Царица амазонок Фортье Энн

Но хотя подруг и не было рядом с ней на башне, Мирина знала, что Лилли, Кайми и Питана молятся за Париса во дворце внизу. И Кара тоже заливалась слезами, когда Мирина уходила от них, с несчастным видом сидевших возле кухонного очага, и снова и снова просила прощения за те беды, что им причинила.

Однако Мирина не верила, что Кара действительно сожалеет о содеянном.

– Зачем ты старалась ее спасти, перевязывая ей запястья? – спросила она Лилли. – Ты ей вовсе не оказала услуги. Она хотела умереть.

Лилли покачала головой:

– Она никогда не хотела умереть. Она просто хотела новой жизни. И именно это я и пытаюсь ей дать. – Когда Мирина попыталась возразить, Лилли прижала ладонь к ее губам. – Тебя ведь не было с нами на том корабле, что увез нас в Микены. Так что кое-чего ты не знаешь. Когда мужчины обнаружили, что я слепа, они хотели выбросить меня за борт. Но Кара этого не допустила. Она сумела убедить сына царя, что я обладаю священной силой. Именно тогда она и привлекла его внимание. – Лицо Лилли исказилось от гнева. – Она спасла меня, и это стало ее гибелью.

Противники явились на место битвы ровно в полдень, как и было условлено.

Менелай с ревом примчался с берега на колеснице в сопровождении ободряющих криков его людей. Парис в то же самое мгновение появился на своей колеснице из северных ворот, не дав возможности противнику покрасоваться перед зрителями в одиночку.

Но наследника Спарты было не так-то легко огорчить. Входя в большой круг, очерченный на гравии, он как будто и не замечал громких ободряющих криков иноземных моряков, собравшихся вокруг, чтобы полюбоваться на представление. И точно так же он и глазом не моргнул в ответ на оскорбления, которые, словно метательные снаряды, летели с городской стены. Мирина знала: если бы она могла видеть его лицо, то не прочитала бы на нем никаких чувств, поскольку он смотрел на противника так, как смотрит мясник на тушу, которую он разделывает.

У обоих мужчин были мечи и метательные дротики; ни один из них не потрудился прихватить копье, поскольку круг не давал места для разбега. Из них двоих Менелай выглядел куда более защищенным, хотя щита у него не было. Доспехи не только прикрывали его торс, но и охватывали шею и бедра. К тому же он водрузил на голову остроконечный серебряный шлем с красным плюмажем и щитки на руки и голени; таким образом, все его тело, кроме лица, локтей и коленей, было закрыто.

В отличие от него, на Парисе были только простые легкие латы. Он предпочел закрываться от ударов щитом из бычьей шкуры, а не носить ее на себе. Это делало его более уязвимым, но в то же время, пожалуй, и более подвижным. На голове Париса был тяжелый бронзовый шлем, увенчанный полумесяцем и гребнем из конских волос, но двигался Парис так легко и свободно, словно на нем вовсе не было никакого головного убора.

И только когда мужчины воткнули свои мечи в землю, показывая, что готовы к бою, Мирине пришло в голову, что она никогда прежде не видела Париса с настоящим боевым оружием в руках. Она знала, каждое утро он тренировался вместе с другими воинами, и частенько видела, как они устраивают бои с Энеем и Даресом на корабле, но это всегда было просто игрой…

Размышления Мирины были прерваны громкими голосами.

Прибыл Агамемнон.

Желая проявить добрую волю, Приам предложил владыке Микен удобное место на северной башне, однако Агамемнон вежливо отказался, сославшись на свой траур. Но человек, только что появившийся рядом с местом схватки на колеснице, запряженной двумя лошадьми, куда больше походил на военачальника, чем на отца, потому что был одет в сияющие бронзовые доспехи, как будто и сам намеревался вступить в бой.

И теперь, когда Агамемнон прибыл, схватка могла наконец начаться.

Кто-то бросил камень в середину круга, и, как только этот камень коснулся земли, подняв при этом небольшое облачко пыли, оба воина принялась кружить по полю битвы. Словно желая доказать противнику, что без щита гораздо удобнее, Менелай несколько раз перебрасывал меч из руки в руку, явно одинаково владея обеими.

Наблюдая за всем с башни, Мирина вспомнила одно из тех правил, которым учил ее Парис: всегда заставляй врага недооценить тебя. И, судя по маневрам Менелая, спартанец уже совершил свою первую ошибку, сочтя себя неуязвимым в своих доспехах. Но как только он атаковал, Мирина поняла, что у Менелая действительно были причины считать себя победителем, поскольку двигался он с такой силой и стремительностью, что его первые удары заставили Париса попятиться, с трудом отбивая их щитом.

Зажав рот ладонью, чтобы не закричать, Мирина наблюдала за схваткой с растущим страхом, потому что спартанец наседал на Париса снова и снова, подбираясь к нему под разными углами. Но Парис продолжал уклоняться с обычной для него ловкостью: он пригибался и отпрыгивал в сторону, уходя от дротика и меча.

Тяжелая рука, легшая на плечо Мирины, напомнила ей, что она не одинока в своем горе.

– Не теряй веры, женщина, – сказал царь Приам, и по его обычно суровым губам скользнула странная улыбка. – Это же мой сын. Лучший из всех воинов, каких только знала Троя.

Менелай, при всей его силе и решительности, оказался не в состоянии закончить бой так быстро, как он, без сомнения, предвкушал. И довольно скоро ему пришлось остановиться, чтобы отереть заливавший глаза пот… И дружный крик раздался на стенах Трои, когда Парис воспользовался моментом для атаки. Теперь Менелай пятился по песку, а Парис дротиком наносил ему удар за ударом… Однако доспехи с легкостью выдерживали их.

Мирина чувствовала, как стоявший рядом с ней Приам буквально предугадывал каждое движение Париса. И каждый раз, когда острие дротика упиралось в пластины лат Менелая, царь разочарованно ворчал.

После первых выпадов мужчины отошли к краям круга, чтобы восстановить дыхание. Оба они теперь знали, что закончить схватку быстро им не удастся, и когда они вновь принялись кружить, время от времени нанося удары, стало ясно, что они теперь исследуют сильные и слабые стороны друг друга.

За разминкой должно было последовать блестящее стремительное сражение, однако Менелай предпочитал делать нижние выпады, стараясь достать ноги Париса, и тем самым заслужил недовольство зрителей.

– Нечестно, нечестно… – бормотал царь, прижав руки к парапету башни так, что костяшки его пальцев побелели. – Избавься ты от этого дротика…

И сын как будто услышал совет отца. Потому что, когда острие дротика Менелая на мгновение вонзилось в бычью шкуру, Парис без малейших колебаний так резко повернул его, что Менелай выпустил дротик из рук. И Парис, не трудясь разъединить их, просто отшвырнул за край круга свой щит вместе с дротиком Менелая и тут же бросился на противника с собственным дротиком. Он целился высоко, намереваясь ударить между защищенной шеей и шлемом, но необходимость точности слегка замедлила его движение, и Менелай успел подставить руку.

– Ох, нет!.. – прошептала Мирина, закрывая глаза.

В ответ на это царь Приам повернулся к ней и сказал:

– Смотри туда, женщина, и духом будь со своим мужем! До конца еще далеко.

И в самом деле, после короткого отступления мужчины схватились за мечи и снова начали свой медленный танец, на этот раз ближе друг к другу. Мирина отлично знала меч Париса, и ей всегда казалось, что он устрашающе длинен и тяжел; однако меч Менелая был еще длиннее, и хотя он опять, явно провоцируя Париса, несколько раз делал простые выпады, стало очевидно, что ему необходимы обе руки, чтобы действовать своим оружием.

Если бы Парис следовал тем наставлениям, которые он давал Мирине на побережье у Эфеса, он должен был бы позволить Менелаю атаковать снова и снова, выжидая момент, когда можно будет застать его врасплох. Но очень быстро Мирина поняла, что для себя у Париса совсем другие правила – правила, ставящие честь превыше безопасности.

Нападая на противника снова и снова, Парис не давал тому шанса использовать преимущества огромного меча. И вскоре толпа зрителей начала кричать, что спартанец уж слишком медлителен, и тогда – возможно, от отчаяния – Менелай стал делать то, что он уже пытался сделать прежде: старался достать ноги Париса как самую незащищенную часть его тела.

– Довольно! – прорычал царь Приам, качая головой. – Прикончи его!

И Парис так и сделал.

Чуть помедлив, словно переводя дыхание, он позволил Менелаю отвести меч назад, готовясь к могучему удару… Настолько далеко назад, что Парису хватило простого удара ногой в живот спартанца, чтобы тот с грохотом упал на спину, – и шум этого падения был слышен даже на вершине башни.

В одно мгновение все было кончено. Гигантский меч Менелая зазвенел по гравию, отлетая в сторону, а Парис уже стоял над поверженным противником, прижимая острие своего меча к шее спартанца. Но Парис не убил его. Несмотря на яростные вопли толпы, он просто пнул песок, засыпав им лицо Менелая, вложил меч в ножны и отошел к тому камню, что был брошен в круг в знак начала схватки. Поцеловав камень, Парис поднял его с победоносным видом, и его шлем сверкнул на солнце, когда он посмотрел вверх, на башню, как будто желая, чтобы Мирина первой оценила его победу.

Мирина стремительно спустилась вниз, едва дыша от ликования, и нашла Париса во дворе, где его окружили друзья и соратники, снявшие с царевича шлем и обливавшие его вином. Они дразнили его из-за того, что он не убил Менелая.

– Женитьба сделала тебя слишком мягким! – кричал могучий Дарес, тыча Париса в плечо. – Уж он-то не пощадил бы тебя…

Парис смеялся, обнимая Мирину так крепко, как будто они были наедине.

– Ты не прав! – громко ответил он Даресу, а с его волос стекали пот и вино. – Женитьба сделала меня сильнее! – И он поцеловал Мирину, к немалому восторгу своих друзей, а потом подхватил ее на руки, как делал это в их спальне. – Не беспокойся, – с усмешкой сказал он Даресу. – Мы отлично попируем! Идите вперед, я скоро к вам присоединюсь.

Но, едва направившись ко дворцу, Парис вдруг споткнулся и упал на колени, чуть не уронив Мирину на землю.

– Что такое? – воскликнула она, сжимая в ладонях его внезапно побледневшее лицо. – Ты ранен?

– Нет. – Парис с трудом поднялся на ноги. – Менелай едва меня задел. Идем, – он взял Мирину за руку, – поддержи старичка.

Но ноги снова отказались повиноваться ему, и он упал со стоном разочарования.

Остальным понадобилось немного времени, чтобы понять, что дело неладно.

– Тень! – закричал кто-то. – Ему нужна прохлада! И вода!

Совместными усилиями мужчины отчасти доволокли, отчасти донесли Париса до храма Сотрясателя Земли. И здесь они положили Париса прямо на каменный пол и стали обмахивать чем придется.

– Воду уже несут, – сказал Эней. – Ты просто лежи спокойно.

– Хватит этой глупой суеты, – проворчал Парис, пытаясь сесть. – Кто вы такие? Кучка старых нянек? Не позволяйте моей жене увидеть меня таким…

– Ох, прошу тебя! – воскликнула Мирина, прибежавшая в храм следом за всеми. – Лежи спокойно! Скажи, куда ты ранен?

Парис скривился:

– Да нет никакой раны. Но… я не чувствую ног.

В несколько мгновений мужчины сняли щитки с ног Париса и стянули с него сандалии, надеясь, что это поможет ему восстановить силы. И тут вдруг Эней поднял что-то с пола со словами:

– А это еще что такое?

Это был маленький кусочек полированной кости, похожий на сломанный наконечник стрелы, вот только он почему-то был пустым изнутри, а на его конце виднелось крошечное отверстие.

– Проклятье! – воскликнул Дарес. – Да это же отравленная стрела!

После быстрого осмотра они нашли влажный след от укола на пятке Париса, и Мирина ужаснулась, видя, как помрачнели лица окружавших ее мужчин. Их выражение говорило о том, что они уже видывали людей, пострадавших от отравленных стрел, и знали, что теперь следует опасаться худшего.

– Лежи здесь, – сказал Дарес, похлопав Париса по плечу, – и не двигайся. Это всего лишь пятка. Думаю, все будет в порядке. И не тревожься. – Он встал, жестом позвав остальных за собой. – Мы за тебя отомстим. Мы сейчас же отправимся туда и вольем их же собственный яд в горла этим ублюдкам. Проклятые греки! Можно не сомневаться, это Агамемнон им приказал… – Дарес помолчал, его лицо осунулось от тяжелых чувств. – Присоединишься к нам, когда сможешь.

Мужчины исчезли, переполненные гневом и яростью, а Мирина с Парисом остались одни.

– Лежи спокойно, любимый, – умоляла мужа Мирина, складывая свою шаль и подсовывая ему под голову. – Тебе не лучше?

Парис послушно откинулся на спину. Потом глубоко вздохнул несколько раз, наполняя легкие воздухом.

– Немножко.

– Хочешь, я позову слуг? – спросила Мирина, поглаживая Париса по бледной щеке. – Или твоего отца?

– Нет. – Он попытался поднять руку, чтобы коснуться лица Мирины, однако тело его почти не слушалось. – Они уже скоро придут.

– Прошу, скажи, что все будет хорошо! – молила Мирина, целуя его руку.

– Ляг рядом со мной.

Парис сумел откинуть руку в сторону так, чтобы Мирина положила голову ему на плечо. Потом попытался еще раз глубоко вздохнуть, но его грудь стала слишком тяжелой.

– Будешь ли ты со мной, – прошептал он, прижимая губы к ее лбу, – вот так же, до конца времен?

И только когда Мирина кивнула, он закрыл глаза.

Глава 33

Мне ясно, что ты очень богат, и ясно, что ты – царь множества народов; но то, чего ты просишь, я не могу пока что о тебе сказать.

Геродот. История

Турция, Стамбул

Не знаю, как долго я стояла босиком на тротуаре, глядя на то место, где Джеймс оставлял свою машину. Неужели они действительно уехали без меня? Я просто не могла в это поверить. Ну да, Джеймс обозлился на меня и, скорее всего, понял, что его мстительный выпад против Ника навсегда испортил мое отношение к нему… Но как он мог оставить меня здесь? Или, точнее, как Ребекка могла позволить ему это сделать?

Почти уже сдавшись, я потащилась обратно к дому Резника, чтобы проверить, не там ли еще Ребекка, не ждет ли она меня. Но высокие ворота были уже заперты, и, кроме нескольких охранников, бродивших внутри с переговорными устройствами, никого вокруг не было. Пока я стояла там, не зная, на что решиться, я вдруг услышала, как один из них сказал в свою рацию по-французски:

– Нет, никого здесь нет. Они уехали. – И потом, явно в ответ на вопрос, добавил: – Да, сэр. Голубая и зеленая женщины.

Задохнувшись от страха, я отступила поглубже в тень… И как только охранник повернулся в другую сторону, со всей скоростью бросилась через дорогу, радуясь тому, что мои босые ноги ступают бесшумно по бетонным плитам.

Если Ребекки уже не было в доме Резника, она должна была уехать вместе с Джеймсом. И вроде бы все стало обретать смысл. Охранники начали расспрашивать гостей, задавая не слишком удобные вопросы о похитителе «Истории амазонок», и Джеймс с Бекки, что вполне объяснимо, сбежали. И даже было вполне возможно, что они до сих пор кружили где-нибудь по соседству в «астон-мартине», пытаясь найти меня.

Так что я пошла дальше, прижимая к груди свою драгоценную вечернюю сумочку. От погони и волнения я разгорячилась и вспотела, но теперь холодный ноябрьский вечер обрушился на мои обнаженные плечи со всей силой, и у меня даже зубы застучали. И когда рядом со мной наконец притормозило такси, я поняла, что просто обязана сесть в машину.

– Благодарю за спасение, – сказала я водителю, когда мы поехали вниз по улице и меня стал обдувать горячий воздух. – Я и не подозревала, что в Стамбуле зимой так холодно.

Мужчина вздохнул и покачал головой:

– После вечеринок у Резника всегда какая-нибудь женщина плачет на улице. Куда вы хотите поехать?

Я стянула с рук кружевные перчатки и принялась растирать онемевшие пальцы. Как только я найду телефонную будку, я должна буду позвонить Джеймсу и Ребекке и все им объяснить.

– В аэропорт, пожалуйста, – сказала я таксисту, прекрасно зная, конечно, что до утра ни одного рейса в Англию не будет.

Но я рассчитала, что если проведу ночь в аэропорту, то, по крайней мере, окажусь первой пассажиркой.

Если Резник действительно имел такие связи, как уверял меня Ник, ему не понадобится много времени на то, чтобы сложить вместе все кусочки головоломки и начать подозревать Диану Морган в том, что она имела какое-то отношение к похищению «Истории амазонок». А когда это произойдет, мне лучше находиться за тысячи миль от Стамбула.

Достав из сумки паспорт, я принялась перелистывать его дрожащими пальцами, чтобы еще раз убедиться, что он мой. С этим главным документом в руках я могу спокойно купить билет на самолет; и мне оставалось только скрываться от ищеек Резника до того момента, как самолет поднимется в воздух.

Рассеянно перелистывая страницы паспорта, я вдруг обнаружила между ними желтый листок стикера. На нем заглавными буквами были написаны два слова: «ЕЗЖАЙ ДОМОЙ». Даже восклицательного знака не было, просто два слова, написанные черной шариковой ручкой.

Некоторое время я таращилась на листок, пытаясь понять, что еще могло скрываться за двумя вполне очевидными словами. Потом вдруг мне пришло в голову, что нужно проверить бумажник. Открыв его, я уже приготовилась увидеть пустые кармашки для кредитных карт, но, к моему изумлению, все было на месте. Более того, в отделении, где в момент моего отъезда из Англии две недели назад лежало всего несколько фунтов стерлингов, теперь появились две тысячи евро – новенькими хрустящими купюрами.

Совершенно огорошенная, я взяла ежедневник, чтобы проверить, не найдется ли в нем какого-то ключа к целям и намерениям тех людей, которые все это время держали у себя мои вещи. И я снова увидела то же самое недвусмысленное послание, написанное поперек чистой страницы, начинающей очередную неделю: «ЕЗЖАЙ ДОМОЙ».

Я почувствовала, что буквально свирепею от наглой самоуверенности этих людей. Значит, они хотели, чтобы я вернулась в Англию, и даже обеспечили меня деньгами… Но была ли у меня хоть одна причина, чтобы доверять им, кем бы они ни были? У них до сих пор оставались мои ноутбук и телефон, они по-прежнему были ответственны за шишку на моем лбу, а смысл их действий по-прежнему был мне непонятен. Если только не…

Откинувшись на спинку прохладного кожаного сиденья, я принялась приводить в систему все то, что мне было известно.

На кону стояли некие сокровища, и я уже знала двоих охотников за ними. Тайник амазонок искал Резник, и тем же занимался Ник. Тот факт, что заморочивший мне голову потенциальный любовник стащил у Резника «Историю амазонок», полностью доказывал его вину. Но кем были те женщины в серебристой «ауди», что ограбили меня в Нафплионе? В самом ли деле они, как предполагал Ник, работали на Резника? Или, возможно, они были… амазонками? При этой мысли меня пробила дрожь. Если они действительно были амазонками, то, может быть, их целью было то же самое: не позволить Резнику и Нику – среди прочих – найти их сокровища? Может, они именно поэтому продолжали преследовать меня? Чтобы помешать Нику?

Некоторое время я сидела неподвижно. Это было странное, доводящее до ярости ощущение, что мною двигали, как фигурой на шахматной доске, причем я даже не знала, черная я пешка или белая, и теперь я сидела в такси, снова содрогаясь от предчувствий, и мне неудержимо хотелось выйти из игры.

Шакал ведь много раз пытался меня предостеречь, разве не так? Но я, спеша удовлетворить всех вокруг, не обращала внимания на испускаемые им флюиды. И вот теперь он снова шевельнулся, пересмотрев наше положение, и шепнул мне в ухо, что я не могу вернуться домой, не могу до тех пор, пока в моих руках не окажется «История амазонок». Значит, амазонки не желали, чтобы я действовала на их стороне. Отправляйся домой, требовали они. Да, паршиво. В своем возбужденном состоянии я смогла почти убедить себя в том, что один лишь этот манускрипт мог бы искупить все мои несчастья… Что он наконец мог бы привести меня к бабуле… Но в то же время я вынуждена была признать, что отчасти привлекательность «Истории» была связана с ее временным владельцем, чьи координаты были нацарапаны на сложенном чеке в моей сумочке. Даже если бы Ник не крал «Историю», все равно у него было то, чего я так отчаянно желала: способность собрать воедино мое сердце. Как именно я намеревалась получить у него и то и другое, я пока не знала, но должна была попытаться.

Офис Фонда Акраб вовсе не располагался, как я себе представляла, в самом центре Стамбула. Оказалось, он скрывается в отеле «Чираган-Палас», где, если верить моему шоферу, прежде находилась летняя резиденция турецких султанов.

Несмотря на отсутствие обуви, спутанные волосы и сильно наштукатуренное лицо, я все же была одета в вечернее платье, и, наверное, именно поэтому меня спокойно проводила через вестибюль отеля в отдельную приемную женщина в униформе. Потолки здесь были почти такими же высокими, как в Шелдонском театре, где в мае я получала докторскую степень, а вестибюль был оформлен белым мрамором, который подчеркивал темные деревянные линии верхних галерей. Вверху красовалась гигантская люстра, свисавшая, как казалось, прямо с небес.

Подойдя к стойке регистрации, я увидела, как из лифта выходит знакомая фигура. Он отрастил усы и приобрел пару темных очков, но я провела с мистером Людвигом достаточно времени, для того чтобы узнать его в любом виде.

И он был не один. Рядом с ним был какой-то мужчина атлетического сложения, в красной бейсболке и шерстяной рубахе, и его лицо показалось мне странно знакомым.

И только когда я спряталась за цветочной композицией, меня осенило: глаза, что сейчас прятались под козырьком бейсболки, смотрели на меня с фотографии в старом альбоме всего неделю назад. Конечно, это лицо заметно постарело за прошедшие десятилетия, но напряженный подбородок и пронзительный взгляд безусловно принадлежали Крису Хаузеру из Балтимора – того человека, который давным-давно убедил мистера Телемакоса в том, что браслет с головой шакала связан с амазонками.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы справиться с сердцебиением. Похоже, этой ночью я сумела засечь еще одного игрока. И хотя я все еще была слишком разбита, чтобы сделать какой-то полезный вывод из присутствия Криса Хаузера, я уже знала, что пути назад для меня нет.

Я намеренно выждала некоторое время, прежде чем снова подойти к стойке, позвонить Нику и сообщить, где нахожусь. Когда он спустился, по выражению его лица я поняла, что он пытается угадать, как много мне известно. Это не было лицо человека, который предвкушает ночь беззаботного секса; скорее, Ник походил на человека, у которого за день было слишком много неожиданных гостей. Я знала его уже достаточно хорошо, чтобы понять, что он разочарован, а тот факт, что он до сих пор был в темном костюме, свидетельствовал о том, что у него не было ни минутки времени для себя с того момента, когда он вернулся в отель.

– Привет, богиня! – Он расцеловал меня в обе щеки, но его взгляд в это время обшаривал вестибюль. Потом он обнял меня за талию и повел к лифту, по пути кивнув человеку за стойкой: – Saolun, Гекхан.

А мне как будто только того и нужно было что близости Ника и ощущения мягкого нажима его ладони, и я почти забыла о том, что явилась сюда совсем не для того, чтобы ему уступать.

– Трудный был вечерок? – спросил Ник, когда двери лифта закрылись.

– Резник уж точно знает, как принимать гостей, – сказала я, пытаясь скрыть прореху на одной из моих перчаток. – Тебе не следовало уходить так рано.

Ник посмотрел вниз:

– Ты опять потеряла обувь.

– В самом деле? – Пытаясь выглядеть как можно более беспечной, я приподняла подол юбки и осмотрела собственные ноги. – Надо же, а я и не заметила.

Двери лифта снова открылись.

– После вас, – сказал Ник.

Мы вместе прошли по галерее. И хотя мы поднялись всего на один этаж, гигантская люстра, из вестибюля выглядевшая такой далекой, теперь, казалось, находилась на расстоянии вытянутой руки, и у меня вдруг закружилась голова. С трудом отведя глаза от ее слепящего великолепия, я выругала себя за то, что так легко поддаюсь внушению. Но я все равно была здесь, готовая к тому, чтобы меня соблазнили; нет, пора было встряхнуться и воззвать к своей сущности амазонки.

Дойдя до конца галереи, мы оказались у двустворчатой двери, которую Ник не потрудился запереть.

– Не могу обещать, что останусь, – сказала я перед тем, как войти внутрь. – Я просто хотела нормально попрощаться.

Но как только дверь за нами захлопнулась, Ник взял мою руку, стянул с нее перчатку и прижал к губам мое обнаженное запястье прямо под браслетом.

– Прощание – штука непредсказуемая. Они могут растянуться на всю ночь. – Тут он включил свет, и я увидела просторную гостиную с тремя окнами, служившими рамами для ночного неба над Босфором. – Ты, должно быть, проголодалась.

Я видела, как он бросил взгляд на полуоткрытую дверь, за которой виднелся обеденный стол с грязными фарфоровыми тарелками и смятыми салфетками.

– Не особо, – ответила я, делая вид, что не замечаю беспорядка, оставленного предыдущими гостями. – Но я бы с удовольствием смыла с себя всю эту боевую раскраску.

Ник кивнул с видимым облегчением и отвел меня в обитую бархатом спальню в османском стиле, к которой примыкала соответствующая ей ванная комната.

– Все в твоем распоряжении. Если что-нибудь понадобится, – он показал на позолоченный телефонный аппарат на прикроватном столике, – просто позвони дежурным и скажи, что тебе нужно.

Я улыбнулась в ответ, думая: «Если бы все было так просто…» Но Ник уже ушел, решительно закрыв за собой дверь.

Быстро приведя себя в порядок, я села на кровать, чтобы хоть немного поразмыслить над ситуацией.

Мне было ясно, что этим вечером на Ника свалилось множество проблем, и я просто сгорала от любопытства, желая узнать, каких именно. Может быть, мистера Людвига и Криса Хаузера отправили сюда из Дубая, чтобы забрать «Историю амазонок» и вернуть ее мистеру аль-Акрабу раньше, чем Ник (учитывая, что его постоянно преследовали отнюдь не с добрыми намерениями) подвергнется риску снова ее потерять? В таком случае, думала я, чувствуя укол беспокойства, я уже проиграла.

Как можно тише повернув дверную ручку, я осторожно выглянула из спальни в гостиную, но Ника в ней не было. Однако дверь в другую комнату была приоткрыта, и я решила, что найду его именно там. Прокравшись на цыпочках по толстому ковру, я услышала знакомые звуки – шорох бумаги. А потом… потом наступила тишина.

Я в задумчивости остановилась перед дверью. Неужели всего двумя часами ранее этот человек набросился на меня с поцелуями и пригласил к себе в отель для продолжения? Даже если мистер Людвиг и Хаузер принесли дурные вести, я все равно не могла отделаться от ощущения, что Ник проявляет уж слишком неожиданное отсутствие интереса к моему присутствию.

Я постучала в дверь.

Прошло несколько мгновений, прежде чем появился Ник – со слегка рассеянным видом и в расстегнутой рубашке.

– Еще раз привет, – сказала я, принимая соблазнительную позу. – Ты вроде бы собирался устроить мне экскурсию?

Ник явно смутился:

– А что бы ты хотела увидеть?

– Как насчет этой комнаты? – Я проскочила мимо него, на ходу обшаривая помещение взглядом.

Как я и предполагала, это оказалась хозяйская спальня фантастических размеров, определенно достойная представителей Фонда Акраб, привыкших иметь площадки для гольфа на крышах. Но я увидела и кое-что куда как более важное: на кровати, по размерам явно предназначенной для какого-нибудь султана, лежал большой конверт, из которого выпали листы бумаги.

Видя, что Ник заметил, как я на них уставилась, я беспечно сказала:

– Ты, значит, уже получил приказы о дальнейших маршрутах. А мне казалось, ты говорил, что они не придут раньше утра.

– Я такого не говорил, – возразил Ник, быстро подходя к кровати, чтобы убрать с нее здоровенный конверт, то ли для того, чтобы я не смогла рассмотреть бумаги повнимательнее, то ли для того, чтобы освободить пространство для чего-то еще. – Но не все ведь всегда идет в соответствии с нашими планами, так? – Он убрал конверт в ящик комода и повернулся ко мне, пытаясь изобразить улыбку. – Это шахматная доска дней и ночей… На которой Судьба играет людьми. То ближе, то дальше их переставляет, ставит шах или мат. И один за другим они ложатся в коробку. Что-то в этом роде говорил Омар Хайям.

Мы стояли так довольно долго, и каждый из нас, я уверена, пытался угадать, что думает другой. Наконец я прислонилась к столбику у кровати и сказала:

– Может быть, нам следует просто наплевать на все. Представь себе свободу…

Глаза Ника потемнели.

– На некоторые вещи наплевать невозможно.

Я ждала, что он как-то разовьет свою мысль, но он не стал этого делать. Но то, как он смотрел на меня, заставляло предположить, что он имел в виду не только меня, но и нас обоих; как будто в промежутке времени между приемом у Резника и настоящим моментом между нами что-то произошло… Как будто Ник подозревал, что мне отлично известна воровская сторона его натуры, и он пытался понять, почему я все же приняла его приглашение.

– Какие размеры! – сказала я, с восхищением рассматривая антикварную обстановку комнаты. – Интересно, может ли в этой кровати разом поместиться весь гарем.

Оглянувшись через плечо на Ника, я обнаружила, что он уставился на мой зад.

– Что случилось с твоим платьем? – спросил он. – И с туфлями?

– Хороший вопрос. – Я с небрежным видом заглянула в платяной шкаф. – Ух ты, сколько тут места!

Но «Истории амазонок» там не было.

– Диана… – Ник подошел ко мне. – Что происходит? Поговори со мной. Мы уже столько всего пережили вместе…

– Да, я знаю. – Я неохотно повернулась к нему. – А здесь – кратчайшее расстояние между нашими мирами, верно? – Я заглянула ему прямо в глаза. – Но почему же ты по-прежнему так далеко?

Я увидела в его взгляде удивление, тут же сменившееся сожалением. После этого он нежно обхватил мое лицо ладонями и смягчился.

– Я здесь. Я все время был здесь.

А потом он поцеловал меня… Неторопливым, обжигающим сердце поцелуем, который вызвал из глубины моей души стон желания.

– Божественная Диана… – Ник отпустил меня, скривившись, как от боли. – Если бы ты знала, как ты меня мучаешь…

Я взялась за его расстегнутую рубашку:

– Так покажи мне.

Ник посмотрел на меня с ожесточеним:

– Я просто стараюсь быть джентльменом…

– Так почему бы не начать прямо сейчас? – Я провела ладонью по его обнаженной груди, позволив себе насладиться ощущением его крепких мускулов. – Я ведь сюда пришла не ради вежливой беседы…

Эти слова заставили Ника окаменеть. Или, может быть, что-то в моих глазах вынудило его задуматься. Слегка нахмурившись, он посмотрел на мою руку или, скорее, на мой браслет, как будто встревожился, не укусит ли тот его.

– Нет, – сказал он наконец. – Думаю, не для этого.

Боясь, что он снова примется меня расспрашивать, я наклонилась и опять поцеловала его, надеясь, что этот поцелуй остановит расспросы.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – тихонько сказала я. – Ты слишком много думаешь.

Глаза Ника глубоко заглянули в мои глаза.

– Ты так считаешь?

– О да! – Я погладила его живот. – Слишком, слишком много!

Но только когда я услышала его глубокий судорожный вздох, мне пришло в голову слегка притормозить. В моей власти было сломить сопротивление Ника, но, когда я подняла голову и увидела мрачное, непреклонное желание на его лице, мой пыл мгновенно охладел.

– Извини, – пробормотала я, надеясь, что мне удалось изобразить улыбку, говорившую о соблазнительном обещании, – я на минутку.

Сбежав в ванную комнату, я заперла дверь и прислонилась к ней, дрожа с головы до ног. Роль совратительницы была для меня настолько новой, что я даже не могла отделить ее от собственных чувств. Да, я хотела стащить у Ника «Историю амазонок», но я также отчаянно желала заняться с ним любовью. Разве эти желания не были взаимно исключающими?

Я подошла к раковине, чтобы сполоснуть лицо и руки холодной водой, надеясь, что это прояснит мои мысли. Но женщина, глянувшая на меня из большого зеркала, не желала слышать доводы разума. Ведь на самом деле, как будто говорила она, ты можешь вообще никогда больше не увидеть Ника и будешь рыдать о нем всю обратную дорогу до Оксфорда. В конце концов, он ведь уж точно не из тех мужчин, с которыми можно завязать нормальные отношения. Но все равно, будет эта ночь единственной или нет и наложишь ли ты попутно лапу на «Историю амазонок», ты должна сейчас выйти отсюда и вцепиться в него, девочка!

Оглядываясь по сторонам в поисках зубной щетки, я увидела бритву, оставленную на чашке с пеной для бритья, и застегнутую на молнию сумочку с набором для ванн, лежавшую на рюкзаке Ника, что стоял на полу. Расстегнув сумочку, я нашла и зубную щетку, и пасту… и четыре паспорта, стянутые вместе резинкой.

В полном недоумении я сняла резинку и один за другим открыла паспорта. Национальности и даты везде были разными, и фотографии тоже, но все они безусловно были снимками Ника…

– Фрэнк Данкони из Канады, – пробормотала я, перелистывая паспорта. – Николас Барран из Бразилии… Ну, тебя я знаю. Габриэль Ричардсон из Новой Зеландии. Фабио Аззуро из Италии…

Я села на унитаз, одновременно и потрясенная, и опечаленная. Какой из этих паспортов настоящий, гадала я. Судя по штампам, Ник все их использовал регулярно. А как насчет его имени? Мне всегда казалось, что оно не совсем отражает его сущность, что в том, как он представляется при знакомстве, что-то не так. Может, я просто понимала, что он лжет?..

Ну и что, прошептала женщина в зеркале. Какое тебе дело до того, что Ник не настоящее имя? Скорее всего, это обычный реквизит сотрудников Фонда Акраб. Разве я не убедила уже себя в том, что у нас все равно ничего не выйдет?

Когда я наконец вышла из ванной комнаты, свет был приглушен, играла негромкая музыка, но Ника я не увидела. Я постояла немного на месте, ожидая, что он вот-вот появится, но он не появился, и я заглянула в гостиную. И конечно же, он был там, разговаривал по мобильному телефону, расхаживая взад-вперед перед окном.

Это был мой шанс. Выходя из ванной, я все еще не представляла до конца, каким должен быть мой следующий шаг, но теперь, оказавшись в одиночестве, я сразу поняла, что делать. Не теряя времени зря, я бросилась к комоду, чтобы изучить конверт, который Ник так старательно убирал от меня подальше. Вот только конверта в ящике уже не было.

Куда Ник мог его спрятать? Я поспешно проверила все ящики, однако они оказались пустыми. Понимая, что времени у меня немного, я опустилась на колени и заглянула под кровать. Бинго! Там я увидела металлический чемоданчик.

Дрожа от нетерпения, я вытащила его и, обнаружив, что он не заперт, быстро подняла крышку, надеясь увидеть пачку секретных документов… Но тут же в ужасе отшатнулась. В черных углублениях лежали три пистолета с запасными обоймами.

У меня голова пошла кругом, и я, быстро опустив крышку, затолкала чемоданчик обратно под кровать. Что все это могло означать – паспорта, оружие? Бесшумно поднявшись на ноги, я на цыпочках направилась к двери, проверить, где там Ник, но резко остановилась, когда он вошел в спальню.

– Ну и куда это ты собралась? – спросил он, перегораживая мне дорогу.

Вопрос прозвучал вполне тепло, но меня обдало холодом.

– День был слишком длинным, – начала было я, надеясь, что он не догадается о причине внезапной перемены моего настроения.

– И он станет еще длиннее. – Ник обнял меня, мягко улыбаясь. – Я рад, что мы покончили с джентльменами; теперь посмотрим, сможем ли мы совладать с амазонками.

Он опять начал целовать меня, но я была уже в другом состоянии и настроении, а потому просто не могла ему ответить.

– Извини, – пробормотала я, отодвигаясь. – Я действительно безумно устала…

Ник так быстро отказался от своих намерений, что можно было подумать, будто надеялся на отказ.

– Если ты и вправду настолько утомлена, – сказал он, отпуская меня, – то лучше тебе уйти в свою спальню. Потому что если ты этого не сделаешь… – Его глаза завершили фразу.

В ту ночь я ни на минуту не сомкнула глаз. Уверена, Ник тоже. Как только начало светать, я услышала звук открывшейся двери и предположила, что Ник оставил попытки задремать и решил вместо этого пойти прогуляться.

Было очень странно лежать в грандиозной кровати, совершенно не представляя, что принесет новый день. На смену панике, охватившей меня при обнаружении пистолетов, пришла теплая и размытая фантазия о том, как Ник явится в мою спальню перед рассветом, скажет, что сходит по мне с ума, и пообещает посвятить во все свои дела…

Я думала, мы могли бы провести день в романтической прогулке по Босфору, и Ник во время нее признался бы во всех своих грехах. Он бы, конечно, весьма неохотно описывал ограбление Резника, но я бы проявила полное понимание. Завершить день можно было ужином при свечах в каком-нибудь полутемном ресторанчике на окраине города, где Ник, держа меня за руку и глядя мне прямо в глаза, сообщил бы свое настоящее имя…

Однако солнце взошло, а Ник так и не появился.

Я услышала тихий щелчок дверного замка… и ничего больше.

Выйдя в гостиную в пижаме с монограммой, я нашла маленький листок бумаги на столике у дивана. «Скоро вернусь. Н. Б.»

– «Н. Б.», – вслух произнесла я, чувствуя легкое раздражение. – Не просто «Н», а «Н. Б.»?

Заглянув в открытую дверь главной спальни, я поняла, что Ник действительно ушел. После короткой схватки с собственной совестью – а на самом деле это скорее был рыцарский поединок, в котором мои сомнения были очень быстро выбиты из седла, – я пересекла комнату и опустилась на колени около кровати.

Чемоданчик стоял все там же, но теперь он был заперт. Впрочем, это вряд ли имело значение; я ведь уже знала, что лежит внутри.

Прислушиваясь к каждому звуку, я предприняла новые поиски большого конверта, но укромных уголков здесь было не так уж много – на платяном шкафу, внутри его, под подушками на кровати… И тут мой взгляд наконец натолкнулся на гигантскую красную османскую вазу с ярким цветочным орнаментом. Ник был из тех людей, которые вполне могут спрятать что-то драгоценное прямо на виду.

И в самом деле, все оказалось там: толстый конверт, пачка паспортов и «История амазонок». Переплетенный в мягкую кожу, настолько истертую, что она едва держалась на нескольких нитях вокруг страниц, манускрипт представлял собой листы, покрытые латинским текстом, сильно поблекшим от времени; казалось, буквы словно были написаны едва видимой акварелью. Несмотря на грозившую мне опасность, я испытала бурную радость оттого, что Ник пока что не отдал драгоценную книгу мистеру Людвигу и Крису Хаузеру. Теперь она наконец-то в безопасности, в моих руках.

Что же касается конверта, то я вовсе не собиралась брать его с собой, я лишь хотела бегло просмотреть его содержимое. Однако как только я прочла документы, которые накануне вечером изучал Ник, то осознала, что не могу оставить их здесь. Потому что прямо передо мной, черным по белому, был написан ответ на мой главный вопрос: что на самом деле ищет мистер аль-Акраб? Яркий утренний свет сделал это пугающе очевидным, и я с тошнотворной уверенностью поняла, что должна убраться отсюда до возвращения Ника. Не просто из этой комнаты или из номера гостиницы, но и вообще из жизни Ника.

Стамбульский аэропорт Ататюрк был полон утренней суеты. Мужчины в деловых костюмах толпились в каждом углу и у кофейных автоматов, и мне пришлось простоять в очереди полчаса лишь для того, чтобы узнать, что первый самолет в Лондон, в котором есть свободное место, вылетает в три часа дня.

– Вы уверены, что нет иного способа добраться до Англии быстрее? – спросила я. – Я не против пересадок.

– Мне очень жаль, – сказала девушка, еще раз проверяя данные в компьютере. – Есть только рейс на Амстердам в одиннадцать тридцать.

Какая ирония! Именно так я и подумала, пробираясь между чемоданами и зомби, смотревшими в пустоту и прижимавшими к ушам мобильные телефоны; я искала какое-нибудь кафе, где могла бы скоротать время до вылета. Снова очутиться в Амстердаме! Да еще теперь, когда я была одета как для выхода на подиум – в шляпе с широченными полями и солнечных очках размером с Милан… И все это благодаря дорогим модным магазинам рядом с отелем «Чираган-Палас», меньше чем за пять минут сожравшим половину моего состояния.

Страницы: «« ... 1819202122232425 »»

Читать бесплатно другие книги:

Чужих детей не бывает. Ни на улице, ни в детской песочнице, ни на горке. Если с велосипеда падает чу...
После того как Перси Джексон вступает в схватку с могущественным чудовищем-мантикорой, несчастья нач...
Вот что бывает, когда у тебя нет сестры, бабуля-ведьма передает тебе свой дар, а из-за печи домовой ...
Ближайшее будущее Европы – каким оно будет? Автор придумал свою версию от начала и до конца, но звуч...
Майкл Суэнвик – американский писатель-фантаст, неоднократный лауреат множества литературных наград и...
Первое место на Конкурсе детской литературы «Сорванная Башня» (зима, 2006)....