Пассажирка из Кале (сборник) Гриффитс Артур
– Это не совсем так, мсье генерал, но как хотите. Мы позвоним отсюда на ближайший к посольству пост и попросим сообщить его превосходительству…
– Конечно, лорду Дафферину и моему другу полковнику Папиллону.
– …о том, что случилось. А теперь, с вашего позволения, я продолжу заниматься делами.
Следующим был вызван единственный пассажир купе «B», соседнего с купе англичан. Это был итальянец по имени Натале Рипальди, смуглый, темнокожий мужчина со смоляными волосами и черными колючими усами. Длинный темный плащ, фетровая шляпа с широкими опущенными краями, которую он держал в руке, и опущенный затаенный взгляд весьма убедительно придавали ему подозрительный вид.
– С позволения мсье, – сказал он, когда были заданы формальные вопросы, – я мог бы кое-что рассказать об этом преступлении.
– Каким образом, скажите на милость? Вы принимали участие? Присутствовали? Если да, почему до сих пор молчали? – холодно произнес сыщик, воспринявший предложение без особого восторга. Ему надлежало быть начеку.
– До сих пор у меня не было возможности обратиться к представителям власти. Вы, я полагаю, официальное лицо?
– Я начальник сыскной полиции.
– В таком случае, мсье, запомните, пожалуйста, что я могу предоставить важные сведения. Я готов говорить прямо сейчас, если хотите меня выслушать.
Мистеру Фльосону так хотелось подойти к расследованию непредвзято, что он вскинул руки и произнес:
– Подождем с этим, пока не прибудет мсье судья. В любом случае займемся этим позже. На этом все, спасибо.
Губы итальянца слегка искривились, выказав презрение к методам французского сыщика, но он поклонился и, не произнеся ни слова, удалился.
Последней появилась женщина в длинном дорожном котиковом пальто и с вуалью на лице.
Контесса ди Кастаньето, как она представилась, была англичанкой по рождению, но носила фамилию мужа-итальянца, с которым они жили в Риме. Муж ее умер года два-три назад, и она ехала в Лондон.
– Этого достаточно, мадам. Благодарю вас, – вежливо произнес сыщик. – Пока все.
– Скажите, мы не будем задержаны? Ведь правда же? – умоляющим, почти жалобным тоном произнесла она.
– К сожалению, графиня, это необходимо. Бесконечно сожалею, но, пока мы не продвинемся, пока не установим факты и не сделаем выводы… Поверьте, мадам, я не имею права рассказывать больше.
– О, мсье, я так хотела продолжить путешествие. Друзья ждут меня в Лондоне. Я надеюсь… Я умоляю, заклинаю вас отпустить меня. У меня слабое здоровье. Прошу вас, пообещайте, что отпустите меня.
Произнося эти слова, она подняла вуаль и показала то, что не станет скрывать ни одна женщина, особенно когда желает добиться расположения противоположного пола. У нее было красивое лицо… Удивительно красивое. Ни долгое путешествие, ни усталость, ни волнение, ни последовавший страх не смогли омрачить ее изумительной красоты.
Яркая брюнетка с чистой и гладкой, как слоновая кость, светло-оливковой кожей; огромные насыщенного бархатисто-коричневого цвета, блестящие от набежавших слез глаза; приоткрытые алые губы, единственное яркое пятно на лице; виднеющиеся за ними блестящие жемчужные зубы – нельзя было смотреть на эту очаровательную женщину и не поддаться ее чарам. Мсье Фльосон был французом, галантным и восприимчивым, но сердце свое он обратил в лед. Сыщик должен опасаться чувств, и в этой мольбе он усмотрел некое коварство, что его возмутило.
– Мадам, ваши просьбы бессмысленны, – грубо бросил он. – Я не придумываю законы, я обязан следить за их выполнением, как любой добропорядочный гражданин.
– Думаю, меня можно назвать добропорядочным гражданином, – промолвила графиня, устало улыбаясь. – Но я все равно хочу, чтобы меня отпустили. От этого ужасного убийства я и так ужасно пострадала. У меня нервы совсем расшатались. Это жестоко. Но я не стану упрашивать. Позвольте только моей горничной прийти ко мне.
Но сердце сыщика еще не оттаяло, и он не согласился даже на это.
– Боюсь, мадам, пока что я не могу позволить вам общаться с кем бы то ни было, даже с вашей горничной.
– Но ее же не подозревают. Она тогда даже не была в вагоне. Я не видела ее после…
– После? – подождав немного, повторил мсье Фльосон.
– После Амберье, который мы проезжали вчера в восемь вечера. Она помогла мне раздеться и лечь. Потом я сказала ей, что до Парижа она мне не понадобится, и отослала. Но сейчас она нужна мне.
– Она не приходила к вам в Лароше?
– Нет. Разве я не говорила? Проводник, – она указала на проводника, который стоял у другой стороны стола и смотрел на нее, – он не разрешил ей зайти в вагон, говорил, что она приходит слишком часто и слишком надолго, что я должна заплатить за место для нее и так далее. Я не захотела платить, поэтому она поехала в другом вагоне.
– И заходила к вам время от времени.
– Да.
– В последний раз в Амберье?
– Да, я же сказала. Он подтвердит.
– Благодарю вас, мадам, на этом все. – Шеф встал, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Глава IV
У него были другие дела, и ему не терпелось к ним приступить. Поэтому, поручив Блоку проводить графиню обратно в зал ожидания и жестом отпустив проводника, шеф поспешил в спальный вагон, осмотр которого, столько долго откладывавшийся, требовал его срочного внимания.
Долг каждого хорошего сыщика посетить место преступления и скрупулезно изучить его дюйм за дюймом, выискивая, вынюхивая, расследуя, собирая любые, даже малейшие следы убийцы.
Как я уже говорил, спальный вагон был отправлен на запасный путь, опечатан и взят под охрану. Но для шефа полиции, разумеется, не существовало преград. Взломав печати, он вошел в вагон и направился прямиком в купе, где лежало потревоженное тело убитого.
Зрелище было жуткое, хоть и не новое для мсье Фльосона. Мертвец лежал на узкой полке в той же позе, в какой умер после того, как ему нанесли смертельный удар. Он был раздет до рубашки и рейтуз. Открытая на груди рубашка являла взору зияющую рану, несомненно, ставшую причиной, возможно, мгновенной смерти. Но были нанесены и другие удары, по-видимому, в купе проходила борьба, яростная и беспощадная, не на жизнь, а на смерть. Дикая жестокость убийцы восторжествовала, но только после того, как он почти до неузнаваемости обезобразил лицо жертвы.
Смертельную рану убийца нанес ножом, это сразу было видно по ее форме. Лицо тоже было изрезано и исколото ножом. Отсутствие крови на некоторых ранах и их характер указывали на то, что они были нанесены после того, как жертва умерла. Мсье Фльосон внимательно, но ни к чему не прикасаясь, осмотрел тело. Полицейский медицинский эксперт должен был увидеть труп в том виде, в котором найден. Положение тела, как и природа ран, могут многое сказать о преступлении.
Шеф изучал мертвеца долго и с пытливым интересом, беря на заметку все, что можно было охватить взглядом, и догадываясь о гораздо большем.
Черты лица различить не представлялось возможным, и о внешности убитого можно было судить только по длинным, слегка вьющимся черным волосам и таким же черным густым вислым усам. Льняная рубашка, шелковые рейтузы. На пальцах два дорогих кольца. Руки чистые, ногти ухоженные – этот человек жил не физическим трудом. Он явно был не из рабочих, а из обеспеченных и образованных слоев.
Заключение это подкрепилось осмотром ручного багажа, который все еще лежал в купе: шляпная картонка, пледы, зонтик, коричневая сафьяновая сумка. Все эти вещи могли принадлежать только состоятельному человеку. На некоторых предметах имелась монограмма «Ф. К.», те же инициалы значились на белье. Но на сумке обнаружился багажный ярлык с полным именем: «Франсис Куадлинг. Пункт назначения Париж». Владелец сумки явно не имел причин скрывать свое имя. Но, что более странно, убийца или убийцы даже не попытались скрыть его личность.
Мсье Фльосон в поисках дальнейших улик открыл сумку, но не нашел ничего важного, только воротнички, запонки, губку, тапки и две итальянские газеты за вчерашнее число. Ни денег, ни ценностей, ни документов. Возможно, и даже вероятно, все это забрали с собой.
Покончив с главным, шеф полиции приступил к осмотру купе и только сейчас с удивлением обнаружил, что одно из окон раскрыто нараспашку. Когда его открыли? Этот вопрос нужно было задать проводнику и остальным, кто находился в купе, но сыщик решил незамедлительно осмотреть окно повнимательнее, и, как оказалось, не зря.
На дальнем выступе подоконника, наполовину в вагоне, наполовину снаружи висел кусок белого кружева, обрывок предмета женского туалета, хотя какого именно предмета и как он туда попал, стало понятно мсье Фльосону не сразу. Долгое и тщательное обследование куска кружева, который сыщик дальновидно не стал снимать, показало, что он был неровным и потрепанным, к тому же намертво засел на своем месте. Его не могло туда отнести случайным порывом ветра, и, видимо, он был просто вырван из какой-то одежды или головного убора или платка. Такое кружево могло использоваться где угодно.
Продолжая осмотр, мсье Фльосон сделал второе открытие. На столике под окном лежал короткий обрывок гагатового стекляруса, часть отделки женского платья.
Два этих предмета женского происхождения, один частично вне вагона, а второй рядом с первым, породили множество умозаключений, но привели к неизбежному выводу: в купе какое-то время находилась дама. Мсье Фльосон не мог не связать эти две находки с открытым окном. Окно, разумеется, мог ранее открыть и сам убитый. Однако, подумал сыщик, довольно необычно пассажиру, и особенно итальянцу, ночью в марте лежать под открытым окном в движущемся поезде.
Кто же открыл окно и зачем? Возможно, осмотр наружной стороны вагона выявит новые факты? С этой мыслью мсье Фльосон покинул вагон и вышел на рельсы, или верхнее строение пути.
Здесь он оказался намного ниже уровня окна. Спальные вагоны лишены подножек, как обычные вагоны, и попадают в них с платформы по ступенькам, которые есть на обоих концах. Шеф был невысок ростом и к окну смог добраться только после того, как подозвал одного из охранников и приказал «сделать лесенку», faire la petite echelle. Это означало, что охраннику пришлось согнуться и подставить спину, на которую маленький мсье Фльосон проворно вскарабкался и оказался на необходимой высоте.
Таким образом, путем рассуждений мсье Фльосон достиг той точки, где подозрение пало на женщину, единственно возможную, и женщиной этой была титулованная, благородная леди, назвавшаяся контессой ди Кастаньето.
Это заключение прямиком подтолкнуло его к дальнейшим действиям. Согласно составленному им предварительному плану поисков исчезнувшей карты состава, он вошел в соседнее купе, которое занимала графиня.
В купе царил беспорядок, обычный для недавно покинутого спального места, весь вид его и оставшиеся вещи однозначно указывали на пол и положение ехавшего здесь пассажира, деликатной, благовоспитанной светской дамы: еще не развернутые пледы, пара тапочек на полу, губка в непромокаемой сумочке на кровати, щетки, бутылочки, крючок для застегивания перчаток, зеркальце, предметы из несессера. Все это, несомненно, должна была убрать горничная, но, поскольку она не пришла, вещи остались разбросанными в беспорядке по всему купе.
Мсье Фльосон кинулся к вещам на кровати и первым делом принялся за энергичные поиски кружевного шарфа или какого-нибудь предмета одежды с кружевами.
Он не нашел ничего, но совершенно не расстроился. Это скорее говорило против графини, у которой, будь она невиновна, не было причин избавляться от предметов, которые могли бы ее уличить, о чем она, разумеется, не догадывалась бы.
Далее он взялся за несессер и ловкими пальцами начал аккуратно собирать в него содержимое.
Нашлось все, кроме одного маленького пузырька, отсутствие которого он заметил, но не придавал этому значения, пока не наткнулся на него позже при весьма необычных обстоятельствах.
Прежде чем покинуть вагон, обойдя остальные купе, мсье Фльосон особенно тщательно обыскал уголок, в котором располагалось небольшое кресло, единственное место отдыха проводника. Сыщик не забыл, в каком состоянии находился проводник во время допроса. Он уже тогда почти не сомневался, что его одурманили, опоили или накачали наркотиками.
Все сомнения отпали, когда рядом с креслом проводника шеф полиции обнаружил маленькую бутылочку с металлической крышечкой и платок. На обоих предметах имелась монограмма, которую, несмотря на сложное хитросплетение изящных вырисованных букв, можно было прочитать как «К С К».
Монограмма принадлежала графине, такая же имелась на ее остальных вещах. Поднеся бутылочку к носу, по ее запаху он сразу определил, что в ней содержалась настойка лауданума или какое-то лекарство на его основе.
Глава V
Мсье Фльосон был опытным сыщиком и прекрасно понимал, что самых простых объяснений стоит остерегаться. Однако чувство удовлетворения, если не сказать радости, он испытал и на вокзал вернулся с сильным предубеждением против контессы ди Кастаньето.
Но у входа в зал ожидания сыщика встретил помощник, Галипо, с новостью, которая разбила его надежды и придала новое направление мыслям.
Горничную графини не удалось найти.
– Как?! – вскричал шеф, но в следующую секунду удивление сменилось подозрением.
– Я искал, мсье, смотрел везде, но ее нигде нет. И на вокзале ее точно нет.
– Она проходила через турникет с остальными пассажирами?
– Никто не знает. Никто ее не помнит, даже проводник. Однако она ушла отсюда, в этом можно не сомневаться.
– Но она была обязана остаться и исполнять свой долг. Она нужна хозяйке… Та ее спрашивала! Зачем ей сбегать?
Этот вопрос представился ему бесконечно важным, требующим незамедлительного и серьезного обдумывания.
Знала ли графиня о ее исчезновении?
Она совершенно искренне умоляла привести горничную. Но, может быть, она делала это для отвода глаз? Женщины рождаются актрисами и при необходимости могут сыграть любую роль, изобразить любые чувства. Что если графиня сама желала исчезновения горничной и для этого сделала вид, что не знает о нем?
– Попробую ее разыскать, – сказал себе мсье Фльосон.
Но, с другой стороны, если предположить, что горничная сбежала? Зачем ей это понадобилось? Почему она это сделала? Потому что… Потому что она чего-то боялась. Чего? Пока что подозревать ее было не в чем. Во время убийства в вагоне ее не было. А графиня была, и существовали веские основания подозревать, что находилась она в том же купе, где было совершено преступление. Если горничная боялась, что ее напугало?
Этому имелось лишь одно логическое объяснение. Она либо состояла в сговоре с графиней, либо знала нечто, что могло уличить графиню, а возможно, и ее саму. Горничная скрылась, чтобы избежать неудобного допроса, не желая навлекать неприятности на хозяйку, что в свою очередь могло сказаться на ней самой.
– Нужно надавить на графиню. Судье я так и скажу, – промолвил сыщик, входя в комнату, отведенную для полиции, и увидел мсье Бомона ле Арди, судью и комиссара округа.
Последовало продолжительное совещание. Мсье Фльосон со всем красноречием государственного обвинителя рассказал все, что ему было известно и что удалось к этому времени выяснить, и был похвален за успехи.
– Согласен с вами, – сказал судья, – сначала нам нужно разобраться с исчезнувшей горничной и заняться графиней.
– Тогда я сейчас приведу ее. Погодите! Что там происходит? – воскликнул мсье Фльосон, вскакивая и выбегая в зал ожидания, где, к его изумлению и негодованию, под гомон встревоженных голосов один из дежурных полицейских, можно сказать, боролся с английским генералом, а графиня полулежала на стуле, близкая к обмороку.
– Что это такое? Как вы смеете?
Слова эти были адресованы генералу, который одной рукой держал противника за горло, а другой не давал ему вынуть из ножен саблю.
– Перестаньте! Прекратите! Вы оказываете сопротивление представителю власти. Прекратите или я вызову подкрепление, и вас бросят в камеру!
Кровь забурлила в жилах маленького шефа полиции и говорил он со всей убежденностью и достоинством официального лица, столкнувшегося с грубым нарушением закона.
– Я не виноват, это все ваш головорез, – ответил сэр Чарльз, не разжимая рук. – Он повел себя возмутительно.
– Отпустите его, мсье. Вы сами ведете себя недостойно! Вы, военный офицер высшего ранга, нападаете на охранника! Позор! Недостойно!
– Этого мерзавца нужно задушить! – продолжил генерал и одним резким движением руки отбросил охранника чуть ли не в другой конец зала, где француз, наконец обретя свободу, выхватил саблю и угрожающе замахнулся… Впрочем, не делая попыток вернуться к обидчику.
Но мсье Фльосон встал между ними с поднятой рукой и потребовал объяснений.
– Все очень просто, – свирепо выпалил сэр Чарльз. – Эта леди… Вы сами видите, как эта несчастная мучается, как она взволнована. Она попросила стакан воды, а эта скотина, трижды скотина, как вы говорите во Франции, отказался принести.
– Я не имел права покинуть зал, – возразил охранник. – У меня приказ.
– Поэтому я сам хотел принести воды, – зло продолжил генерал, глядя на охранника так, будто был не прочь снова вцепиться ему в горло, – а этот человек решил помешать.
– И правильно сделал, – вставил мсье Фльосон.
– Так почему он сам не сходил за водой или хотя бы не попросил кого-то? Честное слово, мсье, это не делает чести ни вашим людям, ни вашим методам. Я раньше думал, что француз всегда вежлив и галантен, особенно в отношениях с дамами.
Шеф пришел в некоторое замешательство, но, вспомнив, что он думал конкретно об этой даме, подобрался и сурово промолвил:
– За свое поведение я буду отвечать перед своим начальством, а не перед вами. К тому же вы, кажется, забыли, в каком положении находитесь. Вы здесь… задержаны! Все вы! – обратился он ко всему залу. – И под подозрением! Жестокое преступление было совершено… кем-то из вас.
– Я бы на вашем месте не был в этом так уверен, – вклинился неугомонный генерал.
– А кто еще это мог быть? После Лароша поезд ни разу не останавливался, – откликнулся сыщик, позволяя втянуть себя в спор.
– Вообще-то останавливался! – с презрительным смешком заметил сэр Чарльз. – Теперь мы видим, как хорошо вы осведомлены об этом деле.
И снова шеф почувствовал себя неуютно. Он оказался на зыбкой почве, лицом к лицу с новым фактом, опровергающим все его теории… Если остановка действительно была, это нужно как можно скорее проверить. Однако продолжение сего разговора в присутствии всей группы задержанных ничего бы не дало (а вот потерять можно было многое). Подобное развитие событий шло вразрез с французской традицией ведения расследования, которая требует секретности, опроса свидетелей по одному и недопущения между ними любого общения или сговоров.
– Что я знаю или не знаю, вас не касается, – сказал он с безразличием, которого на самом деле не чувствовал. – Я вызову вас, мсье генерал, в свое время, и это касается остальных. – Он сухо поклонился залу. – Каждый из вас будет допрошен. Мсье судья сейчас находится здесь и предлагает начать с вас, мадам.
Графиня вздрогнула и побледнела.
– Разве вы не видите, что она не в том состоянии! – пылко воскликнул генерал. – Она еще не пришла в себя. Да проявите хоть немного… Не буду говорить «рыцарства», это бесполезно. Но немного обычного человеческого сострадания и оставьте мадам в покое, хотя бы пока.
– Это невозможно. Совершенно невозможно. Мадам контесса должна быть допрошена первой, для этого есть причины. Поэтому, я думаю, она найдет в себе силы.
– Я попробую, если вы этого хотите. – Графиня встала, неуверенно сделала несколько шагов и остановилась.
– Нет, нет, графиня, не идите, – воскликнул генерал по-английски, бросаясь к ней и подавая руку. – Это жестоко, мсье. Так нельзя поступать.
– Отойдите в сторону! – закричал мсье Фльосон. – Я запрещаю вам подходить к этой женщине, обращаться к ней и разговаривать. Охранник, что стоите? Выполняйте обязанности!
Но охранник, хоть все еще держал саблю наголо, не особенно спешил исполнять приказание. Ему вовсе не хотелось снова вступать в схватку с этим властным человеком, тем более что тот оказался генералом. Субординация была для него не пустым словом, и он испытывал глубокое уважение к генералам, пусть даже иностранной армии.
Генерал же проявил твердость и продолжил разговор с графиней, говоря по-английски, чем довел до белого каления мсье Фльосона, не понимавшего этого языка.
– Не потерплю! – завопил он. – Галипо, Блок! – И, когда его двое верных помощников вбежали в зал, он гневно указал на генерала. – Схватите его. Если надо, применяйте силу. Он пойдет в violon, ближайший участок.
Шум в зале привлек судью с комиссаром, и теперь вокруг генерала собралось шесть представителей закона, включая охранника, сила достаточно внушительная, чтобы вызвать страх даже у самого непокорного драчуна.
Но генерал, похоже, увидел лишь комическую сторону этого положения. Он рассмеялся.
– Что, все пришли? Или еще кто-то остался? Почему бы не пригнать кавалерию с артиллерией? – глумливо произнес он. – И все для того, чтобы не дать старику помочь слабой женщине! Браво, господа!
– Послушай, Чарльз, по-моему, ты заходишь слишком далеко, – вмешался его брат священник, который, впрочем, наблюдал за происходящим с видимым удовольствием.
– В самом деле. Уверяю вас, в этом нет необходимости, – прибавила графиня со слезами благодарности в больших карих глазах. – Я очень тронута. Спасибо вам. Вы настоящий воин, настоящий английский джентльмен, и я никогда не забуду вашу доброту. – И она вложила руку в ладонь генерала обворожительным жестом, который любой мужчина счел бы за награду.
Тем временем судья, самый главный из собравшихся, узнал, что произошло, и обратился к генералу со спокойным, но строгим упреком:
– Я уверен, мсье не заставит нас пускать в ход всю силу закона. Я бы мог, если бы захотел и на что имею полное право, сию же минуту отправить вас в «Мазас» и посадить в одиночную камеру. Ваше поведение недостойно военного и специально рассчитано на то, чтобы помешать свершению правосудия. Но я не сомневаюсь, что вы как джентльмен, как настоящий представитель вашей нации и вашей профессии, просто поддались вполне естественному порыву и что, трезво все взвесив, вы это поймете и не повторите своей ошибки.
Мсье Бомон, обладавший мягким голосом, лысой головой и удобным белым жилетом, был серьезным, напыщенным человеком, из тех, кто добивается своего убеждением, а не силой. К тому же, будучи прекрасно воспитан, он не одобрял категорических методов своего вспыльчивого коллеги.
– О, всем сердцем, мсье, – искренне произнес сэр Чарльз. – Вы видели, или, по крайней мере, знаете, как здесь все было. Не я начал это, и не меня нужно винить. Но я повел себя неправильно, признаю. Что я теперь должен сделать?
– Дайте слово, что будете соблюдать наши правила… Они могут показаться неприятными, но мы считаем их необходимыми… И больше не разговаривайте с остальными задержанными.
– Конечно, конечно, мсье… После того, как скажу пару слов мадам контессе.
– Нет! Нет. Я не могу позволить даже этого…
Но сэр Чарльз, не обращая внимания на угрожающе поднятый судьей палец, когда женщину уже уводили в другую комнату, крикнул:
– Будьте мужественны, милая леди! Будьте мужественны! Не дайте им запугать себя. Вам нечего бояться.
Дальнейшее пренебрежение властью больше не понадобилось, когда ее почти силой вывели.
Глава VI
Только что закончившийся эпизод произвел довольно сильное впечатление на мсье Фльосона, которому теперь было сложно сосредоточиться должным образом на всех подробностях дела, как старых, так и всплывших недавно. Но он рассудил, что у него будет время все хорошенько обдумать позже, пока судья будет проводить допрос.
Судья занял место за небольшим столом, прямо напротив него расположился greffier, или секретарь, которому надлежало записывать все вопросы и ответы verbatim[68]. Немного в стороне, так, чтобы на ее лицо падал яркий свет, усадили свидетельницу. На графиню устремились три пары глаз: судьи, шефа полиции и комиссара.
– Полагаю, мадам, вы сможете ответить на несколько вопросов, – любезно начал мсье Арди.
– О да, надеюсь. Хотя у меня ведь нет выбора, правда? – покорно согласилась графиня.
– В основном они касаются вашей горничной.
– А, – быстро и слегка взволнованно произнесла графиня, но взгляды троих официальных лиц выдержала, не моргнув глазом. – Разумеется. Я ничего утаивать не буду и расскажу все, что знаю. – Теперь она уже говорила с полным самообладанием. – Но, если позволите спросить… Почему вы ею заинтересовались?
– Скажу вам откровенно. Вы просили ее привести, мы послали за ней, и…
– Да?
– Ее не могут найти. Ее нет на вокзале.
Графиня вскинулась от удивления… Удивления слишком непосредственного для того, чтобы быть фальшивым.
– Не может быть! Это невозможно! Она бы не посмела оставить меня здесь одну.
– Parbleau![69] Она посмела. Ее совершенно точно нет на вокзале.
– Что с ней случилось?
– В самом деле, мадам, что? Может быть, у вас есть соображения на этот счет? Мы надеялись, вы сможете нас просветить.
– Не смогу, мсье.
– Быть может, вы посылали ее в гостиницу предупредить ваших друзей о том, что вы задержаны? Или с просьбой помочь вам в беде?
– Как я могла? Когда я видела ее в последний раз, ни о какой беде я не знала.
– Вот как! И когда это было?
– Прошлой ночью в Амберье. – Она указала на мсье Фльосона, которому пришлось кивнуть.
– Как бы то ни было, она куда-то ушла. Это не имеет особого значения, но все равно странно, и ради вашего же блага мы бы хотели, чтобы вы помогли нам ее найти, если вы хотите ее найти, конечно же.
Очередная маленькая ловушка не сработала.
– Я думаю, что не буду ее держать после такого бесстыдного бегства.
– И более того, ее нужно призвать к ответу. Она должна рассказать, почему так поступила. Поэтому мы должны заняться ее поисками…
– Не испытываю ни малейшего желания, – быстро сказала графиня, чем накликала на себя еще большее подозрение.
– Хорошо, мадам, теперь описание. Вы можете описать ее рост, сложение, цвет глаз, волос и общий вид?
– Высокая, во всяком случае, выше среднего роста, стройная, хорошая фигура, глаза и волосы черные.
– Красивая?
– Это зависит от того, что вы вкладываете в это слово. Кое-кому из людей ее положения она могла бы показаться такой.
– Как она была одета?
– Простое саржевое платье, черная соломенная шляпка с коричневыми лентами. Я не разрешаю своей горничной носить яркую одежду.
– Понятно. Имя, возраст, где родилась?
– Гортензия Петипри, тридцать два года, родилась, кажется, в Париже.
Когда были названы ее приметы, судья посмотрел на сыщика, но ничего не сказал. В этом не было необходимости, потому что мсье Фльосон, писавший в своем блокноте, сразу встал и вышел. Покинув комнату, он подозвал Галипо.
– Вот подробное описание горничной. Перепишите его и раздайте всем, кому надо, начальнику вокзала и полицейским агентам. У меня есть предположение, всего лишь предположение, что эта женщина ушла недалеко. Возможно, все это ничего не даст, но попробовать стоит. Люди, которых ищут, часто оказываются именно в том месте, куда бы они ни за что не пришли, если были бы поумнее. Действуйте и возвращайтесь сюда.
Тем временем в комнате судья продолжал допрос:
– Где, мадам, вы нашли эту горничную?
– В Риме. У нее не было места. Я узнала о ней в агентстве и в бюро найма, когда искала горничную пару месяцев назад.
– Значит, она служит у вас не так уж давно?
– Да, я же говорю, она попала ко мне в декабре.
– У нее были хорошие рекомендации?
– Прекрасные. Она жила с хорошими семьями, французскими и английскими.
– А как она вела себя у вас?
– Безукоризненно.
– Что ж, довольно о Гортензии Петипри. Я думаю, она находится где-то неподалеку. Если она нам понадобится, мы сможем ее найти, не сомневайтесь, мадам.
– Прошу вас, не тратьте на нее силы, я все равно не хочу ее оставлять у себя.
– Хорошо, хорошо. А теперь еще один небольшой вопрос. Насколько я понимаю… – Он сверился с грубым планом вагона, который набросал мсье Фльосон. – Насколько я понимаю, вы занимали купе «D» с местами номер 9 и 10.
– Я ехала, кажется, на девятом.
– Верно. В соседнем купе… Вы знаете, кто ехал в соседнем купе? Я имею в виду номера 7 и 8.
Губы графини дрогнули, и она, поддавшись внезапному чувству, промолвила тихим голосом:
– Это там… там…
– Будет, будет вам, – сказал судья таким тоном, будто успокаивал ребенка. – Вам не обязательно об этом говорить, для вас это наверняка очень тяжело. И все-таки, вам это известно?
Она медленно кивнула, но не произнесла ни слова.
– А этот человек, этот несчастный, вы видели его… Нет-нет, не потом, конечно же, а за время поездки. Вы разговаривали с ним?
– Нет. Нет… Определенно, нет.
– И не видели?
– Видела. Он обедал в Модане с остальными.
– Совершенно верно! Это единственный раз, когда вы его видели? Раньше, в Риме, вы его не встречали?
– Кого? Убитого мужчину?
– Кого же еще?
– Нет, насколько я знаю, не встречала.
– Если бы он входил в круг ваших друзей…
– Прошу прощения, но он совершенно точно не входил в круг моих друзей, – прервала его графиня.
– Хорошо, если бы он вас знал, он бы наверняка подошел к вам и сказал об этом.
– Думаю, да.
– И он этого не делал? Не пытался заговорить с вами? А вы с ним?
– Я видела его, пассажира этого купе, только один раз, я уже сказала когда. Почти всю поездку я провела в своем купе.
– Одна? Наверное, вам было очень скучно, – с улыбкой произнес судья.
– Я не всегда была одна, – нерешительно ответила графиня, немного краснея. – В вагоне у меня были друзья.
– Вот как! – значительно протянул судья. – Кто они? Лучше назовите, мадам. Мы все равно выясним.
– Я и не собиралась это скрывать, – ответила она, и на смену румянца пришла бледность, вероятно, из-за возможных подозрений. – Зачем мне это?
– И эти друзья…
– Сэр Чарльз Коллингем и его брат. Они несколько раз заходили ко мне. Иногда один, иногда другой.
– Днем?
– Конечно, днем. – Глаза ее негодующе вспыхнули.
– Вы давно их знаете?
– С генералом я познакомилась в Риме зимой. Он познакомил меня со своим братом.
Читать бесплатно другие книги:
