Терпение дьявола Соколов Алексей

Сапсан хмыкнул. Вот и проверочка. Но с Дергачом перебор.

– Не юродствуй, – ответил он. – Медведь еще зимой Дергача из Мрачной долины на себе выволок и возле Старой свалки похоронил. И ты это знаешь, раз по именам спрашиваешь.

– Проехали. – Чиф, похоже, удовлетворился его ответом и даже будто немного смутился. Правильно, нечего по памяти хороших людей топтаться. Тем более покойных.

– Бывает. – Сапсан чуть помолчал, глядя по сторонам, и решил продолжить разговор: – Жаль, что Григорович ушел. Дело у нас к нему было. Нам-то, вообще, в Припять надо…

Чиф прервал его на полуслове.

– Об этом – сказал он, не оборачиваясь, – ты бригадиру расскажешь, если он спросит. А мне абсолютно наплевать, как и зачем ты и твои приятели здесь оказались. Многие знания – многие печали. Знаешь такую поговорку?

Сапсан, хоть и слышал эту мудрость впервые в жизни, из вежливости кивнул. Однако все же решил уточнить:

– А вот Тюленю, пока ты не сказал, что мы не ваши клиенты, было не наплевать. Ждете кого-то?

– Ждем. – Чиф зло сплюнул. – Неделю назад приходили какие-то мутные упыри, спрашивали про наши отношения с учеными на Малахите. Получили лапши полные уши и отвалили. Но сказали, что могут еще вернуться, и с таким намеком, что, типа, вернутся не одни. Вот мы и напряглись. Тюлень вас тормозить не должен был, только пропустить и маякнуть на базу.

– Что же вы этих мутных не шлепнули? – спросил Сапсан.

– Каждого шлепать – шлепалка устанет. Может, они и нормальные были, просто нагловатые. Кто их разберет. А мы не «Приоритет» и не вояки, чтоб каждого придурка за бруствер отводить. Пришли мы, кстати.

Новая база жильцов действительно была лучше приспособлена для обитания, нежели простреливаемая со всех сторон Станица новичков. Те совхозные постройки, которые были деревянными, давно перестали быть собственно постройками. Было видно, что их разрушению способствовали не только погодные условия, – над стенами кто-то хорошенько поработал топором или чем-то более тяжелым. И теперь любому, кто решит покуситься на спокойствие хозяев, просто некуда будет спрятаться от их огнестрельного гостеприимства.

Зато здание из белого кирпича, до аварии на ЧАЭС бывшее, вероятно, каким-то административным, хоть кое-где потрескалось, но смотрелось довольно надежным убежищем. Даже с первого взгляда становилось понятно, что обустраивали его люди, съевшие на защите своих жизней не одну лжесобаку.

Конечно, доски на окнах не могли служить надежным укрытием от пронырливых пуль, но они вполне годились, чтобы на некоторое время сдержать натиск мутировавших тварей. Впрочем, добраться до окон зверью было бы затруднительно – в нескольких метрах от дома стояла плотная колюче-проволочная ограда высотой в полтора человеческих роста.

Какому-нибудь снарку, вздумай он поживиться сталкерским мясцом, перемахнуть через нее труда не составит. Но приземляться незваному гостю придется тоже на проволоку, аккуратные ряды которой поднимались от земли на уровне колен и стелились метра на четыре от основного ограждения к дому. В придачу эта конструкция была сплошь увешана пустыми консервными банками, издававшими под порывами ветра жалобное дребезжание. Надо полагать, от более серьезных сотрясений банки начинали громыхать во всю ивановскую, сигнализируя обитателям дома о вторжении посторонних.

Колода уважительно присвистнул, а Сапсан, оглядев этот плод сумрачного сталкерского гения, спросил:

– Где вы столько проволоки надыбали? Тут же ее с километр намотано.

– Нравится? – Чиф довольно усмехнулся. – Это мы старый блокпост ободрали. Двое суток ходили, искололись по самую эту самую. Зато теперь жук майский без спроса не пролетит.

Проход оказался с другой стороны, где посреди узкого проема в ограждении стояла железная бочка, игравшая роль ворот.

На бочке, закинув «калаш» за спину, сидел здоровенный верзила и, поглядывая по сторонам, крутил в широкой ладони ржавый погнутый болт. Увидев вместе с Чифом и Тюленем незнакомцев, здоровяк в секунду стянул с плеча автомат и вопросительно пробасил:

– Чиф?!

– Свои, Кеша. – Чиф успокаивающе поднял руку, в которой сжимал обрез Сапсана. – Бродяги с южного края, Тюлень выцепил. Ты карауль пока, а я к Шалому схожу.

– Угу, – ответил здоровяк.

Откатив бочку, он пропустил Чифа и Тюленя, которые быстро скрылись в доме за самодельной дверью, оббитой листами кровельного железа. Не став возвращать емкость на место, Кеша направил на троицу автомат и сказал:

– Стоим, молчим, ждем.

Привыкнуть к смотрящему на тебя дулу невозможно. Инстинктивно хочется отпрянуть, отойти в сторону или хотя бы просто присесть. Сейчас Сапсану хотелось сделать все это сразу и, желательно, без пулевых последствий для организма. Но первым делом он жутко хотел чихнуть. Процедура незамысловатая, только как на нее отреагирует Кеша? Мужик он вроде бы не нервный, но в тихом омуте, говорят, такие чуды-юды водятся, что только успевай отмахиваться. А от пули-то не отмахнешься.

Морща нос и кривя губы, Сапсан из последних сил старался сдержать нарастающее щекотание в ноздре. Где там Чиф шляется, кровоглот его задери!

В тот момент, когда он уже был готов сдаться, из-за двери выглянул их провожатый.

– Эй, бродяги! – прокричал Чиф. – Заходите. Кеша, пропусти, все нормально.

Моментально утратив интерес к троице, здоровяк убрал автомат. Сапсан с наслаждением втянул воздух и упоенно чихнул – Кеша ухом не повел, продолжая подбрасывать болт и спокойно обозревать окрестности. Идеальный часовой.

Вопреки ожиданиям Сапсана, в доме было довольно светло. Солнечные лучи, проникая сквозь щели меж оконными досками, озаряли неизвестно откуда принесенные покосившиеся тумбочки, шкафчики, крытые старенькими матрасами деревянные лежаки, на одном из которых уже разлегся Тюлень, и прочие детали аскетичного сталкерского быта.

Расположившаяся возле одного из окон железная бочка – копия стоявшей снаружи – служила, судя по вяло курящемуся из нее сизому дыму, и полевой кухней, и системой отопления. Неизвестно, как она справлялась с первой функцией, но для обогрева всего помещения ее сил явно не хватало – температура в доме была ненамного выше, чем за его стенами. Но вот уличной свежести здешнему воздуху явно не хватало. Небольшой сквозняк даже сквозь щели в окнах не мог вытравить отсюда тяжелые запахи немытого тела, дыма и ружейного масла.

– Как казарма, епа, – сказал Питон оглядываясь.

В ответ на его слова из-за небольшой перегородки справа от входа раздался окрик Чифа:

– Проходите сюда, бродяги.

Пройдя через низкий дверной проем, все трое очутились в небольшой комнатенке, главной достопримечательностью которой была дверь, положенная на два больших чурбака. Видимо, за этим самодельным столом местные обитатели собирались для обсуждения очередного похода в Зону или решали свои хозяйственно-бытовые вопросы.

Возле «стола» на колченогом стуле сидел Чиф, а рядом с ним на другом стуле расположился сталкер, по ширине плеч мало уступающий оставшемуся снаружи Кузе. Блестящая лысина на его голове говорила либо о тщательном контроле за ростом волос, либо, что вероятнее, о длительном нахождении своего хозяина на радиоактивных территориях.

Нахмурив низкие брови, лысый смотрел в светящийся экран своего КПК и беззвучно двигал тонкими губами, словно повторяя про себя прочитанное в наладоннике. Увидев вошедших спутников, он прервал свое занятие и, встав, с любопытством оглядел троицу.

– М-да-а!.. – протянул лысый. – Чиф рассказал, что вы в центр рветесь, но, мужики, без обид, на сталкеров вы похожи, как моя бабушка на Черчилля, хоть и курила старушка как паровоз.

– Побегай двое суток без снаряги, и я посмотрю, на кого ты похож будешь, – проворчал Сапсан.

– Я и больше бегал, – ответил жилец, убирая наладонник за пазуху. – Но это ладно. Шалый. Бригадирствую здесь. Так сказать, первый среди равных.

Сапсан и зэки представились в ответ. Поочередно пожав им руки, Шалый сказал:

– Теперь давайте серьезно, братцы. Откуда вы идете – мне побоку. Хотите в Припять – удачной дороги и мир праху. Но к нам вы зарулили не просто так, правильно?

– Правильно. – Сапсан кивнул. – Нам стволы нужны и защитные костюмы хоть какие-нибудь завалящие.

– Всего-то? – Шалый шутливо всплеснул руками. – Да без проблем. Нам тут как раз усиленные комбезы подвезли. Твой размерчик. Еще парочка «гатлингов» завалялась и патронов мешок. Погреб забит, не знаем куда девать. – Снова став серьезным, он пытливо посмотрел на Сапсана. – Или ты действительно думаешь, что здесь все есть и забесплатно каждому прохожему выдается?

– Нет, не думаю, – ответил Сапсан. – Мы вообще не к тебе шли, а к Григоровичу. Может, и нашли бы с ним взаимные интересы. Но его, как я понял, нет. А наша проблема осталась. Стволы нужны.

– И костюмы… – задумчиво сказал бригадир. – Я понял, понял. Что-то странное вы, мужики, затеяли. И что-то вы мне не нравитесь. Нет, не вы конкретно, а идея ваша. В Припять идут зачем? Ежу понятно, что за редкими артефактами. Но за ними и собираются с чувством, с толком. А вы как сегодня утром в канаве от недельного запоя проснулись. Эге! – Шалый ткнул пальцем в рюкзак, который держал Питон, и спросил уже без всякого дружелюбия: – Плечи не тянет? Где подобрали, бродяги? Только не надо песен, что этот зеленый сидор вам за красивые глаза подарил мимо пробегавший научник. Замочили? Признавайтесь!

Подозрения Шалого были вполне справедливы. Всем, кто хоть раз имел дело с изучающими Зону специалистами, известно, что по запчастям они свои костюмы не раздают. Значит, рюкзак или отнят, или снят с мертвеца. Нормальные сталкеры воевать с учеными никогда не будут хотя бы из практических соображений – исчезнет взаимовыгодное сотрудничество, да к тому же за ученых вступятся военные. Покушаться на исследователей смеют только отмороженные на всю голову бандиты или совсем уж беспринципные синдикаты наемников.

Сапсан заметил, как набычился Питон. По взгляду спортсмена было нетрудно определить, что ему не нравился тон жильца. Не привык, так сказать, к подобному формату общения. Ну другого здесь нет. «Правильный» Гарик далеко, отсюда не видать. А на этих ребят другие авторитеты действуют.

– Что ты дергаешься, мерин сивый? – Шалый тоже обратил внимание на недовольство Питона. – Встань ровно, пока не погнули. Ты что-то другое хотел услышать? А вы двое? – Он посмотрел на Сапсана с Колодой. – Думаете, что Григорович по-другому сказал бы? Вваливаются три оборванца, несут что-то про рейд в Припять, снарягу требуют, а у самих при этом рыло в каком-то пуху.

Сапсана тон Шалого тоже не радовал, но понять бригадира он мог – нахождение в Зоне еще никого не настраивало на добродушный лад. Когда ходишь под ножом невидимой гильотины, ежесекундно ожидая его падения на натертую воротником и лямками рюкзака заскорузлую шею – поневоле станешь параноиком.

Конечно, кто-то привыкает к постоянной опасности настолько, что даже перестает обращать на нее внимание. Этот недуг со временем поражает многих ветеранов – как жильцов, так и бродяг. Но Зона не любит, когда ее труды остаются незамеченными. С помощью весьма широкого садистского ассортимента она быстро напоминает таким «заболевшим» сталкерам о своей неприятной сущности. Очень болезненно напоминает. Вплоть до летального исхода, как говорит Терапевт. Уж он-то в этом толк знает. Особенно с тех пор, как сам, понадеявшись на хорошее знание старой тропы, чуть в молодую «изнанку» не загремел. Ходил бы сейчас с кишками навыворот, как дурак…

Так что недовольство бригадира и его реакция на их появление вполне резонны. Тем более на фоне ожидания каких-то «мутных упырей», о которых по дороге сюда упоминал Чиф.

– Мы не требуем, а просим, – уточнил Сапсан, незаметно наступив Питону на ногу, чтобы не вздумал ерепениться. – Рюкзак, хочешь верь, хочешь нет, нашли и хотели Григоровичу на хранение оставить. А взамен что-нибудь и выторговали бы. Я понимаю, что звучит по-идиотски, но сам посуди – будь мы мародерами или наемниками, пошли бы мы с такими пукалками на Рубеж?

– Если бы я вас к этой сволоте записал, валялись бы уже ваши трупы в ближайшей «мясорубке», – без обиняков ответил Шалый. – Нет, я думаю, что вы просто не очень умные бродяги, от которых могут быть очень большие проблемы. А еще я думаю, что надо вам дальше по своим делам идти. И сделать вид, что…

Его слова были прерваны хлопком входной двери. Через секунду в комнатке появился вооруженный «калашом» низкорослый запыхавшийся сталкер в грязном комбинезоне и с противогазом в руке.

– Татарин? – Вскинул брови бригадир. – Ты почему не на посту?

– «Приоритетовцы», пятеро, идут сюда. – Вошедший переводил взгляд то на Шалого, то на троих пришельцев. Видимо, он сомневался, можно ли обсуждать в их присутствии появление на Рубеже отряда недружелюбной группировки.

– Давай подробнее, – отмахнулся Шалый, давая понять, что все в порядке. – Почему не отписал?

– Я, как их увидел, сразу наладонник вырубил, чтоб не засекли.

– Только пятеро, не больше? Тебя не заметили?

– Не знаю, заметили или нет, но их точно пятеро. Я подождал немного, посмотрел.

– Что они здесь потеряли? Никогда ведь на Рубеж не совались… – Шалый нервно постучал пальцами по дверной столешнице. – Чиф, зови Варяга с южного поста. Сколько у нас времени примерно?

– Минут сорок, – пробулькал в ответ Татарин. Он вытащил из маленького шкафчика, стоявшего в темном углу комнаты, большую канистру и, пригнувшись, пил из ее широкого горлышка.

Продолжая выбивать костяшками дробь, бригадир сказал:

– Гнус с Хмырем на Жженые топи ушли, подтянуться не успеют. Чиф, передай им, чтобы сидели тихо и ждали – если до полуночи не отсигналим, значит, нет нас. Тогда пусть через топи валят на Черномаш. Теперь вы. – Обернувшись к Сапсану и зэкам, Шалый на секунду задумался и, очевидно придя к решению, спросил: – Слышали? Вам стволы нужны были? Будут вам стволы. Нас шестеро и вас трое. Нет, двое – дедулька не в счет. Все равно пять на восемь – неплохие шансы, если там «танкистов» нет.

– «Танкистов» нет, – мотнул головой Татарин.

– Уже лучше, – заключил Шалый и снова обратился к Сапсану: – Ну что? Если их раскидаем, то нам все равно уходить придется – долги в «Приоритете» не прощают. Поможете – уйдем вместе. Нет так нет.

Сапсан наскоро прикидывал шансы. Стычка с «Приоритетом» в его планы не входила. Встать поперек дороги одной из самых могущественных группировок Зоны – значит подписать себе смертный приговор. Если «приоритетовцы» всерьез решили зачищать Рубеж, то останавливать их надо не такими силами.

Но отсутствие «танкистов» – тяжело экипированных бойцов в экзоскелетах – говорит, что у «приоритетовцев» это, скорее всего, не плановая вылазка, а так, нездоровые инициативы на местах. И каковы тогда варианты? Пятеро против восьмерых… Можно и поплясать, а там, если выгорит, уже и разговор с Шалым другой будет. Но если не выгорит? Если не выгорит, то в любом случае в Припять соваться не с чем. Была не была.

– Я в деле. А они пусть сами решают, – сказал Сапсан. – И оружие отдайте.

– Да че решать, епа. – Питон пожал плечами. – Только у меня патронов почти не осталось.

– Патронов, говоришь… – Шалый взял «хеклер». – Твой немец? Сюда девять-девятнадцать надо. Эй, Татарин, у тебя от утопленного «вальтера» пара коробочек наверняка осталась. Тряхни-ка мошной.

Татарин кивнул и вышел из комнаты.

Возвращая Сапсану обрез, бригадир разочарованно сказал:

– Ружейного ничего не держим, так что экономь, бродяга.

«Зона – микромодель всего современного мира». Эту фразу произнес какой-то новомодный социолог в одной телевизионной программе, посвященной феномену возникновения Зоны.

В тот день ожидался восход Серой радуги, и бар Скрябы был полон маявшимися от безделья сталкерами. Разговоры о том, как из следующей ходки натащить побольше ценного хабара, давно набили оскомину, а бесконечные мыльные оперы и глупые мультики надоели. Поэтому, когда на экране зашла речь о Зоне, присутствующие оживились – интересно же послушать, что думают о твоей жизни всякие известные люди.

«В Зоне, – говорил социолог, поправляя очки в тонкой золотой оправе, – идут те же самые процессы, что происходили и происходят на нашей планете до сих пор. Передел сфер влияния, экономические пертурбации, борьба за власть, научные изыскания и многое другое. Сейчас уже можно с уверенностью сказать, что Зона является новообразованным и стремящимся к суверенности государством. Но поскольку она моложе остальных стран и подвержена сильному влиянию с их стороны, то все социально-политические процессы в ней происходят гораздо быстрее. У нас эти процессы уже пришли к какому-то порядку и текут в цивилизованном русле, однако я уверен, что такими же они станут и там. Сегодня много говорят о том, что Зона – это мутанты, какие-то аномалии, ужас-ужас и так далее. Я, конечно, согласен, что в некоторой степени эти факты имеют место быть. Но они, и я особенно хотел бы подчеркнуть это, они – не более чем декорации. А уже на фоне этих декораций идет основное театральное действо – становление нового или, если хотите, деформация старого, привычного для нас человеческого общества. Да, на сегодняшний день Зона погрязла в криминале. На ее территории находятся вооруженные формирования, нелегальные исследовательские центры. Насколько мне известно, там даже возник сектантский религиозный культ. Я сейчас не буду говорить о лицах неопределенной сферы деятельности, которых принято называть сталкерами, – эти люди, ввиду своей необразованности и неорганизованности, не оказывают на расстановку сил в Зоне какого-либо заметного влияния…»

«Галстук надо бы ему потуже завязать, – лениво протянул при этих словах социолога сидевший возле барной стойки Профессор, который до ухода в Зону работал главным инженером на серьезном градообразующем предприятии. – И нос подровнять, чтоб пенсне не сваливалось».

«Ты, Тоша, как лицо неопределенной сферы деятельности, заткнись и не оказывай влияния, – ответил ему тогда Мякиш. – Дай нам с Сапсаном умного человека послушать».

«…А людям свойственно договариваться, искать дипломатические выходы из критических ситуаций, – продолжал вещать социолог. – Договариваться не только между собой, но и с матушкой нашей природой. Разве мог тот же неандерталец представить, что его заклятый враг волк через небольшой, по историческим меркам, промежуток времени станет его верным помощником? Нет, не мог. Но это произошло. Так же произойдет и с животными Зоны, которых мы сейчас считаем злобными демонами, а будем считать хорошими друзьями. И произойдет это, думаю, довольно скоро. Тем более что многие виды мутантов, как показывают исследования, произошли от домашних животных, то есть обладают генетической памятью… Но мы отвлеклись. Так вот, возвращаясь к теме человеческих взаимоотношений. Я уверен, что если Зона не деактивируется, то через два, три, максимум – пять лет она станет огромным и при этом самым передовым исследовательским центром на планете. Подчеркиваю – легальным центром, достижения которого будут работать на все человечество. И если сейчас девяносто процентов артефактов идет через черный рынок, через, не побоюсь этого слова, кровавые руки криминала, то к тому времени экономическая модель Зоны встанет на свежие рельсы своей внутренней политики. Она взойдет на одну доску с Ватиканом, Саудовской Аравией и Израилем. Как они являются религиозными оплотами, так и она явится оплотом научным. И равно этим трем странам будет экспортировать на весь мир свою главную ценность – знания. Главное – не мешать ее развитию. Мы все помним из физики, что любое тело стремится к покою. Логически экстраполируя этот закон на нематериальные понятия, можно сказать, что наш мир стремится к устойчивости и стабильности. С переменным, конечно, успехом, но стремится. У Зоны, как, повторюсь, уникального нового государства с гипертрофированным социально-политическим метаболизмом, есть все шансы достигнуть этой стабильности даже раньше нас. Как Давид победил Голиафа, так и разум победит хаос. А когда…»

В тот момент в Зоне взошла Серая радуга, и возникшие радиопомехи не дали досмотреть передачу. Зато сталкеры дали волю эмоциям. Социолог, имени которого никто не запомнил, даже представить не мог, какие гуманистически заманчивые предложения выносились на его долю.

Варианты, которые Сапсан смог разобрать в поднявшемся тогда гомоне, радикальными отличиями не выделялись – скормить социолога «сварке» или «ведьминому студню» предлагал, наверное, каждый второй. Благодарные зрители особенно оценили пожелание Худого отправить телевизионного умника приручать мараву и дрессировать политический метаболизм снарков.

Когда накал подогреваемой алкогольными градусами дискуссии поутих, Скряба, до той минуты флегматично вытиравший стаканы вафельным полотенцем, неожиданно спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

«А чего вы так завелись?»

«Да ты же слышал, какую хрень очконавт нес!» – выкрикнул кто-то из сидящих за столиком.

«Ну хрень не хрень, а кое в чем этот хлыщ прав. – Бармен отставил в сторону очередной надраенный стакан. – Про одомашнивание мутантов он, конечно, хватил, но про государство подметил отчасти верно. Каждый из вас считает вполне нормальным прийти в бар, купить снарягу, еду, информацию, посидеть в тепле, выпить, отдохнуть. Вы все знаете, что я сам в Зону не хожу, на пупе между аномалий не ползаю и зверье по оврагам не гоняю. Но при этом любой может у меня узнать, где в Зоне нынче пошукать стоит, а куда лучше не совать свой нос. Правильно?»

«Ты к чему клонишь-то, Скряба?» – спросил Терапевт, принимаясь за вторую порцию любимого им темного пива.

«К тому, душа моя, – ответил бармен, – что это называется умным словом „инфраструктура“. Вот возьмем „Сталкер-бит“. Три года назад, когда еще даже мутантов не было – Худой помнит, – никто и не думал, что по Зоне можно будет ходить с наладонником, совместно в живом режиме заполнять карты аномалий, заглядывать в общий архив, рассчитывать время переходов и, случись что, быстро оповещать своих. В сеть угроханы деньги, время, знания, нервы. И сейчас эта сеть воспринимается как само собой разумеющееся. Многие без наладонника за Периметр даже не сунутся. Это я для примера сказал, а можно много чего вспомнить, чего раньше не было. Все это вертится, и от этого верчения всем только лучше. Это и есть экономическая модель, одна из граней нашей внутренней политики. Никто не собирается отрицать, что я знаю, о чем говорю?»

Спорить с человеком, у которого все схвачено, оплачено и налажено, никто не собирался. Скряба пережил не один десяток бродяг, пережевал и выплюнул не одного конкурента. Его пухлые, но цепкие руки держали множество информационных нитей, а в голове хранилось огромное количество сведений разной степени ценности, накопленных за годы работы в баре. Собственно, сам бар с облезлой, но идеально чистой стойкой, кухней, подсобными помещениями и прочим был только верхушкой айсберга. Малой частью хорошо укрепленного торгового форпоста, выступающего в качестве связующего звена между миром Зоны и большим миром. Не будь его – многим из присутствующих пришлось бы самостоятельно решать огромное количество проблем. А их у сталкеров и так предостаточно. Кому, как не самим сталкерам, это знать.

Выждав немного, бармен продолжил излагать ход мыслей своим немного гнусавым голосом:

«Ну вот. Так что здесь очконавт прав. Не безоговорочно, не во всех деталях, но все же. Однако, – Скряба хитро прищурился, – есть в его теории дырка. Большая такая. И через эту дырку вся теория – фьюить – улетает в тартарары. Сказать или сами найдете?»

«Давай сам, чего тут гадать», – сказал Терапевт.

«Вашего брата он недооценивает. – Бармен поучительно поднял вверх указательный палец. – Сталкер – это не бомж вокзальный. Стал бы я со всяким отребьем дела вести. И не будь сталкеров, половины самых ценных артефактов не видать ученым, как своих ушей. Даже не знали бы, что такие водятся. Потому что за зарплату ни одна военная морда не сунется в те места, куда сталкер проскользнет от жадности, бедности или просто любопытства. Не будет никаких рельс без сталкеров. Так что не берите в голову, бродяги. Прав не прав – какая разница. Вы без него проживете, а он без вас. Делов-то».

«Ты, Толик, еще одно пропустил, – произнес Медведь. Только этому двухметровому гиганту-ветерану и его родному младшему брату Профессору бармен позволял называть себя по имени. – Зоне не нужна стабильность. В ней не работают законы, про которые тот очкарик задвигал. В ней вообще непонятно, что работает, потому что сегодня это есть, а завтра этого или нет, или это так изменилось, что не разберешь это оно или то. Зона живет войной. Мир в ней невозможен просто потому, что невозможен вообще. И если кончится война – кончится Зона».

«Согласен, Гриня. – Скряба кивнул и взглянул на висящее над баром широкое электронное табло, отображавшее сейсмограмму, уровень радиации и прочие сведения об обстановке в Зоне, передаваемые специальными датчиками. – Ну что, бродяги?! Времени у нас куры не клюют, так что всем по традиционной соточке за Серую радугу! От заведения. Сапсан, подставляй стопку!»

В своей небольшой речи Медведь выразил мысль, которая сидит в подсознании у каждого сталкера. Зона есть война. Ну и деньги, разумеется. Хотя они, как считал Сапсан, были не главным стимулом для большинства сталкеров. Для некоторых деньги так и вовсе являлись побочным эффектом. Приятным бонусом к возможности удовлетворить второе после полового влечения первобытное желание каждого мужчины – желание победить.

Победить кого-то в Зоне – значит продлить себе жизнь. Проиграть – умереть. Сейчас эта простая как кулак аксиома вертелась в голове Сапсана, занявшего позицию рядом с одним из заколоченных окон. Отсюда открывался хороший сектор обстрела – для того чтобы подобраться к входной двери и не схватить при этом заряд дроби из обреза, «приоритетовцам» пришлось бы выкуривать Сапсана гранатами. Но для их прицельного метания надо сначала подойти ближе. И попасть, разумеется, на мушки «калашей» остальных сталкеров, которые рассредоточились по другим окнам.

В доме остались все, кроме Тюленя, – тот залег с «винторезом» снаружи, на небольшом холме с левого фланга, метрах в двухстах от базы. Его задачей было пресекать любые попытки «приоритетовцев» к отступлению и одновременно с этим следить, не подтягивается ли к ним подкрепление.

Патронов для винтовки было совсем немного, поэтому Шалый разрешил молодому снайперу стрелять лишь в том случае, если «приоритетовцы» пересекут проволочную линию обороны и подойдут вплотную к зданию. Наверняка бригадир с удовольствием распек бы Тюленя за трату боеприпасов на бой с собаками, но в присутствии Сапсана и зэков решил, видимо, этого не делать.

«Приоритетовцы» появились чуть раньше, чем предполагал Татарин. Небольшая цепь из пятерых человек, затянутых в черно-красные бронекостюмы, приближалась уверенно. В спокойной поступи бойцов чувствовалась дерзость и ощущение собственной власти, данной им принадлежностью к клану, контролирующему солидную часть доступных территорий Зоны. Но, не дойдя до дома примерно сотни метров, «приоритетовцы» остановились и зачем-то сбились в кучу.

– Что это они? – удивился Шалый, глядя в бинокль. – Противогазы сняли… да это вообще какие-то молокососы, лет по двадцать. С ума у них там, в штабе, посходили, что ли? Валили бы вы отсюда, мальчуганы, и без вас хлопот… Ага, дальше пошли. Ну хоть пригнулись.

– Может, с ними поговорить сначала? – Чиф дернул обожженной щекой. – Что им жизни-то класть?

– Посмотрим, – ответил бригадир, не отрываясь от окуляров. – Посмотрим, как вести себя будут… а это не подствольник ли?.. Все назад, ложись!

Взрыв гранаты повредил ограждение, разметав несколько рядов растянутой над землей колючей проволоки. Через несколько секунд рядом с левым углом дома громыхнул второй взрыв. Эта граната разворотила часть кирпичной стены, образовав низкую прореху шириной около метра.

Не дожидаясь, пока уляжется пыль, Чиф с Варягом сбросили с чурбаков массивную дверь, подтащили ее к пролому и прислонили – защита слабая, но лучше чем ничего.

– Плохо себя ведут, жуки майские, – констатировал Чиф, смахивая со лба кирпичные крошки. – Нечего с ними нянчиться.

– Без моей команды не стрелять, – распорядился бригадир, убирая бинокль. – Наши наладонники выключены, они не знают, сколько нас здесь. Поэтому пусть еще немного подумают.

Видимо, больше гранат у «приоритетовцев» не было. Добравшись перебежками до поврежденного участка ограждения, они залегли за накренившимися столбами разбитого сарая и начали не прицельно окроплять заколоченные окна короткими автоматными очередями. Жильцы упорно отмалчивались.

Наконец один из нападавших крикнул:

– Эй, там! Чего затихарились, как крысы? Вы окружены и долго не продержитесь. Выходите по одному с поднятыми руками. Если при вас не будут обнаружены аномальные предметы, вы сохраните свои жизни. Слово «Приоритета»!

– А если такие предметы найдутся? – отозвался Шалый. – Что тогда?

– Согласно уставу, если вы сумеете доказать легальность приобретения аномальных предметов, то подвергнетесь только штрафу за нахождение в Зоне Посещения с последующей эвакуацией за Периметр.

– А судьи кто? – выкрикнул Татарин.

– Младший лейтенант Лысов, – горделиво ответил «приоритетовец». – То есть я.

– Головка от патефона! – хихикнул чернявый жилец. – Рифму уловил?

– Хорош, – оборвал его Шалый и, обернувшись к окну, прокричал: – Слышишь, ты, судья доморощенный! Проваливай с миром, пока судилку не отстрелили. Еще одна пуля с вашей стороны, и всех положим. Слово свободных сталкеров!

В ответ на эти слова с улицы раздалась серия выстрелов.

– Обиделся, – проговорил Варяг. – Травму ты ему, бугор, нанес. Психиатрическую.

Дождавшись, пока стрельба утихнет и «приоритетовцы» начнут перезаряжать оружие, Шалый выбил прикладом «калаша» простреленную оконную доску, дал широкую очередь и присел за подоконник.

– Четверо за разбиткой, один возле камня, – сказал он. – Дед, подай кусок кирпича. За гранату сойдет, пусть подергаются. Если побегут – сразу стреляйте.

Колода подполз к разлому в стене, выковырял осколок размером с кулак и перебросил Шалому. Тот размахнулся и отправил его на улицу.

– Огонь, ребята!

Расчет бригадира оказался верным. Сквозь щель в заколоченном окне Сапсан увидел, как четыре темные фигуры, оставив свое деревянное укрытие, бросились врассыпную от летящего предмета. Не успели «приоритетовцы» сообразить, что попались на примитивную обманку, как шесть автоматов затарахтели, разбрасывая по дощатому полу дымящиеся гильзы.

Двое «приоритетовцев» упали как подкошенные. Еще двое успели достичь камня, где прятался их пятый товарищ. Едва они скрылись, как пуля, прилетевшая со стороны Тюленя, щелкнула по камню, выбив из него фонтанчик темных брызг. Нервы одного из нападавших не выдержали. Из-за камня поднялась субтильная фигура.

– Смерть превыше бесчестья! – «Приоритетовец» полоснул очередью от живота и даже успел сделать несколько шагов, прежде чем свалиться с простреленной головой.

Сапсан увидел, как сидящий у соседнего окна Кузя убрал дуло «калаша» из щели между досками и осклабился:

– Готов дятел.

Двое оставшихся в живых «приоритетовцев» повторять поступок своего сослуживца, видимо, не собирались. Из-за валуна на секунду показался ствол автомата и, плюнув огнем, тут же убрался обратно.

– Надо кончать с ними, – заключил Шалый. – Пока будем тянуть, они подмогу вызовут, если уже не вызвали. Старшие бойцы подойдут, и тогда нам точно хана. Поднимаемся, мужики! Не давайте им высунуться, я пошел.

Бригадир распахнул дверь и, спрятавшись за косяком, наугад выпустил несколько пуль. Остальные жильцы тут же поддержали его беспорядочным, но экономным огнем. Не стрелял только Питон, который с сожалением отстегнул последний пустой магазин и вынужденно перешел в разряд наблюдателей.

Сапсан подполз к двери и встал с другой стороны проема. Поняв его намерения, Шалый согласно кивнул:

– Пошли.

Под прикрытием четырех автоматов они смогли почти вплотную подобраться к укрывшимся «приоритетовцам». Вдруг из-за камня высунулась рука, в которой Сапсан успел разглядеть зеленый ребристый бок.

– Граната! – вскрикнул он, одновременно нажимая на спусковой крючок.

Расстояние было слишком большим, чтобы нанести замахнувшемуся противнику серьезную рану. Но и одной дробины, впившейся в запястье незадачливого гренадера, оказалось достаточно – «приоритетовец» разжал кулак, и, как только Сапсан, падая рядом с Шалым, уткнулся носом в траву, за камнем хлопнул взрыв.

Валун уберег их с бригадиром от осколков. Маловероятно, что кто-то из «приоритетовцев» мог выжить, но Шалый, резко поднявшись и держа «калаш» наготове, в несколько прыжков преодолел расстояние до валуна. Сказал не оборачиваясь:

– Один наглухо, второй дышит. Зови остальных.

Сапсан махнул рукой засевшим в доме сталкерам и подошел к бригадиру.

Тело одного из «приоритетовцев», изрешеченное осколками, не двигалось. Зато второй противник, судя по маленькой звездочке на воротнике – командир разбитого отряда, усиленно вертел стриженой high and tight головой, переводя взгляд то на подошедших сталкеров, то на свои ноги, одна из которых заканчивалась обрубком. Отпрыгался, судья.

Не дожидаясь, пока «приоритетовец» потеряет сознание от кровопотери, Шалый вытащил из кармана кусок бечевки и быстро перевязал искалеченную ногу чуть ниже колена. Потом со всей силы ударил раненого по щеке, выводя его из состояния болевого шока. Помогло.

– Вы трупы, мужики! Вы же трупы, аха-ха-аа! – На губах «приоритетовца» выступила кровавая пена, он бешено вращал карими близко посаженными глазами, бросая ненавидящие взгляды на обступивших его жильцов. – Здесь через час сам Дрозденко будет. Не успеете, ничего не успеете!

– А нам многого не надо, – сказал Шалый, присаживаясь на корточки рядом с ним. – Нам только самое интересное.

Он коротко замахнулся и ударил по культе «приоритетовца» рукояткой своего «глока».

– А-а-а!!! Сука! – завопил раненый. – Не трожь ногу, не трожь!

– Не трону. Пока. – Шалый недобро осклабился. – Тебя как звать, судья?

– Александр.

– А лет тебе, Александр, сколько?

– Двадцать два.

– Молодой еще совсем, а уже лейтенант?

– Младший лейтенант, – хрипло уточнил «приоритетовец».

– Большая разница? – хмыкнул Шалый. – Давай рассказывай, зачем «Приоритет» на Рубеж прет?

– А еще чего тебе рассказать, рванина?

Шалый будто ждал подобного ответа, поэтому, не подав вида, что сколько-нибудь оскорбился, снова надавил на культю «приоритетовца», вызвав у того еще один болезненный крик.

– Спрашиваю еще раз.

– Пошел ты, – прохрипел тот. – «Приоритет» своих не сдает, понял?!

– Ну-ка, дай я. – К «приоритетовцу» подошел Колода.

Немного подвинув Шалого, он наклонился к уху раненого и тихо начал ему что-то шептать. «Приоритетовец» сначала покраснел, потом побледнел и с ужасом стал осматриваться. Наконец он судорожно сглотнул и рьяно закивал головой. Колода похлопал его по плечу и отошел в сторону, бросив Шалому:

– Спрашивай, он все скажет.

Переведя удивленный взгляд со старого зэка на «приоритетовца», бригадир повторил:

– Зачем шли на Рубеж?

– Это была моя идея, – быстро проговорил «приоритетовец», баюкая культю дрожащими руками. – Нам был дан приказ патрулировать Старую свалку и ждать команду на выход к базе. Но я предложил своим ребятам осмотреть и окраины Рубежа. Засекли вашего постового, а по его следам пришли сюда. Наши пока на Рубеж не целятся, клянусь! Это я… выслужиться хотел.

– Ты же говорил, что вырубил наладонник! – Шалый обернулся к Татарину.

– Вырубил, да, – недоуменно ответил тот.

– Он действительно выключил, – сказал раненый. – Только у него КПК из последней партии, которую Портосу два месяца назад под охраной «Приоритета» доставили. Мы тогда еще на Черномаше базировались и в эти КПК, перед тем как торгашу вашему отдавать, жучки ставили. А когда мы с Черномаша уходили, то жучки на всякий случай удаленно активировали. Теперь выключай не выключай – все равно сигнал почти на километр идет. Портоса можете не трясти, он не знал.

– Вот вы гады, а, – процедил Шалый. – Вы же столько мужиков без связи оставили, засранцы. Что вы так на сталкеров ополчились?

– Три недели назад командир новый пришел, – ответил «приоритетовец». – Генерал Дрозденко. Теперь все сталкеры в Зоне объявлены «Приоритетом» вне закона.

– Почему? Раньше ведь не трогали.

– Не знаю, честно! Приказано судить и ликвидировать каждого, кто попадется. Сначала по жучкам искали, но их не очень много было. Теперь так, кто на патруль нарвется. Мы сейчас больше с военными контактируем. Они дают задание, мы выполняем, потом получаем оружие и припасы.

– Круто ваш генерал дела повел. – Шалый озадаченно покачал головой. – И что вояки, часто обращаются?

– Не очень. Последнее, что было, – вчера выдан приоритет на розыск какого-то научного ранца. Зачем и что в нем – не знаю, но военные и наших подняли, и сами готовы всю Зону перепахать, лишь бы его найти. Даже какое-то высшее командование на вертолете прибыло.

– Ранца, говоришь? – Шалый задумчиво посмотрел на стоящего неподалеку Сапсана и сказал, обращаясь то ли к нему, то ли к своим товарищам: – Разберемся.

Он снова обернулся к раненому:

– Последний вопрос. Сколько вас и где сейчас стоите?

– За Агротехом, человек сто пятьдесят. Но на базе столько не бывает, большинство в патрулях.

– Хорошо. И сколько ты уже в Зоне?

– Полгода.

– Ясно. – Бригадир поднялся и потянулся к висящей на своем поясе кобуре. – Ты хотел выслужиться – ты выслужился. Я повышаю тебя, младшего лейтенанта «Приоритета», до звания, скажем, капитана. Загробных войск.

– Не!..

«Глок» Шалого издал глухой хлопок, и «приоритетовец» завалился на бок с простреленной головой.

Сапсан, не ожидавший подобной развязки довольно спокойного диалога, непроизвольно отшатнулся. Судя по лицам остальных, они были удивлены не меньше него. После недолгого молчания Варяг пробасил:

– Зачем?

Шалый, уже убрав пистолет, развел руками.

– А что с ним, безногим, делать? На закорках тащить? Куда? На базу ихнюю? «Вот, ребятки, мы тут вашего паренька покалечили немного, но вы не обижайтесь, это ведь он первый начал». Так, что ли? Слышали, что «Приоритет» объявил? Вне закона мы. Вне ихнего какого-то гребаного закона, который придумал неизвестно какой психопат, возомнивший себя судьей и палачом в одном лице! Помните, как раньше «приоритетовцы» себя вели? Нормально! Даже выручали иногда. Этот лейтенант полгода в Зоне провел – значит, тоже помнит. А сейчас? Приказ у него, козла, видите ли! Какой к чертям приказ, если тебе предлагают мочить каждого, кто еще месяц назад с тобой на тропе если не бинтом делился, то хотя бы здоровался! Ему приказали – и он согласился. А значит, этот лэйтэнант или идейный до коликов, или уставник тупорылый, который по приказу своего Дрозденко маму шлепнет. И папу – чтобы выслужиться!

Он перевел дух и закончил уже спокойнее:

– Нам объявлена война, мужики. А это – враг. И никаких конвенций по ласковому обращению с пленными лично я не подписывал.

– Да я не об этом, – поморщился рыжебородый. – Просто он бы и сам сдох, а для «глоков» патронов больше нет. У тебя последняя обойма.

– Тьфу ты! – Шалый отмахнулся с видимым облегчением от того, что осуждать его поступок никто не спешит. – А я тебя чуть в гуманизме не заподозрил. Давайте-ка глянем, что у этого гада в наладоннике.

Быстро охлопав карманы мертвого «приоритетовца» и ничего в них не обнаружив, Шалый запустил руку под бронежилет лейтенанта и вытащил КПК. Нажав на кнопку активации прибора, он мельком глянул на включившийся экран, усмехнулся и развернул его к остальным.

– Вот так, мужики. Уходим.

На черном фоне дисплея белела надпись: «Сигнал сердцебиения потерян. Система заблокирована. Координаты отправлены».

Сапсан, как и все остальные, сразу понял, что это значит, – на КПК перестали поступать сигналы манжетных датчиков, фиксирующих пульс «приоритетовца». Дабы окончательно удостовериться, что владелец распрощался с жизнью, программа выждала несколько секунд, а потом передала на базу координаты места, где это произошло. Что будет дальше – зависит от стороны, принявшей сигнал. Вряд ли «приоритетовцы» рванут на выручку своего не очень-то высокопоставленного товарища. Но, поскольку КПК с остальных погибших «приоритетовцев» передали то же самое, гибель целой группы наведет командование группировки на нехорошие мысли. Поэтому Шалый прав – надо уходить. И как можно скорее. Вот только что там за приказ по поводу ранца?

Бригадир, видимо, тоже об этом вспомнил. Подойдя к Сапсану и глядя ему прямо в глаза, он распорядился:

– Кто-нибудь, принесите рюкзак, который эти бродяги с собой приволокли. Что-то мне подсказывает, что это о нем лейтенант говорил. Как думаешь, сталкер? Ничего не хочешь рассказать?

Шалый, похоже, настроен решительно. Оно и понятно. Одно дело – обычные бродяги, которых в Зоне пруд пруди, другое – странные люди, которые тащат нечто, из-за чего «приоритетовцы» и военные хотят обыскать всю Зону. Их тоже, как и Шалого, понять можно – ценный рюкзачок-то, исключительно ценный.

Можно понять. Всех можно понять. Только его бы, бродягу, кто понял.

– Я же сказал – нашли, – сказал Сапсан, не отводя взгляд.

– Это я уже слышал, – перебил его жилец. – Только из-за этой находки много проблем появляется. Проблемы-то – дело привычное. Но я предпочитаю знать, почему и откуда они вдруг берутся.

Взяв принесенный Татарином ранец, Шалый, перед тем как расстегнуть на нем молнию, спросил: