Голливудские триллеры. Детективная трилогия Брэдбери Рэй
Кто-то где-то выстрелил из невидимой и беззвучной пушки. От этого выстрела половина здания обрушилась.
— Звучит так, словно взорвали причал Вениса, — сказал Генри.
— Точно.
— Или будто развалились «американские горки».
— Точно.
— Или как в тот день, когда выдирали рельсы большого красного трамвая.
— Точно.
Затем рухнула оставшаяся часть дома.
— Пошли, Генри, — сказал я. — Пойдем-ка домой.
— Домой, — произнес слепой Генри и радостно кивнул. — У меня никогда не было дома. Хорошо звучит.
Я пригласил Крамли, Роя, Фрица, Мэгги и Констанцию на прощальную вечеринку, перед тем как родственники Генри приедут и увезут его в Новый Орлеан.
Громко играла музыка, пиво лилось рекой, слепой Генри в четырнадцатый раз торжественно пересказывал историю с обнаружением пустой могилы, а Констанция, полупьяная и полураздетая, кусала меня за ушко, и тут дверь моей убогой хижины распахнулась./p>
Послышался голос:
— Я прилетела ранним рейсом! Пробки на дороге чудовищные. А, вот вы где! Тебя я знаю, и тебя, и тебя.
И тут Пэг встала в дверях, указывая пальцем.
— А это что еще за полуголая дамочка?! — закричала она.
«Кладбище для безумцев» (1990) вместе с романами «Смерть — дело одинокое» (1985) и «Давайте все убьем Констанцию» (2002) входит в своеобразную мистическую трилогию, связанную не столько общим сюжетом, сколько действующими во всех трех романах персонажами, в том числе и фигурой рассказчика, которому Брэдбери, несомненно, подарил часть своей подлинной биографии.
Действие мистического детектива происходит в Голливуде, в 1954 году, примерно в тот период, когда сам писатель работал в качестве сценариста над фильмами «Пришелец из космоса» (It Came from Outer Space, 1953) и «Царь царей» (King of Kings, 1961). Сюжетно эти фильмы также перекликаются с теми вымышленными кинокартинами, съемки которых описаны в романе.
Вообще, «Кладбище для безумцев» изобилует отсылками к голливудским реалиям, что отражено в примечаниях. Конечно, нельзя сказать, что за каждым вымышленным именем и названием скрывается реальный человек или место, тем не менее под многими из них угадываются конкретные прототипы. Так, киностудия «Максимус», вобравшая в себя характерные черты многих гигантов Голливуда (например, «Метро-Голдвин-Майер»), внешне очень напоминает знаменитую «Парамаунт пикчерз». Действительно, территория «Парамаунта» примыкает своей задней стеной к кладбищу «Холливуд форевер» (Hollywood Forever Cemetry), где покоится прах многих голливудских звезд. Да и описание ажурных ворот в испанском стиле не оставляет никаких сомнений в том, что Брэдбери «списал» их именно с «Парамаунта». За образами Роя Холдстрома и Фрица Вонга угадываются друзья писателя Рэй Харрихаузен и Фриц Ланг. Что касается Арбутнота, его можно назвать собирательным образом киномагната голливудского золотого века.
«Кладбище для безумцев» — настоящая энциклопедия Голливуда 30–50-х годов прошлого века, что делает этот роман не просто увлекательным, но и познавательным чтением.
О. Акимова
Давайте все убьем Констанцию
Эту книгу я посвящаю с любовью своей дочери Александре, без которой третье тысячелетие могло бы и не наступить вовсе. А также Сиду Стебелу — с любовью и благодарностью.
Глава 1
Была темная грозовая ночь[360]. Та самая, на которую лучше всего клюет читатель.
Мне ведь не жалко. Грозовая — так грозовая. Небо раскалывалось от молний, а в каналы калифорнийской Венеции[361] обрушивались потоки воды. Дождь, который лениво моросил с самого утра, к вечеру решил взять реванш. На пляже не осталось ни души, во всех бунгало были захлопнуты ставни — город как вымер. Одни только совы зловеще мелькали в голубых вспышках, призывая Смерть… Да и кого еще можно было призвать из этого буйства стихии? Очень скоро выяснилось, что кое-кто бежит впереди Смерти…
Внезапный стук в фанерную дверь бунгало заставил меня вздрогнуть.
Я как раз прилег на печатную машинку, пытаясь победить бессонницу: кто-то для этого считает овец, я же — раскапываю могилы. И вот, сижу я в очередной яме, кругом гроза, и вдруг в крышку гроба кто-то стучит…
Открываю дверь и вижу — Констанция Раттиган.
Та самая Раттиган — которую знают все.
Стоит под молниями — и они фотографируют ее со вспышкой. Вот есть Раттиган, а вот нет Раттиган… Вот — есть, вот — нет.
Вот — есть… Вспышка выхватывает из темноты загорелое тельце морского котика, в котором каким-то загадочным образом уместились сорок лет радостей и невзгод. А вот — уже нет… Наверное, поплыла за буйки по рассветной дорожке — чтобы вечером вернуться по закатной. То она в океане — подпевает хору морских зверей… То загорает обнаженной в своем бассейне, зажав по мартини в каждой руке. А то метнется в подвал, в киноаппаратную — в очередной раз любоваться на себя, увековеченную в компании с призраками Эриха фон Штрогейма[362], Джека Джилберта[363] и Рода ля Рока[364], которые послушно бегают по потолку и беззвучно смеются, стоит нажать кнопку… Думаете, она еще там? Черта с два. Вон она, вдалеке, скользит на доске по волнам прибоя[365]… Чем быстрее движется мишень, тем труднее в нее попасть. Ни Время, ни Смерть не смогут за ней угнаться.
Констанция.
Раттиган.
— Господи, ты-то откуда здесь? — кричит она, пытаясь перекрыть грозу.
И невозможно понять: дождь у нее на лице — или слезы…
— Господи, да ты сама-то откуда?
— Отвечай на вопрос!
— Мэгги уехала на восток на конференцию учителей. А я тут пытаюсь закончить новый роман. Дома — тоска смертная. Бывший хозяин сказал, бунгало на море свободно — приезжай и пиши. Вот я и приехал. Господи, Констанция, заходи скорей, ты же промокнешь!
— Я и так уже вся промокла. Отойди с прохода! — говорит она. А сама не двигается с места.
И чем дольше она там стоит, под молниями, тем сильнее, с каждой новой вспышкой, становится похожа на ту женщину, которую я знал раньше… Как будто пленку с призраками в киноаппаратной кто-то запустил задом наперед и она прокручивается прямо через их жизни — фон Штрогейма и всех остальных.
Дальше, дальше — и вот уже передо мной маленькая девочка, прижимающая к груди черный портфель. Она дрожит от холода, глаза ее полны вселенского ужаса. И теперь уже невозможно поверить, что это она — сама Раттиган, легендарная звезда экрана… Собственной персоной явилась ко мне ночью в разгар грозы.
— Ну, заходи же! — повторил я.
— Так пропусти!
Она повисла на мне и впилась в мои губы страстным поцелуем — как будто в рот засунули ириску со вкусом морской воды. Побежала в комнату, потом с полпути вернулась и поцеловала меня еще раз — в щеку.
— А в этом что-то есть… — сказала она. — Но все потом. Сейчас у меня шок…
Прямо в мокрой одежде Констанция запрыгнула с ногами на диван и подтянула колени к подбородку. Зубы у нее стучали. Пришлось срочно снять с нее платье и завернуть ее в большое полотенце.
— Ты так со всеми женщинами поступаешь? — спросила она, пытаясь унять озноб.
— Только с теми, которые заявляются ночью в грозу.
— Пожалуй, не стоит рассказывать об этом Мэгги.
— Будет тебе, расслабься, Раттиган.
— Эту фразу я слышу всю жизнь, от всех своих мужиков. После нее обычно следует удар в самое больное место. Или осиновый кол.
— А ты стучишь зубами от холода или от страха?
— И то и другое… — Она в изнеможении откинулась на диван. — Всю дорогу бежала. Не думала, что ты здесь, ты же съехал сто лет назад. Как же хорошо, что я тебя застала! Ты должен меня спасти.
— Боже праведный, от чего еще?
— От смерти.
— Насколько я знаю, от этой штуки спастись еще никому не удавалось.
— Господи, ты опять в своем репертуаре! Я лично умирать не собираюсь. Я хочу жить вечно!
— Звучит почти как молитва. Спустись на землю, Констанция.
— Но ты тоже будешь жить вечно. В своих книгах!
— Лет сорок, может, протяну.
— Целых сорок лет! Может, со мной поделишься?
— Могу пока поделиться выпивкой. Что тебе уж точно не помешает, так это выпить и успокоиться.
Я откопал на кухне полбутылки Cold Duck[366].
— Бр-р, что это?
— Извини, виски не держу. Только дешевое писательское пойло. Попробуй.
— Ну и отрава. — Она пригубила и поморщилась. — Быстрее! Дай что-нибудь запить!
В крохотной ванной я нашел фляжку с водкой, которую держал для бессонных ночей. Со словами: «Ну, иди же к мамочке!» — Констанция схватила ее и судорожно отпила.
— Стоп, стоп… — сказал я.
— Ладно, авось не помру. — На сделала еще пару глотков и отдала мне фляжку. — Спасибо Господу.
Она откинулась на подушки.
— Хочешь знать, от кого я убегала?
— Погоди… — Я схватил бутылку Cold Duck и немного отхлебнул. — Теперь говори.
— Это была смерть, — сказала Констанция.
Глава 2
Я начал жалеть о том, что во фляге оказалось так мало водки. Теперь меня тоже трясло. Включив газовый обогреватель, я еще раз обыскал кухню и обнаружил бутылку Ripple.
— О господи! — вскричала Раттиган. — Это же тоник для волос! — Она отпила, и ее передернуло. — На чем мы остановились?
— На том, что ты убегала.
— Убегала от того, от чего не убежишь…
Входная дверь несколько раз дернулась от ветра.
Я взял Констанцию за руку и не отпускал, пока все не стихло.
После этого дрожащими пальцами она залезла в свою черную сумочку и достала какую-то книженцию.
— Взгляни.
«Телефонный справочник Лос-Анджелеса, 1900», — прочел я и присвистнул.
— Как ты думаешь, почему я его принесла?
Я открыл справочник и сначала пролистал всех на «А», потом дошел до «Г», перекинулся на «М», потом на «Т»… и везде были фамилии, фамилии, имена, фамилии — и все из другого столетия…
— Ты только вдумайся, — сказала Констанция.
Я вернулся в начало. Все на «А» — Александер, Альберт и Вильям. Б — Берроуз.
— Ну да, бодрит, — сказал я, — 1900-й год. А сейчас 1960-й. — Я взглянул на Констанцию, которая выглядела бледной, несмотря на сильный загар. — Вряд ли кто-то из этих людей еще жив. — Я указал глазами на список. — Им уже не позвонишь. По сути, это…
— Что — это? Ну, говори.
— Книга мертвых.
— Угадал.
— Книга мертвых из Египта. Прямо из гробницы.
— Ага, из могилы, — невесело усмехнулась Констанция.
— Тебе кто-то ее прислал? — спросил я. — А записка прилагалась?
— Записка?
Я снова полистал справочник.
— Впрочем, все и так ясно. Поскольку их всех уже нет в живых, это означает, что…
— Что и мне тоже пора, — сказала Констанция.
— Стать последней в реестре Книги мертвых?
— Да.
Я вздрогнул и поднял температуру на обогревателе.
— Но это же ужасно.
— Да, ужасно, — сказала она.
— Вообще, телефонные книги — это такая штука… Я, бывает, даже плачу над ними. Во всяком случае, Мэгги так говорит. Они же разные бывают, эти телефонные книги. Все зависит от…
— Еще какие разные, — перебила меня она. — Вот, взгляни…
Она достала из сумки еще одну черную книжечку, поменьше. Записную.
Я открыл ее и прочел: «Констанция Раттиган». Дальше шел адрес ее дома на побережье. А потом, как положено, начинались все на «А».
— Абрам, Александр, Аллен… — Я огласил весь список и перешел на «Б». — Болдуин, Брэдли, Бенсон, Бус…
Я невольно похолодел.
— Это же все твои друзья… Я их всех знаю… знал.
— Вот именно.
— Почти все уже лежат на Форест-Лаун[367]. Хорош блокнотик… Прямо книга погребений какая-то.
— Поверь мне, это в сто раз хуже, чем справочник 1900 года.
— Почему?
— Потому что я собственноручно выкинула ее — сто лет назад. После того сериала — «Голливудские слуги» — я уже не могла вычеркивать имена выбывших. Просто рука не поднималась. А мертвецов в списке становилось все больше. В конце концов я решила, что книжка мне больше не понадобится. Конечно, немного живых там еще оставалось… Но я все равно ее выкинула. И вот теперь, представь, она ко мне вернулась. Я обнаружила ее сегодня, когда пришла с моря.
— О господи, ты еще и плавала в такую погоду?
— Мне без разницы — солнце или дождь. Пришла вечером с моря — а они там лежат — во дворе. Загробный подарочек.
— И никакой записки?
— А что здесь комментировать? Все и так ясно.
— Да уж… — Я взял в одну руку фолиант 1900 года, а в другую — записную книжку Раттиган. — Две Книги почти мертвых — да простят меня, если кто там есть живой.
— А они там есть, — сказала Констанция. — Посмотри — вот… И здесь тоже. И еще здесь.
На трех страницах она показала мне имена, обведенные красной ручкой — и рядом с каждым был нарисован крест.
— Они что — какие-то особенные? — спросил я.
— Да, особенные. Смерть их пометила. Крестом — ты же видишь.
— Пометила тех, кто скоро умрет?
— Да! Нет! Не знаю! Но я там тоже есть. Смотри.
Ее имя на первой странице тоже было обведено красным и снабжено крестом.
— Книга мертвых — плюс список тех, кто скоро ее пополнит?
— Вот ты ее держишь — ты ничего такого не чувствуешь?
— Холод чувствую, — сказал я. — Она прямо ледяная.
Дождь стучал по крыше…
— И кто бы это мог учинить такое с тобой, Констанция? У тебя есть какие-нибудь версии?
— Сто миллионов версий… Ну ладно, пусть будет девятьсот. Десятком меньше, десятком больше…
— Не слишком ли широкий круг подозреваемых…
— Для тридцати-то лет? Как бы не маловато…
— Маловато?!
— Они же выстраивались в очереди.
— Надо было не пускать!
— Они все кричали: Раттиган!
— Надо было не слушать.
— Может быть, это сделали баптисты?
— Ох…
— Ну, хорошо. — Она последний раз припала к бутылке и поморщилась. — Ты поможешь мне найти эту сволочь — или двух сволочей, если эти Книги мертвых пришли с разных концов?
— Я не сыщик, Констанция.
— Помню, помню… Как ты чуть не утонул в канале с этим психопатом Чужаком.
— Ну и что?
— И как ты лазил на Нотр-Дам вместе с Горбуном из студии «Феникс». Просто мама дорогая…
— Надо поспать. Утро вечера мудренее…
— Вот еще — поспать! А кто будет обнимать старые кости?
Она вдруг схватила обе Книги мертвых, подбежала к двери и распахнула ее с явным намерением забросить их прямо туда — в разверстую черную пасть стихии.
— Эй, подожди! — крикнул я. — Если я захочу тебе помочь, они мне понадобятся!
— То-то же! — Она закрыла дверь. — Ну что — теперь в кровать и обниматься? Только без физкультуры…
— Да у меня и в мыслях не было, — сказал я.
Глава 3
Ровно в два сорок пять чудовищная молния ударила в землю рядом с нашим бунгало. Это было похоже на взрыв. Думаю, все мыши в стенах передохли.
Раттиган так и подскочила в кровати.
— Спаси меня! — завопила она.
— Констанция… — Я вглядывался в темноту. — Ты к кому обращаешься — к себе самой, к Богу или ко мне?
— К тому, кто услышит!
— Да всем вроде хорошо слышно.
Я обнял ее покрепче.
В три часа ночи зазвонил телефон — как раз в то время, когда те, кому положено умереть, — умирают.
Я поднял трубку.
— Кто с тобой в постели? — спросил голос Мэгги откуда-то из царства тишины, где не бывает ни дождей, ни бурь.
Я снова попытался разглядеть в темноте темнокожую Констанцию, бледнолицая сущность которой была надежно скрыта под толстым слоем загара.
— Никого, — сказал я, и это была почти что правда.
Глава 4
В шесть утра встало солнце — правда, этого никто не увидел из-за дождя. Молнии по-прежнему фотографировали со вспышкой сцены истязания берега прибоем.
В тот момент, когда самая мощная из них с грохотом ударила в гущу улиц, я понял, что сейчас протяну руку и обнаружу, что кровать рядом со мной пуста.
— Констанция!
Фанерная дверь была распахнута настежь, как аварийный выход, и дождь нагло барабанил по ковру. А на видном месте лежали две телефонные книжки — большая и маленькая.
— Констанция… — Я в отчаянии оглядел комнату.
«По крайней мере, платье она надела», — подумал я.
Набрал ее номер. Тишина.
Я натянул плащ и поплелся по берегу, ничего не видя из-за дождя. Дойдя до ее дома, выстроенного в виде арабской крепости, я обнаружил, что он ярко освещен — и внутри, и снаружи.
При этом нигде не было видно ни души.
— Констанция! — срывающимся голосом заорал я.
Никто не откликнулся, свет все так же горел.
Чудовищная волна обрушилась на берег.
На всякий случай я поискал следы Констанции на песке.
Не нашел. Хотя их могло размыть ливнем…
— Ну и черт с тобой! — крикнул я.
И ушел.
Глава 5
Спустя какое-то время я шел по пыльной тропинке, проложенной в джунглях среди кустов азалии, и нес две упаковки пива. Когда я постучал в резную африканскую дверь Крамли, мне никто не открыл. Немного подождав, постучал еще раз. Тишина. Я поставил под дверью одну из упаковок пива и повернулся, чтобы идти обратно.
Последовало нескольких тяжелых вздохов — и дверь открылась, но ровно настолько, чтобы в щель пролезла рука. Желтые от табака пальцы схватили пиво и затащили его внутрь. Дверь закрылась.
— Крамли! — крикнул я и бросился к двери.
— Иди отсюда, — сказал голос изнутри дома.
— Крамли, это я, Псих. Пусти меня.
— Не пущу, — произнес голос Крамли, после чего сразу перешел в характерное бульканье. — Твоя жена звонила.
— Черт! — прошипел я.
— Она сказала, — Крамли продолжал засасывать пиво, — что, стоит ей уехать из города, как ты подцепляешь какое-нибудь дерьмо на пирсе или устраиваешь бои без правил с командой карлиц-лесбиянок.
— Она такого не говорила!
— Послушай, Вилли, — он явно имел в виду Вильяма Шекспира. — Я слишком стар для пробежек по кладбищу и крокодильих заплывов с маской по ночам. Поставь лучше пиво под дверь. И дай бог здоровья твоей жене.
— Да пошел ты… — проворчал я.
— Она сказала, что, если ты не образумишься, она вернется раньше.
— Она может.
— Ладно, договорились, никаких внезапно прибывающих жен. — Он снова отхлебнул пиво. — Надеюсь, ты помнишь, что добрые поступки заслуживают благодарности, Вильям.
Я поставил под дверь вторую упаковку пива, а сверху положил телефонный справочник 1900 года и записную книжку Раттиган. И повернулся, чтобы уходить.
Рука появилась не сразу. Сначала, будто считывая шрифт Брайля[368], шустрые пальцы обследовали телефонные книги. Затем скинули их и схватили пиво. Я подождал еще. Спустя какое-то время дверь открылась снова. Рука еще раз нащупала книги и втащила их внутрь.
— Отлично! — прокомментировал я.