Хрупкая женщина с веслом Жукова-Гладкова Мария

Глава 18

Вечером у меня было очередное свидание с Волковым. На этот раз он пригласил меня к себе домой, в смысле на городскую квартиру. Свидания в доме, ремонтом которого я занималась, устраивать было пока нельзя.

Не знаю, кто готовил вкусный ужин, возможно, Вячеслав заказал его в ресторане, но накрывал на стол сам. Я хоть смогла себе позволить расслабиться – после такого дня, да и всех предыдущих.

– Я никогда не считал Валерия дураком, – сказал мне Волков. – Он хитрый, подлый и умный. Не должен он был так подставиться.

– А он явно не думал, что подставляется, – заметила я. – Моя Наташка молчала.

– Валерий должен был просчитать, что Наташа подключит к делу тебя. Ты всегда решала все ее проблемы. Кстати, а откуда Света узнала, что он поехал в дом отца?

Я пожала плечами.

– Я не сомневаюсь, что у Валерия были женщины. Света должна была об этом знать или по крайней мере догадываться. Но тут она сорвалась из дома, помчалась за ним…

– Может, терпение лопнуло? Или сам факт – молодая жена свекра. Или решила развестись, а для этого застать мужа на месте преступления. Заставить еще и свекра платить.

Мы не знали точных причин, да и не очень они нас волновали. Мы оба были взрослыми людьми и прекрасно понимали, зачем в этот вечер встретились в квартире у Волкова.

Но до того, для чего мы встретились, не дошло. У меня зазвонил мобильный.

– Почему ты его не выключила? – оторвался от моих губ Волков.

Я не стала говорить, что давно не встречалась с мужчинами в интимной обстановке и даже не подумала о том, что телефон может помешать. Вслух я сказала, что не могу не пожелать спокойной ночи Лизке, не могу отключить связь, пока Лизка не легла спать, и вообще мне следовало самой ей позвонить.

Но звонила не внучка, а дочь.

– Мама!!! – заорала она в трубку. Волков вопросительно приподнял брови. – Мама, ты где?

– У любовника, – громко сказал Волков, находившийся совсем близко и слышавший каждое слово.

И Наташка тоже его услышала.

– Где?! Мама, у тебя есть любовник?!

Волков выхватил трубку у меня из руки и очень своеобразно выдал мне поток комплиментов – в виде объяснений моей дочери того, какая прекрасная (восхитительная, умопомрачительная, сводящая с ума, заставляющая сердце учащенно биться в груди) у нее мать. Волков говорил долго, ошарашенная Наташка молча слушала.

– Ну, что тебе надо от матери? – наконец спросил Вячеслав, как ни в чем не бывало переходя от комплиментов мне к делу. – Чтобы она помогала тебе устраивать личную жизнь? Так ты уже большая. Сама должна бы научиться избавляться от любовников.

– Но меня этому никто не учил, – промямлила Наташка.

– Можешь у меня спросить. Вдруг что толковое посоветую, – хмыкнул Волков.

– Как избавиться от трупа? – спросила моя дочь.

Волков на мгновение лишился дара речи. Я уставилась на трубку, и теперь уже я забрала ее из руки ошарашенного хозяина квартиры.

– Труп где, Наташа? – спросила я.

– На кухне. У нас на кухне. Мама, что мне делать?

– Труп чей?

– Андрея. Мама, я помню, что ты говорила! Но Олег уехал, сказал, что ночевать не приедет. Я не знаю, какие дела он поехал улаживать. Наверное, с Валерием и Светой. Я не спрашивала. Я никогда не спрашиваю. А тут Андрей позвонил. Мама, мне было так плохо, так одиноко и грустно! Он предложил приехать. Ну не могла же я ему отказать? И мне так требовалось утешение…

– Ты – дура, Наташа.

– Я знаю. С трупом что делать?

– Как Андрей превратился в труп? – спросила я.

– Ну…

– Он неудачно упал? В него кто-то выстрелил? Что он делал перед тем, как превратиться в труп?

– Ел пирожные.

– Какие пирожные?

– Корзиночки.

– Кто покупал пирожные?

– Не знаю. Надя, наверное. Иногда Олег привозит, но он обычно торт.

– Пирожные стояли в холодильнике?

– Да. Но я не знаю, кто их туда поставил.

– Ты их раньше там видела?

– Эти? Нет вроде. Мам, ты же знаешь, что я на пирожные внимания не обращаю. А Андрей сказал, что голоден, открыл холодильник, увидел пирожные и начал есть. И вдруг упал. Хрипел какое-то время. Я ему воды пыталась дать… Ну, в общем, он не шевелится и не дышит. И пульса нет. Я знаю, как пульс искать. У нас, когда Лерка на показе померла…

– Так, оставим воспоминания. Я сейчас приеду.

Я посмотрела на Волкова. Он кивнул.

Мы рванули в сторону нужного коттеджного поселка на машине Волкова.

– Иногда я думаю о том, как хорошо быть холостым сиротой, – заметил Вячеслав, умело обходя машины на загородной трассе.

– С другой стороны, в сложной ситуации можно рассчитывать на помощь родственников, – заметила я.

– Вот они и рассчитывают – на твою, – захохотал он.

– И я могу рассчитывать.

– На кого?

– На зятя. На Ивана. На Святослава. Раньше могла и на Альбину. Надеюсь, что смогу на Лизку, когда она подрастет. Да, признаю, из Наташки выросло не совсем то, что мне хотелось бы… Она, скорее всего, не будет мне опорой в старости, хотя как знать. Человек меняется на протяжении жизни, в особенности после того, как набивает шишек.

– Если сам решает свои проблемы, то это идет на пользу, и каждую следующую проблему решать легче, чем предыдущую. Но если все проблемы решает мама, из этого ничего хорошего не выходит.

– Ну не могу же я бросить единственную дочь с трупом любовника в доме мужа?!

Волков смеялся так, что у него слезы на глазах выступили.

– Кстати, у тебя уже есть какой-то план? Думаешь полицию вызывать, версии придумывать? Или службу безопасности Ступникова?

– Ты что, обалдел? Какая полиция?! Чтобы мою дочь в кутузку посадили? А служба безопасности еще хуже. Тогда мой зять выкинет мою дочь на улицу, а она с ним еще не собралась разводиться.

– То есть избавляться будем от трупа?

Мне понравилась форма глагола – будем. Вместе. Вероятно, совместное избавление от трупов очень сближает и объединяет людей.

– Будем, – твердо сказала я. – Только следует подумать как.

Волков опять захохотал. Интересно, а ему приходилось избавляться от трупов? Я не стала задавать такой вопрос вслух. Посмотрим, как будет действовать на месте и какие советы давать.

Бледная Наташка прогуливалась перед домом и курила. Я борюсь с этой вредной дочкиной привычкой, но безрезультатно.

При виде машины Волкова вместо моей, которую она ожидала увидеть, бросившаяся навстречу дочь резко притормозила, потом увидела меня на переднем сиденье пассажира и снова бросилась вперед. Я вышла из автомобиля, дочь упала с рыданиями мне на грудь. Из салона выбрался Волков.

– Ну, познакомь нас, – сказал Вячеслав, подходя к нам.

Наташка подняла зареванное лицо, моргнула, перевела взгляд на меня, потом опять на Волкова.

– А вы что тут делаете? – спросила она, как полная дура.

– Привез твою маму, которая собралась помогать тебе избавляться от трупа любовника в доме мужа. Ну не могу же я не помочь любимой женщине в таком важном деле? Ты уже придумала, куда хочешь деть тело любовника?

Наташка стояла и моргала, но по крайней мере больше не плакала. Неужели еще не дошло, с кем мать шашни завела? Или никак не может представить нас вместе? Волков, конечно, значительно выше меня (но не так уж намного), но я шире раза в два, если не больше… Наверное, мы смотрелись рядом несколько комично. Дядя-каланча и весьма крупная тетя… Но с маленьким мужичонкой я смотрелась бы еще смешнее.

– Давай, показывай, что осталось от любовника, – сказал Волков Наташке. – Ну, пошла!

Наташка развернулась и на самом деле направилась к дверям дома, но на пороге притормозила и повернулась ко мне.

– Мама, я боюсь.

– Живых надо бояться, – заметил Волков и первым вошел в дом. – Люба, куда теперь?

На кухне на самом деле лежал мертвый молодой мужчина, причем в одних трусах.

– Почему он голый? – посмотрел Волков на Наташку.

– Я оделась, – сказала она. – А он всегда есть хотел после секса. Мы пошли на кухню и…

– Одежду его принеси, – приказал Вячеслав. – Люба, сходи с ней, проверь, чтобы ничего не осталось.

– Вы его одевать собираетесь? – обалдело посмотрела на Волкова Наташка.

– Ты что, дура?

– Да, – кивнула дочь. – Мама мне регулярно об этом говорит.

Волков посмотрел на меня, потом пояснил Наташке, что в доме нельзя оставлять ничего из вещей ее любовника. Я вспомнила про пакетик, отданный мне горничной, и подумала, что вещички вполне можно будет выкинуть. Теперь их некому отдавать. Или кое-что там было от Валерия? Все равно не буду отдавать. Обойдется. Пусть кто-нибудь из бомжей, рыскающих вокруг нашей помойки, порадуется.

Я ознакомилась с документами покойного Андрея, правда, держала их через платочек, чтобы не оставить своих отпечатков пальцев. Молодого парня было жалко, но нечего по чужим женам бегать, да еще и встречаться с ними в домах мужей. Вещи Андрея я засунула в два простых черных пакета для мусора. Волков взял труп поперек туловища и крикнул Наташке, чтобы открывала двери. Она резвой козочкой побежала вперед.

Волков загрузил тело в заднюю часть своего джипа, прикрыл каким-то пледом, который у него там валялся, и распахнул перед нами дверцы.

– Садитесь, дамы, – пригласил он.

– А… – открыла рот Наташка.

– Бэ, – сказал Волков. – С нами поедешь. Помогать будешь.

– Но…

– Мне тебя легче подсадить, чем маму. И вообще, кому надо от трупа избавиться?

Наташка молча забралась в машину и устроилась за мной.

– Куда ты хочешь ее подсаживать? – спросила я, когда Волков уже завел двигатель.

– Люди должны помогать друг другу, – ответил он. – Я вам помог, вы – мне поможете. Я решил, что этот труп будет отличным подарком для одного моего недруга. Не буду вдаваться в детали. Он сделал мне много пакостей. Я не хочу оставался в долгу.

– Ты собираешься подбросить труп к нему в дом?

– Угу.

– А Наташку куда ты собрался подсаживать?

– Через забор нужно будет перелезть, чтобы ворота нам открыть. Не ты же полезешь?

– Боишься, что забор рухнет, если полезу я?

– Да нет, забор там надежный, просто Наташе на самом деле проще.

– А если в доме кто-то есть?

– Все в Англии, – Волков поджал губы.

Я поняла, что мы, скорее всего, едем к дому того человека, к которому ушла жена Волкова и с которым она переехала в Лондон.

С другой стороны, труп долго не найдут…

– Надо было перчатки из дома взять, – сказала я.

– У меня есть в сумочке, – пискнула Наташка.

Сумочку она прихватить не забыла. Для меня перчатки нашлись в бардачке у Волкова, как и для него самого.

Наташка не выпендривалась, а порвав черные брючки во время перелезания через забор, даже слова не сказала. Правда, открыть ворота у нее получилось не с первого раза, но все-таки получилось. Волков заехал внутрь.

В дом забирались через окно. Так велел Волков. Я не спорила. Наташка вообще была на все согласна и, по-моему, пребывала в легкой прострации.

Вся мебель в доме была покрыта полиэтиленовыми чехлами, на которых уже скопился слой пыли, как, впрочем, и на полу, на котором мы оставили следы.

– Я пойду поищу швабру, чтобы следы растереть, – сообщила я двум напарникам, пока Волков присматривал место для Андрея. Наташка ходила за ним тенью, держа черный пластиковый пакет с вещами.

В результате Волков устроил мертвого Наташкиного любовника у камина. В соседнее кресло бросил пакеты с его вещами, я затерла наши следы, так что стало непонятно, сколько человек побывало в доме. Но, думаю, скоро и эта дорожка покроется пылью. У нас обычно если уезжают в Лондон, то навсегда или по крайней мере надолго. Возможно, дом будут продавать по доверенности. Ну и пусть разбираются с «подарком» и строят версии того, как он тут оказался.

Когда уже возвращались, у Наташки зазвонил телефон. В трубке заорал Олег, да так, что услышали мы с Волковым.

– Где ты шляешься по ночам,…?! – назвал зятек мою дочь неприличным словом.

Я мгновенно забрала трубку из рук дочери, которая ничего не успела ответить законному мужу, и тоже заорала:

– А ты где шляешься, зятек?! Ты хоть подумал, в каком состоянии оставил мою девочку? О том, что ей нужна моральная поддержка после случившегося? Настрогал детей, а толком воспитать не смог! Радуйся, что теперь хоть я есть среди твоих родственников. Уж как-нибудь позабочусь о твоей жене и младшей дочери, да и младшем сыне тоже!

– Люба? – очень робко спросил зятек.

Волков крякнул.

– Ну а кто ж еще-то? Кому еще могла позвонить моя дочь, чтобы получить моральную поддержку? Мне же в голову не могло прийти, что ты упрешься на всю ночь! Иначе я бы сразу же забрала Наташку.

– Вы где? У тебя дома? – также робко спросил зятек.

– Нет, к твоему дому подъезжаем. Хотя можем и ко мне поехать.

– Нет-нет, приезжайте ко мне, пожалуйста, – заблеял зятек.

Волков не переставал хихикать. Вероятно, он никогда не слышал такого робкого голоса Ступникова. Но это хорошо. Будет знать, что ко мне нужно относиться уважительно. Правда, он, наверное, это уже и так понял.

При виде вылезающего из машины Волкова зятек лишился дара речи. Его он точно не ожидал увидеть вместе с нами.

– Люба, ты хочешь Наташу снова замуж выдать? – спросил Олег.

– А ты куда собрался?

– Нет, но раз… – зятек посмотрел на Волкова.

– Это ты мог жениться на дочери, когда есть такая обалденная мать, – с восхищением посмотрел на меня Волков. – А я не такой идиот. И в большинстве случаев думаю головой.

Зятек переводил взгляд с Волкова на меня, потом на Наташку, потом снова на Волкова. Вероятно, для одного дня произошло слишком много событий. Да и устал он к вечеру, то есть уже фактически к ночи, и не очень хорошо соображал.

– Ну что, можно на тебя оставить мою дочь? – спросила я.

Олег кивнул.

– Тогда мы поедем, – сказал Волков, обежал машину и открыл передо мной дверцу.

Олег опять кивнул.

– Спасибо, мамочка, – улыбнулась Наташка. – Спасибо, Вячеслав Анатольевич. Я не представляю, что бы без вас делала.

– Не стоит благодарностей, Наташенька. Звони, если что, – мило улыбнулся Волков, словно каждый день занимался избавлением от трупов и подкидывал их соперникам.

Глава 19

Я попросила Вячеслава отвезти меня домой. Я на самом деле устала, да и настроение для интима должно быть другое.

– Как насчет завтра? – спросил Волков у моего подъезда.

– Не знаю, – честно ответила я. – Не знаю, что еще может случиться с членами этой семейки.

Но день прошел без особых эксцессов. Я закупила еще кое-какие материалы для дома Волкова, потом съездила в больницу к Юле, забрала из больницы Зинаиду Петровну, купила ей продуктов и велела сразу же звонить мне, если ей потребуется помощь.

– Завтра к Ларочке поеду, – всхлипнула Зинаида Петровна. – Трудно представить, чего ребенок натерпелся. И кому ж она понадобилась-то?!

У меня была мысль, что понадобилась не она, а Лизка, как дочь Олега Ступникова, раз кто-то проявляет такой нездоровый интерес к детям моего зятька, но я ничего подобного Зинаиде Петровне не сказала.

– Вы ничего не вспомнили про отношения Альбины с отцом Ларисы? Про ее беременность?

– Да вспоминать-то в общем нечего, – пожала плечами Зинаида Петровна. – Мы вам все рассказали. Не думаю я, что Лариса вдруг понадобилась этому парню. Это все из-за вашей семьи. Ой, простите, Люба, вас я ни в коем случае не имела в виду. Мы с Юлей вам очень благодарны. Но вы же сами понимаете, что дело, скорее, в вашем зяте.

Я понимала. Но понятия не имела, кому Олег так не угодил. Более того, я не понимала, почему кто-то нацелился на истребление его детей!

И тут я почему-то подумала про их мать, которая все это время пребывала в элитной психушке. Но тогда с какого боку тут Лизка? Если Ларису перепутали с Лизкой (а это совершенно естественно, так как человек со стороны должен был предполагать, что моя дочь гуляла со своей дочерью, а не с чужой), то зачем кому-то понадобилась дочь Ступникова от другой женщины?

Или все-таки похищали Ларису? Как дочь Альбины? Как наследницу Альбины? То есть дело в детях Ступникова от первой жены?

Я решила навестить Ивана и расспросить его о матери. И вообще я давно не навещала Ивана. Как раз нужно будет провести работу насчет прекрасной женщины Анны Шаповаловой и их общего ребенка. Объяснить Ивану, как ему повезло в жизни, что он встретил такую женщину.

Адрес дорогой больницы, где теперь восстанавливал здоровье Иван, у меня был, а я сама там оказалась внесенной в список посетителей, которых можно пускать к болящему.

Палата в дорогой закрытой клинике не шла ни в какое сравнение с той, в которой Иван лежал в сельской больнице. Главное – злоумышленнику пробраться сюда будет очень сложно.

Иван на самом деле мог понятно говорить, но это был, конечно, не голос Ивана… И было очень непривычно слышать, что голос идет не изо рта, а так сказать из шеи человека, с которым общаешься.

– Я каждый день занимаюсь на тренажерах, – сообщил Иван. – Здесь отличный зал. В общем, у меня появилась уверенность в завтрашнем дне, Люба, а то какое-то время я был в депрессухе… Честно, Люба, никогда в жизни не знал, что такое депрессуха. Физически я восстановлюсь полностью. Уже, можно считать, восстановился. С плаванием будут проблемы.

– Тебе шею нельзя мочить?

– Пока нельзя, в дальнейшем будет можно. Но ты же понимаешь: аппарат снять, потом аппарат нацепить, в воде слова не скажешь… Но я же всегда плавать любил, я же все годы купался до первого льда! Я теплую воду не люблю. И в дождь могут быть проблемы. Надо следить, чтобы вода не попала на аппарат.

– Он такой нежный?

– Я не могу объяснить тебе его строение. Но мне четко сказали: прикрывать его непромокаемым воротником, шарфом, чем угодно. Я не уточнял. Новый, конечно, всегда можно заказать, но я терпеть не могу ходить по врачам. Я в жизни столько не лечился, как в этот раз. Хватит. Найду, чем прикрывать – и не только из этих соображений. Мне неприятно, когда мне на шею смотрят. Ты же сама непроизвольно смотрела на аппарат, пыталась понять, как он воспроизводит звук. И все так. И это будет продолжаться какое-то время. Ничего. Все привыкнут, и я привыкну.

– Ты будешь делать еще какие-то операции?

– Нет.

– Нет смысла?

– Мне сказали, что шанс, конечно, есть, но то, что было раньше, полностью восстановить нельзя. Ну и что мне мучиться? Еще в больнице задерживаться? В Швейцарию ехать? Туда, где бабы морды перекраивают? Добровольно ложатся под нож и терпят муки ради какой-то мифической красоты. Нет, Люба, это не для меня. Лучше купи мне пару шарфиков к выходу из больницы. Люба, я на тебя полагаюсь. Ты же выберешь нормальные. Или воротники какие-нибудь накладные. И на каждый день, и на дождливый. Люба, я терпеть не могу магазины…

– Можно подумать, я их люблю.

– Ну, Люба! Кого я еще могу попросить?

Я напомнила про Анну. Иван вздохнул.

– Пока лечишься, подумай о ней. Тебя никто не заставляет на ней жениться. Она сама за тебя не пойдет и, кстати, правильно сделает. Но ты бы мог ей позвонить и заехать после выхода отсюда. Вместе можете в магазин сходить, чтобы тебе шарф выбрать.

Я хитро посмотрела на Ивана.

– Решила свахой заделаться? – усмехнулся он.

– Да хочется, чтобы хорошие люди были счастливы. Анна мне понравилась. Да и к тебе, как ты знаешь, я питаю теплые чувства. К тебе и Святику.

– Валерий со Светкой разводятся? – спросил Иван.

Я пожала плечами.

– У нас в семье между детьми всегда были своеобразные отношения… – задумчиво произнес Иван. – Никто никого не любил. Наоборот, мы ненавидели друг друга. А ведь есть семьи, где братья и сестры друг за друга горой. Но только не у нас.

«Как хорошо, что Иван сам вышел на интересующую меня тему!» – подумала я.

– А почему так сложилось, Ваня? – спросила я. – Кто, по-твоему, виноват? Родители?

– Да, наверное.

– Ваня, ты можешь мне рассказать про свою мать? Отца, как ты понимаешь, я знаю, а вашу мать видела только на фотографиях. Что она за человек? Когда она начала сходить с ума?

– Люба, я не могу сказать, что она сошла с ума. Она стала пить и употреблять наркотики, ну крыша и поплыла. У нас нет в роду сумасшествия, если ты это имела в виду.

– Нет, не это, – быстро сказала я. – Мне просто непонятно, почему у вас у всех сложились такие отношения! Предположим, Святик был любимчиком у матери, и я понимаю почему.

– Мы все время соперничали друг с другом, – задумчиво произнес Иван. – Мы с Валеркой точно. Во всем. Потом с нами еще стала соперничать Альбина. Святик ничего не пытался делать, он просто держался за мамину юбку, а она с ним сюсюкала, и это уже раздражало нас троих. Против Святика мы объединялись. Возможно, мы каждый по-своему боролись за ее внимание. За внимание и одобрение отца мы с Валеркой точно боролись, как, впрочем, и Альбина. Мы поняли, что мать вся в Святике и балете, и ее внимания нам не дождаться. А отец нам внимание уделял. На самом деле нами занимался. И, пожалуй, он поддерживал соперничество. Нет, он нас не провоцировал, но явно считал, что соперничество пойдет нам на пользу. В результате мы все ненавидим друг друга.

Я вздохнула.

– Ваня, а у вас есть еще какие-то родственники?

Иван задумался.

– Родители отца умерли. Они жили в деревне, меня еще к ним в детстве отправляли. Дед и привил мне страсть к охоте и рыбалке. Я всегда с нетерпением ждал лета. Смерть деда была первой серьезной потерей в моей жизни… Да, пожалуй, самой серьезной… Понимаешь, Люба, дед на самом деле меня любил. Он мною занимался, обучал меня тому, что мне пригодилось в жизни. Тому, чем я теперь зарабатываю на жизнь и от чего получаю удовольствие. Бабушка после смерти деда переехала к каким-то родственникам и там и жила до самой смерти. К тем родственникам я не ездил.

– А квартира в Гатчине? Та, которая досталась Альбине?

– Люба, я насчет той квартиры точно не знаю. Откуда она взялась, кто в ней жил… Может, дед с бабкой и были в ней прописаны, но большую часть года жили в деревне. Я этим никогда не интересовался. Признаться, даже не задумывался об этом. Вообще, в советские времена у всех должна была быть прописка. Наверное, это на самом деле квартира деда с бабкой со стороны отца. Потом она перешла к бабке, та ее приватизировала и отписала Альбине.

– Альбина ездила к вашей бабушке в деревню?

– Да. Но у нее была своя девчоночья компания. Она же для меня мелюзгой была! Они сами по себе, а я со старшими пацанами дружил. И ею, конечно, больше занималась бабушка, а не дед. Чего деду делать с маленькой девчонкой?

– А Валерий?