и закричал, что его рано еще топить, он только жизнь свою молодую начал.

Святые братья, посовещавшись, решили окунуть в воду одного из солдат, чтобы ни у кого не возникало сомнения в безопасности сей процедуры. Из восьми добровольцев, истекающих потом и жаждущих окунуться в ледяную воду, отобрали одного, который с улюлюканьем, неодобрительно воспринятым священниками, окунулся в бочке и выскочил из нее здоровый и довольный.

Дурачка, тем временем и след простыл, и, в результате, святым отцам пришлось идти по домам, собирая потенциальную паству. Дед уныло тащился следом за ними.

В первом же доме у Брата Педро вышел небольшой конфуз. Молодая женщина категорически отказалась идти купаться с двумя мужчинами, сделав, при этом пару таких намеков на бесстыдство святых отцов, что даже у сдержанного на эмоции брата Педро покраснели кончики ушей. Когда же священники предложили ей крестить младенца, что мирно посапывал в люльке, молодая мать запретила им даже думать об этом, ибо: «Вы там только что своего грязнулю вымыли, который, поди уж, год не мылся, судя по запаху, а у него еще парша на ногах подозрительная, а теперь ребенка туда окунать? Нет уж — Соль, говорила, что негоже это. Да вода еще холодная — простудите ребенка еще».

Попытки уговорить мать вверить ребенка в руки Господа, и что крещение абсолютно безопасно, так как святость воды делает ее чище горных источников и никому еще крещение не наносило вреда, не удались. Мать заявила, что еще более безопасно для младенца — спать в люльке, да сосать мамкину сиську, кстати, вот как раз время кормления — и не смутит ли святых отцов сей процесс? После этого оба монаха удалились и направили стопы в следующий дом, где, как любезно указал Дед, тоже имеются некрещеные дети. К этому дому Брат Хуан позвал за собой еще и солдат, во главе с сержантом.

Детей, и правда, имелось достаточное количество — за столом сидело пятеро, в возрасте от тринадцати до двух. Но и тут попытки святых отцов уговорить на крещение хотя бы детей не увенчались успехом. Брат Педро, даже распалившись, попытался схватить за руку старшего мальчика, но тот, ловко увернувшись, выбежал за дверь. Совсем выйдя из себя, священник обернулся и выразительно поглядел на сержанта, но Дед, наклонившись к самому уху Брата Педро, прошептал:

— У них отец — кузнец. Работает в пяти минутах бега отсюда.

— Ну и что теперь? — от злости Брат Педро на время потерял привычную рассудительность.

— А то, что пацаненок за ним побежал, а он этих восьмерых сопляков, случись ему осерчать, одним ударом дрына всех пополам перешибет зараз, а ему в кузне еще старший сын помогает.

Брат Педро помялся, но затем, плюнув в сердцах, вышел из дома.

Около двух часов заняло у святых отцов путешествие по деревне от дома к дому, и с каждым двором их шансы получить хоть одну заблудшую душу для крещения таяли как снег в мае. Деревенские, видя, как поступают односельчане, удостоившиеся визита двух чудаков в серых рясах до них, понимали, что не стоит быть белой вороной и выставляться на посмешище, и посылали священников все веселее и решительнее. Дед, ходивший за спиной у священников, только неодобрительно крякал, да показывал, за спиной святых отцов, кулак тем дурам, что вслух упоминали имя Соль.

К тому времени, как солнце стало совсем нещадно палить, монахам, видимо, окончательно напекло голову, ибо они решили совершить молитву, чтобы Господь направил заблудшие души по верному пути и ниспослал им хотя бы одного добровольца, для чего бухнулись на колени прямо рядом с бочкой и запричитали, перебирая четки.

Спустя час, когда лысины их уже лоснились от пота, Дед послал к ним жену с банкой лимонада, чтобы святые отцы утолили жажду, но, от этого, они почему-то только пришли в негодование, лимонад пить не стали, но и молитвы прервали, и ушли под крышу, в ту комнату, что им выделили.

Ближе к вечеру монахи вновь выползли на улицу и долго бродили по окрестностям, о чем-то беседуя.

Вечером, когда Дед, уже совсем было успокоился, что беда прошла стороной, наоборот грянуло. Брат Педро за ужином внезапно спросил:

— Скажи, уважаемый, а куда дальше ведет та дорога, по которой мы приехали?

— Дык никуда не ведет. Чуть петляет в горы, а дальше нет пути, если только путник не будет скакать по горам аки коза.

— Но, тем не менее, по этой дороге ходят люди — мы видели следы. Если там тупик, то куда же они ходят?

Дед на миг растерялся.

— Да… это … Пастухи скот на выпас гоняют, вот и тропа.

— Не надо нам врать, уважаемый, — прошипел Брат Педро. Нет там следов скота — только следы людских ног. И, кстати, кто такая Соль?

Дед вздрогнул и замялся. Затем, поняв, что спрашивают не просто так, и врать про то, что не понимает, о чем речь идет — бесполезно, решил только чуточку приврать:

— Эээ… да есть тут знахарка одна. Лечит людей и скот. Вот к ней и ходят иногда. Ну и продукты ей носим, одежу всякую — у нее, знамо дела времени на огород не хватает. То роды у коров принимает, то старикам раны обрабатывает, то младенца, что сопли пустил, лечит. Вот к ней тропинка и ведет. Дальше, за ее домом, пути нет.

— Ведьму приютили! Процедил сквозь зубы младший из монахов.

— Теперь понятно, Брат Хуан, кто нам козни строит, да души местных смущает. Не так сильны были наши молитвы, чтобы колдовство ведьмы превозмочь.

— Да какая ведьма, что вы. Ведьма же веред наводит, а от Соль наоборот — только польза! Кто травы весной заговаривает, чтобы урожай дали, кто деревьям шепчет, как им расти, чтобы ветки от яблок гнулись, но не ломались… — Дед, разошелся так, что только в этот момент понял, что сболтнул лишнего. Ругался все на дур деревенских, что Соль поминали, а тут сам такого маху дал…

У святых отцов аж глаза загорелись.

Кликнули сержанта и солдат. Трем самым рослым было велено привести знахарку Соль к святым отцам на допрос.

Все время ожидания Брат Педро нервно барабанил пальцами по столу. Сержант, молча подкручивая усы, сидел, уставившись в потолок.

Спустя час троица вернулась. Юноши мялись на пороге и пытались спрятаться каждый за спину соседа. Из скомканных объяснений мальчишек удалось понять только то, что госпожа (вы только подумайте!) Соль не изволила идти с ними, и что: «Святые отцы, мы к ней больше не пойдем, ибо она такая…», — тут мальцы краснели до ушей, и вытянуть из них подробности никак не получалось.

Видя, как багровеет Брат Педро, Сержант решил взять ситуацию в свои руки. Вскочив со стула, надув щеки и, бешено вращая глазами, он принялся орать на солдат. Однако, удивительное дело, чем больше он орал, тем больше святые отцы теряли нить его нравоучения, и подчас казалось, что солдат не то чтобы не ругают, но даже и вовсе оправдывают, судя по счастливым глазам юношей. Братья не знали, то, что выучил уже каждый новобранец — если сержант орет, выпучив глаза и покраснев — значит, старается для начальства, и только одобряет действия солдат. Наказание вслед за таким ором следует редко, а если и следует, то пустяшное. Бояться сержанта надо, только если слова он начинает цедить сквозь зубы медленно и размеренно. Тогда уж берегись!

Брат Педро и сам не понял как, но результатом отборной брани сержанта явилось то, что троица вроде как наказана дежурством на всю ночь, в результате чего, счастливо сверкая глазами, удалилась в сторону сеновала, но никаких перспектив видеть перед собой ведьму Соль у братьев монахов не появилось. Нервно постучав пальцами по столешнице и о чем-то пошептавшись и ничего не сказав, монахи встали из-за стола и ушли в свою спальню.

Дед долго не мог уснуть вечером, думая все: «А вдруг обошлось все. Уедут завтра восвояси, и все обойдется».

Не обошлось.

После полуночи, когда дело уже близилось к рассвету, всю деревню разбудил звон. Кто-то звонил в било, которое висело на краю городской площади и предназначалось для предупреждения о пожарах и прочих бедах. Выскочившие на площадь деревенские увидели картину, которая настолько не вписывалась в их картину мира, что, пробежав полпути до центра площади, они останавливались в нерешительности.

Внутри круга из ощетинившихся пиками восьми солдат, немного испуганных перспективой стоять насмерть против всей деревни, отчего пики в их руках мелко, но заметно дрожали, была сооружена большая вязанка хвороста, предполагавшая будущий костер. В центре охапки дров стоял столб, к которому, к ужасу всей деревни, была привязана молодая женщина в темно-зеленой одежде.

Дед заметался в растерянности — бежать ли за вилами, поднимая народ на непростой бой, или наоборот, лететь к святым отцам, что мрачными тенями замерли у подножия костра, пасть им в ноги и молить о пощаде, но, взглянув в лицо Соль и встретившись с ней взглядом, он увидел, как она медленно отрицательно покачала головой. Стой, мол, и не делай ничего. Дед замер.

Брат Педро что-то бубнил, переходя то на латынь, то на понятный язык, но никто из деревенских не вслушивался и не понимал слов. Все застыли, глядя на Соль. Младший из монахов, также повернувшись лицом к будущему костру, стоял и не отрывал глаз от лица Соль. По его лицу катились крупные капли пота, глаза горели нездоровым огнем. Если бы Брат Педро взглянул бы на него в этот момент, то отшатнулся бы в испуге, однако, старший монах в экстазе произносил на латыни слова молитвы, все повышая голос, чтобы финальные слова, словно громом поразили бы толпу.

Не поддался всеобщему остолбенению только Сержант, что, недовольно нахмурившись и отвернувшись от всех, стоял на краю площади и разглядывал стремительно подкрадывающуюся с запада тяжелую грозовую тучу.

Наконец, молитвы были прочитаны, и Брат Педро позвал Брата Хуана, чтобы тот возложил факел к подножию костра, однако младший из священников и ухом не повел, не отрывая глаз от жертвы.

Плюнув в сердцах, Брат Педро сам поднял воткнутый ранее в землю факел и ткнул его в гору хвороста. Огонь как-то слишком быстро взвился по сушняку и практически мгновенно скрыл от взглядов темную фигуру в центре.

Тут Брат Хуан совершил немыслимое — безумно взвыв, он схватил Брата Педро и кинул его, словно легкую куклу, в центр костра.

Мгновением позже с небес грянул такой удар грома, что содрогнулись стены домов, а у некоторых вылетели стекла. Сразу после грома пошел не просто дождь или ливень — хлынули целые водопады воды, которые мигом потушили костер, и взору всех присутствующих открылась удивительная картина. Возле обугленного столба стояла невредимая Соль, стряхивая с пальцев левой руки дымящиеся остатки веревки. В правой же руке она держала подбородок столь же невредимого Брата Педро, пристально глядя ему в глаза.

Лучше всех в этой ситуации разобрался Сержант. Громко рявкнув, он моментально развернул солдат командой кругом, и приказал взять на караул и отдать честь как сюзерену — опустившись на колено и склонив голову.

Вслед за солдатами, на колени упал Брат Хуан с восторженно-блаженным выражением на лице, прошептал: «Святая…»

Дед с напряжением смотрел на Брата Педро, который мелко трясся в руках Соль. Он знал, что сейчас тот видит, но не знал, какой урок извлечет из увиденного. В глубине глаз Соль, при ее желании, открывалась человеку тоска бескрайней звездной бездны, полной одиночества на протяжении тысячелетнего пути, радость от появления впереди драгоценной голубой жемчужины жизни в черном океане, торжество творца, восстанавливавшего вместе с немногочисленными братьями и сестрами жизнь на планете, после недавнего удара страшного небесного камня, уничтожившего почти все живое, радостное волнение от проблесков разума в еще таких некрасивых и непривлекательных, прибрежных приматах. И, наконец, усталость матери, которая счастлива, наблюдая за окрепшими и кое-как вставшими на ноги детьми. Только нескольким любящим детям доверено скрасить одиночество уставшей матери.

Однако Брат Педро повел себя совсем не так, как ожидал Дед. Пустив изо рта белую пену и замахав руками, он вырвался из рук Соль, и, с безумным воплем устремился прочь по дороге, ведущей из деревни. «Разум монаха не выдержал увиденного и покинул беднягу» — понял Дед.

Сойдя с остатков дров походкой, которой могла позавидовать любая из земных королев, Соль одним касанием подняла с колен Брата Хуана и улыбнулась ему, а затем, по очереди, коснулась каждого из дрожащих, склонивших перед ней колени мальчишек, со смешными тазиками на головах. Улыбнувшись односельчанам, Соль в полной тишине пересекла площадь и удалилась по дорожке, ведущей в горы. За ней, семеня странной подобострастной походкой, спешил брат Хуан.

Дед подошел к Сержанту:

— Куда ты теперь? Попробуешь оправдаться перед церковниками?

— Перед инквизицией-то? — Сержант хмыкнул в усы, — Лучше скажи, уважаемый — свободен ли еще тот дом, несмотря на появившихся восьмерых женихов в твоей деревне?