Терпение дьявола Соколов Алексей

– Так что внутри, сталкер?

– Артефакт, – просто ответил Сапсан. – Артефакт и карты. И дозиметр. Но он простенький – тебе не понравится.

– Артефакт? Какой?

– Не знаю. – Сапсан пожал плечами. – Сам посмотри.

Питон с Колодой стояли молча. Спортсмен, судя по его бегающему взгляду, оценивал обстановку. И конечно, понимал бесполезность геройства против нескольких вооруженных человек. Другое дело Колода – он, будто и вовсе не волнуясь о недалеком будущем, спокойно разглядывал свои грязные руки, периодически выковыривая из-под ногтей микроскопические песчинки.

Бригадир расстегнул первый отсек ранца и, держа наготове собственный дозиметр, стал осторожно скручивать крышку контейнера. Забрезживший из-под крышки ядовито-зеленый свет говорил, что с тех пор, как артефакт вылечил Колоду, никаких явных метаморфоз с ним не произошло. Вспомнив, что Питон не в курсе дела, Сапсан вовремя спохватился, вскинул брови и, изобразив на лице некое подобие удивления, воскликнул:

– Странно! Раньше он был синим. Или фиолетовым. Но точно не зеленым!

Колода, тоже состроив оторопелый вид, переглянулся с искренне недоумевающим Питоном и внес свою лепту:

– Чудеса, в натуре.

Шалый покачал контейнер и, глядя на перекатывающийся по дну артефакт, сказал:

– Никогда такой не видел. Чем-то похож на… нет, не похож. Где взяли?

– Так он здесь и был, – ответил Сапсан. – Мы его вместе с рюкзаком подобрали, у мужичка одного. Мертвого.

– А мертвым он после встречи с вами стал? – усмехнулся Шалый, продолжая разглядывать артефакт.

– Нет, ему тушкари помогли, возле южного Периметра.

– Ох, врешь ты, бродяга. – Шалый смерил его недоверчивым взглядом. – Или нет. А?

– Сам подумай – если б мы его шлепнули, то на кой ляд нам с его хабаром через всю Зону тащиться? Сам ведь говоришь, что артефакт редкий. Проще скинуть барыге какому-нибудь. И я с удовольствием так и сделал бы, только скинуть некому. Григоровича уже нет, а бармена на Черномаше я почти не знаю. Вот и тащим с собой, как чемодан без ручки – и бросить жалко, и нести тяжело. В Припять нам надо, мужики. А на обратном пути уже думать будем.

Сапсан понимал, что его слова звучат не очень убедительно, но в свете новых обстоятельств ничего другого на ум не приходило. Эх, слабо, слабо загибаешь, бродяга. Сейчас задаст бригадир всего один вопрос – и вся наскоро слепленная история лопнет, как мыльный пузырь. А он задаст, обязательно задаст.

– В Припять вам зачем? – будто прочитал его мысли Шалый.

Но едва Сапсан открыл рот, чтобы сморозить очередную нелепицу, как вперед вышел Колода.

– Игорь, чего ты менжуешься? – спросил он. – Шли, нашли, ушли. Кипеж-то из-за чего, братва? – Старик обвел взглядом всех жильцов. – Мы к вам не сами пришли, и цирик этот тоже не за нами шел. Замочите нас – и что? Артефакт куда денете? Под шконарем заныкаете или с собой поволочете? Валяйте. Только нужен вам такой расклад? Ты, Шалый, спрашиваешь, зачем нам в Припять. А я отвечу – за огурцами. Ну легче стало?

– Хамишь, дед, – сказал Шалый, поглядывая на переминающихся с ноги на ногу товарищей.

– А ты не хамишь, парень? – не сбавляя твердости в голосе, парировал Колода. – Мы, когда эта шушера со стволами понабежала, слинять могли, да не слиняли – подсобили, как сумели. Что там тебе, кстати, покойничек этот сказал?

Вор кивнул на мертвого «приоритетовца». Шалый молчал. Молчали и остальные сталкеры.

Гнетущую паузу прервал Варяг. Подойдя к Шалому, он закрутил крышку контейнера и отдал ранец Сапсану.

– Это ваше добро, – сказал он. – Никто на него не зарится. Шалый, ты мужик правильный, не зря бугром ходишь. Но сейчас ты неправ. А дед верно заметил. Не по-людски как-то получается.

Шалый пожевал губами и резко выдохнул.

– Согласен, перегнул палку. – Он примирительно посмотрел на Сапсана, Колоду и Питона. – Только-только обустроились после ухода Григоровича, и тут на тебе – снова прописку меняй. А куда податься – тоже думать надо. Сорвался, в общем. Перенервничал.

Он протянул руку.

– Замнем, бродяги?

– Время такое, – сказал старый зэк, пожимая широкую ладонь жильца. – Нервное время. А какое время, в натуре, – такие и люди.

Шалый широко улыбнулся и, разряжая обстановку, громко спросил:

– А что ты лейтенанту сказал такое, от чего он так разговорился? Все государственные тайны был готов раскрыть, если бы знал.

Колода хитро прищурился и так же громко ответил:

– Я ему намекнул, что вас много, кантуетесь вы здесь давно, места тут дикие, а баб в округе не видать.

Дружный гогот сталкеров окончательно сбросил остатки былого напряжения.

Упершись руками в колени громыхал басом амбал Кузя, мелко хихикал тенором чернявый Татарин, и даже серьезный Чиф, прикрыв рукавом обожженную щеку, смахивал выступившие от смеха слезы. А Варяг, задрав рыжую бороду к небу, казалось, вовсе задохнется от неистового хохота.

Несколько вооруженных мужиков стояли среди трупов и безудержно ржали, вместе с воздухом выплескивая из себя накопившуюся злость. Только Тюлень, находившийся чуть поодаль и, вероятно, не совсем расслышавший слова Колоды, недоуменно смотрел на заливающихся сталкеров.

– Ох, не могу! – проревел Шалый, переводя дух. – Баб!

И снова разразился хохотом. Теперь уже проняло и Тюленя. Он смеялся беззвучно, дергая покатыми плечами, не обращая внимания на съехавший с них «винторез».

– Все, все. – Шалый, наконец, справился с волной нервного веселья. – Хорош, мужики. Посмеялись – и хватит. Дел невпроворот. Хватит, я сказал!

Командирские интонации в его голосе подействовали на всех остальных отрезвляюще. Бригадир оглядел товарищей и, сев на груду осыпавшихся с угла дома кирпичей, повторил:

– Уходить надо. Не думаю, что этот лейтенант с дружками были в «Приоритете» очень ценными кадрами, но если они сюда пришли… В общем, оставаться на Рубеже больше нельзя. До тех пор, пока Григорович вернется, если он вообще вернется, сюда еще черт знает кто приползти успеет, а патронов у нас сами знаете сколько.

– С гулькин хрен, – уточнил Варяг.

– Даже меньше. Ну так что, мужики? Кто по вискарику в «Изотопе» соскучился?

– Через Жженые топи пойдем? – спросил Чиф.

– Ну не через Старую свалку же, – ответил Шалый. – Там сейчас если не «приоритетовцы», так военные шерстят. А через топи мы обогнем Агротех и выйдем к старой железной дороге. По ней до самого Черномаша и дотопаем, даже на Дикую землю заходить не надо. Подъем, братва.

Он поднялся и, поочередно указывая пальцем в каждого сталкера, начал раздавать указания:

– Тюлень, Варяг, – займетесь мертвяками. Стволы, патроны, аптечки – все, что найдете и что может пригодиться. Разберетесь, не маленькие. Татарин с Кузей – вы в доме. Берите шмотки, но только самые необходимые и еду. Бродяги на подхвате. Мы с Чифом пока снарягу распределим.

Сапсан решил было отправиться вслед за Татарином и Кузей в дом, но его опередил Питон. Поэтому пришлось заняться не особенно приятным, но от того не менее важным делом – обыскивать трупы.

– А ну отдай пукалку. Отдай, говорю, засранец, все равно тебе больше не пригодится. – Варяг выдернул из-под застреленного Кузей «приоритетовца» автомат. Отстегнул магазин, проверил ход затвора, пристегнул магазин обратно и передал оружие Сапсану: – Держи. Хороший инструмент.

– Спасибо.

Сапсан взял автомат и с удовольствием его оглядел. Такой «инструмент» всяко получше обреза будет. АН-94, или «Абакан», – устаревшая, но актуальная штука. Немного тяжелее по весу и сложнее в разборке, чем «калаш», но зато по кучности стрельбы ему не уступит, тем более что и патроны использует такие же пятисорокопятки.

– Патронов бы побольше, – сказал он, переключая флажок с автоматического режима ведения огня на отсечку по две пули. Этот вариант зарекомендовал себя наиболее практичным в условиях Зоны, и с его помощью в мир вечной охоты отправился не один десяток мутантов.

– За патронами к Шалому подойди, – ответил рыжебородый жилец. – Думаю, расщедрится на пару магазинов. А этот гад все на нас расстрелял. Хорошо хоть, что не попал.

Пикнул КПК. Вытащив наладонник, Варяг посмотрел на экран и пробурчал:

– Семецкий на Тихом перевале в «сварку» попал. Что-то он в последнее время совсем по-глупому гробится. На прошлой неделе его вообще кабан растоптал. Стареет, что ли. – Он обернулся к Сапсану: – Как думаешь, бродяга? Может Вечный сталкер стареть?

– Не знаю. – Сапсан пожал плечами. – Нет, наверное. Вечный же.

– Ну да… – неопределенно отозвался Варяг и перешел к последнему, еще не осмотренному мертвецу.

Сапсан вернулся к Шалому, который вместе с Чифом обсуждал маршрут похода на Черномаш.

– Прибарахлился? – спросил Чиф, глядя на «Абакан» в его руках. – Друган твой тоже.

Он указал на Питона, который, перевесив пустой «хеклер» за спину, щелкал переключателем лейтенантского «калаша».

– Обрез лучше деду отдай, – посоветовал Шалый. – Автоматные патроны наперечет, да и неизвестно, как справится. А с ружьем ему в самый раз будет. И вот еще что – контейнер у вас несъемный, поэтому если и дальше сидор с артефактом тянуть хотите, то замотайте его в какую-нибудь тряпку. Больно уж он приметный.

Когда трупы «приоритетовцев» отправились в небольшую, но вместительную «комариную плешь», жильцы начали торопливо собираться. Через четверть часа их нехитрый скарб был упакован в рюкзаки, оружие проверено, а комбинезоны застегнуты.

Сапсан автоматически сосчитал собравшихся – девять человек. Приличный отряд для серьезной вылазки. Питон с Колодой в сталкерском деле, конечно, ни ухом ни рылом, но на фоне остальных они если и будут балластом, то совсем незаметным. Тем более что при дележе амуниции Шалый все-таки не обошел зэков вниманием, выдав им хоть и потрепанные, но довольно крепкие прорезиненные комбинезоны и противогазы.

На Сапсане, которому достался такой же комплект, комбинезон сидел как по мерке. Питон, натянувший защитное облачение поверх спортивного костюма, тоже выглядел вполне себе приличным сталкером. Зато на Колоде обновка висела мешком, отчего зэк, то и дело вертящий бритой головой на худой морщинистой шее, был чем-то похож на запойного электрика Николаича, у которого Сапсан на заре своей юности проходил пэтэушную практику. Это сходство гармонично дополняла наброшенная на серо-зеленый комбинезон черная зэковская фуфайка. Что ж, могло быть и хуже.

Дойти до Припяти в такой одежке, конечно, можно. Но напрямки, через богатый радиационными очагами Рыжий лес, уже не попрешь. Впрочем, если Шалый замолвит за них словечко Портосу на Черномаше, то вполне вероятно, что удастся экипироваться получше.

Питон с разрешения Шалого набрал бутылку нормальной воды – двух литров, конечно, маловато, но до следующего утра хватит. А вот с оружием и аптечками до сих пор печаль-беда. Оранжевые футляры стандартных общевойсковых комплектов для оказания первой помощи нашлись только у двоих «приоритетовцев», и ими Шалый пополнил запасы своей группы, решив, видимо, не тратить драгоценные медикаменты на троицу самоубийц. Для «калаша» и «Абакана» бригадир выдал на двоих чуть больше сотни патронов – итого меньше двух рожков на брата. Зарядов для обреза у жильцов действительно не оказалось, поэтому Колоде пришлось довольствоваться теми, что остались после перестрелки с «приоритетовцами». А осталось их, как посчитал Сапсан, полдесятка. Негусто. Вот если бы на Черномаше…

Его вычисления прервал Шалый.

– Короче, так, мужики, – сказал бригадир. – Довожу до тех, кто что-то мог упустить или не понять…

При этих словах он многозначительно посмотрел на Тюленя, который, опустив глаза долу, старался показать, что не понимает такого пристального внимания к своей скромной персоне, и продолжил:

– Идем на Черномаш через Жженые топи. Места там бедовые, но ползать по Старой свалке с хвостом из «приоритетовцев» или вояк – это еще тоскливей. Боеприпасов у нас…

– С гулькин… – начал Варяг.

– Именно, – не дал ему договорить Шалый. – На Дикую землю не забираемся, поэтому, если все пойдет нормально, в «Изотопе» будем до полуночи. По дороге и Хмыря с Гнусом подхватим – они как раз в топях ошивались. Вот как-то так, мужики. Думаю никому не нужно напоминать, что наладонник надо перевести в слепой режим.

Сапсан это замечание проигнорировал. Переключать в слепой режим, то есть только на прием сигнала, ему было нечего – родной КПК, как и остальное снаряжение, еще три месяца назад остался в арендованном у Скрябы индивидуальном сейфе.

А вот Тюлень после слов бригадира с независимым выражением лица опустил руку за пазуху, сделав вид, что поправляет складку на надетом под комбинезон свитере. Стоявший рядом Татарин, видимо, понял этот маневр, потому что скривил губы в снисходительной усмешке.

Жженые топи Сапсан знал не понаслышке – ему неоднократно приходилось преодолевать эти болота, расположенные к северо-западу от Рубежа. Они получили свое название из-за того, что здешними аномалиями были исключительно «горелки», тогда как остальные заболоченные места, коих в Зоне предостаточно, изобиловали аномалиями либо гравитационными, либо химическими.

Конечно, по степени опасности Жженые топи не могли сравниться с той же Кислой трясиной, в зеленую пелену разъедающих туманов которой совались разве что ученые в герметичных скафандрах химзащиты, да и то не больше чем на час. Но и здесь приходилось смотреть в оба, чтобы не влететь в попадающиеся на каждом шагу волны теплого воздуха, – достаточно коснуться этой волны хоть вскользь, и она на пять – семь секунд оборотится вырывающимся из вязких болотных недр огненным столбом, по температуре не уступающим жару в мартеновской печи.

Несмотря на большое количество аномалий в Жженых топях никогда не встречались по-настоящему ценные артефакты. Поэтому опытные бродяги, если не собирались идти в глубокий рейд, предпочитали провести время на Агротехе или Старой свалке – пользы больше. Потратить же целый день на поиск дешевых бирюлек могли лишь совсем трусливые новички.

Сапсан в Жженых топях тоже не задерживался. Пересекая их привычным путем – через самый узкий проход с запада на восток, – он почти всегда встречал по дороге одного-двух молодых собирателей, увлеченно высматривающих в лежалой траве блестящие антрацитом «черные брызги» – мелкие артефакты, за которые в приличном баре можно получить разве что кружку пива. Да и ту скорее из жалости.

Но иногда появлялись смельчаки, которые надеялись, что в глубине болот все же есть хабар посущественней – вроде «хрусталя» или «белого обруча». Но такие искатели уходили и пропадали без следа. А искать их тела никто, разумеется, не собирался – сгорели на работе. Бывает.

Сейчас первым шел бригадир. Напряженно глядя вокруг и периодически сверяя свои наблюдения с картой в наладоннике, он медленно, но верно прокладывал путь среди колышущихся «горелок». Иногда Шалый останавливался и, подняв руку, придирчиво осматривал совершенно, казалось бы, безобидную кочку осоки или тоненький ствол кривого дерева. Вслед за ним останавливался шедший вторым Кузя, а там и вся вереница, растянувшаяся на полтора десятка метров.

Сапсану, как, разумеется, и остальным сталкерам, даже не приходило в голову поторопить бригадира или обвинить того в излишней осторожности. Только идущий перед ним Питон обернулся во время очередной остановки и спросил:

– Че тормозим-то, епа, каждый раз? Можно же бросить что-нибудь и проверить.

– Нельзя, – ответил Сапсан, смахнув со лба пот. – Чувствуешь, какая парилка вокруг? «Горелки» слишком тесно стоят. Одну разрядишь, она заденет остальные, и тут такое начнется, что любой крематорий обзавидуется.

– А-а-а.

– Ага. Ты, кстати, автомат на предохранитель поставь.

– На хрена?

– Выстрелишь случайно, и все в шашлык превратимся. Пуля минимум сквозь десять «горелок» пройдет, пока полностью не расплавится.

– Я случайно не стреляю, – самодовольно ответил спортсмен. – Так что не ссы.

– А ну ставь! – раздался из-за спины Сапсана угрожающий голос Татарина. – Умник тут нашелся!

– Поучи еще, – буркнул Питон. Но флажок предохранителя на «калаше» все же перевел.

Следующие полчаса брели без остановок. Глядя на колебания горячих потоков, Сапсан невольно вспомнил, как любил смотреть на такие же воздушные волны, лежа под палящим летним солнцем на маленьком пляжике возле речки, протекавшей рядом с бабушкиной деревней под Симферополем. Мог ли тогдашний шкет подумать, что спустя двадцать лет он, рискуя жизнью, будет ползти грязный, уставший и потный по мокрым чавкающим кочкам, уповая на знания и удачу неизвестного, в общем-то, проводника?

Нет, Сапсан не сомневался в опыте Шалого. В Зоне естественный отбор работает намного жестче, чем в большом мире вне Периметра. Недотеп, неумех и просто дураков Зона очень быстро смахивает со своего покрытого аномальными струпьями радиоактивного тела. И возвращающиеся из очередной ходки бродяги, и устраивающиеся на ночлег жильцы – все они, прожив очередной день, становятся, как говорит Профессор, олицетворением поговорки, гласящей, что «то, что нас не убивает, – делает нас сильнее». Сапсан не знал, откуда Профессор стянул эту фразу, но каждый раз, вспоминая свой предыдущий день, убеждался в ее правильности. И боялся. Боялся, что однажды, уверившись в собственном всесилии, допустит ту единственную ошибку, которая станет роковой. Или, что не менее плохо, эту ошибку допустит ведущий его проводник. Например, Шалый.

Придя к такому неожиданному выводу, Сапсан с удвоенным вниманием оглядел неказистый болотный пейзаж, изредка задерживая взгляд на бликах редких «черных брызг».

Солнце уже слабо сопротивлялось появившимся на небе тучам, явно вознамерившимся разразиться холодным дождем. Будет очень хорошо, если мощи небесного светила все же хватит, чтобы продержаться до того момента, когда группа наконец выберется из Жженых топей, – в пасмурную погоду атмосферные колыхания «горелок» сливаются с окружающей серостью, становясь практически незаметными для человеческого глаза. Тогда останется надежда лишь на маркеры аномалий в наладоннике бригадира.

Питона или идущего перед ним Колоду такие треволнения наверняка не беспокоят – слишком мало прошло времени, чтобы они в полной мере поняли опасность своего нынешнего положения. Интересно, как бы зэки отреагировали, увидев, с какой скоростью обугливается попавшее в «горелку» человеческое тело?

Сейчас они, по прикидкам Сапсана, как раз огибали Агротех – хлебное место многих бродяг. Сам Сапсан тоже больше всего любил заколачивать свою деньгу именно здесь. На Агротехе водилось достаточно большое количество артефактов средней ценности, а изредка попадались и весьма редкие экземпляры.

Свое название эта территория получила за то, что на ней располагался большой комплекс заброшенных зданий бывшего научно-исследовательского института «Агротех». Когда-то считалось, что этот НИИ занимается сельскохозяйственными изысканиями, но после Посещения в девяносто первом году, когда до внутренних документов института добрались не бюрократы-чиновники, а разведывательные группы умных и потому до неприличия секретных контор, выяснилось, что отчеты о новейших видах кабачков и скороспелых помидорах являются грамотно составленными «филькиными грамотами».

Из обрывков утекших в «Сталкер-бит» сведений выходило, что деятельность НИИ «Агротех» заключалась в снабжении новейшим оборудованием неких подземных лабораторий с кодовым обозначением «Z». Три лаборатории впоследствии были обнаружены в разных концах Зоны, но точно сказать, чем они занимались, не могли даже въедливые спецслужбы.

Поскольку все потенциально крамольное из НИИ было вынесено, интерес к его корпусам потерялся довольно быстро. Какое-то время в бетонных коробках располагались военные, но после новой активации Зоны многие базы армейцев были отозваны на охрану Периметра, и комплекс по праву сильнейшего занял «Приоритет», сквозь пальцы смотревший на снующих по округе сталкеров.

Теперь же, когда снисходительное отношение «приоритетовцев» к искателям-одиночкам сменилось лютой ненавистью, лучше замочить ноги болотной водой, чем на находящейся неподалеку от Агротеха Старой свалке рисковать головой под пулями подчиненных генерала Дрозденко…

– Эй, бродяга. Первый раз в топях, да? – прозвучал насмешливый голос Татарина.

– Нет, – ответил Сапсан, поняв, что жилец заметил его нервозность. – Просто в такую глушь не забирался.

– Да какая тут глушь! Гнус с Хмырем уже прошли и самые свежие метки поставили. Так что сейчас с нормальной скоростью идем.

– Если вы часто в топях бываете, то почему в общую сеть маршруты не выкладываете?

– А зачем? – искренне удивился Татарин. – Чтобы ваши желторотые щеглы по своей хронической тупости всю тропу перед военными запалили. Нет, браток, это наша маленькая тайна. Не будь ее, шайтана плешивого мы бы тут сейчас тихой сапой на Черномаш драпали. Щемились бы под ржавыми корытами на Старой свалке. А здесь тихо и тепло. Только чуть мокро.

– А нас тогда зачем с собой взяли? – спросил Сапсан. – С чего вдруг доверие такое?

– Считай, гуманитарную помощь оказываем, – ответил жилец. Чуть помолчав, тихо добавил: – Ты не думаю, что проболтаешься, и бабай ваш тоже на трепло не тянет. А вот бычара мне, честно скажу, не нравится. Дерзкий больно. Зона таких, сам знаешь, не любит.

– Знаю. Но он в наших краях первый раз, обвыкается.

– Ты, пока он обвыкается, держи ухи на макухе, чтоб с ним заодно в какое-нибудь дерьмо не воткнуться.

Сапсан не любил обсуждать своих напарников, какими бы они ни были, за их спинами. Не то чтобы он полагал это чем-то неправильным или даже подлым. Просто считал, что высказать претензии человеку в лицо – это как-то разумнее. Ведь, в конце концов, сколько ни обмусоливай с другими людьми проблему жадности, лени или трусости попавшегося тебе компаньона, сам компаньон от этого не изменится. Да и ты будешь выглядеть не в лучшем свете – вот дурак, с растяпой связался, да, наверное, сам такой же.

Гораздо практичнее подойти к напарнику, мирно лакающему за барным столиком пиво или что покрепче, плюхнуть ему на плечо грязную ладонь и сказать, что, мол, сволочь ты, Курок. Зачем за «гремучей салфеткой» на старый кран без спроса полез? И сам чуть не гробанулся, и товарища подставил, которому, пока ты на стреле болтался, пришлось свору псов-интуитов отгонять. Вот брошу тебя, остолопа, в следующий раз и глазом не моргну, потому что своя шкура дороже, да и патроны денег стоят. И напарник – молодой, но уже возомнивший себя матерым сталкером – после этих слов пивом, или чем покрепче, поперхнется, глазки потупит и пообещает, мол, Сапсан, братуха, мамой клянусь, что впредь более никогда, и, вообще, сколько я тебе за потраченные патроны должен. Вот инцидент и исчерпан.

А от того, что, сидя за соседним столиком, будешь товарища костерить по-всякому, тому будет ни холодно ни жарко. И потому в следующий раз, если снова с ним пойдешь, он еще и не такое отчебучит. А промолчишь и не пойдешь – вопросы будут. И не только у товарища.

Питон, конечно, не напарник, но идти с ним в одной связке придется еще долго. Поэтому лучше все нюансы самостоятельно решить. Хотя Татарин все-таки прав – глаз да глаз за спортсменом нужен.

– А ты сам давно здесь? – Сапсан решил сменить тему.

– Два года, – коротко ответил Татарин.

– Я тоже почти столько же. Ты сразу к жильцам подался или побродяжить успел?

– Сразу. – Жилец отвел глаза в сторону и закусил губу. Сапсан понял, что тема прихода в Зону Татарину неприятна, и замолк.

Мало ли почему человек решил навсегда распрощаться с тихой жизнью среднестатистического обывателя. Желание доказать что-то самому себе, долги, побег от опостылевшей размеренности или правосудия – причины у всех разные, хотя в целом все равно одинаковые. Поэтому среди сталкеров разговоры на тему «как сюда попал» являются не более чем вежливым способом поддержать беседу. Типа обсуждения сегодняшней погоды интеллигентными леди за чашкой вечернего чая.

Вереница снова остановилась. Шалый недоуменно смотрел на экран наладонника, а потом, повернувшись к сталкерам, сказал:

– Финита ля комедия. Меток от Гнуса с Хмырем больше нет. Или заблудились, во что я не верю, или… Странно, тут осталось-то всего ничего. В общем, теперь будем прокладывать тропу сами.

Они успели сделать всего несколько шагов.

– Ложись! – резким голосом скомандовал Чиф, валясь в мокрые заросли багульника. Остальные сталкеры немедленно последовали его примеру.

Падая лицом в грязь, Сапсан про себя порадовался, что в Жженых топях нет глубокой трясины, как на том болоте, которое они втроем пересекли накануне. И попутно заметил, что зэки тоже не замешкались. Видимо, уже поняли, что, когда кто-то опытный дает подобную команду, думать над необходимостью ее выполнения – непозволительная роскошь.

– Что?.. – послышался громкий шепот Шалого. – Опа-на! Лежим, мужики. Может, уйдет.

Все еще недоумевая, Сапсан повернул голову влево и, наконец, обнаружил причину групповой лежки.

Метрах в десяти от них над болотом завис сгусток электрических разрядов. Точнее описать увиденное Сапсан не мог, да и как еще можно назвать комок тонких синих молний, яркими змеями искрящийся на высоте человеческого роста?

Впрочем, зачем придумывать этому подобию шаровой молнии какие-то эпитеты, если оно уже давно носит вполне официальное имя – полтергейст. Вот его, любопытного хулигана, тут как раз и не хватало. Теперь понятно, почему на карте Шалого меток аномалий больше нет – те двое, которые здесь раньше прошли, наверняка тоже полтергейста заметили. И свалили от греха подальше, не успев предупредить идущих следом товарищей. Что ж, винить Гнуса и этого, как его – Хмыря – не за что. Ноги унести – первое дело, а товарищи чай не клюкву собирать вышли.

О полтергейсте ходило много слухов, но собственными глазами Сапсан увидел его только однажды, когда недалеко от Мрачной долины спустился в заброшенный подвал, чтобы оборудовать там схрон. Ничего он, конечно, не оборудовал – как-то не до схронов, когда вокруг носится такой вот мерцающий шалопай и с помощью телекинеза осыпает тебя всяким валяющимся на полу хламом, выбирая тот, что поувесистей. Сапсан тогда не стал спорить и поспешил из негостеприимного подвала убраться, напоследок поймав спиной ржавый тазик.

Подъем предметов в воздух и запуск их в своего противника – это, пожалуй, единственная неприятность, на которую способен полтергейст. Его даже мутантом назвать язык не повернется. По сравнению с гуксом, которого многие ветераны описывают, как жирного карлика отвратного вида, тоже любящего подземные убежища и тоже обладающего телекинетическими способностями, полтергейст – дите малое. Хотя бы потому, что зубов-когтей не имеет. Как, собственно, и тела в принципе. Правда, Бармалей рассказывал, что тело у полтергейста все-таки есть, и, чтобы его увидеть, нужно якобы не один десяток пуль в самый центр мечущегося сгустка всадить. Но рассказывал Бармалей со слов какого-то безымянного жильца, который якобы когда-то слышал эту историю от Сеченого и видел в его КПК фотографию полтергейстова трупа – длиннолицего темнокожего гуманоида без ног.

Почему тот жилец не скопировал фотографию на свой наладонник и не продал ее тем же ученым, до сих пор ломающим голову над загадкой полтергейста, – Бармалей объяснить не смог. Точнее – не успел, поскольку свалился лицом в недоеденный салат и зашелся молодецким храпом уставшего и перепившего человека. А проснувшийся и протрезвевший Бармалей уже ничего не помнил и на все попытки возобновить расспросы отмахивался со словами «не мог я сморозить такую чушь».

Но загадки – загадками, а сейчас полтергейст мог натворить дел вовсе не безобидных. Если он какими-то своими непонятными рецепторами почувствует присутствие посторонних и начнет свою любимую игру в бросалки, худо придется всем без исключения. Один неудачно – или, наоборот, удачно, смотря с чьей стороны посмотреть, – брошенный ком земли поднимет такую волну огня, из которой выбраться сможет разве что… да чего уж там. Никто не выберется. Кроме, конечно, этого бестелесного нахалюги, коего сейчас даже выстрелом пугнуть нельзя.

Сапсан повернулся к Татарину и прошептал:

– Не уходит. Чего делать-то будем? Не вечно же тут лежать.

– Уйдет, – ответил жилец. – Они тут часто крутятся. Полетают немного, побалакают и убегают куда-то. Если двигаться не будем, они нас не заметят.

– Они? Их здесь что, много?

– Так сам посмотри.

Но Сапсан уже и так видел, что Татарин не преувеличивает.

К первому сгустку подлетел второй, а за ним будто из-под земли выскочил и третий. До распростершихся людей донеслись низкие ухающие звуки – то ли проседала поверхность болота, то ли действительно переговаривались полтергейсты.

– Уходят, – шепнул Татарин через несколько минут, когда все три полтергейста, разбрызгивая короткие молнии, начали удаляться в глубь Жженых топей. – Сейчас и мы пойдем.

Едва мерцающие шары, весело перескакивая друг друга, удалились на полсотни метров, Шалый скомандовал:

– Подъем. Варяг, Татарин, – приглядывайте там. Если снова приблизятся – сразу ложимся.

Двойная осторожность, наложенная на медлительность и подкрепленная осознанием критичности любого неверного шага, – впервые за прошедшие двое суток Сапсан в полной мере и всем своим существом проникся чувством опасности, от которого уже успел отвыкнуть за три месяца на большой земле. Невидимый рычажок, щелкнувший в голове сразу после перехода Периметра, сдвинулся еще на одно деление, заставив и без того напряженный разум анализировать каждый кубический сантиметр окружающей реальности. Сапсан не сомневался, что в таком же взвинченном и одновременно уравновешенном состоянии находятся мысли остальных сталкеров.

Каждый из них имеет право ослушаться проводника, но никто из них не имеет права на ошибку. Верить одному – и не верить себе, верить себе – и не верить никому. Шаг, еще шаг… солнце, кровоглот его дери, спряталось… еще шаг, еще, еще, еще…

Последние шаги, как всегда бывает на завершающей стадии тяжелого перехода, оказались самыми изматывающими. Шалый замедлил ход, и Сапсан понимал, что сделал он это нарочно – проводник не давал ни себе, ни остальным проникнуться мыслью, что опасность миновала. Преждевременное моральное облегчение погубило уже не одну сотню сталкеров – эту догму без сомнения понимают все, но никто не застрахован от торопливого полудурка, который, увидев конец дистанции, раньше срока сорвется с размеренного ритма и заспешит к выходу, не заметив притаившейся возле него смерти.

– Полтергейсты возвращаются! – прохрипел Варяг. – Бугор, давай ходу.

– Успеем, мужики, – обернувшись и оценив степень угрозы, процедил в ответ Шалый. – До них полтораста шагов, а нам двадцаточку осталось.

Увидев, что Тюлень пытается обойти идущего впереди Чифа, бригадир грозно рыкнул:

– Тюлень, ласты прострелю! А ну назад!

– Не успеем! – нервно выкрикнул тот.

– Успеем, твою мать!

Сапсан оглянулся. Полтергейсты разделились и теперь, будто соревнуясь друг с другом в маневренности, выписывали зигзаги, обходя «горелки», которые, естественно, чувствовали великолепно. Сталкер стиснул зубы, борясь с желанием оттолкнуть Питона и дать деру по ровному, такому безвредному на вид желтоватому мху. Спортсмена, судя по его прерывистому дыханию, мучила та же идея. Как бы не сорвался здоровяк.

– А в тюрьме сейчас ужин, – попытавшись разрядить обстановку, громко сказал Сапсан первое, что пришло в голову.

– Макароны, – в тон ему отозвался идущий перед спортсменом Колода. И тут же добавил: – Питон, не шуми дыхалкой. Кости и так ломит.

– Замолкли все! – отрезал Шалый. – Приготовились… выходим!

Они выскочили из плотного кольца аномалий так, как выскакивает в опытных руках пробка из бутылки шампанского – сохраняя медленную плавность продвижения до самого последнего миллиметра. И лишь когда горлышко горячей «бутылки» осталось позади, рванули навстречу холодному октябрьскому ветру, вываливаясь на уже безопасный клочок земли.

Не сговариваясь, все разом обернулись в сторону болота. Полтергейсты, будто радуясь, что сумели хорошенько напугать непрошеных гостей, кувыркались среди едва видимых, благодаря набежавшим тучам, аномалий, перегукиваясь друг с другом на понятном только им языке.

Шалый подошел к Тюленю и, отвесив ему крепкий подзатыльник, веско произнес:

– Еще раз увижу – выкину из бригады. Усек?

– Извини, папа.

– Вот и не доводи до греха, – уже мягче сказал Шалый и беззлобно потрепал его по плечу.

Сапсан даже не удивился такой подробности. И тому, что не удивился, – не удивился тоже. Бывает. Все-таки не школьник за батей бегает. И, судя по тому, что другие сталкеры тоже не отреагировали на поучение непутевого отпрыска, о родственных узах ветерана-бригадира и Тюленя они уже знали. Далеко же откатилось яблоко от яблоньки. Хотя какие его, Тюленевы, годы.

Интересно, как поступит Шалый, если накосячит сынок серьезно? Действительно выкинет или отцовские чувства возьмут верх над ответственностью за команду? Нет, пожалуй, не возьмут. И не выкинет. Просто появится в Зоне отдельная боевая единица – отец и сын. Пожалуй, так и будет… М-да…

Сапсан оглядел свою «боевую единицу».

Колода степенно курит, согревая ладони спрятанным в них угольком самокрутки, а вот Питон что-то подозрительно долго смотрит на играющих полтергейстов. И недобро как-то смотрит.

– Эй! Ты чего? – Сапсан сделал шаг к спортсмену и наткнулся на его злобный взгляд.

– Летают, суки, – негромко сказал Питон, снова отворачиваясь в сторону болота и поднимая ствол «калаша». – Летают. А мы из-за них на брюхе ползай!

Он нажал на спусковой крючок, уже падая под весом навалившегося сзади Кузи. Но и двух неприцельно выпущенных пуль оказалось достаточно.

Жженые топи взорвались.

Сначала разрядились несколько «горелок» возле самого края. Огненные столбы взметнулись на высоту двухэтажного дома, заставив людей отпрыгнуть от хлынувшего потока раскаленного воздуха. Упав на живот, Сапсан откатился подальше от бушующих аномалий и тотчас обернулся назад, не в силах пропустить дикое зрелище. Ведь те, кому довелось видеть подобный ад, уже никому не расскажут о его безумной красоте. А тебе выпала честь, сталкер. Увидеть – и не умереть.

Обуявшее Жженые топи многометровое огненное цунами с огромной скоростью пожирало гектар за гектаром. Нарастающий багряный шквал не давал даже на мгновение усомниться в своем могуществе, с громким воем выжигая дотла и до мельчайшего праха все, что посмело оказаться у него на пути. А возникавшие вдалеке вихри пламени порой взлетали так высоко, что, казалось, доставали до облаков.

Буйство аномальной стихии длилось меньше минуты, но Сапсан был уверен, что за это время огонь добрался до самого Рубежа, не оставив и следа от любого живого существа, которому довелось очутиться на болотах. Сколько же бродяг могло полечь и наверняка полегло в этом хаосе?!

– Ах ты, ублюдок! – еле слышно, почти мысленно проговорил он, вставая и поворачиваясь к Питону, с твердым намерением прострелить, наконец, его тупую башку.

Но было поздно. Питона уже били.

Шалый, Кузя, Чиф и Варяг, сгрудившись вокруг спортсмена, с размаху опускали тяжелые ботинки на его ребра. Питон лежал на боку и, инстинктивно съежившись под градом сыплющихся ударов, старательно прикрывал одной рукой голову, а второй прижимал к животу автомат, который в пылу гнева у него никто не додумался отнять.

Тюлень, Колода и Татарин стояли в стороне, безмолвно наблюдая за этой экзекуцией.

– Ты что наделал, варнак! – прохрипел Шалый, занося ногу для очередного пинка. – Ты же наших ребят сжег, паскуда. Хмыря и Гнуса похоронил! Каз-ли-на!

Каждый слог «казлины» сопровождался глухим ударом, и Сапсан, с которого при виде расправы уже слетела слепая ярость, стал даже немного бояться за жизнь Питона. Нет, ему не было его жалко. Даже наоборот – на его глазах происходило то, что он не единожды хотел сделать самостоятельно. Слишком борзеет Питон, слишком умным себя считает. И считает необоснованно, потому что до сих пор его самонадеянность только чудом не стоила жизни всей их троице.

В одиночку провести подобную воспитательную акцию затруднительно, да и последствия будут непредсказуемы. К тому же, как ни крути, а его, Сапсана, цель – не наставление на путь истинный какого-то тугодума, но исключительно и только собственный барыш. Голый расчет, при котором личные эмоции – только помеха в решении основной задачи. Однако без Питона, или, по сути, без еще одного ствола, дорога до Припяти и обратно приобретет совсем призрачные очертания. Дурак-то он, конечно, дурак, но вот если его убьют – все, только назад. А назад дороги нет.

Неизвестно, погиб ли в Жженых топях кто-нибудь из знакомых бродяг, но тех двоих жильцов, если уж положа руку на сердце, он совсем не знал. Жили-были – и перестали жить и быть. В Зоне такое сплошь и рядом. Лес рубят – щепки летят.

С этой мыслью Сапсан приготовился принять свою порцию колотушек, которые, во время попытки успокоить не на шутку разъяренных – и справедливо разъяренных – сталкеров, наверняка будут им получены.

Подойдя к Шалому, он, насколько мог резко, сказал:

– Хватит. Убьете. А мне его тушка еще нужна. Кого я аномалиям буду скармливать, если вдруг потребуется.

Вместо ответа на Питона снизошли еще два крепких удара.

– Кого бьем? – вдруг раздался сзади веселый голос.

Обернувшись, Сапсан нос к носу столкнулся с коренастым улыбающимся парнем лет тридцати. Широкое веснушчатое лицо незнакомца прямо-таки лучилось любопытством и искренностью заданного вопроса.

Рядом с веснушчатым стоял худой долговязый брюнет, мусолящий обветренными губами сигарету с серебристым фильтром.

– Кого надо – того и бьют, – важным баском сказал брюнет, залихватски выдохнув из ноздрей голубоватый дым. – Не мешай, Гнус. Устанут – сами скажут.

– Нет, ну интересно же. – Веснушчатый не переставал улыбаться. – Эй, бугор, отвлекись. Мы с Хмырем уже за холм ушли, увидели фейерверк, сюда побежали. Беспокоимся за них, понимаешь, а они тут заняты, оказывается.

Последние слова он уже еле выдавливал, силясь вырваться из крепких объятий налетевших товарищей.

– Живые! – воскликнул Чиф.

– А ты думал, – ответил Гнус. – Нам без тебя помирать не в кайф.

– Почему аномалии перестали отмечать? – спросил Шалый, не подавая вида, что удивлен неожиданным воскрешением преждевременно оплаканных товарищей. Он забрал-таки оружие у вытиравшего кровь Питона и теперь, держа в каждой руке по «калашу», выглядел как заправский, хоть и довольно грязный, герой боевика. – О полтергейстах не предупредили и присылаете чушь какую-то.

– Что успели – скинули. – Хмырь выплюнул окурок. – А потом полтеры налетели, и реально не до вас стало. Вы скольких видели?

– Троих, – сказал Чиф. – Бодрые такие, жуки майские.

– А мы шестерых и двое из них – огненные. Еле улизнули. Шалый, я же отправил, чтоб вы назад шли. Ты принял?

– Принял, да. – Бригадир развел руками. – «Идите в зад». Ай, юмористы. И что мне делать? Раскорячиться посреди аномалий и сказать мужикам, что нас Хмырь с Гнусом в жопу послали? Как-то, знаешь, неудобно получится. Ответить же я тебе не могу – в слепом режиме идем.

– Ну мне тоже неудобно лежа на пузе романы строчить в такой компании, – пожал плечами Хмырь. – Написал коротко и понятно, как еще надо-то?

– Слитно надо, двоечник. Да ладно, разобрались.

Увидев, что остальные сталкеры, слушая их разговор, пытаются спрятать улыбки, Шалый прикрикнул: