Дар Унт Мария

Жрец нерешительно пожевал губами, вздохнул, собираясь с духом и, наконец, решился:

– Скажи, ведун, что ты собираешься делать с оборотнем?

– А с чего ты взял, что это именно оборотень? – неожиданно спросил ведун. – Уж во всяком случае, кузнеца убил точно не оборотень. Оборотни не обгладывают трупы!

– Может, его обглодали уже потом? – хмуро буркнул жрец.

– Ох, темнишь ты, Инциус! – ведун со вздохом покачал головой. – Ведь наверняка не хуже моего знаешь, что ни одна, даже самая тупая, злобная и голодная тварь, что из живых, что из нежити, не подойдет ближе чем на десять саженей к жертве оборотня!

– Так что, по-твоему, оборотня здесь нет? – в голосе жреца прозвучала едва уловимая нотка надежды.

– Да нет, есть, – наперекор самому себе вздохнул ведун. – Тех стариков и их внучку убил уже оборотень.

– Значит, я не ошибся, – Инциус обреченно покивал. – Это не волколак…

– Нет, – покачал головой ведун. – Разоренный дом в деревне – это работа оборотня. Точно. Нежить у вас здесь, конечно, понаглее, чем на западе, но такое ни одному волколаку не по зубам. Даже если он и не один. Это оборотень.

– Ну что ж… – жрец бросил на ведуна быстрый внимательный взгляд. – Коли так, что будешь с ним делать?

– Поймаю и посажу на цепь у ворот замка, – равнодушно пожав плечами, ответил ведун. – Пусть караулит!

Жрец сверкнул глазами, но сдержался. Ведун это заметил и оценил.

– Прости, Инциус, но какой смысл задавать пустые вопросы? Я убью его, что еще я могу сделать? И разве не за этим меня сюда позвали?

– Я скажу тебе то, что не сказал бы никому другому, – помолчав, произнес Инциус. – Я рассчитывал, что ваши Хранители примут иное решение…

Ведун посмотрел на жреца с нескрываемым интересом. Тот ответил печально-сожалеющим взглядом.

– Ты должен знать, о чем я говорю. Ты ведь на самом деле не ведун. Не простой ведун. Ты из Детей Волка.

– Что, неужели так заметно? – глаза ведуна весело блеснули.

– Вижу, ты совсем не расстроен тем, что я тебя раскрыл, – жрец слегка растерялся.

– А с чего мне расстраиваться? Я не скрываю правду о себе, просто стараюсь без особой надобности ее не выпячивать. Если люди об этом узнают, вряд ли им станет легче со мной общаться.

– Так ты о людях печешься? – жрец саркастически хмыкнул.

– Именно о них, – без тени улыбки кивнул ведун. – Мне-то, по большому счету, все равно. Не вы ведь мне нужны, а я вам, не забыл? А вот как, если не секрет, ты меня раскрыл?

– Ты почти не отличаешься не только от ведуна, но даже от обычного человека, – помедлив, ответил жрец. – Но меня не обманешь. Я кое-что смыслю в этих делах…

– Жрец пятой ступени занимается колдовством, – ведун сокрушенно покачал головой. – Куда катится этот мир?

– Вижу, ты и обо мне неплохо осведомлен, – усмехнулся Инциус, оставив без внимания иронию собеседника. – Тем лучше. Значит, мы можем говорить начистоту. – Жрец покосился на ведуна и с усмешкой покачал головой. – Кто бы видел: жрец сговаривается с колдуном!

– Снова здорово! – ведун равнодушно махнул рукой. – Я не колдун, Инциус! Сколько можно говорить? И уж тебе ли не знать: всякий колдун знает колдовскую науку, но не всякий, знающий эту науку – колдун. Ведь так? – теперь ведун не скрывал усмешки, но усмехался без злорадства, по-доброму. Возможно, поэтому Инциуса и не задели его слова. Жрец огладил бороду и смущенно улыбнулся.

– Что ж, может, ты и прав. – Жрец выпрямил спину и, прищурившись, посмотрел куда-то вдаль. – Скажи, ведун, – только не подумай, что я снова пытаюсь влезть в какие-то ваши тайны! – просто интересно: для чего ведунам нужны такие, как ты?

– А никакой тайны и нет! – не задумываясь, ответил ведун. – Такие, как я, нужны братству для того же, для чего и все в этом мире. Чтобы знать. Знать, что такие, как я, могут быть, и что мы из себя представляем. Ты же знаешь, жрец, как мы на это смотрим: лишнего и ненужного знания не бывает. Его всегда не хватает.

Жрец недовольно поморщился.

– И все? Только за этим?

– Я простой Ищущий, жрец, и Семеро не дают мне отчета в своих намерениях, – подумав, медленно заговорил ведун. – Но мне кажется, им не безразлична судьба остальных людей. Ведуны ведь, как ни крути, тоже человеческого рода. И нам не все равно, когда люди почем зря истребляются нежитью. Неприятная же правда состоит в том, что никакое, даже самое распрекрасное обучение, никакие тренировки не помогут простому человеку сравняться – хотя бы сравняться! – в силе и скорости с тем же волколаком. А против оборотня и колдовство бессильно, потому как нынешнее колдовство против Древнего… – ведун махнул рукой. – Вот тут и пригождаются такие, как я. Потому что иначе, что простому человеку остается? Царские Чистильщики в каждую деревню выезжать не станут. Да и не хватит их надолго, если они каждую неделю будут по облаве устраивать! Значит, остается роптать на жестокую судьбину, да уповать на вас, с вашим обрядом очищения, который помогает, – если это вообще можно назвать помощью! – хорошо, если в одном случае из двадцати!

Жрец нахмурился, но спорить не стал – очевидно, в горьких для него словах ведуна была изрядная доля правды.

– Ну что ж, – произнес Инциус после минутного молчания. – Будем считать, что все недомолвки и недопонимания остались позади. Теперь поговорим начистоту.

– Так ты, значит, рассчитывал, что Хранители решат принести Дар? – ведун внимательно посмотрел на собеседника. – Но, насколько я знаю, жрецы всегда неодобрительно относились к такому способу… хм, уничтожения оборотней.

– Это так, – кивнул Инциус. – Нельзя бороться со злом, подчиняя его себе. Но иногда бывают особые случаи… Тебя не удивляет, что я, Жрец Пятой Ступени, вот уже который год сижу в этой глуши, наставляя подручников простого князя? То есть делаю дело, которое обычно исполняют посвященные, не прошедшие даже третью ступень.

– И почему же?

– Все это началось давно. Очень давно, – проговорил жрец, прикрыв глаза. – Ты знаешь о том, что оборотни уже не впервые объявляются во владениях Рольфа?

– Я даже знаю, кто был одним из них, – тихо ответил ведун.

– Вот как? – Инциус удивился, но не так, чтоб очень. – Откуда? Ведь в тот раз никто из ведунов призван не был.

– Хранители следят за тем, что происходит в мире, – уклончиво ответил ведун.

– И им известно, кто убил того оборотня? Нет? Ну, так я скажу тебе! – Жрец торжественно выпрямился. – Оборотня убил Рольф.

– Князь Рольф убил оборотня? – недоверчиво переспросил ведун. – Убил свою собственную жену? Не может этого быть! Простому человеку не под силу убить оборотня!

– Под силу, – печально возразил Инциус. – Под силу, если сам оборотень не противится смерти. Рольф убил ее, когда она была в человеческом облике. Да и сделал он это не намеренно. Князь обратился к чернокнижнику, чтобы тот помог ему освободить жену от проклятья.

– Елки зеленые! – ведун сокрушенно покрутил головой. – Сколько еще глупцов бродит по просторам Тридолья! И ведь вроде образованный человек. Князь! Ну, а ты-то куда ж смотрел?

– А он со мной не советовался. Своим умом дошел, – Инциус развел руками. – Воистину: кто не хочет слушать – не услышит. А свой ум в чужую голову насильно не вложишь. Любил он ее… Голову от горя потерял.

– Н-да, наворотили вы дел, – заметил ведун.

– Моя вина, каюсь, – жрец свесил голову на грудь. – Не уследил. Не ожидал я от него такого. А в итоге Рольф не только не спас Ирину, но и на свою голову навлек беду. Да и не только на свою…

– Да, с чернокнижием шутки плохи, – согласился ведун. – А как он узнал, кто оборотень? От тебя?

– Нет, – жрец покачал головой. – Я был уверен, Ирина сама ему призналась.

– Жена князя призналась ему в том, что она оборотень? – ведун недоверчиво хмыкнул. – Чушь! Ты рассказываешь сказки, жрец. Когда человек понимает, что он оборотень, он уже никому в этом не признается. Просто не сможет этого сделать.

– Она призналась ему, – с нажимом повторил Инциус. – Она смогла. Ирина была непростой женщиной, она была дочерью Римона. Слышал ты о таком?

– Так, – ведун неопределенно покрутил пальцами. – Кое-что. Говорили, он был неплохим колдуном…

– Римон был одним из нас. Он был жрецом шестой ступени.

– Вот это новость! – ведун не смог скрыть удивления.

– Да, – кивнул жрец. – Это так. И Римон не был отступником. Так же, как и те, кто прошел этот путь до него. Он выполнял волю Совета. Сумрак наступает, ведун, и чтобы избрать правильный способ борьбы с ним, мы должны доподлинно знать, что он такое. И не смотри на меня так, ведун! В отличие от вашего Братства, мы не отказывались от веры! – вспышка раздражения миновала, и жрец снова заговорил спокойно. – Мы храним от людей немало вещей, оставшихся со времен Великого Сумрака. Есть среди этих вещей и колдовские книги. Странные это книги, ведун! Странные и страшные… непросто и опасно их читать. Но нашлись среди колдунов такие, кто добровольно, хотя и тайно, взялся помочь нам раскрыть древние секреты. По просьбе Совета они посвятили Римона в начала колдовских наук. Римон изучал древние книги, мы изучали Римона. Он смог сделать больше, чем все его предшественники. В отличие от Таврога, он держался до конца и не позволил колдовским морокам завладеть своей душой. – Жрец тяжело вздохнул. – Он почти подчинил их себе. Почти…

– Когда Римон понял, что уступает в этой борьбе, он покончил с собой. Его дочь Ирина появилась на свет в результате одного… хм, колдовского обряда. Рожденная колдуньей в нарушение всех жреческих заветов, она, как и следовало ожидать, унаследовала судьбу матери. Проще говоря, Ирина была урожденной колдуньей, или, как говорят в народе, ведьмой. А то, что отец ее пытался проникнуть в тайну Сумрака, лишь отяготило ее судьбу. Ирина становилась зверем против своей воли, но, в отличие от прочих несчастных, она с самого начала понимала, что с ней происходит…

Жрец нахмурился, лоб его избороздили глубокие морщины.

– Нам оставалось лишь наблюдать и ждать. Будучи дочерью жреца, Ирина все же нашла в себе силы бороться со злом, которое вселилось в нее еще до рожденья. Это была радостная весть для нас, но… – жрец совсем не радостно вздохнул. – Она призналась Рольфу, и он убил ее, пытаясь спасти. Мы не успели его остановить… если бы только он пришел за помощью ко мне, а не к этому… – Инциус горестно вздохнул. – Не посоветовавшись ни с кем, он сделал то, что считал нужным сделать. Я не виню его, им правили чувства, с которыми он не смог совладать. Он чувствовал ответственность за своих людей, он боялся за детей и не смог прийти ко мне, предав доверившуюся ему женщину. Он попал в ситуацию, в которой не каждому было бы по силам сделать правильный выбор. Рольф свой выбор сделал… То, что из всего этого вышло, надломило его дух. А потом мы почувствовали последствия общения с чернокнижником. По моему совету Рольф распродал все свои земли и перебрался сюда, за пределы царства, на самую границу людских земель. Князь полагает, что над его родом висит проклятье…

– И он не сильно ошибается, – заметил ведун. – Во всяком случае, по сути. Я не слыхал, чтобы хоть один человек из тех, кто прибегал к услугам чернокнижников, умер своей смертью. Да и тех, кого угораздило оказаться с таким рядом, счастливчиками не назовешь. Насколько я знаю, даже Хранители с большой осторожностью относятся к знанию Черных Книг.

– Доиграются когда-нибудь ваши Хранители, – жрец нахмурился, но в голосе его прозвучала скорее печаль, чем негодование. – И себя погубят, и всех нас заодно! С чернокнижием не осторожничать надо, а выжигать каленым железом! По сравнению с этой заразой даже колдовство кажется порой детской забавой…

– Что ж, – ведун вздохнул. – Раз Рольфу до сих пор приходится прятаться в этой глуши, полагаю, чернокнижника вы так и не нашли?

Жрец с унылым видом отрицательно покачал головой.

– А раз в опасности он, – продолжал рассуждать ведун. – В опасности и его дети. Потому-то вы и помогаете ему скрываться. Потому-то ты и здесь.

Инциус молча кивнул.

– Значит, вам нужны дети Ирины, – утвердительно закончил ведун.

– Да, – жрец поднял голову, глаза его сверкнули холодным огнем. – Римон сделал многое, но не все. Он не должен был оставить потомков, но коль скоро так случилось, и пока род его не пресекся, пока жива его кровь, у нас остается надежда на завершение начатого. В потомках Римона с рождения заложена способность противостоять колдовским силам, и пример Ирины тому порукой! Эти дети нужны не только нам, они надежда всего человеческого рода!

– А сам Рольф, он знает об этих ваших… – ведун покривился. – Замыслах?

– Нет, – покачал головой Инциус. – Он знает только то, что невозможно было от него утаить. Боюсь, однако, что и это стало для него слишком тяжелой ношей.

– Дети ведьмы… – ведун сорвал новую травинку и сунул ее в рот. – Ты знаешь, кто из них?

– А ты? – вопросом на вопрос ответил жрец.

– Нет, – помедлив усмехнулся ведун. – Не стану скрывать: я в замешательстве. Я здесь третий день. Обычно к этому времени уже появляются какие-то наметки, а тут – полное неведение и никаких намеков.

– Так может, это пришлый? – с надеждой спросил жрец. – Чужак не из здешних мест. Или все-таки кто-то из деревенских Места здесь глухие, недобрые места. Любой человек мог попасть под Древнее Заклятье.

– Мог, – ведун задумчиво покивал. – Мог любой. Но почему я этого любого до сих пор не учуял – вот загадка. Складывается такое впечатление, что этот оборотень совсем не оставляет следов.

– Может, ты потому ничего не чуешь, что с последнего полнолуния прошло слишком много времени? – осторожно предположил жрец.

– Нет. В таких делах время не играет особой роли. Тут что-то другое…

– Как бы то ни было, а рисковать мы не можем, – заключил жрец, не дождавшись от ведуна дальнейших объяснений. – На сегодняшний день дети князя – наша единственная ниточка, ведущая к тайне Повелителей Ужаса. Оборотни они или нет, мы не должны их потерять.

Налетевший с ясного неба порыв ветра качнул дерево, под которым расположились жрец и ведун. В кроне что-то заскрипело, листва взорвалась тревожным шелестом, кузнечики испуганно смолкли.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил ведун после долгой паузы.

– Не убивай этого оборотня! – горячо откликнулся жрец. – Этого нельзя делать.

– А если это не они? – тихо спросил ведун. – Не княжеские дети?

– И как мы об этом узнаем, если ты сам признаешь, что ничего не чуешь?! – вскинулся, воскликнул жрец. – Поглядев после всего на мертвого оборотня? Так не пойдет!

– Тогда я не понимаю, зачем вообще ты обращался за помощью к Хранителям? Хотя, да – ты же ждал другого…

– Не обратиться за помощью я не мог. Не мог я оставить на растерзание чудовищу подручников князя! – с чувством воскликнул жрец. Ведун внимательно посмотрел в глаза Инциусу, и ему показалось вдруг, что если бы это зависело только от него самого, жрец именно так и поступил бы.

– И я не просто ждал, я просил. – продолжил между тем Инциус. – Но ваши Хранители приняли другое решение. Теперь я прошу о помощи тебя!

– А как же подручники князя, которых ты вроде бы не можешь отдать на растерзание чудовищу? – с холодным прищуром поинтересовался ведун.

– Ты не понимаешь! – с неподдельным отчаянием воскликнул Инциус. – Иногда нам приходится приносить жертвы…

– Точно, не понимаю, – согласился ведун. – И люди вон в той деревне тоже вряд ли поймут, почему они должны принимать лютую смерть в пасти оборотня, если этого запросто можно избежать. Не поймут они, хоть убей, за какие такие великие цели должны жертвовать своими детьми и близкими. О которых, к слову сказать, и ты сам вроде бы так сильно пекся!

Жрец бессильно махнул рукой и отвернулся в сторону. Ведуну показалось, что глаза Инциуса подозрительно заблестели.

– Если я сделаю так, как говоришь ты, что это изменит? – негромко спросил ведун.

– У меня будет время! – жрец повернулся и решительно сдвинул седые брови, во взгляде его снова зажглась надежда. – Я постараюсь убедить Совет обратиться за помощью к Семерым.

Ведун посмотрел на жреца с нескрываемым удивлением.

– Да-а, – протянул он задумчиво. – Видать, и в правду все серьезно, раз уж до этого дошло. Думаешь, ваш Совет и Семеро сумеют договориться?

– Не знаю, ведун! – Инциус раздраженно дернул плечом. – Ничего я не знаю! В чем можно быть уверенным, когда дело идет о Семерых? Вот ты говорил, что в знаниях ведунов нет никакой тайны. Тогда почему Семеро скрывают даже свои имена? Почему избегают встреч? Почему не отвечают тому, кто ищет их помощи?!

Ведун искоса глянул на жреца и покачал головой. Судя по последним словам Инциуса, тот уже пытался – и, скорее всего, без одобрения Жреческого Совета – вступить в контакт с Кругом Семерых, с Изначальным Кругом ведовского братства. Ведун подозревал, – и не без оснований! – что за такое своеволие жрецы не погладили бы по головке даже посвященного пятой ступени.

– Ты ошибаешься, Инциус, – голос ведуна зазвучал мягче. – Семеро не скрывают свои имена, у них просто нет имен. Что же до встреч и просьб… Семеро встречаются с теми, кого хотят видеть, и избегают тех, кого видеть не хотят. Разве не все люди поступают так же?

– Они – не все, – угрюмо отрезал Инциус. – Но пусть даже и так! Попасть на Жреческий Совет человеку со стороны тоже непросто. Согласен! Но вот ты, ведун, пусть ты и простой Ищущий, но ты член ведовского братства. Можешь ты, буде возникнет такая потребность и желание, встретиться с теми, кто вашим Братством управляет?

– Семеро не управляют братством, – поправил Инциуса ведун. – Они создали его, но сами они в него не входят.

– Пустые слова! – жрец отмахнулся с кислой усмешкой. – Если Семеро прикажут, Хранители никогда не посмеют их ослушаться!

– Хранители, скорее всего, сделают так, как скажут Семеро, – легко согласился ведун. – Потому что глупо пренебрегать советом мудрого. Однако здесь не будет подчинения приказу, потому что самого приказа никогда не будет.

– Эх, ведун… – жрец махнул рукой и уныло вздохнул. – Что ты знаешь о Семерых…

– Думается мне, что не меньше твоего, – улыбнулся ведун. – Когда-то они были одними из вас. Они были жрецами, посвященными высшей ступени. Больше того – они входили в Жреческий Совет. И узнав все, что доступно жрецам, они избрали иной путь…

– Да… – Инциус горько вздохнул. – За всю историю нашей веры они были первыми и, надеюсь, единственными, кто, узнав Истинные Имена Богов, отрекся от Них. Они решили, что законы веры ограничивают их свободу, и сочли служение Богам добровольным рабством!

– А разве это не так? – невозмутимо поинтересовался ведун. Погруженный в свои невеселые мысли, жрец не расслышал его слов. Или сделал вид, что не расслышал…

– Они оставили путь веры и выбрали путь… «познания»! – последнее слово жрец процедил так, как будто оно было самым грязным из известных ему ругательств.

– А что плохого ты видишь в познании, жрец? – сухо осведомился ведун.

– Да ничего! – горячо воскликнул жрец. – Знать нужно, ибо вера без знания – суть огонь, пожирающий все без разбора! Нужно знать даже Зло, ибо иначе нельзя с ним бороться! Но знающий силу зла не должен использовать ее в своих целях, иначе и сам он становится злом. В познании нужно видеть границу, переступать которую нельзя ни при каких условиях, и границу эту может определить только вера!

– А, по-моему, наибольшую опасность таит в себе как раз ограниченное, неполное знание, – спокойно заметил ведун. – Человек, который точно знает, как причинить зло другому или самому себе, уж во всяком случае никогда не сделает этого случайно или нечаянно.

– Но он может сделать это намеренно! – возразил жрец.

– Свобода это всегда риск и неопределенность, – ведун пожал плечами. – По-другому не бывает. А тому, кто выбирает надежность, никак не обойтись без цепей. Так было всегда, и вряд ли когда-нибудь будет по-другому. Однако с твоих же слов выходит, что зло таится не в знании, а в душе человека. Ведь мочь и делать это далеко не одно и то же! Я, например, легко могу проломить кулаком доску толщиной в вершок, и, думается, так же легко я мог бы проломить и человеческую грудь. Однако я никогда в жизни этого не делал!

– Но ты можешь это сделать! – гнул свое жрец. – И значит, рано или поздно ты станешь опасен для окружающих тебя людей! Потому что Злое затягивает человека. Поддержание света требует сил, тьма же наступает сама собой. Легок путь Зла, и несть числа соблазнам его…

– Бывает и так, – согласился ведун. – Но все же, кажется мне, что ты слишком уж низко ценишь людей! Вряд ли большинству из них придется по душе сидение в темноте. Твое Зло затягивает лишь слабых и ленивых, а соблазнам его поддаются глупцы, не ведающие, какую цену им придется за это заплатить. А что такое глупость, жрец, как не ограниченное знание? Даже полное неведение не так опасно, как полузнание. Вот и получается, что рассекая по своему усмотрению единую истину на части, вы сами же и создаете зло, с которым потом пытаетесь бороться!

Лицо Инциуса пошло красными пятнами, однако он сдержал свое негодование и, стиснув челюсти, не произнес ни звука. Ведун это оценил и, уходя от трудной для них обоих темы, вернул разговор в изначальное русло:

– Если эти дети так важны для вас, почему вы не заберете их себе? – спросил он, глядя в сторону. – Держали бы их в какой-нибудь своей общине и делали бы с ними все, что хотели.

– Князь не отпустит их.

– Так возьмите силой. Вы же можете!

– Ведун! – жрец болезненно поморщился. – Я НЕ МОГУ объяснить тебе всего. Поверь, это просто не в моих силах. Но мы не можем забрать этих детей, мы не можем приказывать Рольфу!

– Почему? – не отступался ведун.

– Потому что это против воли Богов! И больше не спрашивай меня об этом. Боги являют свою волю, не объясняя ее смысла тем, кто вряд ли сможет его понять. Мой разум недостаточно вместителен для этого! Я просто знаю, что все должно идти так, как идет. Поверь мне, ведун! И уходи. Оставь все, как есть, скажи князю, что не можешь исполнить его волю! И передай наш разговор вашим Хранителям. Может, узнав обо всем, они изменят свое решение.

– Я бы на это не рассчитывал, – ведун поджал губы и с прищуром глянул на Инциуса. – Что до князя… Я слушал его речи, и у меня сложилось впечатление, что он знает о Даре. Если и не все, то уж кое-что определенно. Интересно было бы услышать, от кого он об этом узнал? А?

Инциус угрюмо насупился.

– Жрец, жрец, – ведун со вздохом покачал головой. – И ведь именно ты только что говорил мне о том, что знание может стать источником великих бедствий!

– Не понимаю, о чем ты, – ледяным тоном сообщил жрец.

– Инциус, не делай вид, что глупее, чем есть на самом деле, – посоветовал ведун. – У тебя это плохо получается. Я могу понять, зачем ты рассказал князю о Даре. Чтобы, если что, сделать его своим союзником, через него посильнее надавить на меня. Ты ведь наверняка постарался посеять в его душе самые мрачные подозрения. Теперь Рольф приходит в ужас от одной мысли о том, что оборотнем может быть кто-то из его детей, и готов пойти на все, лишь бы оттянуть развязку. Но ты-то, Инциус, ты хоть пытался отвлечься на минуту от своих жреческих забот и подумать о том, к чему твоя откровенность может привести в будущем?

– А к чему же она может привести? – упрямо сдвинув брови, поинтересовался Инциус.

– Хочешь, чтоб я рассказал тебе, что будет, если по Тридолью поползут слухи о том, что проклятье оборотня можно снять человеческой жертвой? И хуже всего то, что это снова будет лишь часть правды, а остальное людям придется домысливать самим! Представляешь, ЧТО они надомысливают? Я частенько замечал, что многие люди отчего-то искренне полагают, что благородство и жертвенность несовместимы с трезвым расчетом. Они почему-то искренне верят в то, что должны действовать не иначе как по велению сердца, а в результате их благородство зачастую больше походит на отчаянное безрассудство и откровенную глупость. Как, по-твоему, сколько сыщется глупцов, готовых пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти тех, кто им дорог? А сколько подлецов, готовых с той же целью пожертвовать чужими жизнями?

– Рольф никому не расскажет, – уверенно проворил жрец.

– Может быть, может быть, – покивал ведун. – Но ведь знаешь, как говорят: «что знают двое, знает свинья». Я не спрашиваю тебя, откуда ты узнал о Даре, но раз знаешь ты, значит, знают и другие жрецы. Ты рассказал Рольфу, другой расскажет кому-то еще, и пошло – поехало…

– Возможно, я был неправ, – опустив голову, признал жрец после некоторой заминки. – Боюсь только, что если все пойдет так, как задумал ты, то очень скоро моя ошибка уже не будет иметь никакого значения. Тем из людей, кто останется в живых, будет уже не до этого…

Ведун поморщился:

– Я не верю в конец Света, жрец! Наш Мир пережил многие потрясения, однако же он стоит, как и стоял. Мир слишком велик и сложен, сомневаюсь, что мы когда-нибудь увидим его конец!

– А кто говорит о конце Мира? – тихо проговорил жрец. – Это будет «всего лишь» конец человеческого рода. Все, что люди успели отвоевать у Сумрака, снова перейдет под его власть, и единственными властителями всех наших земель снова станут Повелители Ужаса. Тридолье станет вторым Глухолесьем. Ты можешь верить или не верить, но оглянись вокруг. Раскрой глаза! Даже ваши Хранители не отрицают того, что Мир меняется. Зимы в Тридолье с каждым годом становятся все холоднее и бесснежнее, а каждое следующее лето – суше и жарче предыдущего. Нелюдь заполонила приграничные земли, и это уже совсем не та нелюдь, с которой мы сжились, к которой привыкли. Здесь, на севере, это еще не так заметно, а ближе к югу страшно сказать, что творится. Домовые насмерть душат спящих, воруют детей – скажи-ка, для чего? – полевики изводят скотину, лешаки губят охотников и лесорубов, русалки почем зря путают сети и топят рыбаков. Кикиморы вылезают из своих болот и пробираются по ночам в деревни – тоже не в салочки поиграть. Из пещер Красногорья, из Глухолесья в Зелонодол выходит все больше нежити. В Приозерье, по слухам, появляются водяные змеи по пятидесяти локтей длиной! Все больше людей превращаются в оборотней, все больше покойников становятся упырями в считанные часы после смерти! Да что я тебе рассказываю! Ты ведь, наверняка, знаешь обо всем этом лучше моего. Так скажи мне, когда такое было? Что ты скажешь на это, ведун?

– Я мог бы ответить тебе, жрец, но вряд ли в этом есть смысл. Мы не поймем друг друга. Я не верю в Светлых Богов, а значит, не верю и в Повелителей Ужаса. Потому что одно не может существовать отдельно от другого. У палки не может быть только один конец. Я уже говорил тебе – Мир слишком сложен, чтобы мы могли до конца его постичь. Лето в нем сменяется зимой, день ночью, на смену изобилию приходят скудные и тяжкие времена. Но никому же не приходит в голову считать каждый закат наступлением вечной Тьмы! Если солнце сегодня сядет, это не значит, что завтра оно не взойдет.

– Так каков будет твой ответ? – мрачно нахмурившись, осведомился жрец.

– Я не знаю, что есть истина, – ведун стряхнул щелчком букашку с колена. – Как не знает никто из живущих. Меня учили доверять своему сердцу и делать то, что оно подсказывает, но не забывая советоваться с разумом. Я убью этого оборотня, даже если завтра ты принесешь мне царский указ, запрещающий это делать.

– Ну что ж, – жрец безнадежно вздохнул и сник. – Я сделал все, что мог, и не моя вина, что ты остался глух к голосу правды. Последняя просьба, ведун. Расскажи мне о Даре. О том, как его понимают ведуны.

– Зачем тебе? – уже поднявшийся было, ведун снова сел и удивленно посмотрел на жреца.

– Я хочу знать, – жрец упрямо склонил голову.

– Ты безумец, Инциус, – предупредил ведун. – У тебя все равно ничего не выйдет.

– Я хочу знать, – повторил жрец. – Я рассказал тебе много такого, о чем мог бы и промолчать, и теперь прошу об ответной услуге. Неужели это так много? Ты же сам говорил, что полуправда хуже полного неведения, так расскажи мне всю твою правду!

– Знаешь, Инциус, чужая правда чаще вредит, чем помогает человеку, особенно если она сильно отличается от его собственной. Пути ведунов мало кому известны. Но не потому, что мы таимся, а потому, что мал кто в здравом уме хочет их узнать. А из тех, кто хочет, лишь немногие могут понять.

– Помню! – Жрец криво усмехнулся. – Я – дырявый горшок. Думаешь, не пойму?

– Думаю, я не смогу тебе объяснить. Потому что я и сам не понимаю этого до конца. Мои знания – это ничтожная капля в бесконечном ливне. Большее мне пока недоступно.

– Ну так расскажи то, что знаешь! Быть может, мне хватит и этого.

– Ну как знаешь, – сдался ведун. Жрец потихоньку сунул руку под плащ и незаметно зажал в кулаке какой-то небольшой предмет.

– Начнем, пожалуй, с того, – заговорил ведун, собравшись с мыслями, – что никакой это на самом деле не Дар. Просто в нашем языке нет более подходящего слова. Хранители называют это «эйльх‘нуэм».

– Язык морских русалов, – кивнул жрец. – Да, в человеческих языках этому трудно подобрать соответствие.

– Сдается мне почему-то, что ты знаешь о Даре не меньше моего, – заметил ведун, с подозрением глянув на жреца. – К чему тогда весь этот разговор?

– Я многое знаю о Даре, – помедлив, признался жрец. – И многое мне непонятно. Я надеюсь, твой рассказ поможет мне понять больше, ибо твое знание отличается от моего. Так же, как знание повара о том или другом кушанье отличается от знания того, кто ест его стряпню.

– Ну, насчет повара, это ты, пожалуй, преувеличил, – усмехнулся ведун. – Но, коли есть охота, слушай. Не знаю уж кто и когда первым принес Дар, и как он до этого додумался, думаю, и по сей день вряд ли найдется много людей, которые понимали бы смысл этого действа до конца. Это просто действует, и все тут. Говорят, Дар просто сбивает проклятье с толку. Когда оборотню добровольно отдают то, что он должен брать силой, заклинание вроде как ломается, меняет свои свойства. Так говорил мой наставник, но я не думаю, чтобы он был в этом так уж твердо уверен.

Голос ведуна стал глуше, погрузившись в воспоминания, он сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой невидящим взглядом. Жрец затаил дыхание, чтобы ненароком не потревожить забывшегося собеседника. Осторожно протянув руку, он раскрыл ладонь над затылком ведуна, а потом, не касаясь, провел ей вдоль его спины.

– Дар это не просто пролитая кровь, это слияние душ, это состояние духа, настроение, которое один человек передает другому. Человек, приносящий Дар Чистой Крови, должен освободиться от всех корыстных помыслов. Он не должен ничего желать ни для себя, ни для того, кому приносит Дар. Одно время я думал, что способность принести Дар рождается любовью, – ведун медленно покачал головой. – Это не так. Человеком, приносящим Дар, движет не любовь, а понимание того, что такова его судьба. Судьба, которую он сам для себя выбрал, чтобы потом без раздумий и сожалений следовать ее воле. Человек, приносящий Дар, следует своей судьбе, не подчиняясь ей, но сливаясь с ней в единое целое. Дар нельзя не принести, и потому невозможно отказаться его принять. Но Дар это не дань, не плата, не жертва. Это – …эйльх‘нуэм. Дар это свойство человека, который видит мир не так, как другие. Человека, способного поделиться своим виденьем с другими, пусть даже и ценой собственной жизни…

Ведун прикрыл глаза, и губы его тронула странная улыбка, в которой смешались сожаление и наслаждение. Жрец неуверенно, будто через силу, вновь протянул руку и коснулся затылка ведуна. И тут же, вздрогнув, отдернул ладонь и, скривившись от боли, схватился за сердце. Ведун открыл глаза и с удивлением, будто не узнавая окружающее, огляделся вокруг.

– Вижу, ты до сих пор не можешь к этому привыкнуть, – заметил жрец, через силу придавая лицу равнодушно-задумчивое выражение.

– Твоя правда, – ведун зажмурился и провел ладонью по лицу. – К этому нельзя привыкнуть.

– А как Хранители выбирают достойного, того, кто должен принять Дар? И зачем вообще они это делают?

– Повторяю еще раз, – ведун устало вздохнул. – Точно не знаю. Иногда мне кажется, что для Хранителей принесение Дара это просто еще один способ приобщиться к Неведомому. А уничтожение чудовищ и спасение человеческих жизней это просто довесок, не имеющий в их глазах особой ценности. Скорее всего, я ошибаюсь, но кто знает?.. И как они выбирают тех, кому будет принесен Дар, мне тоже неведомо. И опять-таки не потому, что это тайна, а потому, что, вернее всего, ничего не понял бы, даже возжелай они все мне растолковать. Так что если интересно, спроси у них сам.

– Я бы, может, и спросил, – жрец криво усмехнулся. – Но уж мне-то они точно не возжелают разъяснять.

– Ну, значит, так тому и быть, – подытожил ведун, вставая. Не говоря больше ни слова, он, выписывая широкий зигзаг и притормаживая на поворотах, короткими перебежками двинулся вниз по крутому склону.

Жрец сидел и смотрел ему вслед. Морщины у него на лбу постепенно разглаживались, и лицо его, как ни странно, принимало если не довольное, то, во всяком случае, вполне умиротворенное выражение. Разжав потную ладонь, жрец явил миру меленькую семиконечную звездочку с неравными лучами – точную копию знака жреческой касты, вышитого на его парадном плаще. С искусством, недоступным рукам человеческих мастеров, звездочка была вырезана из цельного алмаза идеально чистой воды. Дрожащей рукой жрец спрятал звездочку куда-то под плащ и облегченно перевел дух.

Ветер, единожды подув, снова утих, но, несмотря на тишь, листья над головой жреца снова зашелестели. Из кроны дубка вылетела большая, похожая на ворона птица и, раскинув широкие крылья, поплыла над долиной в ту же сторону, куда удалился ведун.

Жрец проводил птицу странной улыбкой, вздохнул, развернулся и, помогая себе руками, сноровисто полез вверх по склону.