Незваные гости Марр Мелисса
Фрэнсис протянул ей револьвер. Она взяла его и сунула в кобуру, которая была пристегнута у нее под юбкой, на бедре, так, чтобы оружие не бросалось в глаза, но до него было бы легко дотянуться.
— Они ходят одни, потому что побыли здесь дольше всех, — сказал Фрэнсис.
— Я здесь ровно столько, сколько Джек, и дольше, чем Эдгар, — уточнила она.
— Справедливо, — согласился Фрэнсис и добавил равнодушным вроде бы тоном: — А сколько лет назад они родились?
— Знаешь что, Фрэнсис, заткнись! — Она не собиралась признавать его правоту и воспользовалась его собственным выражением — Мэри тоже часто употребляла его — для ответа. Она постепенно набиралась у родившихся позже Прибывших всяческих словечек и повадок, невзирая на то, что кое-какие из них продолжали ее озадачивать. Впрочем, она не могла не признать, что Фрэнсис заметил точно: Джек не очень-то хотел меняться, он цеплялся за свои старые привычки, как будто рассчитывал, что когда-нибудь все они обретут возможность вернуться назад. Китти все эти годы старалась двигаться вперед, тогда как Джек и Эдгар, когда дело касалось ее безопасности, возвращались к самым возмутительным своим привычкам из прошлого.
— Главное, будь осторожна. — Фрэнсис извлек свое тощее тело из бочки, которую использовал в качестве своеобразного кресла, и одной рукой приобнял Китти. — Китти, я серьезно: постарайся, чтобы тебя не убили.
— Ничего со мною не случится, — пообещала она. — Просто мне нужно немного развлечься.
Спустя несколько часов Китти пыталась убедить себя, что развлекается, но споры с вооруженными пьяницами никак не помогали ей поверить в эту ложь. Здесь, глубине пустыни, она не могла найти ничего лучше, чем крошечный окраинный городок под названием Виселицы, да и по всему, что было известно, городишко действительно был неплохим. В Виселицах она провела немало веселых ночей. По большей части с Эдгаром или… Она поспешила одернуть себя, прежде чем успела подумать о тех Прибывших, которые за эти годы побывали ее друзьями.
Отогнав от себя эту мысль, она посмотрела на пьяную тощую женщину, сидевшую рядом с нею.
— Лира, подумай головой. Ты же не хочешь…
Но она так и не смогла высказать свои доводы, потому что ей в лицо плеснул полный стакан вина.
Китти вытерла лицо ладонью; приторно-сладкий запах дешевого вина раздражал ее почти так же, как намокшие волосы, мгновенно облепившие лицо. Она принялась считать про себя, изо всех сил стараясь не потерять терпения.
Бармен присел за стойку, а еще одна пьяная женщина, сидевшая слева от Китти, подняла револьвер.
Китти ударила ее в лицо.
— Спасибо. — Лира расплылась в улыбке, как будто это не она только что облила Китти вином.
Китти еще немного посчитала, но совсем недолго. Она рассчитывала провести эту ночь так, будто у нее все нормально, а сейчас от нее пахло вином, которого она не пила, костяшки на пальцах она сбила, а женщина, которая завела этот дурацкий спор, улыбалась ей, будто они были подругами. Она была знакома с Лирой уже много лет — эта известная скандалистка была одним из сменных мастеров, — но случайные разговоры и споры не означают дружбу. И, между прочим, подруги не плещут тебе в лицо вином.
— Господи, упаси меня от дураков, — произнесла вслух Китти и от души врезала Лире.
В прошлом она отошла бы в сторону и позволила бы двум пьяным дурам стрелять друг в дружку сколько душе угодно, но наставление, которое часто повторял Джек, отдавались в ее сознании и когда его не было рядом: это наше призвание.
— Какое еще, в задницу, призвание! — пробормотала Китти, заметив, что в баре начались еще несколько потасовок. Теперь, когда сменный мастер вышла из игры, а бармен не стал предпринимать никаких попыток восстановить порядок, посетители повели себя как хулиганистые дети. Она могла бы вмешаться, но Джека с его закидонами рядом не было, а ей самой совершенно не хотелось этого делать. Поэтому она подняла свой стакан в безмолвном тосте и, повернувшись спиной к стойке, принялась наблюдать за представлением. Иногда при виде таких заварух ей почти казалось, что она вернулась домой, но она не могла ни на миг забыть о том, что этот мир насыщен магией и всякими тварями, которых можно прямиком помещать в сборник волшебных сказок. Люди есть люди, даже если они порой относятся к какому-нибудь другому виду. А неприятности есть неприятности, пусть даже их устраивает чудовище. Вот и все.
Она развлекалась, молча пытаясь угадать победителей в различных драках, но вдруг почуяла запах дыма и оглядела помещение. Ни одна из бочек, которые здесь использовали вместо столов, не горела. С обоями на стенах тоже все было в порядке. Дым сочился откуда-то снаружи.
— Ложись! — заорала она.
Оба окна, выходивших на улицу, вылетели, и осколки окрашенного красным стекла посыпались на присутствовавших.
Хаос, творившийся в баре, мгновенно улегся. Пьянчуги, только что готовые раскроить друг другу головы, кинулись помогать своим недавним противникам.
Бармен снова присел за стойкой, так что видны остались только глаза и макушка.
— Да сделайте же что-нибудь!
Один из поваров уже полз к ней, волоча за собой ведро с какими-то не поддающимися опознанию кусками сырого мяса.
— Держи.
Китти хмуро взглянула на толпу: все смотрели на нее, как на единственную преграду, отделявшую их от несчастья. На самом деле это было не так. Любой из них мог встать, но никто этого не сделал и не сделает.
Несмотря на все проповеди Джека, вопреки всему потустороннему дерьму, на которое она насмотрелась за двадцать шесть лет (ну, чуть больше или чуть меньше), прошедших с тех пор, как она покинула нормальный мир и Калифорнию, она в трудных ситуациях решалась полагаться на предсказуемость человеческого поведения. Начало настоящих бед большинство людей скрывает. Сейчас, когда им требовалась помощь, она была каждому лучшим другом. Будь она помягче душой, это задело бы ее. Ладно, может быть, это ее и впрямь задело, но не настолько, чтобы она вспомнила об этом где-то в ближайшем будущем.
Китти вздохнула, но решительно собрала липкие волосы в узел и подхватила протянутое ведро.
— Не высовывайтесь!
Не тратя время на то, чтобы убедиться, послушались ли ее, она прошагала по залу и распахнула невысокие — точь-в-точь как в калифорнийских салунах — двери. У нее сложилось подозрение, что в Виселицы забрался тот самый линдвурм, который недавно пропал на ранчо Кози.
К счастью, зверюга, развалившаяся вдоль улицы, была молодой и извергала больше дыма, чем огня. Она лежала на своем чешуйчатом брюхе, растопырив ноги, но это вовсе не значило, что она не сможет быстро передвигаться, если приспичит. Китти подобрала и завязала подол юбки, чтобы не путался в ногах, если придется бегать.
— А посмотри-ка сюда. — Она шагнула вбок. Линдвурм качнул головой вслед за нею, держа ее в поле зрения.
Она кинула на землю перед зверем кусок мяса. Быстрым, похожим на удар кнута движением линдвурм выбросил длинный гибкий язык, подхватил мясо и ползком дернулся в ее сторону.
— Умница. Вот так и иди за мисс Китти, — нежно пропела она.
Один громадный опаловый глаз не отрываясь следил за тем, как она пятилась от дома. Зверь не кидался на нее и не изрыгал пламени в ее сторону — из огромных ноздрей вылетело лишь небольшое облачко дыма.
Продолжая пятиться, Китти бросила линдвурму еще горсть мясных обрезков. Прошло несколько долгих напряженных мгновений, и он еще немного продвинулся следом за нею.
Со взрослым крупным линдвурмом она вряд ли решилась бы вести такую игру, но молодые были не столь проворны и злобны. Этот, похоже, был голоден; если накормить его, он уснет. Ей нужно было всего лишь выманить его из города и не дать поджарить себя, пока она будет этим заниматься. Благодаря пескам, широко раскинувшимся вокруг Виселиц, линдвурмов разводили именно в этих краях: плантации, наподобие тех, какие были в ее родном мире, здесь очень быстро выгорели бы дочиста от степных пожаров.
Еще несколько кусков заставили линдвурма отодвинуться чуть дальше от домов, но зверь не желал двигаться дальше или хотя бы быстрее. Китти, увы, не могла попросить его подождать, пока она раздобудет еще мяса. Быстро посмотрев по сторонам, она убедилась, что никто не бежит к ней с еще одним наполненным ведром. Пасти линдвурмов в одиночку было, в общем-то, невозможно. Несколько попыток, которые она предприняла в прошлом, заканчивались, как правило, смертью с последующим воскресением.
— Есть тут смелый человек, готовый немного помочь? — крикнула Китти.
Ни одна дверь, ни одно окно не открылось. Это нисколько ее не удивило.
Линдвурм начинал терять терпение, а мясо уже кончалось. Зверь выдохнул небольшой язычок огня, и Китти метнулась в сторону.
— Неужели? — проворчала она. — Я вовсе не рассчитывала, что этой ночью меня поджарят!
— В таком случае, Кэтрин, тебе вряд ли стоило уходить в одиночку. — На этот раз она, против обыкновения, очень обрадовалась, услышав голос Джека. Даже не глядя на него, она могла сказать, что губы у него сжаты в тонкую ниточку, отчего лицо утратило обычную красоту, а в обманчиво ласковых детских голубых глазах застыло суровое выражение «я-очень-разочарован-твоим-поведением».
Чтобы скрыть испытанное облегчение, Китти поспешно кинулась в атаку.
— Очень нужно мне было шляться с тобой, дураком, или Эдгаром. Я хотела отдохнуть.
— Все ясно, — нараспев произнес Джек, заходя справа от линдвурма, который волновался все сильнее. — И не нашла лучшего времяпрепровождения, чем дразнить ящериц.
— Я в этом не виновата.
— Как всегда, — бросил Джек и добавил после секундной паузы: — Поводья и ошейник, кажется, целы. Тебе нужно…
— Я не табунщица.
— Вот тебе и еще одна причина для того, чтобы не ходить в одиночку. — Он взглянул в ее сторону и, когда их взгляды встретились, спросил: — Готова?
— Давай! — Она кинула налево от зверя один из немногих оставшихся кусков мяса.
Как только линдвурм повернул шею, чтобы схватить угощение, Джек оказался верхом на покрытом чешуей звере. На лице его была та же ухмылка, что в бою или в любом другом случае, угрожавшем ему прямой опасностью. В остальное время он обычно был суров и вещал правила точно так же, как она сыпала ругательствами. Зато если случалась какая-нибудь заварушка, он расцветал в улыбке.
— Задери юбку и беги, — заорал он.
Линдвурм хлестнул его хвостом так, что проступила кровь, но не пустил в ход огонь. Взрослый зверь — пустил бы. А этот мог только брыкаться и бить хвостом. К тому же Джек еще не разозлил его по-настоящему.
Китти помчалась к мясной лавке, распахнула дверь, схватила увесистый кусок баранины и, сжимая пальцами скользкий кусок мяса, побежала обратно к линдвурму.
Увидев ее, зверь снова остановился.
Приблизившись к линдвурму, она подняла мясо как можно выше (и стараясь держать его подальше от себя).
— А вот этого я терпеть не могу.
— Приготовься бежать, — напомнил Джек.
Глядя, как линдвурм принюхивался к мясу, которое она держала перед собой, Китти сказала самым равнодушным тоном, на какой была способна:
— Он собирается поджарить себе ужин. Я получусь с хрустящей корочкой.
— Получишь сразу несколько выходных.
Китти выпустила мясо, не дожидаясь, пока линдвурм приблизится к ней вплотную, и зверь подхватил кусок, едва он успел коснуться песка.
Пока он чавкал бараниной, Джек подобрал поводья, опоясывавшие массивное туловище, и направил линдвурма в пустыню. Китти следовала за ними пешком, покуда они не удалились от строений настолько, что ни один случайный или намеренный выдох пламени уже не смог бы поджечь ни паб, ни что-нибудь другое. Если бы она могла забраться на спину зверя, поступила бы так же, как и брат, но никто, будучи в здравом уме, не попытается лезть на линдвурма без помощи напарника, который будет отвлекать животное (разве что человек, самонадеянный до полной глупости).
Джек соскользнул наземь. Не успел он подойти к сестре, как та оторвала с юбки широкую оборку, чтобы обвязать рваную рану на левом бицепсе брата.
— Надо было предупредить меня, что ты уходишь, — попенял он ей, прежде чем положить правую руку на плечо сестры, чтобы той легче было бинтовать рану. — Или сказать Эдгару. Выбор имеется.
Она туже затянула импровизированный бинт.
— Спасибо, Кит. А я всегда рад тебе помочь. Уж тем более теперь, после того как я свалял дурака и оттолкнул тебя, чтобы в одиночестве упиваться муками совести. Прости, но я не мог допустить, чтобы ты была рядом и утешала меня. Правда-правда. — Она завязала ярко-красную полосу материи узлом на его руке и, подняв лицо, встретилась с братом взглядом. — И за то, что тебе пришлось испортить платье, тоже прости. Я куплю тебе новое. Я, честно, очень рад, что ты не пострадала. И, да, спасибо, что нашла сбежавшую ящерицу.
— Ты все сказал? — вздохнула Китти. — Джек, тебе было бы лучше, если бы поспорил со мною.
— О чем спорить-то? Пусть я и не болтаю всех этих сентиментальных штучек, но ты права. — Он бережно взял пальцами липкий от вина и покрытый пылью локон, прилипший к ее щеке, и заправил ей за ухо. — Я знаю, что ты уже взрослая женщина, но все равно ты моя маленькая сестричка.
Она уткнулась лбом в его плечо и принялась считать про себя, чтобы не сказать чего-нибудь неподходящего. Он был прав. Она знала, что он прав.
Постояв так несколько секунд, она отодвинулась. Сброд, торчавший в таверне, уже осмелел и начал высовываться наружу. Китти не хотелось при посторонних ни затевать ссору с Джеком, ни разводить с ним нежности.
— Зверь не уйдет домой сам по себе, — раздался у нее за спиной голос Бетси. — Нельзя же оставлять его здесь.
Китти закатила глаза и поспешно вновь принялась считать. Необходимость иметь дело с отсутствовавшей в самый интересный момент хозяйкой таверны никак не могла поднять ее настроение. Эта женщина нанимала более чем бестолковых работников и обращалась со своей таверной так, будто это был завоеванный край, отданный ей на разграбление. Все это никак не пробуждало в Китти уважения к ней.
Джек мгновенно выступил вперед и улыбнулся Бетси.
Можно увести игрока из салуна, но лишить игрока обаяния не получится, — подумала Китти. Когда-то она тоже пыталась полагаться на свое обаяние, но с тех пор как они оказались здесь, стала предпочитать пули улыбкам. И все же случалось, что старые привычки оказывались предпочтительнее новых. Китти старательно улыбнулась, придав лицу фальшиво-простодушное выражение, и повернулась, чтобы стать плечом к плечу с Джеком. Родные держатся вместе. Она руководствовалась этой истиной с детских лет.
— Конечно, мы можем оставить его здесь, пока не смотаемся на ранчо к Кози и не выясним, его это зверь или нет. — Джек с улыбкой указал на успокоившегося линдвурма.
Бетси рассмеялась.
— И полагаться на то, что Кози сломя голову помчится за своей скотиной? Джексон, ты красавчик, но я уже не так молода, чтобы клевать на красоту. — Она окинула его жадным взглядом и добавила: — По крайней мере, на одну только красоту.
Джек сделал вид, что не заметил намека, и ослепительно улыбнулся Бетси.
— Надо попробовать.
— Ну уж нет. — Бетси энергично мотнула головой, но тут же объявила, подмигнув Джеку: — Скидка в честь линдвурма до тех пор, пока зверюга не уберется. Пинта по половинной цене. — С этими словами она повернулась и решительно направилась в бар, громко вызывая по пути уборщиков и стекольщика.
Тут же и посетителей словно втянуло обратно — всех, кроме кучки шахтеров, которые совсем недавно выступали главными заводилами скандалов. Как и все потомственные горняки, они были низкорослыми, коренастыми с большими, растопыренными, как у летучих мышей, ушами и глазами без белков. Ходили обильные слухи, что, дескать, и малым ростом, и громадными ушами, и темными глазными яблоками они обязаны тому, что бесчисленные поколения их постоянно работали под землей; по мнению Китти, эта теория имела смысл — ровно настолько, чтобы немного ослабить тревогу, которую она испытывала, когда смотрела на них.
— Полагаю, вряд ли можно рассчитывать на то, что у вас найдется цепь, способная удержать линдвурма? — вопросительным тоном произнес Джек.
Двое мужчин выступили вперед.
— Может, и найдется, — сказал один, сердито взглянув на Джека.
Второй же сразу перешел к сути:
— Ты нас обвиняешь в чем-то, что ли?
Китти шагнула к нему; грех было не воспользоваться тем преимуществом, что его глаза находились чуть ли не на уровне ее бедер. Покрой юбки позволял шахтерам видеть ее ноги чуть ли не целиком. Подойдя ровно настолько, чтобы забияке пришлось бы задрать голову (поступить иначе значило бы сознаться в том, что вид неприкрытой женской кожи полностью завладел его вниманием), она остановилась.
Дождавшись, когда же он все-таки вскинет глаза к ее лицу, она сказала:
— Мы же просто-напросто просим цепь. Неужели похоже, будто я прячу цепь для линдвурма где-то на себе?
Шахтеры пристально, напряженно уставились на нее, но очень быстро были вынуждены согласиться с тем, что ей действительно нужна цепь. Когда они принесли ее, ни Китти, ни Джек не стали обращать внимание на то, что она прямо-таки идеально подходит к сбруе, надетой на шею линдвурма. Еще несколько лет назад брат с сестрой сошлись на том, что на проступки тех, на ком неблагоприятно сказывается деятельность Аджани, можно иногда смотреть сквозь пальцы. Горняки, безусловно, возглавляли этот список.
— Вряд ли вам удастся быстро увести его отсюда, — продолжила Китти, обращаясь не к какому-то из вожаков шайки, а ко всем сразу. — Уверена, что если кто-нибудь сможет добраться до Кози за день или хотя бы сутки, он простит задержку на радостях, что получит обратно своего зверя.
Собеседники забубнили в ответ что-то одобрительное, а ей только это и требовалось. Кози, наглый и злой тип, откровенно плевал на многовековые традиции ради возможности набить карманы деньгами Аджани. Как и многие другие фермеры, выращивавшие линдвурмов, он так задрал цены, что шахтеры уже не могли не то что покупать, но даже нанимать зверей. Аджани зорко следил за поведением фермеров и круто задирал подати, если кто-то из них осмеливался заводить дела с теми, кого он не одобрял, а шахтеров он не одобрял безусловно. Много лет назад те отказались продать Аджани свои родовые шахты, и с тех пор он мстил, постепенно лишая их орудий труда и, соответственно, возможности продолжать свое ремесло. В результате единственный народ, занимавшийся горным делом, многие поколения которого буквально жили в шахтах, народ, физически эволюционировавший от такого образа жизни, начал голодать. А еще это значило, что шахтеры, не имея возможности законным образом нанимать линдвурмов, время от времени угоняли их.
Китти улыбнулась шахтерам. Ей было приятно, что найденное ею решение проблемы устраивало шахтеров. Она не получила удовольствия от борьбы со зверем, но и не могла упрекнуть коротышек за то, что они не помогли ей. Сейчас было важно, что никто не пострадал, что Аджани лишится хотя бы малой крохи из своих прибылей, а шахтеры запомнят, что она одолжила им линдвурма, и неважно, что того самого, которого они перед этим сами украли.
Разрешив ситуацию, Китти взяла Джека под руку, и они направились к лагерю. Неизбежная в Пустоземье пыль, казалось, висела в воздухе гуще чем обычно — хотя, возможно, так казалось, потому что обильнее ложилась на липкие от вина кожу и волосы.
Джек нарушил молчание, лишь когда они отошли на добрую милю от городка.
— Я сожалею, что так получилось с Мэри… и извини, что я не пускал тебя туда, пока… пока ждал.
— В ее смерти ты не виноват, но в следующий раз сам говори мне, что хочешь выставить меня, а не перекладывай грязную работу на Эдгара. — Китти знала, что Мэри много значила и для ее брата, но он не жаловался и не хныкал. Много лет назад он сам внушал ей, что слезы — для слабаков. Может быть, именно поэтому он и не хотел, чтобы я находилась с ним в палатке. Она знала, что Мэри любила его брата, но была уверена в том, что он не отвечал на ее чувство настоящей взаимностью. А если он и любил Мэри, то не сказал ей об этом — а Китти не сказал до сих пор.
Джек ничего не ответил, и Китти решила зайти с другой стороны.
— Раз уж мы дошли до извинений… — игривым тоном бросила она. — Между прочим, ты испортил мне вечер. В этом ты определенно виноват.
— Да уж, я сразу заметил, как тебе не хотелось уходить — после ванны из вина и танцев с линдвурмом, — усмехнулся Джек. — И кстати, просто из любопытства: сколько тебе пришлось считать, чтобы удержаться и не стукнуть меня?
Она не собиралась признаваться ему в том, что обрадовалась, когда он так вовремя пришел ей на помощь. А также и в том, что, будь у нее надежда разозлить его подначками, она так и сделала бы, потому что ему, как никому другому, требовалось спустить пар. Но она лишь закатила глаза и смиренно ответила:
— Когда до этого дойдет, я тебе скажу.
Джек рассмеялся. Дальше они шли уже не в столь напряженном молчании.
Уже почти у самых ворот лагеря Джек предложил:
— Я мог бы подойти сюда к тому времени, когда эта женщина придет в себя.
Китти улыбнулась.
— Потому что ты умеешь обращаться с рыдающими женщинами?
— Эта показалась мне не похожей на плаксу, — заметил Джек.
— Хлоя, Джексон, а не «эта». Ее зовут Хлоя. — Китти не стала говорить о том, что за ней самой водился такой же грех: мысленно она старалась не называть вновь прибывшую женщину по имени. Имена делают людей настоящими. Именно этого Китти подчас пыталась избежать: того, чтобы они становились настоящими. Если бы они не были настоящими, было бы куда легче переносить впоследствии их смерть.
— Верно, — кивнул Джек. — Не думаю, что Хлоя окажется плаксой.
— Давай надеяться хотя бы на то, что она окажется не из тех, которые перебегают к Аджани.
Джек поморщился, но ничего не сказал. Они оба знали, что Аджани обладает реальной возможностью привлечь Хлою на свою сторону. Раньше или позже, но он обязательно даст о себе знать. А до тех пор им оставалось одно: делать все возможное, чтобы помочь Хлое обосноваться в этом мире. Это все, на что они были способны; ну, и еще тревожиться.
За время своего пребывания в Пустоземье они много раз оказывались в таком положении. Будь Китти честнее перед собой, она признала бы, что именно это ей и требовалось — чтобы не пропасть в пьянстве или не погрязнуть в обществе местных жителей. Ей требовалось постоянное единство с единственным человеком, который мог испытывать те же тревоги, думать о тех же смертях, помнить лица давно ушедших людей. Этот единственный остаток ее семьи был ей совершенно необходим.
ГЛАВА 9
Джек оставил Кэтрин в лагере и сбежал. Ему казалось, что он свалял дурака, вызвавшись помогать Хлое, тем более что у него были другие важные дела. Нужно было отыскать монахов и призванного ими демона. Утром, до которого оставалось не так уж много времени, предстояло разобраться с недовольством Эдгара и доверчивостью Фрэнсиса. Джек привел Кэтрин домой невредимой, но ясно понимал — и не сомневался, что Эдгар видит это не хуже, — что ей просто необходимо отдохнуть. Ей тяжело далось появление Хлои, да и смерть Мэри была еще очень жива в душе. Его сестренка старалась сдерживать свои чувства, но сейчас дошла до предела. Она поскандалила с правителем, выстрелила в Дэниела, патрулировала вместе с Джеком, а потом выхаживала Хлою от болезни перехода в самый тяжелый первый день. Если бы ее не заставили отдохнуть, она и следующие несколько дней возилась бы с Хлоей, состояние которой представляло нечто среднее между тяжелым отравлением и безумием. Но, как бы ни бесили его многие поступки Кэтрин, он никогда не смел поставить ей в вину ее отношение к новым Прибывшим.
Все мы справляемся как можем.
Кэтрин недавно отправилась искать себе приключений, а Джек одиноко шагал во тьме. Ему для поисков покоя лучше всего подходили открытые пространства. Он удалялся от лагеря, а вокруг него дышала пустыня. Иногда ему казалось, что он может затеряться здесь, что может позволить песку и небу целиком, без остатка, поглотить его. Это походило на возвращение в тот мир, где все они родились, туда, где вещи и события имели смысл. Что бы ни думали остальные, он был уверен, что их всех не может вынести обратно в мир, который они когда-то знали. Мало того что существовала очевидная проблема со временем — они не знали, в какой год их закинуло: наш год? год, современный кому-то из них? — но ведь в Пустоземье никогда не попадало больше одного человека за раз, если не считать случая с ним и Кэтрин. То неведомое, что переносило их сюда, делало это не спеша и захватывало людей поодиночке.
Он шел среди медленно перемещавшихся теней и думал о странной зыбкости пути, который они выбрали для себя, оказавшись здесь. Правитель Соанес взял их на службу, когда они с Кэтрин были здесь только вдвоем, а по мере того как появлялись другие, вокруг них сложилось нечто вроде разношерстного отряда. Спустя много лет он утвердился в мнении, что, убивая всяких чудовищ, которым самое место было бы в ночном кошмаре, он делает примерно то же самое, чем занимался во время своей непродолжительной карьеры федерального маршала[2] на Западе, и с тем же результатом — много шуму и очень мало толку.
Аджани при любой возможности переманивал вновь прибывших к себе, не жалея для этого ни сил, ни средств. Он предлагал им места в своей частной милиции. Способность этих людей воскресать после смерти он использовал не на благо этого мира, а в собственных крайне эгоистических целях. Джек старался держать своих людей вне поля зрения Аджани, но рано или поздно каждому приходилось иметь с ним дело. Для Пустоземья этот человек являлся нескончаемым источником проблем, он непрерывно и все решительнее переступал через традиции, правила поведения в общинах и этикет кровососов. Если он не мог чего-то купить, то крал. Тех, кого ему не удавалось склонить на свою сторону, — убивал. К сожалению, люди Аджани, по причине, которой Джек так и не сумел постичь, не умирали окончательно. Те из Пришедших, которые принимали сторону Аджани, жили вечно. До сих пор было именно так. Поэтому в глазах многих обитателей Пустоземья он выглядел чуть ли не богом — и казалось, что его самого убить невозможно.
Но Аджани был не из тех, кто оставляет следы в пустыне. Проклятье, ему вряд ли хоть когда-нибудь доводилось ходить там и осквернять песком и пылью обувь, которую ему делали на заказ. Этой ночью Джеку следовало разобраться с лежавшими перед ним следами. Возвращаясь недавно в лагерь в обществе Кэтрин, он заметил, что следов, подобных тем, которые он видел накануне, когда отыскал Хлою, прибавилось. И тянулись они гораздо ближе к лагерю. Будь это простые следы, ветер уже давно затер бы их. Сыпучие пески совсем не то что глина, отпечатки ног на них не держатся. Из того, что следы кружили вокруг лагеря и сохранялись в песке, следовало одно: кто-то специально хотел привлечь его внимание.
Джек присел на корточки и получше присмотрелся к следам. Их оставила обувь с крепкими каблуками и глубоким узором на подошве. Он мог бы принять их за свои собственные, если бы не чуть более резкий изгиб внутренней стороны ботинка и размер меньше, чем у него. Кроме людей, от которых происходило больше всего беспокойства, из всех обитавших в пустыне чудовищ обутыми ходили только кровососы. Любая тварь, обладающая двойственным обличьем, ходила бы в этих местах на лапах, ну а демоны и духи, как известно, следов не оставляют.
Внимательно озираясь по сторонам, Джек шел по следу, пока не увидел существо, оставившее для него приглашение на песке. Гаруда — длинный и тощий, с землисто-желтой кожей, слишком красными губами и слишком выразительными глазами — единственный из кровососов всегда доброжелательно относился к Джеку.
Гаруда разглядывал его с таким видом, с каким искушенный гурман смотрел бы на ожидавшую его трапезу.
— Вижу, ты пока выглядишь здоровым.
Джек ответил неопределенным звуком и с удвоенным вниманием посмотрел по сторонам. У кровососов имеются традиции, требующие неукоснительного соблюдения (как, впрочем, едва ли не все составляющие этикета Пустоземья), и пока не будет выполнено все, что этими традициями предусмотрено, нельзя будет перейти к деловой части, о наличии которой говорило столь настойчивое приглашение. Джек никого не видел, но продолжал всматриваться в темноту и ждал.
Гаруда, который устроился на камне в совершенно немыслимой позе, изогнув руки и ноги под углами, о каких человеку и подумать было бы страшно, сейчас очень походил на богомола. Повернув голову, он взглянул во тьму слева от Джека. Проследив за его взглядом, Джек увидел второго кровососа, который с угрожающим видом мчался к нему. Но Джек столько раз уже сталкивался с подобным, что не испугался бы и без очевидной подсказки Гаруды. Отработанным движением он выхватил револьвер и выстрелил в слюнявую тварь, прежде чем она успела добраться до него.
Джек повернулся к Гаруде.
— Новорожденный? Неужели?
Гаруда пожал плечами.
Второй кровосос кинулся на Джека сзади; он двигался так быстро, что Джек не заметил его, пока тот не впился зубами в толстую кожу куртки. По рукаву побежали две струйки яда.
Джек вонзил нож в мягкий участок под нижней челюстью твари.
Существо взвизгнуло и, схватившись одной рукой за рукоять ножа, второй замахнулось на Джека. Со временем — если оно проживет столько — из него может выйти опасный хищник. Ну а пока что оно представляло собой клубок не слишком хорошо повиновавшихся хозяину тощих конечностей и клыков, с которых обильно капала ядовитая слюна.
Сейчас оно уставилось на Гаруду в ожидании указаний.
Небрежным движением тонких, как прутики, пальцев Гаруда подозвал его к себе. В жесте имелась своеобразная элегантность, но все равно он походил на подергивание лапки насекомого.
Кровосос подошел к своему повелителю и застыл неподвижно. Гаруда вынул нож и кинул его Джеку.
Тот сделал намеренно неловкое движение, и нож упал наземь у него под ногами.
— Благодарю.
Кровосос ухмыльнулся и показал пальцем вниз.
— Ты промахнулся.
— Верно. — Джек носком ботинка покатал нож в песке и лишь потом поднял левой рукой, тщательно следя, чтобы не прикоснуться к крови, покрывавшей лезвие. Кровь не представляла такой опасности, как яд, но в ранах возле рта вполне могла с этим самым ядом смешаться. Вот тогда можно опасаться неприятностей. Ничего серьезного не случится, если только не попадет в вены, но кожу в любом случае обожжет так, что мало не покажется.
Для перестраховки Джек воткнул нож в песок, чтобы наверняка стереть с него все ядовитое.
— Мы закончили? Их было только двое?
Гаруда взглянул на двух неудачливых кровососов, которых привел с собой, и сказал, улыбнувшись:
— Я не решился тратить слишком много твоего драгоценного времени на любезности.
Объяснять, что драку с кровососами вряд ли следовало рассматривать как любезность, было бы бессмысленно. Традиции есть традиции, и ожидать, что они внезапно изменятся, так же глупо, как и рассчитывать на то, что вторая луна исчезнет с небес. Впрочем, от Гаруды вполне можно было ожидать сюрприза в виде вдвойне внезапного — после того, как решишь, что все уже кончено, — нападения, поэтому, направляясь к валуну, на котором устроился кровосос, Джек продолжал внимательно смотреть по сторонам.
— Ты хотел поговорить со мной?
— Джексон, до меня дошли кое-какие слухи. — Гаруда стучал по камню костлявыми пальцами, извлекая звонкий сухой звук. — У братства есть покровитель, имеющий определенный интерес к твоей маленькой компании.
Джек не стал исправлять лексику Гаруды. Воспринимая Прибывших, старый кровосос переносил на них образ существования своего собственного племени. Исходя из этого он решил, что Джек ровня ему, что, как выяснилось впоследствии, оказалось весьма полезным и лишний раз подтвердило, что не следует ни на что заранее навешивать метки, нужно сначала разобраться, что к чему. Вот только убедить в этом сестренку никак не удавалось. Когда дело касалось Гаруды, у нее пробуждалась непонятная Джеку предвзятость.
— Аджани? — осведомился Джек. — По моим последним сведениям, он находился в Рубеже. Ты точно знаешь?
Гаруда пожал плечами, вернее, чуть заметно приподнял их. Он не станет бездоказательно обвинять никого из обитателей Пустоземья, но в том, что Аджани причастен к этой истории, у него сомнений нет. Если бы он считал все это чем-то маловажным, то не стал бы утруждать себя поисками Джека. В обществе кровососов мелкие свары считали неизбежными и не придавали им значения. Там существовали правила, этикет, который надлежало соблюдать. В среде кровососов и рядом с ними все регулировалось этикетом.
— Я постараюсь выяснить, — сказал Джек. За прошедшие годы он твердо усвоил, что предупреждения Гаруды нужно принимать всерьез. Ни единая персона из множества существ, обитавших в Пустоземье, не сохраняла власти и влияния так долго, как Гаруда. В последнее время могущественными фигурами стали правитель и Аджани, но Гаруда разгуливал по Пустоземью задолго до того, как любой из них сделал первый в жизни вдох. Конечно, это также значило, что у кровососа имелось немало причин для того, чтобы не доверять ни Аджани, ни правителю.
Гаруда уставился куда-то вдаль, намеренно не глядя на Джека.
— Ты не встречался с правителем в последние дни?
— Встречался. Мне нужно отыскать оставшихся монахов и покончить со всей этой историей с демоном. — Джек, наученный многолетним опытом разговоров с кровососом, не отрывал от него внимательного взгляда. Умолчания между ними подчас оказывались столь же ценными, как и то, что говорилось вслух.
— Все равно ты не сможешь тронуться в путь, пока твой новый товарищ не поправится окончательно, — задумчиво сказал Гаруда. — Если кто-нибудь готовит вам козни, лучшего времени не найти. Из-за братьев-монахов вы уже давно сидите на одном месте. Если правитель вышел из доверия или если братия работает на кого-то, желающего тебе зла, то сейчас тебе может грозить серьезная опасность.
Джек знал, что кровосос всегда подозревает всех, но трудно было предположить, чтобы правитель связался с Аджани. Слишком уж частыми и серьезными были их разногласия по поводу политики и территорий. Допустить, что братия стакнулась с Аджани, он мог, но чтобы правитель… Нет, это было невероятно.
— С братьями я управлюсь.
— И с демоном?
— Надеюсь, это мы скоро выясним. Если нет — вернемся.
Гаруда вскинул обе брови.
— Ты что же, надеешься убедить меня, что управишься с братией, демоном и предательством?
— Пока что управлялись, — ответил Джек. Он делал все возможное, чтобы поддержать порядок в Пустоземье, но не собирался игнорировать догадки Гаруды. Так можно было бы рано или поздно нарваться на серьезные неприятности. Возможно, на сей раз кровосос и ошибался, но если даже он ошибался сейчас, он столько раз оказывался прав, что Джек давным-давно понял, что к его предупреждениям следует относиться серьезно.
Гаруда поманил одного из новорожденных. Так кровососы называли свою молодежь — до определенного возраста. Тот подошел и подставил ему согнутую в локте руку.
— Если желаешь освежиться, я, как хозяин, с удовольствием окажу тебе эту любезность, — сказал Гаруда.
Джек не стал указывать, что Гаруда вряд ли имел основания выступать на этой встрече в качестве хозяина — ведь они находились посреди пустыни.
— Не хотелось бы тебя обижать, но…
Молниеносным движением атакующей змеи Гаруда выхватил нож, висевший на бедре Джека, и полоснул новорожденного по предплечью чуть ниже клейма клана.
— Ты пренебрежешь моим даром?
В Пустоземье трудно было найти что-нибудь более отвратительное и более притягательное, чем веррот. Джек сглотнул слюну и шагнул в сторону, пытаясь оставить искушение вне досягаемости.
— Не будь ребенком! — прикрикнул Гаруда.
— Это не…
Гаруда рубанул ножом Джека по своему собственному предплечью и подставил руку, но не Джеку, а юному кровососу. Тварь дернулась к руке Гаруды, как бешеный зверь. Через минуту Гаруда остановил ее. Все это время он смотрел, как Джек наблюдал за происходившим.
— Давай, Джек. Я процедил ее для тебя. — Он снова надрезал предплечье молодого и поднял его руку к Джеку. — Не стоит оскорблять меня, отвергая мою доброту.
Джеку уже не впервой было пить из новорожденных, но побочное действие веррота всегда вызывало у него опасения. Медленно, как будто превозмогая боль, он шагнул вперед и наклонился. От запаха гнили и болезни у него вышибло слезу; он снова сглотнул.
Он постарался полностью закрыть губами рану на руке юного кровососа, но все же ощущал, как кровь текла по его лицу — разрез был слишком широк. Ненужная расточительность. Потом он начал глотать кровь, и думать сразу стало труднее. Он не мог понять, сколько времени прошло, сколько он выпил этой отвратительной жидкости, но когда Гаруда отвел руку существа от губ Джека, тот зарычал на него.
Гаруда улыбнулся, а Джек попятился от него, пытаясь вновь овладеть собой. Он знал, что ему несколько недель будет сильно хотеться веррота, будто он по-настоящему голодает без него. Он знал также, что он придаст ему дополнительных сил, стойкости и позволит дольше поддерживать потаенную связь с Гарудой. Кровосос, возглавляющий клан, может определить, где находится тот, кто выпьет веррота.
Джек старался овладеть собой, чтобы не вырвать у Гаруды окровавленную руку, а тот подозвал к себе второго кровососа и выцедил его кровь в бутылку из толстого коричневого стекла.
— Это мой подарок твоему отряду.
— Зачем ты это делаешь? — заставил себя выговорить Джек. — Твой дар был чрезмерно щедрым и без… без этого.
Гаруда ответил короткой ухмылкой и подозвал того кровососа, из которого Джек только что пил. Оставшейся в нем крови едва хватило на треть второй бутылки.
Два юных кровососа казались совершенно опустошенными. Было просто удивительно, что они способны жить, имея так мало крови, но какая-то особенность физиологии заставляла их тела усваивать любую кровь, которую они вырабатывали в себе или получали в пищу. Те, кто выживал, обучались тому, как не подчинять свое существование всепоглощающему голоду. Эти двое не выживут.
— Если ты не против… — предложил Гаруда.
Джек молча обезглавил обоих, старательно подавив короткий укол совести. Если бы они не повиновались Гаруде, то обязательно попытались бы убить его, как только он оказался в их поле зрения. Больше того, даже несмотря на то, что они полностью подчинялись воле Гаруды, они стали бы тревожиться, что он может умереть в результате их приветствий. Эти существа были практически лишены разума.
Но они мертвы, и я тому причиной.
Может быть, дело было в выпитой крови, а может быть, просто в давнем знакомстве, но Гаруда, похоже, знал, о чем думал Джек.
— Джексон, я привел сюда этих двоих, потому что мне они больше не нужны, — сказал он. Потом поднялся, расправив тонкие, как у богомола, конечности, протянул Джеку две бутылки. — Этим они сослужили мне гораздо лучшую службу, чем если бы остались живыми.
Джек без единого слова взял бутылки.
— У меня мало друзей. — Гаруда помолчал и немного неуверенно улыбнулся Джеку. — Ты ведь называл меня именно этим словом, да?
— Да, — согласился Джек.
— Чем сильнее становится Аджани, тем неразумнее он себя ведет. Меня беспокоят действия правителя, а нападение монахов не укладывается ни в какую логику. Возможно, это всего лишь паранойя, но если нет, то твоему отряду понадобятся силы и моя помощь. Джексон, я тоже называю тебя другом. Тому, кто найдет способ сделать так, чтобы Аджани больше не встал, я предложил бы любое сокровище из тех, которые накопил. — Гаруда переступил через трупы кровососов.
— Если бы я знал, как заставить его остаться мертвым, то сделал бы это хотя бы для собственного спокойствия. Но, увы, не знаю, — признался Джек.
— Я тоже думаю над этим вопросом, — пробормотал Гаруда. А потом в мгновение ока исчез в черноте пустыни.
Джек продолжил обход. Помимо этого у него имелся двоякий выбор: либо торчать на месте, вглядываясь в темноту, либо вернуться в лагерь, где он ощущал себя зверем в клетке. Ни один, ни другой вариант не казался ему привлекательным. Сердцебиение отдавалось гулом в ушах; звук был настолько громкий, что можно было подумать, что сердце колотится у него не в груди, а во рту. Иногда случалось, что, выпив веррота, человек умирал. Он сам однажды умер — когда выпил всего глоток из самого Гаруды. У него остановилось сердце. Но и воскрес он всего через несколько часов, а не через шесть дней, как обычно. Эту тайну он тщательно хранил как одну из самых важных.
Для того чтобы обеспечить Прибывшим относительную безопасность, нужно было уговаривать их пить веррот. У Прибывших сохранялось не так уж много суеверий и предубеждений из тех жизней, которые они вели до того, как попадали в Пустоземье, но страх перед кровососами держался едва ли не крепче всех. Кровососы отличались от вампиров из дурацких легенд отнюдь не настолько сильно, как этого хотелось бы Джеку, но все же он доверял Гаруде как ни одному другому из обитателей Пустоземья. Кровосос не дал бы ему для отряда почти полторы бутылки веррота, не будь у него достаточно серьезной уверенности, что к ним подбирается Аджани. А это значило, что он явится за Хлоей раньше, чем этого хотелось бы Джеку.
ГЛАВА 10
Вернувшись в палатку, Китти обнаружила там Фрэнсиса. К ее радости, он сменил Мелоди в качестве сиделки подле новой Прибывшей, которая все еще лежала в постели. Хлое, конечно, ничего не могло угрожать в обществе Мелоди — та неплохо справлялась с уходом за больными. Вот только вести разговоры с нею подчас бывало нелегко, и нынче Китти совершенно не хотелось сталкиваться с ее завиральными идеями.
Читать бесплатно другие книги:
