Война в Зазеркалье Ле Карре Джон
– Извините.
Холдейн пристально посмотрел на него.
– Не стоит извиняться на каждом шагу, – заметил он. – Вы оба этим грешите.
Он налил себе кофе и заказал рюмку коньяку. Официанты стремительно выполняли его пожелания.
– Оба?
– Вы и Лейзер – он всегда словно извиняется.
– Теперь, когда Лейзер с нами, все пойдет как надо, верно? – быстро проговорил Эйвери. – Лейзер – профессионал.
– Мы и Лейзер – совершенно разные вещи. Никогда не путайте это. Просто мы его когда-то нашли, и очень давно.
– Что он такое? Что за человек?
– Он агент. Мы должны уметь с ним обращаться, нам не важно, что у него внутри.
Он вновь погрузился в кроссворд.
– Он должен быть преданным человеком, – заметил Эйвери. – А то с чего бы он согласился?
– Вспомните, что сказал директор: существуют две присяги – первую часто принимают легкомысленно.
– А вторую?
– Ну, это уже другое дело. Наша задача заключается именно в том, чтобы помочь ему принять вторую присягу.
– А что заставило его согласиться в первый раз?
– Я не верю в причины. Не верю в такие слова, как «преданность». И меньше всего, – изрек Холдейн, – я верю в мотивацию поступков. Давайте оставим арифметику, теперь мы готовим разведчика. Вы ведь знакомы с немецкой литературой, верно? Вначале было дело.
Уже подъезжая к Оксфорду, Эйвери рискнул задать еще один вопрос:
– Как получилось, что тот паспорт оказался уже недействительным?
Холдейн имел обыкновение наклонять голову, когда к нему обращались.
– Прежде Форин Офис выделял Департаменту несколько серий для оперативных паспортов. Такой порядок существовал на протяжении многих лет. Год назад Форин Офис объявил, что не будет больше выдавать нам паспортов, не согласовав с Цирком. Видимо, Леклерк довольно редко посылал запросы, и Контроль решил покончить с этой практикой. Паспорт Тэйлора был старой серии, из той партии, что была аннулирована за три дня до его отъезда. Уже ничего нельзя было сделать из-за отсутствия времени. Но все могло бы остаться незамеченным. Цирк показал себя здесь далеко не с лучшей стороны. – Пауза. – Очень трудно понять, чего хочет Контроль.
Они взяли такси до северного района Оксфорда, вышли у поворота к своему особняку. Пока шагали в сумерках по тротуару, Эйвери разглядывал дома: в освещенных окнах мелькали седые мужчины и женщины, виднелись окаймленные кружевами вельветовые кресла, китайские ширмы, пюпитры, игроки, застывшие над картами, словно зачарованные придворные. Когда-то он много знал об этом мире и даже думал, что принадлежит к нему, но это было давно.
Весь вечер они потратили на устройство в своем новом доме. Холдейн сказал, что Лейзеру надо предоставить комнату, выходящую окнами в сад, а они поселятся в двух других, выходящих на улицу. Он заранее прислал несколько научных томов, печатную машинку и стопку объемистых папок. Все эти вещи он распаковал и расположил на обеденном столе, чтобы их видела экономка домовладельца, которая часто заходила.
– Эту комнату мы будем называть кабинетом, – сказал он. В гостиной он установил магнитофон.
У него было несколько кассет, которые он положил в буфет и запер, педантично присоединив ключ к своему брелоку. Остальной багаж, состоявший из проектора с клеймом ВВС, экрана и перевязанного шнуром матерчатого зеленого чемодана с кожаными углами, дожидался своего часа а прихожей.
Это был просторный, ухоженный дом, обставленный мебелью красного дерева с бронзой. На стенах было множество фотографий, изображавших какую-то неизвестную семью; рисунки, выполненные в светло-коричневых тонах, миниатюры, поблекшие от времени. На серванте стояла широкая чаша с пахучими цветочными лепестками, к зеркалу было прикреплено распятие из пальмового дерева, с потолка свисали люстры – неуклюже, но не агрессивно; в одном углу стоял столик для Библии; в другом – безвкусная фигурка Купидона, обращенная лицом к стене. В доме царил дух старины, что-то, как ладан, мягко навевало безутешную печаль.
К полуночи они все расставили по своим местам и присели в гостиной. Мраморный камин был украшен фигурами мавров, выполненными из черного дерева, их толстые щиколотки соединяли сплетенные из роз позолоченные цепи, в которых отблескивал огонь газовой горелки. Этот амин мог быть сложен и в XVII, и в XIX веке, когда мавры на очень непродолжительное время пришли вместо борзых в качестве декоративных животных: они были совершенно наги, так же наги, как собаки, и кованы цепями из золоченых роз. Эйвери выпил виски и отправился спать, оставив Холдейна наедине со своими мыслями.
Комната у него была большая и темная. Над кроватью висел изящный светильник из голубого фарфора, туалетные столики украшали вылитые салфетки и маленькая эмалированная табличка с надписью: «Да благословит Господь этот дом»; висевшая у окна картина изображала двух сестер – одна молилась, а другая в это время завтракала в постели.
Он лежал в кровати с открытыми глазами и думал о Лейзере, словно ждал девушку. Из-за двери, через коридор, доносился надрывный кашель Холдейна. И когда Эйвери заснул, он не прекратился.
* * *
Клуб, членом которого был Смайли, произвел на Леклерка очень странное впечатление – совсем не то, какого он ожидал. Две полуподвальные комнаты, и в них – десяток людей за столиками перед большим камином. С кем-то ему вроде уже приходилось встречаться. Видимо, все здесь были как-то связаны с Цирком.
– Симпатичное местечко. А как можно вступить в ваш клуб?
– Увы, никак, – виновато ответил Смайли и покраснел, потом добавил:
– То есть сюда не принимают новых членов. Только мое поколение… кто погиб на войне, кто просто умер или уехал за границу. Ну так о чем мы хотели с вами поговорить?
– Спасибо вам, что помогли молодому Эйвери.
– Да… конечно. Кстати, чем все закончилось? Мне ничего не известно.
– Это было всего лишь учебное мероприятие, пленка так и не возникла.
– Извините, – торопливо сказал Смайли, словно ему стало неловко оттого что он затронул какой-то больной вопрос.
– Да мы, в общем, и не надеялись. Все было задумано просто на всякий случай. Интересно, что вам рассказал Эйвери? Мы сейчас тренируем заново одного-двух опытных людей… и нескольких молодых тоже. Чтобы было чем заняться, – пояснил Леклерк, – в мертвый сезон… а то, знаете, скоро Рождество, многие в отпусках.
– Знаю.
Леклерк отметил, что бордо было превосходным. Он бы с удовольствием поменял свой клуб на другой – поменьше: его собственный испортился вконец. Все из-за обслуги.
– Вы, возможно, слышали, – прибавил Леклерк почти официальным тоном, – что Контроль предложил нам любую помощь для тренировочных целей.
– Да, конечно.
– Наш Министр всей душой за это дело. Он одобряет идею о создании «банка» хорошо подготовленных агентов. Как только возник эта план, я сразу же переговорил с Контролем. Потом Контроль заезжал ко мне. Вы, наверно, знаете?
– Да, Контроль заинтересовался…
– Он нам очень помогает. Не думайте, что я недооцениваю. Мы договорились – я попробую обрисовать ситуацию в общих чертах, в вашем ведомстве это подтвердят, – что для успешного проведения этих учений мы должны создать условия, предельно приближенные к боевым То, что мы называли боевой обстановкой. – Он широко улыбнулся. – Мы выбрали район на территории Западной Германии. Открытая незнакомая местность делает его идеальным для проведения учебных занятий по пересечению границы и подобным операциям. В случае необходимости можно обратиться за содействием в подразделения сухопутных сил.
– Да, конечно, отличная мысль.
– Из соображений безопасности мы будем информировать ваше ведомство исключительно о тех аспектах, в которых мы смеем рассчитывать на вашу квалифицированную поддержку.
– Контроль говорил мне об этом, – сказал Смайли. – Он готов сделать все. что от него зависит. Он не знал. что вы по-прежнему занимаетесь подобными операциями. Ему было приятно услышать об этом.
– Прекрасно, – коротко ответил Леклерк. Он подался грудью вперед, так что локти заскользили по полированному столу. – Хотелось бы иногда иметь возможность обращаться к экспертам из вашего ведомства… разумеется, в неофициальном порядке. Ну так, как ваши люди время от времени используют Эйдриана Холдейна.
– Разумеется.
– Первым делом меня интересует подделка документов. Я проглядел старые досье – Хайд и Феллоуби несколько лет назад перешли на работу в Цирк.
– Да. Мы тогда решили укрепить этот отдел.
– Я подготовил описание человека, который в настоящее время работает на нас. Для наших целей он – житель Магдебурга. Это один из членов учебной группы. Как, по-вашему, смогут они сделать паспорт, удостоверение личности, партийный билет, такие вещи? Все необходимое.
– Тот человек должен будет их подписать, – сказал Смайли. – А уж поверх подписи мы поставим печать. Нам также потребуются фотографии. Кроме того, он пройдет инструктаж, как пользоваться документами; Хайд мог бы приехать к вашему агенту и все объяснить на месте.
Леклерк было заколебался:
– Разумеется. Я подобрал ему фамилию. Очень похожую на настоящую – мы считаем, что это правильный метод.
– Я хочу сказать вам одну вещь, – насмешливо нахмурившись, произнес Смайли, – рад уж эти ваши учения готовятся так тщательно. У любого поддельного документа есть свой предел. То есть один телефонный звонок в Магдебургский муниципалитет – и лучшая в мире подделка превращается в мыльный пузырь…
– Мы знаем об этом. Мы хотим научить их пользоваться легендой, будем отрабатывать поведение на допросе… в таком духе.
Смайли потягивал бордо:
– Вот что мне хочется вам сказать. Техническая сторона операции порой так завораживает, что… Я совсем не имел в виду… Кстати, как там Холдейн? Вы знаете, он учился на филологическом отделении в Оксфорде. Мы поступили с ним вместе.
– У Эйдриана все в порядке.
– Мне понравился ваш Эйвери, – вежливо заметил Смайли. Страдальческая гримаса скривила его хмурое лицо. – Представьте себе, – сказал он с чувством, – период барокко до сих пор не включен в общую программу немецкой филологии. Его читают только как специальный курс.
– Еще вот какой вопрос – рация. После окончания войны нам почти не приходилось пользоваться ими. Я знаю, вся эта техника стала куда более совершенной. Скоростная передача информации и так далее. Мы хотим шагать в ногу со временем.
– Да, да, по-моему, текст записывается на миниатюрный магнитофон, а затем в считанные секунды выстреливается в эфир. – Он вздохнул. – Но никто, к сожалению, не открывает нам всех карт. Эксперты по специальной технике никого близко не подпускают к своим секретам.
– Могли бы мои люди научиться работать с этой аппаратурой, скажем… за месяц?
– И использовать ее в оперативной обстановке? – спросил Смайли в изумлении. – Сразу после месячной подготовки?
– Кое-кто у нас – с техническим образованием, у некоторых есть опыт работы с передатчиком.
Смайли с недоумением посмотрел на Леклерка.
– Простите. Но ему или им, – спросил он, – не надо ли будет в течение этого же месяца изучать и другие вещи?
– Некоторые просто освежат свои навыки.
– Вот как.
– Что вы хотите сказать?
– Ничего, ничего, – неопределенно сказал Смайли и добавил:
– Мне думается, что наши специалисты едва ли пожелают делиться аппаратурой такого класса, если только…
– Если только они сами не будут участвовать в этой операции?
– Да, – сказал Смайли и покраснел. – Да, именно так. Это очень привередливый народ, они даже способны на ревность.
Леклерк погрузился в молчание, постукивая донышком бокала по полированной поверхности стола. Вдруг, словно отогнав тревожные мысли, он улыбнулся и сказал:
– Ладно. Придется взять обычный передатчик. Скажите, методы радиопеленгации усовершенствовались с войны? Радиоперехват, обнаружение незарегистрированного источника радиосигналов?
– Безусловно.
– Придется это учесть. Как долго можно вести передачу, прежде чем тебя обнаружат?
– Две-три минуты, вероятно. Это зависит от обстоятельств. Тут уж как повезет. Засечь можно только во время передачи. Многое зависит от используемой частоты. По крайней мере так я слышал.
– На войне, – задумчиво сказал Леклерк, – мы выдавали разведчику несколько кварцев. Каждый из них – на определенную частоту. Полагалось то и дело менять один кварц на другой. В то время этот метод был достаточно надежным. Мы могли бы применить его опять.
– Да. Да, я это помню. Но нужно было немало повозиться, чтобы точно настроить передатчик и антенну…
– Предположим, у человека навык работы с обычным передатчиком. Вы говорите, что сейчас пеленгуют лучше, чем во время войны. Но две-три минуты все-таки есть?
– Возможно, меньше, – сказал Смайли, глядя ему в глаза. – Это зависит от самых разных вещей… от удачи, качества приема, загруженности эфира, плотности населения…
– Предположим, он будет менять частоту через каждые две с половиной минуты. Так годится?
– Все-таки это медленно. – Его нездоровое лицо выражало печаль и озабоченность. – Вы уверены, что ваша операция только учебная?
– Мне припоминается, – не сдавался Леклерк, – что эти кварцы величиной со спичечный коробок. Мы дали бы ему несколько штук. Предполагается совсем немного передач, едва ли больше трех-четырех. По-вашему, я говорю о нереальных вещах?
– Я здесь не специалист.
– Какая альтернатива? Я спрашивал у Контроля, он рекомендовал поговорить с вами. Он сказал, что вы поможете, дадите аппаратуру. Что еще я могу сделать? Мог бы я побеседовать с вашими техническими специалистами?
– Вы должны меня извинить. Контроль распорядился оказывать вам любую техническую помощь, но ставить под угрозу новейшую аппаратуру мы не имеем права. Мы не можем рисковать ею. В конце концов, это только учебное мероприятие. Мне кажется, он считает, что если вы не найдете необходимого оборудования, то…
– Мы передадим операцию в другие руки?
– Нет, что вы, – запротестовал Смайли, но Леклерк прервал его.
– В конце концов, вашим людям все равно придется заняться военными объектами, – со злостью сказал Леклерк. – Исключительно военными. Контроль понимает это.
– Разумеется. – Смайли как будто сдался. – Если вам нужен обычный передатчик, мы обязательно найдем.
Официант принес графин с портвейном. Леклерк наблюдал, как Смайли налил себе немного, потом осторожно отодвинул графин.
– Очень хороший портвейн, но боюсь, вот-вот кончится. Тогда придется перейти на более молодое вино. Завтра непременно переговорю с Контролем. Я убежден, что он не будет возражать. Против документов. И кварцев. Мы наверняка сможем подсказать вам подходящие частоты. Контроль говорил об этом.
– Контроль к нам очень хорошо относится, – признался Леклерк. Он немного опьянел. – Иногда это ставит меня в тупик.
Глава 12
Через два дня в Оксфорд приехал Лейзер. Они с нетерпением ждали на перроне, Холдейн пытался разглядеть его в торопливой толпе пассажиров. И все-таки первым его увидел Эйвери – неподвижная фигура в пальто из верблюжьей шерсти в окне опустевшего купе.
– Это он? – спросил Эйвери.
– Он приехал первым классом. Значит, доплатил разницу из собственного кармана, – сказал Холдейн так, будто Лейзер сделал нечто возмутительное.
Лейзер опустил стекло и вручил им два чемодана из свиной кожи ядовито-желтого цвета. Они наскоро поздоровались и, не таясь, пожали друг другу руки. Эйвери хотел было взять у него багаж, чтобы донести до такси, но Лейзер отказался от помощи и сам понес вещи. Он шел немного позади, расправив плечи и всматриваясь в толпу, точно побаивался ее. Его длинные волосы колыхались при каждом шаге.
Не спускавший с него глаз Эйвери вдруг встревожился.
Перед ним был человек – не призрак. Сильный, способный принимать самостоятельные решения, но отныне подчиняющийся их власти. Теперь он пойдет туда, куда они скажут. Он завербован; и манера двигаться у него уже была озабоченно-торопливой, как у рядового-новобранца. И все же, думал Эйвери, невозможно объяснить согласие Лейзера какой-то одной причиной. Хотя Эйвери и недавно поступил в Департамент, он уже мог распознать, как действует внутренний механизм этого ведомства, уже видел операции, у которых не было ни осязаемого начала, ни осязаемого конца и которые составляли лишь звенья какой-то бесконечной цепи. Так череда бесплодных ухаживаний порою выглядит как насыщенная любовью жизнь. Но, глядя на этого полного жизни человека, вразвалку шагавшего рядом, он чувствовал, что если раньше в Департаменте лишь невинно забавлялись бесплотными идеями, то теперь имели дело с реальным человеческим существом.
Они забрались в такси, Лейзер влез последним, он настоял на этом. Приближался вечер. На фоне свинцово-синего неба деревья казались плоскими. Уродливые столбы дыма поднимались над крышами Оксфорда. Фасады небольших солидных домов были расписаны в духе старинных легенд, на вкус владельцев. Один дом, словно замок, венчали башенки, другой украшали резные решетки пагоды, между ними виднелись араукарии, кое-где было развешено для сушки белье. Дома скромно расположились внутри своих собственных садиков. Окна были зашторены; из-под тяжелых занавесей выглядывали кружева, как из-под платья нижняя юбка. Улица напоминала, плохую акварель: темные краски были слишком густыми, небо в сумерках – грязно-серым.
Они вышли из такси на углу. Пахло гнилой листвой. В округе не слышно было детских голосов. Они подошли к воротам. Не отрывая взгляда от дома, Лейзер поставил чемоданы на землю.
– Хорошее место, – искренне сказал он и взглянул на Эйвери, – кто выбирал?
– Я, – ответил тот.
– Прекрасно. – Он похлопал его по плечу н прибавил:
– Вы не ошиблись.
Эйвери было приятно, он улыбнулся и открыл ворота. Лейзер опять настоял на том, чтобы другие прошли вперед. Они поднялись наверх и показали Лейзеру его комнату. Он все еще держал в руках свои чемоданы.
– Разберу вещи потом, – сказал он. – Я люблю это делать аккуратно.
Он бродил по дому, оглядывая все критически, брал в руки различные предметы, точно собирался все купить.
– Хорошее место, – повторил он наконец, – мне здесь нравится.
– Я рад, – сказал Холдейн так, будто ему было наплевать.
Эйвери поднялся с Лейзером в его комнату, чтобы помочь ему, если понадобится.
– Как вас звать? – спросил Лейзер. С Эйвери он чувствовал себя более непринужденно и был с ним проще.
– Джон.
Они опять пожали друг другу руки.
– Ну, здравствуйте, Джон. Рад с вами познакомиться. Сколько вам?
– Тридцать четыре, – соврал он.
Лейзер подмигнул:
– Боже, где мои тридцать четыре? Таким делом вам уже приходилось заниматься?
– Вот только на прошлой неделе вернулся с задания.
– Ну и как, обошлось?
– Прекрасно.
– Вот молодчина. А где ваша комната?
Эйвери показал.
– Расскажите, какие здесь порядки.
– Что вы имеете в виду?
– Кто у нас старший?
– Капитан Хокинс.
– А кроме него?
– В общем, пока никого. Я буду под рукой.
– Все время?
– Да.
Лейзер принялся распаковывать вещи. Эйвери смотрел. Он вынул щетки с кожаными ручками, лосьон для волос, целую батарею флаконов с мужской косметикой, электробритву последней модели и галстуки, одни клетчатые, другие шелковые – под цвет к его дорогим рубашкам. Эйвери спустился вниз, где его уже ждал Холдейн. Он улыбнулся, когда Эйвери вошел:
– Ну?
Эйвери выразительно пожал плечами. Он был возбужден и озабочен.
– Что вы о нем думаете? – спросил он.
– Я с ним едва знаком, – сухо сказал Холдейн. Ему нельзя было отказать в умении заканчивать любой разговор. – Я хочу, чтобы вы постоянно были с ним. Гуляйте вместе, тренируйтесь в стрельбе; если надо, пейте. Он не должен оставаться один.
– А если он захочет уехать отдохнуть?
– Мы что-нибудь придумаем. Пока делайте то, что я говорю. Вы почувствуете, что ему нравится ваше общество. Он страшно одинок. Запомните, он англичанин. Стопроцентный британец. Еще одно, очень важный момент: пусть он считает, что Департамент с войны не изменился. Мы ни на йоту не изменились: вы должны сделать все, чтобы он продолжал в это верить, хотя, – без тени улыбки продолжал он, – хотя вам, молодой человек, пока трудно увидеть разницу.
* * *
На следующее утро они приступили к делу. После завтрака все собрались в гостиной, где к ним обратился Холдейн.
Курс подготовки будет состоять из двух частей, по две недели каждая, с коротким перерывом на отдых. Первая часть отводится для переподготовки, во второй части будут отрабатываться профессиональные навыки, необходимые для выполнения задания. Ни его оперативное имя, ни «легенда», ни характер задания не будут сообщены Лейзеру до начала третьей недели, но даже тогда его не информируют ни о намеченном районе операции, ни о способе заброски.
В области связи, так же как и во всех остальных предметах подготовки. он будет идти от общего к частному. В течение первого периода его будут в основном знакомить с техникой шифрования, расписанием и планом связи. Во время второй половины курса он будет по большей части работать непосредственно с передатчиком в условиях, предельно приближенных к оперативным. Инструктор прибудет на этой неделе.
Холдейн разъяснял все с известной долей педагогической желчности, а Лейзер очень внимательно его слушал, то и дело кивая головой в знак согласия. Эйвери показалось странным, что Холдейн не пытается скрыть свою неприязнь.
– Во время первого периода мы постараемся узнать, что вы помните. Боюсь, что вам придется попотеть. Нам хотелось бы, чтобы вы были в хорошей форме. Вы пройдете курс владения огнестрельным оружием, будете заниматься приемами рукопашного боя, упражнениями, развивающими умственные способности, спецподготовкой. Днем мы постараемся вывозить вас на прогулки.
– А с кем? Джон тоже поедет?
– Да. Вас будет сопровождать Джон. Обращайтесь к нему по любому, даже самому незначительному, поводу. Если у вас возникнет желание что-то обсудить, на что-то пожаловаться или рассказать, что вас беспокоит, я надеюсь, вы не замедлите обратиться к одному из нас.
– Хорошо.
– Вообще я убедительно прошу вас не выходить из дома одному. Пусть каждый раз, когда вы захотите в свободное время пойти в кино, за покупками или за чем-то еще, с вами будет Джон. Боюсь, впрочем, что у вас не будет времени на развлечения.
– Я и не рассчитываю, – сказал Лейзер. – Мне это не нужно.
– По тону чувствовалось, что он говорил серьезно.
– Инструктор по радиоделу не будет знать вашего настоящего имени. Это обычная мера предосторожности; пожалуйста, не нарушайте ее. Экономка, которая приходит убирать, думает, что мы – участники научной конференции. Едва ли вам придется с ней беседовать, но помните об этом, если вдруг она с вами заговорит. Если вас будет интересовать, как идут дела в вашей автомастерской, пожалуйста, вначале переговорите со мной. Вы не должны пользоваться телефоном без моего разрешения. Здесь нас будут посещать и другие гости: фотографы, доктора, специалисты. Все они, как принято у нас говорить, играют второстепенные роли и остаются за кадром. Они, по большей части, будут думать, что вы – лишь звено широкого учебно-тренировочного плана. Прошу вас это запомнить.
– Понял, – сказал Лейзер.
Холдейн взглянул на часы:
– Первое занятие в десять часов. На углу улицы нас будет ждать машина. Шофер – лицо непосвященное, поэтому я попрошу вас в машине не разговаривать. У вас есть еще какая-нибудь одежда? – спросил он. – Этот костюм для стрельбища не годится.
– У меня есть спортивная куртка и брюки.
– Я бы хотел, чтобы ваша одежда меньше бросалась в глаза.
Пока они поднимались наверх, Лейзер лукаво улыбнулся Эйвери:
– Суровый он парень, правда? Старая школа.
– Зато хорошо знает свое дело, – ответил Эйвери.
Лейзер остановился:
– Конечно. Вот что я хотел спросить. Об этом доме. Многих вы здесь натаскивали?
– Вы не первый, – сказал Эйвери.
– Послушайте, я знаю, что вы не имеете права рассказывать лишнее. И все-таки скажите, то подразделение – такое же, как было?.. И свои люди повсюду?.. Старая система осталась?
– По-моему, мало что изменилось. Мне кажется, нас стало чуть больше.
– А много молодых ребят, вроде вас?
– Фред, извините.
Лейзер похлопал его по спине.
– Вы тоже знаете свое дело, – сказал он. – Насчет меня не беспокойтесь. Все будет в порядке, Джон.
* * *
Они приехали в Абингдон на парашютную базу, с которой у Министерства была договоренность. Там их уже ждал инструктор.
– К какому оружию вы привыкли?
– Мне, пожалуйста, автоматический браунинг тридцать восьмого калибра, – сказал Лейзер, будто он что-то покупал в бакалейной лавке.
– Теперь он называется девятимиллиметровым. Ваша мишень под номером один.
Холдейн остался стоять в углу галереи, а Эйвери стал помогать инструктору переставлять мишень величиной в человеческий рост на расстояние в десять ярдов и заклеивать кусочками резинового пластыря отверстия от пуль.
– Называйте меня «старший сержант», – сказал инструктор и обернулся к Эйвери. – Желаете тоже попробовать, сэр?
Холдейн быстро вставил:
– Да, старший сержант, оба будут стрелять, если позволите.
Лейзер приготовился стрелять первым. Эйвери встал рядом с Холдейном, а Лейзер одиноко стоял на стрельбище, спиной к ним, лицом к фанерной фигуре немецкого солдата. Мишень была выкрашена в черный цвет; она резко выделялась на фоне осыпавшейся штукатурки; в области живота и паха кто-то грубо начертил мелом сердце, середина которого была изрешечена пулями и заклеена обрывками бумаги. Они наблюдали, как Лейзер взвесил пистолет в руке, затем стремительно поднял его до уровня глаз и медленно опустил, вставил пустую обойму, вынул, потом опять быстро вставил. Он оглянулся на Эйвери, убрал со лба, чтобы не мешала целиться, прядь каштановых волос. Эйвери улыбнулся, подбадривая его, и по-деловому, быстро сказал Холдейну:
– Никак не могу понять, что он за человек.
– Почему не можете? Самый обычный поляк.
– Откуда он? Из какой области в Польше?
– Но вы же видели его досье. Он из Данцига.
– Ах да.
Инструктор приступил к делу:
– Вначале попробуем с незаряженным, глаза открыты и смотрят на мушку, ноги широко расставлены. Прекрасно, спасибо. Теперь надо расслабиться, нам должно быть удобно и приятно, ведь мы не на учениях, а приготовились вести огонь, да, да – это нам случалось делать и раньше! Теперь поднимите пистолет, наведите на мишень, но не цельтесь. Правильно! – Инструктор с шумом втянул в себя воздух, открыл деревянный ящик и вытащил четыре полных обоймы. – Одну – в пистолет, другую – в левую руку, – сказал он и вручил вторую пару обойм Эйвери, наблюдавшему с восхищением, как Лейзер искусно вставил обойму в рукоятку браунинга и передвинул предохранитель большим пальцем. – Теперь взведите курок, направьте дуло в землю на три ярда впереди вас. Приготовьтесь к стрельбе, рука прямая. Наведите на мишень и, не целясь, отстреляйте всю обойму парными выстрелами. Помните, что пистолет не является оружием высокого класса – польза от него ограниченна, он служит только для ближнего боя. А теперь медленно, очень медленно…
Его речь прервали выстрелы Лейзера. Он стрелял быстро, из напряженной позы – крепко, как гранату, зажав в руке вторую обойму. Он стрелял со злостью, как человек, который слишком долго молчал и наконец заговорил. У Эйвери в душе нарастало волнение – он чувствовал ярость Лейзера, для которого фанерная фигура воплощала нечто большее. Вначале два выстрела, за ними еще два, потом три, затем несколько, слившихся в один залп, – Лейзера окутывала плотная дымка, фанерный солдат дрожал, Эйвери вдыхал сладковатый запах пороха.
– Одиннадцать попаданий из тринадцати выстрелов, – объяви инструктор. – Очень хорошо, просто отлично. В следующий раз, пожалуйста, постарайтесь делать только парные выстрелы и не открывайте огонь без моей команды. – Эйвери – как младшего офицера – он спросил:
– Не желаете потренироваться, сэр?
Лейзер подошел к мишени и стал ощупывать следы от пуль. Наступившая тишина была тягостной. Он совершенно погрузился в себя, рассеянно обводя пальцем края немецкой каски. Наконец голос инструктора вернул его к действительности:
– Послушайте, у нас не так много времени.
Эйвери стоял на коврике, взвешивая в руке пистолет. Инструктор помог ему вставить обойму – другую он судорожно сжимал в левой руке. Холдейн и Лейзер смотрели.
Эйвери нажал курок, выстрел ударил его по ушам и отдался в сердце, а мишень слегка колыхнулась и замерла.
– Молодец, Джон, молодец!
Читать бесплатно другие книги:
