Когда сбываются мечты Одувалова Анна
– Не беспокойся за меня, я найду с кем скоротать время, делай свои дела, – покорно и кротко ответила Пепета.
– Ты уверена?
Смотря в ее бездонные глаза цвета морской пучины, он сам не был ни в чем уверен, даже в собственном имени. Он так хотел остаться с ней наедине, но на этом балу это было невозможно, к тому же Эусебио, наверное, хотел обсудить с ним что-то важное. Его верный друг знал, как много Пепета значит для Антонио, поэтому не стал бы разлучать их без видимой на то причины. Гауди с облегчением вздохнул, когда девушка, улыбнувшись, кивнула ему без тени обиды, и пошел за графом в его кабинет.
Посмотрев им вслед, Пепета поймала на себе взгляд Бебе Родригес, слывшей одной из самых безжалостных сплетниц в Барселоне. Та наблюдала за всей сценой с великим удовольствием, предвкушая отличную историю, которую будет пересказывать всем знакомым.
– Бебе, дорогая! – воскликнула Пепета, желая казаться радушной и открытой. – Прекрасно выглядишь! Я так давно тебя не видела.
– Ты тоже, – не осталась в долгу Бебе и сделала несколько вперед, покачивая бедрами в костюме мадам де Помпадур.
– Я хочу выйти на балкон, здесь так душно, – Пепете не терпелось поскорее избавиться от злословящей приятельницы, и она, оставив Бебе с открытым для новой фразы ртом, быстро вышла из комнаты. Но та осталась в одиночестве ненадолго.
– Бебе, дорогая! Ты не знаешь, будет ли здесь сегодня Антонио Гауди? – спросила белокурая Эстер Фран, подходя к ней.
– Знаю, будет, даже он уже здесь, – ответила Бебе.
– Слава богу! – воскликнула Эстер. – Хавьер увез меня из Парижа специально, чтобы встретиться с этим угрюмым гением и обсудить что-то важное.
– Да уж, с ним всегда что-то обсуждают. Только что его увел граф Гуэль, так что Хавьеру придется занимать очередь. Сдается мне, многие здесь только для того, чтобы поговорить с Гауди, так что прекрасной Пепете придется скучать весь вечер, – не без злой усмешки добавила Бебе.
– Антонио и Пепета опять вместе? – ошеломленно проговорила Эстер. – Я слышала, что они расстались.
– Тихо! – прошептала Бебе.
Поскольку Эстер стояла спиной к двери балкона, она не заметила, как в комнату вошла Пепета. Ее прекрасные золотистые волосы струились мягкими волнами, темно-синее платье из тонкой шерсти красиво облегало ее точеную фигуру и подчеркивало их сияние. Она кивнула Бебе и Эстер, внимательно оглядывавшим ее.
– Потрясающе! – выдохнула Эстер. – Пожалуйста, повернись, чтобы я могла посмотреть сзади.
Пепета послушно повернулась, и услышала еще один восхищенный вздох.
– Ну что же, теперь, когда вы насладились моим неповиновением правилам этого бала, может быть, мы пойдем туда? – спросила она, указывая на дверь большого зала, откуда доносились звуки музыки и общего веселья. Звонкий женский смех смешивался со звоном бокалов и, обрамляемый низкими мужскими голосами, создавая неповторимую мелодию праздника.
Когда они вошли в зал, Пепета в надежде, что Гауди уже освободился, поискала глазами высокую фигуру Антонио, но не увидела его. Однако скучать ей не пришлось. Она тотчас же была похищена смеющейся толпой знакомых и растворилась среди гостей. Через несколько минут она оказалась в центре жаркой дискуссии. Человек десять слушали немного подвыпившего, а потому беззастенчиво красноречивого оратора, историка Эстебана Перейры.
– Существующие идеи можно отвергать, если вы готовы предложить другое, но непременно такое же рациональное и объективное объяснение реальности, – рассуждал перед собравшимися Эстебан.
Пепете был симпатичен этот мужчина. Он рано начал седеть, а потому в свои сорок лет с расстояния отделявшего их от ее девятнадцати, выглядел умудренным опытом и видавшем все в этой жизни человеком. Она ценила его за ум и образованность, а также считала его шутки милыми, безобидными, хотя и не всегда удачными. В любом случае, сеньор Перейра был ее другом и верным собеседником. Когда он бывал в Барселоне, он непременно посещал занятия возглавляемого ей кружка, где они много спорили о политике, экономике и философии.
– Итак, позвольте мне ответить на то заявление, которое вы сделали, дорогая Пепета, вчера на нашем заседании.
– О чем Вы? – решила уточнить девушка.
– Со всем почтением, сеньорита, но вчера Вы изволили утверждать, что женскому полу присуща храбрость, – провозгласил Эстебан.
– Да, и сегодня я не отказываюсь от своих слов. Вы не можете нам, женщинам, отказать в признании этого, не правда ли, сеньор Перейра?
– Хорошо, возможно Вы и правы, но тогда, Вы должны согласиться, что мужскому полу свойственна нежность, также как и соблазн.
– Соблазн? – удивленно переспросила Пепета и оглядела присутствующих. Мужчины были настроены скептически, а женщины, кто смутившись, а кто и с интересом, продолжали слушать.
– Да, именно соблазн, этот источник и двигатель отношений между мужчинами и женщинами, – подтвердил оратор. Он жестом попросил принести ему еще вина. – А что же, как Вы считаете, если не соблазн, заставляет нас совершать самые отчаянные и ответственные поступки?
Сейчас, похоже, многие мужчины были согласны с ним. Когда ему подали еще бокал вина, он залпом осушил его и вновь обратился к собравшимся вокруг него:
– Вам нужны примеры? Я могу их привести, – сообщил историк. – Вспомните, хотя бы, историю сотворения мира. Мужчина, последнее создание Бога, творение, изгнанное из рая и потому лишенное взгляда Божьего. Не потому ли, отвергнутые создателем, мужчины с тех пор тщетно стараются быть замеченными им. Чего они только не делают, чтобы их заслуги были признанными, и они удостоились бы похвалы!
– Каждый мужчина жаждет самоутвердиться! Да, и я не исключение, – заметил кто-то из слушающих.
– Вот-вот, мой друг, – радостно откликнулся Эстебан и обвел слушающих торжествующим взглядом. – А как иначе может мужчина компенсировать обрыв связи с Богом? В таком положении нам приходится использовать все средства. У кого-то есть сила, воля, ловкость, отвага, у некоторых, наиболее удачливых, к этому набору можно добавить богатство, власть. Но, дорогая Пепета, здесь Вы не сможете мне возразить, все мужчины беззастенчиво пользуются самыми главными своими союзниками, конечно, нежностью и соблазном. О, доложу я Вам, как это непросто, быть замеченным Богом! И каждый мужчина идет на все, чтобы этого добиться!
– А что же женщины? – насмешливо спросила Пепета. – Какую роль Вы отводите нам в отношениях с Богом?
– О, Вам не о чем беспокоиться, – протянул историк. – Женщина ни на минуту не теряет нити, связывающей ее с создателем. Она передает жизнь, и ей ничего не надо доказывать. Безусловно, она тоже бывает нежной, стремится соблазнять.
Многие из присутствующих теряли нить его мысли, и стали покидать импровизированную лекцию, но кое-кто все же из любопытства решил задержаться, и Эстебан разговаривал с ними:
– Женщина внушает мужчине, что наряжается и прихорашивается только для того, чтобы нравиться ему. А на самом деле… – он сделал многозначительную паузу и посмотрел на Пепету, будто собираясь выдать какой-то ее личный секрет.
– Что же на самом деле? – подзадорила его сеньорита Мореу, тряхнув копной золотистых волос.
– На самом деле женщина наряжается только для себя самой, – поделился своим выводом Эстебан. – Ну, и для других женщин, быть может.
Он снова выпил вина.
– Вы выглядите счастливым, мой друг, когда несете этот бред, – сказала Пепета, погладив его руку, державшую бокал. – Но, довольно на сегодня.
Она огляделась и заметила Антонио, терпеливо пробиравшегося к ней через толпу, обходя столики, стараясь не помешать официантам, разносящим вино.
Она коротко кивнула окружавшим ее людям и шагнула ему навстречу, что кому-то могло показать резким и невежливым, но уже такая она была, Пепета Мореу. Про нее говорили, что огонь ее волос бушует и в ее голове: она всегда была стремительной и непредсказуемой. Он шел к ней так целеустремленно, что некоторые гости расступились, пропуская его. Наконец, их ничто уже не разделяло, и он смог рассмотреть ее. У него захватило дух.
– Боже, она великолепна! Кремовое платье подчеркивает высокую грудь, спереди очень скромное, платье оставляет спину открытой почти до пояса. Очень длинное, внизу оно отделано золотистой каймой, из-под подола выглядывают золотистые сандалии, – едва переведя дух, закончил Тимон.
– Постойте, – довольно громко для воцарившейся тишины сказал Габриэль Крамер. – Я ничего не понимаю. Что это все значит?
Яхта, взятая в аренду Дэном Крамером в порту Барселоны, двигалась вдоль побережья Испании. Чтобы войти в контакт с духом Гауди, экстрасенс Тимон попросил вывезти его в открытое море.
– Вода – уникальный передатчик энергии. Море, на которое смотрел Гауди, даже сквозь время безусловно несет информацию о его мыслях. Оказавшись один на один с водой, я смогу войти в его мир, – объяснял Тимон свою просьбу.
Кэдден не мог отказать ясновидящему в его просьбе, поэтому вся съемочная группа шоу «В погоне за мечтой» во главе с Габриэлем Крамером, а также сам Дэн Кэдден пустились в плаванье. И вот сейчас они сидели в уютной комнате, на борту яхты, называемой «сигарой Уинстона Черчилля». По стенам комнаты были устроены стеллажи с книгами, мягкий ковер безотказно поглощал любые шумы, производимые движениями собравшихся. Кроме оператора, не отходившего от камеры, все остальные утопали в мягких креслах, и слушали Тимона, который смотрел на толщу воды, казавшуюся непробиваемой шкурой слона или какого-то более толстокожего животного. Тимон будто стремился потрогать водную гладь, выглядевшую мягкой и податливой. Он водил рукой, словно зачерпывая воду, сжимал и разжимал ладонь и говорил. Его голос звучал необычно глухо, он медленно выговаривал слова, но все присутствующие без труда видели нарисованную им картину бала в доме графа Гуэля.
Никто не мог произнести ни слова, кроме Крамера, который не терял ориентации во времени и пространстве.
– Дорогой Тимон, прошу Вас понять меня правильно, но я либо не настроен на Вашу волну, либо попросту туг. Вы говорили, что Пепета, девушка мечты Гауди, не был наряжена в маскарадный костюм. Если я точно помню, то на ней было простое синее платье, так? Кто-нибудь в этой комнате слышал это? Подтвердите, прошу вас. Иначе я решу, что лишился рассудка.
Все послушно кивнули.
– Синее? – повторил Крамер, на этот раз обращаясь к Тимону, – Подчеркивающее золотистый цвет ее волос?
– Да, очень четко идет глубокий темно-синий цвет, – подтвердил экстрасенс.
– Так почему Антонио видит ее в кремовом платье и золотистых сандалиях? Она переоделась, он слишком много выпил или наша яхта идет не с той скоростью, когда Вы способны установить контакт с Гауди?
Все вопросительно смотрели на ясновидящего, который нисколько не смутился.
– Или Вы нам лапшу на уши вешаете? – грозно предположил телеведущий. – Мы не комедийное шоу снимаем, и Вы не очень-то и похожи на мистера Бина, чтобы говорить глупости и этим веселить публику.
– Я уверен, что рядом с Гауди есть другая, в которую он по-настоящему влюблен. Только она сможет нам помочь. Только ей он беззаветно доверяет, и ради нее готов совершить все, что угодно.
– Но это полный вздор! – возмутился Крамер. – Нам известно, что в жизни Гауди было только одна любовь, и это Пепета Мореу.
– Почему Вы так уверены? – спокойно спросил Тимон. – Вы были там и держали свечку? Кто их считал, любовниц сеньора Гауди? Вы – здравомыслящий мужчина. Неужели Вы верите во всю эту чушь с сублимацией секса в работе?
Он поднялся со своего кресла.
– На этом балу определенно присутствует еще одна женщина, и нашего религиозного гения неудержимо влечет к ней. Для нее он понятен, как открытая книга, и если мы найдем ее, то она поможет нам добыть искомый эскиз.
– Интересный поворот, – задумчиво произнес Кэдден. – Опять шерше ля фам.
Тимон улыбнулся и ничего не сказал. Хорошо, что его верный бульдог Пуло не слышал этих слов, потому что растянулся на солнышке на верхней палубе. Иначе Тимону пришлось бы признать очевидный дар предвидения, которым обладает его собака. Или это всего лишь французские гены? Ведь Пуло давно предположил, что именно женщина сыграла роковую роль в жизни Гауди. В подробностях теперь Тимону предстоит разбираться.
Глава 10. Предрассудок
Предрассудок. Бродячее мнение без определенных средств к существованию.
Без стука Пепета вошла в его комнату. Застыв на пороге, она ожидала, что он пригласит ее, но Антонио был поглощен работой и не обратил внимания на нежданную гостью. Желая воспользоваться моментом и, наконец, познакомиться с жилищем своего давнего друга, она облокотилась на стул, где в беспорядке были навалены пальто, шарф и дождевик, и стала рассматривать комнату. Наконец Антонио встал, чтобы взять какую-то книгу и заметил ее. Ей показалось, что он вздрогнул.
– Ты испугался? – улыбнулась девушка.
– Нет-нет, – запротестовал он.
– А мне кажется, что да. Здравствуй, Антонио!
– Здравствуй! Напротив, я очень рад, это такая приятная неожиданность, – в голосе Гауди звучала понятная растерянность. Он смутился и окинул взором свою комнату: «Ах, как некстати она пришла! Если бы она предупредила о своем визите, я бы немного прибрался». Он накинул покрывало на неубранную кровать, быстро принял со стула гору вещей и усадил ее.
– Не обращай внимания на беспорядок. Я редко убираю в комнате, у меня совсем нет времени на домашние дела. Да и, честно сказать, даже после уборки здесь ничего особенно не меняется, – признался он.
Пепета с любопытством продолжала исследовать комнату. Ей был бесконечно интересен каждый штрих к портрету этого солидного в ее глазах человека, лет тридцати с небольшим, которого в Барселоне знали многие. Он уже спроектировал и построил несколько зданий в городе и окрестностях, и те люди, с которыми девушка много общалась, свободными мыслителями, борцами за независимость Каталонии, считали его необычайно талантливым скульптором, архитектором и дизайнером.
Пепета Мореу была почти на десять лет моложе своего поклонника. Она принадлежала к одной из самых богатых и знатных семей в Барселоне. В их доме часто бывало много людей, однако Пепета хорошо помнила, как впервые увидела Гауди. Друг ее отца, успешный торговец текстилем сеньор Энрике, был дружен с графом Эусебио Гуэлем. Ни для кого не было секретом, что граф покровительствовал молодому архитектору, поэтому Энрике посчитал за честь представить подающего надежды зодчего в доме Мореу.
Девушка ясно видела тот момент, когда Гауди впервые переступил порог их дома. Он врезался ей в память, потому что Антонио был видным мужчиной, тогда ярким блондином, одетым в дорогой костюм, невысокого роста и крепкого телосложения. «Антонио пошел в отца. Тот отец могуч, как дуб, никакие невзгоды не смогли его сломить. Вот уж не позавидуешь такой судьбе, не щадила она его. Очень много ему пришлось испытать на своем веку», – рассказывали Пепете те, кто знал семью Гауди. Немногие, кто помнил его мать, которая умерла, когда будущему зодчему было двадцать семь, говорили, что она была созданием очень хрупким. После рождения нескольких детей, некоторых из которых, волею злого рока ей пришлось пережить, бедняжка совсем ослабела и быстро угасла. Отец был безутешен и изо всех сил старался, чтобы дети не горевали по матери так сильно, как страдал он.
Попав в дом Мореу, где жило много женщин, Антонио был опьянен особой атмосферой женского внимания и заботы. Он стал частенько заходить в этот дом. Сначала никто, да и сам архитектор, не мог разобрать, почему его так неудержимо тянуло туда. Он думал, что после смерти матери его родительский дом был лишен тепла и ласки, поэтому молодой мужчина настойчиво стремился туда, где было с избытком прелестных собеседниц, звонкого девичьего смеха, манящих и уютных запахов супа и пирогов. Однако с каждым новым визитом Антонио стал осознавать, что приходит сюда увидеть одну единственную девушку, рыжеволосую Пепету.
Она нравилась ему, потому что не была жеманной кокеткой, как большинство юных красавиц в городе. Беседы с Пепетой воодушевляли Антонио. Они много говорили об искусстве и о политике. Девушка была блестяще образованной и имела свое мнение по всем вопросам. Не стесняясь в выражениях, она всегда горячо отстаивала свою точку зрения. Гауди восхищала ее прямота, он находил многие ее доводы достаточно вескими, а ее умение слушать заставляло его верить в то, что он особенный, мудрый и талантливый человек. Они часто встречались и вне стен особняка Мореу, гуляли по городу, пили кофе в кофейнях, ходили в театр. Но никогда еще Пепета не приходила к нему домой, хотя они жили недалеко друг от друга.
– Хочешь чего-нибудь выпить? У меня есть немного розового вина или я могу заварить чай, – засуетился Антонио, возвращая посетительницу в свою неприбранную комнату.
– Нет, спасибо, – ответила красавица, тряхнув своими медно-золотистыми кудрями. – Я заглянула узнать, не занят ли ты. Я подумала, что сегодня такой прекрасный день, и мы могли бы вместе где-нибудь пообедать. Если ты не против, конечно.
Сердце художника счастливо забилось. Разве он мог надеяться, что судьба подарит ему столь прекрасное мгновение! Пепета, его прекрасная муза, желает провести наедине с ним несколько часов. Он понимал, конечно, что сейчас был не самый подходящий момент для увеселительной прогулки. Уже несколько дней он был всецело поглощен работой, ведь они с Гуэлем задумали новый проект, а когда такое случалось, у Гауди словно вырастали крылья, и он работал, как одержимый, не обращая внимания на время. Но сказать об этом Пепете он не мог. Когда он смотрел на этого ангела в облаке локонов цвета чистого золота, он видел лишь бирюзовое море, ласкающее прибрежную Барселону, отраженное в ее глазах. Это море затопляло его сердце небывалой нежностью и надеждой, и он тотчас же воплощал эти чувства в своих невероятных творениях. Нет, он ни за что не сможет отклонить предложение сеньориты Мореу. Он хочет быть счастливым, а время, проведенное с ней, он наверстает, работая ночью.
– С удовольствием, – Антонио расплылся в радостной улыбке. – Я буду готов через пять минут.
Он отправился в ванную, чтобы привести себя в порядок.
– Если позволишь, я пока осмотрю твою библиотеку, – вдогонку ему крикнула Пепета.
– Конечно, – отозвался Гауди, – если какая-то книга тебя заинтересует, обязательно возьми ее себе.
Когда он вышел, одетый в черный костюм и белую рубашку, Пепета читала. Антонио взглянул через ее плечо, желая узнать, что же привлекло внимание его избранницы. Прочитав несколько строк, он понял, какую книгу выбрала Пепета, и был озадачен. «Новая парижская опера», трактат, написанный Шарлем Гарнье, тем самым знаменитым французом, который построил здание всемирно известного оперного театра во французской столице.
– Почему тебя заинтересовала эта книга? – изумился Антонио. – Вот уж не думал, что ты выберешь ее. Это рассказ о постройке здания. Его написал архитектор…
– Да, я знаю об этом, – оборвала его Пепета. – Его зовут Гарнье, а здание, которое он построил, называют дворцом Гарнье, и, я думаю, это весьма справедливо. Мы бывали в Париже, и я видела его собственными глазами. Должна сказать тебе, что я в полном восторге от творения этого парня!
Гауди невольно поморщился, почувствовав острый укол ревности: «Как она может так говорить о нем! Бесспорно, он создал отличное здание, но как это больно, когда тебя с кем-то сравнивают! Эх, если бы Шарль был единственным, с кем меня ровняет Пепета. Сдается мне, что это совсем не так, и я не уверен, что всегда оказываюсь победителем в ее глазах». Он не хотел выдать свои переживания и заметил как можно более ровным тоном:
– Еще бы, у этого парня были такие возможности. Знаешь ли ты, что он потратил на строительство более тридцати миллионов франков? Конечно, поэтому сооружение столь великолепно, отделка из дорогих материалов. Ты ведь заметила, что некоторые элементы наружного декора позолочены? А сколько росписей и скульптур украшают фасад!
– Да, они поистине великолепны. Мама с папой тоже сказали, что поражены такой стройностью линий и богатством внутреннего и внешнего убранства здания.
Это стало нестерпимым для легкоранимого художника, которым был Гауди. Он выслушал восторги Пепеты и пренебрежительно хмыкнул:
– На мой взгляд, там есть то, что называется архитектурными излишествами.
И негромко добавил:
– Такая какофония форм всегда приковывает взгляды невзыскательной публики.
– Да, отделка, безусловно, очень красивая, – Пепета то ли сделала вид, то ли и вправду пропустила мимо ушей его язвительное замечание, – но я взяла эту книгу не за тем, чтобы прочитать о роскошном убранстве здания, об этом я и так знаю. Мы с родителями были и внутри здания, слушали оперу. Папу пригласил его давний друг. Сейчас он занимает какой-то важный пост в правительстве Франции, поэтому не упустил момента похвастаться перед нами национальным достоянием своей страны. Смешной человек! Будто это его собственность, или, по крайней мере, он давал деньги на строительство.
– Не думаю я, что один человек в течение пятнадцати лет смог быть бы дойной коровой для удовлетворения амбиций Шарля Гарнье, – процедил Гауди.
– Выходит, ты не согласен с теми, кто утверждает, что твой коллега – гений? – уточнила Пепета. – Зачем же ты тогда так внимательно читаешь его книгу? Да, я вижу, уголки некоторых страниц загнуты, а кое-где есть и карандашные пометы. А? Что скажешь?
Весь этот разговор заметно испортил его настроение, которое было радостным в момент появления Пепеты на пороге его комнаты. Он не хотел вступать с ней в спор о достоинствах и недостатках работы другого архитектора, ему куда приятнее было бы поговорить о них самих, нежели о его французском коллеге.
– Я никогда не отвергаю идей других архитекторов, я стараюсь учиться всегда и везде, – терпеливо начал разъяснять свою позицию Антонио. – Участвуя в конкурсе на строительство этого здания, Гарнье предложил ряд интересных решений и свои тридцать пять лет обставил маститых мэтров. Я восхищаюсь им еще и потому, что после того, как проект был утвержден, а строительство началось, испытания для Шарля только начались, и он с честью выдержал экзамен, который его заставила держать сама природа. Дело в том, что когда закладывали фундамент здания…
– Да-да, я знаю эту историю, – возбужденно воскликнула девушка. – Когда начали закладывать фундамент, Шарль понял, что, согласно его проекту, здание должно быть построено на подземном озере. Не повезло ему, правда? Ведь он даже не догадывался о существовании этого водоема. Когда они вырыли котлован для закладки фундамента, то с ужасом поняли, что вода заполняет вырытый котлован с необычайной скоростью. Все строительство было под угрозой.
Антонио следил за ней и недоумевал, откуда Пепете известны мельчайшие детали всей этой эпопеи. Даже в книге, которую она сейчас держала в руках, не было таких подробностей. Он решил выслушать историю до конца, не перебивая рассказчицу.
– Все были в панике, включая Шарля, который день и ночь обдумывал, как можно решить эту проблему, – увлеченно продолжала девушка. – Он спешно, но кропотливо просчитывал различные варианты. Время, которое ему показалось мгновением, было очень долгим. Несколько месяцев шла борьба с водой. Сначала Гарнье решил попробовать откачать воду, но она снова прибывала, и не давала продолжать возведение здания. Были идеи просто засыпать озеро, но вода бы размыла песок. И, наконец, единственно правильный выход был найден. Гарнье решил создать бетонную плиту, которая бы навсегда закрыла воды озера в подземном царстве. Разумеется, это повлекло за собой внесение изменений в конфигурацию надземной части здания. Теперь было необходимо сделать ее симметричной, чтобы она устойчиво покоилась на водонепроницаемой перемычке. То есть, несмотря ни на что, Гарнье смог обуздать водную стихию. Здание стоит крепко, в этом я убедилась сама, можешь поверить мне на слово.
Она с облегчением выдохнула, будто школьница, блестяще ответившая хорошо заученный урок, и выжидающе посмотрела на Гауди. У Антонио не было слов, чтобы оценить изложенные Пепетой факты. Его поразила такая осведомленность подруги. Да, он знал, что она – девушка очень образованная, у нее много знакомцев среди философов и мыслителей, она сама руководит кружком, но то, что она настолько хорошо сведуща в вопросах архитектуры, он даже представить себе не мог.
Пепета явно ожидала другой реакции. Она надеялась, что архитектор будет восхищен или, по крайней мере, изумлен ее рассказом.
– Что-то не так? – остановилась она, поймав недоверчивый взгляд Гауди. – Я что-то напутала?
– Как раз наоборот, – медленно произнес зодчий. – Все с точностью до мельчайших подробностей, описанных месье Гарнье в этой книге. Но я не могу поверить, что ты успела прочитать весь трактат целиком, пока я был в ванной, поэтому позволь спросить тебя, откуда ты все это знаешь?
Пепета загадочно улыбнулась.
– Даже если я расскажу тебе, ты все равно не поверишь, поэтому пусть это будет моей тайной, – прощебетала она, невинно и мило хлопая ресницами. – А теперь, если ты готов, пойдем обедать!
После обеда они долго гуляли по городу, смотрели в ярко синее небо, и Антонио, казалось, забыл обо всем на свете. Ему не хотелось расставаться с Пепетой и возвращаться домой. Ее неожиданный визит изменил его день, настроение, и он ухватился за эти эмоции, надеясь, что его счастье будет вечным. Они сидели на скамейке и смотрели на проходивших мимо людей, читали друг другу названия книг в витринах магазинов. Когда кто-то из знакомых окликнул их, они даже не услышали этого, подумав, что это ветер прошептал их имена. Однако мысль о том, что Пепета интересуется творчеством Гарнье, не давала Антонио покоя. Спросить Пепету напрямик он не решался, опасаясь, что она сочтет его ревнивцем. Но девушка сама пришла ему на помощь:
– Так тебе не интересно, откуда я знаю о Гарнье? – спросила она, когда гулять по Барселоне не было сил, сине-зеленые сумерки опускались на город, и им надо было прощаться.
В это мгновение Антонио показалось, что она придумала всю эту затею совместного незапланированного обеда только для того, чтобы поговорить о его иностранном коллеге.
– Не скрою, мне любопытно, кто тебе пересказал историю этого малого и почему ты так настойчиво продолжаешь расспрашивать меня о нем.
– Дело в том, что теперь в этом подземном озере живет призрак, с которым мы разговаривали, – почти скороговоркой выпалила Пепета.
– Прости, я совсем не понимаю тебя. Ты разговаривала с призраком?
– Да, конечно, звучит это странно, – согласилась Пепета, – но именно так и было. Расскажу по порядку. Занятия моего кружка стал посещать один француз, его зовут Пьер. Он сказал, что он фармацевт, а на самом деле оказалось, что он практикует гомеопатию.
– Гомеопатию? – переспросил Антонио.
– Ну да, он лечит болезни разными травами и ядами, но в очень маленьких дозах.
– Отлично, и этот ученый Пьер дал тебе попробовать своих снадобий, а потом вы говорили с призраком? – рассмеялся Антонио. – Тогда понимаю.
Внезапно он оборвал свой смех.
– Это было бы объяснением, и довольно забавным, если бы ты не сообщала факты, изложенные в работе Гарнье. И, судя по всему, сам трактат ты не читала, так?
– Ну что, теперь ты мне веришь? – торжествующе воскликнула Пепета. – Мы с Пьером проводили спиритический сеанс. Он предложил вызвать этого духа, «призрака оперы», они так его называют. Он живет в подвалах «Гранд Опера», в водах, которые Гарнье остановил бетонной плитой. Оказалось, что в Париже сейчас это очень популярный персонаж.
– Еще бы, – присвистнул Антонио.
– Пьер отлично знает, как все устроить, так что мы можем вызвать кого угодно. Ты не представляешь, как это захватывает! Ты задаешь ему любые вопросы. Сначала, – так посоветовал Пьер, – надо расспросить дух о его собственной жизни. Ну, из вежливости, наверное, или чтобы расположить его к себе.
– А потом? – спросил Гауди.
– А потом можно задавать любые вопросы, которые интересуют тебя.
– Послушай, откуда призраку знать ответы о том, что волнует меня?
– Ты смешной, – Пепета ткнула его пальцем в живот и расхохоталась. – Он же не живой человек, а дух, у них там проще все друг о друге узнавать. У них нет секретов между собой, вот они и рассказывают все друг другу и нам, когда мы их вызываем. Понятно?
Антонио не верил своим ушам. Как его обожаемая Пепета, девушка начитанная и образованная, может говорить подобную чепуху? Это не поддается никаким логическим доказательствам, а потому верить этому нельзя. Он раздумывал, стоит ли поделиться с подругой своими сомнениями, но решил не портить замечательный день и не расстраивать Пепету, которая явно была возбуждена новым занятием.
– Не до конца, – уклончиво ответил он. – То есть я уловил суть того, что ты говорила, но у меня остались вопросы. Впрочем, это не важно.
– Я так и думала, что ты не веришь мне. Тогда давай так. Мы с Пьером проведем сеанс на твоих глазах, и вот тогда все твои сомнения исчезнут. Договорились?
Антонио кивнул и с сожалением вздохнул. Они стояли на пороге дома Мореу и должны были попрощаться. Заходить внутрь и разговаривать с родителями Пепеты Антонио не хотелось, поэтому он почтительно поцеловал ее руку и произнес:
– Договорились.
Глава 11. Язычник
Язычник. Темный дикарь, по глупости поклоняющийся тому, что он может видеть и осязать.
– Сеанс будет проходить у тебя в квартире, если ты хочешь, – предложила Пепета. – Я не знаю другого способа удивить тебя и доказать, что духи действительно могут выходить с нами на связь.
– Может быть, – сказал Антонио, – может быть я и смогу поверить во все это, хотя мне непонятно, зачем ты тревожишь души усопших? Это не дело человека живущего, только господь Бог распоряжается нами после того, как мы покинем этот мир.
– Твоя набожность меня поражает, – воскликнула Пепета. – Мне кажется, что иногда это грозит перейти в крайнее проявление, в фанатизм. Ты не хочешь воспринимать ничего нового, даже странно, как ты при всей своей зашоренности успешно работаешь как архитектор.
– Я не создаю ничего потустороннего, – холодно заметил Гауди. – Я лишь обращаю внимание людей на то, к чему они привыкли и уже не способны оценить, как прекрасна жизнь во всех ее проявлениях.
– Ну вот, считай, что это одно из проявлений, – нетерпеливо мотнула головой Пепета, – если тебя это успокоит.
– Нет, дорогая моя, это не проявление жизни, это привет из загробного мира, и мне неуютно от мысли, что по моему дому будет разгуливать мертвец.
– Но, подумай только, ты же сможешь поговорить с тем, кого никогда не видел, задать ему вопросы. Мне кажется, что невероятно глупо упускать такую возможность. Я хочу поговорить с одной особой королевских кровей, но, полагаю, и тебе будет интересно с ней познакомиться.
– Я не очень интересуюсь жизнью монархов, – признался Антонио. – А ты о чем собираешься с ней разговаривать. И вообще, кто она, эта несчастная, душу которой ты намерена потревожить?
– Я недавно узнала об печальной и романтической истории замка Розенштайн, – сказала Пепета.
– Да, я много слышал об этом замке. Он находится недалеко от Штутгарта в Германии в маленьком королевстве Вюртемберг. Это одно из самых романтических и возвышенных, кстати, в прямом и переносном смысле, мест в Европе, потому что он находится над долинами виноградников.
– Очень хорошо, что ты знаешь об этом. Меня заинтересовала история великой русской княжны Екатерины Павловны Романовой. Она была супругой короля Вильгельма Вюртембергский, и, по слухам, умерла от любви.
– Похоже, что это правда, – задумчиво произнес Гауди. – Недалеко от замка есть часовня, над входом в которую выбита надпись «Любовь не проходит никогда». Скорее всего в том, что ты слышала есть доля правды.
– Ну, конечно, не бывает дыма без огня. Вот это настоящие чувства, поэтому я и хочу поговорить с духом той женщины, чье тело покоится в этом месте. Кажется, она выходила замуж дважды, похоже, оба раза была счастлива, но ее второй муж, король Вюртембергский, намного пережил ее, каждый день отказываясь верить в то, что его прелестной спутницы Катиш нет рядом. Представляешь, ей не было еще и тридцати лет, когда она покинула этот мир, но она так много успела сделать для своего маленького королевства. Вот об этом я и хочу ее расспросить. Неужели тебе не любопытно поговорить с духом этой невероятной женщины?
Не дожидаясь его ответа, Пепета расставила по комнате свечи, положила на середину стола огромную доску с написанными на ней буквами, которую принесла с собой.
– Ну же, Антонио, не будь ретроградом, – она подтолкнула Гауди в бок. – Королева была и умницей, и красавицей, ее называли обворожительной, чарующей и блистательной, и сегодня мы с ней побеседуем.
Ему ничего не оставалось, кроме как смириться с тем, что необычный ритуал будет проводиться в его квартире. Скоро пришли остальные участники спиритического сеанса, которых пригласила Пепета. Они молча расселись вокруг стола. Всего участников необычного действа было шесть человек, не считая Антонио, который расположился чуть поодаль, всем своим видом демонстрируя протест.
Пепета внезапно вскрикнула:
– Ах, как же я могла забыть! Самое важное! Нам непременно нужно зеркало. Антонио, принеси нам зеркало!
– Зеркало? – удивился архитектор. – У меня есть всего одно маленькое зеркало в ванной, я не большой любитель прихорашиваться.
– Давай то, которое есть, я не могла через весь город тащить свое, – раздосадовано проговорила Пепета. – Почему ты всегда создаешь столько проблем?
Остальные собравшиеся, имена которых Антонио не посчитал нужным даже узнавать, тоже укоризненно взглянули на хозяина дома, куда они пожаловали, чтобы вызывать духа.
– Не задерживай нас, – голос Пепеты как всегда звучал требовательно, – до полуночи осталось меньше получаса, мы должны успеть начать сеанс, позвать его, чтобы в двенадцать часов дух пришел к нам.
Антонио усмехнулся и отправился в ванную, чтобы снять со стены старинное зеркало в бронзовой оправе.
Когда он принес его в гостиную, Пепета, наконец, была довольна.
– Мы можем начинать, – тихо и торжественно произнесла она и заглянула в зеркало. – Мы вызываем дух королевы Катерины Вюртембергской. Ваше высочество, откликнитесь, придите к нам, мы хотим задать Вам несколько вопрос. Наши помыслы чисты, мы не намерены обидеть Вас. Мы хотим всего лишь узнать о…
Пепета замешкалась. Она подумала, если прямо сказать, что их интересует трагическая история любви королевы, то та, вполне возможно не пожелает об этом говорить. Поэтому Пепета решила схитрить:
– Ваше высочество, среди нас есть один человек, он – талантливый архитектор, и он хотел бы узнать подробности о строительстве замка Розенштайн.
Она выразительно взглянула в сторону Антонио, который широко раскрыл глаза от удивления.
– Скажи что-нибудь, чтобы она поверила, – прошептала Пепета.
Антонио нахмурился, он не хотел, чтобы его впутывали в эту авантюру, но, чтобы не прогневать свою возлюбленную, быстро пробормотал:
– Всем известно, что король Вильгельм построил для Вас дворец, которому решил дать название Розенштайн, камень роз, в честь Вашего любимого цветка.
И тут произошло нечто, заставившее Антонио сесть за стол со спиритической доской. Все собравшиеся услышали звонкий женский голос, который звучал то ли устало, то ли печально. Хозяин квартиры огляделся по сторонам, но в комнате все сохраняли молчание, однако он отчетливо услышал следующие слова:
– Вы напомнили мне, как я познакомилась с Вильгельмом в тысяча восемьсот пятнадцатом.
Все затаили дыхание, и, когда Гауди сел рядом с ней, Пепета чуть слышно сказала:
– Мы слушаем Вас, Ваше высочество. Это была любовь с первого взгляда, любовь как вспышка, как умопомрачение.
– Такая любовь не может длиться вечно, – не удержавшись, вполголоса заметил Антонио. Пепета, сверкнув глазами, взглянула на него, умоляя замолчать.
– Для меня эта любовь длилась всего три года, для моего избранника, того, кто безраздельно властвовал над моим сердцем, она длилась три года, а потом еще сорок пять лет, когда он жил только воспоминаниями о нашем счастье.
Пепета жестом указала Антонио на зеркало. Он посмотрел в него и невольно отпрянул. Там, вопреки всем законам физики, он увидел не свое отражение, а лицо милой молодой женщины с мягкими чертами лица и очаровательными кудряшками, обрамлявшими пухленькие щечки.
– Когда мы поженились, положение дел было весьма плачевным. Наше маленькое королевство было разорено войной, люди умирали от голода, – сказал дух королевы.
Все сидели, не смея шелохнуться, а голос поспешно добавил:
– Нет, господи, только не поймите меня превратно, я не жалуюсь на свою судьбу. Напротив, для меня это была возможность проявить себя, и я, как говорится, засучила рукава и делала все, чтобы помочь моим подданным.
– Да, именно об этом я хотела расспросить Вас, Ваше высочество. Вас считают необычайно демократичной и решительной королевой, Вы же не сидели, сложа руки, – заговорила Пепета. – Что же Вы сделали?
– Нужно было спасти людей от голода. Это было главной задачей. Я стала выписывать из других стран новейшие высокоурожайные сорта овощей и зерна, сельскохозяйственную технику. Я собрала ученых, которые вели работы по улучшению почвы, по разведению лесов, устройству фруктовых садов и виноградников.
Все слушатели понимающе переглянулись.
– Вы не можете себе представить, как же я радовалась, когда мои усилия принесли реальные плоды. Все люди в моем маленьком королевстве говорили, что такого урожая не видывали уже много лет.
– Да, если бы не Вы, люди бы продолжали бы умирать голодной смертью, – восхищенно воскликнула Пепета.
– Безусловно, это так. Я была очень рада своим успехам, а еще я была без ума от своего супруга и объявила его день рождения особенным праздником, Днем урожая.
– Я слышал, что этот праздник до сих пор отмечают в Штутгарте, – заметил кто-то из присутствующих.
– Вот как? Отрадно слышать, – порадовалась королева.
– Госпиталь и университет, которые Вы основали, тоже действуют и по сей день, – добавил тот же человек.
Дух ничего не ответил.
Пепета забеспокоилась, что королева покинула их, и больше ни о чем поговорить с ней не удастся, когда вдруг голос произнес:
– Я всегда говорила, что ничего не может быть важнее, чем дорожить временем, ведь конец может наступить в любой момент. Я четко знала, что мне не следует откладывать то, что еще можно сделать, и я работала, не ведая усталости.
– А как Вильгельм относился к Вашей деятельности? – осторожно спросила Пепета.
– Вильгельм был хорошим человеком, он понимал меня и во всем поддерживал. Мне даже удалось подружиться с его отцом, а это было совсем непросто. Многие считали короля Фридриха, отца Вильгельма, человеком неуживчивым и суровым, даже иногда жестоким. Я так не думала, нам быстро удалось найти общий язык. Он поселил меня в своем королевском дворце. Думаю, он сделал это для того, чтобы видеть меня как можно чаще.
Все улыбнулись.
– Когда король занемог, – продолжал дух Катерины, – он потребовал, чтобы я всегда была возле него. Все понимали, что дни короля сочтены, и мне хотелось сделать все, что было в моих силах, чтобы он ушел из жизни с миром. Я тогда была беременна, ребенок должен был вот-вот родиться, но я дежурила возле кровати свекра неотступно, была рядом, словно преданный пес. Признаться, нам обоим так было легче. Я читала ему, давала лекарства, кормила, если он мог что-то съесть. Преодолевая свою боль, он смотрел на мой огромный живот с невыразимой нежностью, понимая, что жизнь продолжается. И был рад этому, хотя часто грубил мне и капризничал. Я не могла на него сердиться, я чувствовала ответственность перед ним не только за этого ребенка, но и за благополучие королевства, которое перейдет Вильгельму.
– Вы подарили Вильгельму дочь, – сказала Пепета.
– Да, для всего нашего королевства это была ужасная ночь, тридцатое октября тысяча восемьсот шестнадцатого года. Король Фридрих умер на моих глазах. Когда я поняла, что произошло, я не могла в это поверить, не могла двинуться с места или позвать на помощь. Мое тело будто пронзили тысячи игл, казалось, мое тело рушится, выпуская душу, которая должна уйти вместе с душой почившего короля. Вскоре подоспевшие слуги помогли мне добраться до спальни, где я и родила Марию Фредерику. Вот так мой дорогой Вильгельм в один день потерял родителя, и сам стал отцом и королем Вюртембергским.
– Невероятно! – всплеснул руками Пьер.
– Ах да, вы же хотели узнать о замке, а я все о себе рассказываю, – будто спохватившись, сказала королева Кати. – В тот год, когда он стал править королевством, мой муж задумал построить дворец, который, с одной стороны, должен быть уютным, а с другой – утонченным и аристократичным. Дворец строили с размахом, чтобы было где разгуляться моей русской душе. Он хотел подарить мне не просто замок, а совершенный архитектурный ансамбль с огромным садом, огибающий замок подковой. Дворец украшали статуи восьми муз.
– Восьми? – насторожился Антонио. – Согласно древнегреческой мифологии их же девять.
– Да, действительно девять, но Вильгельм не пожелал видеть музу трагедии. Он говорил, что строит для меня дворец счастья, в котором не будет места грустным мыслям. Итальянский архитектор, работавший над замком, учитывал все пожелания моего мужа, поэтому дворец выстроен в классическом стиле с величественными колоннами и фронтонами, украшенными изображениями сценок из древнегреческих мифов. В парке дворца были высажены розы, которые я так любила. Но, увы, этот замок отдалил нас с супругом друг от друга.
Кати опять замолчала. Пепета и Антонио одновременно взглянули в зеркало. Королева задумалась и смотрела не на них, а куда-то в сторону.
– Он с головой ушел в строительство, мне же это было не так важно, – наконец произнесла она. – У меня было предчувствие, что жить в этом замке мне не придется. Мой муж все больше времени проводил вдали от меня. Я не обращала на это внимания, но, в конечном счете, это и погубило меня. Я ушла из жизни так же стремительно, как и жила все тридцать лет. Я слегла и провела в постели три дня. Все думали, что это всего лишь легкое недомогание, надеялись, что все скоро пройдет. Все три дня Вильгельм ни на минуту не отходил от моей кровати, он не верил, что я могу покинуть его, но так случилось.
– А что же произошло на самом деле? Это не было легким недомоганием? Какая-то неизлечимая болезнь, о которой Вы узнали слишком поздно? – деликатно поинтересовалась Пепета.
– Когда я стала королевой Вюртембергской, мой двор состоял всего лишь из пяти придворных, – грустно сказала Кати. – Но через три года, когда случилось то, о чем я рассказываю, в моем окружении было достаточно людей, которые видели и слышали все, что происходит в нашей с Вильгельмом личной жизни. Не помню, кто именно, но однажды кто-то из придворных намекнул мне, что Вильгельм мне изменяет. Я не могла допустить такой мысли, я рассмеялась в лицо той даме, назвав ее сплетницей. Оставшись одна, я долго размышляла над этой новостью, и, в конце концов, она перестала казаться мне абсурдной. Чтобы перестать терзаться в сомнениях, я решилась отправиться на бал, где, по словам той доброжелательницы, король должен был встретиться с разлучницей. Я должна была увидеть все своими глазами, все проверить сама. Я хотела убедиться, что злые языки нарочно оговаривают короля, я предполагала, что здесь есть место политическим интригам. Увы, все оказалось не так. То есть, наоборот, оказалось именно так, как это описывала та дама. Вильгельм предал меня, в его жизни появилась другая женщина.
Пепета охнула:
– Ну как же так? Он же любил Вас!