Когда сбываются мечты Одувалова Анна
– Любовь – это самая действенная магическая сила. Вы когда-нибудь влюблялись, Габриэль? – он снова посмотрел на Крамера, вовлекая его в разговор. – Вспомните, ведь тогда Вам не нужна была еда и вода, Вы могли творить чудеса ради своей любимой, не правда ли?
– Не помню, – мрачно произнес телеведущий, – наверное, мог.
– Ладно, не будем о Вас. Все поэты, писатели, музыканты и художники были постоянно влюблены, питали свое творчество этим возвышенным чувством, и именно благодаря любви, которая вдохновляла и окрыляла их, мы с Вами можем наслаждаться музыкой Штрауса, сонетами Петрарки…
– Думаете ли вы, что, если бы Лаура была женой Петрарки, он бы писал ей сонеты всю свою жизнь? – перебил его Крамер.
– Забавно. Вы же сейчас не станете присваивать себе авторство этих слов? Это же не Ваша мысль, Вы процитировали нам Байрона, – сказал Тимон.
В воздухе повисла пауза. Историк было удивлен тому, что молодой маг безошибочно указал источник цитаты. «Этот парень не так прост, – отметил про себя Габриэль. – Он знает гораздо больше, чем кажется на первый взгляд».
– И все же, какими бы скептиками вы ни были, друзья мои, когда художник влюблен, его творческие способности на подъеме, из него бьет фонтан идей…
– Надо признаться, я всегда боялся влюбиться, чтобы не потерять рассудок, – вдруг совершенно серьезно сказал Крамер. – Я видел, как мои друзья страдают от любви, теряют способность рассуждать логически, совершают безумные поступки, и не хотел оказаться в подобной ситуации.
– Мне искренне жаль Вас, – Тимон сочувственно посмотрел на собеседника. – Когда вы влюблены, все лучшее в вас начинает проявляться и расцветать. Любовь помогает нам жить и творить.
Дэн и Габриэль молча слушали экстрасенса и размышляли каждый о своем.
– Почему-то мне кажется, что мой рассказ о высоких материях не доходит сейчас до вашего сознания, но, поверьте мне, подобное вступление было совершенно необходимо. Я хочу доходчиво объяснить вам, что сейчас происходит с Антонио Гауди. Он испытывает очень сильные чувства, меня буквально затягивает в воронку его эмоций, когда я выхожу с ним на контакт. Поскольку все его чувства обращены только к таинственной незнакомке, его дух не может выйти за рамки и сотрудничать со мной. Он всецело поглощен своим чувством к этой женщине, и только она в настоящий момент сможет быть нашим проводником в мир его идей. Чтобы двигаться дальше по сценарию нашего шоу, нам надо ее найти, – заключил ясновидящий. – Я делаю все возможное, но у меня нет никаких ориентиров, я не могу ее обнаружить в его времени. Я ищу какие-нибудь зацепки, чтобы понять, кто она такая, и выйти на контакт непосредственно с ней, но пока тщетно. А теперь, друзья, я вас покину, мне надо отдохнуть и помедитировать, чтобы восстановить свою ауру.
Его собеседники кивнули в знак понимания и согласия. Когда Тимон вышел из съемочного павильона, Габриэль Крамер не выдержал:
– Что за чепуху городит этот ясновидящий? – он перешагнул точку кипения и сейчас уже обжигал всех вокруг, выплескивая свое негодование. – Кем он себя возомнил? Почему мы все ему верим и слушаем, открыв рты?
Рты у многих, присутствовавших в тот день на съемочной площадке, действительно все еще оставались открытыми, когда они наблюдали за Тимоном. Сегодня, например, на их глазах экстрасенс, держа в руках лишь вырезку из газеты, сообщавшей о трагической гибели Антонио Гауди, рассказывал невероятные подробности о жизни гения.
– Я – человек тактичный, и не привык говорить плохо о человеке за его спиной, но дальше молчать у меня просто нет сил. Он – шарлатан. Он отлично подготовился к участию в передаче, прочитал все, что можно узнать о жизни Гауди. К счастью, материалов об этом предостаточно, а теперь выдает это за свое пресловутое яснознание. И Вы потворствуете этому.
– Все это происходит потому, – внятно и медленно говорил Дэн Кэдден, – что я даю деньги на все это приключение, которое задумали Вы. Не забывайте, что Ваша здесь только идея, а спонсором выступаю я. И по этой простой причине я его попросил, а Тимон был любезен и согласился участвовать во всей этой нелепице.
– Нелепице? – вскричал Крамер. – Теперь Вы так это называете? Не будем спорить, кто из нас тверже стоит на земле. Если отмотать все к началу, то это были именно Вы, безумный миллионер, который вбил себе в голову, что хочет воспользоваться услугами гения, сделать великого Антонио Гауди своим прорабом.
– Зачем Вы так? – миролюбиво произнес американец. – Каждый человек о чем-то мечтает: кто-то хочет купить дом, кто-то – создать семью, сделать успешную карьеру. Я, к примеру, хочу построить офис для своей корпорации по проекту, близкому по духу идеям Гауди. Могу я спросить, к чему стремитесь Вы, дорогой Крамер?
– Я… – вдруг он остановился. Вся его жизнь, без малого полвека, пролетела перед глазами за одно мгновение. На протяжении этих лет он много о чем мечтал: в юности – о карьере и славе, к тридцати годам – о семье и богатстве, в сорок – о независимости и уважении. А сейчас? Чего ему хотелось сейчас? Нет, это не подходящий момент для размышлений о смысле жизни.
– Давайте не пускаться в философские беседы, – сказал он Кэддену. – Думаю, что надо выработать совместный план действий. В этом, полагаю, наши стремления сегодня совпадают, не так ли? Мне надо доснять недостающие выпуски шоу, а Вам, если, конечно, Вы еще не устали от погони за мечтой, ха-ха, какая удачная игра слов, получить эскиз здания и начать строительство.
– Вы правы, только мы с Вами совсем позабыли еще об одном заинтересованном лице.
Телеведущий нахмурился, стараясь понять, о ком говорит Кэдден.
– Неужели Вы позабыли о своем друге, Филе Трентере, который, кстати, и является основным действующим лицом нашего проекта? Именно этот человек, если ему удастся выполнить условия конкурса, станет обладателем полумиллиона долларов, и получит контракт на строительство здания, а это означает, что у него будет шанс заработать еще почти столько же.
– Нет, я ни на минуту не забываю о нем, – с достоинством произнес Габриэль. – Я ничего не сказал о Филе лишь потому, что ему эта суета вообще не нужна. Он – талантливый и трудолюбивый человек, он предлагал Вам сотню действительно стоящих проектов. Я надеюсь, что Вы оставите за мной право на экспертную оценку архитектурных дизайн-проектов. Так вот, могу сказать совершенно объективно, все эти проекты действительно хороши. И Фил согласился участвовать в шоу только потому, что я попросил его об этом. Меня захватила идея сделать новый цикл передач, ведь телезрители не терпят повторений.
– Тогда, если никому из нас троих это шоу по-настоящему не нужно, давайте дружно откажемся от этой идеи. Не будем искать ту женщину, о которой говорит Тимон, снимем еще одну передачу, где я скажу, что решил отказаться от своей мечты и построить обыкновенный небоскреб по типовым проектам, поблагодарим экстрасенса, и все. Вы согласны?
У Габриэля было несколько секунд, чтобы взвесить все за и против. Действительно ли миллионер готов бросить всю затею, или у него появился какой-то другой вариант завладеть эскизом? В любом случае, они с Филом не получают ни цента. Стоит ли ему настаивать на продолжении съемок? Пусть все идет по плану. Тимон будет искать пресловутую темноволосую красотку, а он найдет в запасниках Тэйт гэлери неопубликованные работы Гауди, и Фил, войдя в контакт с испанским архитектором, быстренько скопирует этот чертеж, и они выдадут это за помощь сверхъестественных сил. Когда в этом действе будет участвовать Тимон, Кэддену не останется ничего, только как признать, что этот набросок подсказан им духом гения. «Нет, отступать нельзя, – принял решение Крамер. – Надо идти до конца, я все хорошо продумал и организовал; очень многое поставлено на карту».
– Ну, зачем же отказываться, – вкрадчиво сказал он, заглядывая в глаза собеседника. – В конце концов, если Вы верите Тимону, то пусть он продолжает работать. Правильно ли я понимаю, что он еще раз намерен войти в контакт с Гауди, чтобы разобраться, кто эта женщина?
Кэдден с торжествующей усмешкой посмотрел на него:
– Вижу, Ваша деловая хватка не позволяет выпустить из рук птицу удачи. В Вас проснулся азарт игрока, и, судя по всему, Вы не угомонитесь, пока не вытащите из ее хвоста все перья.
– Красивая метафора, – хмыкнул Крамер. – Так Вы готовы продолжать?
– Конечно, мне уже становится любопытно, чем закончится эта охота.
Губы Крамера растянулись в улыбке:
– Значит, мы с Вами в одной лодке.
Он резко замолчал, потому что ощутил, что за ним кто-то наблюдает. Он оглянулся, но никого рядом не было, однако он ясно слышал чье-то угрюмое сопение у себя за спиной.
– Похоже, мы трое в одной лодке, – растеряно проговорил он. – Кто-то слышал весь наш разговор.
– Да, мы в лодке, считая собаку, – улыбнулся Кэдден, указывая на незаметно вошедшего бульдога Пуло. Тот, растянувшись под креслом Дэна, почти сливался с ковром и мог быть идентифицирован только по характерному шумному дыханию. – Вы опасаетесь быть услышанным? Разве мы обсуждаем что-то противозаконное? К тому же Пуло – всего лишь собака.
Он ласково потрепал бульдога за ухом.
– Да, и как всякая собака все понимает, только не может сказать, – вздохнул Крамер.
«А вот тут, уважаемый, Вы ошибаетесь, – про себя позлорадствовал Пуло. – Не только понимаю, но и словарный запас у меня не меньше Вашего. Тимон отправил меня сюда именно для того, чтобы я разведал обстановку и помог ему сложить весь паззл. Но я не буду Вас разубеждать, думайте обо мне, что хотите. Главное, расслабьтесь и продолжайте доверительную беседу с Дэном. А я буду лежать здесь, внимательно слушать и выуживать Ваши секреты».
Своими соображениями по поводу мистера Крамера Тимон поделился с Пуло за завтраком.
– Мне кажется, что он далеко не бескорыстный человек, – сказал Тимон, протягивая бульдогу кусок ветчины.
В этот момент псу стало неловко. «Все мы хотим для себя лучшей доли», – подумал он. Вот сейчас абсолютно осознанно он тоже бесстыдным образом выманивал у хозяина ветчину и сыр в дополнение к своей обычной утренней порции сухого корма, которую поглотил за пару минут.
– Где нынче найти бессребреников? – вопрос Пуло прозвучал риторически.
– Он что-то скрывает, – продолжал ясновидящий. – Когда он заявился к Дэну с идеей передачи, у него уже был очень четкий план действий, в суть которого я пока проникнуть не могу, но четко улавливаю информацию, что методы решения многих проблем по жизни у телезвезды не всегда законные.
– Как я понял, у него безупречная репутация, – уточнил бульдог. – Он – один из лучших экспертов по живописи восемнадцатого-двадцатого веков, прекрасно разбирается в архитектуре девятнадцатого-двадцатого веков. Дэн рассказывал нам об этом, помнишь?
– Об этом известно каждому, имеющему телевизор в доме. Габриэль Крамер известен каждой домохозяйке, ты же знаешь, что он не сходит с телеэкранов, – отмахнулся Тимон. – Но это лишь фасад. Есть у него своя темная сторона, которую он старательно оберегает от нескромных взоров. Я тоже не могу к нему пробиться, словно он выставляет против меня защиту. Но я чувствую, что как только мы поймем, кто такая черноволосая девушка, которая ко мне приходит, когда я обращаюсь к Гауди, мы сразу размотаем весь клубок, сплетенный Крамером.
Пуло молча лежал и смотрел, как экстрасенс намазывал тост джемом. Тимон поймал на себе этот пристальный выжидающий взгляд.
– Хочешь? – он протянул четвероногому другу кусочек тоста.
– Спасибо, конечно, но я бы предпочел с ветчиной или сыром, а лучше даже без хлеба, – ответил бульдог и положил свою испещренную глубокими морщинами морду на короткие передние лапы. Он знал, что хозяин не поведется на такой шантаж. Пуло и так съел сверх меры, и Тимон не станет давать ему ничего со стола. Однако молодой человек был мыслями так далеко, что автоматически выполнил пожелание бульдога и дал ему еще кусок сыра и ветчины.
– Как бы мне подобраться к Крамеру? – Тимон водил ладонью по воздуху, пытаясь сконцентрировать свои энергетические потоки. – Что-то подсказывает мне, что существует еще одна связь. Может быть, это прозвучит абсурдно, но я склонен думать, что он и возлюбленная Гауди связаны одной нитью. Как же это выяснить? Просто взять и спросить его, знаком ли он с какой-нибудь девушкой с темными длинными волосами, мягкими волнами обрамляющими лицо? Нет, это бесперспективно. Даже если он будет честен со мной, он все равно может дать неточную информацию. Девушки меняют прически и цвет волос в зависимости от настроения, и если даже он знаком с брюнеткой, нет никакой гарантии, что она не была блондинкой за день до их встречи. Ко мне идет безошибочная информация, что ее имя начинается на Ла. Пусть он покопается в своей записной книжке и поднимет все контакты с подходящими женщинами. Надо вывести его на разговор о любви, об отношениях с женщинами. Возможно, он проговорится о своей привязанности к этой самой брюнетке. Пуло, я попрошу тебя не упускать Габриэля из виду. Когда меня нет рядом с ним, пожалуйста, повсюду сопровождай его. Только умоляю тебя, помалкивай, будь милым и расположи к себе этого человека. Он не очень-то тебя жалует.
Сейчас, когда Пуло задумчиво растянулся на полу возле ног Дэна Кэддена, чтобы беспрепятственно наблюдать за его визави, он до боли в своих огромных ушах вслушивался и анализировал каждое слово, чтобы передать Тимону весь разговор в деталях.
– Так что же, Габриэль, неужели это правда, и Вы никогда не были влюблены? – спросил американец.
«Да уж, в это трудно поверить, – согласился Пуло. – С такими внешними данными и умением общаться, полагаю, Крамер никогда не был обделен вниманием женского пола».
– И Вы о том же, – с улыбкой отмахнулся телеведущий. – Был, и ни раз.
«Та-ак, а теперь подробнее, пожалуйста», – бульдог повернул уши в сторону говорящего.
– Только это приносило одни разочарования, и мне не хочется это обсуждать, – закончил он.
Пуло печально вздохнул и внимательно посмотрел на Габриэля. Тот выглядел так, будто подумывает о самоубийстве.
– А зря, – откликнулся Дэн. – Я думаю, что Вам стоит оговорить с Тимоном об этом. Он помогает проститься с прошлым и идти дальше. Я сам это испытал. Так мы и познакомились. Это было года три тому назад. Я был на грани нервного срыва, чувствовал, что падать дальше некуда, все, асфальт! Я даже думал о разводе с женщиной, которую боготворил. Мы были женаты уже несколько лет, у нас родилась дочка Марта, прекрасный ангел, вечная радость и весна. И все же Рэйчел, так зовут мою жену, не была счастлива со мной. Понять почему мне не давало мое эго, которое делило все на плюсы и минусы. Я – удачлив, богат, силен и здоров, разве можно было меня не любить? Однажды моя жена сказала: «Я потратила на тебя лучшие годы…» Да-да, такие расхожие слова мне пришлось услышать. И вот наши постоянные ссоры совершенно вымотали меня. Я не мог вести дела, не мог давать адекватные оценки, я погряз в собственной обиде и жалости к себе. А еще почти утонул в стакане виски. На дне этого стакана меня и увидал Тимон. Мы оба оказались на благотворительном вечере в доме моего друга, миллиардера Рона Маркуса, в Нью-Йорке. Там же были кинодивы, политики, масса гламурного народа, многих из которых я не знал, поэтому никто не мешал мне сидеть и поглощать один за другим стаканы виски.
Габриэль слушал его, не перебивая, а Пуло досадовал, что Дэн перехватил инициативу, и не дает Крамеру сказать и слова.
– И вот тогда ко мне подсел Тимон. Взглянув на его безупречно элегантный костюм, я решил, что это кто-то из модных дизайнеров, и очень удивился, когда этот молодой человек стал говорить мудрые вещи. Он не стал расспрашивать меня о причинах моей депрессии. Он держал меня за руку и говорил. Он обрисовал мою жизненную ситуацию с точностью до мельчайших деталей. Он будто видел, как я пытался изменить свою супругу, пытался подстроить ее под свой образ идеальной спутницы жизни, тем самым, совершая чудовищное насилие над ней. Тимон предложил мне действовать, руководствуясь не только рассудком. Тогда он сказал: «Ум тебе здесь не помощник. Давай учиться доверять своему сердцу, тогда оно подскажет правильный путь. Очень часто деловые люди, вроде тебя, спрашивают меня, будет ли их дело успешным. И я, в свою очередь, прошу их ответить на мой вопрос: «Готов ли ты заниматься этим делом бесплатно, просто потому, что тебе это нравится?». Иногда надо давать волю чувствам, действовать по интуиции.
– Что-то не похоже, уважаемый мистер Кэдден, что Вы занимаетесь своим делом бескорыстно, не просчитывая все заранее и не планируя получения выгоды, – с иронией заметил Крамер.
«Тимон прав, – отметил про себя Пуло. – Этот человек воздвигает стену между собой и другими людьми, до него невозможно достучаться. Я теперь разделяю уверенность хозяина. Этот человек что-то скрывает и боится проговориться».
– Эх, жаль, что Вы меня не хотите понять, – развел руками Кэдден. – Надеюсь, это не помешает нам закончить начатое дело. Ничего не бывает хуже незаконченных проектов!
– Согласен, – улыбнулся его собеседник.
Глава 16. Абсурд
Абсурд. Утверждение или мнение, явно противоречащее тому, что мы думаем на этот счет.
– Обратите внимание на это здание, – привычная фраза экскурсовода пыталась перекричать звуки буднего дня большого города. Гул едущих машин и автобусов, нервные всплески мотоциклов, отчаянные звонки велосипедистов, разговоры эмоциональных горожан – все эти звуки сливались в жизненный ритм, отбиваемый сердцем большого города.
– Я говорю, обратите внимание, хотя, разумеется, не увидеть величия этого творения Гауди просто не возможно, – продолжал экскурсовод. – Великий зодчий воздвиг это необычное здание, дворец для знати, живой фонтан хохота и безумия в узких переулках среди серых стен старого города, на совсем небольшом участке земли. Заказчиком этого проекта опять был верный друг и единомышленник, граф Гуэль.
– Несмотря на свой возраст, а ему в это время было чуть более тридцати, мужчина в самом расцвете сил, как говорится, Антонио не бегал за женщинами. На нас, испанских мужчин, это совсем не похоже, – экскурсовод, молодой испанец с черными, как смоль волосами, забранными в хвост, заговорщицки подмигнул собравшимся, в особенности женской половине.
– Гауди был крайне религиозен, – продолжал гид свой рассказ. – Согласно своему замыслу создавая этот дворец, он сооружал лестницу, ведущую из ада к небесам, от конюшен красного цвета до рая, поднебесного пристанища для благочестивых и искренне верующих. Крыша сооружения, куда мы с вами тоже поднимемся, символизирует Эдем. Только представьте себе, в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году среди многоэтажек и водостоков Барселоны появилось задние, на крыше которого высятся четырнадцать безумно красивых дымоходов, красочных и забавных обитателей мира фантазий Гауди. Диковинность и правильность форм, яркость красок передавали представление архитектора о жизни на небесах. Самую высокую башню-дымоход венчает солнце. Это огромный медный шар с исходящими из него лучами. Напомню вам, что отец Антонио был медником, поэтому наука обращаться с медью и создавать из нее предметы всевозможных форм, была первым искусством, которым овладел маленький мальчик. А сейчас, прошу вас, пойдемте за мной.
Толпа туристов, которую Селеста с удивлением оглядывала, отправилась за жгучим мачо-экскурсоводом. Она же продолжала стоять и смотреть на уникальное здание.
– Правда, красиво? Вам нравится? – услышала она позади себя незнакомый мужской голос. Он говорил с ней по-испански, и она отлично понимала его, хотя в школе выучила лишь несколько десятков фраз на этом языке.
«Что со мной? – запаниковала девушка. – Где я нахожусь? Почему все говорят не по-английски?»
– Простите, я, кажется, заблудилась, – пролепетала она по-испански. – Не могу понять, где я нахожусь.
Ее собеседник рассмеялся.
– Вы в центре Барселоны, прекрасной столицы Каталонии, – ответил он.
Определив свое географическое положение, Селеста внимательно посмотрела на мужчину, разговариваюшего с ней. Он был невысоким, лет тридцати с небольшим, скорее, худощавым, с окладистой бородой и блестящими глазами, с интересом рассматривающими ее.
– Вам нравится это здание? – он повторил свой вопрос.
Селеста кивнула.
– Это здание спроектировал и построил я, – заявил незнакомец. – Кстати, я позабыл Ваше имя?
– Меня зовут Лайла, – ответила она, мысленно отметив галантность, с которой обратился к ней испанец. – А Вы…
– А я – Антонио Гауди.
«Ну, да, конечно, в этом я и не сомневалась. Кажется, я сошла с ума или правда мое зеркало затянуло меня в другой мир. Антонио Гауди! Именно его я видела вместо своего отражения. Понятно, я очутилась в Барселоне самого конца девятнадцатого века, и я говорю с Гауди», – эти мысли вихрем пронеслись в ее голове. Стрелка ее внутреннего компаса бешено вращалась, не разбирая сторон света.
«Как я отсюда выберусь?» – в ужасе подумала Селеста. Она смотрела на стоящего рядом великого архитектора, о котором много читала и анализировала его творчество. «Невероятно, он хочет, чтобы я оценила его работу!»
– Мне очень нравится Ваш стиль, – призналась Селеста. Она хотела добавить, что его стиль изучают сейчас во всех художественных школах мира, но вовремя остановилась, чтобы Антонио ничего не заподозрил. «А он понимает, что я из другого мира?»
– А куда Вы направляетесь? – спросил ее мужчина.
Она не знала, что ответить, и лишь развела руками:
– Даже не знаю, пока у меня нет определенных планов. Я просто гуляю по городу.
– Вы нездешняя? Откуда Вы? Ваш испанский безупречен, никакого акцента, и я не могу догадаться, откуда Вы родом? Из Мадрида?
Селеста была совершенно не готова к его вопросам, наоборот, это она оказалась здесь, чтобы о многом его расспросить. И вообще вся эта ситуация заставляла ее нервничать.
– Да, из Мадрида, – она сочла, что односложные ответы наиболее безопасны и помогут ей не проболтаться.
– Я бывал в Мадриде, но вообще-то я всю жизнь прожил здесь в Барселоне.
– Тогда, как коренной житель, Вы не откажетесь показать мне город? – попросила Селеста, желая переключить внимание нового знакомого со своей особы на что-то другое, – если, конечно, у Вас есть время.
– О да, с удовольствием, – согласился архитектор, и они зашагали по улице.
Был ясный апрельский день. Когда летняя жара еще не накрыла город, Барселона будто просыпается от ленивой зимней дремоты. Жители, желая полюбоваться весенним солнцем, выходили на улицы, прогуливались по набережной, наслаждаясь разливающейся в воздухе благодатью. Селеста во все глаза глядела на жизнь испанского города и с удовольствием слушала своего спутника. Гауди, вопреки рассказам его биографов, характеризующих его как человека замкнутого, оказался прекрасным рассказчиком, и они некоторое время без определенной цели бродили по улицам и беседовали об искусстве.
– Возможно, ты решишь, что в архитектуре я чересчур самоуверен и амбициозен, но я действительно считаю, что предыдущие архитектурные стили изобилуют ошибками, – с жаром объяснял Гауди. – Я абсолютно уверен, что готический стиль далек от идеала красоты. Посмотри, как уродливы эти арочные подпорки. Они выглядят как огромные швы на платье, которые показывают, что оно сшито из кусков материи. Когда принимаешься рассматривать такое здание, тебя охватывает отвращение. Неприятно смотреть на то, в чем нет плавности и естественности линий. А ведь этот недостаток легко устранить. Жаль, что не все понимают, что все дело в подпорках. Именно они не дают развиваться этому нелепому громоздкому стилю. Придумайте иное решение – и вот он, идеал!
Чем дольше Селеста слушала рассуждения Антонио о готике, тем больше росло в ней желание поспорить. В отличие от Гауди, ей очень нравились соборы, построенные в готическом стиле, но она не решилась перечить гению, и с вниманием слушала рассказ Антонио о его работе. Она вспоминала свои занятия в художественной школе, и радовалась выпавшему шансу послушать лекцию великого мастера.
– Ты не голодна? – спросил Антонио и взглянул на часы.
Девушка энергично помотала головой.
– Уже почти три часа. Я надеюсь, ты не откажешься пообедать со мной? – он улыбнулся и посмотрел ей в глаза.
Антонио стал ей очень нравиться, а потому, когда он предложил заглянуть в небольшой ресторанчик и пообедать, она с радостью согласилась. Ей хотелось провести как можно больше времени с этим необыкновенным человеком.
– Когда у меня есть деньги, а, надо признаться, они нечасто гостят в моих карманах, – весело сказал Антонио, – я захожу сюда пообедать. Кормят здесь, на мой вкус, отменно. Я – вегетарианец, и только здесь я могу отведать лучшей овощной паэльи в городе.
Они вошли в ресторан, и старший официант приветствовал Антонио, помахав рукой. Мужчина и женщина уселись за столик в самом центре шумного зала, потому что другого варианта не было.
«Похоже, это место действительно очень популярно», – отметила про себя Селеста.
Они ели, пили простое, но удивительно вкусное красное вино, и ей казалось, что они уже знакомы целую вечность.
– Когда я окончил университет, я был настоящим франтом, – смущенно сказал Антонио. – Тогда, в молодости, я шил перчатки в ателье, заказывал шляпы у лучших мастеров, а туфли мне делал брат.
Он умолк и быстро оглядел себя теперешнего. Многие считали, что франт, каким он был в двадцать, уступил место эксцентричному одиночке и нелюдиму. Да, теперь его наряд был не таким изысканным, как прежде: простые мешковатые штаны, рубашка, потертая замшевая куртка. Селеста тоже украдкой изучала своего великого собеседника. Хотя ему было лишь немного за тридцать, он выглядел мудрым и проницательным человеком. Всклокоченные волосы, горящие глаза – весь его образ соответствовал нашему привычному восприятию гениев, людей не от мира сего.
Он рассказал ей, что, еще учась в университете, он был очень разборчивым в выборе занятий, на которых он присутствовал: всегда посещал занятия по философии, но мог пропустить лекции по другим предметам, чтобы заниматься самостоятельно в библиотеке, черпая те знания, которые считал для себя необходимыми. Поглаживая свою каштановую бороду, он улыбнулся, вспомнив свои студенческие годы.
– За учебу надо было платить, – серьезно сказал он, – и в свободное время мне приходилось выполнять чертежи для известных архитекторов. Свой первый заказ от города на изготовление уличных фонарей я получил только потому, что человек, занимавшийся этим прежде, скончался.
Он грустно усмехнулся, а Селеста пожалела, что при жизни этот человек не получил того признания, которым его работы сполна увенчаны спустя столетие.
– И вот в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году я получил диплом архитектора, – продолжал вспоминать Антонио. – Тогда и начались первые заказы, и я даже считался завидным женихом. Не веришь?
Он взял Селесту за руку и посмотрел на нее своими необыкновенными глазами цвета меда акации. От этого взгляда ей стало тепло и спокойно, как в тихий июньский вечер, наполненный ароматами трав и цветов, пеньем птиц и стрекотом цикад.
– Верю, конечно, – сказала она, накрывая его ладонь своей рукой. – Ты и сейчас великолепен. Наверное, все красавицы Барселоны мечтали вот так пообедать с тобой, как мы сейчас.
– Может быть, – лицо его омрачилось, – только мне об этом не было известно. Никто мне об этом не говорил.
Он замолчал и задумался. Она взглянула на него и отвела взгляд. Гауди посмотрел в окно ресторана на веранду, выдающуюся над морем.
«Зачем я влезла в его душу? – укоряла себя Селеста. – Эти мысли явно причиняют ему страдания. Его внутренняя жизнь и так богата и насыщена, думаю, он и не нуждается в спутнике, как большинство людей».
Словно прочитав ее мысли, он сказал:
– Многие годы, до встречи с тобой, я считал камень, архитектуру некоей сублимацией секса. Любовь, силу чувств, мощь, все свои переживания я передаю в зодчестве. С тех пор, как я подружился с Эусэби Гуэлем, одним из десяти богатейших людей этой эпохи, у меня есть возможность претворять в жизнь все свои фантазии, даже самые безумные.
Селесте хотелось подробнее расспросить Антонио о графе Гуэле, об этом сказочно богатом купце, дававшем архитектору огромные деньги на строительство уникальных зданий. Она где-то читала, что есть ряд свидетельств, что часть денег поступала к графу от работорговли, но она сочла невозможным допустить еще одну бестактность и расстроить своего нового знакомого.
Закончив обед, они снова оказались на набережной.
– Пойдем, я кое-что тебе покажу, – он потянул ее за руку. Селеста догадывалась, что может в любую минуту исчезнуть и вернуться в двадцать первый век, но упускать возможность быть с Антонио она не могла. Она поймала себя на мысли, что не хочет возвращаться. «Интересно, могу ли я остаться здесь с этим замечательным человеком?» – задала она себе вопрос.
Они шли по узким улочкам Барселоны, уже смеркалось. Наконец Гауди привел девушку в свою лабораторию, устроенную на стройплощадке величественного собора.
– Вот здесь я и работаю, экспериментирую и пробую сделать так, чтобы мои здания были не похожи ни на что прежде созданное, – сказал архитектор.
Селеста огляделась. Огромное помещение было похоже на музей, на лавку антиквара, на столярную мастерскую. Здесь были многочисленные элементы уличных фонарей, наброски, детали мебели из дерева и меди, витражи, витали запахи краски, дерева и еще чего-то.
– Присядь и посмотри. Я тебе сейчас продемонстрирую, что я придумал, – Гауди был увлечен. – Дай-ка мне свою цепочку.
Он снял с ее шеи изящную цепочку из белого золота и взял ее за концы.
– Мое изобретение лучше всего можно сравнить с падающей цепочкой, – он по-прежнему держал цепочку таким образом, будто собирался отпустить концы. – Когда она падает, то она выгибается естественной аркой.
Внимательно следя за его движениями, Селеста поняла, о чем он говорит.
– Наблюдая за проявлениями силы притяжения земли, я изобрел цепочные арки. Если такую арку перевернуть, – он взял карандаш и нарисовал изогнутую линию на бумаге, – то получается форма поразительной мощности. Когда конструкция сооружена при помощи таких арок, несущие стены не выпирают наружу, тем самым не нарушая гармонию, и не выглядят вздувшимися венами на теле здания.
Художница была поражена. Такое простое наблюдение сделало революцию в архитектуре. Поистине, этот человек гениален. Она, не отрываясь, смотрела на его эскизы и чертежи, в какую-то секунду почувствовав, что ее рот приоткрыт от изумления.
– Мы вместе с Гуэлем задумали построить церковь, чтобы она возвышалась над городом, говоря всем о том, что вера может творить чудеса, быть утешением во всех невзгодах. Только вера способна отвлечь человека от мирских забот и вознести его над суетой, злыми сплетнями и печалями. Исходя из своих соображений об идеальной форме арки, – продолжал Антонио, – я взял макет церкви, и перевернул его снизу вверх.
Девушка рассматривала необычную конструкцию.
– Каждую арку я сделал из железных пластинок, на концы которых привязал мешочки с дробью, чтобы создать давление, – пояснял архитектор. – Эти пластины и давали искомую мной форму, перевернув которую, можно получить идеально правильную арку.
– Ты – гений, – не в силах больше скрывать своего восхищения, выдохнула Селеста.
Антонио улыбнулся.
– Эх, если бы я был гением, я бы не допустил такой досадной оплошности. Я смазал пластинки свиным жиром, чтобы они были более эластичными. А местные крысы, эти прожорливые и безжалостные существа, не упустили возможность полакомиться и серьезно повредили весь макет, – он вздохнул. – Представляешь, месяцы упорных вычислений пропали даром, нужно было все начинать с самого начала.
Селеста пододвинулась к молодому мужчине, потиравшему больные колени, и обняла его. Ей хотелось утешить великого человека, отдававшего всю свою жизнь архитектуре. Она знала, что он не смог достроить величественную церковь, которую задумал, соорудив лишь основание, потратив на это пятнадцать лет. Эксперты считали эту постройку, которая выглядела необычайно хрупкой и способной обрушиться в любой момент, одним из идеальных творений Гауди.
– А почему опоры имеют такую странную форму? – спросила она архитектора, скользя взглядом по мощной колонне, отчетливо напоминающей ствол дерева.
– Когда я проектирую сооружение, я не люблю пользоваться обычной чертежной линейкой, – рассмеялся Гауди. – Зачем что-то изобретать, когда можно наблюдать за природой и просто копировать?
– Копировать? – насторожилась Селеста.
– Да, краски, которые я использую, повторяют цветы, которые росли в нашем саду в Руидомсе, где я родился. Я думаю, что у природы самые красивые геометрические формы, – воодушевленно рассказывал архитектор. – Многие художники во все времена использовали природные элементы для декора: бесчисленные листья, цветы, растительные орнаменты украшают фасады, колонны, капители, но я предлагаю идти дальше. Я уверен, что природа также обладает и отличными структурными возможностями. Именно их нужно использовать, чтобы создать совершенное здание.
Селеста искренне старалась следовать за его мыслью. Он заметил, что лицо ее затуманилось непониманием.
– Подумай, ведь дерево растет на протяжении многих десятков лет, и его не сломит ни ветер, ни снег, – он взял ее руки в свои. – Разве не это идеал, к которому стоит стремиться?
Селеста улыбнулась и кивнула.
– Надо же, я никогда не думала об этом, – ответила она.
– А кости нашего скелета? – продолжал Гауди. – Вот посмотри на меня, мои кости больны, и я не всегда могу подолгу стоять прямо. А ты, моя красавица, – такая стройная, и устойчивая, а эта дивная головка с копной черных волос, венчающих столь прекрасное произведение природы! Чем тебе не идеальный купол?
Она рассмеялась, а Антонио обнял ее и прижал к себе. Он слышал биение ее сердца, и оно наполняло его ритмом жизни. Так давно он не испытывал такого чувства восторга, жажды жизни и творчества!..
– Лайла, ты прекрасна, – прошептал он, нежно отодвигая прядь волос от ее уха. – Мне кажется, я влюбился в тебя, если только я еще на это способен.
Она прижалась к его щеке и ощутила прикосновение жесткой щетины.
– Это ты прекрасен, – сказала девушка. – Ты безмерно талантлив, нежен и чуток. И только немного колючий.
Она провела пальцами по его бороде. Он взял ее пальцы и поднес к своим губам.
– Скажи, мы еще встретимся? – спросил он, и Селеста удивилась его интуиции. На этот вопрос она тоже искала ответ. С ужасом представив, что эта встреча будет единственной, она затрясла головой.
– Ты не хочешь меня больше видеть? – истолковал ее жест Гауди. Он в отчаянии смотрел на нее.
– Сейчас мне надо возвращаться, но я сделаю все, чтобы мы увиделись снова, – сказала она. «Но я ничего не могу тебе обещать, мой прекрасный гений», – добавила она про себя.
Глава 17. Привидение
Привидение. Внешнее и видимое воплощение страха
Голова раскалывалась от напряжения, в висках стучало. Как можно скорее нужно было найти выход из сложившейся ситуации, но у него ничего не получалось. Филу казалось, что он идет на ощупь в кромешной темноте и не видит выхода из лабиринта. Неужели он запутался и ему уже не выбраться из паутины прошлого, которое он так старательно старался забыть. Из любого положения есть выход, даже из такого сложного, в котором он оказался. Ну почему именно сейчас, когда он в шаге от огромной суммы денег, славы, признания, сбывшейся мечты, прошлое прислало ему весточку?
Он ожесточенно тер виски, чтобы прогнать страх и панику. Пока его друг продолжал командовать на съемочной площадке, он вышел на улицу и закурил. Привычный городской пейзаж заставил его содрогнуться. Он снова видел все будто наяву.
Рейсовый автобус едет по дороге, днем пассажиров немного. Вообще в этом городе жителей – раз-два и обчелся. Но сейчас разгар рабочего дня, и те взрослые, которые работают, сидят в офисе, их дети в школе, а старики возвратились домой с покупками. Автобус едет медленно, но все же не настолько, чтобы успеть резко затормозить, когда внезапно мальчик лет двенадцати, еще минуту назад стоявший на тротуаре, делает роковой шаг. Ребенок остановил огромную машину, а тот оборвал ожесточенный спор.
Фил видел, как двое мальчишек дрались у проезжей части. Не на шутку разозлившись, один сорвал фотокамеру, висевшую на шее у другого, и бросил ее на дорогу, прямо под колеса едущего по маршруту автобуса. Оглушенный потерей, фотограф бросился спасать свой фотоаппарат. Раздался визг тормозов.
Фил закрыл глаза, еще раз быстро затянулся и выбросил окурок. Пора было возвращаться. Габ и так не в самом хорошем расположении духа. Когда он чем-то озадачен, он сделает все, чтобы докопаться до истины, но Трентер еще не решил, что другу следует узнать, а о чем стоит промолчать. Да еще этот экстрасенс! Кто знает, что он смог понять, считывая информацию с конверта. А вдруг он и правда все узнает? Фил почувствовал, как его начала бить нервная дрожь. Все произошло так быстро и неожиданно, его застали врасплох, а он не готов к ответным действиям! Так, надо успокоиться и поразмыслить над тем, что произошло.
Итак, посыльный с ресепшн прошел на съемочную площадку телешоу, никем не замеченный. Хотя на двери комнаты для переговоров, превращенной в съемочный павильон, и висела табличка «Тихо! Идет съемка! Посторонним вход воспрещен», служащий отеля, не колеблясь, вошел в нее.
– Я же просил, чтобы никто здесь не шатался без дела! Можно сделать так, чтобы посторонние не мешали съемке? – Габриэль первым заметил незнакомца рядом с оператором. – Это же творческий процесс! Сообщаю тем, кто думает иначе: для этого нужно вдохновение! А это как раз информация для тех, кто считает меня пустым трепачом у микрофона.
Все, кто в эту минуту был на площадке, переглядывались, не чувствуя своей вины. Они сделали все, как обычно, организовав отлаженный процесс съемок шоу.
– Какого черта Вам здесь надо? – грохотал Крамер, грозно взирая на сотрудника отеля, одетого в униформу.
– Несколько минут назад на ресепшн один молодой человек оставил пакет для Вас лично, мистер Крамер, – спокойно объяснил посыльный. По-видимому, он был привычен к подобного рода реакции постояльцев отеля, поэтому не принял гнев телеведущего на свой счет. – Он сказал, что Вы ждете эти документы и попросил разыскать Вас, где бы Вы не находились, и доставить немедленно.
Было очевидно, что босс удивлен. Судя по всему, он не понимал, о чем речь, и не подозревал, что находится в обыкновенном желтом конверте формата А4, который посыльный держал в руках. Ассистент Крамера, Рита, направилась к курьеру, но Фил Трентер оказался проворнее и перехватил передаваемые бумаги. Крамер был рад такому повороту: ему не надо прерывать съемочный процесс и вникать во что-то постороннее.
– Фил, – обратился он к другу, – посмотри, что там за документы первостепенной важности. Готов поспорить, что какой-то молокосос, узнав, что мы здесь снимаем передачу, хочет стать телезвездой и таким экстравагантным способом прислал мне свое портфолио. Если он думает, что может вот так заставить меня обратить на себя внимание, то он глубоко ошибается. Я не люблю наглых и пронырливых типов.
Тимон, сидевший на некотором расстоянии от Крамера и поглаживающий мирно сопящего Пуло, усмехнулся, услышав эти слова. «Странно, что ты не жалуешь себе подобных», – подумал экстрасенс. Он неторопливо разглядывал лица присутствующих. Все члены съемочной группы пережидали бурю, заметно скучая, и то и дело нетерпеливо поглядывали в потолок, наверное, надеясь, что бог услышит Крамера и накажет отчаянного парнишку, мечтающего о славе, и прервавшего творческий процесс маэстро. «Никого не заинтересовало содержимое пакета, даже самого Габриэля, – отметил про себя ясновидящий. – Но почему Фил Трентер, всегда молчаливо присутствовавший на съемках, вызвался быть его секретарем?..»
– Ладно, давайте продолжать, – тон Крамера стал заметно спокойнее, и все, вздохнув с облегчением, принялись за работу.
– Тимон, где Вы? – позвал телеведущий, усаживаясь в кресло. – Давайте еще разок попробуем снять кадры, как Фил входит в контакт с Гауди. Надо, чтобы у нас было достаточно хороших дублей. Мы должны убедить зрителей, что делались многократные попытки, в результате чего нам удалось установить надежную связь с духом. И буквально через пару выпусков наш любезный Антонио и поведает нам о какой-нибудь своей идее. Мы снимем финал, где Фил при помощи Гауди сделает чертеж здания для Кэддена. Понятно?
Тимон, жестом пригласив Фила присоединиться, подошел к Крамеру и, понизив голос, сказал:
– Послушайте, я искренне надеюсь, что вы оба понимаете, что я не могу соединить разум Фила с духом Гауди. Это же не электрическая цепь, которую можно собирать и разбирать, добавлять новые звенья, и она всегда будет работать, если последовательно соединять плюс с минусом. Дух – это не материальная сущность, я не могу его заставить с нами сотрудничать.
Фил понимающе кивнул, но на лице его не отразилось ни удивление, ни разочарование, ни злорадство, расплескавшееся по физиономии Крамера. Он продолжал сжимать полученный от посыльного конверт, и, казалось, что мысли его сейчас где-то очень далеко.
– Так я и думал, дорогуша, никудышный из тебя экстрасенс. Слава Богу, ты наконец-то в этом признался, – Габриэль удовлетворенно потер руки. – И что мне прикажешь с тобой делать? Фил, ты понимаешь, что твоя победа в конкурсе сейчас висит на волоске из-за того, что этот горе-волшебник на самом деле простой выдумщик и искусно водит нас за нос?
– Ну что ты, Габ, – миролюбиво начал Трентер, – я думаю, что у нас все получится. Тимон уже нашел дух Гауди, видел самого архитектора на балу, видел его невесту, значит, мы уже близки к цели, правда ведь, Тимон?
Экстрасенс ничего не ответил. Он протянул руку и провел ею по поверхности бумажного пакета, до сих пор остававшегося не распечатанным.
– Разрешите? – он потянул конверт на себя.
– Что Вы себе позволяете? – завопил Крамер. – Этот пакет передан лично мне!
– Не очень-то Вы спешите узнать, что за документы Вам доставили, – усмехнулся Тимон. – Успокойтесь, я не собираюсь его вскрывать. Просто мне стало любопытно, что в нем находится, и сейчас я это узнаю.
Эта сцена привлекла внимание оператора и ассистентки Риты, которые подошли к разговаривавшим. Все внимательно следили за Тимоном, желая убедиться в его способностях и увидеть настоящее чудо. Экстрасенс взял пакет, потом положил на него ладонь и замолчал. Потом он глубоко вздохнул и сказал:
– В конверте несколько фотографий и листок с текстом, написанным печатными буквами.
– Вот это мастерство! Высший класс! – съерничал Крамер. – Я могу сказать, что я тоже экстрасенс! Я же несколько минут назад, даже не вскрывая конверт, сказал вам всем, что в нем фотографии и письмо какого-то начинающего актеришки или журналюги, который хочет стать членом моей группы, то есть одним из нас. Тимон, Вы сразили меня наповал своим талантом!
Все присутствующие посмотрели на молодого экстрасенса и снисходительно заулыбались.
– Давайте, наконец, откроем этот пакет и посмотрим, что там на самом деле, – предложила Рита и смущенно взглянула на Тимона. Эта юная блондинка лет двадцати явно симпатизировала голубоглазому, высокому брюнету, который всегда был с ней неизменно вежлив и обходителен.
Все взгляды были устремлены к Крамеру: позволит ли он увидеть содержимое загадочного послания, адресованного ему лично? А Габриэль, в свою очередь, посмотрел на Тимона, желая увидеть тень беспокойства или неуверенности на бесстрастном лице молодого человека.
– Я бы рекомендовал Вам, господин Крамер, открыть этот пакет вдали от посторонних глаз, в нем может содержаться информация, которую Вы не захотите предавать огласке, уверяю Вас.
– Ага, вот, Тимон, Вы и занервничали. Не хотите быть прилюдно разоблаченным? Боитесь предстать перед всеми этими честными людьми пустым обманщиком? Трусите?
Произнося эти слова, телеведущий нервно отрывал куски бумаги, чтобы вскрыть конверт. Вдруг на пол посыпались фотографии, одна-две-три-четыре. Фил бросился поднимать их. Разобрать, что было на них изображено, не удалось: снимки были не четкими. Явно угадывались фигуры людей, мужчины и женщины, но быстро поднятые с пола, карточки оказались в руках Фила, и все зрители, сгорая от любопытства, были вынуждены ждать продолжения, не смея попросить об этом. Крамер пошарил рукой в конверте и извлек из него листок бумаги, на котором были приклеены вырезанные из газеты крупные буквы заголовков, сложенные в слова.
«Пора все рассказать, освободись от лжи или я это сделаю вместо тебя!» – медленно прочитал он. Повисла тишина, было слышно только громкое и тревожное сопение бульдога Пуло, сидевшего у ног хозяина и внимательно оглядывавшего всех присутствующих.
– Я ничего не понимаю, – пробормотал Габриэль, и, словно ища объяснений, посмотрел на лица своих сотрудников. – Что это значит? Может быть, это ошибка? Наверное, конверт был адресован вовсе не мне.
– Ошибки быть не может. Я склонен думать, что в этом отеле проживает всего лишь один Габриэль Крамер, и служащий доставил письмо по адресу, – высказал свое мнение Тимон. Он заметил, как Пуло быстро перебрался поближе к Крамеру и растянулся у его кресла, накрыв своим телом фотографию, оказавшуюся почти под креслом и потому не поднятую Трентером.
– Согласен, – пробормотал озадаченный Крамер, – но я все равно ничего не понимаю. Надеюсь, Вы сможете мне что-то объяснить. Коли Вы так точно определили содержимое конверта, полагаю…
Вдруг он резко поднялся, и бульдог невольно вздрогнул и сел, продолжая скрывать фотографию своим упитанным телом.
– О боги! Я разгадал этот ваш трюк, ловкий фокусник, – глаза Крамера сузились. Он сделал шаг по направлению к экстрасенсу, а тот отступил, чтобы оказаться ближе к собаке и незаметно взять добытую фотографию. – Это Вы, Тимон, нарочно подсунули мне этот конверт, чтобы продемонстрировать свои умения и доказать всем, что хоть чего-то стоите. Так легко предсказать, что находится в конверте, если ты сам это туда положил.
Пуло поднялся на ноги и недобрым взглядом следил за Габриэлем. Шерсть его по хребту поднялась от возмущения. В любое мгновение он был готов броситься и растерзать того, кто осмелился обижать его хозяина. Маленькое безмолвное существо превратилось в хмурого и грозно храпящего воина. Тимон наклонился, незаметно достал фотографию из-под кресла и потрепал бульдога за ухом:
– Дружище, все в порядке. Мистер Крамер не причинит мне вреда, просто он растерялся от полученной информации и не в силах рассуждать логически, в чем мы с тобой, безусловно, очень хороши. Поэтому если мистеру Крамеру или кому-нибудь еще, – он выразительно оглядел присутствующих, – понадобится наша с тобой помощь, они знают, где нас найти.
Ясновидящий, сунув трофейное фото в карман, направился к двери, его пес засеменил за ним, продолжая недовольно ворчать.
– Тимон, подождите, – окликнул его Фил Трентер. – Габ немного не в себе, простите его. Мы сделаем перерыв, выпьем по чашечке кофе и зайдем к Вам через полчасика, если позволите.
Молодой человек утвердительно кивнул.