Щит и меч Венеры Степнова Ольга

Я получше вгляделась в даму и вынуждена была признать, что Жуль прав: именно эта женщина приходила в агентство и называла себя Милдой Якушевой.

— Что мы будем делать? — поинтересовалась я у шефа.

— Что делать, пока не знаю, но теперь мы с тобой точно знаем, что женщина, которая наплела нам невероятную историю про пластическую операцию и про роль в мюзикле, которая выставила меня полным идиотом и к которой я воспылал идиотской страстью — вовсе не Милда Якушева, а скорее всего ее новоявленная сестра Катя Самойленко. А самое главное, что если у них с Милдой и правда, один отец, значит эта Катя в прошлом тоже Якушева!

Идем дальше. Загадочный Якушев умер в две тысячи третьем году. Кикбоксер Дьяченко, местная знаменитость, наделавшая в мире страшный фурор, сидел на могиле этого Якушева, разговаривал с ним и называл покойника батей! Что-то больно много детей у этого Якушева, тебе не кажется? И все с разными фамилиями! Думаем дальше. Свидетельство о смерти этого героя-отца ты находишь — где?! В доме весельчака и затейника, а я бы сказал — городского сумасшедшего, Бубона, которого утром нашли у речки застреленным. Тот, кто его застрелил, постарался сделать клоуна неузнаваемым, положив лицом в догорающий костер. Зачем?! Нет ответа. Но все это значит только одно: как ты правильно успела заметить, клоун Бубон, Якушев-папа, актриса Милда Якушева, аферистка Катя Самойленко и наш великий чемпион чемпионов Дьяченко завязаны в один сложный, замысловатый узел. А значит, все они как-то причастны к ограблению банка? И к смерти актрисы театра музкомедии Милды Якушевой? Увы, во всей этой истории оказалось замешано мое любимое агентство «Алиби».

— Увы!

— Ладно, Подъяблонского мы скинули со счетов, а вот Лавочкин — гений массажа, покоритель женских сердец и главный эрот страны, как он причастен к этой истории?! Может, он тоже незаконнорожденное дитя покойного Якушева?! Тогда все сходится, Аська! Мало ли зачем и почему куча отпрысков могут между собой конфликтовать? Правда, при чем здесь ограбление «Патриота»? Черт, задача для уголовного розыска, а вовсе не для моей бедной, влюбленной в тебя головы!

Мы посмотрели вниз.

Блондинка сделала ставку на красное и выиграла. Потом снова сделала ставку на красное, и опять выиграла.

— Фартовая, — тихо прокомментировал Жуль.

Вдруг Самойленко резко встала, собрала фишки и направилась к кассам за выигрышем.

— И рассудительная, — сказал Жуль.

— Она снова начинает тебе нравиться? — усмехнулась я.

— Рассчитайте нас! — крикнул шеф официантке.

Сунув деньги в роскошные корочки, Константин схватил со стола подаренную бутылку вина, взял меня за руку и поспешно потянул к лестнице.

— Куда? — не поняла я.

— Она уходит, ты что, не видишь? Мы не должны упускать ее!

Жуль перекинул мою руку через свой локоть, и мы чинно стали спускаться по лестнице. Где-то сбоку мелькнула вспышка фотокамеры, потом еще…

— Аська, да ты и правда звезда! — прошептал мне на ухо Константин Жуль. Он по-хозяйски накрыл мою руку своей, и с неподдельной гордостью огляделся. — Какие-то папарацци щелкают нас! Наверное, завтра, на первых полосах желтых газет появятся наши с тобой фотографии! — с довольным видом предположил шеф. — Господи, ну почему, почему ты сразу мне не сказала, что ты самая красивая девушка страны!!

Мы поравнялись с кассами. Самойленко, получив выигрыш, упаковала деньги в сумочку и, подхватив подол длинного платья, направилась к выходу. Швейцар, широко улыбнувшись, распахнул перед нею дверь.

Мы с Жулем пошли быстрее, чтобы не упустить блондинку из виду. Перед нами швейцар не стал расплываться в улыбке, а дверь распахнул лениво и не так широко.

— Что ты собираешься делать? — спросила я Жуля.

— Следить! Я собираюсь следить за ней, чтобы понять загадку всех детей лейтенанта Шмидта-Якушева! Я должен восстановить честь своего агентства, а для этого мне нужно все знать!

— Костя, может, ну ее, пусть за ней Педоренко следит? — Я попыталась остановить Жуля, потянув за рукав, но он ринулся вперед, словно гончая, взявшая след.

— Он проследит, этот Педоренко, со своим вечным насморком! Как же!

Мы шли по улице, где ночь, расцвеченная городскими огнями, встретила нас долгожданной прохладой и мелким дождем. Пахло мокрым асфальтом и бензиновым выхлопом, город жил ночной, беззаботной, летней, особенной жизнью. Зеленое платье маячило впереди. Неожиданно Самойленко обернулась. Жуль резко остановился, хватил меня за плечи, притянул к себе и буквально вцепился губами в мои бедные, не готовые к поцелуям губы. Я успела отметить, что сделал он это заученно и умело. До обидного заученно и умело. А также я успела отметить, что сердце его ни на минуту не замерло и не прибавило ходу… А еще я заметила, что земля не ушла из-под ног, небеса не рухнули, мир не перевернулся. Даже дух не очень-то захватило. Я не стала спрашивать бабушки — почему.

Поцелуй был технически грамотный и какой-то немножечко деловой.

— Как ты думаешь, она нас успела заметить? — спросил Жуль, все еще сжимая меня в объятиях.

— Понятия не имею. Ты своей мгновенной атакой лишил меня слуха, зрения, воздуха и ориентации.

— Тебе не понравилось?

— Даже не знаю.

— А я сто лет так не целовался! Ася, смотри, с ней рядом уже кто-то идет! — Он вполоборота, осторожно посмотрел в ту сторону, куда уходила Самойленко. С ней действительно уже шел огромный детина, метра два ростом и широкий, как рекламный щит. Но шел не рядом, а чуть поодаль и сзади, как ходят телохранители.

— Ни фига себе шкаф! — тихо присвистнул Жуль. — Давай за ними!

Шеф приобнял меня и мы чересчур быстро для влюбленной парочки пошли по хорошо освещено улице. Судя по направлению, блондинка с напарником шла к автостоянке.

— Кажется, предстоят гонки с преследованием! — радостно сообщил мне Константин Жуль, когда увидел, что Самойленко и амбал садятся в черный, наглухо тонированный джип. — Ты где свою машину оставила?

— Вон, — указала я на свой красный «Фольксваген».

— Придется бросить твое тихоходное корыто здесь. Поедем на моем «Лотусе». — Жуль побежал к своей лимонной спортивке, за руку увлекая меня за собой. Я даже не попробовала возразить, хотя считала, что на такой выпендрежно-желтой машине, с такой низкой посадкой и ревущим, как у самолета движком, остаться незамеченными на дороге у нас нет никаких шансов.

Константин скакнул за руль так, будто оседлал норовистого, необъезженного коня. Я села рядом с ним с замирающим сердцем. Через минуту мы неслись за черным «Паджериком» по городским улицам. Светофоры работали в ночном режиме, пробок не было, и от этого наша машина была еще заметнее. Но Жуля, кажется, это совсем не тревожило. Он напряженно смотрел вперед, точно повторяя все маневры «Паджерика», и, припав к рулю, в азарте покусывал губы.

Я вдруг поняла, что такой он мне опять безумно, до замирания сердца нравится. Именно такой — немного от меня отстраненный, увлеченный ночными гонками, азартный, виртуозно справляющийся с машиной, с точеным профилем…

— Нужно быть осторожнее, они могут заметить нас, — попыталась я образумить шефа.

— Пусть они меня боятся! — с пафосом заявил Жуль и еще прибавил ходу, заметно сократив дистанцию между машинами.

— Не понимаю, зачем ты это делаешь, — пробормотала я. — Они заметят нас, и мы не сможем проследить, куда они едут.

— Пусть сначала заметят! — Самоуверенности шефа не было предела. Но он мне нравился, нравился, опять нравился с этими своими жесткими мужскими игрушками! Нравился, несмотря на глупую неосторожность, несмотря на легкое пренебрежение к моим советам. Город неожиданно отступил. Мы вылетели на загородную трассу — ровную, гладкую и блестящую от намочившего ее дождя.

— Андреевка, — сказал шеф. — Тут разбилась Милда. Она ехала якобы на дачу к Самойленко, значит, эта «сестрица» и правда где-то в этом направлении обитает.

В «Паджерике», кажется, заметили «хвост», впрочем, не заметить его было немыслимо. Джип рванул вперед, увеличив скорость, Жуль тоже поднажал на газ. Дистанция между машинами стремительно сокращалась. Трасса была абсолютно пустая, мы неслись по ней со скоростью реактивной ракеты, рискуя вот-вот взлететь.

— Ни одна паршивая джипяра не ушла еще от моей ласточки! — хохотнул Константин.

Я вдруг поняла, что он не столько следит за Самойленко, сколько доказывает самому себе скоростные свойства своей машины. Мальчишеский восторг на его лице подтверждал это, но нисколько меня не разочаровывал — было страшно и весело, дух захватывало и замирало сердце. Дорога неслась нам навстречу с нереальной, бешеной скоростью. Жуль нажал какую-то кнопку и боковые зеркала плавно прижались к кузову, увеличив обтекаемость форм спортивки.

— Сейчас обгоним этот катафалк, проедем пару километров до поворота на поселок, там свернем, спрячемся и будем ждать, когда…

Договорить он не успел. Мы только начали обходить джип, когда вдруг раздался резкий хлопок, машину бросило влево, Жуль инстинктивно крутанул руль вправо, но нас отбросило в прежнем направлении, будто мы налетели на бетонную стену. Спортивку перевернуло и закрутило в воздухе, как консервную банку.

— Держись!!! — коротко крикнул Жуль.

Я вцепилась в сиденье, но вовремя вспомнила, что переворотах нужно упереться руками в потолок. Не знаю, сколько секунд нас крутило, мне показалось нескончаемо долго. Руки не выдерживали ударов, слабли с каждым мгновением и я вот-вот могла удариться головой, потерять сознание и…

«Бабуль, ты там еще без меня потерпи! — взмолилась я. — Что-то мне не хочется раньше времени в твою компанию!»

«Вот еще! — фыркнула бабка. — Нужна мне твоя компания!»

Мы приземлились на крышу. Боли я никакой не чувствовала, только усталость в руках, шум в ушах и дрожь в коленках, которые оказались над моей головой.

— Жива? — еле слышно спросил меня Жуль, лежавший вверх ногами рядом со мной, точно в такой же скрюченной позе.

— По-моему, да.

— Ты знаешь, — словно оправдываясь, сказал шеф, — спортивки никогда не переворачиваются, но эти гады прострелил нам колесо.

— Прострелили?! — ахнула я.

— Ну да! Разве ты не слышала выстрел?

Мне хотелось сказать: «Вот к чему привело твое безрассудство!», но я тихо всхлипнув, сказала:

— Мы едва не погибли.

— Ерунда. «Лотусы» самые безопасные в мире машины. — Жуль, кряхтя, вылез через разбитое лобовое стекло и помог выбраться мне. Киркин костюм, к счастью, не пострадал, сумка и босоножки тоже. Голова немного кружилась, а во рту было сухо так, что я начала хватать ртом мелкие капли дождя.

— Ну, этим уродам это так не пройдет! Я их засажу, гадов! Завтра же попрошу своего знакомого из милиции, того, который делал повестку Лавочкину, пробить по компьютеру эту дрянь Катю Самойленко! Кто она, где живет, привлекалась, не привлекалась… Аська, ты действительно в полном порядке?

Он начал быстро ощупывать меня руками — голову, плечи, руки, бедра и ноги. — Не больно? Не больно? — спрашивал он.

— Пить очень хочется!

— Сейчас. — Константин вдруг достал из внутреннего кармана пиджака бутылку прихваченного из ресторана вина. — Чудом уцелела! — Жуль пошел к машине, повозился там и вернулся с уже открытой бутылкой. — Пей! А я эвакуатор сейчас сюда вызову.

Пока он названивал, я пила из бутылки дорогое вино — щедрый подарок посла, — и совершенно не чувствовала его вкуса. Было очень темно, небо затянули суровые тучи и ни одной звездочки не было видно.

Он подошел сзади, обнял меня и тихо спросил:

— Хочешь, пойдем в город пешком?

— А твоя машина?

— За ней приедут и заберут в ремонт. Я распорядился.

— Тогда хочу. Я хочу идти с тобой босиком по мокрой дороге, пить из одной бутылки вино и ждать, ждать, когда дождь закончится, тучи расступятся, и на небе появится хоть одна звездочка!

Жуль разулся, разул меня, и мы, взявшись за руки, пошли в сторону города, удивляясь, какая безвкусная дрянь, это дорогое вино…

— Ась, а зачем ждать, давай, я перееду к тебе прямо сейчас!

Мы стояли у моего подъезда и целовались, как школьники. Дождь перестал, но мы были мокрые с головы до ног, потому что на подходе к городу попали под проливной ливень.

— Сейчас нельзя, — прошептала я, с трудом отрываясь от его вкусных губ и пальцами перебирая его мокрые волосы на затылке. — Сейчас абсолютно, никак, ни за что нельзя!

— Это еще почему? — Константин легко оторвал меня от земли, и я повисла на нем, всем телом ощущая его молодое, сильное нетерпение.

— Потому что я очень устала, потому что мне надо переварить свое счастье и наши несчастья, потому что у меня дома не прибрано, потому что кофе закончился, в ванной нет горячей воды, потому что я еще не привыкла, что ты уже мой, и что я могу прикасаться к тебе, когда захочу, потому что…

«…у меня на диване, в гостиной, дрыхнет элемент криминального мира, который убьет нас обоих, когда поймет, что о том, где он прячется, знаю не только я», — закончила я про себя длинную фразу.

— Бред серой мыши, синего чулка и старой девы. Ты не такая! — Жуль все держал меня на руках и, смеясь, смотрел снизу вверх.

— Я не хочу торопиться.

— Да почему?! Ты восемь месяцев ждала, когда я посмотрю в твою сторону, а теперь держишь меня у подъезда?!

— Мы устали, мы пьяные, мы оба ударились головой…

— Я не ударился. — Он резко поставил меня на ноги. — Ася, ну пусти хоть согреться, обсохнуть и чаю попить!

— Воды нет, чая нет, а в квартире промозглый холод.

— Ясно. — Жуль слегка отстранился. — Ты боишься меня. Ну и зря! Я тонкий, интеллигентный, воспитанный, умный мужик, умеющий чувствовать и понимать, чего хочет женщина.

Он так отстраненно и обобщенно это сказал: «женщина», что меня словно холодной водой окатило.

Я не «женщина»! То есть я не всякая там, любая, обычная «просто женщина»! У меня от его поцелуев уже земля начала уходить из-под ног, небеса покачнулись, а мир готов был вот-вот перевернуться, а он: «я мужик, умеющий чувствовать, чего хочет женщина»… На глаза навернулись слезы.

— Я… беру тайм-аут до завтра. Встретимся на работе.

— Ну и ладненько, — Жуль вскользь прикоснулся губами к моему виску. — Пойду я бедный, мокрый, холодный, влюбленный и неудовлетворенный ловить такси! Любимая машина разбита, любимая женщина крутит динамо! Э-эх, ну до чего же не задался день!

Он шутливо помахал мне рукой и пошел по дорожке, слегка размахивая руками и немного вприпрыжку, словно давая понять, что совсем не расстроен моим отказом, что воспринимает его как игру и аванс на будущее.

В квартире было темно и тихо. Только тикали настенные часы в коридоре.

Я прошла в свою спальню, не включая света, разделась и тихонько легла, решив, что душ приму утром.

Сон не шел, и только минут через десять я поняла, что уснуть не дает громкое, с присвистом, иногда переходящее в храп дыхание.

Я решительно встала и, накинув халат, прошла в гостиную.

— Эй! Нельзя ли потише!

Включив свет, я обнаружила, что диван пустой и даже не застелен бельем, которое я утром выдала Подъяблонскому.

Бабка с усмешкой смотрела на меня со старой афиши.

Я пожала плечами и пошла на кухню. Там тоже никого не было, зато на плите стояла сковородка с жареным мясом, а на столе миска с салатом из помидоров и огурцов. Быстренько похватав и того и другого, я с набитым ртом продолжила свой обход.

— Эй! Квартирант!

В кабинете, где стоял только стол, кресло и находились высокие стеллажи с книгами, тоже никого не было.

— Постоялец! Где вы?!

Я еще раз обошла квартиру, зажгла везде свет, но Яши не обнаружила. Наконец, до меня дошло, что храп раздается с балкона.

Открыв балконную дверь, я нашла Подъяблонского, свернувшегося на полу калачикам. Он лежал на стареньком одеяле, голову устроил на диванной подушке, а сверху укрылся куцей простынкой. Во сне Яша вздыхал, похрапывал, посвистывал и громко чмокал. Над ним висели на веревке мужские кальсоны, трусы и почему-то всего только три носка.

Мне стало смешно.

— Эй! — потрясла я его за плечо. — Почему вы дрыхнете на балконе, господин Под…

— Делай ударение на букву «Я», кукла! — громко и без малейшего сна в голосе сказал Яша, но тут же плаксиво добавил: — У тебя привидение в доме!

— Что, рояль заиграл? — усмехнулась я.

— Да!

— И что он играл? Грустное или веселое?

— Джаз.

— Мое любимое.

— Почему он играет, кукла?

— Не знаю. Но бояться его не стоит. Идите в кабинет, я вам дам раскладушку. И не сушите больше свое белье на моем балконе!

Яша встал, взял подушку, простынку и побрел в кабинет.

Внизу вдруг раздался пронзительный свист. Перегнувшись через перила, я увидела Жуля.

— Аська! — весело закричал он. — Так вот почему ты не смогла сегодня меня принять! У тебя живет какой-то храпливый папик! Гони его в шею, Аська! Я молод, красив, богат, я лучше его! Я не храплю по ночам и у меня, как и положено, всего две ноги! Это же ужастик какой-то, три носка на веревке! Гони его, трехногого, в хвост и в гриву!! Ты же любишь меня!!!

Сдернув с веревки Яшины шмотки, я пошла спать.

Жуль остался хохотать под балконом.

Я устала, я очень устала. Завтра же скажу Константину, чтобы переезжал ко мне. Или Подъяблонский с этим смириться, или… все равно смириться, потому что выхода у него нет.

А Жулю я все объясню. В конце концов, я так долго его добивалась, что глупо раздумывать, разбираться и ковыряться в своих чувствах. Ну и что, что он воспылал ко мне любовью, только когда узнал, что я признанная красавица. Хорошо, что вообще воспылал…

Через пять минут я пожалела, что вернула Яшу в квартиру. Остаток ночи стены сотрясались от его храпа. Я не сомкнула глаз до утра.

А утром случился кошмар.

В дверь настойчиво позвонили, и я пошла открывать, заметив по пути высунувшийся из кабинета выразительный кулак Подъяблонского.

— Да молчу я, молчу про вас! — огрызнулась я на кулак.

— Кто? — предусмотрительно поинтересовалась я.

— Сосед снизу, — ответил незнакомый мужской голос. — Залили вы нас!

Открыв дверь, я поняла, какую дуру сваляла. На пороге, надушенный, накрахмаленный и весь какой-то надраенный стоял господин Хен Ён Хо. За его спиной с гадливой улыбкой маячил гонец, который передавал мне кольцо.

— Черт! — я хотела захлопнуть дверь, но гонец успел вкрутиться в квартиру.

Кореец не захотел отставать, и они оба оказались в прихожей. Хен взахлеб начал какую-то бурную речь на корейском, а я вдруг осознала, что завладела кольцом с бриллиантом не менее двадцати каратов и ничегошеньки не предложила взамен темпераментному корейскому бизнесмену. Наверное, во мне взыграла глупая совесть, иначе не объяснить, почему я, сложив молитвенно руки, поклонилась по-японски Ён Хону и извинительным тоном сказала:

— Ё пусие, сей момент, ай гив е ваш перстень бэк!

Я хотела нырнуть в свою комнату, чтобы взять кольцо, но гонец схватил меня за плечо.

— На хрен нам не нужно никакое кольцо! Через полчаса у господина Хена важные переговоры. Вы должны быть рядом с ним. Быстренько переодевайтесь, причесывайтесь, красьте вашу смазливую рожицу и вперед, на заключение сделки века!

— Вы с ума сошли? — Я сбросила с плеча его руку. — Вы что, до сих пор не сказали своему хозяину, что я посылаю его к чертовой матери?!

Кореец вертел головой, глядя то на меня, то на своего помощника.

— А разве вы его посылали? Не помню, — улыбнулся помощник.

Я все же сбегала в спальню, принесла коробку с кольцом и сунула ее в карман пиджака Хен Ён Хона.

— Дорогой, е пусие, я ни за какие богатства мира не буду твоей переводчицей. Во-первых, ты мне противен, во-вторых, я по-прежнему не знаю корейского языка!

Кореец схватился за сердце.

— Какой офигительный герл! — простонал он и выложил колечко на полочку возле зеркала.

Его помощник налился кровью и вдруг сделал ужасную вещь: он захватил в кулак мои волосы и потащил меня в ванную комнату.

— Умывайся и одевайся, дрянь маслатая, я из-за тебя не собираюсь терять работу! На переговорах должна быть Барби вроде тебя, чтоб у всех мозги вышибло, иначе мы проиграем!

Я завизжала. Ни разу в жизни, никто, не поднимал на меня руку, а тем более не таскал за волосы. Я визжала как резаная, но ничего не могла сделать, ни лягнуть этого гада, ни укусить — он был чуть позади меня и больно выворачивал мою шею.

Неожиданно дверь кабинета открылась, и в коридор вышел Яша в семейных трусах. Над трусами нависало пузцо, покрытое рыжеватой порослью. Яша схватил Хена двумя пальцами за отворот пиджака и миролюбиво меня спросил:

— Кукла, тебя этот монгол напрягает?!

Я смогла кивнуть, потому что от неожиданности гонец свою хватку ослабил.

Яша коротко ударил корейца в живот. Тот хрюкнул, согнулся пополам и осел на пол. Яша легонько пнул его в челюсть. Челюсть хрустнула и ушла вбок, нарушив симметрию монголоидного лица.

Гонец отпустил мои волосы и прыгнул на Яшу. Он повис у него на спине, обхватив руками за шею, а ногами, за спину. Яша тихонько крякнул и вдруг начал раскручиваться вокруг своей оси, уверенно набирая скорость. Я видела перед собой мелькающие и соловевшие с каждым новым кругом глаза гонца. Набрав максимальное количество оборотов, Яша резким рывком бросил через свою голову гонца на пол. Тот грохнулся на спину, голова его свесилась на бок, челюсть отвисла. Посуда в серванте победно звякнула. Первый раз в жизни я получила удовольствие при виде драки.

Яша вопросительно посмотрел на меня.

— Достаточно, — кивнула я Подъяблонскому.

Он буднично вытащил оба безжизненных тела на лестничную площадку, похлопал их там по щекам, поплевал на глаза и посоветовал «побыстрее сматываться и не напрягать больше его куклу». Кореец с гонцом с трудом поднялись на ноги и, придерживая друг друга, пошли прочь, спотыкаясь на лестнице.

— Кольцо! — вдруг вспомнила я, когда Яша закрыл дверь квартиры. — Немедленно отдай им кольцо!

Яша открыл коробочку.

— Брюлик конкретный, тысяч на двадцать долларей потянет. Если тебе не нужен, мне сгодится. — Он с трудом напялил кольцо на мизинец и, насвистывая, пошел в ванную.

О том, что на Патриотической опять что-то стряслось, оповестил пронзительный вой сирены.

Я уже вышла из дома, но мой подъезд выходил во двор, поэтому я не видела, что происходит на улице. К одной сирене добавился звук другой, потом третьей, и они, наконец, слились в один жуткий, протяжный, надсадный визг, который не удалялся, а замер на одном месте. Судя по всему, ЧП произошло опять где-то в районе банка.

Сердце заныло. Ну что еще приготовила мне моя улица?!.

Еще одно ограбление? Крупное дорожно-транспортное происшествие?

На лавочке, возле дома, сидела Клара Сергеевна. Она крошила старую, засохшую булку и кормила ей стайку толстых, воркующих голубей. Услышав завывание сирен, соседка отбросила булку на асфальт и с азартом обывателя-домоседа, сказала, обращаясь ко мне:

— Ась, никак пожар приключился!

— Почему пожар?

— Так ты поглянь! — ткнула она толстым пальцем на небо.

Я задрала голову и увидела, что с противоположной стороны нашего дома, вверх поднимается столб черного дыма.

Я бросилась на стоянку, но вовремя вспомнила, что машину вчера оставила у «Империала». Тогда, огибая дом, я побежала к дороге, чувствуя от встречного ветра боль на обожженном лице.

Я сразу увидела — горит наше агентство. Из окон второго этажа вырывались черные клубы дыма, а где-то в недрах приемной бушевало рыжее пламя.

Пожарные уже стояли на лестницах и поливали огонь из брандспойтов. Потоки воды лились вниз, на толпу зевак, большинство из которых снимало происходящее на видео и фотокамеры мобильных телефонов.

Воображение услужливо нарисовала мне картину: Жуль, мой любимый Жуль заживо сгорает в своем кабинете. Там много пластика, синтетических материалов, все это легко плавится и горит, давая смертоносный, удушливый дым.

Не помню, как я перебежала дорогу. Уголком сознания отметила только, что в большинстве своем машины стоят, а водители любуются зрелищем.

Распихивая зевак, я ворвалась в толпу и уже открыла рот, чтобы заорать: «Костя!», как чья-то рука схватила меня за плечо.

— Так, Басова, не ори, — пробасил мне на ухо Леша Чесалов. — В вашей конторе никого не было! Никто не погиб, жильцы дома благополучно эвакуированы. Ради бога, прошу, не ори! Без тебя тошно.

— Ты… точно знаешь, что там никого не было?

— Точнее не бывает. — К нам подошел хмурый Нарайян. Несмотря на озабоченный вид, в ухе у него торчал неизменный наушник, а челюсть размеренно перемалывала жвачку. — Шеф еще не приехал, а я только что подошел.

— Нарочка! — бросилась я ему на шею. — Ты живой?!

— Я, между прочим, Аська, тоже живой, — обиделся Леша. На Чесалове был белый халат с закатанными рукавами, медицинские перчатки и маска, которая болталась под подбородком. — Пойдемте, други мои, во двор, а то тут наблюдателей много.

Мы обошли дом и оказались у подъезда, возле которого толпились вездесущие бабушки и полуодетые жильцы дома.

— Гнать вас, оглоедов-арендаторов, надо! — заорал какой-то дядька в кальсонах с облезлой кошкой на руках. — До чего дожили?! Сожгли! Спалили! Буржуи хреновы! Я только ремонт закончил, так теперь гарью сто лет вонять будет! Гады! — Он неожиданно замахнулся кошкой и швырнул ее в Нару. Нара не успел уклониться, и кошка приземлилась ему на плечо, попутно стараясь затормозить лапами по лицу и вырвав из уха наушник. Из царапин хлынула кровь, кошка заорала, Нарайян тоже. Чесалов схватил бедное животное за шкирку, потом ловко перехватил левой рукой за передние лапы, правой за задние и заорал «Тра-та-та!», тряся кошку как работающий автомат и «расстреливая» возмущенную толпу жильцов. Кошка завизжала прерывисто, как автоматная очередь. Толпа отшатнулась.

— Хулиган! — заорала какая-то бабка. — Живодер!!

— Это я хулиган?! — возмутился Чесалов, отбрасывая на газон кошку. — Я живодер?! А кто всему вашему дому зубы в кредит делает?! А кому я бесплатно собак от поноса лечил?! Кто у ваших кошек роды принимал?! Да ко мне в зубной кабинет даже канареек таскали, чтобы я им гипс на лапы накладывал!!

— Вы это, и правда, чего на доктора зря напали-то? — вступилась за Чесалова тетка с бигудями на голове. — Он и правда, человек золотой, всегда помогает, когда чего по здоровью или по хозяйству надо. Мне шторы вешал, Анне Петровне краны чинил, Алле Ивановне мусор помогал выносить, Антонине Антоновне давление мерил и таблетки правильные давал!

Я с интересом посмотрела на смутившегося Лешу, потом достала из сумки носовой платок и приложила его к расцарапанной щеке Нарайяна. Перехватив платок, Нара вставил в ухо наушник, заложил за щеку свежую жвачку и, кажется, отрешился от мира, ушел в себя.

Толпа гомонила, обсуждая подробности происшествия, агрессивный мужик подхватил свою кошку и скрылся в соседнем подъезде.

— Отчего пожар? Что случилось-то?! — потрясла я за рукав Чесалова.

— Подожгли вас, милочка! — язвительно сказала стоявшая рядом девушка офисного вида. Наверное, она собралась идти на работу, но, захваченная зрелищем пожара, не успела далеко отойти от дома.

— Понимаешь, Аська, — грустно вступил Чесалов, — род деятельности вашей конторы таков, что всегда найдется ревнивый парень, или психованная бабенка, которая захочет вам отомстить за то, что вы помогаете ее половине скрыть свои походы налево.

— Но ведь тот парень уже извинился! Он приходил вчера, деньги дал на ремонт, розы принес…

— Да какой там парень, Аська! — Чесалов махнул рукой. — Женщина пришла рано утром. Вся в черном, бледная как смерть — смотреть страшно. Я в коридоре стоял, курил, у меня клиентов с утра не было. Смотрю, баба у вашей двери крутится. Я ей: эй, гражданочка, нет там еще никого, больно рано пришли! А она любезно так осведомляется: это здесь мне помогут доказать, что я была в командировке, а не с любовником кувыркалась? И тут я, Аська, признаться, дурака свалял. Думал, клиентка к вам денежная явилась. У нее в ушах сережки, на пальцах колечки, видно, что не бижутерия. Я решил, что дельце вам выгодное подвалило, вот и заверил ее, что именно здесь ей помогут муженька обдурить. А потом, други мои, случилась страшная вещь! На бабе этой что-то вроде плаща было, я еще подивился — в такую жару и плащ нацепила! Так она черной полой махнула, выхватила из-под нее канистру с бензином, на вашу дверь плеснула, зажигалкой чиркнула и… Огонь до потолка полыхнул. Баба заорала: «Чтоб вам, грешникам, гореть, как в аду!» и по лестнице вниз бросилась. Я было ее догонять побежал, но потом опомнился, стал в подъезде тревогу бить, жильцов поднимать, да в пожарку звонить. Пожарные мигом приехали! Пламя-то они быстро сбили, а вот копотью вонять в моем кабинете теперь долго будет. Да и водой, небось, все залили. Э-эх, ребята, переквалифицировались бы вы, что ли, в детективное агентство, к примеру! Мороки бы меньше было.

— Мы уже и так переквалифицировались, — буркнул Нарайян. Он все еще держал мой платок у расцарапанной щеки.

— За что? За что она нас подожгла?! — Я еле сдерживала слезы. — Чем мы перед ней провинились?! Мы и мужа-то ее в глаза не видели! И никаких алиби ему не делали!

— А это, Аська, ты никому теперь не докажешь, — подмигнул мне Чесалов. — Ни-ко-му! Заподозрила жена, что мужик ей изменяет и никакими доказательствами он не докажет, что это не так, пока такое агентство как ваше в городе есть! Любое доказательство купить можно! Вот так-то!

— Вот так-то, — грустно повторил Нарайян. — Только в офисе после одного кретина порядок навели, мебель починили, компьютеры новые купили, и… на тебе! Еще одна дура нашлась. Тьфу!

Мы отошли в тень и присели на лавочку. Судя по всему, пожарные уже справилась со своей работой, потому что жильцы стали осторожно, по одному, заходить в подъезд.

— А нам теперь и идти некуда, — вздохнул Нара. — Надо бы шефу позвонить, сообщить прекрасную новость.

Я вытащила из сумки мобильный и набрала номер шефа.

— Слушаю, — ответил Жуль далеким, упавшим голосом.

Я представила его: заспанного, измученного после тяжелой ночи, наполненной ошеломительными открытиями, безумной погоней, утратой любимой машины, внезапно случившейся любовью ко мне, моим непонятным отказом и наличием у меня на балконе храпящего мужика… А тут еще я должна сообщить ему о пожаре в его любимой конторе.

Мне стало бесконечно жалко его. Я отошла от скамейки подальше, чтобы Нара с Чесаловым не слышали меня, и сказала, прикрыв рукой трубку:

— Костя, я люблю тебя и хочу, чтобы ты ко мне переехал.

— Басова ты? — хриплым голосом спросил шеф.

— Кость, тебе каждое утро звонят Мисс России, признаются в любви и просят к ним переехать? — Меня нисколько не удивила его нарочитая грубость — ведь не далее, как сегодня утром, я не пустила его к себе, выгнала мокрого и уставшего, не напоив даже чаем. Скорее всего, он до сих пор разозлен и обижен, оттого и называет меня «Басова», оттого и не высказывает бурной радости, услышав мой голос.

Как сказать ему, что агентство сгорело?!

— Костя, у нас тут маленькая неприятность… ты только не волнуйся…