Хроники железных драконов (сборник) Суэнвик Майкл

Глава 6

Джейн жила, как дриада, в рощице низкорослых деревьев сразу за мусорной свалкой. Она устроила себе жилье в кабине того, что всему остальному миру представлялось ржавеющими останками древнего, поломанного дракона. Полуразобранный корпус с наваренными на иллюминаторы стальными пластинами глубоко ушел в глинистую почву. Лопасти тяговых двигателей навсегда застыли в одном положении.

Джейн слыла существом тихим, она как раз вошла в возраст и, сама о том не подозревая, очень похорошела. От нее постоянно несло холодным железом, и, по идее, само появление молодой незнакомки не могло не вызвать массу пересудов среди местных жителей. Однако ничего подобного не происходило. Соседи воспринимали ее – если вообще брали на себя труд вспомнить – как скучный, но неотъемлемый атрибут здешней жизни, ничем не примечательную лесовичку, обитавшую здесь столько же, сколько любой из них.

Всепроникающее влияние дракона хранило подменыша. Только она да 7332-й знали о ее человеческой природе и сравнительно небольшом времени, прожитом в здешнем лесу.

По будним дням школьный колокол осенял окрестности магическим звоном, возвещая о начале занятий. Молодежь сбегала с холмов, перепрыгивала через ручьи, появлялась из пещер и дверей загородных домишек, вываливалась из куп деревьев. Сила, во много раз превосходящая их собственную, влекла всех в школу, побуждая к учению.

Распахнув однажды утром входной люк, Джейн обнаружила, что в мир явилась весна. Промерзшая почва оттаяла и размякла до состояния грязи, наполнив воздух восхитительным запахом чернозема. Деревья стояли еще голые, черные и без почек, но коричневая прошлогодняя трава уже дышала жизнью, выпустив из глубин каждой кочки нежные стрелки свежей зелени. Первый мерион пытался затащить к себе в жилье погнутую цинковую шайбу.

У задней лапы дракона распустился крокус. Джейн спрыгнула на землю и присела рядом с ним на корточки, восхищаясь, но боясь прикоснуться. Нежные, прозрачно-белые лепестки не имели запаха и дрожали от ветерка, создаваемого ее дыханием.

Вот так она и представляла себе свободу. Простая возможность задержаться, полюбоваться цветком, потратить время на бесполезное в общем-то занятие служила ей одновременно и символом и наградой, и хлебом и вином для ее души.

Колокол прозвонил снова, вызвав легкую судорогу в икрах ног.

Джейн резко поднялась. Она напялила широкополую шляпу а-ля Морган Калабрезе и сунула руки глубоко в карманы свободных брюк. Ветровку застегивать не стала.

Утро выдалось слишком хорошим, чтобы спешить. Как бы намеренно сопротивляясь колокольному зову, она легкой неторопливой походкой спустилась с холма.

Через минуту Джейн принялась насвистывать. Ничего не могла с собой поделать.

Даже когда она явилась на школьный двор и обнаружила, что он пуст, а двери школы закрыты – лишь одинокий пес-падальщик крался по футбольному полю, – теплое ощущение утренней благодати не покинуло ее. Сегодня Джейн собиралась навестить молл; Крысякис обещал показать, как вскрыть билетную кассу в автобусе-подкидыше. Настроение ее не портилось до того момента, пока она не ступила на порог школьного здания, сложенного из красного кирпича. По серым рекреациям, от стены к стене, бесконечным прибоем в океане тоски колыхалось бормочущее эхо. Непременные лампы дневного света зудели свою нервную песню.

Из глубин коридоров донесся отвратительный вопль – мерзкая тварь, которую держал у себя в кабинете директор, решила прочистить горло. От ее голоса желудок Джейн вывернулся наизнанку, а по позвоночнику словно провели когтями.

Слегка ссутулившись, она порысила в класс.

При ее появлении жирный старый Хрюк надул щеки, как рассерженная жаба.

– Ну-с, мисс… – он метнул быстрый, почти незаметный взгляд на лежащий перед ним на столе список учеников, – Олдерберри, вы соизволили осчастливить нас своим присутствием? И с опозданием всего на шесть минут? Как мило! Возможно, вы не откажетесь поделиться с остальным классом причиной вашего столь любезного опоздания?

Джейн вспыхнула и уставилась в пол.

– Я смотрела на цветок, – сказала она.

Хрюк приставил к уху ладонь и согнул ноги в коленях, свесив свое круглое тело вперед.

– Что-что?

– Цветок!

– А-а, понимаю. – Преувеличенно серьезное выражение его лица спровоцировало в классе несколько отдельных смешков. – Погрузились в восторженное созерцание наших бесценных маленьких растительных друзей, да?

Теперь над Джейн открыто потешался весь класс.

Она чувствовала, как Хрюк на цыпочках скользнул ей за спину той мягкой, преувеличенно осторожной походкой, которую использовал, когда играл на задние ряды. Он очень гордился своим искусством лицедея и часто похвалялся перед учениками, будто именно оно позволило ему стать самым запоминающимся, а следовательно, и самым лучшим учителем в районе.

– Но, моя дорогая, моя милая мисс Олдерберри, разве вы не знаете, что цветами можно насладиться только тогда, когда они…

Хрюк уже подобрался сзади и гнилостно дышал ей через плечо. Джейн, сама не раз наблюдавшая это действо со стороны, представила, как он все ниже и ниже вжимает голову в плечи, пока острый подбородок и ухмылка полностью не утонут в жирных складках шеи и щек, оставив на безгубом лице один злобный серый свет, мерцающий из-под пыльных дисков его очков. Она знала, что сейчас последует, и догадывалась, какое наказание ее постигнет в случае сопротивления или выражения недовольства. В лучшем случае Джейн останется в классе после уроков, и тогда можно забыть о поездке в молл. В худшем – ей предстоит визит в кабинет директора. А попавшие туда удостаиваются чести на собственной шкуре познать, каково это – заглянуть в глаза василиску. Джейн крепко зажмурилась от предстоящего унижения.

– …сорваны!!! – Жирные пальцы просунулись между ее ног и вцепились в промежность. Издав непроизвольный цыплячий писк, она неловко подскочила, выворачиваясь из хватки. Класс зашелся весельем, все истошно ржали, фыркали, хихикали, гоготали, словно никогда прежде не видели, как учитель разыгрывает эту шутку.

– Садись! – сурово приказал Хрюк. – У нас много работы и нет времени на твои глупости.

Как долог путь до задних рядов. Предназначались они для отстающих. Было там и ее место.

Джейн не успела толком ни с кем сдружиться, поэтому все одноклассники сливались для нее в трудноразличимое скопище причудливых безымянных созданий. Но даже знай она всех до единого, Крысякис все равно выделился бы среди злобных лиц и недобрых гримас. Два маленьких красных глаза безумно светились в глубине нечесаной копны сена. Кривая улыбочка умника. Слишком тощие и слишком вытянутые руки не соответствовали коренастому телу; но если привыкнуть, то их можно было бы счесть красивыми. Его удивительно длинные, с потрясающей гибкостью сочлененные пальцы могли дважды обернуться вокруг бутылки с кока-колой.

Когда Джейн села рядом, он тоже давил улыбку.

От обиды лицо сковало ледяным холодом. Она так вцепилась в край парты, что ногти побелели. Требовалось срочно как-нибудь снять напряжение.

Джейн дождалась, пока Хрюк, отвернувшись, нагнется за мелом, привстала на своем месте и продемонстрировала его жирной заднице весьма непристойный жест.

Видели только ближайшие соседи. На их смех учитель обернулся, но она уже успела плюхнуться обратно. Руки ее в поле зрения Хрюка не попадали, а лицо – ни виноватое, ни невинное – выражало угрюмость и готовность к обороне как раз в нужной пропорции. Сбитый с толку, педагог вернулся к доске.

Крысякис проглотил грубый смешок. Сиреневая дева поймала взгляд подменыша и улыбнулась. Джейн едва заметно кивнула в ответ и раскрыла учебник.

Пора учиться.

В обед она застыла в дверях столовой, озадаченная выбором свободного места. Садиться с гномами, мальчиками-с-пальчик или сверчками не имело смысла. Даже если бы ей удалось поместиться на один из их крохотных стульчиков. Они всегда держались чересчур обособленно, причем представители каждого из народцев на свой манер. Соседство ламии, гвархелла или храмника также отпадало. Лучше всего отыскать угловой столик, желательно с буфером в виде пустого стула между ней и теми, кто обедает рядом. Она вовсе не хотела выглядеть надменной недотрогой. Место между двумя разными группами также подходило – тогда можно смотреть прямо перед собой и не привлекать ничьего внимания.

В результате, поскольку вариантов получше не нашлось, она уселась рядом с Крысякисом.

Тот увлеченно трепался с долговязым типом по имени Питер с Холмов. Джейн встречала его пару раз на занятиях. Питер носил травленные кислотой джинсы и джутовую куртку с изображенной на спине «Дикой охотой» во время их турне «Трубят рога Эльфландии». Юный фей имел плохой цвет лица и хорошую стрижку. Когда Джейн пристроилась за их столик, он посмотрел поверх нее и обратился в пространство:

– Чья козочка?

Она напряглась.

– Это со мной, – ответил Крысякис. – Ты не против?

Питер пожал плечами:

– Мне по фигу.

Джейн ела молча, боясь присоединиться к беседе. Речь шла о машинах – похоже, Питер был докой по этой части, – о психологии крылатых драконов, отклонениях в поведении древнего сверлильного станка, содержавшегося при школе столько, сколько помнили даже самые отпетые второгодники, и которого можно было бы давно усыпить. Она слушала как завороженная. У них на уроках, если об этом вообще заходила речь, машин касались чисто теоретически. Джейн несказанно завидовала практическому опыту мальчиков.

Когда она взяла поднос и собралась уходить, Крысякис небрежно бросил:

– Так ты вечером, да?

Джейн кивнула и смылась.

Поскольку уровень школьной подготовки подменыша сильно недотягивал до уровня остального класса, ей приходилось каждый день после уроков оставаться на два часа дополнительных занятий с Бледным человеком. Высокое тонкое создание носило бежевые слаксы, белую рубашку и парусиновые туфли. Цвет его кожи всегда оставался таким же безжизненным, как и одежда, а глаза были еще мертвее.

Он, как всегда, не отреагировал на ее появление. Бледный человек неподвижно сидел на деревянном стуле, сложив руки на коленях, спиной к доске, уставившись в пустоту прямо перед собой.

– Здравствуйте… Меня прислали сюда на дополнительные занятия…

Он поднял глаза на подменыша. Слабо кивнул. Неторопливо, без эмоций взял книгу, открыл ее, перелистнул страницу, вернул назад.

– В небе имеются три звезды, – произнес Бледный человек, – движущиеся вокруг Юпитера. Блуждающие звездные тела устанавливают малый зодиакальный процесс этому страннику в его величавом двенадцатигодичном шествии вокруг Солнца.

Приходилось изо всех сил сосредоточиваться, чтобы уловить значение его слов, настолько бесстрастно они произносились. Не делай Джейн над собой усилий, под его монотонный бубнеж она непременно унеслась бы за пределы реального мира. Бледный человек запросто мог ей это позволить. Ему не было до нее никакого дела. Репетитор происходил из какого-то лесного народа. Изгнанный из родной среды, он усох и ослаб и, казалось, вообще не до конца отдает себе отчет в том, где находится. В нем напрочь отсутствовала присущая всем прочим живым существам естественная сила и энергия.

Продолжая бубнить, Бледный человек щелчком выудил из мятой пачки мятую сигарету, разгладил ее между пальцами, сунул в щель рта и похлопал себя по карманам в поисках спичек.

Джейн тихонько вздохнула. За окном виднелся разукрашенный зимними деревьями горизонт. Она с тоской подумала про Крысякиса и поход в молл.

Что поделаешь, надо выполнять свою часть договора. Дракон предоставил ей жилье, защиту и питание. Запасы продуктов дважды в неделю привозили прямо к входному люку. Могущества стального чудовища вполне хватало на какую-то техническую уловку со службой доставки, но для полного восстановления собственного тела ему требовался квалифицированный инженер. Джейн, в нынешнем своем невежественном состоянии, ничем ему помочь, разумеется, не могла, и, с ее точки зрения, они заключили честную сделку. Невзирая на личные отношения, дракон и подменыш нуждались друг в друге. Дополнительные занятия с Бледным человеком, несомненно, являлись частью той цены, которую она согласилась заплатить.

– Извините, – робко произнесла Джейн, – но какое воздействие эти малые планеты оказывают на наше поведение и нашу судьбу? В смысле, понимаете, астрологического влияния?

Репетитор оторвался от книги.

– Никакого.

– Вообще никакого?

– Да.

– А что оказывает? В смысле, управляет нашими судьбами.

– Единственные внешние силы, имеющие на нас какое-либо влияние, – это те, что мы встречаем каждый день: улыбка, нахмуренные брови, кулак, кирпичная стена. То, что ты называешь судьбой, просто семантическое заблуждение, видимость придания цели слепой случайности. Поскольку любой из нас обречен противостоять потоку случайных событий, нами движут исключительно внутренние побуждения и силы.

Джейн уцепилась за последние слова.

– Тогда, по вашим словам, получается, что наша судьба заключается в нас самих, так?

Он покачал головой.

– Если так, то ее значение неуловимо мало и им можно пренебречь. Я бы не советовал полагаться на столь незначительную величину.

Холодная бездна отрицания распахнулась вокруг Джейн, протянувшись в бесконечность одновременно по всем осям и совершенной сферой объяв всю вселенную. Жизнь, представленная ей Бледным человеком, – хаотичная, лишенная истока, цели или направления, – казалась невообразимой. И все же он настолько очевидно пребывал по ту сторону границы мира иллюзий, утешений или желаний, что Джейн просто не могла заподозрить его в неискренности. Бледному человеку не было нужды обманывать ее.

– Но все, кого я знаю, верят во влияние планет.

– Да. Верят.

Она ждала продолжения, но Бледный человек больше ничего не сказал.

– На введении в астрологию нам рассказывают, что у каждого существа есть звезда-покровительница и что каждой звезде соответствует свой камень, цвет и музыкальный тон, а также растение, являющееся лекарством от болезни, вызываемой затмением данной звезды.

– Все неправда. Звездам нет до нас ни малейшего дела. Даже наше полное исчезновение никак на них не отразится.

– Но почему?! – воскликнула Джейн. – Если это неправда, зачем нас этому учат?

Сухой палец наставительно, без всякого раздражения, постучал по книжной странице.

– Преподавание любого предмета требует учебников, таблиц и наглядных пособий. К тому времени когда совокупность информации, классифицированная как астрологическая, была дискредитирована и устарела, само ее наличие уже представляло интерес для определенных кругов. Эти определенные… персонажи наживаются на поставочных контрактах.

Запах меловой пыли драл ноздри – статическая эманация мертвых молекул, подвешенных в неподвижном воздухе, и ничего больше. Джейн чувствовала их вкус во рту.

– Но если дело обстоит так, как вы говорите, тогда все бессмысленно. Верно? Я хочу сказать, тогда вообще ничто ничего не значит, так?

– Acu tetigisti, – произнес Бледный человек своим бесстрастным голосом. – Ты прикоснулась к этому иглой.

Джейн передернуло, словно по ее могиле пробежала крыса. Ну конечно! Случайно произнесенное истинное имя Задиры вызвало к жизни с таким трудом подавленные образы. Однако в глубине души маленький и верный колокольчик сигнализировал о попытке собственного сознания подсунуть ей более удобный, но совершенно ошибочный вариант ответа.

На самом деле только что снова что-то куда-то стронулось. Только непонятно – что и куда.

Молл воплощал в себе все фантазии Джейн и даже немного больше. Он поднимался из изящно стесанной вершины холма на белых мраморных колоннах, а крыша его выгибалась куполом цвета травы. Девочка нервно прошла мимо загона, где хромированные скакуны фыркали, били копытами об асфальт и пускали струйки масла.

– Вперед, – с раздражением прикрикнул Крысякис, – не будь такой клячей!

Через ворота слоновой кости он подвел ее к главному входу.

Внутри центра времени не существовало.

По всему зданию лилась тихая музыка. Свет продуманно расположенных светильников на бронзовых подставках, радуя глаз, бесконечно разнообразил фактуру и оттенки товаров, размывал границы теней и веселыми зайчиками отскакивал от зеркальных шаров, вращавшихся среди развешанных над головой рекламных флажков-указателей. Джейн казалось, само присутствие здесь облагораживает ее, одну из тысяч элегантных покупателей, чьи вкусы призван удовлетворять весь этот мягкий ненавязчивый мир внутри этих стен.

В воздухе пахло лилиями, кожей и шоколадным печеньем.

– Мы здесь для дела, – наставительно напомнил Крысякис.

Молл вмещал в себя сотни великолепных магазинов, каждый словно шкатулка с драгоценностями. Аудиосистемы, парчовые одеяния, изумрудные туфли – ряд за рядом дорогие товары заполняли полки. Богатство множилось и повторяло само себя в таком изобилии, что сознание не могло вместить его целиком. Джейн застыла перед витриной с вывеской «Der Zauberberg»[2]. Ее отражение накладывалось на кубки из резного хрусталя, пепельницы, графины, пресс-папье и чаши, каждая алмазно-острая грань отбрасывала радужные блики, а за ее спиной витали смазанные призраки мускатных деревьев, фонтанов и эскалаторов. Голова пылала от всей этой сладкой роскоши.

Крысякис схватил оторопевшую до полуобморочного состояния Джейн за руку и поволок в ближайший бутик. Заведение называлось «У Уленшпигеля».

– Кончай зырить! – раздраженно произнес он. – Вот. – В кармане у подменыша сам собой материализовался небольшой, но увесистый предмет. – Держись спокойно.

– Что? – Она выпучила глаза и шепотом поинтересовалась: – Что это?

– Часы. – Крысякис скроил строгую гримасу. – Не шипи так, ты привлекаешь к нам внимание.

Джейн робко позволила ему провести ее еще по нескольким торговым точкам. Разговаривая совершенно нормальным голосом, абсолютно естественно замолкая, когда кто-либо оказывался слишком близко, Крысякис прочел ей лекцию о мерах безопасности и наиболее тонких моментах магазинной кражи.

– Золото не хватай, – предупредил он, останавливаясь перед ювелирной лавкой. – Оно только для виду. Настоящее хранится в сейфе в задних помещениях. А это дерьмо, которое на витрине, живет всего день. Пока несешь его домой, оно превратится в сухие листья или в камешки. А то и в дохлую мышь.

Джейн ойкнула.

Крысякис показал расположенные наверху по углам неприметные антиворовские амулеты, заколдованные зеркала, позволявшие гоблинам-охранникам вести дистанционное наблюдение за торговым залом, серебряные броши, кричащие «Вор!», если их без разрешения хозяина вынуть из футляра. Он определенно знал толк в своем деле.

Ни на «Enchant»[3], ни на «Модные штучки Матушки Холле» Крысякис не покушался – и вообще, как заметила Джейн, любое заведение, принадлежащее высоким эльфам, он игнорировал. Крысякис выбирал магазины, где толпились представители всех рас и сословий и само их присутствие не привлекало внимания бдительного ока сотрудников охраны.

– Теперь твоя очередь.

– Но я не могу!

Крысякис пропустил ее «не могу» мимо ушей.

– Вон тот – «Элидонское древо». Только не трогай в дальнем конце шарфы с платками. Они заклятые. Я проверил, когда мы проходили. Это как слабый электрический удар. – Он ее подтолкнул. – Буду ждать у источника.

Джейн, сама не помня как, оказалась внутри магазина. Она медленно двинулась между стеллажами со спортивными костюмами цвета вишни и давленого лайма, задержавшись перед выставочным стендом с парфюмерией. Недоумевая, словно во сне взяла в руки бутылочку свинцового стекла «Merde du Temps»[4] от Риччи Иса. Прелестная вещица великолепно умещалась в ладони.

– Вам помочь?

Рядом материализовалась ведьма – аристократически острые скулы, кожа модного трупно-бледного оттенка. Судя по выражению ее лица, в необходимости предложенной помощи она весьма сомневалась.

– Нет! – Джейн поспешно вернула духи на место. – Просто… просто смотрю.

Ведьма с ледяной улыбкой чуть отступила. Джейн отправилась вглубь магазина.

Куда бы она ни свернула, ее спина постоянно чувствовала давление взгляда бдительных глаз, сила этого взгляда ощущалась почти физически, она толкала ее все дальше и дальше в недра магазина, пока девочка не уперлась в крайний стеллаж. Ее пальцы машинально принялись теребить красно-черный шейный платок с каемкой из белых черепов и кельтскими спиралями по углам. В этот момент ощущение пристального взгляда исчезло: вероятно, какой-то посетитель отвлек ведьму и она выпустила из поля зрения подозрительную лесовичку. Джейн торопливо сунула платок под рубашку.

Только тогда в ее памяти и всплыло предупреждение Крысякиса.

На мгновение Джейн съежилась. Сейчас ее ударит молния или примчатся охранники и когтистая лапа сомкнется на ее запястье. Тишина. Джейн вопросительно уставилась в верхний угол с охранным амулетом. Под потолком болталась знакомая связка костей и перьев. Точно такая же, или почти такая, висела над дверью каптерки Благга.

Амулет не действовал на существо человеческой крови.

С колотящимся сердцем она непринужденно двинулась к выходу.

Крысякис поджидал ее на скамье у святого источника в дальнем конце молла. По дороге туда Джейн заскочила в туалет, вынула добычу из-под рубашки, чтобы удостовериться в реальности пережитого, и переложила в рукав. Вскочив на замшелый камень из тех, что огораживали источник, она поднялась на цыпочки и закружилась в танце, став на мгновение такой же дикой, как любая девчонка из ее класса. Затем сложила пальцы в кулак, через него, жестом фокусника, вытянула из рукава платок и замахала им в воздухе.

– Нравится? – поинтересовалась она, смеясь над проступившим на лице Крысякиса выражением крайнего изумления.

– Как ты это сделала? – спросил он с подозрительным видом.

– А-а, – с беззаботным видом ответила Джейн. – У меня тоже есть способы. – Она облизнула губы. – Давай еще раз.

Карманы ее штанов распирало от всякой всячины, а на шее развевался красно-черный платок. Они провели в молле часа два, если не три, однако наружу вышли в ту же минуту, что и вошли. Джейн едва не развернулась кругом, исполненная готовности продолжить рейд по магазинам, но Крысякис схватил ее за руку. Парня сильно задело такое воодушевление спутницы от нового занятия. Возможно, его опыт магазинных краж вовсе не отличался таким совершенством, какое он пытался продемонстрировать.

Ну и ладно! Разве это могло помешать Джейн вернуться сюда самостоятельно?

– Я дома!

7332-й не ответил. Он никогда не отвечал. За все время, прожитое ими за свалкой, дракон ни разу не заговорил с ней. После их единственного безумного и великолепного ночного полета Меланхтон полностью ушел в тень.

– Нас станут искать, – сказал он тогда. – Выполняй свои обещания – и никаких неприятностей не случится.

С тех пор дракон погрузился в молчание. 7332-й обладал сверхъестественным терпением, присущим всем боевым машинам подобного типа, однако на протяжении месяцев, прошедших с того момента, как Джейн в последний раз слышала голос железного ящера, она по-прежнему ощущала затылком его неотвязное, как вытаивающий из-подо льда прошлогодний мусор, присутствие.

Ей лишь осталось привычно разложить учебники и приступить к занятиям.

Снаружи донесся звук мягкого удара. Почти неслышно захлопали крылья, унося в сумерки чье-то тяжелое тело. Видимо, сова или мелкая гарпия добыла еду для своих малышей. Джейн дернула поручень, и заслонка иллюминатора отъехала в сторону. Небо снаружи было прекрасно. В сгущающейся синеве мерцали три низкие звезды. Красная бусина светилась на краю водяного резервуара.

Обычно в это время мимо свалки проносилась стая совсем юных вервольфов. Их отчаянный, исступленный вой долго разносился над дорогой, ведущей в парк. Джейн глядела им вслед и ловила себя на желании стать одной из них: носить грубую, скрипучую кожаную куртку и ботинки на толстой подошве с короткими хромированными цепочками над каблуками, со скучающим видом тусоваться в галерее в ожидании драки и слушать забойную музыку, возможно попробовав чуточку чего-нибудь запретного.

В такие ночи она частенько просиживала у иллюминатора до предрассветного часа, с нетерпением ожидая, когда они поскачут домой, полусонные, с перемазанными кровью мордами. Раз один из них, приотстав от стаи, обернулся в ее сторону. Взгляды их на мгновение пересеклись. Джейн тогда чуть не выскочила из опостылевшего ей жилища и, как была, босиком, едва не помчалась вслед за ним.

Как всегда, возобладал здравый смысл. Вервольфы – им палец в рот не клади.

Собственно, по этой причине и сегодня, и в другие ночи входной люк останется запертым. Она еще немного посидела у иллюминатора, развязала платок и расправила его на коленях. Его соткали из чистого шелка, а мастера-гномы окрасили вручную. Спирали текли от центра и, казалось, закручивались одна в другую. Джейн свободным узлом снова повязала его на шею и развернула широким углом вперед.

– Видел, что я раздобыла? Красиво, правда?

7332-й не откликался.

– Сворованный.

Тишина.

– Я ходила с одним парнем в молл, и он учил меня воровать. У меня хорошо получается.

Дракон по-прежнему молчал.

Каждый вечер, перед тем как уснуть, Джейн разговаривала с 7332-м или, молча медитируя, усилием воли старалась донести до него свои нужды. «Мои туфли износились, – думала она, – скоро мне понадобятся новые. И обувь на сырую погоду тоже. Деньги на учебники, новые джинсы, плакат с Брайаном Фаустом, одетым в черную кожу и со свисающим до бедра „стратокастером“». Иногда дракон слушал, но чаще – нет. И сегодня наконец кумулятивный эффект от его безразличия поднялся в ней, вскипел и хлынул из глаз.

– Чтоб тебя разнесло! Почему ты мне не отвечаешь, сарделька летучая? Почему? – Сдув со щеки слезу, Джейн врезала кулаком по листовой броне. – Знаешь что? Я уже не верю, что ты живой. У тебя топлива оставалось всего на один полет, и ты его извел. Теперь ты просто куча железа. Может, в твоих сетях и есть еще ток, нечто вроде смутного сознания, но это все. Ты теперь как после лоботомии, даже говорить не можешь. Ты ничто! Nada[5]. Продать тебя на металлолом и не мучиться!

Никакого ответа.

Джейн гневно смахнула учебники с кресла пилота и плюхнулась в него сама. Книги соскользнули и рассыпались по стеганому одеялу, покрывавшему ее голый матрас. Она пока не успела обрасти сколько-нибудь осмысленным скарбом, но даже для тех скудных пожитков, которые у нее имелись, в кабине едва хватало места.

От прикосновения пальцев ожили навигационные системы. Панорама сомкнулась вокруг головы подменыша, и она снова увидела мир глазами Меланхтона. Дракон смотрел в землю. Джейн перестроилась на круговой обзор. Поле ее зрения теперь составляло 360 градусов, охватывая с одной стороны помойку с кустами и короткий крутой склон – с другой. Там виднелись узкие, покрытые гарью задние дворы закопченных придорожных кирпичных домиков, ржавеющие остовы велосипедов и других мертвых машин. В зрительном спектре дракона надписи на стенах сияли не хуже неоновых: «Эльфей на мыло!» и «Вся власть гномам!» – с парой скрещенных молотов под ней. В человеческой части спектра три окна мерцали потусторонней синевой телевизионных экранов.

Долгое мгновение Джейн будто балансировала на краю пропасти, готовая призвать 7332-го по имени. Первый слог так и вертелся у нее на кончике языка. Но потом к горлу подкатила сильнейшая, едва ли не до рвоты, тошнота. Нечто начало разворачиваться в ее мозгу.

Взгляд расфокусировался и обратился внутрь, на диагностику механизма; зеленые линии прокрутились и размножились в геометрической прогрессии, словно жили собственной жизнью. Представленный в виде схемы, Меланхтон развернулся объемной картой сплошных разрушений и упадка. Каждая поломка и неисправность, каждый узел, требовавший вмешательства техника – смазки, замены перегоревшей проводки, изношенных узлов или деталей, – проступили с ослепляющей очевидностью. Вороненое стальное тело изрешетили, должно быть, тысячи ран, и каждая служила напоминанием о том, как Джейн собственной душой поклялась их все исцелить.

Присутствие 7332-го ожило вокруг нее массой холодного железа и холодной, холодной крови. Она ощутила себя муравьем на вздрагивающей от подземных толчков вершине горы. Дракон излучал ауру болезни и страданий, от которой, казалось, чернел воздух, и до подменыша впервые дошло – в нынешнем состоянии Меланхтон уподобился затравленному и обозленному на весь белый свет калеке. И как любое искалеченное существо, он может в любой момент выплеснуть свою боль и тоску на кого угодно, причем в форме наиболее соответствующей его прежнему могуществу и потребностям.

Благоразумие вернулось к ней, и вместе с ним пришел страх.

Руки внезапно похолодели. Она шлепком ладони выключила интерактивные устройства. Присутствие дракона угасло.

Спустя какое-то время девочка успокоилась и принялась собирать рассыпавшиеся книги. Пожалуй, она не будет называть истинное имя 7332-го. По крайней мере, не сегодня. Их следующую беседу придется отложить до более подходящего случая.

Но напечатанное в учебниках теперь напрочь перестало доходить до ее сознания. Семь раз подряд тупо пробежав глазами одну и ту же страницу, Джейн не смогла понять даже того, о чем там говорится. Она выпустила книгу из пальцев, перекатилась на спину и рассеянно уставилась в стальной потолок.

Через несколько секунд ее рыдания наполнили бронированную кабину.

Одиночество казалось ошеломляющим, изоляция – полной. Собственная неполноценность давила на нее подобно физическому увечью. Кому она нужна в этом мире, подменыш, маленькая воровка, отстающая по всем школьным предметам!

Глава 7

В своей основе материальный мир состоит из первичной материи. Хотя никто эту материю никогда не видел, поскольку существует она только потенциально, пока не оформится в стихии воздуха, воды, огня и земли, а также в бесконечное число элементов, являющихся производными основных четырех стихий. Творение происходит посредством выделений двоякого рода. Солнечный жар воздействует на океан и вызывает выделение пара, одновременно и влажное и холодное, и, следовательно, его результирующие соединения состоят в основном, но не полностью, из воды и воздуха. Но когда солнце воздействует на землю, происходит дымовое выделение, одновременно горячее и сухое, и его соединения являются по большей части смесями земли и огня.

Джейн любила алхимию. Ее зачаровывало изящество предмета. Путем двух операций из хаоса возникали четыре основных элемента и все вещи, происходящие от них. Разложенный на компоненты дуб полностью состоял из этой четверки в определенном сочетании. Это можно доказать, взяв в качестве примера полено и нагрев его до нужной температуры. Клубок начнет разматываться с выбрасыванием языков пламени и струй горячего воздуха – первых двух элементов. По мере прогорания на обрубленном конце полена начнут пузыриться смолистые жидкости – вода. Затем, когда прокаливание завершится, останется пепел, и этот последний будет четвертым элементом – землей.

– Дымовое выделение, – сказал Бледный человек, – соответствует мужскому началу, а паровое – женскому. Меркурий – это лоно, в котором созревают эмбрионы металлов. Вот почему все великие алхимики – женщины.

«Женщины», – записала в тетрадку Джейн и трижды подчеркнула.

– Не понимаю, как можно по собственной воле стать Королевой Плетеной Лозы.

Трое одноклассников с недоумением уставились на Джейн.