Когда сбываются мечты Одувалова Анна

Глава 18. Терпение

Терпение. Ослабленная форма отчаяния, замаскированная под добродетель.

– А я была в Египте и видела Синай, – сообщила Селеста. Она и Гауди сидели в его квартире и рассматривали глобус. На небольшом журнальном столике стоял поднос с кофейником и двумя чашками. Антонио хотел быть гостеприимным и предложил Селесте горячий кофе, чтобы согреться. Несмотря на довольно теплый для начала апреля день, руки девушки были холодными, когда она вошла к нему и протянула руки для приветствия.

– Синай, – протянул Антонио, – гора Моисея. Она считается одним из святейших мест христианского мира. Помнишь, что написано в Ветхом завете? На третий месяц по исходе из Египта в новолуние Моисей вывел свой народ к Синайской горе. Здесь они остановились на ночлег. На третий день на заре были громы и молнии, и большое облако над горой Синайской, и трубный звук, весьма сильный. Гора же Синай вся дымилась, потому что Господь сошел на нее в огне, и призвал Господь Моисея на вершину горы, и взошел Моисей и сказал Господь ему…

– Да, я знаю, что последовало за этим, – торопливо сказала Селеста. Ей не хотелось, чтобы Антонио напомнил ей о том, что она часто нарушала. – По легенде Моисей получил от Бога десять заповедей, которым следуют все порядочные люди, отнюдь не только христиане.

– Да, ты права, – согласился Гауди. – Я думаю, что эта мудрость стала основой отношений между людьми, да и, наверное, уклада жизни во всем мире. А ты видела монастырь святой Екатерины?

– Да, конечно, вместе с паломниками я побывала у подножия горы, где расположен монастырь. Даже не верится, что он там с шестого века. Стены и по сей день в отличном состоянии, и вообще он похож на крепость.

– Этот монастырь уникален, – задумчиво произнес Гауди. – Он с самого основания, с тех давних времен остается независимой республикой живущих там монахов. Истинная вера заложила фундамент этого здания, а стены построены из гранита, поэтому монастырь своим видом напоминает крепость. Он полностью самостоятелен, не подчиняется ни одному государству, не имеет обязательств и перед другими институтами церкви – это место свободной веры, отвечающее только перед Богом.

Голос его звучал размеренно, он проговаривал слова медленно и торжественно, будто во время проповеди:

– Я сам, к сожалению, так и не побывал в этом чудесном месте, только много читал о монастыре. Он воздвигнут на высоте тысячи четырехсот метров над уровнем моря, немного походит на крепость, его башни устремлены к небесам. Я всегда ясно представлял себе, как на звенящей жаре и в леденящем холоде туда приходят паломники, что бы помолиться у останков святой Екатерины, казненной за преданность вере в единого бога.

Он замолчал и задумался, а Селеста сказала:

– Знаешь, когда смотришь на него из пустыни, кажется, что этот монастырь похож на каменный остров, парящий в небесах. А еще этот мистический куст неопалимой купины. На него просто невозможно не обратить внимание. Такое необычное название, и он весь покрыт дивными цветами. Монахи говорят, что это очень древний куст, он уходит корнями под фундамент монастыря, возможно, это тот самый куст, в котором Господь и явился Моисею.

– Когда я был маленьким, отец мне рассказывал об этом растении, потому что такие кусты росли неподалеку от нашего дома в Руидомсе. Он грозил мне, что если я подойду к неопалимой купине ближе, чем на два метра, Бог меня покарает. Но в июне, когда на кустах появляются прекрасные нежные розовые и сиреневые цветы, я решил, что отец чересчур меня опекает, и ничего сверхъестественного не произойдет, если я нарушу его запрет.

Однажды мы с друзьями потихоньку подкрались совсем близко к этому кусту. Как я и предполагал, ничего не произошло, просто мне отчетливо запомнился запах, который исходил от этих цветов, резкий и неприятный, похожий на какой-то медицинский. Удачная вылазка вселила в меня смелость и подтолкнула на новые подвиги. Где-то через месяц мне снова захотелось посмотреть на растение, которое может меня наказать, и мы с мальчишками снова отправились туда. Цветов уже не было, а на их месте появились коробочки с семенами, похожие на пятиконечные звезды. И вдруг один из моих друзей, Хуан, сказал, что покажет нам фокус, о котором слышал от кого-то из старших. Он поднес к кусту зажженную спичку. Что тут началось! Я так перепугался, что не мог сдвинуться с места, мой проклятый ревматизм буквально сковал меня. Мои колени отказывались разгибаться, и я стоял на полусогнутых ногах и смотрел, как внезапно куст вспыхнул ярко-красным пламенем, потом раздался громкий хлопок и заклубилось облако черного дыма. Когда я это увидел, то решил, что дьявол пришел за мной, как и предупреждал меня отец. Я был в ужасе и думал, что куст сгорел дотла. Но, только дым рассеялся, мы с приятелями с изумлением увидели, что куст остался невредимым. Представляешь, мы были уверены, что это настоящее чудо! Куст ничуть не пострадал! Вечером я пришел домой и не вытерпел да и рассказал обо всем отцу. Он спокойно выслушал меня, укоризненно покачал головой и сказал, что нам очень повезло, что никто из нашей экспедиции не пострадал. Только тогда он объяснил мне, что растение очень опасно, если до него дотронуться, то через несколько часов кожа покраснеет и покроется волдырями, будто ты побывал на пожаре и серьезно пострадал. Тогда я понял, почему это растение называется неопалимая купина, и пообещал отцу больше не подходить к страшному кусту.

– А я ничего не знала об этом, – призналась Селеста, – то есть я знаю, что есть икона «Неопалимая купина», и она оберегает дом от пожаров, но о том, что растение может проделывать такие жестокие фокусы, мне было неизвестно.

Антонио грустно улыбнулся:

– Я много занимался историей религии, читал об основах религиозных учений. С тех пор, как умер мой брат, прошло совсем мало времени, и я снова вернулся к вере, как к единственному утешению. В тот момент мне казалось, что в моей жизни уже не будет места радости. Но это было до того, как я встретил тебя.

Селеста смутилась.

– Лайла, а можно я задам тебе один вопрос? – Антонио робко взглянул на нее. Он залпом выпил остывший кофе и дотронулся пальцами до ее руки.

– Конечно, можно даже не один. Только я сомневаюсь, что смогу ответить, – улыбнулась девушка. – А впрочем, задавай, мне даже интересно, неужели на свете есть что-то такое, о чем ты не знаешь?

– Вот представь себе, – начал Антонио, будто не обращая внимания на ее ответ. – Один пока малоизвестный художник, такой же впечатлительный, как и я, влюбился в одну прекрасную девушку. А она, кстати, тоже художница, как и ты. Она понимает его с полуслова, они смотрят на мир одними и теми же глазами, но он боится открыться и признаться ей в своих чувствах. Посоветуй, как ему поступить?

Селеста ахнула, ведь это было так неожиданно. Конечно, такое причудливое признание в любви, такая юношеская застенчивость в словах взрослого мужчины была удивительной. Звуки его голоса наполнили сердце Селесты бескрайней нежностью. Ей и в голову не приходило, что этот эксцентричный, порывистый, смелый в искусстве человек окажется таким неуверенным в отношениях с женщиной. Она смотрела на него, и отчего-то он показался ей похожим на игрушечного медведя, зажавшего в лапах огромное красное сердце. Таких медвежат юноши, если они не в силах облечь свои чувства в слова, дарят возлюбленным, взваливая на плюшевых зверят всю ответственность объяснения в любви. Она взяла Гауди за руку в надежде, что, коснувшись ее, он поймет, что она тоже испытывает к нему сильные чувства, гораздо более глубокие, чем уважение ученика к мастеру или дружеская симпатия. Слишком много тайн хранило ее сердце, поэтому она не могла открыть его Гауди, этому честному, увлеченному и доброму человеку.

– Мой милый, милый Антонио, – только и смогла произнести она. Она ощущала себя раздавленной горьким грузом недомолвок. Пожалуй, впервые за многие годы пирамида лжи, которую она старательно возводила, оберегая себя, превратились в склеп для ее души. Наверное, трудно представить себе более отчаянную ситуацию, чем та, в которой она сейчас оказалась. Все, чего она так старательно добивалась, искала, обратилось из золота в бесполезные глиняные черепки. Ей хотелось вычеркнуть из памяти, вымарать белой краской весь сумасшедший двадцать первый век, превративший ее в хитроумное и расчетливое чудовище. Она понимала, что готова заплатить любую цену, лишь бы остаться здесь, в этом мире, за сто лет до своего рождения. А что будет, если она наплюет на мир две тысячи двенадцатого года, и останется здесь? Укроется от любопытных глаз и забудет о данных ей обязательствах? Как же ей хочется, чтобы Антонио, этот порядочный и правдивый художник, помог ей выпутаться из затянувшей ее трясины. Она чувствовала, что его добрые глаза, его жаркие объятия и торопливые поцелуи – единственное спасение для ее загнанной в угол души.

– За те несколько дней, которые мы провели вместе, мне они показались только мгновениями, я вдруг осознал, что желание быть с тобой превратилось для меня в навязчивую идею. Раньше я жил в мире, где властвует только Бог, где есть солнце, которое встает на востоке и уходит за горизонт на западе. Теперь я знаю, что это не совсем так, надо мной властвуешь ты. Ты появляешься, и для меня начинается день, ты уходишь, и я погружаюсь в безмолвие страха и темноты.

Селесте показалось, что кто-то сильный схватил ее за горло, чтобы она не могла ничего сказать. Она пыталась проглотить ком, застрявший в горле, но слова Антонио не давали ей возможности что-либо произнести.

– Наверное, это провидение, что на земле в это самое мгновение из миллионов дней, когда бы ты могла родиться, ты пришла в мир именно сейчас, и сегодня в этом городе ты рядом со мной. И теперь я живу верой в то, что ты есть.

«Боже мой! Какая жестокая пытка! Как сильно он заблуждается, как далеко от истины то, во что он верит!» – душа Селесты рыдала.

– Мне хочется положить в твою ладонь все золото, все бриллианты мира! – не останавливался Антонио. Внезапно он вышел из-за стола, встал на колено и воскликнул: – Я готов сделать все, что угодно, только бы ты была счастлива. Когда ты здесь, я чувствую себя свободным, как ветер, я работаю, как безумный, я могу сделать этот город самым прекрасным на земле, но мне надо знать, что ты не оставишь меня, Лайла. Ты понимаешь меня до конца, до последнего штриха, и когда ты уходишь, я не знаю, увидимся ли мы еще или я навеки тебя потерял.

Она поднялась со стула, он быстро встал на ноги. Селеста прижалась к нему, дрожа все телом. Он обнял ее так крепко, что в какой-то момент ей стало трудно дышать.

– Когда ты уходишь, как всегда, не говоря, когда мы снова встретимся, я остаюсь здесь один, все сильнее принадлежащий тебе, – прошептал он, и его дыхание обожгло ей щеку.

Она подняла глаза, и столкнулась с его взглядом, полным мольбы, отчаяния. Его всегда теплые глаза сейчас были твердыми и непреклонными. Он требовал ее ответа, но это было выше ее сил. Ее мысли метались в поисках слов, чтобы объясниться, но решиться и сказать что-либо Селеста не могла.

– Антонио, мой милый, мой прекрасный человек, – наконец вымолвила она.

Он смотрел на нее своими проницательными медовыми глазами, и, казалось, читал ее мысли.

– Ты так старательно ищешь ответ, который не обидел бы меня, – грустно сказал он, выпуская ее из своих объятий. – Спасибо тебе, ты очень добрая и чуткая девушка, ты думаешь о моем израненном сердце.

Он отнял свою руку, встал и прошелся по комнате. – Ничего не говори, не надо. Я все понимаю, ты прелестная, умная, сердечная, а я… я, наверное, заколдован какой-нибудь злой ведьмой, я недостоин любви.

Сердце Селесты разрывалось. О, если бы она могла утешить его, объяснить, кто она и откуда, он бы понял, почему они не могут быть вместе. А вдруг могут? Девушка не хотела лишать себя надежды, надо было испробовать еще одно средство.

– Который час? – тихо спросила она, сама не узнав своего голоса.

– Четверть двенадцатого, – ответил Антонио, взглянув на великолепные настенные часы, которые он сделал в подарок графу Гуэлю и собирался установить их в его кабинете в новом доме, который он сейчас достраивал.

Она не знала, как поступить.

– Тебе уже пора? – примирившись с неизбежным, спросил Гауди.

Селеста чувствовала себя Золушкой, чья карета в полночь грозит превратиться в тыкву, а кучер – в крысу. В детстве ей очень нравилась эта сказка, и, даже повзрослев, она верила, что стоит немного потерпеть, как твой принц найдет тебя, ведь любовь способна творить чудеса. Как бы ей хотелось, чтобы эта история была не вымыслом, а правдой. Она горько усмехнулась, этому ее желанию никогда не суждено сбыться. Эта кривая улыбка не укрылась от Антонио.

– Скажи мне, я, правда, жалок и смешон? – спросил он, опустив голову и не глядя на нее.

– Нет, это не так, совсем не так. Антонио, дорогой мой, мне надо о многом тебе рассказать, – уверенно произнесла она и сама удивилась той легкости, которая охватила ее, когда решение было принято. Да, она должна ему все рассказать. Если не этот великодушный человек, истинно верящий в божественное провидение, живущий по законам божьим, не выслушает ее исповедь и не простит, то покоя ее душе уже не найти.

– Я слушаю тебя, Лайла, – удивившись твердым ноткам в ее голосе, сказал зодчий.

– Я все расскажу тебе без утайки, но я должна уйти отсюда без десяти двенадцать. Если ты выслушаешь мою историю, и сможешь понять меня, и после этого по-прежнему будешь так же страстно желать быть со мной, я попробую вернуться к тебе и остаться навсегда.

– Попробуешь? – не понял Антонио. – Ты не свободна в своем выборе? Кто-то может заставить тебя изменить твое решение? Или в твоей жизни тоже есть другой?

Он внезапно умолк и снова сел рядом с ней. Он опустил голову и обхватил ее руками:

– Или… Или ты не любишь меня достаточно сильно для того, чтобы разделить со мной мою жизнь и страсть к искусству? Просто скажи мне об этом, сними камень с души. Я думаю, что между близкими людьми не может быть фальши и лжи. Я уже достаточно отхлебнул из этой чаши. Мне тоже есть, о чем тебе рассказать.

– Может быть, не стоит начинать тяжелый разговор? – робко предложила Селеста. – Если тебе тяжело говорить об этом, мы найдем другое время.

– Я не хочу от тебя ничего скрывать. В моей жизни есть другая женщина…

Он помолчал, Селеста ждала продолжения. Тогда он откашлялся и проговорил:

– Вернее, была. Пепета Мореу была в моей жизни, но в ее судьбе для меня места не было. Я признался ей в своих чувствах, которые действительно в тот момент были очень сильны и искренни. Я говорю «в тот момент», потому что тогда я еще не знал тебя. Но я не показался Пепете достойным спутником жизни, она выбрала другого и приняла его предложение. Он – славный малый, кажется, торгует лесом. Дела его идут неплохо, по крайней мере, все говорят, что лучше, чем сейчас у меня. Ну что ж, я не смог ей объяснить, что для меня деньги – не главное в жизни, что у меня другая цель, и я остро нуждаюсь в любви и поддержке для ее осуществления.

Селеста улыбнулась ему и потерлась носом о его плечо:

– Антонио, ты очень сильный и безмерно талантливый. Я уверена, что у тебя все получится. Саграда Фамилия – вот любовь твоей жизни, которая никогда не оставит тебя.

Гауди выдавил из себя ответную улыбку:

– Да, этот собор – цель моей жизни, и я буду продолжать строительство, пока меня не покинут силы, но я сейчас о другом. Лайла, милая, ты же понимаешь, о чем я говорю.

Он взял ее руку и медленно целовал от кончиков пальцев до запястья. Она смотрела на него, готовая разрыдаться. Она должна была все объяснить ему, он не может так дольше терзаться. В его мучениях есть доля и ее вины. Ее собственная душа маялась и жаждала покоя и примирения. Селеста хотела, чтобы Антонио выслушал ее исповедь. Она бы покаялась, рассказала ему о Крамере, о своем страхе, о картине со спиритическим сеансом и о старинном зеркале, которое впервые соединило их. Но что будет, когда он узнает всю правду? Посмотрит ли он еще раз на нее или навсегда прогонит из своей мастерской и вычеркнет из своей жизни? И как найти слова, чтобы он смог ее понять?

Глава 19. Услуга

Услуга. Краткое предисловие к десяти томам вымогательства.

По дороге в Рим Тимон скрупулезно изучал спутниковую карту города. Сантиметр за сантиметром он просматривал панорамы улиц в поисках сходства с пейзажем на фотографии из конверта Крамера.

– В том, что это Рим я не сомневаюсь, – вслух рассуждал он. – Но я почему-то никак не могу найти это место, будто его стерли с карты.

Его черный бульдог, не моргая, смотрел на хозяина. Что-то заставляло его промолчать, но в душе ему хотелось задать вопрос, почему экстрасенс так уверен, что на фотографии именно Рим, а не какой-то другой город. Может быть, они зря летят в Италию?

– Ко мне идет эта информация, Пуло, – отвечая на незаданный вопрос, сказал Тимон. – В том, что этот дом находится в Риме, я не сомневаюсь. Сам посмотри.

Они склонились над фотографией, которую бульдогу, благодаря его находчивости и внимательности, удалось стянуть, и теперь это была их единственная улика, которая стала для них путеводной звездой и помогала им в расследовании. Едва взглянув на фото, они оба узнали Габриэля Крамера, стоявшего у подъезда дома. Хотя голова его была повернута влево, в том, что это профиль их знакомого, ни Тимон, ни его пес не сомневались. Лицом к нему, следовательно, спиной к фотографу, стояла высокая и худенькая женщина с длинными черными волосами. Одной рукой Крамер обнимал ее за талию, а в другой держал большой сверток. Тимон достал лупу и стал изучать снимок.

– Вот и номер дома, видишь?

Пуло пытался извернуться и взглянуть в лупу, но его широкая морда не находила той плоскости, в которой это можно было бы сделать. Он сокрушенно вздохнул.

– Это дом сто сорок три, – сообщил хозяин.

– Ничего не видно, снимок очень размытый, – посетовал пес. – Тоже мне, фотограф, неужели нельзя было выставить нормальную выдержку?

– Да, пожалуй, ты прав, снимок весьма не профессиональный. Или с точностью до наоборот, – задумчиво протянул ясновидящий. Он покрутил в руках свою фотокамеру, навел объектив на Пуло, потом на соседнее кресло.

– Есть! – радостно воскликнул он. – Я понял, почему этот снимок такого качества, конечно, иным он быть и не может! Смотри, даже если очень крепко держать камеру в руках, снимки будут нечеткими, расплывчатыми, если наводить многократное увеличение.

– Значит, фотограф не просто стоял на противоположной стороне улицы и снимал городские пейзажи, – предположил Пуло.

– Конечно! Он следил за Крамером или за этой девушкой, старался быть невидимым для этой парочки, поэтому находился на почтительном расстоянии от них. Поэтому снимки сделаны с максимально возможным приближением.

– Но мы так не и не ответили на вопрос, во что же он всматривался? Зачем он делал эти фото, ты знаешь? – полюбопытствовал бульдог.

– Элементарно, это шантаж, обыкновенное вымогательство. Тут даже вариантов быть не может, – ответил Тимон. – И этот странный текст, собранный из газетных букв, это доказывает. Осталось только понять, что же делал Крамер у этого дома, и кто его спутница. Мне кажется, что между ними есть какая-то более прочная связь, чем любовная. Чем они так заинтересовали своего преследователя? Это мы и должны выяснить.

Пуло был в восторге от открывавшейся перспективы. Он любил помогать хозяину в расследованиях. Несмотря на свою внешнюю неповоротливость, он очень охотно отправлялся в дальние пешие прогулки и был невероятно выносливым. Он мог часами напролет мерить шагами своих коротких четырех лап мостовые, проселочные дороги, лесные тропинки. Единственным условием, которое было дня него жизненно необходимым, был прохладный воздух. Пуло не переносил жару: вдыхать горячий воздух его приплюснутым носом означало направлять жару прямо к голове. В таком случае, у него кружилась голова, учащалось сердцебиение, и двигаться дальше он был уже не в состоянии. К счастью, с ним это почти никогда не случалось, потому что они с Тимоном жили на побережье Северного моря, где температура летом не поднималась выше двадцати-двадцати двух градусов. Сейчас они направлялись в Рим, и Пуло предвкушал обстоятельную прогулку по улицам древнего города, ведь апрель в Риме еще не самый жаркий месяц, значит, он сможет получить удовольствие, шагая рядом с хозяином.

Они поспешно уехали из Барселоны, никому ничего не сказав. «Мы не знаем, каковы будут результаты нашей поездки, – рассуждал Тимон, – поэтому не будем раньше времени беспокоить наших друзей. Я должен во всем разобраться сам. От этой фотографии идет сильный запах смерти, но поскольку Габриэль Крамер жив и здоров, в меру ловок и громогласен, рискну предположить, что этой женщины нет в живых. Мы с тобой должны выяснить, причастен ли он к этому или нет. Что известно шантажисту, приславшему фотографии и записку с угрозами? Чего он добивается?»

Поскольку Дэн Кэдден улетел в Америку, Тимон ни с кем не счел нужным делиться своими планами. На ресепшн он оставил короткую записку для Крамера, оповещая его, что ему необходимо вернуться домой, в Англию. «Буду в Барселоне через пару дней», – в заключение письма сообщил он. После сцены с конвертом в студии они больше не виделись. Фил Трентер, как и обещал, поднялся в номер экстрасенса, еще раз извинился за поведение друга, но больше ничего не сказал и не спросил.

– Должен признаться, – сказал тогда Пуло, – я надеялся, что он придет, чтобы поговорить об этом странном послании.

– Что делает эту ситуацию еще более непонятной, – закончил его фразу Тимон. – Судя по всему, у них нет вопросов, они разобрались, что это все означает.

– А мы пока нет, к сожалению, – вздохнул бульдог.

– Думаю, в Риме мы найдем ниточку, которая поможет размотать весь клубок, – подбодрил его хозяин.

И вот они шагали по улицам итальянской столицы в надежде подтвердить или опровергнуть подозрения Тимона. Неужели Габриэль Крамер замешан в преступлении? В убийстве?

– Что же, нам придется проверять дом сто сорок три на каждой улице? – ужаснулся пес. – На это нам двух дней не хватит.

– Успокойся, дружище, не все римские улицы такие длинные, и потом, у меня есть уже несколько адресов, которые мы проверим в первую очередь. По крайней мере, на снимках со спутника они выглядят похожими на нужный нам дом.

– Может быть, сначала съедим по кусочку пиццы, а? Для поддержания сил? – произнес пес с самым беспечным видом.

– Нет, Пуло, мы еще в самом начале пути. Кто знает, сколько нам еще придется бродить по городу? Я тебя знаю, после еды ты захочешь вздремнуть, а на это у нас просто нет времени.

– Но я никогда не пробовал настоящую итальянскую пиццу, – пожаловался бульдог.

– У тебя есть шанс ее не попробовать, если будешь продолжать в том же духе.

Уловив тревожный и суровый настрой хозяина, Пуло осекся и продолжал молча перебирать лапами, стараясь поспевать за широкими шагами Тимона. Они терпеливо обходили адрес за адресом из отмеченных на карте.

– Мне кажется, что такого дома вообще нет, – изрядно устав, бульдог стал пессимистичнее.

Они присели отдохнуть в малюсеньком сквере неподалеку от очередного пункта их путешествия.

– А что если дом снесли? Перестроили? – предположил Пуло. – Ты можешь проверить, как давно сделана эта фотография?

Тимон достал снимок.

– Ты прав! – воскликнул он. – Этот снимок сделан три-четыре года назад. Интересно, что же здесь было три-четыре года назад?

– Здесь был старый дом. Прямо здесь, около этих скамеек. Сейчас здесь устроили клумбу и поставили светофор, – сообщил незнакомый старческий голос.

Они огляделись. На скамейке напротив них сидела пожилая женщина и с улыбкой смотрела на них:

– Извините, но я услышала Ваш вопрос. Вы просто хотели знать, что здесь было несколько лет назад, вот я и рассказываю, – пояснила она. – Я родилась здесь, всю жизнь прожила, даже вот на старости лет была консьержкой в этом самом доме, который снесли.

– В доме сто сорок три? – уточнил Тимон, не веря своей удаче.

– Да, именно в нем, – утвердительно кивнула их новая знакомая.

– Тогда нам очень повезло, что мы встретили Вас, – обрадовался экстрасенс. – Я ищу одну свою знакомую. Сейчас я покажу Вам ее фотографию, может быть, Вы ее вспомните.

Он достал из кармана заветную карточку и подошел к женщине:

– Вот, взгляните.

– Это Селеста Санчес, – горестно вздохнула их собеседница.

Пуло и Тимон переглянулись. Им обоим была удивительна такая перемена настроения пожилой женщины. Или наоборот, все закономерно, потому что их догадки оказались верными?

– Да-да. Это Селеста, – поспешил подтвердить Тимон. – Давно с ней не виделся…

Он многозначительно оборвал предложение, чтобы не выдать то, что сейчас впервые услышал имя якобы знакомой девушки.

– Бедная Селеста, – женщина словно погрузилась в воспоминания, не слишком радостные.

– Она в порядке? – осторожно поинтересовался молодой человек.

– Если можно быть в порядке после того, что ей пришлось пережить. Боюсь, что она уже никогда не будет прежней.

Тимон посмотрел на бульдога. Тот нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая продолжения рассказа, но женщина, которая показалась им словоохотливой, снова умолкла.

– Дом снесли, – начал экстрасенс, – и Селесте пришлось переехать. Вы знаете ее новый адрес?

Старушка покачала головой.

– Бедная девочка! Она не могла оставаться в этом городе одна, сразу после похорон она и уехала, и я не знаю куда.

– После похорон? – переспросил Тимон.

– Да, ведь ее брат Джеймс погиб буквально в нескольких метрах от дома. Его сбил автобус, выезжавший из-за угла. Здесь был очень опасный поворот, поэтому сейчас дорогу расширили и поставили светофор, чтобы подобное не повторялось.

– Это был несчастный случай? – уточнил ясновидящий.

– Да, так объявили полицейские. Джеймс и его школьный приятель Адриан возвращались после занятий, спокойно о чем-то разговаривали, и случайно бедный мальчик оказался под колесами автобуса.

– Какая ужасная история! – покачал головой Тимон. – А как же это произошло? Неужели не было свидетелей? Не могу себе представить, как мальчик может шагнуть на проезжую часть!

– Полиция долго искала очевидцев, потом откликнулся какой-то человек, случайный прохожий. Он сказал, что видел, как мальчики шли и рассматривали снимки, сделанные одним из них. Оба были увлечены и не обратили внимания, как Джеймс сошел с тротуара, а водитель автобуса, выехавший из-за угла, не успел затормозить.

– Да, очень странная история, – произнес экстрасенс.

– Полиция не особо вникала, – продолжала женщина, – Селесте сообщили, что это был несчастный случай. Водитель автобуса был трезвым и не нарушал скоростного режима, свидетель утверждал, что мальчики мирно беседовали, и то, что Джеймс оказался на дороге, было чистой случайностью. Бедняжка похоронила брата и была сама не своя: ведь у нее не осталось ни одной родной души на белом свете. Их родители давно умерли, и они с Джеймсом были очень привязаны друг к другу, так заботились друг о друге, всегда были вместе.

– Жаль Селесту, – вздохнул Тимон, – как жестоко с ней обошлась судьба! И где же она теперь? Наверное, уехала со своим кавалером?

Он кивнул на снимок, который все еще держал в руке.

– Нет, она уехала одна, потому что этот человек несколько раз приходил уже после ее отъезда, расспрашивал о ней.

– Вы знаете этого мужчину? – спросил экстрасенс.

– Это друг Селесты, тоже художник. Он часто заходил к ней, приносил картины, уносил картины, в это я не вникала.

– Как Вы думаете, у них был роман?

– Может быть, но они это тщательно скрывали. Особенно от Джеймса. Этот мужчина всегда приходил, когда мальчика не было дома. Днем, когда он был в школе, или в выходные, когда тот ходил с друзьями в кино. Но я думаю, что у них были чисто деловые отношения. Он никогда не приносил ей цветов. Обычно девушкам приносят цветы, а этот мужчина приходил и уходил, всегда чем-то озабоченный. Хотя, кто их теперь разберет? В наше время все было по-другому.

Тимон грустно улыбнулся.

– Это просто чудо, что мы с Вами встретились, – сказал он. – Если бы не Вы, я бы так и продолжал искать Селесту.

– А Вы тоже художник? – поинтересовалась пожилая женщина. – Вы учились вместе с Селестой?

– Нет, мы познакомились на одной выставке в Испании. Это было несколько лет тому назад.

– А откуда у Вас эта фотография?

Ясновидящий замялся.

– Я даже не помню. Разумеется, Селеста дала мне ее. Впрочем, какое это сейчас имеет значение? Спасибо большое за рассказ, нам пора, – он поднялся и посмотрел на Пуло. Тот потянулся и был готов продолжать путешествие.

Они в полном молчании быстро удалялись от оставшейся на скамейке старушки.

– Ну, теперь можно подкрепиться, – сказал Тимон, когда они повернули на соседнюю улицу. – Давай перекусим, а потом вернемся на это место. Мне кажется, я смогу восстановить события. Чего-то очень существенного не хватает в рассказе нашей милой бабушки.

– Да уж, бабушка – что надо, – проворчал Пуло. – Я думал, что она нас в чем-то подозревает. Особенно когда она стала расспрашивать про фотографию.

– В какой-то момент и мне стало не по себе, – согласился молодой человек. – Вот и пиццерия, видишь?

Бульдог облизнулся, почувствовав аромат свежей выпечки. Они сели за столик и стали уплетать пиццу с дополнительной порцией ветчины и сыра.

– Ты доволен? – спросил Тимон, взглянув, как быстро Пуло расправился со своей порцией. Вместо ответа тот сыто вздохнул и растянулся в тени стола. – Вижу, у тебя все в порядке. А мне кусок в горло не лезет. Давай еще раз прокрутим весь рассказ. В полицейском рапорте о происшествии сказано, что мальчики увлеченно беседовали и рассматривали снимки. Именно так об этом рассказал очевидец. Дружище, нам срочно надо вернуться на это место, вставай, прошу тебя.

Пуло нехотя поднялся и поспешил за хозяином. В конце концов, они здесь, чтобы расследовать дело, а не только есть пиццу. Хотя последнее для Пуло было одной из важных составляющих поездки в Италию.

Вновь оказавшись на перекрестке с круговым движением, Тимон достал фотографию и сосредоточился.

– Что здесь было на самом деле? Тротуар и ограды, безмолвные свидетели, расскажите мне, как все случилось, – он закрыл глаза и замер. Бульдог старался не дышать, потому что его напряженное сопение могло помешать экстрасенсу. Так они простояли несколько минут, потом Тимон сел прямо на тротуар, рядом со своей собакой.

– Кто-то умышленно, исказил информацию, скрыл подробности происшествия. Этот свидетель, на показаниях которого основаны выводы полиции, – наконец проговорил он.

– Зачем ему это было нужно? – взглядом спросил Пуло.

– В обмен на молчание. Дело в том, что Джеймс выбежал на проезжую часть не случайно. Его друг…

– Адриан, – подсказал пес.

– Да, Адриан, – продолжал ясновидящий, – бросил камеру на дорогу, и мальчик ринулся за ней. Мы знаем, что на тех снимках была его сестра и Габриэль Крамер, поэтому он хотел спасти их. Только вот вопрос, что же увидел наблюдательный Адриан, шпионя за Селестой и Крамером сквозь объектив камеры? Безусловно, фотограф заснял что-то, что свидетель хотел похоронить любой ценой.

– Даже ценой лжесвидетельства? – не поверил Пуло.

– Выходит, что так. Камера, снимки и Джеймс погибли. Осталось два человека, оба из которых знали, что на снимках: Адриан и неизвестный нам свидетель. Скорее всего, это Габриэль Крамер, который своими показаниями выгородил мальчишку, тем самым заплатив ему за молчание, как говорится, qui pro quo, услуга за услугу.

– Выходит, Крамер причастен к гибели брата этой девушки, Селесты Санчес? – уточнил бульдог. – Что-то не похоже. Когда он увидел эти снимки, выпавшие из конверта, ни один мускул не дрогнул на его лице, я был рядом и следил за ним. Либо у него железные нервы…

– Либо тот, кто дал показания, не сам Крамер, а некто, так ему преданный, что готов пойти на преступление, – закончил Тимон. – Думаю, теперь ясно, нам с тобой обоим ясно, кто же выступил в роли свидетеля. Нам надо немедленно вернуться в Барселону и сообщить обо всем полиции, потому что жизнь Адриана, осмелившегося нарушить многолетнее молчание, теперь в опасности. Кто знает, на что может пойти человек, спасая жизнь близкого друга. Когда Адриан принес конверт в отель, сам того не осознавая, он поджег бикфордов шнур. Наверное, он нуждается в деньгах и решил, что сейчас самое время пустить эти фотографии в ход.

– А Селеста? Мы будем ее искать? Она же имеет право знать, что на самом деле случилось с ее братом.

– Я не вижу ее, не знаю, где ее найти, – печально вздохнул Тимон. – Остается надеяться, что Крамер выведет нас на нее.

Глава 20. Цена

Цена. Стоимость плюс разумное вознаграждение за угрызения совести при назначении цены.

Необычный для Барселоны в апреле холодный ветер немилосердно развевал ее волосы. Селеста быстро шла по прямым улицам города, хотя торопиться уже было некуда. «От себя не убежать!» – повторяла она. Господи, почему ее сознание отказывалось понимать эти простые и понятные слова и гнало ее вперед, не разбирая дороги? Может быть, можно скрыться от своего прошлого, от того, что заставляет тебя краснеть, когда ты вспоминаешь, как сплоховала? Ей казалось, что она забыла о нем, вычеркнула человека, в которого была безоглядно влюблена из своей памяти, но это было самообман. Разве можно избавиться от своих воспоминаний, выбросив их в мусорный бак, словно ненужные вещи? «Он преследует меня!» – ненависть на секунду охватила ее, но внутренний голос мягко сказал: «Ты же знаешь, что это не так! Это случайность, стечение обстоятельств только и всего».

Селеста, сама того не заметив, оказалась в небольшом парке перед Саграда Фамилия. Обессилев от быстрой ходьбы, она опустилась на скамейку и стала наблюдать за странным молодым человеком, пускавшим гигантские мыльные пузыри. Этот волшебник был темнокожим, глаза его были скрыты за стеклами темных очков, волосы щетинились во все стороны десятками дредов. Парень ловко орудовал двумя длинными палками, между которыми были натянуты веревки, формирующие пузырь, который потом подхватывал ветер. Знакомый с детства нехитрый ритуал собрал вокруг него целую толпу: кто-то фотографировал переливающиеся всеми цветами радуги пузыри, кто-то пытался поймать их руками, а кто-то хотел попробовать сам делать незатейливое чудо. Селеста смотрела на собор сквозь тонкую мыльную пленку и думала, видит ли это Антонио, который метр за метром выстраивает знаменитое здание. Ей очень хотелось увидеть его прямо сейчас, потому она поднялась и отправилась бродить вокруг собора, надеясь, что архитектор выйдет ей навстречу.

Пару раз обойдя вокруг собора, Селеста поняла, что Антонио не ждет ее сейчас, наверное. Он очень занят. В последнее время он всегда выходил ее встречать, и тогда она могла войти в его реальность. За те несколько раз, которые они виделись, Селеста успела привыкнуть к свиданиям с Гауди. Она приходила к нему в обед, чтобы перекусить вместе, или в восемь вечера, когда темнело, и строительство приостанавливалось. Тогда Антонио мог посвятить ей все время до полуночи, когда она, словно подгоняемая боем часов на соборе, торопилась вернуться в свой мир.

«Почему его не видно, – раздосадовано размышляла Селеста. – Сейчас, когда он мне так нужен!» Она посмотрела на часы. Было всего пять вечера, и ей ничего не оставалось, как зайти в кафе неподалеку и ждать, поглядывая на собор. И размышлять над тем, что произошло сегодня. А произошло то, что неизбежно должно было случиться. Рано или поздно они должны были встретиться, потому что земля круглая, а мир искусства очень маленький. И то, что она сотни раз проверила все списки участников, приглашенных, кураторов, экспертов выставки Миро, не давало никаких гарантий, что такой уважаемый человек, как Габриэль Крамер, не посетит ее. И он пришел.

Селеста стояла в первом зале экспозиции и держала в руках каталоги выставки. Она широкой улыбкой встречала всех заходивших в выставочный зал, приветствовала, протягивала каталог и рассказывала о выставке. Когда Крамер вошел, то они сразу увидели друг друга. Казалось, никого больше не существовало, они были вдвоем в просторном и светлом помещении. «Он так же хорош, как и всегда, – механически отметила про себя Селеста. – Пожалуй, за то время, которое мы не виделись – сколько это? два года? почти три? – он ничуть не изменился». Габриэль быстро подошел к ней, на секунду замешкался, наверное, решая, каким образом поприветствовать молодую и красивую девушку. Может ли он, на правах бывшего бойфренда, поцеловать ее? Или сделать вид, что они едва знакомы? Тогда простого рукопожатия будет достаточно. Он отметил, как ее глаза расширились то ли от ужаса, то ли от удивления. Он должен был признаться, что тоже не ожидал ее увидеть здесь. За всей этой кутерьмой со съемками шоу он не успел просмотреть документацию по этой выставке и пришел скорее потому, что просто оказался в этом городе и решил не упускать шанс встретиться с коллегами. Он не знал, что Селеста является одним из членов оргкомитета. А если бы знал? Неужели он не пришел бы сюда, если бы прочел список организаторов и кураторов? Он улыбнулся этой мысли. Он непременно был бы здесь, несмотря ни на что. А впрочем, если бы кто-то сказал ему, что здесь он сможет встретиться с Селестой, он бы, пожалуй, поспешил сюда.

– Здравствуй, Селеста, – открыто улыбаясь, Габриэль пожал ее руку и, чуть наклонившись к ней, дотронулся губами до ее щеки.

– Мистер Крамер, какая приятная встреча! Всегда мечтала познакомиться с Вами лично. Меня зовут Лайла, я – куратор этой выставки, – ответила Селеста, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Она когда-то сильно любила этого привлекательного и властного мужчину, ставшего ей и мужем, и отцом одновременно в тот самый момент, когда она в этом нуждалась. И этот человек, которому она доверила свою жизнь, поставил ее на острие бритвы, втянув в свой нелегальный бизнес.

– Лайла? – его брови удивленно поднялись. – Да, Лайла, здравствуйте! Вы удивительно похожи на одну мою знакомую, кстати, очень талантливую художницу.

Он взял ее за локоть, и отвел подальше от входа.

– Я не знал, что ты будешь здесь, – сказал он, честно глядя ей в глаза. Она поверила, но это не меняло ситуацию. Надо было принимать решение, как быть дальше: ведь ей стоило больших трудов исчезнуть с его горизонта, и вот они снова встретились.

– Почему, Лайла? Ты изменила имя? – спросил Крамер, пытливо заглядывая ей в глаза.

«Что у него на уме? – лихорадочно старалась сообразить Селеста. – Теперь, когда он снова знает, где я, как он поступит? Будет мстить и выдаст меня полиции? Продолжит использовать мой талант, как ни в чем не бывало?»

– Ты так таинственно скрылась из виду, – продолжал свой допрос Габриэль. – Ничего мне не сказала, куда едешь, не предупредила, чтобы я не волновался, и вот теперь оказывается, что ты даже сменила имя. Неудивительно, что все мои поиски были тщетны. Расскажи, как ты?

– Давай продолжим этот разговор в другом месте, – натянуто улыбаясь, процедила девушка. – Это моя первая выставка, где я присутствую в качестве куратора, мне не хотелось бы, чтобы она стала последней.

– Мне тоже, – миролюбиво согласился Крамер и добавил чуть громче: – Отличная организация, мисс Лайла. Мисс или миссис?

«Неужели мне не все равно? – одернул себя Габриэль. – Мы не виделись уже несколько лет, но не могу поверить, что в моей душе все еще живы чувства к этой обжигающей брюнетке».

– Мисс, – тихо уточнила Селеста. Ей почудилось или он действительно вздохнул с облегчением?