Хроники железных драконов (сборник) Суэнвик Майкл

– Для славы, – пояснил Хебог. – Она может прогуливать уроки, не сдавать экзамены, встречаться с кем взбредет в голову и разъезжать на огромной карнавальной платформе. А все смотрят на нее снизу вверх и машут руками. Она даже получает право носить эту дурацкую тиару. – Отхаркнув комок мокроты, он сплюнул. – Что тут такого непонятного?

– Да, но…

– Ой, не нуди. – Саломея извлекла из сумочки пачку тонких розовых сигарет и, не предлагая остальным, закурила. От девицы с вечно мокрыми волосами, свисающими с продолговатого черепа, постоянно тянуло плесенью. Еще она имела дурную привычку во время занятий грызть ногти на ногах. Саломея не особенно нравилась Джейн, но, за неимением лучшего выбора, приходилось общаться с ней и ей подобными. – Эта тема утомляет меня до безумия, да’агая. Поговорим о чем-нибудь другом.

– Ага. – Крысякис непринужденно отвесил подменышу оплеуху. – Смени пластинку, воришка.

– Эй, помяни черта, а Питер уже тут как тут, – подал голос Хебог. – Питер, дружище! Какие новости?

Хебог был из красных гномов. Эта разновидность гномьего племени обладала почти гротескной способностью из мрачного фатализма стремительно впадать в состояние щенячьего восторга.

– А, привет. – Питер с Холмов, не замечая остальных, рассеянно кивнул гному и обратился к Джейн: – Говорят, ты знаешь, как воровать пленки из того магазина в молле.

– Да, – ответила она, слегка опешив, – умею.

– А ты не могла бы мне рассказать как? Эта цыпочка-русалка, за которой я ухаживаю, ты же знаешь, какие они. Понимаешь, ей хочется, чтобы я достал конкретную запись, а у меня полный голяк.

– Джейн никогда… – начал Хебог.

– Хорошо. – Она заткнула гнома взглядом. В конце концов, разве не ей решать, когда и кому раскрывать свои секреты. – Расскажу. Видишь у меня эту маленькую красную кожаную сумочку? Я несу ее в правой руке расстегнутую, чтобы иметь возможность сунуть туда кассету левой рукой, когда никто не смотрит.

Остальные, особенно Саломея, вмиг навострили уши: с ними Джейн подобными вещами обычно не делилась. Крысякис внимал, сосредоточенно прищурив глазки.

– А как же охранный контур?

– Вот почему кассеты нужно прятать в сумочку, а не рассовывать по карманам. В тот момент когда я выхожу из магазина, я вроде как снаружи, в глубине молла, замечаю подругу, понятно? Мне же надо ее окликнуть, верно? И получается примерно так: «Саломея!» – Она в изумлении и восторге пропищала имя воображаемой подруги и, как бы привлекая ее внимание, замахала сумочкой, одновременно сделав на цыпочках несколько шагов. – Видите? Сумочка проходит над верхним краем охранного контура, а не сквозь него. Главное – держаться как можно естественнее, и тогда охранники не обратят на тебя внимания.

Одноклассники засмеялись и зааплодировали.

– У нее еще миллион в запасе, – гордо заявил Хебог.

– Не годится, – вздохнул Питер. – Это сработает только для девушки. – Он повернулся уходить. – Ладно, все равно спасибо.

– Погоди, – остановила его Джейн. – Какая пленка тебе нужна?

– Новый альбом «Единства противоположностей». Он называется «Мифаго».

– Я достану его тебе. В качестве услуги. Зайди завтра.

– Да? – Питер прищурился, словно впервые заметил ее. – Очень мило с твоей стороны.

Дождавшись, пока он уйдет, Крысякис поинтересовался:

– С чего это вдруг ты стала рассказывать ему такие вещи?

Джейн не нашла что ответить. На самом деле она действовала по наитию. Ей осталось лишь с неопределенным видом пожать плечами:

– Питер симпатичный.

– Влюбилась, – прокомментировал Хебог. – Вот уж безнадега! Этот парень обречен. У него просто на лбу написано.

– Как было предсказано под Горой, – хмыкнула Саломея, – «глубокие руны копья острие прорезало в сердце гранитном ее».

– Эй ты! – Гном стиснул кулаки и сердито уставился на нее. – Это не смешно.

Крысякис, шагнув между ними, толкнул их в стороны.

– Заткнись, Саломея. И ты тоже, Хебог. – Он наградил Джейн испепеляющим взглядом, как будто она спровоцировала стычку. – Однако он прав. Это хуже, чем безнадега. Эта сучка-русалка, за которой ухлестывает Питер, ты знаешь, кто она?

– Нет.

Возвещая конец перемены, прозвенел колокол.

– Ну, назад в шахты. – Саломея бросила сигарету.

– И тебя к черту, – отозвался Хебог.

Джейн поймала Крысякиса за руку уже у самых дверей.

– И кто?

Он самодовольно ухмыльнулся.

– Гвенайдви Зеленая. Ой, да ладно тебе, не надо так хлопать глазами. Ты ведь знаешь Гвен. Да-да, знаешь – это же Королева Плетеной Лозы собственной персоной.

Проводя много времени в молле, Джейн взрослела быстрее остальных девочек в классе. Любой посетитель мог бродить по торговым залам хоть по нескольку дней. Наружу он выходил не позже, чем вошел. Джейн выполняла там много домашних заданий. Она быстро осваивала предметы, и только предубеждение учителей, по-прежнему принимавших ее за глупую, вынуждало ее не прекращать занятия с Бледным человеком.

– Что происходит с Королевой Плетеной Лозы? – спросила она его в тот вечер.

Он перестал читать и посмотрел прямо-на-сквозь-за Джейн.

– Ты знаешь, что происходит с Королевой Плетеной Лозы.

– Да, но почему?

– Традиция. – Бледный человек вновь вернулся к тексту. – Слова, являющиеся транслитерациями с арабского, посредством метатезы включают в себя «абрик», более точная транскрипция аль-кибрит, то есть сера; «альхитрам», от аль-китран, смола; «альмагест», или аль-маджисти, то есть…

– Почему такая традиция?

– Просто.

– Но почему?

Бесстрастный вздох поверг Джейн в состояние шока. Ей, возможно единственной из всех учеников школы, впервые удалось поймать Бледного человека на чем-то, отдаленно напоминающем эмоции.

– Существуют явления, – преподаватель отложил учебник в сторону, – которые могут быть познаны, и их мы изучаем ради достижения понимания и увеличения нашего могущества. Такими областями знания являются алхимия, метафизика и некромантия. На них и на родственных им науках построена вся наша индустриальная цивилизация. Но существуют иные, более темные явления и материи, которые не постигаются разумом. Намерения Богини непознаны и непознаваемы. По ее воле мы все, и мужчины, и женщины, исполняем свой танец, двигаясь по спиралям, вечно сходящимся в одной точке, – спиралям, что в конечном итоге влекут каждого из нас к его судьбе, и судьба эта всегда одна, и избежать ее нельзя. Она не объясняет нам почему.

– Вы говорили, что не существует внешних сил, управляющих нашими жизнями. Что не существует ничего, кроме случайностей и совпадений.

Бледный человек пожал плечами.

– Говорили! – повысила голос Джейн.

– Богиня непознаваема, и ее цели непостижимы, непредсказуемы и неотвратимы. Они с тем же успехом могут быть случайны. Мы проживаем наши короткие жизни в невежестве, а потом умираем. Вот и все.

– Но все умирают неизвестно когда, а Королева Плетеной Лозы умрет в этом году!

– Ты меня вообще слушала? – Короткими резкими движениями он сунул в рот свежую сигарету, прикурил и отбросил в сторону бумажную спичку. Та, сердито щелкнув, отскочила от классной доски. – Богиня желает крови. А что Богиня желает, то получит обязательно. Так или иначе. Если приносимая время от времени жертва отвлекает ее внимание от нас, что ж, тогда это вопрос большего блага для подавляющего большинства.

– Да, но…

Бледный человек поднялся – Джейн впервые увидела его стоящим – и прошел к окну. По классу за ним тянулась тонкая синяя струйка табачного дыма. Бумажные цветы, фигурки приапов, яйца, в честь наступления весны прилепленные к оконной раме, успели побелеть по краям. Окна класса выходили прямо на разгрузочную площадку школьной столовой. Дальнейший обзор закрывала задняя стена спортивного зала. Но преподаватель долго смотрел куда-то сквозь заплывшее потеками стекло и стальные ячеи решетки.

– Я не отсюда, – произнес он. – Там, где я родился, жил один молодой дурак. И этот дурак любил не Королеву Плетеной Лозы, а оренду, которую выбрали Кровавой Девой для закладки нового здания. Ее волосы полыхали как пламя, а чистая и безупречная кожа словно светилась изнутри… Он носил черное платье ученого. Как и ты, он полагал, что можно перехитрить бога Ворона. И вот он соорудил из цветов подобие своей оренды. Это было блестящее произведение искусства. Когда цветочную деву сжигали, она билась и кричала весьма убедительно. Они тайком переехали в далекий город, где ему удалось найти работу замещающего учителя. Он снял комнату на наши… их сбережения. Сначала они купили широкий матрас и телевизор, а потом холодильник, диван и кровать. И они были в меру счастливы.

Но однажды ночью воздух наполнился совами и недобрыми знамениями. Включенный телевизор застонал и заплакал кровью. В их доме случился пожар. Две сотни погибших. После этого ее глаза сделались молочно-белыми. Волосы встали дыбом и трещали от электрических разрядов.

«О Богиня, – вскричала она, – что мы наделали?!»

Он, как мог, утешал ее, но что толку? Судьбу не изменить. Ей суждено было сгореть. Ее вина была бесспорна. Она терзала оренду изнутри и обернулась такой жгучей лихорадкой, что кожа у нее покрылась волдырями и шелушилась. Я… он просыпался по ночам оттого, что постель дымилась и вот-вот могла загореться. Требовалось все время держать под рукой полное ведро воды.

Однажды меня разбудил жуткий синий свет. Она полыхала в центре комнаты, как ацетиленовая горелка, шипя и разбрасывая искры. Я в панике накинул на нее одеяло, пытаясь сбить пламя. Когда она пришла в себя, я уложил ее в кровать. Наутро она со мной не разговаривала, а только плакала. Вместо слез из глаз у нее шел пар.

Так продолжалось не день и не два. Я накоротко остриг ей волосы, чтобы они не загорелись. Я выбросил все спички, чтобы она не могла их съесть. Я отключил все электроприборы, чтобы не вспыхнула проводка. Каждое утро перед уходом на работу я поливал водой все тряпки и стены. Затем я запирал ее в комнате и клал ключ в карман.

К тому времени речь несчастной сделалась едва различима. Она булькала и плевалась, словно чайник. Кожа затвердела и поскрипывала при движении. Она больше походила на рептилию, чем на женщину. Даже глаза не мигали, когда она смотрела на меня. Порой она впадала в транс и начинала вещать.

Джейн едва дышала.

– Что она говорила?

– Ты еще маленькая.

Бледный человек молчал так долго, что подменышу показалось – он умолк навсегда.

Но когда учитель заговорил, голос его вновь стал обычным, бесстрастным и лишенным эмоций.

– Однажды вечером я вернулся домой и обнаружил, что она заткнула полотенцами все щели под дверями и в окнах, вывернула газ и сунула голову в духовку. Все мои усилия ни к чему не привели. Моя девушка умерла, причем не самым лучшим образом. Тогда я вознес молитвы богу Ворону и принес ему свою жертву. – Он пожал плечами. – Буду честен. Тогда это принесло мне облегчение.

Бледный человек, взяв отложенную книгу, вернулся к разъяснению урока. Однако Джейн не могла сосредоточиться. Ее мысли заполнило видение Гвенайдви Зеленой. Русалка, облаченная лишь в собственную красоту, раскачивается в сплетенной из лозы клетке, подвешенной над центром поля. Трибуны полны, вся школа собралась. Пахнет бензином. Взмывает пламя. Толпа ревет.

Живая Гвен сгорала, подобно мотыльку на свече, и кричала, кричала, кричала…

Видение преследовало Джейн в течение всего школьного дня и всю дорогу домой. Вот и свалка. Земля под ногами похрустывала – под слоем почвы плющились и терлись друг о друга ржавые консервные банки. Осторожно ступая, чтобы не подвернуть ногу, она добралась до дома. В кабине Джейн пинком скинула с пилотского кресла стопку белья и подключилась к сенсорной системе.

– Привет, – раздался ее шепот. – Это снова я.

Никакого ответа.

Площадь обзора 7332-го была мала, взгляд его упирался в землю. Джейн начала увеличивать угол обзора, но вдруг из любопытства вернулась к первоначальной настройке. У нее ушла минута, пока она сообразила, чем занят дракон.

Он наблюдал за мерионами.

Раньше крохотный шестиногий народец никогда особо не удостаивался внимания подменыша. Мельчайшие из разумных созданий имели общих предков с пикси. За эоны эволюционного процесса они уменьшились почти до размеров муравья. Упрощение лишило их страсти, благородства, достоинства и честолюбия. Их войны больше напоминали бойню. Мерионы не знали ни литературы, ни песен. Они не питали привязанности ни к чему, кроме тяжелого труда. Джейн не понимала, зачем 7332-й наблюдает за ними.

Крохотные фигурки шныряли среди травы, волокли полоски металла, втрое превосходившие их размером. Тут и там между зеленых стеблей поднимались тонкие струйки синеватого дыма из подземных кузниц. Издали они запросто могли сойти за марево от нагретой земли.

По почти невидимым рельсам мерион-рабочий толкал вагонетку, тяжело груженную тремя ягодами черемухи. В качестве моста, перекинутого через оставленную грязеходом канаву, оборванную колею продолжали две соломинки. На дальнем конце переправы маячила фигурка мериона-воина. Его копье с металлическим наконечником не превышало в длину ковровой иглы.

Воин махнул рабочему. Тот переволок вагонетку через мост и, подтащив груз к выходному отверстию торчащего из грязи старого пылесоса, исчез в его утробе. Джейн моргнула. На мгновение голова у нее пошла кругом – привычная взгляду россыпь мусора вдруг обернулась великолепно организованным поселением. Вон поднимается дымок из старого черенка курительной трубки. Крышей подземной хатки служит контейнер из-под яиц, а шляпка от желудя прикрывает импровизированный дымоход сверху. В загончике, сделанном из наполовину утопленной в земле кофейной жестянки, шевелят усами две прирученные полевые мыши. Их специально подобрали по росту, приучили к упряжи и теперь используют в качестве тяжеловозов. Дороги строятся, ширятся и маскируются срезанными растениями. Ржавый скребок, привязанный сотней нитей к нетерпеливо натягивающим узду майским жукам, служил грейдером для более крупных магистралей.

Повсюду мерионы пребывали в движении: неутомимые микроинженеры, крохотные мастера-конструкторы. Сшитая из дубовых листьев треугольная крыша закрывала от солнца майонезную банку с дождевой водой. Во все стороны расползалась паутина из соломинок для коктейля. От общего резервуара водопровод доставлял воду в каждое скрытое под землей жилище и во все рабочие помещения.

Джейн завороженно наблюдала за ними, пока совсем не стемнело и все поселение крошечных существ не пропало из виду. Только случайная вспышка светляка в фонаре невидимого ночного сторожа да едва заметное потустороннее сияние, пробивавшееся на месте экспериментального заводика по производству метана, выдавали их присутствие. При всем недостатке индивидуальной сложности, мерионское общество в целом оказалось замысловатым и бесконечно увлекательным, как механизм карманных часов с прозрачным хрустальным корпусом.

Джейн резко очнулась. Как же она устала! Все тело затекло, а тетрадь для домашних заданий по-прежнему дожидалась подменыша, исполненная первозданной чистоты. Ну да ладно, одну домашку можно и пропустить. Репутация двоечницы от этого вряд ли пострадает.

Тут как нельзя кстати в памяти всплыло данное Питеру обещание стянуть сегодня вечером запись «Единства противоположностей».

– Твою мать!

Времени впритык, но еще можно поймать «подкидыш» до молла. Однако Джейн вовсе не горела желанием в такую позднотень мчаться сломя голову на пересадку. Придется нырять в «Синеплекс», чтобы прихватить хоть немного сна, там, иначе можно наделать глупых ошибок, затем, обнеся музыкальный магазин, подрезать банку чего-нибудь съедобного, наскоро заморить червя, рыскать в поисках свободной скамейки и, найдя ее, хоть немного полистать учебники. Потом еще предстоит лететь на последний экспресс «Красный глаз». Не слишком ли много заморочек для небрежно брошенного обещания?

Короче, все это она и проделала.

Ну, почти все. На обратном пути Джейн немного замешкалась на выходе из молла, где время текло наполовину нормально и размещались объявления о распродажах. Выходя на улицу, она как раз успела разглядеть приветливо подмигнувшие ей красные огоньки уходящего экспресса. Пришлось топать два километра вдоль парковки. По дороге в неимоверной близости проносились стальные бегемоты, и Джейн едва не сбивало с ног завихрениями воздуха. За кирпичной оградой лесопарка мелькали чьи-то светящиеся глаза и слышались приглушенные возгласы. Кто-то скрытно пробирался в темноте, несомненно следуя за ней.

«Вервольфы! Кошмар!»

А Питер на следующий день в школе появиться не соизволил. За обедом Джейн задала несколько осторожных вопросов и выяснила, что он известный прогульщик.

– Дался тебе этот фей долговязый, – беззаботно фыркнула Саломея. – Все они непостоянны. Может, за это мы их и любим.

По этой самой причине Джейн сразу после уроков впервые оказалась в той части города, которая размещалась за свалкой. Она собиралась отыскать логово Питера, отдать ему кассету и сказать пару ласковых. Торговый район постепенно приходил в упадок. Питер обитал над разорившимся на скидках магазином аудиотехники. На лестнице пахло старой краской и кипяченым бельем. Линолеум на площадке перед квартирой сморщился и пошел трещинами. Она постучала.

– Входи.

Джейн открыла дверь.

Питер, бледный и совершенно голый, лежал, запрокинув голову, на смятой постели. Тонкие ребра выпирали наружу, и подменышу был виден один пепельно-серый сосок. Случайно упавший на бедра край мятой простыни скрывал из виду интимные части тела.

– Поставь на стол, – велел он, не открывая глаз. – Прибавь два бакса чаевых и запиши на мой счет.

Джейн молча стояла, не зная, как поступить. На груди Питера виднелась легкая поросль, и прямо посередине живота протянулась тонкая линия завитков. В углу на стуле гудел черно-белый телевизор. На экране беззвучно металось изображение.

– По-моему, я… не тот, кого ты ждешь, – решилась она наконец.

Питер рывком сел, в панике сгреб простыню и завернулся в нее целиком. На этом силы его иссякли, он снова рухнул на кровать.

– Ах, да. Пленка. Э-э, извини, я… ну, сама видишь, я не в том состоянии, чтобы идти в школу.

– Выглядишь ты ужасно.

– И чувствую себя так же.

В туалете зашумела вода. Оттуда, застегивая юбку, появилась Гвенайдви Зеленая.

– Ой, привет! – Русалка вполне дружелюбно воззрилась на подменыша. – Ты кто?

– Друг из школы, – подал голос Питер, – Джейн Олдерберри. – Глаза закрыты, веки почти прозрачные. Губы белые.

Вот это да! То ли из-за того, что Питер назвал ее своим другом, то ли из-за того, что он знал ее полное имя, но Джейн едва не раскрыла от удивления рот.

– Я просто заскочила отдать это. – Она протянула русалке маленький сверток. – Это тебе. От Питера.

– Как мило. – Гвен приняла кассету, немного полюбовалась ею и неуловимым движением руки заставила подарок исчезнуть. Скользнув на кровать, она свернулась клубком рядом с Питером и погладила его по голове.

– Бедняжка. Так легче?

– У тебя такая прохладная ладонь, – прошептал он. – Такая прохладная. – Питер вслепую нащупал ее пальцы и поднес их к губам, чтобы поцеловать.

Всем сердцем Джейн потянулась к ним. Они оба были такие красивые, такие бесконечно влюбленные, такие обреченные. Разве ее собственная жизнь, пресная и запутанная, могла сравниться с их жизнями? Для ее чувства, столь нежного и такого же сильного, лучше всего подходило лишь одно название – любовь.

– Который час? – Питер внезапно раскрыл глаза. – Мы ее пропустили? Наверное, как раз начинается.

– Тсс, – улыбнулась Гвен. – Я слежу за временем. – Подплыв к телевизору, она повернула ручку громкости. – Да, начинается.

Передавали какое-то очередное ток-шоу со стандартным набором высоких грациозных персонажей с микрофончиками на воротниках элегантных костюмов и одинаково безупречными прическами, зубами и ногтями. Джейн редко пользовалась возможностью поглазеть в телевизор. Подменыша не особенно интересовали бесконечные вариации на тему эльфов и денег, время от времени для контраста приправленные парочкой гномов. Эти шоу с тем же успехом могли транслироваться из другой вселенной, где ни у кого никогда не пахло под мышками, не случалось кариеса и не путались в волосах дохлые мыши. Жизнь в телевизоре не имела ничего общего с ее собственным жизненным опытом.

– Ну, – неловко начала она, – я, наверное, пойду.

– Нет, останься! – воскликнула Гвен. – Это миг моего триумфа! Мы хотим, чтобы ты разделила его с нами; правда, Питер?

– Я хочу того же, чего и ты. Ты же знаешь.

– Ясно? Ой, по-моему, еще хватит времени разогнать. Питер, куда ты ее дел?

– На комоде.

Гвен извлекла длинную трубку с хмурящимся на чубуке меершаумовским Тоби и насыпала в нее довольно много чего-то похожего на черные опилки.

– Хэш, – пояснила русалка, присев на край кровати между Питером и Джейн. Она поднесла мундштук к губам, зажгла спичку и сделала длинный вдох, затягивая язычок пламени вглубь зелья. Не спрашивая, она протянула трубку подменышу.

Кончик мундштука еще хранил влагу от губ Гвен. Джейн, опасливо сунув его в рот, глубоко вдохнула. Легкие тут же наполнились дымом – едким, дерущим горло. Она подавилась и закашлялась. Из нее вылетало облако за облаком, в непостижимом количестве заполняя комнату, а Джейн все не могла остановиться. Она сотрясалась от кашля и думала лишь об одном: как бы не опозориться перед хозяевами, просыпав содержимое трубки.

Где-то поблизости раздавался смех Питера.

– Во-во! Задержи дыхание! Задержи дыхание!

Гвен забрала у нее трубку и постучала по спине.

– Ну-ну, – проворковала она утешительно. – Не в то горло пошло, да? В следующий раз не затягивайся так сильно, и все будет в порядке.

– Ага. – Слово жужжало, отдаваясь эхом в ушах, резонируя глубоко внутри черепа, где все рассыпалось искрами и растеклось клубящимся серым туманом. На мгновение Джейн перестала соображать, где находится и что делает, и, пытаясь скрыть это, она повторила «ага», толком не понимая, с чем соглашается.

– Началось! – Гвен бросилась к телевизору и прибавила звук.

Впоследствии Джейн так и не смогла отделить друг от друга события, происходившие на экране, и видения, мелькавшие у нее в голове. Показывали документальный фильм о Гвенайдви Зеленой, тут сомнений возникнуть не могло, заполненный сериями моментальных снимков ее длинных изумрудных волос. Волосы тугими волнами колыхались при каждом повороте головы, смыкаясь вокруг улыбки Гвен в мимолетное планетарное кольцо. За кадром что-то бубнил голос диктора. Что именно – насквозь продымленные мозги отказывались воспринимать напрочь. Музыка делалась то громче, то тише – или так только казалось Джейн? – то взмывая демоническими воплями синтезатора, то падая в бездну барочного спинета.

Голос за кадром что-то бубнил.

– Богиня?! Вот это да! – воскликнула русалка.

Из ванной вышел Питер. Он успел одеться во все чистое и выглядел в десять раз здоровее прежнего. Юноша сел рядом с Гвен и ткнулся лбом ей в плечо. Русалка машинально погладила его по голове.

Переводя взгляд с Гвенайдви Зеленой на экране на Гвен на кровати, Джейн не могла решить, какая ей нравится больше. Телевизионная Гвен выглядела более чувственной, более стройной, с более четкими скулами и тем типом глянцевой красоты, для доведения которой до совершенства требуются видеотехнологии. Настоящая же Гвен была настолько теплее, настолько живее и естественнее, настолько… реальнее.

Питер в безнадежной тоске уставился на экран. Джейн попыталась представить, каково это, когда парень так на тебя смотрит. Должно быть, очень странное ощущение.

В этот самый момент лицо Гвен с влажными полуоткрытыми губами наложилось на кадры корчащейся в пламени прошлогодней Королевы Плетеной Лозы. Джейн обернулась к русалке и, начисто позабыв о приличиях, спросила:

– Как ты это терпишь?

– У меня есть Питер. – Гвен загадочно улыбнулась, словно не желая делиться каким-то очень личным секретом. – А теперь тихо, начинается лучшая часть.

Когда шоу закончилось, Джейн, наверное, сказала что-нибудь эдакое, поскольку у русалки сделался бесконечно довольный вид.

– Постараемся не перебарщивать, – заметила она. На лестничной площадке послышались шаги, и Гвен распахнула дверь. – Прекрасно! А вот и пицца.

Наконец, ближе к ночи, Джейн, пошатываясь, сошла вниз по лестнице. Мозги все еще норовили разъехаться в разные стороны, голова немного кружилась, а в горле застрял мягкий сухой ком.

Вечерний воздух казался бархатно теплым, нежным и зовущим. Русалка проводила ее до дверей. Они собирались попозже на танцы, Питер и Гвен. Гвен обожала танцевать.

– Ты ведь еще придешь к нам в гости, правда? – Глаза Королевы Плетеной Лозы сделались большими, темными, и Джейн почудилась – хотя на самом деле такого никак не могло произойти – нотка мольбы в ее голосе.

Разве ей можно было в чем-либо отказать?

На следующее утро во дворе перед школой только и судачили о фильме про Гвен. Джейн едва не лопалась от желания раззвонить всем про свой визит к Питеру. Подумать только! Она смотрела шоу, посвященное Королеве Плетеной Лозы, вместе с самой Гвенайдви Зеленой! В ее жизни едва ли случались события круче этого. Джейн решила молчать до обеда. Она хотела еще немного поберечь этот секрет, который принадлежал ей одной.

Однако дальнейшие события пошли несколько вразрез с ее планами.

Еще при входе в класс каждому становилось ясно – сегодняшний день не похож на все остальные. На краю преподавательского стола, уподобившись тощей летучей твари на насесте, восседал староста Соломчик. Его напряженный взгляд и поджатые губы предвещали нечто, равносильное по меньшей мере полугодовой контрольной.

Соломчик носил треуголку как знак отличия – плоской стороной вперед. Стянутые в неимоверно тугой хвост волосы не позволяли ему даже моргать, и в результате староста взирал на окружающих выпученными глазами. Как только очередной ученик входил в класс, он хлопал себя по бедру линейкой со стальным краем. Дождавшись последнего, Соломчик кивнул Хрюку.

Хрюк проверил по списку присутствующих, откашлялся.

– Три «Т», – возвестил он. – Три «Т» – ваш проводник к ученическому совершенству. Три «Т» – золотой ключ к двери в будущее. А теперь все вместе!

– Терпение, – забормотал класс, – трудолюбие, тишина.

– Последнее? – Преподаватель поднес ладонь к уху.

– Тишина!

– Не-е-е слы-ы-ышу?!

– Ти-ши-на!!!

– Прекрасно. – Он сомкнул кончики пальцев. – Итак, класс. Дети. Дорогие, милые детки. Сегодня нам выпала честь – огромная честь – принимать в нашем классе высокого гостя из Комитета по промышленным исправлениям. Вы знаете, кто это?

Все напряженно молчали.

– Правильно. Не знаете. Вы должны подождать, пока вам скажу я.

Тут Соломчик соскользнул со стола и бесшумно заскользил между рядами. Требовалось немалое усилие, чтобы не съежиться, когда он внезапно появлялся на периферии зрения. Тень его линейки пала на костяшки пальцев подменыша, поколебалась, повисела и двинулась дальше. Джейн не решилась позволить себе даже мимолетный взгляд на пробирающегося мимо старосту. За такое разгильдяйство мог последовать как минимум резкий удар в ухо.

В тот момент когда он поравнялся с передними рядами, под ногой у него скрипнула половица и покрытая рыжими кудряшками голова рефлекторно повернулась на звук.

Стальной молнией сверкнула линейка, и Джейн услышала, как Хебог резко втянул воздух в себя. Однако не закричал. Гномы народ крепкий.

– Мистер Хебог! Похоже, вам сегодня недостает… – Хрюк сделал паузу, позволив мелкой улыбке расцвести на его пухлых губах, – внимания.

Напряжение прорвалось, и все, включая Джейн, взревели от хохота. Спохватилась она слишком поздно. Но ведь даже другие гномы смеялись. Конечно, трое из них – черные гномы, однако все равно противно.

Когда смех утих, Хрюк потребовал:

– Три «не»! Перечислите их!

– Небрежение, неблагодарность, неуважение, – послушно пропел класс.

– Правильно. – Снаружи, из коридора, нарастало чье-то давящее присутствие. Зловещая аура сгустилась до такой степени, что в воздухе запахло озоном, будто над головами собралась грозовая туча. – И поскольку, несмотря на все мои усилия, вы продолжаете оставаться небрежными, неблагодарными и склонными к неуважению, призвать вас к ответу может только… – (Староста материализовался у двери, приоткрыл ее и кивнул.) – Детолов!

Соломчик распахнул дверь настежь, и в класс величаво ступил Детолов.

Холеное лицо жутковато красивого создания в импортном шелковом костюме покрывал искусственный загар. Сильные кисти обтягивали черные кожаные перчатки. Жесткие щетинистые волосы выдавали в нем примесь волчьей крови, но заостренные кверху уши свидетельствовали об аристократическом происхождении. Изящная улыбка обнажала ряд ровных продолговатых зубов.

Детолов молчал.

В классе повисла напряженная тишина.

Высокого гостя отделяли от учеников учительский стол, староста и преподаватель, однако Детолов, казалось, заполнил собой все пространство. Рядом с ним Хрюк и Соломчик просто растворились. Лишь часы над классной доской продолжали жить собственной жизнью. Их циферблат оставался единственной изогнутой линией в окружении прямых углов, а нервные скачки тонкой красной секундной стрелки – единственным движением во вселенной, где все остальное движение давным-давно умерло.

Черная перчатка скользнула к карману шелкового костюма. Цепкие пальцы извлекли обрывок ткани, грубой и колючей на вид, цвета где-то между оливковым и бурым. Детолов медленно поднес лоскут к своему тонкому острому носу. Глаза его пробежались по классу.

Он сделал длинный, глубокий вдох.

В голову подменыша хлынули почти забытые образы.

Она снова находилась в пятом корпусе завода, где делали скоростных драконов. Это воспоминание, одно из самых ранних, всегда ее озадачивало. Стоит утро, кузнечные горны работают на полную мощность, как и в последние две недели, их гул сливается в постоянный шумовой фон. Джейн складывает одеяло на своей койке. По всей каморке в нетерпении суетятся кабальные – скоро Благг выстроит их на утреннюю поверку, а потом погонит на завтрак.

Внезапно мир вокруг плывет, смазывается, разделившись на два. Она все еще возится с койкой и одновременно сидит в заднем ряду какого-то многолюдного незнакомого помещения. Нервно тикают часы с красной секундной стрелкой. Через все помещение на Джейн пристально смотрит высокое смуглокожее существо. Глаза его – два следа от булавок, проткнувших реальность.

Она застыла, прижав к груди старое одеяло. Его грубая, колючая ткань, еще в незапамятные времена утратившая природный цвет, приобрела оттенок между оливковым и бурым. Казалось, во всей вселенной лишь оно исполнено значения, только ему дано быть истинным, настоящим. Джейн держалась за одеяло, как за рукоять ледоруба, последнюю страховку, способную удержать ее на краю реального мира. Отпусти его – и нырнешь головой вперед в собственное видение, навсегда в нем затерявшись.

– Эй, унылая твоя башка, что с тобой? – Задира ущипнул подменыша за плечо.

Она вздрогнула и вновь очутилась в классе. Детолов отнял от носа лоскут и смотрел теперь прямо на нее. Перед глазами мягко скользнули запонки – он поднял длинную руку и направил на задний ряд. Все впервые услышали его голос:

– Вы. Юная леди. Встаньте, пожалуйста.

Оцепенев от страха, Джейн наблюдала, как поднимается ее ближайшая соседка слева. Саломея.

Детолов уставился на ниссу. Одна бровь озадаченно поползла вверх, ноздри едва заметно дернулись, словно высокий гость замешкался на задаче, с которой привык разбираться походя. Он подался вперед…

И тут кто-то пукнул.

Кошмарный затяжной звук приковал все взгляды к первому ряду. Запах метана и дикого чеснока, жирным слоем размазанный по основанию из вареной капусты, с носощипательной ноткой серы для придания букету глубины. По мере распространения газового облака воздух в классе приобрел отчетливо зеленоватый оттенок. Кое-кто из девочек нервно хихикнул и прикрыл рот ладошкой. Менее воспитанные зажали носы.

– Мистер Хебог! – в панике завыл Хрюк.

Пришедший в себя Соломчик уже подскочил к переднему ряду и выдернул брыкающегося гнома из-за стола. Схватив его за руки, староста и преподаватель с разбегу впечатали злостного нарушителя дисциплины в классную доску. Раздался отчетливый треск. От того места, где череп гнома соприкоснулся с аспидно-черной поверхностью, в разные стороны расползлись тонкие зигзагообразные трещинки.

Детолов с вежливой улыбкой наблюдал за расправой.

Хрюк отступил назад, а Соломчик, накрутив на руку воротник куртки Хебога, заставил его подняться. Покрасневшему и задыхающемуся гному пришлось встать на цыпочки. На счет три провинившегося вышвырнули за дверь по направлению к карцеру.

Джейн ощутила легкое прикосновение к запястью. Она резко обернулась, но никого не увидела.

Сидевший с ней рядом Крысякис посылал Саломее отчаянные сигналы. Он лучше всех умел ориентироваться в подобных ситуациях и первым уловил появившуюся для ниссы возможность сесть, раствориться среди остальных и оказаться забытой. Саломея с несколько обалделым видом упала на стул.

– Блин! – тихо и ошарашенно пробормотала она. – По-моему, он не… Блин!

Детолов откашлялся.

– Итак, на чем я остановился? – Его проницательные глаза, еще раз пробежавшись по задним рядам, задержались теперь на Джейн. – Ах да.

Он опять полез в карман за обрывком ткани и снова поднес его к носу.

Словно ледяной ветер задул прямо сквозь тело подменыша. Ее трясло от холода и чужеродного оскверняющего вторжения. Детолов по-прежнему не сводил с нее пристального взгляда. Его глаза сузились.

Потом он отнял от носа кусок старого одеяла Джейн, и вокруг разом, будто выключилось радио, угасли все запахи и звуки.

Она ощутила паническую неспособность сделать хотя бы один вдох. В классном помещении все застыло в неподвижности, и даже воздух утратил свои летучие свойства. Одноклассники уподобились ярко раскрашенным картонным фигурам.

Детолов повернулся к Хрюку, взял его двумя пальцами за воротник и аккуратно встряхнул. Уложив преподавателя плашмя поперек собственного стола, он неторопливо прошелся по рядам, сдергивая учеников с мест и наваливая себе на руку. Когда количество их на руке достигало определенной цифры, он возвращался к учительскому столу и складывал их поверх Хрюка. Оставив задний ряд напоследок, Детолов собрал всех, кроме подменыша, и отнес в общую кучу. Джейн дрожала и тщетно пыталась избежать его взгляда. Последним отбыл все еще ухмыляющийся Крысякис. Штабель тел увенчался пучеглазым, возмущенным Соломчиком.

– Подойди. – Детолов уселся на выдвинутый из-за стола стул. – Сядь ко мне на колени. Поговорим.