Военное дело индейцев Дикого Запада. Самая полная энциклопедия Стукалин Юрий
Бизон считался вождем всех четвероногих, обладавшим величайшей мудростью. Многие мифы, ритуалы и церемонии так или иначе связаны с этим животным. Именно бизон был основным источником пропитания краснокожих, символизировал пищу и укрытие и был самым священным животным. Все части этого зверя шли в дело. Из рогов делали ложки, скребки, луки; из шкуры – одежду, покрышки для жилищ, щиты, контейнеры, веревки, клей; из хвоста – военные дубинки; из копыт – клей, трещотки, подвески, молоты, а бизонье мясо являлось основным продуктом питания. Любой воин желал иметь дух бизона своим покровителем, и он приходил в видениях ко многим людям. Черноногие считали его самым могучим из духов-покровителей. Воинам кроу дух бизона давал способность лечить раны, а воина пауни наделял силой сбивать наземь стоящих на его пути врагов. По поверьям сиу, бизон наделял воина следующими, необходимыми на войне качествами: силой, смелостью, выносливостью, неуязвимостью, введением врага в смятение, а также умением лечить раны и болезни.
Медведь, самый крупный и опасный хищник на американском континенте, считался очень мощным духом-покровителем. Индейцы считали, что зверь этот очень напоминает человека, особенно когда встает на задние лапы. Равнинные кри называли медведя четвероногим человеком. Черноногие говорили, что он наполовину зверь, наполовину человек – по их словам, некоторые части его тела, такие, как ребра и ноги, весьма схожи с человеческими.
Среди ассинибойнов, сиу и некоторых других племен существовал особый «Медвежий культ», членам которого в видении являлся дух медведя.
Большинство ассинибойнов боялись членов этого культа – получившие медвежью магическую силу были людьми раздражительными и легко впадали в ярость. У пауни шкура медведя использовалась только шаманами для церемоний, а медвежье мясо считалось несъедобным и оставлялось на деревьях птицам. Они полагали, что если человек съест его, то станет вести себя как медведь. Кроме того, медведь ел человечину, а потому неприемлем для приема в пищу. По поверьям пауни, медведь наделял человека храбростью и давал, способность лечить раны. Для осейджей бурый медведь, как и пума, был символом войны, символизировал, безжалостный, разрушительный огонь и придавал воину смелость. По мнению сиу, от медведя воин мог получить следующие, необходимые на войне качества: силу, смелость, выносливость, неуязвимость, наблюдательность, введение врага в смятение, лечение ран, нахождение различных вещей. По словам индейцев, медведь знал, как лечить себя: неважно, насколько серьезна была его рана, – если в нем еще теплилась жизнь, он поправлялся. Два Щита, сиу из Стэндинг-Рок: «Медведь зачастую вспыльчив и яростен, но он также обращает внимание на растения, которых совсем не замечают другие животные. Он выкапывает их для себя… Мы считаем медведя вождем всех животных в отношении лекарственных растений, поэтому, если человеку в видении является медведь, он становится знатоком в применении лекарственных растений и лечении болезней».
Многие индейцы полагали, что медведь практически неуязвим, а это качество на тропе войны было самым главным, и воины очень хотели обладать им. Приписываемая медведю неуязвимость, несомненно, была вызвана его толстой кожей, густой шерстью и прочными костями. Тонкие металлические наконечники часто сгибались, попадая в него, а свинцовые пули плющились о его череп. К тому же «медведь не боится ни людей, ни каких-либо животных». Это еще одно из необходимых воину качеств. Поэтому амулеты или магические силы, полученные от медведя, считались воинами особенно эффективными.
Фрэнк Линдермэн писал, что у большинства равнинных племен существовал обычай съедать кусочек сердца медведя гризли. Этот зверь всегда «в здравом уме», рассудителен и в любой момент готов к мгновенной схватке даже с превосходящим его противником. А потому, съев сырое сердце гризли, воин приобретал умение владеть собой – величайшее из воинских качеств. Кроу Много Подвигов вспоминал: «Однажды утром, когда мне было восемь лет, нас собрал мой дедушка. Днем раньше он убил гризли, и, когда мы столпились вокруг него, я увидел, что старик держит в руке медвежье сердце. Мы все хорошо знали, что нас ждет, потому что каждый воин кроу съедал кусочек сердца гризли, после чего мог честно сказать, что у него сердце гризли. И я говорю так же, когда сталкиваюсь с трудностями – даже сегодня, – и это помогает мне сохранить холодный рассудок, прочищает мой разум и мгновенно успокаивает».
Мало животных привлекали такое внимание воинов, как волк. Он быстрый и выносливый бегун, очень ловок и может близко подобраться к добыче незамеченным. Сиу говорили, что их «ноги быстры, как у волка». Возвращаясь в лагерь, разведчики выли по-волчьи. Считалось, что так называемые волчьи песни, полученные в снах и видениях, как и настоящий вой волка, обладали особой силой. Существует легенда сиу о волке, который научил человека песне, и, когда тот выл, начинался ветер. Когда он выл еще раз, появлялся туман. Ветер путал врага, а туман делал военный отряд невидимым. Дядя одного из сиу дал своему племяннику следующий совет: «Ты должен следовать примеру волка. Даже когда он подвергается неожиданному нападению и вынужден спасаться бегством, он задержится, чтобы бросить назад еще один взгляд. Так и ты должен еще раз осмотреть все, что увидишь». По мнению сиу, волк обладал следующими качествами: сила, смелость, невидимость для врага, быстрота, наблюдательность, внимательность, введение врага в заблуждение, лечение ран и болезней. Команчи говорили, что магическая сила волка делает человека неуязвимым для пуль. Волк также наделял умением ходить босиком по снегу, не замерзая. Люди, получившие этот дар, раскрашивали кожу между пальцами ног в красный цвет. У осейджей одним из качеств волка, необходимых воинам на тропе войны, считалось его умение в одиночку бродить далеко от дома в течение долгого времени. Кроме того, по их поверьям, он придавал воину смелость.
Пауни считали, что волки помогают обнаружить лагерь врага, а также пробраться в самый его центр незамеченным. Дух волка делал воина яростней и храбрее. Белый волк почитался у пауни символом войны, и высшей честью для воина было получить на совете после битвы имя Белый Волк в качестве признания своих боевых заслуг. Предводители ассинибойнов перед выходом в набег приносили жертву волкам, считавшимся среди них своего рода богами войны. По мнению понков и омахов, волки могли разговаривать с людьми и давать им необходимую информацию. Кроу считали, что волк мог предупредить людей о присутствии врагов или иной опасности. По словам черноногих, волки были величайшими друзьями людей. Если человек был голоден, ему следовало пропеть Волчью Песнь, и он находил пропитание. Если неподалеку были волки, воины приближались к ним, и те начинали тявкать, говоря с ними. Кто-нибудь из воинов обращался к волкам: «Нет, я не отдам тебе на съедение свое тело, но, если ты пойдешь вместе с нами, я дам тебе тело другого человека». Это относилось и к волкам, и к койотам. Если человек ночью отходил от лагеря, встречал койота, и тот начинал тявкать на него, человек возвращался и предупреждал: «Будьте бдительны и осторожны. Койот облаял меня сегодня ночью». И люди знали, что надо держать ухо востро, иначе случится беда – кого-нибудь подстрелят или лагерь атакуют враги. Команчи считали койота братом, он был табу, и они редко убивали этого зверя. «Койот обладает магической силой. Если мы причиним ему вред, он непременно отплатит нам тем же», – говорили они. Если во время похода перед воинами выскакивал койот, смотрел на них, а потом лаял или выл, они меняли направление и в этот день больше не ехали в ту сторону. По их словам, врагов обычно обнаруживали именно там, куда указывал койот. «Койот передавал нам магическую силу узнавать будущее», – говорили они. Кроме того, он предсказывал удачу. Шошоны также верили, что вой койота сулит предстоящую удачу, но только во время полнолуния.
Шайены считали, что койоты и волки предупреждали воинов о присутствии врагов и даже показывали место, где те находятся. Вот как рассказывал об этом один из них: «Перед наступлением темноты Белый Бык отошел немного от лагеря и сел на холме. Пока он был там, мимо рысцой пробежал койот, потявкал и сказал ему, что враги находятся выше по реке». У шайенов койот всегда считался более священным, чем волк, – вероятно, потому, что умнее последнего. Люди молились койотам, прося их указать путь и предупредить об опасности. Свидетелем интересной истории оказался Вильям Роуленд. Около девяти часов вечера у лагеря шайенов завыл койот, и вскоре между палаток начал ходить старик, заявляющий, что койот предупредил его о рыщущем в окрестностях военном отряде пауни. На следующее утро лагерь действительно подвергся нападению пауни, но шайены ждали их и отбили.
Помимо вышеуказанных, многим другим представителям животного мира краснокожие воители уделяли не меньшее внимание. Дух рыси, например, придавал воинам осейджей смелость. Кролик, по словам сиу, наделял воина способностью быстро передвигаться в бою. Лиса среди черноногих пользовалась особым уважением и, по их поверьям, обладала величайшей магической силой, а по поверьям сиу, наделяла воина смелостью, выносливостью, быстротой, наблюдательностью и внимательностью. Пума у осейджей символизировала разрушительный огонь, который не знает жалости, и была символом войны, придавая воину храбрости и хладнокровия в опасных ситуациях.
Мощные когти барсука, его сила, выносливость, злость и упорство в драке также ассоциировались у сиу с боевыми качествами, необходимыми воину. Джозеф Браун высказал предположение, что обычай «не бегущих», или «не отступающих», наблюдаемый у определенных членов воинских обществ, был скопирован именно с манеры ведения боя у барсуков. Кроме того, сиу приписывали ему умение лечить раны и болезни, а также находить потерянные вещи.
Скунс обладал теми же качествами «не отступающего», что и барсук. Скулкрафт сообщал., что вожди сиу «привязывают к пяткам мокасин шкурки скунса как символ того, что они никогда не бегут» от врага. Мужчины шайенов и команчей привязывали хвост скунса к хвостам своих боевых коней. По мнению сиу, от скунса через видения воин мог получить смелость и выносливость. А команчи говорили, что скунс обладает огромной магической силой, и если кто-нибудь из воинов по пути убивал зверька и снимал с него шкурку, это обязательно уничтожало силу какого-нибудь мощного военного амулета.
Лось – быстрое животные, обладающее огромной магической силой. Если в видении он приходил к человеку, команчи и шайены считали, что тот получал великую помощь. Сиу приписывали ему силу, смелость, выносливость и быстроту, которые через духа-покровителя переходили к воину.
Олень, по словам сиу, «может долгое время переносить жажду, не теряя при этом сил», а потому иметь его в качестве духа-покровителя было большой удачей. Команчи, сиу и пауни говорили, что он самый быстрый зверь на земле и может передать эти качества воину. Осейджи также ценили быстроту оленя, и он занимал важное место среди нужных воину животных-покровителей. Они говорили, что, несмотря на отсутствие храбрости, часто случается, что преследуемый охотниками олень вбегает в селение и, промчавшись между домов, скрывается целый и невредимый.
Ласка считалась великим покровителем воинов, чья храбрость и упорство давали большие преимущества в бою с врагами. Шкурки и хвосты ласки часто украшали военные рубахи и головные уборы, но носить их могли только самые доблестные воины.
Пауни считали, что бобр обладает величайшей мудростью и силой. Особым уважением бобр пользовался и среди черноногих, которые приписывали ему огромную магическую силу. У осейджей духи выдры и бобра давали воинам способность хорошо плавать и не бояться воды, а пресноводные мидии – долголетие.
О черепахе сиу говорили: «Ее кожа подобна щиту. Стрела не может ранить ее». Считалось, что она обладает мощной защитной силой. Черепаха давала воину неуязвимость, невидимость для врага, внимательность и умение лечить раны. У воинов айовов существовал обычай проглатывать живых маленьких черепашек. Если удавалось «удержать их внутри», считалось, что воин будет храбрым и проживет хорошую жизнь. Подобный обычай существовал также и у осейджей. Индейцы говорили, что многие могучие бойцы имели внутри себя живых животных, таких, как черепахи, и могли при желании выкашливать их и показывать публике.
Ящерица у шайенов и сиу считалась мощным военным талисманом, приносила удачу и придавала смелость тому, кто носил ее изображение, а также колдовскую силу быстро перемещаться и избегать стрел и пуль. Змея, по поверьям сиу, наделяла воина способностью вводить врага в смятение, а лягушка делала воина более бдительным и осторожным. Индейцы племени ото считали нежелательным появление в видениях гремучей змеи, поскольку это предсказывало опасность нападения со стороны врагов. Подобная интерпретация встречалась и среди черноногих.
По словам сиу, птицы обладают способностью «видеть все происходящее на земле» и «никогда не промахиваются, нападая на свою жертву. Поэтому, подобно орлу, ты сможешь победить всех врагов». Орел обладал огромной защитной силой и считался вождем «пернатого народа». Он давал воину неуязвимость. Из-за особых сил и качеств орла большое внимание уделялось различным частям этой птицы. Наибольшую ценность представляли перья и кости крыла, из которых делали свистки, применяемые на войне и в Пляске Солнца. Орел у всех равнинных племен ассоциировался с солнцем, и перья на священных щитах являли собой его лучи. Команчи говорили, что, если к щиту прикреплены перья орла, он становится непробиваемым для вражеских пуль и стрел. Воины, носившие перья орла на голове, также неуязвимы для пуль и стрел. Сиу считали, что орел обладает силой, смелостью, выносливостью, неуязвимостью, быстротой, наблюдательностью и внимательностью и может передать эти качества человеку. По поверьям пауни, черный орел, белоголовый орел и канюк являлись посланцами Тиравы (Великого Духа), через которых тот посылал приказы верховному жрецу и передавал свои секреты. Воину же духи этих птиц придавали ярости и бесстрашия в бою.
Качествами, приписываемыми волку, среди птиц обладали вороны. Сиу Орлиный Щит, член общества Носителей Вороны оглалов, говорил: «Мы хотим, чтобы наши стрелы летели так же быстро и прямо, как ворона. Ворона всегда первой попадает в те места в Черных Холмах, где собираются звери». Дух вороны давал воину быстроту, наблюдательность, внимательность и умение разыскивать вещи. Характеристики вороны сходны с характеристиками ворона[32]. Все племена Северных равнин ассоциировали ворону и ворона с успехом на войне, поскольку их всегда можно увидеть на полях сражений. Согласно сообщениям Фрэнсис Дэнсмор, «бдительность» ворона стала причиной того, что воины, охранявшие лагерь, надевали «отличительные знаки», представлявшие собой две-три шкурки этой птицы, прикрепленные за спиной так, что их хвосты торчали горизонтально земле. На голову тоже надевалась разделенная надвое шкурка ворона, привязанная так, чтобы клюв находился надо лбом. Подтверждение этим словам мы находим в описании путешествий торговца Джеймса Томаса: «Мы обнаружили селение в устье реки Жак, милях в 120 по течению от устья Миссури. Оно принадлежало племени тетонов (сиу. – Авт.)… После того как мы причалили к берегу, около пятидесяти дикарей были назначены охранять лодки (груженные товарами. —Авт.). На головах их были надеты перья ворона, а тела обнажены и полностью выкрашены черной краской». По словам Томаса, они выглядели весьма воинственно и настолько хорошо выполняли свои функции, что не позволяли подходить к лодкам белых торговцев даже вождям. Черноногие считали ворона самой мудрой из птиц. Мужчины на тропе войны всегда следили за ним, полагая, что в том направлении, куда летит ворон, людей ждет успех. Два беспокойно ведущих себя ворона означали, что впереди враги. Черноногие говорили, что ворон дает людям силу видеть далеко и обладает большой хитростью. Отправляясь на войну, мужчина часто брал шкурку ворона, набивал ее голову и шею, делая чучело, и привязывал его к волосам на затылке. По словам черноногих, если воин приближался к врагу, не подозревая об этом, шкурка предупреждала его, ударяя клювом по голове. Получив такой сигнал, индеец сразу же прятался и старался затаиться. По этим же причинам воины часто брали в походы шкурку вороны или ворона, оборачивая ее вокруг шеи или привязывая около наконечника копья. Шайены во время военного похода иногда украшали свою скальповую прядь набитой шкуркой ворона и говорили, что такие шкурки часто предупреждали их о грозящей опасности, обращаясь к ним на человеческом языке. Если над палатками черноногих пролетал ворон и каркал, а затем к нему присоединялись другие вороны, это было верным признаком того, что в течение дня появится человек с какой-либо новостью. Понки и омахи также считали, что вороны могут предупредить воинов.
Предсказывать будущее, предупреждать об опасности и говорить на человеческом языке, по поверьям сиу и кроу, умели гаички. У кроу они считались очень мощными магическими помощниками. Гаичка была одним из покровителей вождя сиу Сидящий Бык и вождя кроу Много Подвигов.
Хорошая лошадь являлась незаменимой помощью для воинов, а потому они более всего желали, чтобы она была столь же быстра и проворна, как ласточка. Большой защитной магической силой, по мнению шайенов, обладали лунь болотный, ястреб-перепелятник и маленькие прерийные совы (их на голове носили Противоположные).
Перья совы на руках и голове давали их владельцу силы совы – возможность бесшумно передвигаться и видеть в темноте. Сиу считали, что сова дает внимательность, наблюдательность, невидимость для врага, неуязвимость, а также силу находить потерянные вещи и лечить раны. Воину пауни дух совы давал способность видеть в ночи. Команчи, напротив, считали, что эта птица приносит плохие вести, но, когда слышали уханье совы, не впадали в такой ужас, как кайовы. Кайова-апачи считали сову самой таинственной и самой священной из всех животных, включая бизона. Сова, духи, душа обозначались у них одним словом. Черноногие полагали, что души умерших иногда приходят к ним в виде сов, поэтому уважали их и считали, что совы обладают огромной колдовской силой. Многие воины желали получить сову в качестве духа-покровителя. Кайовы верили, что души умерших сильных шаманов могут посещать живых в виде сов даже спустя годы после смерти и общаться с живыми через своих друзей. Иногда они предупреждали людей о местонахождении и намерениях врагов, об опасности и т. п. По мнению кроу, мощными защитными силами обладали длинноногие прерийные совы. «Стрела всегда пролетает мимо них, не задевая», – говорили они. Перья дятлов использовались шайенами для украшения военных талисманов и военных дубинок, потому что эта птица обладала духовной силой. Перья и шкурка с головы песчаного журавля, из-за их защитной силы, использовались для украшения щитов, а их головы прикрепляли к центру щита. Шайены считали, что, если во время боя воин будет подражать крику этой птицы, ни одна пуля не сможет его поразить. По той же причине из косточки крыла песчаного журавля делали военные свистки. По словам шайенов, песчаный журавль – очень смелая птица, которая, будучи раненой и не способной улететь, сражается до конца и атакует даже человека, если тот подходит слишком близко. Они считали, что песчаный журавль не боится ничего, а это качество желал приобрести любой воин. Гусь, по словам черноногих, обладал великой мудростью и даром предвидения погоды, что давало возможность выбирать лучшее время для набегов. Ястреб делал бойца сиу наблюдательным, быстрым и неуязвимым. А пауни он наделял способностью быстро нападать на врага. Осейджи считали, что ястреб не уступает в храбрости орлу, а быстрота и решительность, с которой эта маленькая птица атакует добычу, восхищала воинов племени. Пеликан, по их мнению, давал человеку долголетие.
Если сорока садилась на дерево, под которым расположился военный отряд, и начинала галдеть, шайены смотрели, куда она полетит, считая, что враги находятся именно в том направлении, потому что эти птицы предупреждали их о присутствии врага. По мнению мандатов, о присутствии врага предупреждал луговой жаворонок.
У многих племен орлы, вороны, ястребы, совы и сороки считались птицами, магическая сила которых была связана с войной. Несомненно, это было вызвано тем, что они питались мясом. Шошоны никогда не ели сорок, ворон и орлов, считая их друзьями, перед которыми они находились в долгу за их перья, дающие воинам дополнительную силу.
Однако не все птицы могли передать воину полезные качества. Например, команчи и шайены никогда не ели мяса индейки, считая, что тот, кто поест его, станет трусливым и всегда будет убегать от врагов так же, как это делает индейка.
Из насекомых наибольшее внимание краснокожих воинов привлекали стрекозы и бабочки. Они считали, что стрекоза обладает способностью магическим образом избегать ударов, и ни животное, ни человек не в состоянии поразить ее. «Даже молния не может попасть в нее», – говорили индейцы. Воинам они давали неуязвимость, быстроту, умение ввести врага в смятение и возможность избегать пуль и стрел. Стрекоз и бабочек изображали на щитах, рубахах, леггинах и т. п. Некоторые воины, идя в бой, рисовали стрекозу на своих телах. Кожаные полосы на военном головном уборе лидера шайенов Римский Нос, убитого в Битве у Бичер-Айленд в 1868 году, были по всей длине украшены изображениями стрекоз. Шайены часто привязывали к волосам в качестве военного талисмана два вида насекомых.
1. Бабочку – из-за ее легкого и неравномерного полета. По поверью, она придавала воину легкость и энергичность.
2. Стрекозу, которую они называли вихрем. Воина, несущего ее или ее изображение, было тяжело заметить и поразить.
Паук и его паутина давали защиту не только от пуль, стрел, но и от разного рода зла. Воины сиу получали от него неуязвимость, внимательность и умение запутать врага. Символом паука, изображаемым на одежде, украшениях и щитах, была паутина. Воины также искали силу мотылька, способную, по мнению сиу, вводить врага в смятение. Маленький, слабый кузнечик, хотя и не мог уничтожить или победить противника, по поверьям пауни, был способен предупредить защищаемого им воина о приближении врагов, а также сообщить ему направление, в котором враги двигаются.
Глава 3
Военные амулеты и духи-покровители
Защитные амулеты и талисманы являлись неотъемлемой частью жизни и менталитета индейцев. Матери с детства надевали на шеи малышей различные амулеты, дарующие крепкое здоровье и защищающие от влияний злых духов. Невозможно описать в небольшом разделе все разнообразие предметов, становившихся для индейца священными. Перья, камешки, шкурки животных и птиц, когти и множество других предметов могли служить этой цели. Магическая сила духов-покровителей «хранилась» в амулетах, носимых на теле, одежде или в волосах, а также в священных связках, содержавших в себе перья, шкурки, когти, засушенные травы и т. п. Помимо личных связок, существовали связки военных обществ, клановые и племенные. Понки, например, имели несколько видов священных связок, относящихся к войне. Они содержали в себе в основном шкурки птиц, к которым были прикреплены скальпы врагов. Предводитель отряда нес с собой такую связку, чтобы открыть ее перед нападением на врага. Хранили их в безопасном месте типи или земляного дома, в подвешенном состоянии. Летом часть времени, если позволяли погодные условия, они висели на улице. Если начинался дождь, их убирали. Когда племя было в пути, каждая связка транспортировалась на отдельной лошади, на которой ехал юноша, никогда не вступавший в половую связь с женщиной. Юноша должен был следить за тем, чтобы связка никогда не касалась земли, и соблюдать другие запреты.
Различные амулеты обладали определенными силами. У арапахо рог антилопы придавал лошади скорость; орех, напоминающий череп, а также перья и когти совы отгоняли злых духов; спусковые крючки ружей, носимые в ожерелье, колдовским образом заклинивали вражеские ружья; светло-голубые бусы, чей цвет напоминал цвет порохового дыма, делал воинов незаметными; украшения в виде паутины защищали от пуль и стрел, а также, подобно тому как паутина ловит насекомых, помогали поймать врага в ловушку; что-то красное, полностью выкрашенное другим цветом, защищало носителя от ранений; кусочек жемчужной ракушки отражал свет на врагов и лишал их возможности спастись; галька, напоминавшая по форме зубы, давала возможность владельцу дожить до старости, когда зубы выпадают от возраста. Воины шайенов обычно носили каменный наконечник стрелы на шее или привязывали его к волосам. К наконечнику часто привязывали маленький мешочек из оленьей кожи, в котором обычно хранилась часть какого-нибудь растения. Такой каменный наконечник даровал долгую жизнь, что было частью верования в прочность, постоянство и, вероятно, бессмертие камня.
Военный амулет одного из арапахо представлял собой «браслет» из шкурки барсука, выкрашенной с внутренней стороны в зеленый и желтый цвета. К ней крепились шкурка суслика, коготь совы, колокольчики, перья, несколько красных семян, называемых южными ягодами, и полоски кожаной бахромы, выкрашенной в желтый и зеленый цвета. Шкурка барсука придавала скорость лошади, на которой скакал воин, коготь совы помогал схватить врага, движения перьев отгоняли врагов, а колокольчики символизировали шум битвы. Кроме того, этот амулет использовался в качестве трещотки во время лечения больных. Чешуйчатый хвост черепахи или рыбий хребет, с привязанными к одному его концу перьями, также являлся военным амулетом арапахо и использовался для лечения больных. Во время похода такой амулет привязывался к волосам, груди или носился на боку на шнурке, надетом через плечо. Перья давали быстроту, а твердые чешуйки или позвонки – неуязвимость. Вождь кайовов Одинокий Волк всегда носил при себе кусочек камня, похожий на железную руду, и говорил, что, когда он при нем, его невозможно убить. По его словам, однажды даже Великий Дух вступил с ним в борьбу, но магический амулет оказался слишком силен и для него. Одинокий Волк находился в палатке, в которую ударила молния. Она убила его жену и ребенка, а сам вождь провалялся без сознания три или четыре часа, но в итоге его амулет взял верх над Высшими Силами, и он поправился. Военный амулет лидера сиу Бешеный Конь, полученный от одного из шаманов племени, представлял собой маленький белый камешек с просверленным в нем отверстием, в которое был продет тонкий кожаный ремешок. Бешеный Конь всегда носил его в битву, надевая ремешок на плечо так, чтобы камешек находился под левой подмышкой. Враги восемь раз убивали под ним лошадей, но не могли причинить вреда всаднику. По словам Красного Пера, Бешеный Конь дважды был ранен в своих первых походах, «но никогда после того, как получил этот камень».
Переданная духами-покровителями магическая сила проявлялась не только в неких дополнительных возможностях, но при необходимости могла материализоваться во вполне конкретные предметы внешнего мира. Кайовы, например, считали, что их вождь Сатанк владел магическим ножом, который носил в своем животе и по желанию в любой момент мог достать его изо рта. Кайовы настаивали, что именно с этим ножом он набросился на охранявших его солдат. Перед этим солдаты обыскивали его и ничего не обнаружили. В последовавшей схватке Сатанк был убит.
Магическая сила могла истощаться, и для поддержания ее в должном состоянии воину следовало соблюдать определенные запреты и выполнять необходимые ритуалы. Некоторые бойцы порой даже обращались к сильным шаманам, чтобы заручиться дополнительной поддержкой.
Церемониальная палатка шайенов, в которой хранился священный талисман племени Бизонья Шапка. 1870-е гг.
Еще в 1811 году Генри Брекенридж очень верно подметил: «Любая необычная вещь сразу же становится их амулетом или талисманом». Манданы помнили старика, у которого было десять сыновей. Он наказал им, чтобы после его смерти каждый из них взял по одному его зубу в качестве военного амулета. После смерти тело старика водрузили на помост, а через год каждый из сыновей взял по одному зубу, чтобы носить его при себе в военных походах. Де Смет вспоминал, как однажды подарил воину кроу коробок спичек. Спустя несколько лет он снова встретился с ним и был весьма удивлен, когда краснокожий радостно бросился ему навстречу. К тому времени индеец уже достиг высокого положения в племени, что, по его словам, произошло благодаря необычайной колдовской силе коробка, подаренного Де Сметом. Каждый раз, отправляясь в бой, воин чиркал спичкой о коробок, и, если она зажигалась с первого раза, он был полон уверенности, что выйдет из боя целым и невредимым, а если нет, то старался не подставлять себя. Это помогло ему совершить много великих подвигов и добиться уважения соплеменников. Другому кроу амулетом служил хвост испанской коровы, который он носил закрепленным в волосах. Еще одним забавным военным амулетом краснокожего – вождя сиу – являлась красочная цветная картинка, на которой верхом на коне был изображен русский генерал Дибич-Забалканский[33]. По словам сиу, она была его военным амулетом на протяжении многих лет, и он совершал ритуальное подношение трубки изображению генерала каждый раз, когда собирался предпринять что-либо на тропе войны. Вождь считал., что своими победами над врагами он обязан магической силе военного амулета.
Отношение большинства индейцев к магическим силам было весьма трепетным, и менее суеверные из них порой пользовались этим в корыстных целях. Один из ранних путешественников привел любопытный случай, когда верховный вождь арикаров, заполучив великолепного коня, начал очень бояться, что кто-нибудь из соплеменников попросит его у него в дар. Отказать в просьбе было недостойно великого вождя. Тогда он объявил, что дарует коня своему магическому помощнику, после чего ни один краснокожий в здравом уме не рискнул бы попросить у него животное. Известны случаи (например, среди омахов и ассинибойнов), когда человек добивался положения в племени, травя неугодных добытым у белых торговцев ядом. Естественно, делалось это тайно, чтобы соплеменники приписывали скоропостижную гибель соперников отравителя силе его мощного колдовства, переданного ему духами.
Кроме личных талисманов и амулетов, имевших прямое или косвенное отношение к войне, существовали общеплеменные, как, например, шайенские Магические Стрелы или кайовские Тайме, и специфические, которыми могли владеть некоторые люди племени. К последним относилось Понока-мита-саам, или Лошадиное колдовство, которое до сих пор считается одним из самых могущественных и тайных магических талисманов среди черноногих. Некоторые индейцы боялись даже обсуждать его с американским исследователем Джоном Юэрсом. По данным Висслера, священными связками культа Лошадиного колдовства в дни бизонов владели «менее двадцати человек», а по данным Юэрса, 32 человека – 21 пиеган, 8 бладов и 3 сиксика. Их называли лошадиными лекарями. Магические силы этих шаманов, по словам индейцев, были разнообразны и использовались не только для лечения больных и раненых лошадей или улучшения их скаковых качеств. Лошадиные лекари могли контролировать миграцию бизоньих стад, лечить людей и т. п.
Лошадиное колдовство имело много важных применений на войне. Пиегана Волчий Теленок (ок. 1793–1899) иногда приглашали помочь молодым воинам в набегах за лошадьми. Он принимал, трубку и предложенный подарок, давал воину перья с церемониального алтаря и объяснял: «Если ты не сможешь близко подобраться к вражеским лошадям, возьми эту землю (с церемониального алтаря. – Авт.) и смешай с водой. Обмакни перья в полученную смесь. Начнется дождь, враги останутся в своих палатках, и ты без проблем уведешь их лошадей». Или он мог дать воину порошок колдовского зелья и наказать втереть его в веревку перед заходом во вражеский лагерь: «Лошадь врага подойдет прямо к тебе, и ты сможешь надеть на нее уздечку». Он советовал воину, если по дороге домой его скакун устанет, слезть с него и спеть песнь, которой он его учил, втереть в нос или зубы животного немного зелья или вложить его ему в рот. Затем трижды похлопать коня по хвосту рукой, натертой зельем. После этого у скакуна должно было прибавиться сил. Волчий Теленок ожидал, что по возвращении из похода воин отдаст ему лучшую из украденных им лошадей. Если у воина оставалась часть колдовского зелья, Волчий Теленок разрешал ему взять его себе и использовать до тех пор, пока оно не кончится.
У шайенов такими талисманами были хохктсим, или копье-обруч, – оружие, обладающее магической защитой (его брали в походы), ихохнухкаво – громовой лук, или лук-копье Противоположных. Громовой лук хранил своего владельца от сил грома и приносил ему удачу. Громовой лук выглядел как обычный лук, но с наконечником копья на конце и украшался частями различных птиц и животных, обладающих колдовской силой. К нему могли быть привязаны перья быстрого ястреба, дающие стремительность и храбрость в атаке; перья совы для скрытного продвижения в ночи; что-либо от медведя, чтобы владелец лука получил силу и знания для лечения себя от ран. Лук был легким, и владелец носил его повсюду на сгибе левой руки, острием вверх. Если владелец брал его в поход, он всегда оставлял обычный боевой лук дома. На ночь громовой лук вешали на кусты, дерево или что-то иное, лишь бы он не касался земли. Если владелец хотел поохотиться, он мог передать громовой лук кому-либо из отряда. Считалось, что человека, владевшего таким луком, не может поразить ни стрела, ни пуля, и это было одной из причин, почему владелец всегда старался носить его с собой. Когда человек считал, громовым луком «ку» на враге, то одеяло (или шкуру), в которое лук заворачивали, выкрашивали в красный цвет. Пока этого не случалось, оно оставалось нераскрашенным. Изготовление громовых луков стоило дорого, и очень мало людей владели ими. Чем больше подарков платил владелец его изготовителям, тем лучше он был сделан и мощнее была его магическая сила. Считалось, что, когда громовой лук брали в военный поход, он приносил удачу всему отряду. По обычаю, перед боем с громового лука снимали покрывавшее его одеяло. Один из таких луков принадлежал Одинокому Волку, и, когда он вернулся из первого военного похода, в который брал его и который оказался успешен, он подарил по лошади каждому из людей, принимавших участие в его изготовлении. Если владелец погибал или умирал, громовой лук всегда клали рядом с его телом, потому что более никто не мог пользоваться им.
Именно любовь индейцев ко всему сверхъестественному, дарующему силу и победу над врагами, сделала некоторые племена легкой добычей для миссионеров. В 1846–1847 годах в торговом посту Американской пушной компании (форт Льюис) обосновался преподобный Николас Пойнт, ставший первым христианским миссионером среди воинственных черноногих. Для них он мало отличался от местных шаманов и колдунов. Они даже прозвали его Громовым Вождем, поскольку верили, что Пойнт может вызывать гром. Черноногие посчитали, что баптизм, который проповедовал Пойнт, служит для улучшения состояния духа, здоровья и т. п. – как, к примеру, индейская палатка потения, и наиболее храбрые воины пришли к белому миссионеру, желая приобщиться к баптизму.
Существует много историй о том, как какой-либо шаман, известный в племени своей магической силой или получивший мощное видение с предсказанием будущих побед, начинал убеждать соплеменников, что его сверхъестественные возможности принесут победу и защитят воинов в бою, если только они выполнят предписанные ему свыше ритуалы. Перед битвой у форта Фил-Кирни в декабре 1866 года шайенский шаман Бешеный Мул заявил, что может заставить пули солдат падать к его ногам. Более сотни юношей согласились пойти сражаться с солдатами, если он отправится вместе с ними. В бою погибло лишь два шайена, а отряд из сотни солдат был перебит полностью. Вернувшиеся с победой индейцы говорили, что магия Бешеного Мула заставляла солдат падать замертво, и воинам не было нужды утруждать себя, убивая их. Подобным заявлениям шаманов, как правило, верили, а случавшиеся неудачи приписывали невольному нарушению кем-либо из бойцов одного из многочисленных табу или непредвиденному развитию событий.
Насколько серьезно относились краснокожие к подобным заявлениям шаманов, а также насколько важна для них была защита Высших Сил, прекрасно иллюстрирует столкновение шайенов с отрядом солдат полковника Самнера, произошедшее в конце июля 1857 года. Самнер писал в рапорте: «Преследуя шайенов вниз по реке Соломон-Форк, мы неожиданно наткнулись на большое количество индейцев, выстроенных в боевом порядке. Их левый фланг располагался у реки, а правый был скрыт отвесной скалой… Я думаю, их было около трехсот. Кавалерия находилась в трех милях впереди пехоты и двигалась в три колонны. Не останавливаясь, я перестроил их в линию, продолжая приближаться. Все индейцы восседали на лошадях и были хорошо вооружены. У многих были ружья и револьверы. Они стояли с замечательной самоуверенностью, пока мы не атаковали, после чего они рассыпались во всех направлениях, и мы преследовали их на протяжении семи миль. Их лошади были свежими и очень быстрыми, и было невозможно нагнать большинство из них». Странное поведение шайенских воинов – признанных и смелых бойцов, хладнокровно ожидавших подхода бледнолицых, чтобы принять бой, получило объяснение несколько позже. Влиятельный шаман объявил, что может заставить пули солдат выкатываться из стволов и падать к их ногам, не причиняя ни малейшего вреда. Для этого по указанию шамана краснокожим бойцам следовало лишь окунуть руки в небольшое озеро, а в бою просто поднять их, после чего ружья солдат стали бы бесполезны. Но чары разрушились, когда Самнер приказал кавалеристам атаковать с саблями наголо. Произошедшее явно указывало приготовившимся воинам, что в этот день Высшие Силы были не на их стороне, а потому, придя в замешательство, они бежали, даже не пытаясь сражаться.
Это был, пожалуй, единственный случай в войнах с индейцами Дикого Запада, когда большой отряд солдат атаковал их с саблями наголо, и Самнеpa критиковали в военных кругах, считая, что, примени он огнестрельное оружие, потери индейцев оказались бы более серьезными. Данная ситуация хорошо показывает, что на поле боя индеец придавал сверхъестественной защите гораздо большее значение, чем собственным умениям и сноровке.
Степень защиты разных амулетов и духов-покровителей не была одинаковой – одни были сильнее, другие слабее. Любопытно, что черноногие полагали: насколько бы мощным ни был военный амулет, человек не должен безрассудно испытывать судьбу в битве. Если враги вырезали отряд воинов, владевших мощными защитными амулетами, черноногие говорили, что в этом не было вины их духов-покровителей или амулетов – их магическая защита была сильна. Просто воины предприняли некое слишком рискованное действие, за что и поплатились. Всегда находилось достаточно опытных бойцов, способных подтвердить силу своих амулетов, спасавших их на тропе войны от неминуемой смерти.
Интересно отметить, что кайовы были твердо убеждены, что храбрость зависит только от человека, а не от его сверхъестественных сил. Они говорили, что амулеты могут защитить человека, но не сделать из труса храбреца. Некоторые из них вообще отправлялись в бой без защитных амулетов, и это считалось величайшей храбростью. Кайова по имени Дымный заявлял, что его соплеменники брали военные амулеты только в рейды за скальпами, а в набеги отправлялись без них.
Часть IX
Военный поход и боевые действия
Глава 1
Частота, длительность и протяженность военных походов
Количество походов, в которых воин мог участвовать за один календарный год, зависело только от его желания и способностей. Среди черноногих и некоторых других племен были юноши, которые никогда не присоединялись к военным отрядам или участвовали в них всего несколько раз. Белый Бык, сиу, вспоминал, что в 1865 году, когда ему было 16 лет, он за лето побывал в трех военных походах. Один из кайовов рассказывал, что во времена своей молодости однажды участвовал в семи набегах в течение одного лета. К рейдам за скальпами он обычно присоединялся только раз в год, когда после Пляски Солнца в поход отправлялась огромная экспедиция. Послужной список других воинов подтверждает, что выбор цели походов этого кайова был типичным и для большинства боеспособных мужчин остальных племен. Согласно исследованиям Юэрса, у черноногих набеги за лошадьми были наиболее распространенным типом военных походов. Преподобный Де Смет отмечал, что с февраля 1841 года по февраль 1842-го черноногие только против плоскоголовых совершили 20 набегов за лошадьми. Бывали годы, в которые общее количество набегов воинами трех племен конфедерации черноногих доходило до 50. Дениг, описывая войну между кроу и черноногими, сообщал, что они уводили лошадей из лагерей друг друга едва ли ни каждую неделю. Только за одно лето или зиму в результате набегов владельцев меняли по нескольку сотен лошадей. Среди некоторых племен существовали воины и лидеры, прославившиеся тем, что никогда или практически никогда не отправлялись в походы за скальпами, но постоянно уходили за лошадьми.
Воин мог отправиться в следующий поход сразу после прибытия в лагерь, но шайены, к примеру, говорили, что: «Если отправишься в путь сразу, удача отвернется от тебя. Так было всегда, даже если вернувшийся отряд принес много вражеских скальпов. Если этот отряд тут же снова отправлялся в путь, кого-то из воинов обязательно убивали». У айовов, напротив, высшую похвалу предводитель мог заслужить от соплеменников, если четырежды отправлялся в военные походы без перерыва. По возвращении из успешного набега или рейда он не вступал в родное селение, а ждал в окрестностях, пока к нему присоединятся свежие воины, после чего уходил в новый поход.
Количество набегов и рейдов, в которых принял участие тот или иной индеец, сильно разнилось в зависимости от времени, когда краснокожий вступил на военную тропу. Блад Черный Головной Убор (в 1920 году еще был жив) участвовал приблизительно в десятке походов. Его соплеменник Много Мулов (также был жив в 1920 году) посчитал «ку» на двух кри, двух калиспелах, одном ассинибойне и одном кроу. Всех этих людей он убил. Кроме того, он захватил в плен женщину Речных Людей, живших на западной стороне Скалистых гор. Подстреленный с Двух Сторон, который был верховным вождем бладов с 1913 по 1956 год, в молодости успел поучаствовать всего в пяти набегах, в каждом из которых захватил по две лошади. «Я не убил ни одного врага», – говорил он.
Все они были людьми, заставшими лишь конец межплеменных войн, а потому число их военных походов оказалось невелико. Если блад Хвост Ласки (1859–1950) совершил немногим более дюжины набегов, и во времена его молодости это было не так уж плохо, то во времена его отца это было ничем не примечательно. Однако и среди них попадались исключения. Блад Орлиный Головной Убор, родившийся около 1850 года и умерший в начале XX века, за свою жизнь участвовал в двадцати двух военных походах, в которых убил семерых врагов и увел более ста лошадей. Белый Колчан, родившийся в 1858 году, считался лучшим конокрадом среди пиеганов и бладов и за свою жизнь побывал в сорока набегах.
Большинство воинов, начавших боевую карьеру в начале или ближе к середине XIX века, имели на своем счету гораздо больше военных походов, чем те, кто родился после 1850-х годов. В среднем общее число их колебалось от двадцати до тридцати, но наиболее выдающиеся бойцы могли похвастаться и большим количеством. Брюле-сиу Маленькая Собака, родившийся в 1848 году и начавший военную карьеру в шестнадцать лет, принял участие в пятнадцати набегах за лошадьми и сорока одной битве. Пятнистый Лось, впоследствии ставший вождем хункпапа-сиу, семь раз был предводителем военных отрядов против кроу, ассинибойнов, хидатсов, манданов и арикаров. В этих походах в общей сложности было убито семнадцать врагов. Он участвовал в сорока семи битвах, совершил одиннадцать подвигов, пять раз был ранен и восемь раз добывал лошадей. Оглала-сиу Медленный Бык, родившийся в 1844 году, впервые отправившийся с военным отрядом в четырнадцать лет, сражался в пятидесяти пяти битвах с кроу, шошонами, ютами, пауни, черноногими и кутеней и посчитал семь первых «ку». Знаменитый воин кайовов Поедатель Сердец, умерший в 1853 году, за свою жизнь только на пауни сделал 27 «ку». Калбертсон писал, что летом 1850 года встретил в форте Юнион кроу по имени Лошадиный Страж, который побывал почти в тридцати военных походах и всегда возвращался со скальпами или лошадьми. В 1855 году он уже был вождем общины из пятидесяти палаток. Второй вождь мандатов Матотопа за несколько лет до своей смерти имел на счету четырнадцать убитых врагов. Некоторые кроу были участниками пятидесяти-шестидесяти военных походов, а Бычий Язык, родившийся в 1838 году, – семидесяти пяти! Вождь сиу Красное Облако заявлял в 1891 году, что за свою жизнь посчитал 80 «ку», что, несомненно, было преувеличением, вызванным желанием произвести впечатление на бледнолицых слушателей.
Военный поход занимал обычно не более одной-двух недель, но и длительные экспедиции не были редкостью. Рандольф Мэрси писал, что отряды команчей порой уходят в Мексику за тысячу миль от родного края, иногда возвращаясь домой лишь спустя пару лет. Их видели в Дуранго, что всего в 500 милях от столицы Мексики – Мехико-Сити, а также в Сакатекасе, Чиуауа, Тамаулипасе и других местах. В начале XIX века пеший отряд молодых воинов кайовов углубился далеко в земли Старой Мексики. Они повернули назад, лишь когда встретили «магических людей с хвостами», которые сидели на деревьях и закидывали их ветками. Не трудно догадаться, что речь идет об обезьянах[34]. Известны случаи, когда воины кайовов возвращались домой спустя один-два года. Кроу иногда отсутствовали по полгода. Пешие отряды пауни часто совершали длительные походы во всех направлениях, нападая на сиу и шайенов на севере и вичитов и команчей на юге. Порой их отряды возвращались домой спустя много месяцев с лошадьми и другой добычей.
Вашингтон Мэттьюз сообщал, что военные отряды хидатсов часто совершали очень дальние путешествия, а воины-одиночки проделывали еще более длительные переходы. Один старик рассказал ему, что как-то раз пешим отправился в поход на юг. Он добрался до реки Платт, где соорудил лодку из бизоньей кожи и проплыл далеко вниз по Лоуер-Миссури, где обнаружил лес, в котором росли фрукты и летали птицы, которых он никогда раньше не видел. Там он снял скальп с индейца неизвестного ему племени, после чего вернулся домой. Отсутствовал он двенадцать лунных месяцев. Другой старик поведал ему, как шел в сторону Северной звезды, пока не попал в страну, где тепло было лишь три месяца в году. Там он убил и скальпировал индейца племени динне и вернулся домой спустя семнадцать месяцев после своего ухода. В начале XIX века хидатсы постоянно совершали набеги на шошонов, живших в Скалистых горах, а также на оджибвеев Миннесоты.
Наиболее дальний военный поход черноногих произошел в конце XVIII века. Дэвид Томпсон сообщал в 1787 году, что отряд пиеганов, выступивший из окрестностей современного города Эдмонтона, провинция Альберта, Канада, вернулся с лошадьми и прочей добычей, захваченной у испанцев Новой Мексики. Одна из карт, нарисованная Эдвину Денигу ассинибойном в 1853 году, показывала путь, проделываемый отрядами его соплеменников в набегах за лошадьми черноногих. Протяженность этого пути составляла более 400 миль! Тиксир сообщал, что пауни даже в одиночку отправлялись воровать лошадей за 500–600 миль.
Продолжительность военного похода во многом зависела от размера отряда, поскольку долгое отсутствие большого количества воинов ставило под угрозу безопасность оставшихся в лагере женщин, детей и стариков. Кроме того, это влияло на прочие стороны жизни племени. Например, кайовы откладывали осеннюю общеплеменную охоту на бизонов, пока их воины не возвращались из большого рейда, чтобы в охоте смогло участвовать как можно больше полноценных охотников. Поэтому отряды мстителей, численность которых значительно превышала отряды, отправлявшиеся в набеги за лошадьми, старались вернуться в родные лагеря гораздо быстрее, чем их соплеменники, желавшие захватить добычу.
Наибольшая военная активность у всех племен приходилась на теплое время года – весну и лето, но существовали отдельные предводители, которые предпочитали отправляться в походы зимой.
Льюис Оскар писал, что отряды черноногих обычно уходили в набег в начале весны, летом или осенью и не любили выступать в холодную погоду. Юэрс также указывал, что черноногие совершали меньше набегов за лошадьми в холодные, снежные, зимние месяцы. В то же время проживший полвека бок о бок с ними Вильям Гамильтон отмечал, что черноногие – «зимние индейцы и суровая погода и снегопады» не мешают им совершать походы на вражескую территорию. Его слова подтверждают и другие современники. Дениг, например, сообщал, что «каждую зиму военные отряды черноногих пробираются в лагеря ассинибойнов» и угоняют их лошадей. Хвост Ласки утверждал, что предпочитал зимнее время, поскольку, если лошадей уводили до или во время снегопада, найти и догнать конокрадов было практически невозможно. Союзники черноногих из маленького племени сарси предпочитали для набегов и рейдов начало осени.
Воины ассинибойнов в зимней одежде
Кроу высылали отряды в основном весной и летом, а зимой отбивались от зимних отрядов черноногих, сиу, ассинибойнов и других враждебных им племен, воины которых вертелись вокруг их лагерей, убивая отдалившихся от лагеря людей и угоняя лошадей. С приходом весны кроу отправлялись в рейды и набеги, чтобы отомстить за понесенные потери. Красивый Щит, кроу: «Мужчины (кроу. – Авт.) редко отправлялись на войну, когда лежал глубокий снег».
Шайены считали лучшим временем для пешего похода за лошадьми конец зимы или начало весны. Они объясняли причину этого тем, что после длинной и тяжелой зимы лошади были худыми и слабыми и не могли выдержать долгого путешествия с всадником. Маленькие военные отряды, укравшие лошадей, имея временную фору и возможность менять скакунов из угнанного табуна, получали большое преимущество перед преследователями, лошади которых быстро уставали.
У хидатсов временем наибольшей военной активности было лето. Когда сходил снег, реки полностью освобождались от льда, а лошади набирали силу, даже те, кто был слишком стар или молод для войны, начинали поговаривать о ней. Желающие отправиться в поход уходили на равнины и постились, устраивали пиршества для старших воинов, чтобы получить их советы, рекомендации и увериться в успехе, готовили оружие и церемониальные связки.
Сиу говорили, что осенью они были очень заняты. Женщины собирали ягоды, орехи и сушили мясо к предстоящей зиме. Мужчины постоянно охотились, стараясь заготовить достаточно мяса. Поэтому осенью военным походам уделялось меньше времени. Наибольшее количество военных отрядов выступало в набеги и рейды летом, после Пляски Солнца. На проведение этой церемонии съезжалось все племя, что позволяло без труда собрать огромные отряды в несколько сотен воинов.
Берландье писал, что война между команчами и осейджами носит сезонный характер, ритм которого зависит от передвижений бизоньих стад. «Весной команчи собираются для рейдов, которые продолжаются в мае, июне, июле и иногда в августе. Это время, когда бизоньи стада двигаются на север. Убив одного-двух врагов, команчи довольствуются местью и отходят к своим лагерям на юге. Затем, в ноябре, декабре и январе, осейджи следуют за бизоньими стадами на юг и нападают на команчей на их родных землях. Эта не очень кровавая война держит дикарей весьма занятыми, и обе стороны соблюдают надлежащее время года для защиты и нападения».
Глава 2
Планирование и организация набега за лошадьми и рейда за скальпами
Обязательным элементом организации военного похода и набора его участников практически всегда было Подношение трубки. Оно не было чисто военным ритуалом, а являлось лишь церемониальным методом просить чего-либо. Принять трубку и выкурить ее означало откликнуться на просьбу и дать согласие. Если предводитель пытался набрать воинов, он предлагал им трубку. Когда вожди одного племени хотели, чтобы к ним присоединились воины другого, они посылали трубку их вождям. Трубка раскуривалась и пускалась по кругу, передаваясь рядом сидящему человеку. Как рассказывал, пауни Акапакиш: «Если он (рядом сидящий человек. – Авт.) желал к нам присоединиться, он курил, а затем передавал следующему. Людям, которые не хотели отправляться в поход, курить эту трубку возбранялось». Идти с военным отрядом или нет, каждый решал сам. Ничего постыдного в отказе не было.
Набег за лошадьми мог планироваться в течение нескольких дней или организовывался всего за несколько часов. Организация набега была делом индивидуальным. Человек приглашал, друзей присоединиться к нему, либо группа воинов, имевших такое намерение, приглашала известного своей удачливостью предводителя. Кроу мог пойти к человеку, владевшему сильным военным амулетом, и действовать согласно его инструкциям. Когда отряд организовывался человеком, который хотел выступить в роли предводителя, он объявлял о своих намерениях некоторому числу тщательно отобранных людей и назначал место и время встречи, на которой обсуждались дальнейшие планы. По данным Оскара Льюиса, участие в набеге у черноногих определялось рангом, оснащением и взаимоотношениями с предводителем. Отряд обычно состоял из членов одной общины, а наиболее желанным объединением для похода были братья, зятья и шурины, при этом захваченные лошади оставались в семье. Предводитель никогда не приглашал в свой отряд воина, который превосходил его по военным заслугам, а такой воин и не отправился бы. в поход под его началом. Также бедняк не делал попыток повести отряд богатых людей, даже если они были моложе его. Бедняком (киматапс) называли человека, который не имел никакой ценной собственности и религиозных предметов. При этом человека, имевшего на своем счету воинские заслуги, не называли киматапсом, даже если у него не было собственности. Индеец высокого положения – проявивший себя на войне, богатый лошадьми или владевший священными связками – не соглашался идти под руководством воина, стоявшего рангом ниже. Бедные не только редко были предводителями, но зачастую не имели возможности присоединиться к отряду, поскольку участие в нем могло ограничиваться теми, кто имел необходимое снаряжение: ружье, порох и боеприпасы, достаточное количество мокасин, высушенного провианта, защитных военных амулетов и, если отряд был конным, хорошего скакуна. Ружья и боеприпасы выменивали в торговых постах на лошадей, провизию или шкуры, что, соответственно, ставило бедняков в невыгодное положение. Таким образом, складывалась ситуация, напоминавшая замкнутый круг, – чтобы присоединиться к отряду опытных воинов и заполучить лошадей, бедняк должен был иметь необходимое снаряжение, которое можно было купить, обменяв на не имеющихся у него лошадей или бизоньи шкуры и мясо, добываемые с помощью хорошей лошади. Однако индейцы всегда особо отмечали, что, несмотря на незавидное положение, бедняки были наиболее отчаянными и храбрыми, поскольку им нечего было терять.
У сиу приглашение присоединиться к военному отряду не считалось великой честью. Никаких парадов перед отъездом из селения не проводилось. Как сказал один из старых воинов: «Честью было вернуться домой с победой, и демонстрация своей удали откладывалась до возвращения как доказательство того, что мы ее заслуживаем». Вечером человек созывал родственников и друзей, объяснял свои цели и просил присоединиться к отряду. Если они были готовы, то принимали пущенную по кругу трубку. Все, что касалось похода, тщательно обсуждалось. Предводитель рассказывал, против какого племени он собирается их повести и по какому пути.
У шайенов человек, который уже возглавлял отряды и намеревался предпринять новый поход, созывал в свою палатку друзей и нескольких старших мужчин, чтобы обсудить предприятие. После еды он набивал трубку и говорил, что собирается отправиться в поход и позвал их спросить, не хочет ли кто присоединиться к нему. Если ранее он был удачлив, у него не было проблемы набрать последователей. Получив согласие достаточного числа воинов, предводитель снова набивал трубку, и все шли в палатку какого-либо шамана. Войдя к нему, предводитель говорил, что хочет отправиться на войну, и предлагал трубку шаману. Приняв ее, шаман тем самым соглашался исполнить необходимые церемонии. Трубку зажигали, после чего исполнялась магическая военная песнь. Затем шаман мог даже сказать, куда им следует идти, чтобы найти врагов.
Бизоний Горб (Почанау-куойп), один из вождей пенатека-команчей в 1866–1874 гг. Фотография сделана в Вашингтоне в 1872 г.
Согласно Мэллери, предводитель арапахов никого не приглашал, а публично объявлял о своем намерении. Он назначал день отправления и указывал место, где будет расположен первый привал на ночевку, – место сбора. Перед тем как утром выступить в путь из родного лагеря, предводитель молился Солнцу, которое должно было охранять его в дневное время, и тайно клялся при удачном возвращении принести какую-либо жертву. Он уезжал в одиночку, держа в руках военную трубку с аккуратно привязанной к чубуку чашечкой, чтобы она случайно не соскользнула. Если чашечка вдруг соскальзывала и падала на землю, предводитель считал это дурным знамением и незамедлительно возвращался домой. Никто не мог принудить его продолжать поход, поскольку он полагал, что единственным результатом экспедиции будет только неудача. Иногда он привязывал к чубуку трубки перья орла или ястреба и, покинув лагерь, въезжал на вершину холма. Там он приносил перья в жертву Солнцу, сняв с чубука и привязав к шесту, закрепленному в кучке камней. Воины, желавшие принять участие в экспедиции, присоединялись к предводителю на месте первого привала, но некоторые могли нагнать позднее по пути.
Предводитель хидатсов, которому пришло видение о результатах набега, сам ходил из одного дома в другой, приглашая воинов отправиться с ним в поход, получая одобрение или неодобрение старших мужчин дома. Если они считали, что этот предводитель не готов магически, они отговаривали своих молодых родственников. Если же полагали, что все в порядке, то, наоборот, поощряли их и рекомендовали присоединиться, давая в поход священные амулеты. Воины договаривались встретиться в определенное время вне деревни, где к ним часто присоединялись другие, не приглашенные люди – опытных бойцов приветствовали как желанных соратников, а неопытных терпели, но не прогоняли.
У ассинибойнов организация любого похода обязательно обсуждалась в «Палатке солдат», где решалось, насколько подходящее для похода время выбрано и не останется ли община без должной защиты. Если решение было положительным, предводитель начинал поститься и приносить жертвы Ваконде (Великому Духу), Солнцу и Грому. Последнее пожертвование – немного алой ткани и табака – он делал волкам, считавшимся божествами войны. Если он получал благоприятные видения, то, приготовив мясо собак, устраивал в своей палатке пир и звал на него людей, которых хотел пригласить с собой. После пиршества предводитель рассказывал о цели и плане экспедиции. Если ему не удавалось набрать достаточное количество воинов в своей общине, он посылал гонцов с табаком в другие лагеря. Он же назначал день выступления отряда. В следующий раз воины собирались вечером в «Палатке солдат», чтобы еще раз обсудить предприятие. Они соглашались во время экспедиции выполнять все указания предводителя. Ночью в «Палатке солдат» участники набега исполняли Воронью Пляску, а на следующее утро выступали в путь, распевая Волчью Песнь. Их лица при выходе из лагеря и во время похода были раскрашены ярко-красной краской. Воины отправлялись в путь пешими, не соблюдая какого-либо строя. Предводитель, по словам Денига, обязательно надевал на себя цельную волчью шкуру, которая служила ему талисманом. Многие, а иногда и все воины отряда также накидывали себе на спину такие шкуры.
Когда скиди-пауни собирался повести отряд на войну, он брал одежду предводителя у жреца, хранителя священной связки. Военная одежда находилась во всех связках, кроме связки Вечерней Звезды. Воинские регалии состояли из воротника, изготовленного из цельной шкурки выдры, священной трубки, орлиного пера, пуховых перьев, сплетенной из бизоньей шерсти веревки, краски и индейского табака. Шкурка выдры была разрезана посередине так, чтобы воин мог просунуть через разрез голову. Морда выдры свешивалась по спине. На правом плече предводителя закреплялся ястреб (очевидно, шкурка, как у осейджей), а на левом – Мать-кукуруза. На груди его висели два кремневых наконечника, каждый из которых был обрамлен в кольцо из шалфея. Вернувшись домой с регалиями, предводитель помещал их на алтарь к западу от очага, то есть ближе к задней стороне земляного дома. К тому времени он уже знал людей, которые отправятся с ним. Вечером он сидел перед алтарем с регалиями и покуривал маленькую трубку. В его дом входили воины, собиравшиеся отправиться в поход.
Команч, пожелавший возглавить набег, сначала проводил магическую подготовку. Затем он созывал друзей и старших в палатку, где обсуждал с ними предстоящий поход. После угощения они курили трубку, а хозяин излагал им свои планы. Те, кто не желал присоединяться к нему, пропускали трубку. Если предводитель получал достаточную поддержку от духа-покровителя и друзей, то начинал заниматься военной раскраской и боевым убранством. В полдень он принимался бить в барабан и петь в своей палатке военные песни. Люди шли к нему и тоже начинали петь. К вечеру воины садились на коней и четырежды проезжали по селению, скликая добровольцев и распевая военные песни. Люди, спасшие в бою раненого или спешенного товарища, ехали по двое на одной лошади. Таким образом они получали общественное признание за свой похвальный поступок – о нем не давали забывать зрителям. Когда отряд состоял из особо популярных воинов, мужчины, женщины и дети выходили к ним и присоединялись к пению, ободряющему воинов. Юные девушки пели у палаток известных бойцов, побуждая их вступить в этот отряд. И девушки, и старухи, помогавшие военному отряду, ожидали в случае успеха лошадей или иные подарки в награду за свои старания. Во время подготовительного периода щиты добровольцев вывешивались на день у входа в типи, чтобы Солнце могло передать им часть своей магической силы. Подставкой им служило копье или треножник из трех копий. Берландье описал другой способ созыва воинов в небольшой отряд команчей. Индеец надевал лучшие военные одежды и, взяв бизонью шкуру, вечером бегал по лагерю, распевая песни и ладонью отбивая ритм по шкуре. Он на мгновение останавливался у каждой палатки, и воин, который выходил наружу, брал шкуру и ударял по ней, тем самым подтверждая желание присоединиться. Похожий способ набора рекрутов для предстоящего похода у шошонов и неперсе описал Роберт Лоуи. Предводитель вместе с товарищами обходил лагерь, держа в руках края растянутой бизоньей накидки (или одеяла), сильно ударяя по ней деревянными палками. У каждой палатки они останавливались и затягивали песнь. Воин, желающий присоединиться, выходил из палатки, брал в руку край накидки и ударял по ней.
Когда воин кайова хотел собрать маленький военный отряд, он посылал приглашения тем, кого желал позвать с собой. Кроме того, лагерный глашатай мог объявить людям о намерении предводителя незадолго до назначенного времени выступления отряда. Вечером перед выходом предводитель сидел в одиночестве в своем типи, предварительно сделав из длинной палки обруч вокруг костра. Затем он начинал петь Походную Песнь, отбивая такт ударами по обручу другой палкой. Когда те, кого он приглашал присоединиться, слышали пение, они входили в типи по одному, подпевали и тоже отбивали такт по обручу. В палатку заходили женщины, которые садились позади мужчин и присоединялись к пению, но по обручу не стучали.
Воины черноногих на совете
Через некоторое время предводитель приглашал их выйти наружу, где была приготовлена бизонья шкура. Мужчины вставали вокруг нее, поднимали ее одной рукой, а другой отбивали такт палками. Женщины и те, кто не мог достать до шкуры, стояли позади и пели. Во время передвижения военного отряда эта песнь пелась через определенные промежутки времени. Для организации маленького отряда трубку не посылали – она была необходима только для сбора очень больших отрядов.
Зачастую набег организовывал человек, получивший видение о нем. Обычно видение приходило во сне или, что случалось гораздо реже, во время поста – либо некий дух сообщал краснокожему, куда следует отправиться, чтобы добыть лошадей или скальпы, либо он видел успешный поход и его результаты. Как правило, и в первом, и во втором случае человек узнавал местонахождение вражеского лагеря, его племенную принадлежность, количество снятых скальпов и уведенных лошадей и даже их масть и отличительные особенности или характерные черты убитого врага – например, хромого сиу. После этого он организовывал военный поход, преследуя цель претворить видение в жизнь. Такого человека называли спланировавшим набег, владельцем или носителем трубки. Все предприятие было полностью делом личным, к которому ни вождь, ни племенной совет не имели никакого отношения. Однако если вождь по объективным причинам желал приостановить набеги, он приказывал военному обществу, выполняющему полицейские функции в лагере, предотвращать выходы отрядов. У хидатсов все военные походы были результатом определенных видений, и человек не мог собрать отряд только потому, что хотел добыть лошадей. Иногда, по разным причинам, такие походы откладывались на будущее: или человек был молод и неопытен, или слишком стар для похода – в селении всегда было достаточно людей, претендующих, согласно своему видению, на владение лошадьми или скальпами, которых они никогда не получали в реальности. Часто во время социальных или церемониальных собраний племени какой-либо дряхлый старик передавал молодому воину свои права на определенную добычу, «полученную» им в видении.
У хидатсов предводитель не рассказывал, воинам о цели похода, пока они не оказывались на привале в одном дне пути от своего поселения. У ассинибойнов, наоборот, он объявлял об этом всей общине, после чего приглашал в свою палатку друзей. Если он хотел, чтобы к отряду присоединился кто-либо из удачливых воинов, то посылал к нему одного из друзей. Когда мандан организовывал набег за лошадьми, соплеменников об этом не информировали, и приготовления проходили тайно. Выступал отряд ночью, а перед этим воины собирались в одном из земляных домов. Несмотря на тихую подготовку, пожелать удачи уходящим бойцам приходило столько людей, что «дом наполнялся полностью». Ассинибойн Возвращающийся Охотник вспоминал, как однажды получил приглашение от известного лидера по имени Солнце. Когда он вошел в палатку, сидевшие в ней люди подвинулись и указали ему на почетное место для уважаемых гостей. Перед ним разложили шкуру белого койота (белый цвет был цветом духов-покровителей хозяина), перед ней положили трубку, перед которой разожгли маленький костер из шалфея. Как только все заняли места, Солнце встал в центре палатки и попросил присутствующих сопровождать его в набеге на пиеганов. Он сказал, что в видении белый койот сообщил ему, что он захватит полсотни лошадей. Когда все согласились, Солнце зажег трубку и церемониально предложил ее своим духам-покровителям – духам солнца, после чего трубка обошла всех присутствующих по кругу. Табак выгорел, Солнце взял трубку и стоя повернулся на восток, юг, запад и север, а затем направил ее к духам земли. Воины пожали друг другу руки и разошлись, чтобы подготовить снаряжение к походу. Вечером они вышли в путь.
Организация многочисленного отряда мстителей занимала гораздо больше времени – иногда до нескольких месяцев. Вождь посылал гонца с магической трубкой по лагерям соплеменников и союзников. Гонец преподносил трубку вождю и призывал воинов присоединиться к рейду мести. Если воины лагеря желали отправиться с ним, их вождь доставал свою трубку и предлагал посланцу выкурить ее. Обычно выступление огромных отрядов мстителей (300–600 воинов) откладывалось до наступления теплых времен – конца весны или лета. Все лагеря собирались в заранее назначенном месте, где воины пировали, проводили советы и готовились к предстоящей экспедиции. Как правило, роль предводителя отводилась кому-либо из наиболее опытных и влиятельных людей лагеря хозяев. При этом он не имел полной власти над воинами других общин или племен – они подчинялись своим лидерам. Каждая из общин продолжала жить своей жизнью, и за порядком в их лагерях следили представители собственных военных обществ, не имевшие права вмешиваться в жизнь других лагерей. Порой возникали споры из-за лидерства, и часть лагерей уезжала. Как вспоминал один из современников относительно ассинибойнов и кри: «Сначала все проходило замечательно, но потом каждый день по разным причинам начинали возникать споры и всякого рода сложности, в результате чего часть из них разъезжалась по домам». Оставшиеся, избавившись от наиболее буйных и неуправляемых вождей, собирались и выступали в путь. Согласно Эдвину Денигу, оптимальными были отряды по 80—100 воинов. При таком количестве между лидерами обычно не возникало споров, и из их числа избирался один, которому подчинялись остальные.
Организация большого отряда мстителей у кайовов называлась Подношением Трубки. Человек, желавший организовать такой отряд, должен был обладать влиянием в племени. Наиболее подходящим для этого временем было ежегодное летнее собрание племени на церемонию Пляски Солнца. Организатор по очереди посылал трубку предводителям основных воинских обществ – Каитсенко, Танпеко и т. д. Если те санкционировали поход, они выкуривали трубку и предлагали ее членам своих обществ на их следующей встрече. Все, кто курил, подтверждали этим свое участие в экспедиции в любое время, которое назначит организатор похода. После того как набиралось достаточное количество участников, запрещались любые другие военные отряды или индивидуальные походы до окончания большой экспедиции.
Организацию отряда мстителей у команчей подробно описал Берландье в 1828 году: «Когда целью войны является отмщение за оскорбление или смерть друга, родственник или член пострадавшей группы в сопровождении вождя проезжает по всем лагерям, стеная и взывая о помощи в разгроме врагов. Подойдя к входу в жилище вождя племени, которое они хотят пригласить (в поход. – Авт.), гости с плачем проходят вокруг палатки два-три раза, а затем предстают пред вождем, который приглашает их и вводит внутрь. У вождя уже готово специальное ложе, на котором он восседал в ожидании гостей с того самого момента, как услышал звуки их церемониального вхождения в лагерь. Женщины из его палатки спешили взять у прибывших лошадей и отходили прочь, дабы не мешать и не услышать новости, принесенные опечаленными мужчинами. Тут же собирались старики и воины, чтобы узнать, что же произошло. Они выкуривали трубку, после чего гости произносили долгую речь, в которой объясняли причину, заставившую их собрать разные племена своего народа. Если после объяснения вождь племени принимал трубку из рук одного из истцов, это означало, что его люди будут участвовать в карательной экспедиции. Если же он отказывался, то тем самым отклонял предложение, после чего должен был объяснить причину отказа. Получив подтверждение, один из гостей называл время и место сбора отряда и вражеское племя, против которого готовилась экспедиция. После окончания встречи старец, действующий в роли глашатая, обходил весь лагерь, сообщая обо всем, что говорилось на собрании, и о принятом решении… Затем вождь созывал добровольцев, желавших присоединиться к походу. Такая церемония повторялась в каждом лагере, куда прибывали скорбящие… Когда наступало назначенное время, люди, посылавшие гонцов, обычно уже стояли лагерем в оговоренном месте, ожидая другие племена. Все прибывали налегке, прихватив с собой только маленькие походные палатки, оставив обычные в родном лагере. С ними приезжало небольшое количество женщин, помогавших по хозяйству мужьям, их друзьям и родственникам. Этих бедных существ также посылали охранять табуны и помогать увозить награбленное во время экспедиции. Когда прибывает новый лагерь, его капитан (вождь, предводитель. – Авт.) и воины, украшенные перьями и покрытые военными орнаментами, садятся на коней, выстраиваются в две шеренги и так едут к лагерям уже прибывших, распевая по пути (военные песни. – Авт.). Они клянутся проявить себя в предстоящих схватках и оказать всю возможную помощь тем, кто не побоится опасности. Племя хозяев отвечает им такой же церемонией, и подобная сцена повторяется в лагере каждого племени, которое прибывает, чтобы присоединиться к скорбящим на тропе войны. Такие встречи порой происходят в одной-двух сотнях лиг от вражеской территории. Иногда проходит от двух до трех месяцев, прежде чем все откликнувшиеся добираются до места встречи… Все это время вожди и старцы племен собираются на советы».
Черный Пес-младший, вождь осейджей. 1874 г.
У осейджей организация военного отряда во многом отличалась от большинства равнинных племен. Они считали, что спонтанные акты агрессии отдельных людей, даже против врагов, представляют опасность для существования племени. А потому война должна быть контролируема и управляема. Даже военные почести (одон) присуждались воинам только за их действия в отрядах, организованных жрецом клана или части племени, или в племенных отрядах, организованных жрецами племени. Война для осейджей была религиозным ритуалом не меньше, чем боевым действием. Предводителем племенного военного отряда мог быть только жрец. Когда воин осейджей присоединялся к отряду, он должен был отбросить обычные человеческие страхи и человеколюбие и действовать с безжалостной храбростью. Символами воина осейджа были ястреб и беспощадный огонь. Подобно огню, сметающему все на своем пути, воины должны были атаковать врагов, убивая всех.
Вашаби Атин, или Военная церемония осейджей начиналась, когда жрецы объявляли состояние войны, и заканчивалась, когда отряд возвращался домой после битвы и заявлял о своих боевых заслугах – одон. Ритуалы назывались Семь Песен и Шесть Песен. В каждом из 24 кланов племени они могли несколько различаться. Поскольку ритуалы исполнялись постоянно, предводителем отряда становился жрец. Первым шагом к организации крупного военного отряда было избрание жрецами клана одного из своего числа для выполнения роли предводителя. Называли его Додонхонга, или Священный Воин. Этот жрец отвечал за проведение ритуалов во время движения отряда в сторону врага, атаки и возвращения домой. Роль Священного Воина была церемониальной, и в битве он не участвовал. Избрание Священного Воина происходило следующим образом. Отправляясь на войну, необходимо было заручиться помощью божественных сил, прибегнув к определенным церемониям. Первая заключалась в призыве к главе клана Старшей Воды положить перед советом находившуюся в его попечении священную трубку. При исполнении этого действа совет выбирал посредника между людьми и Вакондой (Великим Духом). Когда тот принимал обязанности Священного Воина, трубка торжественно наполнялась и передавалась ему, чтобы он предложил ее Ваконде. В священную трубку метафорически вкладывались молитвы о всех людях двух великих частей племени. Чтобы выполнить эту церемонию, Священный Воин удалялся от деревни в холмы, где оставался, думая только о молитвах людей Ваконде. Он постился, ничего не ел и плакал в течении семи дней, отдыхая лишь ночью. Он должен был оставить все посторонние мысли и постоянно молиться, оставаясь в бодрствовании, чтобы не упустить «знака» свыше. Ему дозволялось стоять на месте, ходить, сидеть с прямой спиной, прислониться к скале или дереву, но не лежать. Если ему не хватало сил, церемонию можно было сократить до четырех дней. После церемонии он возвращался домой и начинал ритуалы, относящиеся к организации военного отряда. Кроме Священного Воина, еще восемь жрецов, по четыре из Народа Земли и Народа Неба, избирались на роль Кстетсаге, или Командиров. Двое из них – один из Народа Неба и один из Народа Земли – становились главнокомандующими. Именно они планировали атаку и вели воинов в бой. При этом все восемь командиров подчинялись Священному Воину – связующему звену между Вакондой и соплеменниками. Для них изготавливались восемь штандартов. Военный штандарт представлял собой деревянный шест приблизительно в 1,8 м длиной, с загнутым концом, подобный посоху пастухов овец. Он был обтянут оленьей кожей, а затем обмотан одной длинной полосой кожи лебедя. Вдоль шеста прикрепляли двенадцать орлиных перьев в четырех пучках – по три пера в каждом. К концу его привязывали оленью кожу. В церемониальных песнях командиры лишь в начале назывались людьми, а затем волками, которые были символами воинов, давая магическую силу своего слуха, зрения, осторожности, смелости и т. п. Об этих воинах говорили как о волках, потому что, подобно волкам, они были всегда настороже, деятельны и неутомимы, легко переносили голод и бессонницу. Во время похода командиры каждый день собирались на совет и решали, по какому пути должен двигаться отряд.
У омахов, как и у осейджей, воин не мог повести военный отряд в набег или рейд без позволения жрецов. Он собирал отряд только после определенных ритуалов, связанных со Священными Связками Войны, дававшими ему право отправиться на войну. Если поход был организован без их проведения и кто-либо из отряда погибал, предводителя наказывали как убийцу независимо от совершенных им подвигов. Более того, его подвиги не засчитывались. В прежние времена члены неправомочного военного отряда, если хотя бы один из его участников погибал, по возвращении должны были раздеться, вымазать головы и лица глиной, а затем на четвереньках доползти до жилищ верховных вождей и вымаливать пощаду. Даже если поход проходил успешно, предводителя ждали неприятности. Например, один воин, которому в будущем пророчили пост вождя, после такого похода не только никогда им не стал, но и был отлучен от встреч с вождями и участия в различных делах племени. Во избежание подобных неприятностей воин сначала шел к хранителю Священной Связки Войны и приглашал его на пиршество. Так повторялось четырежды. В четвертый раз хранитель открывал Священную Связку, разъяснял ему его обязанности и давал инструкции по проведению утренних и вечерних ритуалов и управлению военным отрядом. Зачастую предводителю вручалась одна из «птиц» из Священной Связки, которую он брал в поход, а вернувшись, возвращал хранителю. Когда в поход отправлялся очень большой отряд (от ста воинов), предводителю могли позволить взять с собой всю Священную Связку.
Глава 3
Участники военного похода
Основными участниками военных походов обычно были мужчины от 17 до 35 лет, наиболее активными из которых являлись неженатые мужчины 18–25 лет. У черноногих, к примеру, женатые воины удерживали большую часть добычи себе и отправлялись в набеги реже, чем неженатые. Некоторые юноши были настолько ленивы или трусливы, что никогда не присоединялись к военным отрядам. То же относилось и к некоторым любимым сыновьям из богатых семей. К чести краснокожих, стоит отметить, что таковых в их обществе было крайне мало и они порицались соплеменниками.
В состав небольших отрядов обычно входили близкие друзья, члены одного из воинских обществ и родственники, хотя, например, у хидатсов предводитель обычно не брал в поход своих сыновей. Состав крупных отрядов мстителей был более демократичным, и в него зачастую входили представители разных племен. Одна-две женщины также могли сопровождать воинов в экспедиции. Если же отряд был очень большим, в поход иногда брали даже детей. Так, несколько детей вместе с женщинами находилось в огромном отряде кри и ассинибойнов, отправившемся против черноногих летом 1846 года. Его численность была так велика, что воины не опасались за их безопасность.
Небольшие отряды обычно довольствовались всевозможными амулетами и верой в магическую защиту духов-покровителей предводителя. Зачастую воины получали от одного из племенных шаманов какой-либо сильный амулет, дающий им дополнительную магическую защиту. Поскольку шаманская практика не мешала воинскому пути, шаман мог оказаться и среди членов небольшого военного отряда. Крупные отряды, напротив, всегда сопровождали шаманы. Например, кайова-апачи брали с собой лучших шаманов, а кайовы – Бизоньего лекаря, умевшего лечить раны, и Совиного лекаря, предсказывающего будущее. Команчи оставляли шаманов-целителей в базовом лагере, чтобы те позаботились о привезенных раненых. У осейджей предводителем отряда мстителей был жрец. Крупные военные отряды шайенов обычно сопровождали от одного до нескольких Моинуенуитан, или Лошадиных лекарей, которые лечили раненых, исполняли различные обряды и давали воинам амулеты для защиты в бою. Амулеты, изготовляемые лекарем по имени Ива, состояли из шнурков из оленьей кожи, сплетенных, подобно тетиве, с привязанными к ним маленькими мешочками с лошадиным зельем с интервалом приблизительно в 15 см. Эти амулеты следовало носить через правое плечо. Перед нападением на врага предводитель отряда предлагал трубку наиболее старому лекарю-шаману, который курил ее. После этого предводитель просил шамана применить свою магию, чтобы лошади не пострадали в предстоящей схватке. Шаман ходил взад-вперед по отпечаткам копыт и пел колдовские песни. Но с шаманом никогда не советовались по поводу тактики ведения боя – его функции заключались только в магической защите воинов.
Должность разведчика в отряде считалась наиболее почетной после предводителя и его помощников. Разведчики в военном походе назначались предводителем после вступления на вражескую территорию. У большинства племен разведчиком мог стать любой воин, по мнению предводителя подходящий для этого, даже новичок. Но у равнинных кри ими могли быть только те, кто получил определенные видения. Индейцы называли разведчиков Волками. Когда они обнаруживали врага, то возвращались к отряду, воя по-волчьи, чтобы люди знали, что Волки возвращаются с новостями. По словам Красного Крыла из племени кроу: «Разведчик, как одинокий волк, должен высматривать, высматривать и высматривать. И так постоянно».
У шайенов, как и у других племен, существовали люди, называемые химани – полумужчины-полуженщины, которые жили и вели себя как женщины. Таковыми они становились в результате видений, в которых получали определенные инструкции. Считалось, что они обладают большой магической силой и приносят удачу общине, в том числе и во время военных походов. Когда шайенский военный отряд собирался отправиться в путь, одного из химани часто просили сопровождать его. В старые времена, по словам шайенов, крупные военные отряды редко выступали в путь без одного или двух из них. Они были компанейскими людьми и хорошими рассказчиками. Воины обращались с ними уважительно, а те, в свою очередь, заботились о раненых, потому что были лекарями и шаманами.
В походе каждый член отряда имел определенные обязанности. Главным был предводитель, часто пользующийся беспрекословным авторитетом. Именно он назначал разведчиков, решал, как и куда будут двигаться его люди и т. п. У кайовов в каждом военном отряде обычно был помощник предводителя, который мог заменить его в случае гибели. Основной костяк отряда составляли опытные воины, а новички выполняли обязанности прислуги, и на них возлагалась вся тяжелая работа по лагерю. На примере майданов членов отряда можно поделить на три основные группы:
1. Предводитель или предводители, называемые Старыми Волками.
2. Опытные воины – Молодые Волки.
3. Новички – Присматривающие за лагерем.
Более конкретное распределение обязанностей в военном отряде иллюстрирует пример омахов. Предводитель – нудонхонга называл членов военного отряда – никавача, что можно перевести как рядовой. Именно нудонхонга распределял среди всех участников похода обязанности:
1. Разведчики.
2. Охотник, обеспечивающий отряд пищей.
3. Несущие мокасины. Для длинных военных походов требовалось большое количество мокасин, которые быстро снашивались, а потому каждый брал, с собой несколько пар.
4. Несущие котлы. Эта группа людей заботилась о всей кухонной утвари.
5. Те, в чьи обязанности входило разводить костер, приносить воду и нести провизию всего отряда.
Распределение участников военных отрядов других племен могло несколько отличаться от омахского, но основной принцип был схожим.
Военная пора у индейцев Дикого Запада начиналась в четырнадцать-семнадцать лет, а иногда, если боевые действия не были сопряжены с большим риском, и немного раньше. Заканчивалась она, в зависимости от обстоятельств, между тридцатью-сорока годами. У сиу многие юноши начинали воинский путь в возрасте тринадцати-четырнадцати лет, а о том, кто впервые присоединялся к набегу лет в семнадцать, говорили, что «он слишком долго спал». Черноногие и сарси обычно впервые отправлялись в поход в четырнадцать-пятнадцать лет, команчи – в пятнадцать-шестнадцать, а ассинибойны – в семнадцать-восемнадцать. Участниками набегов за лошадьми у большинства племен были в основном юноши в возрасте приблизительно двадцати лет. Слишком молодые и пожилые люди были нежелательными элементами – они легко уставали, мешая более стойким воинам двигаться быстрее. Верховный вождь бладов Красная Ворона говорил, что в больших отрядах всегда попадались такие люди. Предводитель мог приказать им вернуться домой, но мог воздействовать на них не силой, а лишь убеждениями, и за ними оставалось право самим решать, как поступить. У хидатсов старики не смогли вспомнить ни одного случая, когда нежелательному человеку было отказано в присоединении к отряду.
Группа молодых воинов из племени ото. Конец 1860-х гг.
У шайенов, по обычаю, каждый мужчина считался воином и должен был оставаться таковым до тех пор, пока его место не занимал сын. Каждый, у кого был взрослый сын, мог не принимать участия в битвах. Отец уходил от активных военных действий, а сын получал семейное оружие. Если человек достигал среднего возраста и не имел сына, он усыновлял кого-нибудь. Если у него было несколько сыновей, он мог отдать одного или нескольких на усыновление тому, у кого их не было. В результате такой системы все наступательные действия у шайенов проводились в основном молодыми и неженатыми людьми. Если отец воина или какой-нибудь старик без необходимости подставлял себя в бою под удар, его нередко порицали за ненужный риск, а молодежь расстраивалась, что он отнял у них славу, которую они могли завоевать в бою. Когда шайенов застигали врасплох, старшие должны были бежать, а молодые воины – принять удар на себя. Правда, если сына в лагере не было, человек участвовал в бою. Именно по этой причине вождь южных шайенов Хромой Белый Человек, погибший в битве с Кастером на Литтл-Бигхорн в 1876 году, пошел в бой.
Иногда молодые люди вступали на военную тропу гораздо раньше, чем большинство соплеменников. Шайен Лысемордый Бык, родившийся в 1835 году, отправился в первый поход в возрасте десяти лет. Его родственники запретили ему присоединиться к отряду, сказав, что он еще слишком мал. Тогда мальчик загодя привязал, свою лошадь далеко в лесу, а утром следующего дня прихватил лук со стрелами, ушел из селения пешком, взял лошадь и нагнал отряд. Интересно отметить, что он был отобран предводителем в числе десяти воинов, атаковавших лагерь пауни. Один из наиболее влиятельных воинов кри по имени Коминакус начал путь воина в одиннадцать лет, имея на это веские причины. Когда он был совсем маленьким, черноногие убили его отца и украли мать. Его ненависть к ним была столь велика, что в одиннадцать лет он попытался присоединиться к военному отряду, направлявшемуся в страну черноногих. Но воины отказались принять его. Тогда он тайно последовал за ними и стал свидетелем того, как отряд столкнулся с превосходящими силами черноногих и попал в безвыходное положение. Коминакус улизнул, нашел другой отряд кри и привел его на выручку соплеменникам. Кри оценили подвиг мальчика по достоинству, и с годами он добился широкого признания в племени. Низкий Рог, ставший впоследствии вождем черноногих, в юные годы был столь удачлив, что, несмотря на его возраст, воины старше его приходили к нему с просьбой возглавить военные походы. Они знали, что он храбр и имеет мощных магических защитников. Даже враги во время перемирий часто спрашивали имя воина, который безнаказанно нападал на их лагеря. Он погиб летом 1846 года в возрасте 24 лет.
Пожилые люди у равнинных индейцев, как правило, не участвовали в войнах, и предводителями отрядов были полные сил воины. К примеру, мужчины черноногих, которым перевалило за сорок, крайне редко принимали участие в военных походах, да и то по большей части были лидерами отрядов. В пеших отрядах шайенов предводителем обычно становился мужчина средних лет. Молодые люди удовлетворялись тем, что могли получить необходимый опыт под руководством старших и, соответственно, более опытных воинов, пока не достигали уровня подготовки, когда становились уверенными в своей компетенции и могли сами попробовать стать носителями трубки. Индеец блад Хвост Ласки говорил, что не помнит об участии в походах за лошадьми людей старше 50 лет.
Но исключения случались. Торговец Дениг писал, что вождь общины равнинных кри шемаукау по имени Копье, которому в 50-х годах XIX века было уже лет 60, не раз возглавлял большие военные отряды против врагов. А Деревянная Нога рассказал о старике кроу из отряда, угнавшего шайенский табун. Шайены настигли конокрадов, когда те купались в реке. Старик «был еще достаточно бодрым. Он уклонялся, прыгал, нырял, избегая копий и стрел, но выстрел из револьвера моего брата оказался для него роковым». Еще более необычный случай произошел зимой 1841/42 года, когда несколько стариков кайовов совершили военный поход в Мексику. Это было столь необычно, что нашло отражение в «счете зим» – этот год был назван «Зима военного похода Кожаного Колчана». Старики вооружились старыми луками и колчанами из бизоньих кож, так как все хорошее оружие и богато украшенные колчаны забрали с собой молодые воины, уехавшие в экспедиции против мексиканцев.
Как правило, воинский путь мужчины можно было поделить на следующие периоды. К 14–15 годам он мог надеяться присоединиться к одному из воинских обществ. Когда ему исполнялось семнадцать, он уже мог посчитать «ку» или увести вражеских лошадей, а к двадцати возглавить военный отряд. К тридцати годам воинские дни мужчины подходили к концу – он имел на своем счету достаточно подвигов и лошадей, собственное типи, жену и детей.
Индейцы говорили, что для похода за лошадьми лучше, чтобы отряд был маленьким. По словам шайенов, если в набег уходило слишком много людей, дела порой шли плохо. Одни хотели идти в одну сторону, другие в другую – всегда существовали разные мнения. Меньший отряд имел больше шансов на успех. А вот если отряд уходил с целью подраться и убить врагов, людей должно было быть больше. Отряды черноногих, отправлявшиеся в набег за лошадьми, обычно насчитывали от 4 до 12 человек. Известны случаи, когда пешие отряды конокрадов насчитывали и по сотне воинов, но это редкость. Даже полсотни воинов было уже много для набега. Иногда люди уходили в одиночку. Отряды ассинибойнов обычно составляли от 10 до 30 воинов. Хикарийя редко насчитывали более 10 человек. Пауни Гарланд Блэйн утверждал, что отряды конокрадов его племени «никогда не превышали более четырех-пяти человек. Маленьким отрядам было проще избегать столкновений с врагом, да и индейского агента, который не позволял нашим людям покидать резервацию без специального разрешения». По словам Тиксира, отряды пауни состояли из шести, восьми, максимум пятнадцати человек, а осейджей были «всегда многочисленны – не менее двадцати пяти воинов». Численность отряда омахов обычно составляла 8—10 воинов. Понки вообще не практиковали большие военные отряды – воинов семь было нормой. Обычный отряд кайовов составлял 6—10 воинов, но иногда в набег могли отправиться всего двое (в основном братья) или большая группа из 20–30 человек. Как правило, они принадлежали к одной общине. Команчи и кайовы часто совершали набеги на мексиканские поселения огромными отрядами, но эти походы нельзя причислить к чистым набегам за лошадьми, поскольку грабежи и убийства также входили в их планы.
Отряд мстителей по численности значительно превышал группы, отправлявшиеся в набег за лошадьми. Обычно он насчитывал от 100 до 200 воинов, но мог быть и гораздо больше. Ассинибойны часто собирали по 200–400 бойцов. Объединенные отряды сиу и шайенов, нападавшие на селения и охотничьи группы пауни, как правило, составляли от 500 до 800 воинов, а силы шайенов, арапахов, команчей, кайовов и кайова-апачей, атаковавших белых охотников в Эдоуби-Уоллс 27 июня 1874 года, насчитывали около полутора тысяч человек. Однако, справедливости ради, надо отметить, что это был самый крупный индейский отряд в истории Дикого Запада. В отличие от набегов, в которых обычно участвовали воины только одной общины, в рейдах за скальпами часто принимали участие мужчины из нескольких общин одного или двух-трех племен.
Достижение ранга предводителя военного отряда являлось важным переходным моментом в жизни мужчины и расширяло его влияние на соплеменников. С его мнением начинали считаться, он получал предложения занять высшие посты в воинских обществах, его статус в племени повышался.
Не любой человек мог стать предводителем военного отряда. Только тот, чьи прежние деяния свидетельствовали о его способности повести отряд, найти вражеский лагерь, увести лошадей или убить врагов и вернуться назад с добычей и без потерь, мог надеяться привлечь к своему походу воинов. Чем больше успешных набегов и рейдов он совершал в прошлом, тем скорее находил последователей.
К предводителю, чьи воины постоянно гибли, желающих присоединиться не было. Понки вспоминали человека по имени Нашкитага. Он несколько раз предводительствовал отрядами, в которых погибали все воины, кроме него. После очередного неудачного похода военная карьера Нашкитага была разрушена навсегда. Кроу считали лучшими тех, «Кто никогда не сигнализировал о потерях». «Те, которые постоянно приводили захваченных лошадей» и «Те, которые постоянно убивали (врагов)» были лишь следующими по рангу. Успех или неудача военного похода всегда отражались на статусе предводителя. Тиксир писал по поводу осейджей, и его слова верны относительно всех племен: «Предводитель, который приводит обратно всех своих воинов, заслуживает большего почета, нежели тот, чей отряд убил нескольких врагов, но потерял одного из своих». Именно на предводителя возлагалась вся ответственность за судьбу каждого из членов отряда. У осейджей ответственность предводителя была столь высока, что, если в походе один из его воинов лишался снаряжения или лошади, люди ожидали, что он компенсирует ему все потери. Правда, у омахов, если предводитель получал согласие на рейд или набег от одного из четырех жрецов – хранителей Священной Связки Войны, он не нес ответственности за смерть кого-либо из своих воинов или возможное поражение. Считалось, что Высшие Силы, заключенные в связках, через жрецов благословляли предприятие, а потому каждый воин отряда через предводителя отдавал себя во власть бога Грома.
В мелких набегах и рейдах предводителем считался его организатор. Если в его отряде присутствовал кто-то из вождей или других известных предводителей, он подчинялся воле организатора, так же как и остальные воины. Но когда начинался бой, воины могли действовать и сражаться по своему разумению. На предводителя отряда накладывались обязательства приходить на помощь тем, кто оказался в трудном положении, последним покидать поле боя и прикрывать отступление отряда. Организовав поход, он становился защитником своих людей, поскольку в его интересах было сохранить весь отряд целым и невредимым. Предводитель всегда был готов ради безопасности воинов принести свою жизнь в жертву. Военный лидер, думавший в первую очередь о своем удобстве и безопасности, заслуживал презрение на всю оставшуюся жизнь. На предводителя смотрели как на человека, который должен умирать первым. Он говорил врагам: «Сначала убейте меня, а уже затем убьете моих людей».
Если удачливый предводитель отличался несносным характером, у него также могли возникнуть проблемы с подбором воинов. Так, Большая Змея из племени бладов, умерший в 1915 году, в годы межплеменных войн был хорошо известен всем черноногим своим бесстрашием. Возглавляемые им отряды всегда возвращались с добычей и были успешными, он легко находил людей, желавших присоединиться к нему. Однако опытные воины редко отправлялись с ним в поход, считая его нрав слишком диким и необузданным.
Различия между предводителями набега за лошадьми и рейда за скальпами заключались в том, что тот, кто вел отряд мстителей, должен был обладать большей известностью и статусом, поскольку в такие экспедиции отправлялось большее количество воинов и предстояла кровавая схватка с врагами. Если набег за лошадьми мог повести практически любой человек, лишь бы нашлось несколько желающих присоединиться к нему, то в рейд за скальпами набирались отряды из ста и более бойцов, многие из которых никогда не пожелали бы подчиняться приказам малоопытного воина. Соответственно, предводительство мстителей чествовалось гораздо выше. У кайовов в крупных сражениях руководить боем мог вождь общины или кто-нибудь из наиболее опытных воинов. У банноков вождь общины обладал особым правом вести в бой людей. При этом он надевал головной убор из орлиных перьев, а в руке держал копье. У большинства других племен набеги и рейды могли возглавлять и организовывать любые опытные воины, и согласия вождя общины на это не требовалось.
Если у кочевников отряд мог повести любой человек, обладавший необходимым опытом, то у некоторых полуоседлых племен, помимо опыта, человеку была необходима серьезная поддержка магических сил. Так, у понков отряд мог возглавить только опытный воин, владевший Священной Военной Связкой или взявший ее напрокат – она гарантировала успех предприятия. Но если предводитель решался повести отряд без достаточной магической помощи, доказательством чему было поражение отряда, он подвергался жестокой порке со стороны членов военного общества Бизоньих Солдат. Вожди не могли вмешиваться в воинскую активность своих бойцов, ими санкционировалась только оборонительная война. По словам Джона Брэдбери, посетившего осейджей в 1811 году, любой воин этого племени мог повести отряд, если находил последователей. Поход мог санкционироваться вождями племени либо быть самостоятельным. В последнем случае предводитель должен был идти босиком и даже без леггин. Он шел впереди отряда, разводил на ночь костер и стоял на часах, пока все воины спали. Он не мог сам лечь спать, если только кто-либо по своему усмотрению не сменял его. Предводитель не мог требовать этого, а лишь принимал услугу. Однако власть его была абсолютной, и все подчинялись его приказам беспрекословно. По другим сведениям, в военном походе осейджи называли предводителя Святым или Священным Воином, и его функции были только духовными. Он не управлял действиями воинов и не участвовал в бою. Предводительство осуществлялось двумя помощниками, назначавшими восемь человек своими представителями, которые, в свою очередь, искали добровольцев, несущих вахопе — священные военные связки, дающие воинам смелость ястреба и поддержку колдовских сил Грома и Бизоньих Людей. Поскольку носители вахопе были защищены магическими силами связок, именно они вели атаку на противника. По словам Фрэнсиса Лафлеша, во время экспедиции предводитель осейджей (Священный Воин) должен был оставаться в бодрствовании и просить Высшие Силы о помощи воинам. Священный Воин в течение дня двигался отдельно от остальных и ночью также оставался в стороне, далеко от места привала, прислушиваясь к голосам Высших Сил, идущих через посредство серых сов, рогатых сов, волков и шорохов змей. Никто не мог сопровождать его, потому что ему следовало быть одному, говоря с Вакондой (Великим Духом). До окончания экспедиции он всегда должен был спать на боку и ни в коем случае не на спине.
Крапчатый Орел, сиу. 1870-е гг.
Функции предводителей во время похода и их власть над воинами в разных племенах были схожи, но не одинаковы. Например, у черноногих в набеге они состояли в основном в обеспечении обыкновенных мер предосторожности – запрете разведения костра для приготовления пищи или охоты с ружьем на вражеской территории, хотя, если предводитель был очень авторитетным и влиятельным человеком, воины подчинялись ему беспрекословно. Предводитель ассинибойнов сохранял власть до возвращения домой, но наказывать воинов за ослушание он права не имел. Участие в походе было делом добровольным, и каждый оставлял за собой право в случае недовольства покинуть его в любое время и при любых обстоятельствах. У манданов обязанности в отряде были четко разграничены и формализированы. Военные предводители всех племен назначали разведчиков и их лидера и отвечали перед соплеменниками и семьями ушедших с ними людей за их жизни. Они выбирали территорию, где искать врага, места для привалов и их время и решали, атаковать врага или нет.
У команчей предводитель был абсолютным диктатором. Во всем, что касалось деятельности воинов во время похода, они безоговорочно подчинялись ему.
Каждый знал, что храбрый предводитель никогда не попросит своих людей сделать то, чего бы не смог сам. К тому же каждый понимал, что неподчинение может привести к гибели участников похода. В обязанности предводителя входило определение цели похода, составление плана действий, выбор места для отдыха, назначение разведчиков, повара и водоносов, общая стратегия нападения, раздел добычи, установление порядка отхода или заключение перемирия с врагами. Предводитель нес священную трубку. После ужина он раскуривал ее и пускал по кругу, беседуя с воинами и обсуждая с ними направление движения, удобные пути отхода и т. д. Потом они пели. Перед отходом ко сну предводитель пел молитвы духу-покровителю, прося поддержки и защиты. Иногда устраивали ночные пляски. Например, на пути к Эдоуби-Уоллс огромного отряда враждебных индейцев в 1874 году пляски устраивались каждую ночь.
У кайовов функции предводителя – тойопки – касались всех сторон жизни отряда. Его власть также была абсолютной. Он определял путь, места стоянок, назначал часовых и сам мог простоять, охраняя, всю ночь. Он выбирал разведчиков, а также тех, кто должен был заботиться о лошадях, разыскивать воду и т. п., решал, когда передвигаться ночью, а когда – при свете дня. Даже боевой порядок, в котором двигался отряд, диктовался предводителем. Тойопки исполнял религиозные церемонии, связанные с его магической силой, от которой зависел успех всего отряда. Если он обладал даром предвидения, то предсказывал события каждого последующего дня. Он планировал и управлял атакой на врага или проникновением во вражеский лагерь и часто сам участвовал в операциях. На обратном пути власть тойопки зависела от ряда обстоятельств. Обычно после победного или неудачного набега и распределения лошадей он терял власть над участниками отряда. Если люди подвергались неожиданному нападению или должны были отбиваться от преследователей, позицию лидера мог занять любой из воинов, хотя обычно ее удерживал сам тойопки. Но если из успешного набега возвращалась огромная экспедиция, помимо лошадей захватившая скальпы, тойопки продолжал контролировать людей по двум причинам: 1) были захвачены скальпы; 2) много уведенных лошадей требовали организованного перегона табунов. Тойопки всегда сохранял полный контроль до окончания Пляски Скальпов. Если же рейд заканчивался плачевно и не было захвачено ни одного скальпа, воинам более не требовались приказы тойопки. Это не означает, что они возвращались толпой неуправляемых бродяг, которые выбирали для себя наиболее удобные пути. Определенная неформальная дисциплина присутствовала, хотя каждый из воинов обладал свободой действий – некоторые охотились по дороге, другие могли присоединиться к встреченному отряду соплеменников. Иногда предводитель неудачного отряда по дороге домой складывал, с себя полномочия в пользу одного из своих помощников.
Если в набеге за лошадьми был один предводитель, то в рейде за скальпами в отрядах сиу, шайенов, пауни и некоторых других племен их могло быть два. Если отряд состоял из членов нескольких племен, их также могло быть несколько. Соперничество между ними иногда приводило к ссорам и разделению отряда либо прекращению похода. В крупных отрядах предводитель мог отобрать нескольких известных бойцов и назначить их своими помощниками.
Если воин в походе не подчинялся приказам, он мог стать нежелательным элементом в последующих походах этого и других, наслышанных о его поступке предводителей. С другой стороны, если у человека возникало недовольство, он мог покинуть отряд без каких-либо последствий для себя. У кайовов приказы предводителя нарушались редко. Воин, который не желал подчиняться, покидал отряд, но общественное мнение было направлено против него, и его могли обвинить в лени и трусости. Известны случаи, когда воины оставляли предводителей и по ряду других причин. Оглала-сиу Его Битвы вспоминал, как впервые отправился в поход, которым руководили Длинный Медведь и Бизонья Голова. Земля была мокрая, грязь прилипала к копытам лошадей, и вскоре кони обоих предводителей выбились из сил. Этого оказалось достаточно, чтобы воины оставили их и продолжили путь самостоятельно. Поход прошел удачно, и сиу вернулись домой с двумя скальпами кроу и десятком лошадей.
Обязанности предводителя очень точно отражены в словах одного сиу: «Быть предводителем отряда – тяжелая работа… Он всегда должен быть в гуще схватки. Он должен стрелять, уводить лошадей и атаковать врага. Если его убьют, друзья назовут его храбрецом. Если его воины вернутся домой без него, люди захотят отомстить за него».
Многие индейские предания повествуют о новичках, которые, получив сильное видение, сразу же собирали военный отряд и отправлялись в поход. Тот проходил успешно и приносил им всеобщее признание. Но это всего лишь предания, не отражающие реального положения дел. Любая попытка амбициозного юнца собрать военный отряд сделала бы его посмешищем для всего лагеря. Никто и никогда в здравом уме не присоединился бы к неопытному юнцу.
Некоторые воины никогда не были предводителями военных отрядов, другим на этом поприще не везло, и их карьера лидера заканчивалась после первой же попытки, но были и те, которые становились признанными лидерами, и число походов под их началом могло исчисляться от трех-пяти до нескольких десятков. Возрастных ограничений для предводителя не было, и если юноша к восемнадцати-двадцати годам уже успевал, отличиться на тропе войны, он мог попытаться повести отряд самостоятельно. Человек, впервые решивший попробовать себя в роли предводителя, обычно просил известных воинов послужить ему в качестве помощников. Они делили с ним славу и ответственность. У хидатсов, например, новый предводитель всегда стремился пригласить в советники опытных воинов.
Когда шайен решал, что способен возглавить отряд, он звал в свою палатку какого-либо очень опытного воина, предлагал ему трубку и просил помощи. Если старший воин принимал трубку, молодой объяснял ему, что хочет повести отряд, и спрашивал совета, что он должен делать для того, чтобы поход прошел успешно. Очень часто ему советовали принести жертву Магическим Стрелам. Наиболее достойным даром считались хвостовые перья орла, но чаще жертвовались одеяла и ткани. Выкурив с советчиком трубку, молодой человек брал, дары и набитую табаком трубку и покидал палатку. Он медленно шел к палатке Магических Стрел, вопя и стеная, чтобы слышали все жители селения. Дойдя до палатки Стрел, он стоял у входа и стенал. Если хранитель Стрел находился в другой палатке, ему говорили, что его ждет человек, и он отправлялся принять посетителя. Молодой воин входил в палатку и клал трубку на землю перед хранителем, а затем отступал назад вокруг костра к другой стороне очага, так как никому не разрешалось проходить между костром и Стрелами, висящими в изголовье лежака хранителя. Молодой человек предлагал дар хранителю. Тот брал его в левую руку, дотрагивался ладонью правой руки до земли и проводил ей над пожертвованием. Потом делал это еще раз. Затем дважды повторял ту же процедуру, держа дар в правой руке. После этого хранитель передавал дар молодому человеку и велел ему привязать его к связке Магических Стрел. Делая это, юноша громко молился Стрелам, поскольку, как считали шайены, Стрелы слышали все, что им говорили. Он просил Стрелы помочь ему добыть лошадей и скальпы и вернуться, не потеряв ни одного бойца. Хранитель раскуривал трубку и курил ее вместе с юношей. Если в палатке были другие мужчины, они принимали участие в курении трубки. Любой из отряда тоже мог сделать пожертвование Стрелам. Иногда воину советовали отправиться на холмы и оставаться там весь день, будучи подвешенным к шесту на веревке, привязанной к деревянным спицам, продетым в кожу с каждой стороны груди. Могли посоветовать уйти из лагеря и пролежать на ложе из шалфея без еды и питья в течение одного-четырех дней. Считалось, что такие самопожертвования приносили удачу.
Новый предводитель в своих экспедициях и распределении добычи предполагал, что его слово будет законом для воинов, так же как для него когда-то было законом слово других предводителей, и требовал этого от своих бойцов.
Ощущения новичка, отправляющегося в свой первый военный поход, хорошо передают слова старого кроу: «Присоединиться к отряду мне предложил человек, который нес трубку (был предводителем. – Авт.), и я был так горд, что с трудом сдержался, чтобы не разболтать об этом всем. День мне показался ужасно длинным, и я почувствовал облегчение, когда ночью мы тихо выехали из селения». Первый военный поход был переломным этапом в судьбе юноши, шагом во взрослую жизнь, а также шансом проявить способности и на практике использовать некоторые умения, которым он научился у своих родичей и товарищей по военным играм. Иногда в поход его брали родственники, но считалось лучше, если он отправлялся в него по собственной инициативе. Обычно отец или кто-то из старших родственников снабжал юношу защитным амулетом и давал наставления о том, как следует себя вести. Шайен Воронье Ложе вспоминал слова своего деда: «Перед атакой на врага не бойся. Действуй, как остальные. Когда сражаешься, старайся убить. Когда встретишь врага, будешь храбр, убьешь его или посчитаешь «ку», это сделает из тебя мужчину, и люди начнут смотреть на тебя как на мужчину. Ничего не бойся. Погибнуть в бою не позорно».
Первый поход юноши был не менее важным событием и для членов его семьи. Отец молодого бойца мог на радостях подарить кому-нибудь из бедняков коня при отъезде отряда и по его возвращении, даже если отряд так и не столкнулся с врагом. Важен был сам факт перехода во взрослую жизнь. А если новичок возвращался из первого похода с победой, радости отца не было предела.
Отношение к новичку членов отряда строилось так, что его шансы проявить храбрость были серьезно ограничены, но и вероятность получить серьезное ранение или быть убитым также была минимальна. Тем не менее военная экспедиция давала ему возможность прочувствовать дух отряда и войти в мир взрослых мужчин. Чем раньше юноша вступал на этот путь, тем большим уважением он пользовался, однако это еще не было гарантией дальнейшего успеха.
В первый поход новичок отправлялся, не рассчитывая получить что-либо, кроме определенного запаса необходимых знаний. Иногда его могли привлечь к угону пасущегося в отдалении от вражеского лагеря табуна или, в случае большого количества добычи, дать одну из лошадей, но происходило это редко. Новички всегда использовались в роли прислуги, но зазорного в этом ничего не было – юноша взамен получал и возможность учиться тонкостям военного мастерства. Как вспоминал один из пауни: «В своих (первых. – Авт.) походах я внимательно следил за поведением воинов. Я учился у них, как стрелять и как передвигаться, чтобы не быть обнаруженным». Новички исполняли всю тяжелую работу по лагерю, носили воду, а во время проникновения во вражеский лагерь оставались на стоянке, сторожа пожитки и лошадей. Кроме того, новичок нес на себе мясо. Некоторые хитрецы, дабы облегчить свой груз, подбивали старших воинов побольше есть. У шайенов они несли вещи предводителя, чинили его мокасины, подносили ему еду и воду. Если мальчик был слишком юным, прокрался и присоединился к отряду в пути, с ним чаще всего обращались очень мягко и деликатно, не позволяя выполнять какую-либо работу. Новичок хидатсов прислуживал предводителю и старшим воинам статуса Старый Волк, приносил хворост для костра, готовил пищу и присматривал за лошадьми. Во время похода у мальчика практически не было возможности отлучиться от основного отряда, чтобы украсть лошадь или ввязаться в бой, – предводитель постоянно держал его около себя. Новичок помогал ему, принося необходимые для ритуалов вещи (дерево, ветки или сухие бизоньи лепешки), и передавал воинам церемониальные трубки. Ожидалось, что в любую минуту, будучи призванным предводителем, новичок должен вскочить, спеша исполнить приказание. Он должен был присматривать за лошадьми, чтобы они были накормлены и напоены. Если в бою был ранен воин, забота о нем также ложилась на его плечи. Юный мандан носил хворост и воду, готовил еду. Если он не был ленив и выполнял все поручения предводителя, тот мог оказать ему честь и выслать вместе с другими разведчиками, которые каждое утро отправлялись на поиски врага впереди отряда. Именно служа разведчиком, юноша получал фундаментальные знания военного дела. Если он хорошо проявлял себя в роли разведчика, то в следующий раз, узнав, что организуется военный отряд, он мог пойти в палатку предводителя в надежде, что его тоже пригласят принять участие в экспедиции.
Военный отряд в пути
По обычаю, новички должны были следовать определенным правилам и соблюдать особые табу. Так, новичку кроу в первом походе запрещалось есть жирное мясо, а можно было только постное. Равнинные кри, если во время похода удавалось убить бизона, ели его сырую печень, но новичку запрещалось делать это, пока предводитель отряда не зачернит ее углем и не передаст ее ему лично. Новичок был обязан заботиться о предназначенной предводителю еде и зачернять для него все мозговые кости. Ему запрещалось чесать себе голову, и он должен был просить кого-нибудь почесать ее ему палочкой.
Юноша пауни, узнав о готовящемся походе, мог попросить опытного воина взять его с собой, а иногда сам предводитель отряда приглашал юношу. Если ему удавалось увести нескольких лошадей, то по возвращении домой он отдавал их предводителю, членам отряда и вождю своей общины. Делил он их согласно обычаю. Ему могли оставить одну из лошадей. После этого он отправлялся в поход в одиночку, и если возвращался из него живым и с добычей, то снова раздавал лошадей. Позднее он мог оставлять несколько голов себе. Спустя некоторое время он присоединялся к военным отрядам как равный. После поселения в резервацию жизнь пауни сильно изменилась, и юноши не всегда проходили через описанный выше «подготовительный период» – по разным причинам количество лошадей в племени резко сократилось, и люди испытывали столь сильную нужду в них, что иногда воровали животных даже у своих союзников (например, у вичитов).
Новички всегда подвергались шуткам со стороны старших товарищей. Однако шутки эти не были злыми, и воины ни в коей мере не ставили своей целью унизить новичка. Они старались научить его мыслить абстрактно и быстро принимать верные решения. Например, однажды расположившиеся у костра воины большого отряда кроу попросили юношу принести для супа мездры (тонкий слой мяса и жира, соскребаемый со свежих бизоньих шкур, когда их готовят для выделки). Он простодушно ходил, отсылаемый от одного костра к другому, пока не догадался, что его оболванили. «Никто не смеялся надо мной – по крайней мере, я этого не видел. Я думаю, что они посмеялись потом, когда я вернулся к пославшим меня попрошайничать людям и сообщил, что мездры ни у кого нет. Сидевшие у костра ничего не сказали. Они даже не посмотрели на меня». Члены военного отряда никогда никому не рассказывали о том, как подшутили над новичком в его первом походе. Таков был обычай. Все, что произошло с ним тогда, – тайна для остальных соплеменников. Справедливости ради, стоит отметить, что шутки в военных походах могли коснуться не только новичка, а ассинибойны заходили так далеко, что могли даже припрятать чей-нибудь военный амулет, ввергнув тем самым соплеменника в панику.
Зачастую будущий воин не мог дождаться, когда его пригласят принять участие в походе или возраст позволит ему самостоятельно, не вызывая протестов родственников, присоединиться к отряду. Тогда он тайно сбегал из дома и нагонял ушедший отряд. Когда молодой черноногий Бегущий Волк впервые пожелал присоединиться к военному отряду, он взял отцовское ружье, сказав, что отправляется на охоту, а сам догнал воинов. Подобные случаи не были редкостью. Некоторые юнцы при этом прихватывали не только отцовское оружие, но даже его лучшего скакуна. Мальчик кроу по имени Трещотка, впервые решивший отправиться в поход, дождался, когда в типи все уснули, и выскользнул из него с отцовским луком и стрелами. Но тут изнутри раздался голос отца. Трещотка подбежал к отцовскому скакуну, привязанному у типи, быстро набросил на него уздечку, запрыгнул ему на спину и ударил пятками по бокам. Второпях он забыл, что конь привязан к колышку. Веревка натянулась и опрокинула животное наземь. Тут выскочил отец и схватил юнца. Трещотка пытался оправдаться, что тайно взял его вещи, опасаясь, что отец не отпустит его в поход, но тот не злился. Он сказал, что не будет останавливать сына, но не стоило красть – надо было просто попросить.
Не всякий предводитель хотел видеть среди членов своего отряда неопытного новичка – он создавал лишние проблемы и повышал ответственность лидера. С другой стороны, новичок, в чьи обязанности входило прислуживать воинам отряда, облегчал ему тяготы похода. Известны случаи, когда предводитель отказывал новичку, но его бойцы советовали ему взять того, потому что на него можно было возложить заботу о переноске пищи и походах за водой и хворостом.
Слишком юный мальчишка, тайно сбежавший из родительского дома и присоединившийся к военному отряду по пути, мог быть принят предводителем, а мог быть отослан назад. В последнем случае, при определенной доле настырности ему порой все же удавалось убедить предводителя принять его в ряды своих воинов. Показательным является первый поход Двух
Леггин из племени кроу. Мальчишка был сиротой и страстно желал проявить себя на тропе войны и добыть лошадей. Узнав, что Показывает Свои Крылья собирает отряд для набега, Два Леггина спросил разрешения у своего старшего брата, но тот лишь посмеялся, сказав, что он слишком юн, и отказал. Брат был прав, потому что мальчик не был готов для столь опасных предприятий. Зная юношеский пыл, брат начал внимательно следить за ним. И все же мальчик сбежал из-под его надзора, спрятался и начал ждать приближения отряда. Два Леггина справедливо опасался, что, если он примкнет к ним недалеко от лагеря, воины отошлют его домой, а потому решил последовать за ними. Но даже вдали от лагеря предводитель отказался принять его, сказав, что он слишком юн для похода, и спровадил юнца назад в сопровождении четверых воинов. «И хотя я умолял, – вспоминал Два Леггина, – мои слова были для него словно ветер». Мужчины довели мальчишка до места, откуда было видно лагерь, и велели идти домой. Два Леггина снова прокрался за ними и спрятался около места, где отряд остановился на ночлег. Ночь была морозной, на земле лежал снег, но храбрый мальчишка остался в кустах, полагая, что его снова прогонят. Он видел, как воины развели костры и соорудили три хижины из ветвей, покрыв их одеялами. Его заметили, позвали и накормили. «Пока я ел, Показывающий Свои Крылья смотрел на меня и все время говорил, что путь дальний, а я слишком мал». Накормив, он снова отправил Два Леггина домой в сопровождении двух воинов. Когда они добрались до места предыдущего привала, сопровождающие сказали, что теперь он знает дорогу домой, и ушли. Мальчишка вновь дождался, когда воины скроются из виду, последовал за ними и дошел до места ночлега, где еще теплились угли кострищ. Он развел костер, чтобы согреть замерзшие ноги, просушил мокасины и уснул. Проснулся он лишь на закате, снова согрелся и при свете луны поспешил по следам отряда. Два Леггина впервые оказался ночью в лесу один, и ему было страшно. Лес был полон странных шорохов и звуков. Вскоре он уловил запах жареного мяса и понял, что отряд неподалеку. Его заметили и отвели к предводителю. На этот раз ему повезло. Показывающий Свои Крылья сказал, что он, словно койот, брел по их следам и его людям стоило бы отвести наглеца прямо в палатку его старшего брата, но, поскольку ему удалось доказать свое желание идти с отрядом, он позволит ему остаться. «Я был настолько счастлив, что даже не смог ничего вымолвить в ответ», – вспоминал Два Леггина.
Воин шошонов. Конец 1860-х гг.
Мальчик команчей, пожелавший впервые отправиться в военный поход, но получивший отказ отца, ложился на свое ложе в палатке, с головой накрывался бизоньей шкурой и отказывался от еды, пока отец не давал согласия. Отцы всегда бывали довольны настойчивостью сыновей и очень гордились их стремлением стать воинами. Мальчик получал боевого коня и оружие и мог присоединиться к следующей военной экспедиции.
Если отец считал, что его сын еще не готов для военного похода, но опасался сломить запретом его дух или понимал, что мальчик все равно сбежит, он мог присоединиться к отряду вместе с ним. Это давало ему возможность лично проследить за безопасностью новичка и в случае необходимости прийти на помощь или хитростью добиться того, чтобы сын покинул отряд. При этом статус отца роли не играл. Так, например, поступил один из ведущих вождей миниконжу-сиу. На одном привале отец утром отправился за лошадьми и появился только к заходу солнца, объяснив, что лошади ночью ушли в сторону дома, и ему пришлось гнать их обратно. Отряд к тому времени был уже далеко, и отец предложил сыну вернуться домой. Лишь некоторое время спустя сын узнал, правду. Преследующий Ворону, участник военного похода, по возвращении спросил мальчика, почему он отстал от отряда. Тот рассказал, как ушли лошади и отцу пришлось весь день гоняться за ними. Преследующий Ворону взглянул на отца и весело рассмеялся. Мальчик посмотрел на отца и увидел, что тот сидит, опустив голову, ковыряя в земле палочкой. Мальчишка догадался, что от него явно что-то скрывают, и начал задавать вопросы. Отец пытался отмолчаться, но в итоге сдался и с улыбкой пояснил: «Сын мой, я посчитал, что ты слишком юн для такого похода. Весь день, пока ты болтался по лагерю, я сидел за холмом, покуривал и держал лошадей». Однако не всегда старшим удавалось провести рвущуюся в бой молодежь. Похожий трюк попытался использовать и знаменитый вождь хункпапа-сиу Сидящий Бык, когда его племянник Белый Бык надумал присоединиться к отряду, цель которого, по мнению дяди, была чрезвычайно опасна. В те дни молодым воинам не нужно было спрашивать чьего-либо разрешения. Сидящий Бык попытался отговорить юношу, но тот не желал менять решения. Тогда он сказал племяннику: «Я должен уехать на некоторое время, и мне нужен хороший конь. Дай мне своего боевого коня». Белый Бык не мог отказать родственнику. Он ждал возвращения дяди целый день, но тот так и не вернулся. На следующий день юноша понял, что, лишив его лучшего коня, дядя попытался воспрепятствовать его присоединению к отряду. Парнишка был сообразительным и решил не только добиться своего, но и подшутить над своим великим родственником. Зная, что дочь Сидящего Быка владела быстроногой лошадью, он отправился к ней и попросил дать ее на время. Та согласилась, и юноша отправился в набег на расположившийся в окрестностях лагерь кроу. Ему удалось угнать одного скакуна, но, как и предполагал его более опытный дядя, предприятие оказалось слишком рискованным, и Белый Бык едва не погиб. Воины вернулись в родной лагерь ночью, а когда на следующий день появился Сидящий Бык, юноша сказал ему: «Я захватил у кроу быстроногого коня и хочу подарить его тебе. Он стоит там». Сидящий Бык понял, как его провели, и, рассмеявшись, ответил: «Ты захватил этого коня. Пусть он остается у тебя».
Военная модель индейцев Равнин предусматривала общественное признание выполняемой новичком службы в его первом походе, и те, кто добросовестно исполнял свои обязанности, публично восхвалялись по возвращении в родной лагерь. Имена юнцов, которые были ленивы и все время спали, просто не упоминались. Люди внимательно слушали, чьи имена произносились во время победных плясок. Узнав, что юноша проявил себя в роли хорошего помощника, другие военные предводители в будущем предлагали ему присоединиться к их отрядам.
Насколько велика была опасность, которой подвергали себя неопытные юнцы, спешащие получить признание на военной тропе, хорошо иллюстрирует курьезный случай, произошедший в 1872 году. Военный отряд хидатсов под предводительством Почки находился в районе Дэвиле-Лейк, когда разведчики сообщили об обнаружении двух всадников, гнавших двух лошадей. Почка решил подождать вечера и напасть на врагов, когда они будут увлечены приготовлением ужина. Воины Почки подкрались и увели у них лошадей. В темноте узнали коня, принадлежавшего соплеменнику из деревни Рыболовный Крючок, и, соответственно, оба конокрада тоже были их соплеменниками. Почка решил подшутить над ними. Воины подкрались поближе и прислушались к разговору юнцов, до сих пор не подозревавших, что у них уже увели коней, а «враги» совсем рядом. Отряд Почки набросился на них так быстро, что потом было невозможно сказать, кто же посчитал первые «ку». Оказалось, что у юнцов совсем не было еды, так как вражеская погоня шла у них по пятам. Несмотря на это, они позволили подобраться к их привалу, увести лошадей и посчитать на себе «ку»! Хорошо, что нападавшие оказались соплеменниками. Мальчишек накормили, а лошадей утром вернули. Из вышесказанного мы видим, что старшее поколение внимательно следило, чтобы молодые бойцы постепенно обучались премудростям военного дела, стараясь по возможности оградить их от преждевременного контакта с врагом.
Первый военный поход был очень тяжелым испытанием. Тиксир сообщал: «Лишения, голод и жара не сбивали их с этого пути. Но некоторые молодые люди порой умирали во время своего первого похода, так и не увидев врага». После первого похода отношение к юноше полностью менялось – он переставал быть ребенком и переходил во взрослую жизнь. Как только юноше удавалось совершить на тропе войны заслуживающее внимания деяние – посчитать «ку», убить врага или захватить лошадь, он получал право присутствовать на советах. Его всегда приглашали на них, и он мог выражать свое мнение, соглашаться со словами говорящих или нет. Ему никто не запрещал высказываться, но обычно молодые бойцы только слушали, внимая словам старших воинов. Лишь со временем, когда его боевой опыт начинали признавать другие мужчины племени, он мог говорить на советах наравне с остальными.
Отправиться в поход в одиночку и убить врага у всех племен считалось одной из самых значимых воинских заслуг. У хидатсов такой поступок являлся величайшим подвигом. Юноши пауни иногда практиковались в воинском искусстве, уходя в походы в одиночку. Брать с собой они никого не могли, поскольку не имели достаточного опыта, чтобы нести ответственность за чью-либо жизнь. Иногда смельчаки не возвращались, погибая от рук врага.
Фрэнсис Паркмэн упомянул историю о воине сиу, в одиночку проникшем в селение пауни и убившем нескольких человек. Подкравшись ночью к одному из земляных домов, он влез на него и заглянул в круглую дыру, служащую дымоходом. В тусклом свете тлеющих углей он разглядел силуэты спящих людей и спрыгнул вниз. Оказавшись внутри, он ножом хладнокровно разворошил угли, чтобы сделать огонь поярче. Одного за другим сиу убивал спящих врагов, пока неожиданно не закричал проснувшийся ребенок. Воин выскочил из земляного дома, издал военный клич, громко выкрикнул свое имя и через секунду скрылся в кромешной темноте, оставив позади селение пауни, откуда слышались вой и лай собак, испуганные вопли женщин и крики разъяренных мужчин.
Причины для одинокого похода были разными. Воин омахов уходил в военный поход в одиночку, только находясь в состоянии стресса или печали – например, из-за смерти ребенка или близкого родственника. В этом случае он мог отправиться в путь, желая убить кого-либо, чей дух сопровождал бы душу умершего. Если подобное происходило из-за смерти ребенка, воин-отец нес на поясе пару маленьких мокасин. Обнаружив врага и убив его, он клал, мокасины рядом с телом противника и, обращаясь к его духу, просил охранять душу ребенка и проводить его в страну духов.
Известен случай, когда вождь осейджей отправился в поход, чтобы поднять боевой дух своих воинов. Однажды, когда основная часть племени находилась на бизоньей охоте, пауни атаковали и уничтожили селение осейджей. Горстка людей, оставшихся в нем, – женщины, дети, старики и больные мужчины – были убиты, а жилища сожжены дотла. Чтобы еще больше унизить осейджей, пауни вытоптали лошадьми поля поднимающегося маиса. Когда осейджи вернулись, представшее перед ними зрелище повергло их в шок. Убитые горем воины сидели небольшими группками на земле, закрыв головы одеялами. Даже храбрейшие из них были не в силах взять в руки оружие и отомстить. Лишь один из вождей молча встал и ушел прочь от разрушенного селения. Он вернулся, держа в руке отрезанную голову пауни, насадил ее на шест и прошел по развалинам, распевая: «Это пауни! Вы боитесь его? Посмотрите на него! Неужели вы его боитесь?» Храбрость и сила духа вождя, в одиночку отправившегося в селение пауни и убившего врага, были столь велики, что воины пришли в себя, а его песнь с тех пор часто использовалась осейджами в качестве военной песни, способной поднять боевой дух воинов.
Особо почетным считалось отомстить за погибшего, выследив и прикончив именно того врага, который убил соплеменника. Айова по имени Убивший Троих Сиу получил его после того, как прошел сто миль, выслеживая убийц друга.
Очень интересна история вождя манданов Матотопы. Она записана Джорджем Кэтлином и подтверждена известным торговцем Киппом и другими белыми людьми, жившими в поселении манданов в то время, когда все произошло. После схватки с арикарами его брат пропал на несколько дней, а затем был обнаружен Матотопой с торчащим в теле копьем. Он принес обагренное кровью брата копье в селение, жалобно причитая и клянясь найти и убить врага его же собственным копьем. Многие узнали копье – оно принадлежало выдающемуся воину арикаров по имени Вонгатапа. Четыре года вождь хранил его у себя в жилище, ожидая, когда же представится возможность исполнить обет. Однажды он не выдержал и в ярости пронес копье по селению со словами, что кровь брата все еще не высохла на нем: «Пусть все манданы молчат и никто не произносит имени Матотопы. Пусть никто не спрашивает ни о нем, ни о том, куда он ушел, пока не услышат его военный клич у своего селения, когда он войдет в него и покажет кровь Вонгатапы. Острие этого копья выпьет кровь из сердца Вонгатапы, или тень Матотопы присоединится к своему брату».
Он ушел, и все смотрели ему в след. Никто из соплеменников не посмел произнести ни слова, пока Матотопа не скрылся за отдаленным холмом с копьем в руках. В одиночестве он прошел двести миль, укрываясь днем и передвигаясь по ночам, пока не оказался у селения арикаров. Между племенами иногда устанавливался мир, и Матотопа знал расположение, обычаи и привычки врагов, а также место, где находился земляной дом Вонгатапы. Он проследил за убийцей брата, видел даже, как тот выкурил трубку и отправился с женой спать. Когда селение утихло, Матотопа неслышно, но и не скрывая себя, вошел в жилище врага и сел у костра, над которым висел котелок с едой. Рядом лежала трубка, которую еще недавно курил Вонгатапа, и табак. Света от костра было недостаточно, чтобы разглядеть лицо сидящего, и Матотопа хладнокровно начал, есть – за неделю путешествия почти ничего не ел и был очень голоден. Затем он закурил и помолился Великому Духу. Пока Матотопа ел и курил, жена Вонгатапы несколько раз спрашивала мужа, что за человек ест в их жилище. «Какая разница. Пусть поест, если голоден». Мандан знал, что другого ответа и не могло быть, потому что по обычаю любой голодный человек мог зайти в любое жилище и поесть. Покурив, Матотопа встал с копьем в руках и вогнал его в тело врага, после чего срезал скальп и выскочил из жилища со скальпом в одной руке и копьем в другой. Шум поднялся в селении арикаров, но смелый мандан уже бежал в ночную прерию.
Подвиг Матотопы был столь велик, что старые манданы помнили о нем даже спустя столетие (в 1930 году), когда Боуэрс собирал среди них материалы для своей этнографической монографии. Манданы рассказали ему еще одну любопытную историю. Героем ее был известный военный лидер, у которого некто увел жену. В таких случаях индеец не должен был проявлять гнева, иначе становился посмешищем. Если он забирал жену у соперника, то терял лицо, и во время плясок, когда воины перечисляли свои боевые деяния, он подвергался насмешкам с их стороны. Настоящий мужчина должен был позвать неверную жену в свое жилище, раскрасить ее лицо, одеть в красивые одежды и отправить к новому мужу на лучшем скакуне. Именно такой поступок считался действием, достойным уважения и восхищения. Но вместо этого мандан ушел из селения ночью, когда его никто не мог увидеть. Он добрел до лагеря ассинибойнов и стал наблюдать за ними с вершины холма. Стоял лютый мороз, и палатки были разбросаны поодаль друг от друга. В такую погоду ассинибойны не ожидали нападений врагов. Мандан обратил внимание на удаленную палатку, в которой жила молодая семья без детей. Ночью он пробрался в лагерь, выбрал себе лошадь, после чего зашел в палатку, где убил и скальпировал молодого мужчину. Он не стал убивать женщину, памятуя о брошенных женой детях, о чем намеревался упомянуть ей после возвращения. Спустя два дня он добрался до своего селения и отдохнул в течение дня, пока шла подготовка к Пляске Скальпов. На второй день он послал за бывшей женой, которая, по обычаю, обязана была прийти. Мандан одел ее в лучшие одежды и усадил на лошадь. Женщина плакала от стыда, но во время Пляски Скальпов он отослал ее к новому мужу. У родителей бывшей жены было еще две дочери, и они сразу предложили их ему в жены. Соперник был пристыжен.
Еще более удивительна история ассинибойна по имени Странник. Один из его братьев не вернулся из набега, и Странник отправился по его следам. В землях бладов он обнаружил изуродованный труп брата, а вскоре нашел лагерь убивших его врагов. Там праздновали победу. Подкравшись к охранявшему покой лагеря воину, Странник убил его ударом топора, переоделся в его одежду, раскрасил себя и изменил прическу так, чтобы не отличаться от бладов. Он нагло вошел в лагерный круг, в центре которого у костра сидел вождь, державший поводья великолепного скакуна. Вождь призывал, собравшихся воинов поведать о своих последних победах. Один из них триумфально размахивал скальпом и ружьем брата. Храбрый ассинибойн, скрытый под личиной блада, в окружении сотни врагов смело вышел вперед и жестом показал вождю, что для демонстрации ему нужен конь, которого тот держал. Вскочив на него, он с гиканьем промчался внутри круга собравшихся воинов, высматривая блада, скальпировавшего его брата, а увидев его, развернул скакуна и галопом поскакал к нему. Застрелив врага, Странник промчался мимо с криком: «Я отомстил за смерть брата!» Блады ринулись в погоню, но смельчак уже скрылся в ночи.
Глава 4
Запреты, табу и приметы, связанные с войной
У многих племен существовали табу, связанные с сексуальными отношениями. Как только воин омахов давал согласие присоединиться к отряду, обычаи племени обязывали его строго воздерживаться от половой жизни. Считалось, что нарушение этого табу могло принести несчастье ему или его народу. Старики объясняли, что причина тому весьма банальна – женщина могла забеременеть, а воин погибнуть в битве с врагом, и тогда их ребенок родился бы без отца. По этой же причине воину, собирающемуся отправиться в военный поход, запрещалось жениться. Старики омахов говорили: «Война уничтожает жизнь, а женитьба увековечивает». У сиу, если мужчина собирался отправиться на поиски видения, исполнить некую церемонию или уйти в военный поход, воздерживался от сексуальных отношений в течение минимум четырех дней до события. Сиу считали, что секс в любое время ослабляет мужчину, и многие из них с гордостью заявляли, что подавляют свою сексуальную энергию, направляя ее на дела военные. Команчи, наоборот, не практиковали воздержания перед походом, и пока продолжались пляски, кто-нибудь из воинов время от времени ускользал в темноту вместе с девушкой.
Женщины арапахо перед типи. 1869–1874 гг.
Еще одну опасность для воина и его магических сил, по индейским поверьям, представляли женщины во время месячных. Воин не мог есть из посуды и пить из сосуда, которыми пользовалась такая женщина. Считалось, что, если он сделает так, его, несомненно, ранят в следующей битве. То же должно было произойти с мужчиной, который ляжет спать с женой, у которой в этот момент будут менструации. Женщинам кроу во время месячных запрещалось приближаться к раненым мужчинам, воинам, отправляющимся в военный поход, а также к священным предметам. У шайенов и сиу в такие периоды жена уходила спать в одну из специальных палаток, расположенных вне лагеря. У сиу такие палатки называли ишнатипи. Женщина должна была избегать соприкосновений со щитами и другими военными принадлежностями, а также со священными связками и амулетами – даже входить в палатки, где находились священные предметы. В течение четырех дней она проводила основную часть времени в специальной палатке, мало выходя наружу. У шайенов владельцы щитов всячески старались избегать с ней любых контактов. Они не могли входить в типи, где находилась такая женщина и даже где она была до этого, прежде чем не будет выполнена церемония очищения. Сначала палатка окуривалась изнутри душистой травой или листьями можжевельника, затем вытаскивались удерживающие покрышку колышки, покрышка полностью снималась с шестов, после чего ее вновь набрасывали на шесты и закрепляли колышками. Только тогда владелец щита мог зайти в нее. Если же он по незнанию заходил в палатку, в которой находилась женщина с менструациями, то должен был сразу пройти церемонию очищения в палатке потения. Незамужняя девушка могла оставаться жить в палатке отца, если в ней не было амулетов, связок или щитов. При этом все предметы, имевшие священную сущность (даже перья, которые мужчина привязывал к своим волосам), уносили из типи. Подобные обычаи были характерны для всех племен.
Воины не всегда могли отправиться в военный поход по своему желанию. Вожди были вправе наложить запрет на выход отрядов в случае, если планировалось проведение важных племенных церемоний, племенная охота на бизонов или в лагере отсутствовало много воинов и община могла остаться незащищенной. Еще одной причиной было начало мирных переговоров. Если вожди враждебного племени принимали табак и курили трубку, то тем самым подтверждали свое стремление к миру. Они называли место встречи племен или отправляли делегацию для заключения мира. До окончания переговоров запрещались все военные действия друг против друга.
Наиболее многочисленными межплеменные контакты были в летний период. Эти визиты имели экономический и социальный характер. Хидатсы и манданы, получив известие о приближении к их деревне общины чужого племени, даже посылали гонцов, чтобы вернуть отправившихся в поход воинов.
Период, когда сиу проводили Пляску Солнца, считался среди них временем всеобщего мира. В этот период запрещались любые военные действия, кроме защиты от нападения врагов. Со всеми людьми следовало обращаться как с гостями, даже если они были давними врагами. У шайенов запрещались выходы отрядов, если кто-либо давал клятву провести церемонию Обновления Магических Стрел. Воины могли уйти только после завершения церемонии. Иногда, если люди торопились отправиться на войну, церемонию сокращали. Если кто-то дал клятву, а за несколько дней до этого военный отряд ушел в поход, вожди посылали гонца для отзыва отряда. При нарушении этого табу все воины отряда могли быть убиты врагами. После церемонии обновления во все стороны устремлялись военные отряды, потому что обновленные Стрелы давали воинам огромную магическую защиту.
У кайовов после того, как для большой военной экспедиции набиралось достаточное количество участников, запрещались любые другие отряды или индивидуальные походы против врага в любом направлении до ее возвращения. Если же воин хотел ускользнуть, он старался спрятать от чужих глаз дополнительные мокасины так, чтобы их никто не заметил. Выезжая из лагеря, он не скрывал ружье или лук – никто не может охотиться без оружия. Но дополнительные мокасины всегда свидетельствовали о том, что человек решил отправиться в длительное путешествие, а единственным путешествием, куда мог отправиться один или несколько молодых воинов, был поход на врага.
За неправомочным выступлением отрядов следили члены военного общества, назначенного выполнять полицейские функции в лагере. Много Подвигов так вспоминал молодые годы: «Военному отряду было очень трудно выбраться из селения. Военные Дубинки (воинское общество кроу) внимательно следили за нами – для этого у них были веские основания, потому что, если молодым воинам позволить одним отправиться в поход, они не только попадут в неприятности, но и оставят селение ослабленным. Однажды, еще до моего рождения, когда многие юноши ушли на войну, сиу атаковали селение и практически уничтожили его. С того ужасного дня мы никогда не были так сильны, как прежде».
Неправомочные военные экспедиции, предпринимаемые безответственными молодыми людьми, были постоянным бичом индейцев. Если на военные походы налагался запрет, обязанность отговорить от незаконного похода молодых воинов хидатсов ложилась на их родственников-мужчин. Семьи беспокоились за безопасность плохо тренированных юношей. Поселения хидатсов были небольшими, новости распространялись быстро. Старшие срывали планы амбициозных, но неопытных лидеров, просто получая для своих молодых сыновей приглашение от опытного предводителя принять участие в его будущем походе. Тем не менее время от времени неправомочные отряды уходили. Когда компетентный предводитель натыкался на такой отряд, его целью было опозорить его членов, чтобы им было стыдно перед родственниками и друзьями. Обычно дожидались, когда те устроят привал, а затем одна группа уводила их лошадей, а вторая нападала на них. Чтобы избежать потерь во время атаки, им давали знать, что нападающие являются их соплеменниками. Членов неправомочного отряда хватали и били хлыстами. Избиение и испуг молодых юношей были достаточно сильными, чтобы в будущем они более не допустили неожиданных нападений со стороны врага. О том, как им было стыдно по возвращении в поселение, не стоит и говорить. Однако, по словам индейцев, успех, достигнутый действием, которое в случае неудачи приводило к наказанию, очень часто встречал похвалу.
При передвижении воины должны были соблюдать многочисленные табу, принятые у данного племени, а также запреты, получаемые предводителем отряда от духов в видении. У ассинибойнов существовал обычай, по которому во время набега, находясь на вражеской территории, до встречи с врагом они ничего не ели, поскольку считалось, что это может навлечь на отряд беду. Иногда так могло продолжаться несколько дней, и люди испытывали сильный голод. Чтобы бороться с ним, использовали различные «колдовские» средства. Например, предводитель Белый Пес давал своим воинам немного «колдовской смеси», приготовленной из жира из бизоньего уха, смешанного с несколькими толчеными растениями. По словам индейцев, благодаря этому «колдовству» никто не ощущал голода все то время, что они находились на вражеской территории. Шайены воздерживались от еды и воды первый световой день, но после захода солнца еда готовилась, выставлялась перед предводителем, и все ели. Также у них запрещалось во время похода указывать ножом на волка, что было связано со сверхъестественной силой животного. А у понков, если военным отрядом был замечен враг и «на него открывалась» Священная Военная Связка, он должен был быть убит, даже если выяснялось, что произошла ошибка и враг оказался понком.
Во время военной экспедиции предводитель отряда был обязан соблюдать многочисленные табу, предписываемые ему обычаями племени, военными амулетами и собственными духами-покровителями.
Воин кри Показывает Свою Кровь
У арапахов предводитель выезжал из родного лагеря утром и не мог принимать пищу ни перед выездом из лагеря, ни в течение дня. Притронуться к еде ему разрешалось только на первом привале после захода солнца. На следующий день он снова ничего не ел до захода солнца. Судя по всему, этот запрет действовал до тех пор, пока отряд не сталкивался с врагом.
Во время военного похода омахов, как только предводитель отряда надевал на себя бизонью накидку и завязывал ее кожаные шнурки, обычай запрещал развязывать их, пока разведчики не сообщат об обнаружении врага.
Предводитель понков, который нес Священную Военную Связку, должен был идти впереди отряда, никогда не сворачивать и не поворачивать назад. Если воины замечали врага или хотели, чтобы лидер свернул в сторону, они тянули его назад или поворачивали в нужном направлении. Он спал отдельно от остальных, и еда ему готовилась отдельно. Обычно это было бизонье мясо. Его помощник предлагал ему пищу из своих рук – держа мясо на пучке шалфея. Лидер мог откусить мясо лишь четыре раза.
У сиу помощник предводителя отряда собирал для его ложа ветки и листья, тогда как остальные делали это сами. Когда была готова пища, помощник сначала церемониально кормил предводителя, давая ему лучшие куски при помощи палочки с раздвоенными, как у вилки, концами. Предводитель сиу обычно нес шкуру волка, голова которого должна была быть направлена в ту сторону, куда двигался отряд. Когда устраивался привал, шкуру клали на землю, головой в сторону территории врага. После того как движение возобновлялось, голова все так же направлялась в ту же сторону.
Предводитель отряда шайенов также не мог просить пищу или воду – их должны были ему предлагать. То же касалось владельца магической военной трубки – пока кто-нибудь не предлагал ему пищу и воду, он должен был ходить голодным и мучиться от жажды. Предводители военных отрядов не могли разделывать или свежевать животное, пока не произойдут определенные события. Не могли они и есть некоторые части животных, пока не будет убит враг или захвачена какая-нибудь добыча – в том числе части бизоньей головы (даже язык), горба и спины. Если предводитель съедал какую-либо из этих частей до того, как его отряд выполнил свою миссию, удача отворачивалась от них. После того как воины убивали врага, предводитель мог есть ранее запрещенные части бизоньего мяса. Однако уже в первой половине XIX века некоторые шайены не придерживались этого обычая. Желтый Волк, убитый в 1864 году на Сэнд-Крик, не верил в эту практику и отказывался следовать ей, лично обслуживая себя. Удача при этом ему не изменяла. «Эти церемонии, – объяснял он, – заставляют нас избегать множества вещей. Если нам не удастся выполнить какие-либо правила или законы, то придется вернуться домой. В этом походе я буду сам носить себе воду и готовить пищу. И во всем остальном я тоже буду поступать, как вы. Но вы должны помнить, что я все еще предводитель этого отряда». Не менее успешный в военных походах Лосиная Река также отвергал, подобные запреты.
Считалось, что многие военные атрибуты (щиты, копья, головные уборы и т. п.) обладали огромной магической защитной силой. С ними были связаны разнообразные табу, которые должны были неукоснительно соблюдаться. Владелец щита или головного убора из орлиных перьев постоянно находился настороже, дабы не нарушить какой-либо запрет или правило. Одним было запрещено есть внутренности – другим мясо с шеи животного, третьи не должны были брать пищу из огня металлическим предметом, а применять лишь заостренную палку. Некоторые амулеты или военные атрибуты не должны были касаться земли и т. п. Если человек нарушал табу, установленные его духом-покровителем, тот навсегда покидал его. По убеждению индейцев, такое нарушение приводило к гибели воина. Существовали и общие запреты. Например, если у черноногого из военного головного убора выпадало перо, поднять его и вернуть владельцу мог только кто-нибудь другой. Если же он делал это сам, то навлекал на себя беду. Прочие многочисленные табу, связанные с военными атрибутами и амулетами, более подробно описаны в разных разделах данной работы.
Большинство примет, связанных с войной, так или иначе были сопряжены с нарушением какого-либо табу или дурными предзнаменованиями. Множество различных ситуаций могло стать для индейца причиной для опасений, что Высшие Силы предупреждают его о грозящих неприятностях. Странный Волк из племени черноногих вспоминал: «Мы заметили вдали нечто, напоминающее фигуру человека. Предводитель сказал, что это, должно быть, ассинибойн, и нам следует нагнать его и убить. Мы побежали за ним и, приближаясь, увидели, что он делает нам знаки. Оказалось, что это был всего лишь черный пень, чьи черные ветви торчали в разные стороны, словно руки… Я слышал, как некоторые наши воины говорили, что это было плохое предзнаменование».
Потеря в походе личного военного амулета также рассматривалась как серьезная проблема, грозящая наказанием Высших Сил и всевозможными бедами для воина. У шайенов считалось, что, если кто-то убьет соплеменника или совершит самоубийство, это подвергнет огромной опасности находящихся в походе воинов. Кто-нибудь из воинов обязательно погибнет, а возможно, и весь отряд будет вырезан врагом. Данное поверье связано с племенным талисманом шайенов – Магическими Стрелами. Если такое несчастье случалось, за воинами ушедшего отряда сразу высылали гонцов, чтобы вернуть их назад. У арапахов нельзя было считать звезды на небе – это влекло неудачу. Шайены и черноногие считали плохой приметой, если военный отряд насчитывал семь человек, и были твердо убеждены, что такой отряд, скорее всего, постигнет неудача. У других племен такого поверья не было. У команчей военные отряды уходили в поход всегда только ночью, иначе, по их поверьям, с его участниками должно было произойти несчастье. Был случай, когда воины провели пляску и уехали в дневное время. Никто из них не вернулся. На памяти команчей это был единственный случай нарушения данного табу.
Очень серьезное внимание индейцы уделяли снам и видениям, полагая, что именно таким образом духи-хранители доносили до них необходимую информацию о будущем. Если сиу в видении или сне видел искру или вспышку, это означало, что он будет ранен в бою. Для любого индейца сон, в котором он видел себя или своих товарищей убитыми или окровавленными, был достаточным основанием, чтобы вернуться домой, поскольку это несомненно свидетельствовало о поражении и гибели в бою. Зачастую для возвращения отряда или его части было достаточно дурного сна. Индеец рассказывал о сне товарищам, и если кто-то решал покинуть отряд вместе с ним, это не считалось позорным. Более того, если люди, решившие продолжать экспедицию, терпели поражение или были убиты, это значительно повышало статус воина, которому приснился сон-предупреждение, потому что свидетельствовало о том, что у него очень мощные духи-покровители.
Нарушение какого-либо табу во время похода, по мнению индейцев, несомненно вело к гибели воинов или, как минимум, к неудаче. Шайены на долгие годы запомнили несчастье, постигшее отряд воинов общества Тетив, нарушивших племенное табу. Магические Стрелы были самым священным талисманом шайенов, и во всем племени не нашлось бы человека, к которому относились бы с большим почтением, чем к хранителю Стрел. Но даже такое положение не всегда защищало от конфликтов с молодыми воинами. После убийства шайена соплеменником по племенным обычаям следовало провести церемонию Обновления Магических Стрел. До ее окончания любые военные походы запрещались. Тетивы очень хотели отправиться на войну и обратились к хранителю с требованием тотчас провести церемонию. Хранитель ответил, что время и место для этого не подходят, после чего был избит хлыстами и вынужден согласиться. Он провел церемонию, но предупредил, что первый же их поход закончится неудачей. В это же время арапахо, стоявшие лагерем рядом с шайенами, провели племенную церемонию Магической Палатки. Один из них получил видение о том, что много людей будет убито на войне. «Вся Магическая Палатка была в потоках крови», – предупреждал он. Сразу после окончания церемонии Тетивы ушли в поход, а спустя некоторое время шайены узнали, что все они, сорок два отборных бойца, убиты кайовами и команчами. Это был серьезный удар для племени.
Иногда случалось, что в нарушении табу были виновны посторонние люди. Летом 1868 года юты нанесли кайовам поражение, названное последними одной из самых страшных катастроф в их истории. Желая отомстить за смерть пасынка, Худой Бык во время Пляски Солнца послал трубку всем воинам племени, призывая присоединиться к рейду против навахов. Ему удалось набрать огромный отряд – около двухсот воинов, включая нескольких команчей. Среди кайовов был и Много Медведей – родственник хранителя священных племенных талисманов Тайме. Чтобы победа над врагом была более полной и скорой, он попросил хранителя дать ему талисманы в поход и получил две фигурки. С Тайме было связано много различных табу – к фигуркам не должны были приближаться медведи, кролики, скунсы, а хранитель не должен был касаться этих животных или их частей. Также рядом не должно было находиться биноклей или подзорных труб. В самом начале похода путь отряда пересек скунс, затем кайовы узнали, что команчи взяли с собой бинокль. Команчи отказались выбросить его, а оставили на одной из стоянок, чтобы прихватить на обратном пути. Воины встревожились, но не повернули назад. Во время одной из ночевок ветер донес до кайовов запах жареного жира. Выяснилось, что команчи убили медведя и готовили его мясо на ужин. Было нарушено слишком много табу, и воины уверились, что поход окончится гибелью его членов. Многие повернули к дому, но Много Медведей, доверяя магической силе своих талисманов, настаивал, что поход следует продолжить. На берегу р. Южный Канейдиэн они столкнулись с маленьким отрядом ютов – воинов в 30–40. Завязался бой, но, поскольку кайовы чувствовали, что боги покинули их, они сражались не так яростно, как обычно, и вскоре бежали. Юты преследовали их на протяжении нескольких миль и убили семерых, включая Много Медведей. Его приемный сын мог спастись, но, видя, в какую ситуацию попал отец, вернулся и погиб вместе с ним. Так юты захватили две фигурки Тайме, а кайовы потерпели поражение.
Интересно отметить, что, по словам ютов, талисманы не принесли им удачи. Сначала в бою с шайенами погиб сын захватившего талисманы воина, а затем и он сам был убит молнией. Испугавшись «дурных талисманов», юты отдали их торговцу из Нью-Мексико.
Также внимательно индейцы следили, чтобы случайно не нарушить табу, связанные с собственными духами-покровителями и амулетами. Запреты были весьма разнообразны, и индеец всячески старался соблюдать их, опасаясь незамедлительного наказания Высших Сил. Любые свалившиеся на голову неприятности он, как правило, приписывал случайному нарушению одного из многочисленных табу. Декост Смит вспоминал, как однажды разделил еду с шошоном, который с удовольствием поужинал с ним, уплетая за обе щеки консервированных устриц. Перед этим индеец внимательно изучил изображения на банке и выслушал от него подробное описание содержимого. «На следующий день, – писал Смит, – он вошел ко мне в палатку с рассказом о бессонной ночи и устрицах, которые шептали ему в уши свои упреки. Я напомнил ему, что, помимо устриц, он еще выпил три кружки очень крепкого кофе, и именно это, вместе с его тревожными предчувствиями, не дало ему уснуть».
Глава 5
Выступление военного отряда
Церемонии перед выступлением отряда зависели от цели похода. Если индейцы отправлялись мстить врагу, обязательно проводились военные пляски, название и ритуал которых у разных племен несколько отличались. Целью церемоний было повысить боевой дух и обеспечить помощь Высших Сил. При набеге за лошадьми общественных церемоний, как правило, не было.
Выступление из лагеря также зависело от цели экспедиции. Отправляющиеся в набег воины поодиночке выбирались из лагеря и собирались в заранее назначенном месте. Это делалось, чтобы предотвратить присоединение к отряду нежелательных людей – например, слишком молодых. Хидатсы обычно собирались в одном дне пути от своей деревни. Там предводитель отбирал Старых Волков — опытных воинов, которые в походе служили ему советниками, и Молодых Волков – остальных бойцов, которые делились на разведчиков, обычных воинов и людей, отвечающих за обеспечение лагеря (разведение костра, приготовление пищи, доставку воды и т. п.). Маленький отряд мог состоять только из тщательно отобранных Старых Волков. С другой стороны, крупные отряды мстителей выступали торжественно и открыто, парадом выезжая из лагеря в дневное время. Воины были одеты в лучшие одежды и головные уборы из орлиных перьев, держа в руках оружие. Впереди колонны ехали вожди, за ними наиболее влиятельные воины, а затем обычные бойцы, еще не успевшие проявить себя в схватках с врагами.
Те, у кого не было скакуна, шли позади остальных. Вокруг колонны ехали представители военных обществ, выполнявших «полицейские» функции. В их задачи входило следить за порядком и не допускать, чтобы амбициозные юнцы тайно покинули ряды и атаковали врагов самостоятельно – это могло сорвать планы лидеров отряда.
У команчей в ночь перед уходом проводили Пляску Мести. Начиналась она затемно и заканчивалась до рассвета, поскольку воины всегда уходили только ночью. Иногда пляска прерывалась рассказами стариков о своих былых деяниях, подтверждавших слова клятвой: «Отец-Солнце, ты свидетель. Мать-Земля, ты свидетель. Если слова мои лживы, сделайте так, чтобы я не дожил до следующего сезона». В конце предводитель говорил о необходимости военного похода и его цели, заканчивая речь призывами проявить храбрость, чтобы люди гордились воинами. Вскоре он молча и без каких-либо церемоний покидал сборище. Люди продолжали танцевать, время от времени кто-нибудь из воинов вместе с девушкой тихо ускользал в темноту – команчи не практиковали воздержания. Если одновременно уходило несколько отрядов, они устраивали пляски одну за другой. После пляски воины возвращались к своим палаткам, забирали лошадей и необходимое снаряжение, а затем тайно собирались в заранее назначенном месте вне лагеря.