Военное дело индейцев Дикого Запада. Самая полная энциклопедия Стукалин Юрий
Иногда скальпом служили не только волосы с головы. Осматривая место стоянки враждебных индейцев на реке Роузбад, скауты Кастера обнаружили выброшенные ими скальпы и бороды белых солдат. Воин северных шайенов рассказал, что во время битвы на Литтл-Бигхорн он заметил труп солдата, у которого была длинная борода. «Я сказал своему спутнику, что никогда не видел такого скальпа, и снял кожу с одной стороны лица и подбородка… после этого я привязал скальп к концу стрелы». У сержанта Фредерика Вильямса, убитого во время нападения на форт Уоллес (убийство приписывают известному шайену Римский Нос), на груди была татуировка – лев и единорог в обрамлении британских флагов. Позднее овальный кусок кожи с этой татуировкой был обнаружен в шайенском селении – он был снят как скальп. В принципе, в качестве скальпа мог сойти любой интересный для индейца кусок кожи, даже чрезмерно волосатая кожа подмышки. Капитан Нортон в 1871 году оказался в селении осейджей, когда туда вернулся военный отряд, убивший индейца пауни. Один из осейджей, скакавший впереди, размахивал в руках шестом, на котором был закреплен странный флаг. Оказалось, что они не только скальпировали пауни, но и сняли кожу с его руки. Шест представлял собой палку длиной около 2-х метров, раздвоенную в верхней части. На конце ее был привязан скальп, а между раздвоенными ветвями натянута кожа с руки пауни. А Ричард Додж однажды видел кожу, снятую со всей верхней части туловища – от головы до промежности. Ее бывший владелец имел слишком волосатое тело! Кожа была хорошо обработана, и этот «скальп» индейцы считали «большим колдовством».
Техника снятия скальпа достаточно проста. Левой рукой воин хватал волосы на темени врага, немного приподнимал голову от земли и ножом, который он держал в правой руке, одним круговым движением отделял кожу от черепа. Как правило, к тому моменту скальпируемый был уже мертв, хотя случаи скальпирования живых противников также не были редкостью. Джефферсон утверждал, что равнинные кри отрывали скальп, вцепившись в него зубами, но это скорее преувеличение.
Берландье так описал, метод команчей: «Чтобы снять скальп, они переворачивают труп на живот, хватают его за волосы и режут кожу головы по кругу. Затем они наступают на шею и коротким, резким движением отрывают скальп». Во время одной из стычек старый солдат предложил некоему французу скальпировать убитого выстрелом в голову индейца. Француз, посчитав, что это установившаяся процедура, полоснул ножом по краям скальпа, ухватился за волосы и потянул, но скальп, к его удивлению, держался крепко. «Дергай сильнее», – поучал новоявленный инструктор. После сильного рывка скальп оказался у него в руке с прилипшими к нему кусочками раздробленного черепа, а кровь и мозги перепачкали лицо. «Больше никогда не стану скальпировать ни одного индейца», – воскликнул француз. Вильям Томпсон, скальпированный шайенами в августе 1867 года, отмечал характерный звук при снятии скальпа – своеобразный хлопок, похожий на хлопок лопающегося пузыря.
По словам Ричарда Доджа, с индейцев, носивших скальповую прядь, срезали именно ее, а с тех, кто не заплетал пряди, снимали любую часть, попавшую под руку. При этом с первых якобы можно было снять только один скальп, тогда как со вторых – сколько угодно.
Индейцы были мастерами скальпирования. У шайенов самой храброй формой скальпирования считалось снять скальп с живого врага. Командир скаутов пауни Лютер Норт рассказал о случае, свидетелем которого он стал 18 июня 1862 года во время нападения отряда сиу на поселение пауни. Один из воинов погнался за женщиной пауни, пытавшейся убежать к находившемуся неподалеку торговому посту, где укрылось несколько белых людей. Не обращая внимания на ружейный огонь со стороны бледнолицых, сиу подскакал к бегущей женщине, левой рукой схватил ее за волосы и, не слезая с коня, скальпировал несчастную ножом, который держал в правой руке. Издав военный клич, дикий воин повернул скакуна и помчался прочь. Возможно, эта несчастная женщина осталась жива, поскольку индейцы зачастую в пылу сражения не теряли времени на то, чтобы добить скальпированного противника, а устремлялись дальше. Шайен Серый Ястреб, рассказывая о битве с пауни, произошедшей в том же году, упомянул, как они «проскакали мимо пауни, который был скальпирован и пытался подняться, упираясь руками в землю».
Иногда случались казусы. В одной из ранних стычек с белыми воин осейджей ранил офицера. Когда тот упал, юноша бросился к нему, схватил его за белые волосы и выхватил нож, намереваясь скальпировать. Ему было невдомек, что роскошные волосы офицера были всего лишь париком! Прежде чем осейдж успел воспользоваться ножом, раненый вскочил на ноги и бросился наутек, оставив молодого индейца стоять разинув рот, крепко сжимая в руке белый парик. Юноша был настолько поражен необычайным спасением офицера, что даже забыл выстрелить вслед удаляющейся фигуре, а парик сразу стал, его «вакон» (магическим талисманом). С тех пор воин всегда прикреплял этот белый парик к своему роучу и считал, что, пока носит его в битвах, с ним не может случиться ничего плохого. Впоследствии он стал вождем осейджей и был известен под именем Белые Волосы (Пахуска). Умер он в 1808 году.
Многие современники отмечали, что индейцы никогда не скальпировали людей, покончивших жизнь самоубийством. Они даже старались не касаться их тел. Также не снимали скальпов с чернокожих солдат, говоря, что скальп негра представляет собой «слишком дурное колдовство».
Сержант Райян в своих воспоминаниях отмечал, что, когда находили труп скальпированного солдата, индейские скауты, осмотрев его, могли сразу сказать, воин какого племени сделал это. Он утверждал, что каждое племя имело собственную манеру срезания скальпа – в виде овала, квадрата, треугольника и т. п. Так, снятый шайенами скальп Вильяма Томпсона, изученный репортером Стэнли, был прямоугольным – около 23 см в длину и 4 см в ширину. Однако кажется маловероятным, что воины в пылу сражения действительно придерживались основ геометрии. К тому же автору не удалось найти подтверждения этому в каких-либо других источниках, кроме упоминания Джорджа Белдена о том, что индейцы разных племен «скальпируют людей по-разному». К сожалению, он не объясняет, что имеется в виду, и, возможно, его слова относятся к технике скальпирования. Колин Тэйлор обратил внимание, что на некоторых пиктографиях черноногих скальпы изображаются в форме прямоугольника. Но еще Альфред Кребер отмечал, что в сознании индейцев круг имел глубокую связь со священным для них числом четыре, и многие по природе своей круглые объекты (озера, ямы и т. п.) изображались в виде четырехугольника. А потому информацию о прямоугольных скальпах можно отнести лишь к странностям изобразительного искусства некоторых членов племени. Кроме того, черноногие на протяжении нескольких десятилетий первой половины XIX века вели жесточайшую войну с евро-американцами, которые, несомненно, не обошли бы стороной необычный метод скальпирования.
Может сложиться неверное впечатление, что снятие скальпа с поверженного врага было настолько привычной для индейцев процедурой, что они переносили ее легко и непринужденно. В отношении бывалых воинов, это, несомненно, верно. Но новички не всегда могли оставаться хладнокровными. Ле Форж отмечал, что несколько раз видел, как после скальпирования воин начинал себя странно вести, казался нервозным. Дважды он был свидетелем того, как снимавших скальп воинов рвало. Во всех племенах будущих воинов готовили к этому процессу с юных лет. Мальчики манданов во время детских военных игр под присмотром взрослых воинов прикрепляли к голове пучки травы. По правилам игры «убитый» противник падал, а победитель ставил на его тело ногу, выхватывал из-за пояса безопасный деревянный нож и одним движением «срезал» травяной «скальп».
Роберт Кэмпбелл много лет помнил свое впечатление от того, как трапперы-ирокезы скальпировали в Скалистых горах убитых ими черноногих: «Это было ужасно!» Кентуккиец Дэвис, поселившийся в 1823 году на р. Колорадо в Техасе, писал знакомой в Луисвилл, что после убийства нескольких краснокожих решился скальпировать индейца. Он сообщал, что кожа с человеческой головы такая толстая и «выглядит столь ужасно, что от одной мысли о ней у него едва не застывает кровь в жилах».
Что чувствовал человек, подвергшийся скальпированию, описал Делос Санбертсон, лишившийся скальпа во время нападения солдат на лагерь мирных шайенов вождя Черный Котел на р. Вашита в 1868 году: «Индеец наступил мне одной ногой на грудь, а рукой собрал, в горсть мои волосы у макушки. Он не особо деликатничал, а дергал мою голову и так и сяк, сжимая, как Сатана. Мои глаза были приоткрыты, и я видел бисерные орнаменты и бахрому его леггин. Неожиданно я почувствовал ужасающую боль от острия, режущего плоть вокруг головы, а затем мне показалось, что голову оторвали. Никогда в жизни не чувствовал такой боли – будто вырвали мозги. Я провалялся без чувств два или три дня, а затем пришел в себя и обнаружил, что теперь у меня самая болезненная голова во всем человечестве». Но едва ли стоит жалеть этого негодяя, который так описывал само нападение: «Эти твари забирались в ямы и прятались за скалами – везде, где могли найти место (для укрытия. – Авт.)… Мы стреляли каждый раз, когда могли узреть макушку, и стреляли в женщин – там их было множество – также легко, как и в мужчин. Мы же пришли, чтобы стереть с лица земли всю эту банду». Индейцы «банды» были мирными, и лишь наличие поблизости лагерей других племен предотвратило всеобщую резню. Санбертсон забыл упомянуть, что среди убитых солдатами было еще и много детей… В тот раз генерал Джордж Кастер, командовавший нападением, совершил свою типичную ошибку, не проведя предварительной разведки. В следующий раз, в 1876 году на р. Литтл-Бигхорн, во время нападения на лагеря враждебных сиу и шайенов, та же ошибка стоила жизни ему и паре сотен его солдат.
Сама по себе процедура скальпирования не была смертельной. В бозменской газете «Times» от 16 июля 1876 года напечатана история Германа Ганзио, атакованного индейцами в Черных Холмах. Он был скальпирован живьем. По словам репортера, его голова представляла собой сплошную массу болячек. Делос Санбертсон спустя некоторое время после того, как «благополучно» лишился скальпа, отправился в Ларами и попытался вырастить волосы на своем черепе, однако, как он жаловался: «Никакое лечение не помогает пока сделать так, чтобы волосы на этом месте снова росли».
Количество переживших скальпирование белых людей на фронтире было так велико, что Джеймс Робертсон из Нэшвилла, штат Теннеси, опубликовал в «Philadelphia Medical and Physical Journal» статью «Заметки о лечении скальпированной головы», в которой ссылался на многочисленные случаи успешного лечения.
Обработка скальпа проводилась так скоро, как позволяли условия, по возможности в тот же день. Это была ритуальная процедура, и молодых воинов обучали ей. Сперва осуществлялось окуривание и произносилась молитва, после чего начиналась работа. Кожу скоблили, очищали, а затем делали из ивового прута обруч чуть больше самого скальпа. Концы связывались сухожилием. Край вычищенного скальпа накладывался на обруч, прошивался нитками из сухожилий и растягивался на нем в процессе пришивания. У команчей порядок пришивания был следующим: восток, юг, запад и север – в том же направлении, в каком команчи входят в типи. Волосы умащались, расчесывались и прикреплялись к тонкому шесту. Другой конец шеста втыкался в землю, и скальп сушился на ветру. Вместо шеста могли использоваться копья, щиты и томагавки. Некоторые воины кроу натягивали трофей на обруч, соскребали ножом остатки плоти и углем зачерняли высушенный скальп. Впоследствии его держали на конце длинной палки.
Церемония обработки и подготовки скальпа у шайенов происходила следующим образом. Если скальп был снят молодым, неопытным воином, ее проводил человек, знавший, что и как следует делать. Прежде всего наполнялась табаком трубка, раскуривалась и возносилась к небу, а затем направлялась к земле. После этого трубка протягивалась к скальпу, и произносилась молитва, в которой просили об удаче и благоденствии. Перед этим приносили бизонью лепешку и клали ее на землю между наставником и костром. Наставник клал в рот кусочек горького корня, немного листьев белого шалфея и жевал, их. «Ученик» стоял перед наставником, вытянув вперед руки ладонями вверх, прижав внешние края ладоней друг к другу. Затем наставник церемониально сплевывал смесь на каждую ладонь юноши, который после этого делал церемониальные движения. Теперь скальп клали на бизонью лепешку кожей вверх, а наставник садился рядом с «учеником» и инструктировал каждое его действие. Юноша брал из огня кусочек угля, втирал его с обеих сторон ножа от рукояти к острию. Он держал нож над скальпом и произносил: «Пусть мы снова победим этих врагов, и, если так, я снова порежу его таким же способом». Затем он кончиком ножа делал на скальпе крестообразный надрез, сначала с севера на юг, потом с востока на запад, каждый раз от края скальпа и от себя или к костру. Кончик ножа разделял мездру на четыре части. «Ученик» брал скальп в руки и счищал его по кругу сперва с восточной стороны, потом с южной, западной и северной. Счищенную мездру он клал на бизонью лепешку. Подзывали другого юношу, который уносил бизонью лепешку и оставлял ее в прерии. При этом он должен был просить духов сжалиться над ним и помочь посчитать «ку». «Ученик» сгибал заранее заготовленный ивовый прут в обруч, скрепляя концы сухожилиями. Скальп растягивали и пришивали, начиная с востока, по часовой стрелке. Заранее готовили тонкий ивовый шест длиной около двух метров, очистив его от коры и веток. Один его конец заостряли, на другом делали зарубку. Обруч с пришитым скальпом привязывали сухожилием к шесту и втыкали его в землю заостренным концом. По возможности, церемонию проводили в тот же день, когда скальп был снят. Во время движения шест везли, держа в левой руке. Именно на этом шесте скальп привозили в лагерь и несли во время Пляски Скальпов.
Отношение к скальпированию не было однозначным. К примеру, у команчей скальп не приносил большого почета, поскольку кто угодно мог снять его с уже убитого врага. Но если врага скальпировали при особо опасных обстоятельствах, он ценился очень высоко. Скальп был трофеем, доказательством успеха в Пляске Победы. У воинов племени ото, по сообщениям Уитмена, правом на скальп обладал тот воин, который убил этого врага. В большинстве других племен скальпировать павшего мог любой. У ассинибойнов скальпирование лично убитого врага оценивалось высоко, но сам скальп как таковой ценился мало. Кроу вообще не считали снятие скальпа делом, заслуживающим упоминания. Для них скальп был лишь свидетельством убийства врага, но никак не подвигом. Как сказал один из них: «Вы никогда не услышите, чтобы кроу хвалился снятыми им скальпами, когда перечисляет свои деяния». Много Подвигов говорил: «Воины моего племени редко забирали скальпы врага, если в схватке погиб кто-то из кроу». В этом случае вражеские скальпы выбрасывались. Однако Два Леггина сообщал, что за каждый снятый скальп воин кроу получал право прикреплять по одному орлиному перу к своему ружью или шесту для счета «ку». Вероятно, отношение к скальпированию у них было делом сугубо индивидуальным и во многом, как и у команчей, зависело от ситуации. Тот же Много Подвигов, рассказывая о схватке с отрядом пиеганов, произошедшей много лет назад, с горечью отметил, что из-за вражеского огня ему не удалось скальпировать труп очень храброго пиегана: «До сих пор я вспоминаю об этом с грустью». У кроу Скальповое Ожерелье в битве было настолько обезображено лицо, что он носил полоску из оленьей кожи, скрывавшую от взоров его подбородок. Каждый снятый им скальп он подвешивал к этой полоске, пока на ней не осталось свободного места. Но даже после этого Скальповое Ожерелье постоянно искал возможности добыть их еще. Как говорили о нем соплеменники: «Он был человеком, которому было все равно, когда уйти к своему Отцу». Позднее он был убит в бою с сиу.
Племена южных атапасков – апачеязычные кайова-апачи, липаны, мескалеро и хикарийя – вообще практически не снимали скальпы, а редкие случаи скальпирования объясняли равнозначным ответом на подобные оскорбления со стороны врагов. Это было связано с апачским страхом перед порчей, которую несли мертвецы живым существам. Ни один ритуально не подготовленный шаманами хикарийя не мог снимать скальпы, а искал кого-нибудь из соплеменников, который мог сделать это безнаказанно, – обычно им был предводитель военного отряда. Если хикарийя теряли в бою больше людей, чем противники, захваченные скальпы выбрасывались. По пути к дому скальпы передавались людям, ритуально защищенным от их негативного воздействия, а когда отряд разбивал лагерь для ночлега, их держали на расстоянии от лагеря. По прибытии домой скальпы отдавали шаманам, которые держали их далеко от населенного района.
Скальпированный труп белого охотника Ральфа Моррисона, убитого шайенами
По словам кайовов, осейджи, в отличие от остальных племен Дикого Запада, никогда не скальпировали врагов, а отрезали им головы и бросали на поле боя не скальпированными. Однако эта информация кайовов не подтверждается. Осейджи действительно часто отрезали врагам головы, но не менее часто и скальпировали их. У них исполнялась Пляска Скальпов, что само по себе уже подразумевает их наличие. Кроме того, скальпам уделялось большое значение в Военной церемонии скорби.
Среди равнинных кри для мужчины считалось более выгодным посвящать свои военные таланты конокрадству, чем снятию скальпов, и все же кри с гораздо большим рвением отправлялись именно в рейды за скальпами.
Индейцы порой не скальпировали некоторых врагов по весьма банальной причине – одни были слишком коротко подстрижены, и ухватиться за волосы было невозможно, другие – и вовсе лысыми. Иногда это спасало врагам жизнь. Короткохвостый Вождь из племени бладов рассказал, как однажды остановил занесенный томагавк соплеменника, собиравшегося убить коротко остриженного кри. «Не делай этого, – сказал он другу. – Если бы у него были косы, мы бы убили его и скальпировали». Воины ограбили и отпустили несчастного на все четыре стороны, потому что, по мнению Короткохвостого Вождя, не было смысла убивать этого кри, если не было возможности завладеть его скальпом. В 1894 году Дождя на Лице спросили, почему индейцы не скальпировали генерала Кастера. Может быть, потому, что тот был невероятно храбр? Дождь ответил, что не знает, почему так произошло, но дело уж точно не в храбрости белого генерала. Он предположил, что, должно быть, Кастер был завален трупами солдат и его просмотрели. Другой сиу – Белый Бык – рассказал, что видел труп Кастера, но не стал скальпировать, потому что его волосы были очень коротко острижены.
Иногда во время больших сражений, в которых участвовало много людей из разных племен, малознакомых друг другу, воины по ошибке скальпировали тела союзников. Так, в битве при Литтл-Бигхорн шайен Бородатый кинулся в гущу солдат и был убит. Когда бой закончился, сиу Маленькая Ворона нашел его заваленным среди солдат, принял за скаута и скальпировал. В той же битве при подобных обстоятельствах был скальпирован один из шайенских вождей. В таких случаях, узнав об ошибке, скальпы возвращали родственникам погибших, и инцидент считался исчерпанным.
Как отмечалось выше, иногда скальпированные люди оставались в живых. Хуже всего приходилось представителям двух племен – пауни и арикара. У пауни таковых называли привидениями – кжахурутсу, а у арикаров тшунуксу. По их поверьям, скальпированный утрачивал человеческую сущность, хотя его облик продолжал оставаться человеческим. Несчастных считали живыми мертвецами, всячески избегая с ними любых контактов. Им запрещалось не только жить в селениях племени, но даже входить в них. Бедняги становились отщепенцами и были вынуждены сами заботиться о себе, не рассчитывая на помощь соплеменников. Говорят, что некоторые из них объединялись в группы, пытаясь таким образом выжить в суровых условиях. Как правило, «привидениями» становились женщины, работавшие на полях у племенных поселений. Они были легкой добычей для небольших вражеских отрядов, которые молниеносно атаковали их и, довольствуясь несколькими скальпами, старались быстрее унести ноги, дабы не подвергать себя опасности.
Группа индейцев пауни у земляного дома. 1871 г.
Воины пауни и арикаров предпочитали погибнуть от рук врага, чем остаться в живых, но без скальпа. Скальпированного воина стыд вынуждал жить в уединении и избегать контактов с людьми. Он передвигался только ночью или в сумерках, чтобы не попадаться на глаза людям. Обычно скальпированный жил в пещере на крутом склоне, куда было тяжело добраться. К пещере могли вести замаскированные ступени, а вход прикрывался дверью, обложенной ветками. Одевался скальпированный либо в обычную одежду, либо в звериные шкуры. Пауни, чтобы скрыть отсутствие скальпа, прикрывали голову белой материей, а арикары носили шапку из шкуры животного или цельную шкуру – чаще шкуру койота. Если скальпированный замечал людей, он убегал, но и люди испытывали страх перед ним, особенно женщины. Хорошо зная расположение своего селения и привычки живших в нем людей, скальпированные часто проникали в него и воровали самое необходимое. Иногда они крали женщин. Всю оставшуюся жизнь несчастным «привидениям» приходилось влачить жалкое существование.
Вашаки, вождь шошонов.
Конец 1860-х гг.
В отличие от пауни, скальпированный шайен, сиу или юта, если оставался в живых, не терял ни чести, ни престижа. Его не считали живым трупом и относились как к обычному человеку. Любопытный случай произошел летом 1868 года, когда кайовы убили юта в головном уборе. К их удивлению, воин оказался скальпированным. На встрече с ютами в 1893 году кайовы расспросили бывших врагов об этом человеке и узнали, что немного ранее его скальпировали члены военного отряда шайенов и арапахо. Юты отвезли раненого к мексиканцам в Нью-Мексико, которым удалось вылечить его, но вскоре он погиб от рук кайовов. Черноногие и представители большинства племен полагали, что воин, убитый и скальпированный в бою, попадая в мир иной, будет торжественно встречен там с почестями, которые в земной жизни получали воины, вернувшиеся из похода с добычей и скальпами. А мужчина, умерший от старости или болезни, таких почестей удостоен не будет.
Интересно отметить, что для проведения победных церемоний индейцам было более важно само наличие вражеского скальпа, а не то, каким образом он добыт. Известны случаи, когда краснокожие разрушали вражеские могилы, сдирали с трупов скальпы и проводили победные пляски. Вильям Гамильтон, попавший на Дикий Запад в 1842 году и проведший там оставшиеся 60 лет жизни, писал: «Для индейцев нет разницы, сняты скальпы ими или это сделал кто-то другой. Главное, что они принадлежат врагам. Я слышал, как люди говорили обратное, но они просто не знают, о чем говорят». Он описал, как радовались шошоны из лагеря Вашаки, когда в 1842 году партия трапперов Билла Вильямса прибыла в их лагерь со скальпами черноногих. Пляска Скальпов и военные песни исполнялись всю ночь. В конце января 1843 года отряд из двадцати пяти трапперов и пяти шошонов нагнал на Сидр-Крик десяток черноногих, укравших из их лагеря лошадей. Трапперы перестреляли всех конокрадов, а шошоны сняли с них скальпы. «Пять индейцев проехали по своему селению со скальпами, привязанными к шестам для счета «ку», вызвав бурную радость у соплеменников. Не они убили черноногих, но это не имело значения. Они рассказали, как храбро вернули захваченных лошадей, и каждый снял по скальпу черноногого. Мы же не получили похвалы от их женщин, так как, по их мнению, мы лишь помогли их храбрым молодым воинам. Пляски и пиршества по поводу этой победы продолжались в течение нескольких дней». Известны случаи, когда индейцы выменивали вражеские скальпы, чтобы провести победные пляски.
Берландье упоминал обычай команчей давать возможность соседним лагерям разделить радость своей победы. «Они посылают соседям руку или ногу жертвы, чтобы те могли отпраздновать самостоятельно. Воин, убивший врага, мог отдать скальп другому человеку, который таким образом получал все почести. Как-то раз, когда мистер Руис находился в селении команчей, несколько осейджей попытались украсть у них лошадей, но были замечены и пустились в бегство. Во время погони был убит один из них… Мистер Руис, который руководил преследованием, имел право на скальп, но, не особо ценя эти обычаи, презентовал скальп нескольким индейцам… Они приняли его как величайший дар». Такой же обычай был распространен и среди большинства других племен.
Скальп можно было разрезать и отдать часть соплеменникам или друзьям, чтобы они также могли присоединиться к радостной победной пляске. Курчавый Вождь, второй вождь киткехахки-пауни, рассказывал: «Затем мы разделили скальпы (между собой. – Авт.), и их стало больше (порезали на более мелкие. – Авт.)». Так же иногда поступали сиу, арикары, шайены, омахи, шошоны и некоторые другие племена. Например, воин черноногих
мог разрезать скальп на две части и отдать одну из них другу или порезать скальп на много мелких частей и раздать всем участникам военного отряда. В азартных играх на кон ставили порой даже собственные скальпы. Один старый сиу рассказал Руфусу Сэйджу любопытную историю из своей молодости. Как-то раз отряд сиу выступил в страну кроу. Будучи людьми опытными, они выслали вперед разведчика, чтобы тот мог предупредить их о появлении врага или чужого лагеря. Каково же было их удивление, когда он вернулся назад с окровавленным лицом, без накидки и оружия. Самое главное, чего он лишился, – скальпа. Разведчик поведал, что враги знали об их присутствии и в огромном количестве ждали их. Сам он столкнулся с их разведчиками, которые ограбили его, скальпировали и бросили умирать. Несчастный пролежал, до темноты, когда ночной бриз привел его в чувство, и он смог добраться до своих. Воины сразу повернули назад и поспешили в родные края. Старик до сих пор помнил, как люди смеялись над ними по возвращении. Спустя три месяца они снова отправились в страну кроу, и скальпированный воин вновь шел впереди отряда, исполняя роль разведчика. На этот раз воины услышали триумфальный боевой клич этого сиу, и вскоре он появился, размахивая двумя вражескими скальпами, привязанными к копью. Он не стал ничего объяснять, а убедил сразу же двинуться за ним. Отряд обнаружил врагов, сражался и победил. Среди убитых кроу оказался один уже скальпированный. «Кто мог это сделать?» – удивились воины, но никто не ответил. Молчание нарушил разведчик, предложив напиться из ближайшего ручья. Когда сиу начали пить, он исчез, а затем вернулся, неся свое пропавшее оружие и накидку. И только тогда он рассказал, что же произошло. Они столкнулись именно на этом месте и уже готовы были броситься друг на друга, когда кроу воскликнул: «Разве мы оба не храбры? Зачем нам драться?» Разведчик согласился. Они сели у ручья, и сиу предложил сыграть в азартную игру. Сначала они ставили на кон стрелы, затем луки, накидки. Последней ставкой был скальп. Сиу не везло, и он проиграл. Воины договорились снова встретиться на том же месте, чтобы вновь помериться силами в игре. Верные своему слову, воины встретились в назначенное время. На этот раз везло сиу, и он отыграл лук, стрелы и накидку, а потом поставил все это против своего снятого когда-то скальпа. Вновь удача улыбнулась ему. «Кроу, скальп против скальпа!» – предложил он и снова выиграл. Получив свое, он встал, намереваясь уйти, но кроу остановил его, предложив встретиться в бою и помериться силами. Получив согласие, кроу назвал место, где его воины будут ждать отряд сиу. «Именно туда я привел вас, и мы победили. Мой противник по игре оказался среди убитых. Должен ли я говорить, кто снял его скальп?» Ответа не понадобилось. Подобные истории существуют у многих племен. Шошоны рассказывали, как однажды их разведчик на ночь укрылся в пещере. Утром он обнаружил в ней врага-кроу. На языке жестов они договорились сыграть в азартную игру на свои скальпы, и шошон заполучил волосы кроу. Знавшим индейцев современникам такие истории не казались невероятными – слишком велика была страсть краснокожих к азартным играм. Зачастую они проигрывали все имущество, лошадей и даже любимых жен.
Отношение к скальпированию является одним из существующих мифов относительно военных ценностей у индейцев Великих Равнин. Вышеприведенные сведения достаточно убедительно показывают, что скальп был малоценным военным трофеем. Он являлся всего лишь эмблемой победы над врагом. Широко распространенное мнение о ценности скальпа для индейца возникло в результате неверной оценки действий воинов в бою многочисленными белыми современниками. Проследить, почему евро-американец делал подобные выводы, достаточно легко. Он видел, как после падения врага к нему всегда галопом неслось несколько всадников. Они сбивались вокруг него, после чего труп оказывался скальпированным! Понять, что отчаянные воины, рискуя жизнью, старались лишь первыми прикоснуться к врагу (посчитать «ку»), белому американцу было сложно, поскольку такой военной традиции у европейцев не существовало.
Часть V
Черты характера, внешние различия и одеяние воинов Дикого Запада
Глава 1
Характер и внешние различия представителей равнинных племен
Представители разных племен отличались не только одеждой и обычаями, но и внешним обликом и особенностями характера. Рудольф Курц писал в 1848 году в своем дневнике: «Различия в физиогномике и одеянии представителей различных племен человеку несведущему сразу заметить трудно. Только спустя некоторое время он начинает отличать характерные черты одного племени от черт другого с той же легкостью, с которой мы узнаем уроженцев Франции, Испании, Германии, Англии или еврейского народа, несмотря на то что выразить их отличительные характеристики словами крайне сложно». Еще великий американский этнолог Джеймс Муни отмечал яркую выраженность племенных особенностей среди индейцев. Сиу были открыты и мужественны, шайены отважны, веселы и чувствительны, арапахо великодушны и сговорчивы, команчи практичны и деловиты.
Спускающийся на Облако, знаменитый вождь шайенов, убитый пауни в 1852 году. С дагеротипа 1851–1852 гг.
Вильям Кларк сообщал в 1881 году: «Команчи, по общему мнению, превосходят всех своих соседей, и хотя они горды и во многом непокорны, индейский агент говорил мне, что с ними проще договориться, чем с кайовами и апачами». Арапахо, по словам Кларка, по умственным и физическим способностям не отличались от сиу и шайенов. Вильям Гамильтон писал по поводу последних: «Шайены были и остаются сегодня гордым и храбрым народом. Их семейные обычаи достойны похвал и могли бы быть приняты на вооружение многими белыми людьми с несомненной пользой для последних… Они гостеприимны для тех, кого уважают, и непримиримы к тем, кого презирают». О кайовахже Муни сообщал, что, за редким исключением, среди них практически отсутствуют все вышеприведенные качества. «Характер кайовов ниже всяких стандартов. Проведя с ними несколько лет, автор был бы рад сказать иначе, но факты остаются фактами», – сожалел он. Кайовы в избытке доказали свою дикую храбрость, но «в них меньше чести, благодарности и надежности, чем, вероятно, в любом другом племени Равнин». По мнению Муни, виной тому был большой процент чужеродной крови в племени, которая, несомненно, отразилась на характере его представителей. Вильям Кларк тоже считал., что кайовы уступали команчам в уме и целеустремленности. Чарльз Бент в 1847 году писал, что кайовы в манерах и обычаях сходны с команчами, но считаются более храбрым народом. Джордж Гриннел искренне восхищался характером пауни, отмечая, что они люди доброжелательные, веселые и даже немного болтливые. Он писал.: «Я до глубины души поражен характером пауни, достойным самой высокой оценки». По поводу плоскоголовых Томас Джеймс вспоминал: «Плоскоголовые являют собой благородную расу людей храбрых, щедрых и гостеприимных. Их вполне можно назвать Спартанцами Орегона». Гамильтон в 1840-х годах сравнивал кроу и шошонов: «Кроу не так смышлены, как шошоны, и не могут сравниться с ними в независимости характера и чистоплотности. Они известные попрошайки и жулики, чего не скажешь о шошонах. Вы можете не задумываясь доверить им (шошонам. – Авт.) все свои пожитки». Лет через десять Эдвин Дениг писал, о кроу, что они хитры, энергичны и чрезвычайно умны во всем, что касается охоты, войны и торговли. Мужчины ассинибойнов, по мнению Вильяма Кларка, и с ним соглашались многие современники, физически уступали равнинным сиу и были менее смышлены.
Также представители различных племен отличались друг от друга ростом, телосложением и цветом кожи. Хантер писал, что переселенные на Равнины потаватоми, шауни, чероки и осейджи отличаются высоким ростом, а арикары, манданы и кикапу – небольшим. Канзы, омахи, пауни, ото, куапо и делавары широкоплечи, с развитой грудной клеткой, а по росту занимают среднее положение между первой и второй группами. Наиболее темный цвет кожи, по его словам, был у потаватоми, сиу, пауни и арикаров. Немного светлее кожа у осейджей, канзов, ото и чероков. Самыми светлыми он называл майданов, чокто и кри. Льюис Морган в 1860 году указывал, на очень темный цвет кожи осейджей и канзов. Льюис и Кларк сообщали, что шошоны по цвету кожи схожи с сиу, но темнее, чем хидатсы, манданы и шауни. Светлая кожа манданов и часто встречающиеся среди них шатены заставляли некоторых современников предположить, что они являлись потомками белых людей. Манданы, согласно Максимилиану, были сильными, хорошо сложенными, широкоплечими и мускулистыми и ростом выше среднего. Их носы, не такие длинные и горбатые, как у сиу, были с легкой горбинкой, а иногда – совершенно прямыми, и никогда не были широкими. К тому же они не имели таких высоких скул, как сиу. Кайовы были плотно сбитые и с темным цветом, кожи. Брекенридж писал, что мужчины арикаров крупные и пропорционально сложены, а по цвету кожи несколько светлее, «чем обычно бывают индейцы». Что касается кри, Маккензи говорил о них как о людях среднего роста, хорошо сложенных и весьма энергичных, но Кларк писал, что виденные им кри физически уступали остальным индейцам Равнин. По словам Маккензи, «у них кожа не настолько темного оттенка, как у тех дикарей, которые имеют менее чистоплотные привычки». Мужчин кроу большинство белых современников считало одними из самых красивых людей среди североамериканских индейцев. «Все они высокого роста, – писал Эдвин Дениг, – прямые и хорошо сложены, с отважным, горящим взглядом и обычно хорошими зубами. К тому же одеваются изысканно и дорого».
По словам Джона Брэдбери (1811 год), рост осейджей составлял не менее 182,9 см. Он писал, что они такие высокие, широкоплечие и здоровые, что кажутся гигантами. Генри Скулкрафт, побывавший среди них в 1819 году, подтвердил, что представители этого племени прекрасно сложены, а обычный их рост составляет от 182,9 см и выше. По поводу сиу Брэдбери отмечал, что они ниже осейджей, омахов и понков и у них менее крепкое телосложение. Шайены, по его словам, были людьми высокими и хорошо сложенными, а цвет их кожи темнее, чем у арикаров. По данным Роберта Лоуи, нормальным среди кроу считался рост между 170,2 и 182,9 см. Команчи были приземистыми, коренастыми и плотного телосложения. Вильям Кларк сообщал, что команчи чуть выше и лучше развиты физически, чем их родичи шошоны. Несомненно, это связано с большим процентом чужой крови – мексиканской, евро-американской и представителей различных индейских племен. Самыми высокими индейцами на Равнинах все современники признавали шайенов. Кларк Висел ер привел данные о среднем росте равнинных племен и их соседей, оперируя научными измерениями, а не данными «на глазок», в отличие от ранних путешественников и исследователей. По его сведениям, средний рост шайенов составлял 174,5 см. Следующими по росту были кроу и омахи – 173,2 см, арапахо – 172,8 см. Средний рост сиу составлял 172,6 см, равнинных оджибвеев – 172,3 см, черноногих– 171,5 см, пауни– 171,3 см, кайовов – 170,9 см, неперсе– 169,7 см, арикаров – 169 см[28]. Самыми низкорослыми на Равнинах были команчи – всего 167,8 см, а из племен Скалистых гор, тесно связанных с равнинниками, – юты, чей средний рост составлял всего 166,1 см. При этом особо подчеркивалось, что указанные цифры означают лишь средний рост мужчин каждого из племен. К примеру, рост 20 % прошедших измерение мужчин шайенов превышал 182 см. Маркус Голдштейн, проводивший измерения чистокровных команчей в начале XX века, подтвердил данные Висслера, указав, что их средний рост составлял 168,3 см. Рост липанов, по сообщениям Берландье, был от 177,8 до 186,7 см, но цифры эти, несомненно, несколько завышены.
Глава 2
Раскраска воина и его боевого скакуна
Именно из-за всеобщего обычая раскрашивать лица и тела, а не из-за цвета кожи индейцы были прозваны «краснокожими». Обычно они наносили краску красных оттенков, которая защищала кожу от воздействия морозного ветра на Северных равнинах и палящего солнца на Южных. Кроме того, считалось, что она делает человека красивее и приносит удачу. Мужчины кроу обычно покрывали лицо красной краской, слегка окрашивая веки в желтый цвет.
С появлением белых торговцев индейцы начали покупать у них охру в огромных количествах, а когда такой возможности не было, использовали различные природные красители. Для нанесения налицо воин брал, немного охры и жира, растирал на ладонях до получения необходимой консистенции, а затем, закрыв глаза, втирал в кожу. По мнению Вильяма Кларка, именно по этой причине индейцы некоторых племен выщипывали брови и ресницы – чтобы засыхавшая на них краска не раздражала глаза. Липаны и пауни уделяли выщипыванию бровей особое внимание, а команчи выщипывали еще и ресницы. Кроу, в отличие от них, не выщипывали ни бровей, ни ресниц. Вислиценус писал, что канзы, селение которых он посетил в апреле 1839 года, «подобно всем индейцам, любят раскрашивать себя охрой, особенно рисовать красные круги вокруг глаз». Мужчины и женщины сарси раскрашивали охрой или киноварью верхнюю часть лица.
Белден сообщал, что краска продается в маленьких коробочках и торговцы получают за нее прибыль в 500 %. Он писал: «В последние годы в Сент-Луисе работает фирма, специализирующаяся на краске для индейцев, и каждое племя на Равнинах знает их бренд. Их краски великолепны, и индейцы готовы платить за них любую цену». Торговцы поставляли индейцам краску черного, красного, желтого, зеленого и синего цветов.
Несмотря на распространенное мнение, целью раскраски индейских воинов было не устрашение врагов. Военная раскраска служила магической защитой для воина и его скакуна, а также, как полагали индейцы, придавала или усиливала определенные магические и физические способности. Обычно у каждого воина был свой метод раскрашивания. Различные виды раскрашивания в основном являлись результатом видений и были индивидуальны. Существовали также определенные методы раскрашивания, означавшие боевые заслуги или намерения. Дениг сообщал, что ассинибойны, отправляясь в военный поход, раскрашивали все лицо ярко-красной краской. Доктор Хоффман, сопровождавший йеллоустонскую экспедицию генерала Стэнли в 1873 году, утверждал, что кроу, по военному обычаю, отправляясь в поход, обычно раскрашивали красной краской только лоб, тогда как сиу наносили красную краску на нижнюю часть лица – от линии глаз до подбородка. Но эта информация сомнительна и может относиться только к раскраске отдельных воинов. Громовой Медведь, оглала-сиу, сообщал, что выкрашенный в красный цвет лоб с черными горизонтальными линиями на одной стороне лба (поверх красной краски) означал намерение сражаться с врагами. Пауни для раскраски тела использовали различные цвета. Членам одного и того же воинского общества необязательно было раскрашиваться одинаково или одними цветами. Некоторые наносили белую краску на все тело, другие красили левую сторону лица голубым, а правую – красным цветом. Однако представители Медвежьего культа ассинибойнов, отправляясь в бой, раскрашивали лица красной краской, а затем делали вертикальные «царапины», символизирующие следы медвежьих когтей, снимая ногтями часть краски с обеих сторон лица. После этого они рисовали черные круги вокруг рта и каждого глаза.
Смертельная схватка.
Художник Ч. Ремингтон
Оглала-сиу Громовой Медведь в 1912 году поведал о следующих видах раскраски воинов его племени. Горизонтальные волнистые цветные линии, нарисованные на запястьях воина, означали, что он был захвачен врагами в плен, но сумел спастись. Красные пятна на любой части тела – ранения от стрел или копий. Красные горизонтальные линии на руках или теле, а также красные вертикальные линии на шее – воин бывал в битвах. Каждая линия означала участие в одной битве. Черные круги вокруг глаз давали воину магическую возможность победить врага ночью или неожиданно напасть на него и победить. Черные горизонтальные линии на одной щеке свидетельствовали о том, что воин убил врага. Диагональные черные линии на бедрах – воин сражался в бою пешим. Черные кресты на бедрах – воин сражался на своем скакуне. Вертикальные красные линии, идущие по щекам вдоль висков до челюсти, у сиу и шайенов означали, что воин убил врага в рукопашной схватке.
Черный цвет у большинства племен (сиу, шайенов, арапахо, пауни и др.) был цветом победы. Он означал прекращение вражды, символизируя затухшие угли вражеских костров и вражеские жизни, которые покинул дух. Возвращаясь после битвы, воины раскрашивали лица в черный цвет перед тем, как триумфально въехать в селение, размахивая над головой добытыми скальпами. Победоносные кроу всегда покрывали лица черной краской, и фраза «с черным лицом» была стереотипным обозначением победоносного возвращения. Шайены часто раскрашивали даже церемониальные костюмы в черный и красный цвета – цвета победы и обновления жизни. Многие военные песни сиу содержали фразу: «Черную краску для лица ищу я!» В победоносных отрядах сиу, в которых не погиб никто из своих, позволялось раскрашивать лица в черный цвет не только первым четверым воинам, убившим врагов, но и их родственницам, принимавшим участие в Пляске Скальпов. По словам Громового Медведя, сиу, возвращавшийся из похода со скальпом врага, мог выкрасить в черный цвет не все лицо, а только область вокруг рта и подбородок. У омахов, если воины убивали врага, предводитель отряда раскрашивал свое лицо черной краской. Позднее, по прибытии в селение, все участники похода делали то же самое. Манданы и ассинибойны, возвращавшиеся с захваченными скальпами и посчитавшие «ку», полностью раскрашивали лицо в черный цвет, оставляя нетронутым кончик носа.
Необходимую краску воины могли везти с собой или изготавливать на месте, используя различные природные красители. Равнинные кри, чтобы получить черный цвет, смешивали жир, древесный уголь и графит. Графит растирали в порошок жирными руками, потом добавляли немного толченого древесного угля и натирали кожу полученной смесью. Скиди-пауни покрывали лицо сажей, получаемой при сжигании травы.
Осейджи и команчи, напротив, часто наносили черную краску перед битвой. Команчи обычно рисовали две полосы – одну вдоль лба, а другую вдоль нижней части лица. Часто в сообщениях первопроходцев упоминается, что лица воинов команчей, атаковавших их, «были покрыты черной краской». Джеймс Томас вспоминал появление отряда враждебных команчей в 1810 году: «Вдали мы увидели приближающегося вождя Одноглазого со своими воинами. Все они были раскрашены черной краской и вооружены луками, ружьями и копьями». Воины осейджей, по сообщениям Лафлеша, готовясь атаковать врага, раскрашивали лицо в черный цвет углем, который символизировал мистическую силу разрушительного огня и означал, что воины будут беспощадны к врагам и ожидают от них такого же отношения к себе. Уголь этот соскребали с горящих веток церемониального костра перед выходом военного отряда в путь. По данным Джеймса Дорси, отправляясь воровать лошадей, осейджи раскрашивали лицо углем в черный цвет. Готовясь атаковать врагов, члены клана хонга покрывали правую щеку ниже глаза грязью. Такая раскраска называлась Убранство молодого быка бизона. Они говорили: «Мой младший дедушка (молодой бык бизона. – Лет.) очень опасен. Так же и я, когда собираюсь атаковать». Все воины клана тсижу, согласно Дорси, перед атакой левой рукой покрывали все лицо красной краской, называемой огненной окраской. Они молились огню: «Как огонь не знает жалости, так и мы не знаем ее». Затем они наносили на левую щеку под глазом слой грязи шириной в два или более пальца. Дорси также отмечал, что те из воинов осейджей, которые вели себя подобно медведю, раскрашивали лицо только углем. Раскраска некоторых воинов символизировала ветер, молнию или пуму. Вильям Уитмэн сообщал, что воины ото, отправляясь в битву, покрывали лицо черной краской, после чего пальцами проводили по нему так, чтобы проступили более светлые полосы. Ной Смитвик также упоминал, что желтый цвет, по мнению команчей, обладал «силой, способной отворотить стрелы и пули, направленные в тело, которое было натерто желтой краской».
Во время церемоний раскраска мужчины могла говорить о его принадлежности к определенному воинскому обществу, клану или о совершенных им боевых подвигах. Например, все старики осейджей, проявившие себя на тропе войны, раскрашивали себя во время церемоний в соответствии с принадлежностью к тому или иному клану. Старики клана тсижу сперва покрывали лицо белой глиной, затем наносили красное пятно на лоб и раскрашивали в красный цвет нижнюю часть лица. После этого они ногтями проводили по скулам и щекам, соскребая глину так, чтобы на белом фоне проступила темная кожа. Раскраска могла быть стандартной или должна была, по мнению воина, отражать определенное действо. Вождь плоскоголовых, Моис, чье тело во время плясок полностью покрывала желтая краска, кроме правой ноги ниже икры, выкрашенной в красный цвет, объяснил, что тем самым он символизировал великую битву с черноногими, произошедшую у реки Желтого Камня (р. Йеллоустон). У понков воин, ударивший не раненого врага, выкрашивал в черный цвет верхнюю часть тела, первым ударивший павшего врага (раненого, убитого или распростертого на земле без чувств) – неравномерно покрывал тело черными полосами, снявший скальп – раскрашивал лицо слегка красным оттенком, поверх которого наносились черные полосы, а захвативший у врага лошадей – рисовал на теле знаки в виде следов лошадиных копыт. У сиу лицо воина, раскрашенное белыми пятнами, означало, что он совершил храброе деяние зимой. Место ранения, полученного воином или лошадью, у большинства равнинных племен отмечалось горизонтальной линией с каплями стекающей крови для стрелы и красным пятном со стекающей кровью для пулевого ранения. В раскраске тела у северных шошонов прямые углы или угловатые изображения подков означали следы лошадей, волнистые линии вдоль всей руки и ноги символизировали радугу. Короткие горизонтальные, кривые, наклонные или вертикальные линии обозначали количество убитых врагов. Следы рук говорили об участии в рукопашной схватке. У манданов раскраска, при которой правая сторона тела или рубахи и леггин была окрашена в синий цвет, а левая – в красный, означала, что он убил врага вдали от дома либо посчитал, на одиноком враге первый или второй «ку». У ассинибойнов белой глиной вымазывали свое лицо и накидки только в случае скорби.
Воинам, проявившим себя на тропе войны, позволялось раскрашивать лица своих жен. Но если мужчина не имел на счету боевых заслуг, этой привилегии он лишался. «Нет ничего лучше, – говорили старики кроу, – чем увидеть молодую женщину с раскрашенным лицом. Она выглядит так гордо и счастливо, держа его (мужа. – Авт.) копье и щит, сидя на его лучшем боевом скакуне и показывая всем, что ее мужчина – воин, проявивший себя на поле брани».
Лошади тоже раскрашивались, а их хвосты и гривы украшались орлиными перьями и яркими лентами. На уздечки часто подвешивали перья и скальповые пряди. У сиу скальп к узде подвешивали те, кто в бою сбил этим конем врага. А возвращающиеся с победой черноногие иногда привязывали скальпы к уздечкам, чтобы лошадь высоко и красиво держала голову вверх. Если она наклоняла голову, скальп бил ее по носу, и она снова поднимала ее. Отправляясь в битву, воины обычно подвязывали хвосты своим боевым коням и украшали их. Кроу заявляли, что подвязывали хвосты лошадей, чтобы они быстрее скакали. Черноногие, гровантры и сарси часть хвоста заплетали в косу, подвязывали его и кожаным шнурком привязывали к нему перо. По этим признакам они могли отличить своих лошадей от вражеских.
Обычай раскрашивать перед битвой боевых коней существовал у всех племен. Берландье писал: «Отправляясь на войну… они раскрашивают лошадей красными, черными и белыми полосами и покрывают свои тела краской».
Раскраска боевого скакуна играла следующие роли:
1. Обозначала подвиги его владельца на тропе войны.
2. Указывала на принадлежность владельца к определенному воинскому обществу.
3. Символизировала магические силы, пришедшие к владельцу скакуна в видении, являя собой своего рода молитву Высшим Силам.
4. Колдовским образом наделяла лошадь определенными качествами, усиливала их или защищала ее от вражеских стрел и пуль.
Лошадей темной масти раскрашивали белой или желтой краской, а животных светлой масти – красной. Круги вокруг глаз боевого коня рисовали, чтобы зрение скакуна было острее. Также существовали различные обозначения воинских обществ. Следы в виде подковы у всех племен означали захваченных воином лошадей – каждый след соответствовал одной лошади. У большинства племен горизонтальные линии на правой ноге скакуна означали, сколько раз воин посчитал «ку» на враге с правой стороны, и наоборот. У кроу, по словам Двух Леггин, полосы, нанесенные белой глиной на боках боевого скакуна или на его морде под глазами, говорили о количестве лошадей, захваченных воином у врагов.
Банноки, помимо украшения боевых скакунов пучками перьев, привязанных к гриве, по-разному раскрашивали их белой глиной. Возвращавшиеся с победой скиди-пауни, добравшись до окрестностей своей деревни, также вымазывали лошадей белой глиной. А члены военного отряда черноногих перед вступлением в лагерь рисовали на лбу украденных лошадей красные горизонтальные полосы. Осейджи, согласно Джеймсу Дорси, раскрашивали лошадей, нанося им грязь на левую щеку, плечо и бедро.
Места ранений боевых скакунов сиу, шайены и черноногие отмечали большим круглым пятном, обычно красной краской. Если под воином хидатсов или манданов была застрелена или ранена лошадь, к гриве или челке его скакуна привязывалась выкрашенная в красный цвет палочка.
Черноногие предпочитали для раскраски лошадей красный цвет. Согласно Юэрсу, некоторые юноши малевали на обеих сторонах крупа коней круглые пятна, но они служили только в качестве украшения. Если воин сбивал конем пешего врага, он заслуживал привилегию нарисовать на обоих плечах скакуна по отпечатку ладоней. Сведения Голодного Волка несколько иные. По его словам, отпечаток ладони на лошади черноногого – владелец убил врага в рукопашной. Кроу Два Леггина говорил, что воин кроу белой глиной наносил отпечаток ладони на боку скакуна, если в бою сбивал им врага наземь. Согласно Стэнли Весталу, убив врага в рукопашной схватке, воин сиу мог красной краской нанести на одежду или на скакуна отпечаток ладони, но Томас Майлз утверждал, что отпечаток ладони у сиу свидетельствовал о том, что он дотронулся до врага.
Кроме того, определенная раскраска одежды и нарисованные на ней символы также означали боевые заслуги воина или давали магическую защиту. Например, знак Громовой Птицы на рубахах у черноногих был источником магической защиты и придавал воину смелость.
Глава 3
Татуирование
Татуирование не получило широкого распространения среди индейцев Дикого Запада, хотя члены некоторых племен уделяли татуировке большое внимание. Когда пауни впервые встретили вичитов, они подумали, что их глаза похожи на медвежьи. По мнению Данбара, такое впечатление могло сложиться из-за обычая вичитов наносить краской или делать татуировку круга вокруг глаз. Помимо этого, они наносили татуировки на грудь. Вичитов даже называли Татуированными пауни. Среди мужчин соседних с ними тонкавов в первой половине XIX века встречалась татуировка в виде вертикальной линии на лбу от начала роста волос вниз к носу и трех вертикальных линий на подбородке.
Среди кри татуирование было практически всеобщим. Женщины довольствовались одной-двумя линиями, вытатуированными от углов рта к нижней челюсти, а некоторые мужчины покрывали свои тела линиями и фигурами. Позднее, под влиянием белых, кри оставили этот обычай. Татуировки женщин были распространены среди многих племен, в том числе у манданов, хидатсов, равнинных оджибвеев, айовов и кайовов. Первые делали на лбу татуировку маленького круглого пятна, а последние – небольшого синего круга. Многие девушки айовов татуировали на лбу между бровей большую круглую точку, а некоторые – две (одну над другой). Кайовы еще в 1864 году делали такую же татуировку пленницам.
Рудольф Курц в октябре 1851 года писал в своем дневнике, что среди племен верховий р. Миссури каждый из отличившихся в боях воинов «всегда в той или иной мере татуирован – фигуры, линии или точки выкалываются иглой на коже, после чего в них втирается порох или угольная пыль, отчего они приобретают темно-синий цвет». По словам Курца, индейцы никогда не татуировали все тело, а только горло, грудь, руки и голени. На голени наносили изображения больших точек, знаков копыт или наконечников копий. Он особо отмечал, что воины никогда не делали татуировок на спине, поскольку настоящий боец не поворачивается к врагу этой частью тела. Курц оставил несколько великолепных зарисовок татуированных хидатсов и кри. Лоуи видел в 1910 году старика хидатса, у которого была татуирована одна сторона груди. Мэтьюз встречал нескольких стариков хидатсов с вытатуированными параллельно расположенными кольцами на груди, шее и руках. По его словам, татуировок на других местах не было. Но он не видел ни одного мужчины средних лет с татуировками. Мэллери сообщал, в 1886 году, что самую примечательную татуировку среди хидатсов на тот момент имел второй вождь племени по имени Худой Волк. Его тело украшали горизонтальные параллельные линии шириной от 0,8 до 1,3 см, которые шли от центра груди по правому боку до позвоночника. Правая рука и правая нога его были украшены такими же кольцами, расположенными на одном расстоянии друг от друга. Худой Волк не смог, а скорее, не стал объяснять значение этих татуировок белокожему исследователю, но на всех пиктографических изображениях своих военных подвигов он всегда рисовал себя с ними. Боуэрс писал, что воин хидатсов, ударивший живого врага, мог нарисовать или сделать на одной стороне груди татуировку двух отпечатков ладоней.
Вождь сиу. На его груди и шее нанесена татуировка, которую имели только прославленные бойцы. Художник К. Бодмер
Кроу по имени Рука Вокруг Шеи говорил, что татуировки не свойственны его племени, но вспомнил нескольких воинов, у которых они были на руках. Кертис писал, что видел среди кроу нескольких мужчин, татуировки которых символизировали их магических помощников. Для нанесения татуировки кроу брали четыре-пять игл дикобраза, прокалывали кожу, а затем втирали в наколку растертый уголь красной ивы или сосны. Манданы иногда делали татуировки, в основном на левой груди и руке – черные параллельные линии и другие знаки. Вильям Кларк сообщал в 1881 году, что не нашел среди команчей каких-либо свидетельств того, что они когда-либо наносили татуировки на грудь или лицо, но это не так. Ной Смитвик отмечал, что индейцы Техаса, в том числе команчи, так гордились боевыми шрамами, особенно от пуль, что делали вокруг них татуировки. Клинтон Смит сообщал о вытатуированной на груди вождя команчей черной звезде. Он не пояснил ее значение, но, несомненно, звезда была связана с магической силой вождя. Омахи делали на руках татуировки, символизирующие магических помощников. Находясь в лагере омахов, Декост Смит закатал рукава рубашки, оголив часть руки, на которой в молодые годы вытатуировал индейский символ – отпечаток бизоньего следа. Проходящий мимо индеец заметил татуировку и спросил, откуда она у него. Смит объяснил, что сделал ее в молодости ради забавы. «Нельзя делать такие вещи ради забавы», – покачал головой краснокожий. Кларк Висел ер писал, что татуирование не имело широкого распространения среди черноногих, но иногда они наносили простые рисунки на лицо и руки, прокалывая кожу иглами и втирая в нее порох.
Эдвин Дениг сообщал в 1854 году, что татуирование широко распространено среди арикаров, хидатсов, манданов, ассинибойнов и кри – иногда точки на лбу, полосы на щеках и подбородке, кольца на руках и запястьях, а зачастую они татуировали всю грудь до пупка и обе руки. Мужчины покрывали все тело татуировками после победы над своим первым врагом. Ассинибойны брали красную иву и кедр, сжигали их, толкли угли в порошок, который смешивали с небольшим количеством воды. Потом они сухожилиями связывали вместе пять-шесть игл дикобраза, которые вставляли в расщепленное перо и обматывали сухожилиями. Затем приглашали шамана и дарили ему лошадь. Для барабанщиков и певцов готовили угощение из сушеных ягод. После еды обнаженный воин ложился на спину, а шаман объявлял собравшимся, какие узоры будут нанесены на его тело. Сначала он рисовал их полученными чернилами, чтобы узор был правильным, после чего протыкал кожу иглами, обмакивая их в чернила. Все то время, что длилась процедура, старики били в барабаны и пели, прерываясь только на еду и отдых. Процесс занимал два с половиной дня, и за каждый день участия в ритуале шаман получал по лошади. В итоге вся грудь и обе руки воина были покрыты татуировками.
Кэтлин, описывая вождя сиу Токи-ито (Рогатый Камень), упомянул, что его шея, плечи и грудь были татуированы самым любопытным образом с помощью пороха и красной краски. Причем рисунок был нанесен в таком изобилии, что на расстоянии казалось, будто на нем надета прекрасно вышитая рубаха. Чуть позже художник Карл Бодмер нарисовал портрет вождя сиу, на шее, груди и плечах которого была нанесена татуировка, похожая на осейджскую. Бодмер назвал его Тукан-Хатон – слово не соответствует языку сиу и, несомненно, является искажением Токи-ито.
Среди канзов татуировку могли носить только величайшие воины. Для этого канзу было необходимо убить семерых врагов и захватить шесть лошадей. Только тогда он заслуживал право нанести татуировку на грудь. Его статус становился настолько высок, что он мог отойти от воинских дел, и это не отражалось на его репутации. В начале XX века в живых не было ни одного татуированного канза. Удачливые воины племени могли также наносить татуировку на тела жен – на грудь, запястья, икры, а также сделать круглую точку на переносице.
Наиболее татуированными индейцами Великих Равнин, помимо вичитов и хидатсов, несомненно, были осейджи. Проявившие себя на тропе войны могли наносить на тело себе, своим женам и дочерям татуировки, символизирующие их боевые заслуги. Иногда татуировки покрывали все тело воина. Тиксир писал.: «Их шеи, грудь, спины, руки, животы до бедер, нижняя часть бедер и ноги испещрены несмываемыми голубыми линиями, которые наносят при помощи раскаленного железа и угля». Осейджский историк Луис Берне так объяснил символику татуировок: «Линии от подбородка до живота символизируют священный нож. Линии, идущие по обеим сторонам по наклонной от кончика ножа через плечи, – священные трубки. Два диагональных орнамента, проходящих от кончика ножа через плечи, представляют тринадцать солнечных лучей». Кроме того, в обычае осейджских женщин и мужчин было татуировать эмблему паука на внутренней части руки.
Глава 4
Прически
Прически индейцев Великих Равнин были весьма разнообразны, и «мода» на них время от времени менялась. Прически можно поделить на два основных типа – для одних племен были характерны длинные волосы, другие выбривали головы, оставляя на макушке скальповую прядь. Последняя прическа была популярна у племен, живших на восточной части Равнин, граничившей с зоной лесов, и некоторых племен Южных равнин. Вичиты прежде закрепляли скальповую прядь на выбритой голове торчком или слегка склоненной назад так, что она напоминала рог. Большинство пауни до конца XIX века брили головы, оставляя лишь гребень от 1 до 7 см высотой, идущий ото лба до задней части головы, со свободно свисающей скальповой прядью на затылке. Чтобы гребень лучше торчал вверх, его мазали с боков жиром и краской. Большинством авторов подобный стиль причесок описывался как характерный именно для пауни, но сами пауни говорили о нем – «как у осейджей». В ранние времена пауни выщипывали каждый волос на голове, кроме гребня посередине, но позднее стали пользоваться ножницами. Помимо такого стиля, прически пауни были не менее разнообразны, чем у других племен. Головы брили осейджи, айовы, омахи, канзы, ото и миссури. Вислиценус писал, что воины канзов «выбривают волосы на голове, оставляя на затылке длинную прядь, которую заплетают в косу, а иногда выбривают волосы с обеих сторон головы, оставляя посередине гребень. Последняя прическа особенно популярна среди них». Существует предание, что оглала-сиу также в далеком прошлом выбривали голову с обеих сторон. Даже шайены говорили, что давным-давно их мужчины брили головы, оставляя гребень или круглое «пятно» на макушке, где волосы были длинными. На рубеже XVIII–XIX веков Генри сообщал, что некоторые молодые кри сбривали волосы, оставляя небольшой пучок на макушке.
И все же мужчины большинства племен предпочитали длинные волосы. Основная часть кри носила длинные волосы, и их прически зависели от принадлежности к какой-либо из племенных ветвей, хотя некоторые оставляли волосы распущенными. Команчи и липаны зачесывали волосы назад и заплетали их в одну косу, спускающуюся по спине. Чтобы коса была длиннее и достигала колен, они вплетали в нее волосы своих женщин и даже шерсть с бизоньей и лошадиной гривы. К косе часто прикрепляли серебряные кружочки, уменьшающиеся в размере от верха к низу. Позднее они не менее часто делали и привычные для равнинников две косы по бокам головы. Липаны также носили волосы распущенными или собирали их в пучок на затылке. Воины кайовов подрезали волосы с правой стороны головы по линии мочки уха, чтобы было лучше видно ушные украшения. С левой стороны волосы отращивали и заплетали в косу, которую обматывали полосками из шкурки выдры, как это было принято у многих племен. Кроме того, с макушки свешивалась небольшая скальповая прядь. Этот стиль все еще встречался в 1870-х годах и был характерен для кайовов. Такая же прическа в XIX веке встречалась и среди шайенов – срезая волосы с одной стороны, они заплетали волосы с другой в длинную косу. В открытом ухе проделывали много дырок, куда вставляли серьги, а на закрытом никаких украшений не носили. У понков одни мужчины остригали волосы коротко, не выбривая их, а другие заплетали их в косы, иногда обматывая их шкурками выдры, что, несомненно, было поздней имитацией причесок сиу. Прически омахов также были двух типов – одни носили длинные распущенные волосы, другие выбривали головы, оставляя лишь гребень от лба до шеи. При длинных волосах их разделяли на прямой пробор, выкрашивая его и кожу вокруг скальповой пряди в красный цвет. Арапахо вспоминали, что в прошлом носили волосы разделенными на прямой пробор, а спереди остригали и закрепляли челку над лбом торчком. По их словам, это делалось, чтобы выглядеть более свирепыми. Волосы над висками обрезались зигзагообразно. Некоторые собирали волосы в хвост на затылке. Арапахо говорили, что, после того как они начали носить более поздний тип прически – две косы или два хвоста по бокам со скальповой прядью на макушке, – кри, шошоны и некоторые другие племена переняли их прежний тип прически. Мужчины банноков заплетали две косы по бокам, а иногда делали третью, которая ниспадала по спине. Многие коротко остригали челку и закрепляли ее торчком, что было характерной прической кроу. В особых случаях банноки могли выкрашивать челку белой или желтой краской. Брекенридж писал в 1811 году: «Арикары в основном отращивают длинные волосы. Я видел пару человек, чьи волосы достигали пяток. Порой они удлиняют их искусственно – обычно конским волосом. Волосы разделены на множество спутанных прядей… иногда их сворачивают в шар и фиксируют на макушке». О гровантрах в конце XIX века сообщалось, что они не имели определенной прически, а носили волосы всевозможными способами – и с поднятыми вверх челками, как кроу, и с косами и скальповыми прядями, как сиу и шайены.
Отправляясь в бой, шайены иногда собирали волосы на лбу в узел, втыкая в него орлиное перо, – они говорили, что в древности такая прическа считалась военной. Стэнли Вестал сообщал, что подобная прическа считалась военной и у сиу. Художник Карл Бодмер, путешествовавший по Равнинам в начале 1830-х годов, изобразил прически со стянутыми на лбу в узел волосами у гровантров и черноногих. Подобная прическа была распространена и среди пожилых мужчин арапахо. Если времени перед сражением не было, шайен мог не заплетать волосы в косы, а стянуть их ремешком на затылке в хвост.
В начале XIX века большинство воинов из племен, не выбривавших волосы, в основном носили их распущенными, разделяя на прямой пробор. Характерной особенностью индейцев Северных равнин первой половины XIX века (ассинибойны, черноногие, гровантры, кроу, сиу, хидатсы, манданы, арикары) была длинная узкая челка, достигавшая переносицы, а порой и кончика носа, которую иногда стягивали тонким ремешком. Прически некоторых воинов дополнялись одной или несколькими тонкими косичками спереди или по бокам. Кроме того, манданы, арикары и хидатсы часто остригали волосы по бокам по уровню челюсти, оставляя сзади длинными. Шайены XVIII века носили распущенные волосы, не заплетая скальповую прядь, а склеивая их на задней стороне головы сосновой смолой в несколько тонких прядей, спускавшихся по спине. Такая прическа встречалась среди них до 1850-х годов. Кроу в ранние времена носили волосы распущенными и разделенными на прямой пробор. Позднее они стали заплетать их в косы. Такое изменение прически, по мнению кроу Ожерелье из Ракушек, произошло под влиянием неперсе. Характерной чертой причесок кроу была торчащая вверх челка. Для этого ее вымазывали глиной, к которой для крепости иногда примешивали клейкую субстанцию, получаемую при вываривании определенных смолистых трав или кустов. Они очень гордились длиной своих волос. Вождь Горных кроу, Длинные Волосы, в связи с этим упоминался каждым встречавшим его путешественником или торговцем. Длина его волос составляла около трех метров, и он складывал, их в особый контейнер, который обычно носил под мышкой. Дениг так описал прическу кроу середины XIX века: «Они носят волосы длинными, разделенными на косички, к которым смолой приклеиваются чужие пряди волос. Они свешиваются по спине широкой плоской массой, которая подвязывается на конце и по всей длине украшается пятнами (светлой) глины. Челка подрезается и закрепляется торчком».
Белый Конь (Аса-Така) из питахауират-паупи. С раннего ферротипа, сделанного до 1869 года.
Кровавый Рог, вождь хупкпапа-сиу. 1872 г.
Прически могли служить характерной особенностью того или иного воинского общества или религиозного культа. Например, воины ассинибойнов, которым в видении являлся дух медведя, становились членами Медвежьего культа. Они выбривали верх головы и скатывали часть волос с каждой стороны в шары, походившие на уши медведя. Некоторые члены общества Лис хидатсов выбривали головы, оставляя лишь центральный гребень. Существуют упоминания о подобном обычае среди арикаров (общество Полумесяца), манданов (общество Полувыбритых) и ряда других племен. В некоторых племенах прическа могла несколько различаться, в зависимости от принадлежности к определенной части племени. Осейджи из клана хонга состригали волосы так, что гребень состоял из пяти пучков, идущих ото лба назад. А воины клана тсижу носили прическу из трех пучков – один над лбом, второй на макушке, а третий на соединении черепа с шеей.
Со временем заплетенные в две косы волосы стали наиболее распространенной мужской прической племен Дикого Запада. Обычно их разделяли на прямой пробор, но черноногие и некоторые племена Скалистых гор иногда делали косой пробор.
Обязательным элементом прически любого краснокожего была «скальповая прядь» – длинные волосы на макушке, заплетенные в одну или несколько косичек. Несмотря на разнообразие причесок, даже выбривая голову, индейцы всегда оставляли небольшую, длинную прядь волос. Она являлась вызовом врагу – воин как бы говорил: «Если ты храбр, попробуй добыть мой скальп!» По сообщениям Белдена, сиу заплетали косичку из трех прядей, виннебаго делали шесть-семь косичек, и, чтобы снять с их воинов полный скальп, следовало срезать около десяти сантиметров кожи. Пауни, шайены, арапахо, омахи и кроу делали одну косичку. По словам Тиксира, осейджи оставляли две косички. Юты носили волосы, подобно сиу, но, как правило, скальповой пряди не делали, хотя некоторые из них, например юты Белой реки, этот обычай переняли. Хидатсы, по сообщениям Вильяма Кларка, раньше никогда не носили скальповых прядей и начали делать их незадолго до 1881 года. Скальповая прядь команчей состояла из одной косички, в которую обычно втыкали желтое или черное перо. Ричард Додж писал, что скальповая прядь сиу состояла из одной-трех косичек, у виннебаго – из шести-семи. Как ни странно, несмотря на огромный опыт общения с индейцами, он утверждал, что шайены, арапахо, кайовы и команчи не носили скальповых прядей, но это ошибка. Понки обычно оставляли на макушке небольшую прядь, называемую «аску», но она, по некоторым данным, не была вызовом врагу, а служила для закрепления роучей, серебряных цепей, брошей и других украшений.
Не только понки, но и представители всех других племен уделяли много внимания украшению волос. Помимо орлиных перьев, на волосах закреплялись бусины, раскрашенные палочки и даже миниатюрные деревянные ножи. Кроу украшали волосы подвесками из бусин или ракушек. Омахи привязывали к скальповой пряди короткую костяную трубку, в которую вставлялось перо. Благодаря ей перо можно было закрепить под нужным углом или прямо вверх. Шайены часто привязывали к скальповой пряди пуховые перышки орла. В первой половине XIX века шайены, подобно другим индейцам, закрепляли на скальповой пряди серебряные монеты разного размера. Предварительно их расплющивали, в центре полученных дисков проделывали отверстие, после чего их нанизывали на длинную полоску кожи. Крупные диски всегда были сверху, уменьшаясь в размере книзу. Позднее торговцы стали поставлять подобные диски из мельхиора. После появления на Равнинах домашнего скота некоторые шайены носили привязанные к скальповой пряди коровьи хвосты. Часто к пряди привязывали каменные наконечники стрел с небольшим мешочком из оленьей кожи, в котором находились священные колдовские растения. Такие же украшения были распространены среди кайовов, кайова-апачей, сиу, арапахо, ютов и некоторых других племен.
Глава 5
Украшения
Среди индейцев Дикого Запада были широко распространены всевозможные браслеты, кольца, ушные украшения и ожерелья из бус, когтей, зубов, костей, шкурок и т. п. Некоторые служили только для украшения, другие свидетельствовали об отваге воина или были его амулетами. Среди понков, омахов, канзов и осейджей были очень популярны ожерелья из когтей гризли, закрепленные на шкурке выдры. Подобные украшения встречались и среди других племен. Носить их могли только выдающиеся воины. Шайены делали ожерелья даже из рыбьих позвонков. Встречались также ожерелья из нанизанных на кожаный шнурок человеческих пальцев, отрезанных у убитых врагов.
Кольца и браслеты были популярны среди всех племен. Шайены носили браслеты из медных и латунных проводов. Берландье писал: «Браслеты из меди и серебра и ожерелья из бусин, к которым они подвешивают серебряные украшения, высоко ценятся среди команчей. Они всегда обвешаны такими безделушками во время посещения пресидио (мексиканских укреплений. – Авт.)».
Некоторые украшения имели функциональное значение. Например, команчи и представители некоторых других племен носили на левом запястье кожаный браслет, защищавший руку от ударов тетивы. Рудольф Курц в 1851 году писал, что такие браслеты носят также айовы, фоксы и омахи. При этом он особо отмечал, что не видел их среди племен верхней части Миссури (арикаров, хидатсов, манданов, ассинибойнов, сиу и кри) – они имели больше ружей и, соответственно, больше полагались на них, чем на луки.
Такие ожерелья из когтей медведя гризли могли носить только прославленные воины
Многие украшения были связаны с личными видениями или являлись амулетами, полученными от сильных шаманов, давая владельцу магическую защиту. Другие просто имели определенные свойства. Черноногие, например, считали, что ожерелья из лошадиных и оленьих зубов приносили удачу и отменное здоровье.
Кольца и подвески, продетые в носовую перегородку, среди равнинных индейцев не получили распространения, но их часто носили их соседи, например кэддо. Продевать кольцо в нос позволялось женам известных воинов канза. Также известно, что в XVIII и начале XIX века их носили некоторые мужчины шайенов. Одна старая шайенка в начале XX века помнила лишь трех стариков, носивших кольца в носу. Поначалу шайенские носовые украшения представляли собой ракушки, подвешенные к тонкому кожаному ремешку, продетому через отверстие в носовой перегородке, затем их заменили металлические кольца.
Деревянная Нога говорил о различиях ушных украшений у индейцев, отмечая, что они всегда указывали на племенную принадлежность: «Шайены прокалывали ухо один раз, вешали одно кольцо. Кроу тоже делали только один прокол и носили только одно кольцо или кружочек из раковины, но вешали его под ухом на плетеном ремешке. У сиу через один прокол пропускалось длинное кольцо, и с его нижнего конца свешивалось такое же второе кольцо. Пауни, кайовы и кайова-апачи делали несколько проколов по краю мочки уха и в каждое отверстие вставляли по маленькому колечку. У арапахо и ютов ушные украшения напоминали шайенские»[29]. Ушные украшения из ракушек у кроу могли носить только заслуженные воины. Дениг сообщал, что кроу делали в ушах огромные надрезы, в которых закрепляли морские ракушки зеленого и голубого цветов, сточенные в определенной форме. Эти ракушки путем обмена переходили с калифорнийского побережья от племени к племени, пока не попадали к кроу. Большие дыры в ушах делали и другие племена. Команчи называли скиди-пауни нанкита, что означало Разрезанные Уши, из-за их обычая проделывать в ушах огромные дыры, в которые они вставляли грубые украшения. Шайены в начале XIX века также прорезали длинную дыру вдоль хряща вблизи края уха – с верха до мочки, после чего край обматывался нанизанными на сухожилие бусинками. Позднее, по сообщениям Гриннела, в хряще стали проделывать по полдюжины дырок, в которые вставляли украшения. Прокалывание ушей было дорогостоящей церемонией, и количество проколов указывало на благосостояние семьи воина. К примеру, у омахов человеку, проводящему церемонию, за каждый прокол дарили лошадь.
Глава 6
Головные уборы
Для головных уборов и украшения волос индейцы обычно использовали хвостовые перья орла, реже перья крыла. Орел считался священной птицей, и для добычи перьев его не стреляли, а ловили, причем поимка сопровождалась определенными церемониями. Особо ценились белые перья с черными кончиками, которые были у орлов, не достигших зрелости. Когда птица вырастала, перья сначала становились крапчатыми, а затем темнели до темно-коричневого цвета. Они ценились не так высоко, но также использовались. Льюис и Кларк отмечали, что манданы, арикары и хидатсы оценивали два орлиных хвоста в хорошую лошадь или ружье. Мэтьюз писал, что хидатсы продавали перья менее искусным в поимке орлов племенам, и за один полный хвост можно было получить отличную лошадь для бизоньей охоты. По сообщениям Максимилиана, одно хвостовое перо всегда оценивалось в один-два доллара (в товарах). По словам Эдвина Денига, каждый орлиный хвост состоял из 12 перьев, и цена одного пера на Северных равнинах составляла 2 доллара, или 15 перьев за лошадь. Иногда для головных уборов использовали перья других птиц. В 1811 году Брекенридж видел такие уборы среди арикаров. «Они носят своего рода короны из перьев, – писал он, – которые мы видим на большинстве картин, изображающих краснокожих. Короны эти очень красивы. Наиболее ценятся для этой цели перья лебедя». Для украшения головных уборов часто использовались подвески из меха, ткани или перьев и бисерные узоры. Головные уборы из перьев были легкими, компактно складывались и перевозились в цилиндрических кожаных контейнерах. У черноногих головной убор во время перекочевки везла в контейнере на задней луке седла жена воина.
Дэвид Барнет писал в первой четверти XIX века, что индейские головные уборы «настолько же разнообразны, насколько далеко может зайти их фантазия и возможности». Головные уборы из перьев можно поделить на три основных типа: солнечные, вертикальные и линейные — с перьями, идущими гребнем. К головным уборам часто прикреплялись хвосты, порой достигавшие пяток. Хвостами называли длинные шлейфы (полосы) из кожи (в ранние времена) или ткани, которые прикреплялись к уборам сзади и спускались по спине воина до икр. По словам омахов, до появления лошадей хвосты достигали поясницы, но, после того как индейцы начали добывать лошадей, они стали длиннее, потому что не сковывали движений всадника. Иногда они были такими, что тянулись по земле, когда воин ехал, верхом на коне. Обычно к убору присоединяли один хвост, реже два. Вдоль хвоста закреплялся горизонтальный ряд орлиных перьев. Известный солнечный убор вождя Куана Паркера с длинным хвостом состоял из 60 орлиных перьев, но он также относится к позднему периоду. Черноногие называли вертикальный головной убор с одним прикрепленным к нему хвостом головным убором с выпуклыми ребрами. Уборы с двумя хвостами были известны еще до 1850 года.
В головных уборах каждое орлиное перо означало совершенный подвиг. Мало кому удавалось набрать достаточно перьев для убора с длинным шлейфом, а тем более с двумя. Поэтому при изготовлении такого великолепного убора у шайенов собратья по военному обществу добавляли перья, означавшие их собственные подвиги, к тем перьям, которые заработал, владелец головного убора. Таким образом, убор со шлейфом означал гораздо больше, чем просто храбрость владельца. Он символизировал объединенную доблесть носителя и его товарищей по военному обществу. Развевающиеся на ветру хвостовые орлиные перья брались у самой священной из птиц, в которой была часть мощной силы Грома. Пуховые перья с груди орла, закрепленные у основания больших перьев, обозначали Майуно, или Священные Силы. Именно Майуно наблюдали за воином, благословляли его и защищали в битве.
Головные уборы из перьев надевали на войну или во время различных церемоний. Многие авторы указывали, что убор из перьев орла считался у индейцев священным и надевался не из-за его красоты, а из-за магических свойств. Орел обладал огромной защитной силой, и человек, на голову которого был надет такой убор, считал себя недосягаемым для вражеских пуль и стрел. Такая точка зрения верна лишь отчасти.
С одной стороны, индейцы действительно приписывали уборам из перьев огромную магическую силу. С каждым из них были сопряжены индивидуальные табу и ритуалы, необходимые для поддержания этой силы. Много Белых Лошадей, черноногий, вспоминал: «У меня был военный головной убор и четыре песни. Когда мне передавали его, мое лицо раскрасили (определенным образом. – Авт.) и научили этим песням. Когда мы оказывались около врагов, я проделывал то же самое (раскрашивал лицо и пел четыре особые песни, связанные с магической силой головного убора. – Авт.)». Опасные ситуации зачастую подтверждали распространенное среди краснокожих мнение о защитных силах уборов. У знаменитого шайена по имени Вихрь в яростной битве с сауками и фоксами на уборе были отстрелены все перья до единого, но сам он не получил и царапины. Спустя десятилетия шайены с восхищением рассказывали об удивительной защитной силе его убора, который, по их мнению, сохранил жизнь воина в той битве.
С другой стороны, индейцы были людьми разумными и на практике могли убедиться, что головной убор не всегда являлся панацеей от пуль и стрел противника. Считалось очень храбрым поступком надевать его в битвы, потому что, несмотря на магические силы, воин навлекал на себя огонь противника. Интересно отметить, что великий военный лидер сиу, Бешеный Конь, никогда не носил в битву головной убор из орлиных перьев, хотя обладал всеми правами на него. Возможно, это было связано с его исключительно редкой для индейцев манерой ведения боя – его не интересовали скальпы, и он считал, что важнее всего в бою нанести врагам наибольший урон в живой силе, стараясь не потерять своих бойцов. Гриннел отмечал., что некоторые шайены не хотели носить их, потому что убор делал человека слишком заметным, и враг скорее стрелял в воина в головном уборе, чем в воина без такового. Деревянная Нога, воин северных шайенов, также подтверждал., что немногие из его соплеменников носили, такие уборы. Следует отметить, что обладателями уборов из орлиных перьев были очень опытные бойцы, которые, в отличие от юнцов, знали, как не подставлять себя под пули без надобности. У скиди-пауни только самые выдающиеся воины могли носить «солнечные» головные уборы.
Возможно, к концу 1870-х годов значимость и символизм орлиных головных уборов несколько снизились. Известен случай, и, вероятно, он был не единственным, когда сын без спроса взял такой убор у отца, после чего покинул резервацию и присоединился к враждебным индейцам. Речь идет о сыне вождя оглала-сиу, Красного Облака, – Джеке Красное Облако, надевшем великолепный головной убор своего великого отца в битву с солдатами Крука на р. Роузбад в 1876 году. В той битве участвовало около тысячи воинов, и, судя по всему, ни один из них не сделал замечания наглецу, что говорит в пользу высказанного выше предположения. Во время боя скауты кроу отловили его, отобрали убор и, смеясь, избили хлыстами, даже не став убивать. Известно также, что иногда такой убор просили у друзей на время, чтобы взять его в бой. Порой уборы из орлиных перьев делали для красоты, и защитными свойствами они не обладали. Сиу вспоминали такой головной убор, владельцем которого был Плохое Озеро. Убор представлял собой длинный ряд перьев, закрепленных по прямой линии от темечка вниз по спине до земли. По всей длине перья были попеременно выкрашены в красный и белый цвет – семь белых, четыре красных и т. д. Красные перья означали ранения, полученные в битвах. Считалось, что, если человек, носящий такие красные перья, солжет, он будет ранен в бою.
В 1860—1870-х годах некоторые шаманы шайенов, такие, как Белый Бык и Бузина, не использовали в военных головных уборах и прочих священных предметах и амулетах, которые изготавливали, ничего, что было произведено белыми людьми. Считалось, что магическая защита их изделий столь велика, что способна даже отвратить от воина пули врагов. Наиболее священными головными уборами были те, форма и украшение которых открылись шаманам в видениях. Подобный головной убор был открыт Белому Быку в видении Громовым Существом. Позднее он передал его известному военному лидеру Римский Нос. Ничто из произведенного белым человеком не использовалось при изготовлении этого убора из перьев, украшенного бизоньими рогами, – ни ткань, ни металл, ни бисер. Защитная сила его была столь велика, что ни одна пуля не могла причинить вреда Римскому Носу, пока он носил его и подчинялся связанным с ним запретам.
Головные уборы из орлиных перьев могли быть регалией воинского общества. Так, два традиционных головных убора «солнечного» типа с одним длинным «хвостом» и бизоньими рогами были регалиями Отмеченных Белым – военного общества сиу. В другом обществе сиу – у Храбрых Сердец – тоже имелись уборы из орлиных перьев с бизоньими рогами по бокам. Их всегда брали в набеги и рейды. Если член общества был храбр и никогда не проявлял трусости, после смерти его хоронили в этом уборе. Но если он хоть раз проявлял трусость, по возвращении из похода у него прилюдно отбирали убор и с позором изгоняли из общества.
Когда индейский воин гарцевал на лошади перед шеренгами вражеских бойцов, приглашая их выйти на бой, его головной убор из орлиных перьев с длинным шлейфом провозглашал, что этот человек благословлен и защищен Высшими Силами. Это был воин, который не ведал страха и не боялся смерти.
По мнению Колина Тэйлора, «солнечные» головные уборы впервые появились в центральной части Великих Равнин, а широкое распространение получили только к концу XIX века. Вильям Кларк сообщал, что некоторые племена приписывают их возникновение индейцам кроу. Среди кроу и сиу уборы «солнечного» типа были еще в 1830-х годах. В июле 1832 года Джордж Кэтлин написал портрет верховного вождя манданов Ханатанумау, или Волчьего Вождя, на голове которого красовался редкий головной убор «солнечного» типа из черных вороньих перьев. Неперсе, шошоны и другие племена Плато имели широкие торговые контакты с кроу и переняли такие уборы у них. Черноногие начали носить их только в резервационные годы. Они были получены пиеганами в подарок от ассинибойнов и стали весьма популярны, но не имели никакой связи с религиозными воззрениями, в отличие от традиционных для них вертикальных головных уборов.
Красное Перо (Вийякаша), вождь сихасапа-сиу. С дагеротипа 1851–1852 гг.
Корона из орлиных перьев имела форму солнца – источника жизни людей. Она, к тому же, составляла священный круг, символ вечной жизни. Из середины короны торчал стержень пера, символизирующий самого владельца убора, чья жизнь зависела от благословения Священных Существ. Стили «солнечных» уборов несколько различались. В уборах кроу и ассинибойнов перья лежали близко к голове почти параллельно земле. Тогда как у сиу, арапахо и в поздних «солнечных» уборах черноногих перья были более приподняты вверх. Уоллес и Хобел утверждали, что «солнечный» убор не пользовался популярностью среди команчей до резервационных времен. Несмотря на большое количество столкновений с этим племенем, прямых упоминаний о таких уборах не было до 1870-х годов. У Кэтлина мы также не находим сведений по этому поводу. Одним из первых «солнечные» уборы среди команчей отметил капитан Р. Дж. Картер, участвовавший в кампании полковника Маккензи. Берландье получил от команчей прекрасный головной убор из орлиных перьев с длинным оперенным хвостом в 1830-х годах, но он отличается от «солнечных» по форме и конструкции. Кайовы переняли «солнечные» уборы только к 1880-м годам, но не ранее. По мнению Тэйлора, множество изображений воинов в таких уборах в кайовских «счетах зим» является поздними копиями более ранних календарей с модификациями изображений. То же, по мнению Эрни Браунстоуна, касается и биографических пиктографических изображений, оставленных резервационными индейцами некоторых других племен.
Простой вертикальный головной убор с жестко закрепленными, направленными вертикально вверх перьями был популярен на Равнинах до 1800 года. В XIX веке наиболее широко уборы такого типа были распространены среди черноногих и шайенов. В начале 1830-х годов Джордж Кэтлин видел подобный у вождя манданов Матотопы, но он мог быть произведен черноногими или шайенами и подарен ими вождю. Некоторые племена Плато предпочитали их «солнечным» уборам, потому что они лучше подходили для ветреной погоды и верховой езды.
Среди черноногих вертикальный убор считался священным. Согласно Юэрсу, старые индейцы говорили: «Одна из важных причин, почему сегодня редко можно увидеть вертикальный головной убор, заключается в том, что он является в высшей степени священной вещью, и мало кто из людей имеет право надевать его. А убор из перьев распространенного у сиу типа не имеет для черноногих такого религиозного значения». Вертикальный убор берет свое начало от общества Быков, и в мифе о происхождении этого общества говорится, что он был получен от бизона. Кларк Висслер, однако, писал: «Головной убор из орлиных перьев, носимый многими племенами, судя по всему, не пользовался среди черноногих большой популярностью. В действительности то, что для других племен значили орлиные перья, для них значили шкурки ласки. Но у них существовали ассоциации, в которых орлиные перья играли первостепенную роль».
Воющий Волк, воин южных шайенов. Фотография сделана во время его заключения в форте Мэрион, штат Флорида. 1875–1878 гг.
Вертикальный убор черноногих представлял собой вытянутую вверх корону из 18–30 орлиных перьев, закрепленных в сложенной повязке из сыромятной кожи. Повязка покрывалась красной фланелью, которую украшали с боков подвесками из белых шкурок ласки. Многие уборы были украшены пухом, обычно выкрашенным в красный цвет и закрепленным вдоль повязки.
В Музее человечества в Лондоне выставлен необычный вертикальный головной убор черноногих с рогами, налобная полоска которого украшена шестью огромными когтями гризли, закрепленными горизонтально, кончиками когтей вниз. Весь убор – его верхняя часть и длинный хвост с двумя рядами орлиных перьев – украшены «бахромой» из шкурок горностая. А лидер общества Быков черноногих носил головной убор из орлиных перьев вертикального типа, к которому спереди к налобной повязке горизонтально крепилась настоящая стрела. И убор, и стрела, и перья были выкрашены в красный цвет. Стрела и раскраска убора символизировали ранение от стрелы, которое получил его владелец в бою с кроу.
Еще одной разновидностью головных уборов была шапка из бизоньей шкуры с закрепленными на ней по обе стороны рогами. Бизоньи рога использовались для головных уборов с давних времен. Их изображения можно увидеть на самых ранних сохранившихся бизоньих накидках начала XIX века. Кэтлин писал, что рога «носили только храбрейшие из храбрейших – наиболее выдающиеся мужи нации». Этот стиль был особенно популярен в первой половине XIX века среди многих племен. Наиболее широкое распространение он получил среди племен верхней части Миссури, что нашло отражение в работах Кэтлина, Бодмера, Максимилиана, Курца и других. Для его изготовления могла использоваться вся шкура с головы бизона вместе с рогами. Известно о таких уборах среди манданов, кроу, шайенов и команчей. Кончики рогов обычно украшались небольшими прядями волос или мехом. Шайены из военного общества Красных Щитов носили уборы из шкуры бизона-двухлетки с рогами. Если воину удавалось посчитать «ку», рога выкрашивались в ярко-красный цвет.
Одну из разновидностей такого убора – линейный головной убор, в котором перья закреплялись вертикальным гребнем, идущим ото лба и далее назад вниз по спине, мы можем увидеть на портретах Матотопы работы Кэтлина и Бодмера, вождя сиу Черная Скала, воина черноногих Орлиные Ребра и некоторых других. Максимилиан писал: «Также они носят огромные оперенные шапки с рогами. Шапки эти состоят из полосок белого горностая, с полосами красной материи, свисающей сзади до икр, к которым прикреплен ряд черных и белых орлиных перьев, начинающийся с головы и спускающийся вниз по всей длине. Только воины, многократно проявившие себя на тропе войны, могли носить такие уборы… такой убор оценивается в одну лошадь». Он представлял собой кожаную шапочку, к которой были прикреплены кусочки меха горностая, спадающие на плечи воина. С боков к нему прикреплялись бизоньи рога, сточенные по длине для облегчения веса. Такие уборы были популярны на Северных равнинах – среди черноногих, сарси, гровантров, равнинных кри и ассинибойнов. Линейный головной убор мог состоять только из гребня орлиных перьев, либо один рог мог быть закреплен над лбом воина. Убор такого типа в свое время носил известный вождь команчей, Куэрно-Верде (Зеленый Рог).
Вождь скиди-пауни Петалашаро в военном головном уборе
Колин Тэйлор отметил интересный обычай шайенов 1870-х годов, прикреплявших бизоньи рога к «солнечным» головным уборам. Он назвал их необычной комбинацией. Такие уборы изготавливались шаманами и, по поверьям, обладали огромной магической силой, защищавшей воина от пуль. По его сведениям, в Битве на Роузбад с генералом Круком в июне 1876 года приняло участие всего 59 шайенских воинов, так как в наличии к этому моменту было всего 59 уборов с рогами – считалось, что отправиться в бой без такого убора предвещало несчастье. Он также утверждал, что приблизительно неделю спустя, в Битве на Литтл-Бигхорн с генералом Кастером, все воины северных шайенов были одеты в эти головные уборы. Оба эти утверждения ошибочны, поскольку не согласуются с многочисленными воспоминаниями и отчетами, оставленными индейскими и белыми участниками обоих сражений, что, однако, нисколько не преуменьшает приписываемых им индейцами магических защитных качеств.
Кроме вышеописанных, среди некоторых племен были распространены «роучи» — гребни из оленьего волоса, обычно украшенные одним-двумя перьями. У понков их носили только воины, заслужившие это право в боях. Кэтлин писал, что обычай выбривать головы и украшать их гребнями из оленьих волос был свойствен только канзам, осейджам, пауни, саукам, фоксам и айовам, но ни одному другому племени из тех, которые он знал.
Меховые шапки не получили широкого распространения. Мужчины некоторых племен Северных равнин (черноногие, равнинные кри и другие) в зимнее время порой носили меховые шапки, но в основном ходили с непокрытой головой, в случае сильных морозов накрывая голову бизоньей накидкой. Кри носили шапки из шкур бизона или кролика мехом внутрь – она полностью закрывала заднюю сторону шеи, а спереди прикрывала все лицо, за исключением глаз и носа. Мужские шапки шошонов были без верха и шились из лисы и выдры. Также упоминались шапки из кроличьего меха, с которых свешивалось несколько кроличьих хвостов.
Вашунга, вождь канзов. 1890-е гг.
Пауни зимой иногда носили тюрбаны, которые не только давали тепло, но и обозначали ранг воина. Скиди-пауни наивысшего ранга удостаивался чести носить тюрбан из шкуры дикой кошки, следующий по рангу – из лисы, а следующий – из белого или красного платка или любого вида набивного ситца. Волчьи шкуры для головных уборов никогда не использовались. Среди остальных трех племен пауни (Южной группы) тюрбаны по рангам немного отличались от принятых у скид и: воин наивысшего ранга носил тюрбан из дикой кошки, а человек следующего ранга – из большой белки. Обычные воины могли носить тюрбаны из поясов. Эти пояса вязали женщины из нитей пяти цветов. Они представляли собой полосы с бахромой, которые носили на поясе мальчики и девочки из хороших семей, а также молодые женщины. Воины повязывали их на голове так, чтобы бахрома свисала по бокам лица, а на затылке втыкали орлиные перья. Большинство мужчин считало такие тюрбаны «кичливым, показушным» стилем одежды. Среди воинов омаха были распространены тюрбаны из мягкой белой кожи. Тюрбаны из лисьей шкуры с вертикальным орлиным пером с задней стороны были отличительным знаком опытных воинов понков. Вожди понков чаще носили подобный тюрбан из шкуры выдры с закрепленными позади перьями орла, чем головной убор из перьев, хотя последний иногда надевали во время важных общеплеменных событий приблизительно с 1860-х годов. Шапки из выдры были известны среди осейджей, канзов, шайенов и некоторых других племен, но и они служили отличительным знаком.
Глава 7
Одеяние индейцев Великих Равнин
Один из ранних путешественников отмечал: «Видя воина, разодетого в лучшие одежды, идущего со своей женой, чье одеяние практически лишено украшений, я не мог не подумать, что это соответствует закону природы, как в случае с павлинами, оленями, да и почти всеми представителями животного мира, где самец щедро украшен, тогда как самка блекла и не украшена».
Одежда индейского мужчины, как правило, разительно отличалась в разных обстоятельствах. Если человек находился в лагере или на охоте, она была простой и удобной, но в военном походе, при перекочевке и проведении различных церемоний воины одевались богато и красочно. Молодые люди, ухаживающие за девушками, также могли разодеться в лучшие одежды и расхаживать по лагерю, выставляя себя напоказ. Брекенридж писал, по поводу арикаров: «В основном они ходят обнаженными. Одежда, которую они иногда надевают, служит скорее для украшения, чем для удобства. Состоит она из рубахи, сшитой из выделанной кожи антилопы, украшенной иглами дикобраза и выкрашенной в различные цвета, и пары леггин, украшенных таким же образом. На правое плечо они накидывают выделанную бизонью шкуру с оставленной на ней шерстью, а на левое надевают колчан… На шее некоторые носят ожерелье из когтей гризли. К пяткам мокасин некоторые из них прикрепляют лисьи хвосты, а к леггинам подвешивают оленьи копытца так, чтобы они гремели во время ходьбы».
Повседневная мужская одежда индейцев Дикого Запада первой половины XIX века состояла из набедренной повязки, леггин и мокасин. В холодную погоду надевали бизонью накидку мехом внутрь, а на Северных равнинах еще и пользовались кожаными рубахами и рукавицами. Наиболее красивые одежды, по мнению белых современников, носили обитатели Северных равнин. Особенно выделялись кроу. Одежда жителей Южных равнин, например команчей, была проста и не так украшена бисерными орнаментами. Даже у различных групп и общин одного племени одежда могла несколько отличаться друг от друга. Так, одно из племен черноногих – каины (или блады, от англ. blood – кровь), – получили свое название, потому что любили выкрашивать одежду охрой. У команчей одни общины предпочитали шить одежду из оленьей кожи, а другие – из антилопьей. Кроме того, южная часть племени носила более темные одежды, чем их северные сородичи.
Обычно по одежде воина можно было достаточно точно определить, к какому племени он принадлежал, но не всегда. Барбара Хэйл, куратор Хаффенреффорского музея антропологии, очень точно заметила относительно идентификации индейских вещей, что существует большая разница между «сделано теми-то» и «получено от тех-то». Многочисленные межплеменные браки и захват пленниц приводили к тому, что женщина шила и украшала вещи мужа привычными для себя орнаментами. Кроме того, в боях индейцы захватывали не только скальпы и лошадей, но также оружие, одежду, украшения и головные уборы врагов, которые впоследствии могли использовать для своих нужд. Известно много случаев, когда во время боя воины надевали головные уборы, в прошлом принадлежавшие бойцам вражеского племени, чтобы еще больше взбесить противника.
Стоимость одеяния конного воина ассинибойнов 1856 года по Денигу
Бизоньи накидки – выделанные шкуры бизонов, носимые мужчинами и женщинами в качестве своего рода плащей, были универсальной верхней одеждой среди всех равнинных племен в любое время года. Омахи закрепляли их ремнем на поясе и связывали пришитыми к накидке над грудью кожаными шнурками. Племена Скалистых гор (шошоны, неперсе и другие) зимой пользовались также накидками из шкур антилопы, горного барана и оленя, а летом – из сыромятной оленьей кожи с удаленным ворсом. У шошонов встречались накидки из шкур бобра и волка. Бизоньи накидки представляли собой цельную бизонью шкуру с оставленным на ней хвостом. Обычно их носили мехом внутрь, а внешнюю сторону украшали различными орнаментами. Липаны также в холодное время носили накидки мехом внутрь, а в более теплое – мехом наружу. Среди большинства племен мужчины оборачивали бизоньи накидки вокруг тела так, чтобы нижний край шкуры был параллелен земле, а хвост оказывался с правой стороны. В поздние годы бизоньи накидки были отчасти вытеснены более удобными и компактными шерстяными одеялами, поставляемыми белыми торговцами. Также среди различных племен Северных равнин (черноногих, сарси, кри, ассинибойнов и др.) получил распространение «капот» — грубо сшитый из торговых одеял длинный плащ с капюшоном и рукавами.
Несмотря на широко распространенное мнение, военные рубахи, украшенные различными орнаментами, пиктограммами и бахромой из прядей человеческих волос, не являлись обычной, повседневной одеждой индейцев, а служили знаком отличия известных боевыми заслугами воинов.
Одного желания иметь такую рубаху было мало. Воин мог получить право носить ее, только заняв определенную должность в племени или в одном из военных обществ либо приняв в дар от шамана или известного бойца для магической защиты.
Военная рубаха сиу, отороченная бахромой из человеческих прядей
Повседневные кожаные рубахи без украшений мужчины некоторых племен носили в холодное время, особенно во время суровых зим. Есть сведения, что в ранний период такие рубахи носили манданы, хидатсы, арикары, пауни, осейджи, омахи, кайовы, шайены, арапахо и команчи. Их шили из кожи оленей, антилоп, ланей, самок горного барана и молодых бизонов. На одну рубаху уходило две шкуры. С появлением на Равнинах белых торговцев индейцы начали приобретать рубахи из тканей. В более поздние времена воины часто захватывали мундиры и солдатские рубашки, но их носили только в торжественных случаях, как доказательство доблести, или надевали, отправляясь на битву.
По словам кроу, только посчитавшим первый «ку» разрешалось украсить рубаху четырьмя вышитыми бисером полосами – на груди и вдоль рукавов. А рубаха кроу, отороченная шкурками или хвостами горностая, указывала на высокое положение бойца. У омахов рубахи и леггины с бахромой из человеческих волос носили только заслужившие такую честь воины, причем каждая прядь свидетельствовала только об одном деянии и не более. Волосы для бахромы обычно принадлежали женщинам-родственницам. Кожаные рубахи пауни также были характерным символом высокого статуса воина, привилегию носить их имело очень небольшое количество людей. Старики скид и вспоминали, что среди их вождей в конце 1860-х годов этой чести были удостоены только двое. Эта привилегия распространялась не только на вождей, ее могли заслужить и отчаянные воины. Человек, получивший право на ношение военной рубахи, шел к специалисту, который умел их делать. Он снабжал его необходимыми материалами и расплачивался за работу лошадью. Рубаха украшалась орнаментами из игл дикобраза, а рукава – бахромой из прядей с вражеских скальпов. Вышивкой занималась жена мастера. На изготовление рубахи уходило не менее десяти-двенадцати дней.
Чести носить рубаху и леггины с бахромой из скальповых прядей у майданов и хидатсов удостаивался удачливый предводитель военных отрядов, при этом количество скальповых сегментов на рубахе или леггинах соответствовало тому, сколько скальпов сняли воины под его руководством. За первый скальп он получал право прикрепить скальповую прядь к одному рукаву, за второй – ко второму рукаву. По одному скальпу на каждом рукаве и каждой леггине означало, что воин был предводителем четырех военных походов, во время которых был скальпирован враг.
У шайенов носить кожаную рубаху, отороченную скальпами, также позволялось только храбрейшим. Рубаху шили из кожи лани, антилопы или горного барана. Изготовление ее было процессом торжественным и священным. Только человек, владевший такой рубахой, мог сделать ее для другого воина. Наибольшими магическими силами обладали рубахи, изготовленные великими шаманами, которые в молодости сами были знаменитыми воинами. Когда владелец рубахи соглашался сделать рубаху для другого, человек приглашал, к себе в типи группу выдающихся воинов. Они раскуривали трубку, обеспечивая тем самым присутствие Высших Сил. Затем каждый из приглашенных перечислял свои «ку». Делая это, они доказывали, что сильнее врага, и выказывали желание разделить свою силу с новым владельцем рубахи. После каждого «ку» изготовитель рубахи добавлял к ней по скальповой пряди, из которых составлялась бахрома из волос. Человек не мог владеть скальповой рубахой, пока не посчитал в бою хотя бы один первый «ку». Владелец был вправе передать ее другому воину в дар, но подарок не давал новому носителю права на изготовление рубах. Дарующий же тем самым снимал, с себя все обязательства и становился обычным воином. По словам шайенов, немногие люди стремились получить право на ношение скальповой рубахи из-за ее дороговизны и тяжелых обязательств. Если рубаху захватывали враги, с ее носителя снимались все обязательства, связанные с ней.
Иногда к скальповым прядям добавляли пряди из конского волоса. Рубаха украшалась полосками из игл дикобраза или бисером, сочетавшими в орнаментах священные цвета и символы, дарующие владельцу благословение и защиту. Иногда ее окрашивали священными цветами, символизирующими Священных Существ и Силы, а также изображали на ней боевые подвиги владельца. К рубахе часто привешивались различные предметы и амулеты – наконечники стрел, перья, кусочки кожи животных (все они были наполнены магическими силами).
Носитель скальповой рубахи приравнивался к вождю. Рубаха со скальпами налагала на владельца определенные запреты и строгие моральные правила. Он ни при каких обстоятельствах не должен был выказывать гнева по отношению к соплеменникам, как бы дурно они с ним ни поступили. Если у него увели жену или она сбежала с другим, он не должен был проявлять негативных эмоций. В битве владелец рубахи был обязан всегда находиться впереди, а отступать последним. Если под соплеменником убивали лошадь или он оказывался в тяжелом положении, носитель рубахи должен был прийти к нему на помощь. Если ему не удавалось следовать всем налагаемым правилам, он навсегда лишался рубахи, выслушивая насмешки соплеменников до конца своих дней.
Лишь к концу XIX – началу XX века (в резервационный период) военные рубахи, как отметил Кларк Висел ер, стали «своего рода смокингом» равнинного индейца. Но еще в 1.927 году, спустя много лет после окончания индейских войн, ни один из кроу на праздниках не смел надеть такую рубаху, если не обладал правом на нее.
Мужчины всех племен носили длинные леггины, представлявшие собой отдельные, грубо скроенные штанины, привязываемые к поясу. Леггины с бахромой из прядей человеческих волос могли носить только самые храбрые воины. Обычно бахрома была кожаной. Леггины команчей отличались от леггин других племен очень длинной, стелющейся по земле бахромой, к которой иногда прикрепляли кусочки металла, бусины, ракушки, оленьи зубы. Шайены также любили украшать кожаную бахрому ракушками, оленьими зубами, пуговицами, звеньями цепочек, крупными бусинами и т. п.
Начиная с 1860-х годов среди индейцев большой популярностью стали пользоваться леггины из ткани. Среди шайенов, особенно северных, наиболее часто использовалась ткань темно-красного и темно-синего цветов. Черный и красный цвета считались в этом племени священными, и темно-синий заменял черный. Ткань складывали и сшивали так, чтобы по внешним краям оставалась широкая, свободно свисающая полоса, идущая от бедра вниз. Когда воин шел, полоса развевалась, придавая движениям особую грацию и издавая мягкий, шелестящий звук. На полосах шайены часто вышивали бисером стрекоз и кресты. Кресты издревле символизировали четыре направления. Считалось, что Священные Существа четырех направлений посылают благословения тем, кто носит леггины, украшенные этими магическими символами. Часто леггины выкрашивали в золотисто-желтый цвет – цвет солнца.
Тканевые брюки белых людей, в отличие от рубах, очень долго не приживались среди индейцев. Носить их они начали лишь к концу XIX века. Во время войн с индейцами армейские чины предпринимали попытки переодеть скаутов в солдатскую форму, но те отрезали штанины, привязывая их к поясу, подобно леггинам, хотя армейские рубашки и шляпы носили с удовольствием.
Набедренная повязка была обязательным элементом мужского костюма и представляла собой длинную кожаную или матерчатую полосу, которая пропускалась между ног и продевалась под ремень, свободно свисая спереди и сзади. Вместе с ремнем, на котором она держалась, набедренная повязка была особым символом мужской силы и мужественности. Кроме того, индейцы считали, что она магическим способом защищает половые органы, и мужчина, который не носит набедренной повязки, будет страдать импотенцией. Даже в первой половине XX века многие старые индейцы продолжали носить ее под брюками и джинсами.
Едва мальчик начинал ходить, ему на талию надевали ремень от набедренной повязки. Малыш всегда носил его, даже если бегал голышом. Первые набедренные повязки были кожаными, но с появлением торговых тканей их стали делать из материи. Набедренная повязка кри представляла собой полоску материи или кожи около 30 см шириной и полутора метров длиной. Такие повязки были очень длинными и часто спереди спускались ниже колен, а сзади едва не касались земли. Шайены предпочитали красную ткань, а следующей по популярности была темно-синяя. Команчи предпочитали синюю.
Мокасины являлись обычной обувью всех индейцев Равнин, и их изготовление на всю семью было постоянной заботой женщин. Во время кочевий и долгих путешествий обувь быстро изнашивалась, и женщина всегда возила с собой кожу для мокасин и швейные принадлежности. Воин, отправлявшийся в поход, брал с собой не только несколько пар запасных мокасин, но также иглу и сухожилия, необходимые для их починки.
Североамериканские индейцы пользовались в основном двумя типами мокасин – с жесткой подошвой для горной или пересеченной местности и с мягкой подошвой для лесных территорий. Пауни обычно носили мокасины первого типа, но зимой иногда делали мягкую подошву из бизоньей шкуры шерстью внутрь для поддержания тепла. Порой зимой использовалась и жесткая подошва, и тогда ноги оборачивали сухой травой или набивным ситцем. Эти «носки» меняли вечером, когда они становились влажными. Шошоны шили мокасины из оленьей или бизоньей кожи летом, а зимой – из бизоньей шкуры мехом внутрь. Когда бывало совсем холодно, их дополнительно набивали шалфеем.
Обычно индеец имел две пары мокасин – одну для ежедневного пользования, а вторую для торжественных случаев. Мокасины команчей, как и их леггины, отличала длинная кожаная бахрома. А шайенки украшали лучшие мокасины мужей, пришивая к пяткам бизоньи хвосты или полоски с бороды бизона, которые волочились по земле следом, когда мужчина шел. Когда обычная пара изнашивалась, начинали носить вторую, а для торжеств изготавливалась новая. Если изнашивалась подошва, а верх оставался в хорошем состоянии, просто заменяли подошву. Во время кочевий и военных походов подошвы часто рвались, и мокасины чинили по пути.
Изготовление простой пары мокасин у пауни занимало около трех часов, а если их украшали бисером, то тратили пять-шесть дней свободного времени. Если воину срочно нужны были мокасины для похода, женщина просила кого-нибудь помочь ей сшить их. Обычно помогали сестры или женщины, которые были замужем за братьями воина. За это они получали небольшие подарки – например, несколько метров набивного ситца.
Часть VI
Вооружение индейского воина
Глава 1
Оружие воина
Стандартным оружием индейцев Дикого Запада до конца XIX века оставались лук со стрелами, копье, военная дубинка, томагавк и нож. Предпочтение индеец отдавал луку со стрелами и военной дубинке, а нож всегда был неотъемлемой частью костюма любого краснокожего.
Появление лошади и огнестрельного оружия заметно отразилось на вооружении индейского воина. Когда в XVIII веке равнинники начали широко использовать в боях лошадей, они стали приспосабливать свое аборигенное оружие к конному бою. Омахи вспоминали, что раньше их луки и стрелы были длинными и били дальше, но с появлением лошади они стали короткими, поскольку на лошади легче приблизиться к врагу, да и управляться с коротким луком проще. Стали меньше и размеры щитов, которые еще в начале XIX века у черноногих, шошонов и команчей были огромными и могли полностью укрыть собой присевшего воина.
С появлением огнестрельного оружия краснокожие начали приобретать ружья и револьверы и использовать их в бою. Не каждый воин мог позволить себе дорогостоящее огнестрельное оружие, и, как отмечал один из белых современников, «ружье (они. – Авт.) хвастливо возили поперек седла, а лук и колчан со стрелами всегда висел за спиной». Берландье писал, что оружием индейцев Южных равнин в 1830-х годах были лук со стрелами и дубинки, «которые они применяют весьма искусно. К этому они добавляют ружье, топор и копье, эффективность которого они признают. Некоторые из них используют кинжалы, а щит является обычным видом их вооружения». Максимилиан в начале XIX века отмечал, что среди черноногих он видел немного копий, но огромное количество военных дубинок. Брекенридж в 1811 году сообщал, что воина арикаров редко можно увидеть без его оружия даже в деревне. Его лук, копье или ружье считается частью его одежды, и появиться без них на публике было в некоторой степени постыдно. Брэдбери побывал в той же деревне вместе с Брекенриджем. Он писал: «Они редко появляются вне деревни без оружия, если вообще когда-либо появляются». Максимилиан отмечал, что воины понков всегда носят при себе оружие. То же было в обычае и у воинов других племен.
Полковник Додж оставил описание хорошо вооруженного воина второй половины XIX века: «Будучи верхом, воины в основном возили ружья поперек седла перед собой. Его помещали в чехол из сыромятной кожи, иногда роскошно украшенный и отороченный бахромой. Револьвер носили в кожаной кобуре, прикрепленной к ремню. Эти самодельные ремни делали предпочтительно из кожи и застегивали спереди пряжкой. К внешней части ремня стежками пришивали полоску кожи так, чтобы получались кармашки, каждый размером под патрон. Они представляют собой обычные армейские ремни-патронташи, только грубо скроенные. К этому ремню индейцы привязывали почти всю свою «переносную собственность». С правой стороны висел револьвер, с левой нож, кисет с табаком и трубкой, мешочек со всякой всячиной, мешочек с амулетами и колдовскими принадлежностями – для всего находилось свое место на ремне».
Глава 2
Луки
Лук со стрелами до конца XIX века оставался самым важным оружием краснокожего и, несмотря на существующее мнение, в умелых руках являлся очень опасным оружием, особенно до появления скорострельных, заряжающихся с казенной части ружей. Один из современников писал в конце 1860-х годов: «Даже сегодня лук применяется очень широко, и хотя индеец может приобрести ружье, его редко можно увидеть без лука и полного стрел колчана. Ружье может выйти из строя, и он не в силах починить его, патроны могут отсыреть… но лук всегда в порядке, а быстрые стрелы готовы к стрельбе как при влажной, так и при сухой погоде. Поэтому дикарь всегда держит лук под рукой».
Индейские луки можно разделить на три типа:
1. Простые, изготовленные из цельного куска твердого, эластичного дерева. Такими обычно пользовались только дети.
2. Из цельного куска дерева, укрепленные сухожилиями, которые приклеивались «так, что по виду напоминали кору». Лукчерноногих, описанный как типичный равнинный лук середины XIX века, составлял один метр в длину и даже в 1920 году был в рабочем состоянии. Мог посылать стрелы на 140 м.
3. Из рогов оленя, бизона или горного барана – самые мощные и дорогие. Если обычный деревянный лук у команчей оценивался в одну лошадь, то лук из рога мог обойтись воину в целое состояние – от шести до двадцати коней. По словам Гриннела, луки из рога делали в основном кроу и племена Скалистых гор – шошоны, юты и другие, но они часто обменивали их другим племенам. Обычно такой лук состоял из двух-трех (реже четырех) склеенных вместе частей. Крайне редкими считались луки из целого оленьего рога. Команчи иногда использовали даже бизоньи ребра, но, по словам индейцев, они были непрактичны. Джон Брэдбери в 1811 году видел различные индейские луки и отмечал, что лучшим считается лук из рога горного барана. Он был коротким, но мощным. Брэдбери видел лук, сделанный из трех кусков рога, аккуратно обмотанных сухожилиями. Средняя длина роговых луков составляла около 90 сантиметров.
Изготовление луков было мужским занятием. Каждый воин мог сделать лук самостоятельно, но существовали специалисты, особо искусные в этом.
Луки индейцев Дикого Запада.
1 – Крепление тетивы на верхнем и нижнем концах лука. 2 – Форма концов лука: а) сиу и арапахо; б) шайены; в) хидатсы. 3 – Форма кожаных нарукавников для защиты запястья от ударов тетивы. 4 – Схема, показывающая упругость луков различной конструкции в положении без тетивы (контуром показано положение лука с натянутой на него тетивой): а) обычный, деревянный лук; б) деревянный лук с двойным изгибом и малым количеством сухожилий; в) лук, укрепленный большим количеством сухожилий; г) лук из рога горного барана, укрепленный сухожилиями; д) лук из рога – упругие плечи и негнущиеся «уши». 5 – Различные формы луков.
Рис. Ю. Котенко
Обычно ими были старики, отошедшие от воинских дел. У осейджей известные изготовители луков происходили из клана хужойгара, что означает «Только они владеют луком». Каждый человек делал лук в своей манере и использовал разные методы по своему усмотрению. Менялась и мода – предпочтение отдавалось то одним, то другим техникам. Но в основе своей методы были одинаковы на всей территории Великих Равнин.
Изготовление лука было очень серьезным и кропотливым процессом, требующим определенного мастерства. По утверждениям Белдена, индейцы говорили, что меткость во многом зависела от того, насколько хорошо был изготовлен лук, а не от умения стрелка. «С хорошим индейским луком и стрелой в руках, – писал он, – белый человек может научиться хорошо стрелять за несколько часов, тогда как с луком и стрелой, сделанными им самим, он не сможет поразить с малого расстояния и толстого дерева». Несомненно, ежедневная практика стрельбы была чрезвычайно важна, особенно для поражения движущихся целей и стрельбы на полном скаку, в чем индейцы были весьма искусны, но слова Белдена также показывают, насколько важно было и качество самого лука.
Наиболее предпочитаемым материалом для изготовления деревянных луков была маклюра, называемая в Америке осейджским апельсином (Toxylon pomiferum, или Madura pomifera). Энтони Гласе видел это дерево в 1808 году. Он писал в дневнике, что «дерево напоминает яблоню, а плоды его похожи на апельсин… (Оно. – Авт.) наиболее гибкое из всех известных. Индейцы делают из него луки, отчего французы называют его Bois d’Arck, или дерево лука. Спустя три года Джон Брэдбери писал, что лук из этого дерева ценится наиболее высоко после лука из рога горного барана. По качествам он уступал роговому. «Дерево это растет на Ред-Ривер и, вероятно, на Арканзасе… Я думаю, что этот вид дерева еще не был описан (в научной литературе. – Авт.)… Я видел два экземпляра в саду Пьера Шуто в Сент-Луисе… Плоды его размером с яблоко и с шершавой поверхностью… У арикаров лук из него оценивается в одну лошадь плюс одеяло». Додж отмечал, что, поскольку это дерево растет лишь в отдельных районах страны, «индейцам порой приходится проделывать долгие путешествия, чтобы получить его, и смелый путешественник приводит домой лошадь, сполна нагруженную ценным товаром, и имеет хорошую прибыль от его продажи. Когда это дерево получить невозможно, индейцы используют (для изготовления луков. – Авт.) ясень, вяз, железное дерево, кедр – практически любой вид дерева… Мне говорили, что торговцы иногда продают индейцам прямые, хорошо обработанные палки из дуба, гикори и даже тиса, но я никогда не видел индейского лука из этих видов дерева».
Пауни больше всего ценили маклюру, но позднее стали использовать ясень. Каждый сам делал для себя лук, и, естественно, у кого-то это получалось лучше, у кого-то хуже. Маленькие мальчики тоже делали луки из ясеня, чтобы стрелять птиц. Лучшим сезоном для сбора ясеня была осень, особенно октябрь – до того, как племя отправлялось на зимнюю бизонью охоту. Собранные заготовки оставляли до весны. Шайены считали лучшим деревом для луков можжевельник. Его также использовали ассинибойны, арикары, майданы и хидатсы. Когда часть шайенов ушла на юг, они стали использовать маклюру, поскольку можжевельник там не произрастал. Кроме того, они высоко ценили гикори. Кроу выменивали заготовки гикори у гровантров и приклеивали к ним кожу гремучей змеи. Юты Уинта делали луки из кедра, сосны и других видов деревьев. Шошоны предпочитали кедр и березу. Понки обычно использовали ясень, но более всего ценили маклюру, когда ее можно было получить у южных племен. Омахи пользовались ясенем и железным деревом, тогда как гикори считали их бесполезным материалом, так как в сырую погоду луки из него деформировались и теряли силу. Луки команчей изготавливались в основном из маклюры, но, если ее не было под рукой, они использовали ясень, белый вяз, железное дерево, шелковицу или гикори, причем последнее ценилось ими очень высоко. Сарси делали луки из дерева вишни, тогда как шайены считали, что она не годилась, потому что «не имела должной упругости». Волчий Вождь, хидатс, говорил, что его племя использовало дикую сливу, кедр и некоторые другие виды дерева, но наиболее популярен был ясень. Ветви и тонкие деревья до 7 см в диаметре срезались зимой – найти пригодные экземпляры было очень тяжело. Черноногие более всего ценили ясень. Декост Смит писал, что в конце XIX века кроу и сиу изготавливали луки в основном из ясеня, а индейцы, жившие южнее, использовали маклюру. Белден сообщал, что индейцы Северных равнин использовали ясень, гикори, железное дерево, вяз и кедр: «Гикори не растет к западу от Миссури, и его тяжело добыть, а потому индейцы всегда готовы платить высокую цену за это дерево. Когда луки делают из кедра, заготовки не надо выдерживать, в отличие от других видов дерева, которые предварительно следует сушить. В каждом типи можно увидеть заготовки для луков, висящие над очагами подальше от языков пламени».
Длина деревянных луков у равнинных племен варьировалась. Сообщалось, что приблизительная длина лука сиу составляла 1,2 м. Ширина лука менялась вдоль его длины – в центре, в месте хвата, она составляла 2,5 см, далее увеличивалась, а к концам сужалась до 1,2 см. Обычный деревянный лук шайенов был от 1 до 1,4 м. Согласно Данбару, длина луков пауни составляла 1,2 м. Деревянный, укрепленный сухожилиями лук банноков и команчей был длиной в 90 см. Лук тонкавов 1869 года составлял 1,2 м. Длина лука понков была около 1,8 м. «Длина их луков довольно велика, поскольку я никогда не видел индейского лука (других племен. – Авт.) длиннее 1,2 м», – писал Ховард. Внешняя сторона их луков была округлой, а внутренняя – плоской. К концу лука понки прикрепляли наконечник, чтобы в случае необходимости использовать его в качестве пики. Льюис и Кларк сообщали, что длина деревянных луков у шошонов составляла 75 см. Приведенные данные являются среднестатистическими. Джордж Белден писал по этому поводу: «Каждый лук отличается по длине и силе от другого, в зависимости от потребностей владельца».
Деревце разрезали вдоль по длине, получая заготовки на два лука – внешняя часть деревца становилась внешней стороной лука. Сердцевина дерева никогда не использовалась ни одним из племен. Индейцы старались отбирать прямые заготовки без сучков и наростов. На изготовление деревянного лука у пауни уходило два дня. Форму придавали, подогревая палку на углях, пока она не становилась пластичной. На ее центральную часть с внешней стороны будущего лука ставили ногу и аккуратно тянули оба конца вверх, после чего каждый конец сгибали в противоположном направлении. К одному концу намертво прикрепляли тетиву, а на другом делали несколько выемок, чтобы лук можно было распустить, когда им не пользовались. Иначе лук терял свою упругость и силу. Другой лук, используемый пауни, назывался ацкац-такскаса – деревянный лук, укрепленный сухожилиями, но делали такие крайне редко. Для их изготовления брали два сухожилия и накладывали их вдоль внешней поверхности мокрого лука так, чтобы их концы несколько заходили один на другой в центре лука. После этого центральная часть лука обматывалась сыромятной кожей, а оба конца – сухожилиями, после чего лук выкрашивался в черный цвет. Пауни говорили, что такой лук легко натягивался и далеко стрелял. У шайенов заготовку сначала просушивали, затем с помощью ножа придавали ей форму, после чего полировали куском бизоньего ребра. Затем к луку приклеивали сухожилия. Клей распределялся палочкой, сухожилия приглаживались к дереву куском бизоньего рога, использовавшимся для полировки. Сверху сухожилия еще раз покрывали слоем клея. Готовый лук вешали в типи, где он сушился 48 часов, после чего был готов к использованию на войне или на охоте. Команчи говорили, что при правильном хранении хорошо сделанным луком можно пользоваться в течение многих лет. Луки иногда ломались, и индейцы всегда хранили заготовки для них, находившиеся в разной стадии готовности. На изготовление обычного лука у команчей уходило три дня, но на великолепный деревянный лук тратили от недели до месяца.
Большинство индейцев укрепляло луки, приклеивая сухожилия одно поверх другого. Некоторые шайены накладывали на лук сухожилия длинными широкими полосами, другие считали, что лучше их расщеплять и приклеивать тонкие полоски. Арапахо накладывали на поверхность лука до пяти полосок сухожилий, а если лук был изготовлен из кедра, его покрывали сухожилиями с обеих сторон.
Клей для приклеивания сухожилий, оперения и наконечников кроу делали, вываривая бизоньи хрящи или кости. Омахи вываривали рога, черепаший панцирь или сыромятную кожу. Шошоны варили клей из осетра. Пауни делали его, вываривая кожу до тех пор, пока она не становилась пастообразной. Шайены использовали маленькие срезы с сыромятной кожи шеи быка бизона и даже кусочки, соскабливаемые с любой бизоньей шкуры в процессе ее выделки. Их варили в воде, получая густое желеобразное варево, которое часто ели в качестве супа и считали очень вкусным и сытным. Клей, получаемый таким образом, по словам индейцев, был очень сильным. Команчи делали клей также, как и шайены, и, кроме того, вываривая рога и копыта бизонов. Они наносили его на гладко выструганную палочку шелковицы или другого дерева и оставляли просохнуть. Палочку с клеем носили в колчане. В случае необходимости ее следовало подержать в горячей воде – клей размягчался и был готов к применению.
Белден писал, что из всех западных индейцев лучшие луки делали сиу и кроу. По сообщениям Гриннела, великолепные луки делали шайены. По словам Ричарда Доджа, на изготовление хорошего лука уходило много времени. Он писал: «Наиболее высоко среди индейцев центральной части Северной Америки (Великих Равнин. – Авт.) ценились луки, изготовленные посредством аккуратного совмещения частей оленьих рогов, которые склеивали вместе и туго обматывали полосами кишок оленя или тонкими нитями сухожилий. Обмотку вымачивают, и когда она высыхает, то крепко стягивает и соединяет отдельные части в одно целое. Таким образом получается компактный лук, который, как говорят, сильнее, туже, эластичней и прочнее лука, изготовленного из любого другого материала. Но большая сложность их изготовления, тот факт, что они становятся совершенно бесполезными в сырую погоду, а также всеобщее использование огнестрельного оружия привели к отказу от этих роговых луков, и сегодня их можно увидеть, пожалуй, только в музеях или во влиятельных семьях, где их передают от отца к сыну как фамильную реликвию». Хидатсы говорили, что на изготовление лука из оленьего рога уходило около двух недель, и процесс этот был очень сложен. У команчей искусный мастер тратил несколько недель, но такие луки были среди них редкостью. У кроу, по данным Белдена, на изготовление лука из оленьего рога уходило около трех месяцев. По поводу общих сроков он писал: «Воин… может сделать лук за три дня, если будет тяжело работать, но в основном на хороший лук уходит неделя, а иногда и целый месяц». Шайены делали луки из оленьего рога двумя способами. В первом случае склеивались концы нескольких прямых кусков рога, после чего их обматывали сухожилиями. Во втором случае брали цельный длинный рог. Для такого лука искали наиболее прямой рог, который скоблили и обтачивали, пока он не становился достаточно тонким. Для этого рог вымачивали в воде и постепенно соскабливали поверхность слой за слоем. Рог все еще оставался изогнутым, но благодаря обработке и тому, что его нагревали над огнем и смазывали жиром, становился более податливым и пластичным. Когда ему придавали необходимую форму, на его концах вырезали насечки для тетивы, после чего плотно привязывали к прямой палке и оставляли на ней, пока он полностью не высыхал и не выпрямлялся. Затем его проклеивали сухожилиями, и, когда клей просыхал, лук был готов. По словам Гриннела, луки из оленьего рога были очень красивыми, но быстро приходили в негодность и со временем легко ломались. Луки из бизоньего рога делали путем склеивания нескольких прямых кусков рога, после чего их обматывали сухожилиями.
У шошонов существовало два основных типа луков – цельный из дерева и составной из двух рогов горного барана, склеенных в центральной части осетровым клеем. Место склейки оборачивали сухожилиями. Луки из рога горного барана часто украшали змеиной кожей. Внутренняя поверхность такого лука сглаживалась и полировалась. Уилсон вспоминал, что рога бросали в горячий источник и оставляли там, пока они не становились мягкими. Затем им придавали форму и наклеивали сухожилия. «Получался мощный лук, – писал Уилсон. – Мало кто мог похвастаться таким. Большинство наших индейцев (шошонов. – Авт.) пользовались луками, сделанными из белого кедра и усиленными при помощи сухожилий». Еще один тип лука делали из трех кусков бизоньего рога, которые соединяли и также усиливали сухожилиями. Также использовался лук из одного оленьего рога, который распиливали вдоль и расщепляли. Затем части замачивали, нагревали и сгибали, придавая необходимую форму, после чего укрепляли сухожилиями. Такие луки часто украшали с обоих концов иглами дикобраза. Лучник носил на запястье браслет, предохраняющий от ударов тетивы.
Лук всегда держали со спущенной тетивой, натягивая ее только в случае необходимости, иначе он терял эластичность и приходил в негодность. С одного конца тетиву закрепляли намертво, а с другой стороны делали пару зарубок, на которых крепилась петля другого конца тетивы. Перед применением индеец упирал лук в землю тем концом, к которому тетива была прикреплена намертво, и давлением сгибал его, пока петля не попадала в зарубку. Индейцы очень аккуратно обращались с тетивами, чтобы не повредить их. Омахи всегда держали при себе две тетивы – одну на луке, а другую в колчане на случай, если первая порвется.
Процесс изготовления тетивы во всех племенах был практически одинаковым. У пауни каждый человек сам делал ее, тогда как у команчей считалось, что отличную тетиву может изготовить только специалист. Для тетивы все племена использовали бизоньи или оленьи сухожилия, пролегающие вдоль позвоночника животного от лопаток до крестца. Пауни вымачивали сухожилия в течение ночи, а затем брали два, накладывали их концами друг на друга, скручивали вместе пальцами, после чего скручивали ладонью на бедре. К получившемуся жгуту добавляли еще одно сухожилие, затем еще одно, пока не получалась длинная тонкая веревка, которую складывали пополам и, начиная со свободных концов, сворачивали между пальцев и на бедре. Весь процесс начинался утром и заканчивался только после полудня. Затем полученную тетиву растягивали на вбитых в землю палках и оставляли сохнуть до вечера. На ночь ее убирали внутрь жилища, а на следующий день снова растягивали на улице. К вечеру тетива была готова. Команчи вымачивали сухожилия в воде, смешанной с клеем. Некоторые из них предпочитали делать тетивы из конского волоса, потому что они не рвались и не впитывали влагу. Один из команчей называл лучшим материалом для тетивы медвежьи кишки.
Глава 3
Стрелы
Для меткой стрельбы из лука было важно, насколько добротно изготовлены стрелы, а потому индейцы очень ценили людей, умевших делать их. Для меткого выстрела нужна была совершенная стрела. Изготовление стрел требовало терпения, аккуратности и высокого мастерства. Если пропорции не соблюдались, попасть в цель было весьма затруднительно. К примеру, слишком легкое или тяжелое древко значительно влияло на полет стрелы – легкая отклонялась от цели, а тяжелая била на меньшее расстояние, быстро теряя в полете смертоносную силу. Хотя разные стрелы отличались одна от другой, очень важным было соблюдение определенных пропорций между наконечником, древком и оперением. Хорошо сбалансированная стрела, попадая в цель, втыкалась так, что ее оперенный конец был направлен немного вверх. Кроу высоко ценили хорошо сделанные стрелы, и десять стрел могли оцениваться в одну лошадь. У манданов стрелоделателями обычно были старики или калеки, которые не могли заниматься присущей для мужчин деятельностью. Старики делали стрелы для живших с ними под одной крышей мужчин, которые использовали их на войне или на охоте. Десять готовых стрел оценивались в одну бизонью шкуру. Юноши платили им за возможность научиться мастерить хорошие стрелы. Манданы в 1929 году помнили двух калек-стрелоделателей (нога одного была переломана раненым бизоном, а бедро второго вдребезги разбито пулей), которые жили за счет того, что все время изготавливали и продавали стрелы. Сиу Белый Ястреб говорил, что стрелы обычно заказывали у стрелоделателя штук по сто за раз. Команчи также очень уважали стариков, способных делать отличные стрелы. Когда молодому арапахо были нужны стрелы, он собирал необходимые для их изготовления материалы, готовил еду и приглашал в свою палатку стариков, которые приходили и оставались там на целый день. Один делал наконечники, другой закреплял оперение, третий раскрашивал их и т. п. В это же время они рассказывали истории о войне или охоте, в зависимости от того, для чего предназначались стрелы. Старики делали таким образом шесть или двенадцать стрел, и все эти стрелы одинаково помечались. Старик, раскрашивавший их, показывал метки остальным, чтобы потом не возникало споров о принадлежности стрел. Если впоследствии кто-либо утверждал, что эти стрелы принадлежат ему, старики смотрели на метки, узнавали их и улаживали споры. У понков древки стрел каждый делал самостоятельно, но наконечники изготавливались специалистами, которые продавали их другим. У кроу, напротив, древки делались специалистами. Воин приглашал большое количество их на пиршество и вручал каждому из них по одной заготовке для древка. У скиди-пауни стрелы для всего племени делали пятеро специалистов. Они отслеживали, когда и кому могли понадобиться стрелы, но обычно были загружены работой перед летней и зимней племенными бизоньими охотами. Стрелоделатели сами следили, чтобы у них было достаточно кизила для древков. По сообщениям Данбара, на изготовление стрел пауни затрачивали много сил – в день стрелоделатель изготавливал не более трех-четырех штук, даже если все необходимые материалы были под рукой. Команчи считали, что шайены и пауни не умели делать хороших стрел, тогда как стрелы команчей и вичитов очень ценились.
Белый Ястреб, сиу из резервации Шайен-Ривер, говорил, что знал о трех видах наконечников:
1. Кремневые, которые применялись его дедом. Он видел их в детстве, но сам никогда не пользовался ими.
2. Костяные (из внутренней части ребер или мозговых костей животных), которые применял его отец.
3. Металлические, которыми пользовался сам.
Также существовали стрелы без наконечников, с заостренным или тупым концом. Ими пользовались только дети, охотясь на птиц и мелких зверушек или оттачивая мастерство на мишенях. Хотя существуют свидетельства испанцев о том, что в руках юго-западных племен в XVII веке такие стрелы были весьма опасны, равнинники не использовали их в боях с врагами.
Гриннел сообщал, что среди многих племен Равнин, с которыми он встречался (пауни, шайены, черноногие и др.), широко распространено поверье, что древние стрелы с каменными наконечниками были особо опасными, и даже оставленная ими царапина могла стать смертельной. Старики пауни рассказывали, что эти стрелы были не так уж плохи и без труда пробивали толстый щит. Скиди-пауни часто использовали каменные наконечники вплоть до 1830-х годов, но в последующие тридцать лет они полностью вышли из употребления и были заменены делавшимися из ободов бочек металлическими наконечниками, форму которым придавали кузнецы, а затачивали сами воины. Манданы в тех же 1830-х годах использовали и металлические, и кремневые наконечники. С другой стороны, никто из стариков кайова-апачей в начале XX века уже не помнил, как делать кремневые наконечники, потому что это племя на протяжении нескольких поколений покупало и использовало только металлические. Команчи пользовались в основном металлическими наконечниками с XVIII века – с тех пор, как наладили прямые контакты с белыми людьми. Северные шошоны в прошлом делали наконечники из обсидиана. Они разбивали крупный камень и отбирали наиболее подходящие сколы. Затем их клали на твердый камень и, ударяя другим, придавали необходимую форму. Для доработки также могли использовать олений рог. Получаемые наконечники были тонкими, длиной около 1,8 см, а шириной около 1,3 см. Согласно Вайету, наконечники для охотничьих стрел были более широкими, чтобы стрелу было легче достать из туши, тогда как боевые такой особенности не имели.
Металлические наконечники индейцы покупали у торговцев. Брэдбери еще в 1811 году отмечал, что «сегодня они выменивают наконечники для стрел у торговцев, которые нарезают их из свернутого листового металла или из ободов (бочек и ящиков. – Авт.)». Белден писал в середине XIX века: «Почти все дикие племена сегодня используют металлические наконечники, которые являются серьезной статьей доходов для торговцев. На Востоке существуют фирмы, которые каждый год производят сотни тысяч наконечников и посылают торговцам для обмена с индейцами на меха… Наконечники продают коробочками по дюжине штук в каждой. Торговцу они обходятся в пол цента за штуку, то есть шесть центов за коробочку, и, продавая их индейцам, он получает огромную прибыль. Коробочка обменивается на бизонью шкуру, которая стоит 8–9 долларов, три наконечника обменивают на бобриную шкурку, которая стоит 4 доллара». Позднее индейцы сами научились вырезать металлические наконечники.
Арапахо покупали железо для наконечников стрел и копий у мексиканцев. Осейджи делали их из железа, латуни и меди. Также для этих целей индейцы использовали сковородки, продаваемые торговцами или захваченные у солдат. «В те времена сковороды, которыми пользовались на Равнинах, были небольшими; изготовленная из тонкой стали, такая сковорода имела узкую и тяжелую стальную ручку с дыркой на конце», – вспоминал Юджин Вэйр. Один из его солдат был ранен в бою с шайенами стрелой с наконечником из такой ручки: «У индейца была огромная стрела, и в качестве наконечника к ней было прикреплено почти 22 см ручки от сковороды, заточенной по бокам и заостренной на конце. Она вошла в бедро на несколько сантиметров, пробив бедренную кость». Мексиканские торговцы продавали индейцам не только металл для наконечников, но и напильники, при помощи которых краснокожие придавали форму и затачивали наконечники. Команчи, сделав и заточив наконечник, придавали ему большую прочность, накаляя докрасна на огне, а затем опуская в ледяную воду.
Наконечник вставлялся в прорезь древка и прикреплялся к нему при помощи самодельного клея, после чего сразу же дополнительно обматывался сухожилиями. Закрепляя перо на древке, индеец держал древко в правой руке, а сухожилия в левой, пальцами проворачивая древко так, чтобы сухожилия правильно наматывались на него. Сухожилия предварительно смачивали, чтобы размягчить их, после чего, высыхая на древке, они плотно стягивали его. Пауни прикрепляли наконечники сухожилиями оленя, кроу – лани, а сиу – бизона.
Дерево для древка стрелы отбиралось и обрабатывалось с не меньшей заботой, чем для лука. В принципе, могло использоваться любое твердое, прочное и прямое дерево, но на нем не должно было быть никаких веточек или отростков. Древко должно быть легким, поэтому сиу предпочитали для его изготовления дикую смородину или иргу. Они были столь гибкими, что, если жертва падала на стрелу, древко не ломалось, и стрелу можно было использовать вновь. По словам Доджа, изготовление стрелы в совокупности было более трудоемким процессом, чем изготовление лука. Дерево скоблилось до необходимого размера и диаметра, потому что древко должно быть совершенно круглым. Согласно Гриннелу, индейцы считали лучшими породами дерева для древка стрелы кизил, вишню и рябину; ива же настолько сильно деформировалась, что ее использовали, только если нельзя было найти другого дерева. Но сарси делали древки стрел из ивы. Скиди-пауни предпочитали кизил. Понки использовали кизил, ясень и иргу. Уилсон отмечал, что шошоны Винд-Ривер делали их из веток рябины, предварительно высушиваемых в течение года. Омахи предпочитали кизил и ясень. Команчи – побеги кизила. Следующим по степени пригодности, но уже не настолько подходящим, как кизил, они считали зрелый ясень – молодой ясень был слишком мягким и не плотным. Если в округе нельзя было раздобыть эти виды дерева, стрелы могли изготовить из дикой вишни или шелковицы.
Махи (Нож), айова. С дагеротипа 1847 г.
Читать бесплатно другие книги:
